Утряслось (гет)

Северус проснулся от того, что у него занемела рука. Следующим открытием оказалось прижавшееся к его боку обнажённое женское тело. Женщина уютно пристроила голову на его плече, закинула на него руку и ногу и щекотала тёплым дыханием шею. Вспомнив вчерашний вечер, он мысленно похвалил себя за то, что перед сном не забыл выпить антипохмельное зелье и напоить им свою даму: по крайней мере, на предстоящее утреннее объяснение никак не повлияет их плохое самочувствие.

Он выскользнул из-под одеяла, взмахом палочки вернул валяющейся на полу одежде первозданный вид, разложил на два стула, а затем направился в ванную. Нужно было привести себя в порядок и подготовиться к разговору — кто знает, с каким настроением проснётся его гостья, и не станет ли она на трезвую голову изображать оскорбленную добродетель, обнаружив, с кем провела ночь.

И вспомнит ли, что этой ночью она была более чем довольна.

* * *

Выйдя из парной аппарации, Джинни увидела перед собой крыльцо трёхэтажного фахверкового дома. Здесь было намного холоднее, чем на Терезином лугу... Прижавшись поплотнее к своему спутнику, она спросила:

— Где мы? Это ведь не тот дом, куда ты меня приводил сегодня утром?

— Мы недалеко от Альп. Дом принадлежит Малфоям, но они им почти не пользуются и дали мне свободный доступ.

Джинни вздрогнула и окинула взглядом тёмный дом.

— Малфои? Ты точно уверен, что здесь никого нет?

— Уверен. Сейчас — точно нет.

— Но почему сюда, а не...

— А почему бы и нет? Здесь красиво.

Снейп обнял её за плечи, довёл до входа и приложил ладонь к дверному косяку. Дверь замерцала, и замок открылся с лёгким щелчком.

— Заходи, — он нажал на ручку, распахнул дверь и сделал приглашающий жест. — Если ты, конечно, не передумала.

Джинни вошла внутрь.

Похоже, дом действительно воспринимал Снейпа как одного из хозяев, потому что, стоило ему провести пальцами по стене, как в стылом доме мгновенно стало тепло, а в холле зажёгся неяркий свет. Пару секунд они молча смотрели друг на друга. А потом Джинни аккуратно сняла с головы Северуса шляпу с пером, обрисовала пальцами его скулы, и, сделав шаг назад, решительно развязала бантик на шёлковом шнурке своего корсажа. Снейп заворожённо смотрел, как движутся её пальцы, ослабляя шнуровку, а потом молча подхватил её на руки и понëс в спальню. Усевшись на край кровати, он поставил Джинни между своих коленей и помог ей снять корсаж. Не отводя жадного взгляда от её шеи и декольте, обрамлённых рюшечками белоснежной блузки, Северус начал медленно расстёгивать маленькие белые пуговички. Какое-то время Джинни молча следила за его действиями, а потом предложила чуть хрипловатым голосом:

— Отмени трансфигурацию. Блузка станет водолазкой, и её можно быстро снять через голову.

— Ну уж нет! — усмехнулся Снейп. — Я весь вечер мечтал, как буду снимать с тебя этот наряд. Только пожалуйста, прошу тебя — расплети косички, а то мне кажется, что я соблазняю школьницу.

Джинни усмехнулась, но подняла руки и занялась своими волосами, а Северус, притянув её поближе, избавил от блузки и занялся замочком атласного лифчика. Вскоре аппетитная грудь Джинни оказалась на свободе, а её волосы густой волной накрыли плечи. Северус довольно облизнулся, нежно сжал в ладонях оба полушария и начал поглаживать возбуждённые соски большими пальцами. Джинни тяжело задышала, зарылась пальцами в смоляные волосы и некоторое время смотрела на Северуса странным невидящим взглядом, как будто прислушиваясь к чему-то внутри себя.

— Скажи, чего ты хочешь, — хрипло спросил он, продолжая ласкать её грудь. — Что мне сделать?

Внезапно решившись, Джинни прикрыла глаза и притянула его голову к своей груди, надеясь, что он сам поймёт. И Северус понял: сжав и слегка покрутив умелыми пальцами соски, он быстро поцеловал её в губы, а потом начал покрывать сухими поцелуями шею и ключицы, постепенно спускаясь вниз. Добравшись до одного из полушарий, он нежно сомкнул губы вокруг затвердевшего соска и начал кружить вокруг него языком, постепенно усиливая нажим и наслаждаясь звуком её прерывистого дыхания. Джинни со стоном притянула его голову ещё ближе, и он резко втянул сосок в рот, продолжая оглаживать его языком. В тот же миг Джинни почувствовала, как всё её тело пронзила молния такого наслаждения, что у неё едва не подкосились ноги. Плохо соображая, что делает, она хрипло простонала «Ещё! Ещё, пожалуйста, не выпускай!», а потом слегка раздвинула ноги и выгнулась дугой, пытаясь потереться лобком о его предплечье и одновременно не выдернуть сосок у него изо рта. Северус, мгновенно сориентировавшись, выпустил одну грудь и, занырнув рукой под юбку, сжал её промежность, стараясь сквозь намокающую ластовицу пальцами давить на две дырочки, а основанием ладони массировать клитор. Джинни, продолжая удерживать его голову, то скулила, то хрипло стонала и совершенно бесстыдно тёрлась о его руку до тех пор, пока её не накрыл такой мощный оргазм, какого ей не доводилось переживать ещё ни разу в жизни. Почувствовав наконец, что снова может дышать, она склонилась к его лицу и благодарно поцеловала в губы. А потом — к изумлению Северуса, внезапно опустилась на колени между его ног, припала губами к руке, которая только что её ласкала, и вдруг заплакала, снова и снова повторяя: «Спасибо... Спасибо... Спасибо тебе».

* * *

Когда Джинни и Гарри начали жить вместе, её вполне устраивали их постельные отношения. Новизна, любовь, буйство гормонов и неутомимая готовность Гарри заняться сексом в любой позе и любом месте, стоило им ненадолго остаться наедине — всё это обеспечивало достаточную остроту ощущений, чтобы Джинни казалось, что с сексом у них всё отлично. Однако со временем она начала понимать, что с удовольствием заменила бы количество на качество. Гарри же всё устраивало, и он не понимал — или делал вид, что не понимает — что его жена, предлагая какие-либо «изменения в программу», вовсе не шутит.

После рождения Джеймса Сириуса Джинни обнаружила, что у неё активизировались новые эрогенные зоны — в частности, соски стали очень чувствительны к ласкам. Она неоднократно предпринимала попытки объяснить мужу, что есть несложные способы усилить получаемое ею удовольствие в разы. Гарри слушал, кивал, но делал вид, что забыл или принял её слова за шутку. Когда же она настаивала, он смущённо хихикал и отвечал нечто вроде «я же не младенец — грудь сосать».

Постепенно, устав пытаться что-то до него донести, Джинни, чтобы сохранить мир в семье, просто начала имитировать оргазм, а себя до какой-никакой разрядки доводила сама, за закрытой дверью ванной комнаты.

* * *

Обнаружив, что Джинни действительно плачет, Снейп на секунду испугался. А потом вспомнил, кем был её муж, и приблизительно понял, в чём тут дело. Сам он никогда не считал себя гуру секса, просто был внимателен к партнёршам, и — если это было в пределах его возможностей — старался делать именно то, чего от него хотят. А девчонка Уизли ведь не просила ничего сверхъестественного, да и выразила свои пожелания более чем доступно, но, похоже, он стал первым, кто дал ей то, что она ждала.

«Ничего удивительного — Поттер никогда не был внимателен к деталям. Кто ж ему виноват, что у него в итоге выросли рога? Заслужил — носи!»

Северус поднял Джинни с пола, раздел и отнёс в душ. Когда же она успокоилась, и они вернулись в постель, он любил её до глубокой ночи, а она отвечала ему полной взаимностью, стараясь исполнить любое его желание. И только потом, обессиленная и счастливая, заснула на его плече, до краёв наполненная его семенем.

* * *

Смывая с себя мыльную пену, Северус услышал, как за его спиной дёрнулась дверная ручка. Развернувшись, он довольно ухмыльнулся: дверца душевой кабинки отъехала в сторону, и заспанная, немного взлохмаченная, обнажённая Джинни, смущённо улыбаясь, шагнула ему навстречу. Северус облегчённо выдохнул «Привет!», протянул ей руку и затащил под душ.

Значит, это ещё не всё.

В тот же день Джинни отправила в Лондон письмо, в котором сообщила мужу, что задержится ещё на несколько дней, и что он, если хочет, может выходить на работу, а Джеймса передать Молли.

* * *

Следующие дни промелькнули как картинки в калейдоскопе. Северус и Джинни как будто провалились в безвременье, где не было ни проблем, ни других людей — только он и она.

Они поздно вставали, ходили завтракать в ресторанчик на берегу большого водохранилища, а потом вместе решали, чем заняться. Иногда они брали в прокате велосипеды и катались среди альпийских лугов, периодически останавливаясь, чтобы поглазеть на то, как довольные жизнью пятнистые коровы используют автопоилку. Иногда садились на прогулочный катер, обходивший по очереди все прибрежные деревушки, а иногда аппарировали в какой-нибудь очаровательный городок и прогуливались там по мощёным брусчаткой средневековым улочкам. В рамках культурной программы они посетили все замки Людвига Баварского, включая тот, рядом с которым «сказочный король» нашёл свою смерть. Как-то раз Северус затащил её на прогулку по горам, но Джинни не захотела трансфигурировать свои любимые мокасины в горные ботинки и в результате, споткнувшись о присыпанные влажными листьями корни дерева, подвернула ногу и упала, сильно растянув связки. Северус, не потерявший умения летать без метлы, доставил её до дома на руках, после чего весь остаток дня каждый час втирал целебную мазь в повреждённую ногу, кормил вкусняшками и почти не выпускал из постели.

В то утро Джинни проснулась раньше обычного и обнаружила, что, во-первых, её нога совершенно здорова, а во-вторых, она знает ответ на свой вопрос.

А в середине дня Северус тоже получил «знак судьбы», который спровоцировал тот самый щелчок в голове.

И всё рухнуло.

* * *

Чтобы поберечь травмированную накануне ногу Джинни, Северус предложил отдохнуть в Королевских Кристальных Термах, благо они располагались недалеко от дома Малфоев. Два часа они провели, переходя из сауны в сауну и из одного открытого бассейна в другой, наслаждаясь контрастом холодного воздуха и тёплой минеральной воды. В какой-то момент Джинни захотела ещё немного посидеть в хаммаме, а Северус, решив, что он больше не может париться, вышел и снова направился в сторону шезлонгов и бассейнов. Навстречу ему шла светловолосая женщина лет тридцати и вела за руку худенького трёхлетнего мальчика. Взглянув на Северуса, ребёнок внезапно застыл, вытаращив глазёнки, а потом удивлённо произнёс:

— Папа?

Снейп растерялся и судорожно бросил взгляд на его мать. К своему облегчению, он понял, что видит эту блондинку впервые в жизни. Женщина вздрогнула, случайно выпустила руку ребёнка, и тот, подбежав к Северусу, спросил с робкой улыбкой:

— Ты ведь мой папа, да? — и, повернувшись к матери, радостно сообщил. — Мама, смотри, папа вернулся!

Женщина, очнувшись, подошла и снова взяла сына за руку.

— Нет, сынок. Это не папа, — и, обращаясь к Северусу, пояснила. — Его отец... — Она сглотнула. — Он уехал. Далеко-далеко. А вы немного похожи на его фотографию, так что... Извините, пожалуйста.

— Всё в порядке, — глухо ответил Снейп, и, кивнув напоследок заметно погрустневшему ребёнку, продолжил путь к бассейнам.

Когда Джинни присоединилась к нему, она сразу заметила, что в Северусе что-то неуловимо, но бесповоротно изменилось, и та беззаботная радость, которая поселилась в её душе с тех пор, как он поцеловал её на колесе обозрения, мгновенно съёжилась и осыпалась, как цветок на морозе.

Похоже, отсрочка закончилась.

* * *

Когда они вышли за ворота Терм, им пришлось остановиться: с ближайшего дерева к ним спикировала небольшая неясыть с привязанным к лапке письмом. Искоса бросив взгляд на его лицо, Джинни вздрогнула, увидев на нём выражение откровенной злости.

— Подставь руку, — попросил он сквозь зубы.

Джинни согнула локоть и позволила сове сесть на предплечье, а Снейп выудил из кармана шариковую ручку, и, не отвязывая конверт, быстро что-то нацарапал.

— Лети, — скомандовал он, — и больше не прилетай.

Неясыть, оттолкнувшись лапками, взмыла в воздух, но, вместо того, чтобы сразу улететь, несколько секунд провисела над ними в воздухе. Джинни машинально посмотрела вверх, опасаясь получить на голову липкий пахучий «подарок», и ей удалось разобрать, что написал Северус на непрочитанном письме.

«Отъебись»

Вопросы задавать не хотелось. Несмотря на дурное предчувствие, Джинни понадеялась, что это был ответ той таинственной Шрёдингерше, про которую он ей рассказывал. Было немного странно, что он ответил так грубо, но она предположила, что для этого есть веские основания.

* * *

В то утро Джинни поняла, что хочет расстаться с Гарри. Вот так просто. Причём независимо от того, продолжатся их отношения с Северусом или нет. Те несколько дней, которые они провели вместе, позволили ей взглянуть на свою семейную жизнь — как говорят фотографы — сместив фокус. Если до отъезда из Лондона она думала, что их брак вполне терпим (после того, как решился вопрос с её работой), и единственный камень преткновения — количество детей, то теперь она понимала, что всё намного хуже. То, что Гарри формально неплохой муж — не пьёт, не бьёт, не изменяет (не считая тех двух месяцев, когда они были в ссоре — про тот период она не знала и знать не хотела), не жадный и любит сына — ещё не значит, что он «её» человек. Благодаря Северусу она поняла, что её желания, её чувства — это нормально, и они имеют право на существование. А вот ситуация, когда ради сохранения мира в семье приходится делать вид, что этих чувств и желаний просто нет, или что это не стоящая внимания ерунда — это как раз НЕнормально. Но если проанализировать эти подавленные желания, то получалось, что им с Гарри всегда хотелось разного. То, к чему тянуло её, не привлекало его, а то, чего хотел он, было неинтересно ей. В постели он её не слышал, общий досуг для неё давно превратился в повинность: любые предложения отвергались её мужем под предлогом «устал, много работал, нет сил». В итоге всё, на что он соглашался — это провести вечер с Роном и Гермионой (если та была свободна), вспоминая «старые добрые времена». Вторым вариантом было собраться большой семьёй в Норе. То, что Джинни может хотеть чего-то другого, в расчёт не принималось и всерьëз не рассматривалось.

Она вспомнила, сколько раз просила его летом выбраться в лес. Ей не нравилось в жаркую погоду торчать в Лондоне, да и вообще хотелось сменить обстановку. Разбить палатку, провести пару дней на природе — приготовить мясо на углях, искупаться, ягоды-грибы пособирать… Гарри не согласился ни разу. Сколько мог — отшучивался, говорил «Ну ты же несерьёзно?», а однажды просто рявкнул, что во время похода за крестражами ему хватило лесов на всю оставшуюся жизнь, и что она, если хочет, может поискать себе другую компанию. Удивительное дело — чего бы ей не захотелось — для всего нужна была другая компания. А зачем тогда вообще муж? Соблюдать график, кому когда с сыном гулять и играть? Так для этого необязательно жить вместе.

Интересно, как отреагирует Гарри, когда узнает, что Снейп жив, и что она ушла не к кому-нибудь, а к нему? Если, конечно, Северус решит, что она ему нужна. Если же нет — ей придётся учиться жить одной. С Джеймсом Сириусом. Без Гарри, который совершенно перестал её понимать. Без Северуса, который её понимал почти всегда, а если чего-то не понимал — спрашивал, и даже слушал ответ.

Без любви.

Без счастья.

* * *

Северус же в это время думал о том, что случилось в Термах.

Все прошедшие дни он старательно гнал от себя мысли и о своём истинном отношении к Джинни, и о Роми с её — их — будущим ребёнком, однако совсем не думать он не мог. Всё стало слишком сложно. То, что он поначалу счёл лёгким приключением, превратилось в самые пронзительно-счастливые дни его жизни. Если до этого он и думал, что когда-то был счастлив с той, Розой-в-бутылке, то теперь ясно понимал, что это не так: в тех отношениях он всегда ощущал какую-то червоточину, хотя до недавнего времени и не понимал, в чëм дело. А Джинни — именно потому, что сразу открыла все карты — в его представлении была чиста. Если бы она захотела, он мог бы прожить с ней годы. Ради неё он бы согласился позволить Британскому волшебному миру узнать, что он жив, вытерпеть объяснение с Поттером — который, конечно, ничего бы не понял и всё списал на его мелочное желание отомстить в его лице Джеймсу Поттеру-старшему. Он бы даже нашествие рыжего семейства выдержал — ну разве что Рональда с супругой на порог бы не пустил. Он на многое был бы согласен, если бы…

«Ох-х»

Допустим, он бы дал Роми достаточно денег и оставил её разбираться со всем самостоятельно. Ещё вчера он почти убедил себя, что это вполне нормальный вариант.

Но сцена в Термах безжалостно открыла ему глаза на другой аспект: если он откажется иметь дело со своим ребёнком и выберет Джинни, то его ребëнок будет расти без отца. Вроде бы ничего страшного, таких детей в мире миллионы, и будь он моложе лет на двадцать, между незапланированным ребёнком и желанной женщиной он, не задумываясь, выбрал бы женщину, но теперь…

Как наяву Снейп представил себе картину: его маленький сын или дочка грустными глазами всматривается в лица посторонних мужиков и с надеждой спрашивает «Дядя, вы мой папа?» А Роми каждый раз за него извиняется.

Его передёрнуло.

Нет!

Ни за что. Не будет этого.

Конечно, может случиться, что Роми выйдет замуж, и её новый муж будет растить его ребёнка как своего. А если будет обижать? А что, если…

Его передёрнуло снова.

Нет!

А если найти Роми, извиниться за грубость и уговорить её вернуться в Мюнхен? Он признает ребёнка, будет с ним общаться. И пусть они не будут жить вместе, но станут вместе его воспитывать. У него будут и мать, и отец. Роми — хорошая женщина. Может, не такая весёлая и яркая, как Джинни (хотя с чего бы ей особо веселиться, если она пять лет постоянно встречала его с той… Розой-в-бутылке? И даже в тот период, когда они встречались, Роми прекрасно понимала, что он всего лишь снизошёл до неё, а не внезапно возлюбил). Тем не менее она была ему небезразлична. Она была умной, начитанной, доброй и любила детей. Ради своего ребёнка он был не против общаться с ней долгие годы. Роми будет хорошей матерью, а он постарается быть хорошим отцом.

Но если он попытается совместить Роми, их ребëнка и Джинни, ему придётся стать отчимом для юного Джеймса Сириуса. Как они будут взаимодействовать? Северус был уверен, что после войны он сумел отпустить не только Лили, но и свою многолетнюю ненависть к Джеймсу — он уже ничего не чувствовал, вспоминая о них. Но сможет ли он повести себя адекватно, если этот мелкий говнюк — юный Поттер — начнёт обижать его сына? Между ними будет разница в три года, и неизвестно, в кого этот Джеймс Сириус пошёл характером. Что если в своего деда? В Джеймса?

И опять он как наяву увидел картину: здоровый десятилетний бугай дожидается момента, когда их никто не видит, и издевается над его семилетним сыном. В тот же миг его накрыла такая волна ненависти, что аж в глазах потемнело. «Убью гадëныша!»

Нет!

А сама Джинни? Она сможет принять его ребёнка от другой женщины и не пытаться перетянуть все ресурсы на себя и своего сына? Не только деньги, но и время, внимание, силы... Не превратится ли она в злобную мачеху? Мог ли он быть в этом уверен? Пожалуй, нет. Джинни — замечательная девушка, но она такая эмоциональная, такая жадная до жизни… Она не потерпит, чтобы рядом маячила другая — пусть даже только из-за ребёнка. А ведь так и будет — разве только Роми родами умрёт.

Нет!

Он не хотел этого. У его ребёнка должна быть родная мать.

Но что, если он сейчас оттолкнёт от себя Джинни, а потом окажется, что Роми передумала и уже избавилась от ненужной беременности?

Нет.

Он не знал, почему он был в этом уверен, но он был в этом уверен: Роми не могла избавиться от его ребёнка.

А Джинни… Да кто ж его знает? Может быть, его чувства к ней потому и были такими пронзительно яркими, что он подсознательно понимал — впереди расставание. В конце концов — всё проходит. Если уж от его великой любви к Лили Эванс после войны остались лишь всплывавшие время от времени смутные воспоминания, то что говорить о романе длиной в несколько дней? Да, Джинни будет больно. Наверняка будет. Но у неё большая семья, друзья, её есть кому поддержать. А Роми, считай, одна: родители умерли, брат — придурок, который скорее создаст проблемы, чем хоть в чём-то поможет, все её немногочисленные друзья остались в Германии, а в этой Танзании у неё нет никого. Когда она станет матерью, кто-то — а кто, если не он? — должен быть рядом. Чтобы поддержать и защитить.

В конце концов, Джинни и сама может придти к выводу, что ради сына им с Поттером следует сохранить семью.

Eму будет больно, но — что делать?

Жить вообще больно. А он и забыл…

* * *

Они дошли до крыльца дома Малфоев и остановились, не глядя друг на друга.

— Джинни, я... — начал Северус и умолк.

Она вздрогнула. «Сейчас всё выяснится».

— Да?

— Я всё решил.

— И я.

Северус резко вздохнул.

— Ну что ж, я… рад.

— Ты даже не спросишь, что я решила?

— А ты скажешь?

— Скажу, если задашь вопрос.

— Хорошо, — Северус наконец посмотрел на неё. — Что ты решила, Джинни?

— Я уйду от Гарри.

Северус почувствовал, что его как будто со всего маху ударили ногой в живот. Ему не хотелось причинять ей боль, но он понимал, что придется.

— Ты… уверена?

— Да, — глухим голосом ответила она.

Северус не ответил. Джинни не сводила с него глаз, а он молчал, глядя в сторону и подтверждая её худшее опасения. Смотреть, как он с трудом подбирает слова, было невыносимо, и она и решила хоть чем-то заполнить тишину.

— Мы с ним не понимаем друг друга. Совсем. Знаешь, как прошёл мой последний день рождения?

Северус вопросительно поднял бровь, и она продолжила.

— Все предыдущие мы отмечали в Норе — считалось, что это даже не обсуждается. Однако со временем такие большие сборища начали меня утомлять, и в этот раз я сказала Гарри — заранее сказала: «Никакой Норы, никаких гостей. Джеймса оставим родителям, аппарируем в Борнмут, погуляем по набережной, искупаемся, а потом вернёмся в Лондон и посидим в открытом ресторане на крыше». Он выслушал меня, покивал, сказал, чтобы я не беспокоилась, что он всё подготовит. Даже Джеймса родителям передал... — Джинни помолчала, а потом спросила. — Знаешь, что он сделал в итоге?

— Боюсь представить, — невесело хмыкнул Снейп.

— Для начала он вручил мне подарок: бриллиантовое колье и такие же серьги. Раньше он спрашивал, чего бы мне хотелось в подарок, а после рождения Джеймса начал дарить что-то... вот такое. Я честно пыталась вежливо объяснить, что украшения люблю, но такое носят только богатые старые бабки. Говорила, что если ему непременно хочется дарить мне нечто ювелирное, то мы можем выбрать подарок вместе, или пусть дарит мне сертификат, я сама выберу то, что мне понравится. Но каждый следующий праздник он мне вручал очередной набор золота с драгоценными камнями. Действительно, зачем думать, вспоминать, заморачиваться? Подарок вручил? Да. Дорого, богато? Тоже да. Какие могут быть претензии?

Северус закатил глаза, но всё же воздержался от комментариев.

— Я сдержалась, чтобы не портить предстоящий день, поблагодарила его и думала, что хотя бы всё остальное он сделает так, как я просила, но не тут-то было. Мы оделись для прогулки, я взяла сумку с купальным принадлежностями. Гарри взял меня за руку, сказал «закрой глаза», и мы аппарировали. Я ожидала увидеть Борнмут, но оказалось, что мы в Ливерпуле. Он забыл, что за город я выбрала и почему, переспрашивать не стал и решил, что мне понравится ходить по местам славы The Beatles. То, что я не особо их люблю, он тоже забыл⁽¹⁾.

Джинни сделала паузу, чтобы перевести дыхание, и продолжила:

— Но это были ещё цветочки. Через три часа мы аппарировали обратно к дому. Я думала — чтобы переодеться перед рестораном, но нет! Оказалось, что он сюрпризом назвал полный дом гостей. Они накрыли стол, надули шарики, организовали музыку и, когда мы вошли, оглушительно заорали «По-здрав-ля-ем!». Там были все друзья, родители, братья со своими невестами, жёнами и детьми — вся семья, даже тётка Мюриэль! Уж не знаю, как я стерпела и не надела ему кастрюлю на голову, но, когда гости разошлись, я уже не стеснялась — высказала ему всё, что думала об этом «празднике». А он мне заявил, что он в детстве мечтал о большой дружной семье, и поэтому теперь я должна быть счастлива видеть свою родню в любой момент и в любом количестве — вот такая у него логика! Оказывается, он решил, что на самом деле я не могу хотеть провести день рождения так, как я ему описала, потому что это скука смертная. Он же лучше знает, чего я хочу. И так всегда.

Джинни опять судорожно вздохнула.

— Я, конечно, понимаю, что семейная жизнь — не вечный карнавал, но когда от неё вообще нет никакой радости — это уже перебор. Гарри — хороший человек и сына не бросит, да и я не стану возражать, чтобы он с ним виделся. А остальное устроится как-нибудь. В любом случае я рада, что встретила тебя.

Снейп долго молчал, а потом медленно выговорил:

— Джинни... Я тоже рад. Ты даже не представляешь, что эти дни для меня значили. Ты мне очень нравишься, но... Нам придётся расстаться. Мне жаль, что всё так вышло.

Она опустила голову, чтобы он не видел её лица, и впилась ногтями в ладони. Совладав с голосом, она постаралась спросить как можно спокойнее:

— Но почему? Ты же сам написал ей «отъе…» … «Отстань»!

— Что? А... Это не ей. Это той… — он скривился и нехотя закончил, — Розе в бутылке. Она почему-то решила, что может позволить себе и на ёлку влезть, и… Неважно.

— Тогда что? Ты прожил со мной несколько дней и понял, что любишь ту, которая тебе то ли семья, то ли нет? Так?

— Нет. Дело не в любви. Просто... Джинни, она ждёт от меня ребёнка. Я не хотел этого и думал, что смогу это перешагнуть, что дам ей приличную сумму денег и буду жить своей жизнью, но… Сегодня я понял, что не смогу. Не смогу переступить через это. Наверное, старею... Я хочу, чтобы мой ребёнок рос счастливым, чтобы у него было нормальное детство, а не…

Слова больше не подбирались, и он в сердцах махнул рукой.

— Ясно... — Джинни подняла на него глаза и отстранëнно подумала: «Какое странное чувство... Как будто внутри всё медленно превращается в лёд. Невозможно вздохнуть, а нужно делать вид, что я в порядке. Он не увидит моих слёз».

— Джинни… — Северус отвёл взгляд. — Так надо.

— Да-да, конечно, — она механически кивнула. — Ты совершенно прав.

— Послушай, — Северус протянул было к ней руку, но опустил на полпути. — Я хочу, чтобы ты знала. Мне было с тобой очень хорошо. За эти дни ты подарила мне такие эмоции, которые я уже и не мечтал пережить. Я благодарен тебе... В других обстоятельствах я был бы счастлив остаться с тобой. Но сейчас это невозможно. Предложить тебе редкие встречи тайком... Это унизительно — и для тебя, и для меня. Я не такой гад, как… Я не стану предлагать тебе такое. Лучше уж запомнить эти дни. А отбросить «лишние» обязательства и сделать так, чтобы ты была счастлива и ни о чём не беспокоилась, я не могу.

— Я где-то слышала, — глухо ответила Джинни, — что настоящее «Не могу» — это когда «Не могу поднять тяжёлый шкаф без магии». А всё остальное называется «Не хочу».

— Есть один нюанс. Не просто «Не хочу», а «Не хочу такой ценой». Понимаешь? Вот ты — разве ты сможешь вычеркнуть из своей жизни сына и всю родню, чтобы переехать ко мне и начать жизнь с нуля? Нет? А почему?

Спорить не было ни сил, ни смысла. «Всё правильно. Но до чего же больно…»

— Достаточно, я поняла. Пойду соберу свои вещи.

— Мы могли бы остаться до завтра, — неуверенно предложил Северус.

— Не стоит, — Джинни рвано выдохнула. — Будет только хуже.

Он кивнул и открыл перед ней дверь. Когда она прошла мимо, он окликнул её:

— Послушай, — его голос звучал тихо, как будто ему тоже было трудно говорить. — Не уходи без меня, подожди здесь. Пожалуйста. Я скоро вернусь.

Она кивнула.

* * *

У Джинни был куплен билет до Лондона с открытой датой, и первым делом она забронировала место на ближайший ночной рейс. Собрать вещи было нетрудно, и четверть часа спустя они снова стояли на крыльце.

— Возьми, — ощущая неловкость, Снейп вытащил из кармана небольшую вытянутую коробочку. — Это тебе.

Джинни открыла подарок и обнаружила там аккуратно упакованную янтарную розу в вазочке из оникса.

— Тебе ведь понравилась роза в бутылке? Ну, если не считать того, откуда она взялась. Ту я только что разбил и выкинул, а эту купил тебе на память, лично от меня. На ней чары неразбиваемости, если вдруг уронишь — ничего страшного.

Джинни провела пальцем по краям лепестков, закрыла коробку и кивнула, прежде чем убрать её в сумку.

— Спасибо. — Немного помолчав, она призналась. — Я изловчилась и сделала одну твою колдографию. Ты не против? Я её распечатаю и наложу такие чары, чтобы все видели в ней простую открытку.

— Нет, — ответил он и, сообразив как это прозвучало, пояснил. — Я не против.

— Спасибо, — повторила она. — А ты? Ты не хочешь чего-нибудь оставить? На память.

— Я оставил, — он болезненно улыбнулся уголками губ. — С твоего позволения я сохраню ту фотографию, которую нам подарили на Октоберфесте. Я тоже наложу чары, чтобы никто её не видел. А ещё у меня останутся тирольская шляпа и твой пряник.

Губы Джинни слегка дрожали, но она через силу улыбнулась в ответ.

— А у меня — янтарная роза, кружка с Октоберфеста и твоя фотография, — она рвано вздохнула. — Каждому по три подарка. Всё честно.

Они помолчали.

— Ну… — cобравшись с силами, сказала она. — Вот и всё. Мне пора.

Северус обнял её, и, зажмурившись, прижал к себе. Опустив глаза на её макушку, он заметил, что за это время у неё на пару миллиметров отросли непрокрашенные корни волос, и поразился, как много там было седых. Когда в начале знакомства она сказала ему про то, что ей приходится закрашивать седину, он и подумать не мог, что её так много.

«Вот ведь сволочь,— подумал он про Поттера. — Надавал бы ему кто-нибудь по шее за такое. И мне заодно».

Наклонившись к её уху, он прошептал:

— Джинни, ты замечательная девушка! Я не знаю, о чём думал этот придурок, твой муж, когда так с тобой обращался. Возможно, он не столько на тебе хотел жениться, сколько на твоей семье — не знаю… Если этот идиот тебя не ценит — шли его лесом, и всех советчиков — туда же. Плевать, что он победитель Волдеморта, не слушай, если кто-то посмеет тебя осуждать! Ты непременно встретишь того, кто будет любить и ценить тебя. Пожалуйста, Джинни, не позволяй больше никому так обращаться с собой.

Северус чувствовал, как она дрожит, как отчаянно она вцепилась в его куртку, но ничем не мог ей помочь — не имел права и просто молчал, касаясь губами её волос с седыми крапинками по линии пробора.

Джинни снова взяла себя в руки и подняла голову. Ей не хотелось бы запомниться ему с опухшими глазами и красным носом, но Снейп смотрел на неё, ничего не замечая — так, будто хотел навсегда впитать в себя её образ. Он не двигался, — видимо, позволяя ей уйти первой. Джинни сделала шаг назад и повернулась к нему спиной, чтобы сосредоточиться перед аппарацией. Напоследок она набралась решимости и спросила:

— Ты… забудешь меня?

И услышала за спиной сдавленный вздох:

— Только когда умру.

Примечание

Для тех, кто хочет посмотреть на печальных Джинни и Северуса, а также увидеть кусочки Баварии, альпийскую корову у автопоилки, янтарную розу, кружку с Октоберфеста, пряник и шляпу, иллюстрации здесь:

https://t.me/EvaMarshFWR/29?single

1) автор полагает, что такое явление, как Битлы проникло и в культуру магов, по крайней мере молодёжь (до ровесников Снейпа включительно) их знала

Вернуться к тексту