Грейнджер Offline (гет)

Ночью дождь сменился мокрым снегом. Он падал крупными хлопьями, укутывая город в белые кружева, и казалось, что это плачут снежные ангелы. К утру все горизонтальные поверхности оказались покрыты тонким полупрозрачным покрывалом. В тишине казалось, что воздух звенит от этого нереального снега.

Крепкий кофе, свежая пресса и ментоловая сигарета — утренний ритуал. Вариация — когда Грейнджер делала первую затяжку, а следом за ней первый глоток, стрелки на часах подползали к полудню. Вариация — вместо «Ежедневного пророка» сегодня был «Таймс». Снег все шел и шел, и казался тюлевой шторой, как будто весь мир — там, в доме, за окном и белыми занавесками… а Грейнджер — здесь, снаружи, не защищена ничем.

Вчера с ней неожиданно связался Люпин и попросил о встрече. Они договорились на час пополудни в кондитерской на Диагон-аллее. И теперь Грейнджер пыталась просчитать, это МакГонагалл послала его договариваться или он хочет что-то лично для себя? Вариантов было несколько и, в конце концов, она оставила все догадки.

В кондитерской Грейнджер появилась немного раньше, но Люпин уже был там и, увидев ее, приветственно махнул рукой. Грейнджер с удовольствием отметила, что он выбрал столик в самом углу, в тени чего-то раскидистого, с широкими листьями странного бордово-зеленого цвета. Если бы выбор пришлось делать ей самой, то Грейнджер предпочла бы этот же самый столик.

— Здравствуйте, профессор.

— Здравствуй, Гермиона.

Он поднялся, чтобы принять ее теплую тяжелую мантию и помочь девушке сесть. Официантка тут же возникла рядом и подала меню. Пока они выбирали и делали заказ, пока ждали, когда его приготовят и принесут, разговор шел на нейтральные темы. И только потом, когда принесли кофе, коньяк и мороженое для Грейнджер и горячий шоколад и пирожное для Люпина, оборотень перешел к делу.

— Гермиона, я хочу попросить тебя о помощи.

Люпин говорил тихо, внимательно изучая причудливый узор из мелких пузырьков на поверхности своего напитка. Грейнджер вспомнила, как он, не задумываясь, защитил их от дементора в Хогвартс-Экспрессе и потом дал Поттеру шоколад. Давно. В прошлой жизни. Она ответила так же, не повышая голоса:

— Если это будет в моих силах.

Почти минуту Люпин молчал. Ложечка позвякивала о стенки фарфоровой чашки. Грейнджер вяло ковырялась в тающей горке мороженого.

— Ты ведь знаешь, что каждое полнолуние я принимаю Аконитовое зелье, — было видно, что Люпину не по себе, и что слова он подбирал заранее. — Но у меня осталось немного, на один прием. Сам я, к сожалению, не могу приготовить его нужного качества. А профессор Снейп похвально отзывался о твоих успехах в зельеварении, да и у меня была возможность оценить твои способности. Поэтому я хочу спросить тебя, Гермиона, сможешь ли ты сварить его для меня? За соответствующую цену, разумеется.

Он постарался сдержать облегченный выдох, но Грейнджер скорее даже не услышала, а почувствовала его. И еще подумала, что Люпин должен ей сильно доверять, чтобы просить о подобном. За время обучения и работы в аврорате она намного больше узнала о магических существах, и теперь П.У.К.Н.И. казалось ей подростковым идиотизмом, а попытки добиться равных прав для оборотней и великанов — обреченными на провал. Горячечная юношеская пелена спала с глаз, обнажив неприглядность мира.

— Я никогда не варила его, — ответила наконец Грейнджер. Аппетит пропал окончательно.

— Я знаю. Я прошу тебя хотя бы попробовать. Ты талантлива, Гермиона, настолько, что можешь добиться успеха в любой области. А там, где тебе не хватит таланта, ты возьмешь свое усердием. Просто ты устала от войны и забыла про свой талант. Попробуй. Если все получится, я буду тебе очень благодарен. Если нет, то ничего страшного. Просто попытаюсь найти кого-нибудь еще.

Грейнджер помедлила с ответом, хотя уже все для себя решила.

— Хорошо. Я попробую, но не буду ничего обещать.

— Спасибо. Я не знаю точно, какие компоненты нужны, поэтому…

— Я сама.

— Спасибо.

Они посидела еще немного, но больше разговор не клеился. Расплатившись, — каждый за себя — они распрощались.

Дома Грейнджер вытащила трехтомник «Все необходимые зелья», автор — С. Снейп. Книги были помечены: «Для начинающих», «Для продвинутых» и «Для профессионалов». Ходили слухи, что существовал еще и четвертый том — «Запрещенные зелья», и порой Грейнджер была готова очень дорого заплатить за то, чтобы обладать еще и им. Аконитовое зелье должно было быть «Для продвинутых».

Библиотека была ее гордостью. Все книги покупались по заранее составленному списку, и Грейнджер не жалела ни времени, ни средств, чтобы найти и приобрести некоторые нужные издания. Книжные стеллажи со всем содержимым были первым, что она перевезла на эту квартиру, и единственным местом, где всегда поддерживался идеальный порядок.

Грейнджер начала перелистывать страницы и вдруг поймала себя на том, что иногда цепляется глазами за какую-нибудь фразу и начинает читать все подряд, забыв о цели поиска. Это было так характерно для нее. Но для другой нее — той, которая была в Хогвартсе. Тогда процесс получения знаний доставлял ей острое, ни с чем не сравнимое удовольствие. Она не была заучкой в том негативном понимании, которое бытовало среди подавляющего большинства студентов, просто у нее всегда была отменная память, легкость в усвоении новой информации и неимоверно сильная тяга к получению новых знаний. В чем-то Люпин был прав: после войны она потеряла себя и теперь не знала, как найти снова.

Так, отвлекаясь и возвращаясь к поиску усилием воли, она нашла нужное зелье. Призвала ежедневник и начала выписывать список компонентов, параллельно прикидывая, где их можно купить. По всему выходило, что придется отправляться в Хогсмид и часть закупать в тамошней лавке. Профессор Снейп как-то, помнится, вскользь бросил, что в Хогсмиде выбор даже лучше, чем на Диагон-аллее. Велико было искушение отложить поход хотя бы назавтра, но Грейнджер была не из тех, кто позволял себе подобные иллюзии и послабления. К тому же, слова Люпина пробудили в ее душе былое честолюбие и стремление быть во всем первой. Если у нее не получится с первого раза, она попробует снова. И будет делать это до тех пор, пока все не получится, как надо.

Закончив с выпиской, она занялась проверкой оборудования. Алхимический набор был минимален, но его вполне хватало для создания большинства составов. Аконитовое зелье не стало исключением. Грейнджер расчистила место на широком подоконнике, приготовила все необходимое и собралась в Хогсмид.

* * *

Ей повезло и не повезло одновременно. Повезло купить все, что было нужно, с первого раза и по сходной цене. Грейнджер вышла, нагруженная пакетами и свертками, и тут ей сразу не повезло.

— Гермиона!

— Грейнджер!

Она только успела обернуться на имя, как тут же угадила в двойные объятия близнецов Уизли. По позвоночнику поползла струйка холода, и улыбка вышла натянутой. После Дня победы никто из Уизли к ней и близко не подходил. Грейнджер не знала, оставила ли Джинни их разговор при себе или поспешила поделиться хотя бы с кем-нибудь из братьев. В любом случае ничего хорошего от этой семейки Грейнджер уже не ждала.

— О! Привет, мальчики!

— Ты здесь как? — Фред или Джордж поспешил принять у нее пакеты из рук. — Тяжелые…

— Пойдем к нам, тут недалеко, — Джордж или Фред цепко взял ее за локоть и настойчиво повлек за собой.

— Эй… я вообще-то… мне надо… — она попыталась отделаться от близнецов, но они, кажется, этого даже не заметили.

— Ну, давай, Гермиона. Горячий шоколад.

— Пирожные.

— Сливочное пиво, если захочешь.

— Никого из родителей.

— Когда еще выпадет такой шанс?

— Пойдем, Гермиона!

Она невольно улыбнулась. Уизли шутили в своей манере, но почему-то сейчас это Грейнджер не раздражало. Может быть, потому, что она и правда не имела ничего против сливочного пива?

— Э, нет, есть и пить что-то из ваших рук может только самоубийца. Я еще жить хочу. И желательно делать это красивой и здоровой.

— Нас опять подозревают, братец Дред.

— Это все подлые беспочвенные инсинуации, не находишь, братец Фордж?

— Точно!

Словом, она дала себя уговорить, и через несколько минут оказалась на кухне в жилой части магазина «Улеты умников Уизли». Здесь было совсем не так, как в Норе. Чувствовалось, что живут всего два человека, и оба они — мужчины. Никаких излишеств, все минимально и функционально. И везде — груды пергамента и чего-то, что показалось Грейнджер хламом, но что Фред бережно переложил на другое место и с нежностью прокомментировал:

— Наш новый проект.

— Так какими судьбами ты в Хогсмиде? — спросил Джордж, доставая чашки.

— Нужно было кое-что купить.

— А почему к нам не зашла?

Грейнджер не нашлась, что ответить. Правду — что ей не хотелось видеть никого из Уизли — язык не повернулся, когда близнецы проявили такое гостеприимство, а подходящей лжи у нее не было. Пауза затягивалась. И вдруг Джордж обернулся и внимательно посмотрел ей прямо в глаза. Губы дернулись в ухмылке, и он произнес то, что Грейнджер совершенно не ожидала от него услышать:

— Не объясняй, и так все понятно.

— Мы оттуда тоже иногда сбегаем. Когда совсем уже становится невыносимо.

— Точнее, вы иногда там появляетесь, — Грейнджер улыбнулась, почувствовав, что скользкий момент миновал.

— Только, знаешь, мы — не Молли, и не Джинни.

На это ей было нечего сказать.

Перед ней действительно поставили тарелку с пирожными из «Сладкого королевства» и налили большую чашку горячего шоколада. Фред предложил добавить туда чуточку рома, и Грейнджер не отказалась, хотя на поверку рома оказалась несколько больше, чем «чуточка». Близнецы наперебой рассказывали о своих новых задумках, вспоминали какие-то смешные случаи, рассказывали об общих знакомых.

Грейнджер слушала их и удивлялась. Они ведь тоже прошли через ад войны, тоже убивали сами и видели смерть других, тоже претерпевали лишения, им знакома была горечь потери родных и друзей. Так почему же они не изменились? Какое волшебство позволило им сохранить ясный рассудок и свет в душе? Где они черпали силы, чтобы бороться с подступающей тьмой? У Грейнджер не было ответов на эти вопросы. У нее были ночные кошмары, озлобленность и одиночество.

Когда она вышла от близнецов, воздух был пропитан предзимними прохладными сумерками. Тени терялись в наступающем светло-сиреневом вечере. Снегу повезло дожить до вечера только местами, и теперь он белел, резко выделяясь на черной земле. Грейнджер машинально плотнее закуталась в мантию и пошла вдоль улицы. Встреча и разговор с Уизли оставили в душе саднящий след. Что-то в ее жизни идет сильно не так, но что именно, Грейнджер не знала. Аналитический ум получил новый кусочек информации для размышления, и теперь ей нужно было подумать. Может быть, если она поймет, в чем тут дело, то сможет что-нибудь сделать, чтобы начать жить снова?

Грейнджер все шла и шла вперед, не замечая светящихся окон в домах, не слыша голосов, не ощущая холода. Ей не хотелось аппарировать в Лондон, потому что там пришлось бы сразу возвращаться домой. На улицах слишком многолюдно, чтобы можно было остаться наедине со своими мыслями. Она хотела прогуляться и подумать. Дойдя до окраины Хогсмида, Грейнджер остановилась. Дальше или к лесу, а потом дальше к Хогвартсу, где ее все равно не ждали, или развернуться и возвращаться. Или все же домой. Решая, Грейнджер переводила взгляд с черных деревьев на стремительно темнеющее небо и желтое окно в последнем деревенском доме. Руки начали мерзнуть. И тут она услышала приглушенные голоса.

— …только посмотрите на ЭТО. Ничего не видел отвратительнее. И как только ты посмел здесь появиться? Твое место на помойке, бледная крыса.

Голос показался Грейнджер смутно знакомым. Но, прислушавшись, она поняла, что это не голос, а интонации. Точно так же, манерно растягивая гласные, произнося все слова с высокомерным презрением, говорил когда-то Малфой. Сейчас это был не его голос, но модуляции как будто были скопированы.

— Думаю, тебя надо проучить, чтобы не смел больше даже рядом показываться с приличными волшебниками. Что скажете?

Очевидно, у невидимого голоса были спутники. Грейнджер напряглась. Видимо, они поймали какого-то бродягу, которые стали появляться после войны, и готовились преподать ему урок. И, если Грейнджер не ошиблась в предположении, это будет жестоко. Она вытащила палочку и пошла на голоса.

Специальная аврорская выучка позволяла ей легко ориентироваться и в большей темноте, поэтому Грейнджер легко нашла обладателя манерного голоса и его компанию. Их было трое, и это тоже напомнило ей печально известную слизеринскую троицу. Они окружили свою жертву с трех сторон, загнав ее к стенке какого-то сарая. С улицы их было не видно, что открывало полную свободу действий. Занятые своим развлечением, они не услышали, как подошла Грейнджер и остановилась в нескольких шагах от них, в тени старого дуба.

Все трое были учениками Хогвартса. И Грейнджер готова была биться об заклад, что расцветка их форменных шарфов — серо-зеленая. Фигура в центре была высокой и худощавой, а двое по бокам — ниже и плотнее. В руках у них были палочки. Ничего в этом мире на самом деле не меняется, промелькнуло в голове у Грейнджер, только варьируется.

— Посмотрите на него, — издевательский смешок. — Он же сейчас обделается от страха. Слышишь, ты… давай, я хочу на это посмотреть. Если у тебя получится, я тебе отпущу. Может быть.

Они засмеялись. Грейнджер стало противно. Невольно она перевела взгляд на того, кому предлагали столь неприятную альтернативу.

Это был парень. Он стоял на коленях в тающей каше из грязи и снега и не сопротивлялся. Только при последних словах вскинул голову, но тут же снова ее опустил. Руки сжались в кулаки. Волосы упали на лицо. Было в нем что-то такое, от чего по телу Грейнджер прошла волна дрожи… что-то знакомое. Что-то, что заставило ее поставить пакеты на землю и напрячься. В груди снова заворочалась ярость. ТЕ чаще всего уходили безнаказанными, но у ЭТИХ сейчас этот номер не пройдет.

— Давай, вонючка. Считаю до одного. Если обо* * *

ся прямо сейчас, то, считай, у тебя сегодня удачный день. А если нет, то я тебе помогу. Пять…

Новый взрыв хохота потопил в себе звук шагов Грейнджер… она скользнула от дерева и трижды твердо произнесла:

— Экспеллиармус! Экспеллиармус! Экспеллиармус!

Все-таки они были еще зеленые юнцы, не привыкшие к тому, что нужно уметь обороняться в любой момент, потому что атака может быть внезапной. Высокий, как самый сообразительный, попытался ее обезоружить, но не смог прицелится, и заклинание пролетело мимо. Зато Грейнджер не оплошала, и мальчишки лишились палочек, отлетевших куда-то в темноту.

— Нападение! — заверещал высокий, но Грейнджер его перебила.

— Ори громче. Тогда сюда сбежится вся деревня, а я уж не стану замалчивать, чем вы тут занимались.

Он замолчал мгновенно, как будто отключили звук, только вяло пригрозил:

— Я пожалуюсь матери.

— А я — МакГонагалл, — холодно парировала Грейнджер. — И тогда вам придется объяснять, что вы делали в Хогсмиде в неурочное время. И еще придется объясняться по поводу нападения на безоружного.

— Ты… ты…

— Считаю до одного. Если успеете убраться за пределы видимости, считайте, что у вас сегодня удачный день.

— Наши палочки…

— Пошли вон! Пять…

Они успели. Трусливо отбежав на некоторые расстояние, пытались ей что-то прокричать, оскорбляя, но задерживаться не рискнули. Грейнджер хищно улыбнулась им вслед, и на их счастье, подростки не видели этой улыбки. Потому что точно так же Грейнджер улыбнулась перед тем, как наложить на Буллстроуд первое Круцио.

— Все закончилось. Это просто малолетние кретины. Ничего…

Она обернулась к жертве и запнулась. Парень осел на пятки и закрыл лицо ладонями, склонившись так низко, что почти касался головой коленей. Шея в воротнике куртки была настолько худой, что каждый позвонок выпирал отчетливым бугорком. Плечи вздрагивали. Концы светлых волос мели землю. Мысль, которую вызвал вид этих светлых волос, была настолько абсурдной, что Грейнджер невольно сказала вслух, обращаясь к себе:

— Нет. Не может быть.

Она подошла к парню и присела перед ним на корточки.

— Посмотри на меня.

Он не двигался. Грейнджер добавила:

— Или Империо.

— Ты не посмеешь, — шепот.

— Посмею.

Это возымело эффект. Содрогнувшись всем телом, парень отнял руки от лица, но голову не поднял. Я такая же, как эти, я мучаю его. Нет, я хуже, потому что от меня его никто не спасет. Да ведь, Грейнджер?

Она заставила его выпрямиться, приподняла лицо за острый подбородок и несколько секунд смотрела в серые глаза, испуганные, совсем больные, но даже сейчас не утратившие своей льдистой сущности. В голове билась одна-единственная мысль, похожая на траурную бабочку. Что мне делать? Что мне сейчас с ним делать?

— Идиот! Чертов хорек! — прошептала Грейнджер одними губами. — Тебя могут здесь увидеть. Вставай.

Она вскочила и метнулась к дереву. Оставлять покупки на произвол судьбы очень не хотелось, к тому же там были подарки из «Улетов». Решение было принято мгновенно. Сунув пакеты в руки несостоявшейся жертве, Грейнджер обняла его за талию. От него плохо пахло, как может пахнуть только от человека, лишенного постоянного приюта. Видимо, в чем-то троица из Хогвартса была права. Сейчас Грейнджер постаралась об этом не думать. Вместо этого она скомандовала:

— Приготовься.

И после этого они аппарировали.

* * *

Хогвартса была права. июта.выуть только от человека, вынужденного ночевать где попало. я не рискнули. время.

— Где мы?

Это была первая фраза, которую произнес Малфой с момента их встречи в Хогсмиде. Он стоял на пороге и медленно обводил взглядом большую захламленную комнату. Грейнджер, успевшая снять мантию, выкладывала покупки на стол, на всякий случай еще раз сверяясь со списком компонентов по книге. Кажется, ничего не забыла. Ей хотелось провести подготовительную работу уже сегодня.

— У меня дома.

Малфой обхватил себя руками за плечи, переступил и… остался стоять на месте. Грейнджер ничего ему не говорила, давая возможность сделать выбор самостоятельно. Если сейчас он уйдет, она вздохнет с облегчением. Если решит остаться, то… хотелось посмотреть, что будет дальше. От Малфоя исходили волны страха, неуверенности и растерянности, настолько ощутимые, что, кажется, можно было потрогать руками. Не глядя на него, Грейнджер прошла на кухню и занялась приготовлением чая.

Малфоя трясло. Она видела это по тому, как крепко он вцепился в чашку, пытаясь унять дрожь пальцев, и все равно не получалось. Он пролил горячий чай себе на руки и втянул воздух сквозь зубы, но чашку все равно не выпустил. Немного справившись с собой, начал пить мелкими быстрыми глотками. Грейнджер стояла рядом и делала вид, что занята чем-то совершенно посторонним, но на самом деле рассматривала его краем глаза.

Он выглядел, как человек, жизнь которого несколько последних месяцев была не самой удачной. Куртка и джинсы — явно большего размера, чем нужно, сильно потертые и грязные. Длинные светлые волосы стали серыми и тусклыми от пыли и грязи. Ногти — обломаны. На впалой щеке красовался застарелый порез, а на шее — неровный синяк, подозрительно похожий на засос. Малфой больше не был первым красавцем Слизерина. Звезда медленно угасала, но Грейнджер не испытывала ничего, даже отдаленно похожего на злорадство.

— Спасибо.

Он поставил чашку на стол и сделал почти неуловимое движение, как будто собирался встать… но остался сидеть, сгорбившись и зажав руки в коленях. Ему холодно, вдруг отчетливо поняла Грейнджер. Ему холодно, и он хочет хотя бы несколько лишних минут остаться в тепле.

— Раздевайся.

Плечи вздрогнули, Малфой не сумел сдержать это почти рефлекторное движение. Быстрый взгляд из-под длинной грязной челки. Кажется, в серых глазах мелькнул ужас…

— Что? — голос почти не сорвался. Почти. В этих «почти» было множество оттенков, говорящих о его жизни больше, чем некоторые слова.

— Раздевайся, примешь горячую ванну. А я пока закажу какой-нибудь еды.

Не глядя на него, она ушла в ванную. Открыла краны, отрегулировав температуру, и присела на бортик. Ситуация напоминала театр абсурда. Сказал бы кто Грейнджер в школе, что она будет поить Драко Малфоя чаем, а потом предложит ему принять ванну и остаться на ночь, она бы сочла это полным безумием. Между тем, именно это она и собиралась сейчас сделать. Смешок, невольно сорвавшийся с ее губ, был очень похож на истерический.

Пока ее не было, Малфой снял ботинки и куртку, под которой обнаружился вытянувшийся свитер неизвестного происхождения и цвета. Чем-то напоминает творения Молли Уизли, промелькнуло в голове у Грейнджер, но она отогнала мысль, чтобы не начать смеяться. Знала, что если начнет, то остановиться уже не сможет. Все это было слишком даже для нее. Грейнджер схватила первый попавшийся под руку пакет и сунула в руки Малфою.

— Вот что… положишь сюда свое… свои вещи. Их проще выбросить, чем пытаться привести в порядок. Там в шкафчике есть маникюрный набор. Это на случай, если тебе надо будет что-нибудь отрезать. И еще бритва. Я тебе положила полотенце. Придется пока походить вечер в нем, а завтра я постараюсь решить проблему с одеждой. Давай…

Она подтолкнула его в сторону ванной. Малфой обернулся уже у самой двери и вдруг спросил:

— А что потом, Грейнджер?

— Потом ты поешь, мы ляжем спать, а завтра утром посмотрим.

— Ты… не сдашь меня аврорам?

Несколько секунд они смотрели друг другу прямо в глаза. Серый лед и темное пламя. Настороженность и вызов. Потом — тихое твердое:

— Нет.

Ничего больше не сказав, Малфой скрылся в ванной.

Пока он отмывался, Грейнджер спустилась на улицу, дошла до ближайшего бистро и накупила еды. Она не знала, что именно предпочитает Малфой, но рассудила, что в его положении выбирать не приходится. Если не захочет, она не будет его заставлять. Вернувшись, занялась Аконитовым зельем для Люпина и настолько увлеклась работой, что не заметила, как прошло не меньше двух часов. Малфой появился в одном полотенце на бедрах, и снова обхватив себя руками за плечи. Ему постоянно было холодно.

— Грейнджер…

Она подняла голову от книги и молча освободила место на краешке стола.

— Садись.

Малфой присел на край стула, как человек, готовый сорваться в любой момент. Грейнджер поставила перед ним тарелки, разложила столовые приборы и чопорно пожелала:

— Приятного аппетита, — но не удержалась и добавила: — Не подавись.

Он вздрогнул, но все же взял себя в руки и ответил так же вежливо:

— Спасибо, я постараюсь.

Только по голодному блеску в глазах можно было понять, что на самом деле Малфой ел в последний раз неизвестно когда. Он старался есть медленно, аккуратно отделял маленькие кусочки, накалывал их на вилку и отправлял в рот. Утраченный, было, внешний аристократизм вернулся во всей красе, как будто Малфой находился не в доме врага, по какой-то непонятной причине решившего проявить милосердие, а на светском приеме. Это было то, что не вытравить было никакими лишениями и невзгодами. Это было то, что никогда не приобрести, сколько не старайся, потому что это может быть только врожденным. Глядя на Малфоя, Грейнджер понимала, что полярности поменялись, но бездна между ними не стала ни уже, ни мельче. Они все так же на разных полюсах, и так будет всегда.

Малфой был… страшен. Не в том смысле, что искалечен, или как может быть страшно физическое воплощение зла. Он был страшен тем, что с ним стало. Спину и, в меньшей степени, плечи и грудь покрывали белые тонкие шрамы, как будто тело методично, с садистическим удовольствием резали или били плетью. На внутренней стороне левого предплечья еще можно было без труда различить Темную Метку, а под ней — снова шрамы. В курс обучения авроров входили и основы полевой хирургии, так что Грейнджер могла точно сказать — за этими шрамами скрывалась серьезная суицидальная попытка.

Кроме того, Малфой страшно исхудал. Казалось, что кости просвечивают сквозь бледную кожу. Ключицы казались настолько тонкими, что их можно было бы сломать двумя пальцами. Шампунь и горячая вода явно пошли на пользу его волосам. Они приобрели свой прежний оттенок, хотя и остались тусклыми. Впалый живот и острые локти довершали картину. Грейнджер закурила и отвернулась, начала бесцельно перекладывать подготовленные компоненты для зелья, только бы не смотреть на все это.

Она не позволила ему есть много и снова дала большую чашку чая. Себе же плеснула огневиски в стакан, бросила лед и присела на краешек стола, глядя в темноту за окном. Если Малфой и удивился, то не подал вида. Они вообще почти не говорили. Почти.

— Грейнджер…

— Что?

— Можно спросить?

— Да.

— Почему ты это делаешь?

О, на этот вопрос у нее был ответ. И гриффиндорские милосердие, сострадание ближнему или желание дать второй шанс оступившемуся были тут совсем ни при чем. Единственное, почему Грейнджер… правильная бывшая гриффиндорка Грейнджер «делала это», было чувство противоречия. Ее достало. Достала война, от которой она не могла избавиться вот уже пять лет, и которая расцветала в ее душе подобно ядовитой розе. Достал Орден Феникса, прикрывшийся от смертельной опасности подростками. Достали нелепые подозрения в адрес Поттера. И еще — одиночество. И — ночные кошмары. И — то, во что превратилась магическая Британия.

Но это было слишком сумбурно и больно — рассказывать обо всем Малфою. Поэтому Грейнджер ограничилась одной фразой:

— Потому что так будет правильно. Привычка тащить в дом всякую дрянь.

Малфой не стал ничего уточнять. Он все еще держал обеими ладонями пустую чашку, вцепившись в нее, как в спасительную соломинку. И Грейнджер подумала, что для него эта чашка — тоже некий символ иллюзорной стабильности, как для нее самой было чтение утренних газет. Пусть даже он этого и не осознает.

— Можно теперь я спрошу?

— Спрашивай.

Глоток огневиски. Глубокая затяжка.

— Тебе не противно принимать помощь от грязнокровки?

Он весь как-то поник, но тут же выпрямился и надменно вскинул подбородок. На высоких скулах вспыхнули ярко-розовые пятна. Взгляд из-под длинной челки стал ледяным.

— Противно. Но сейчас у меня нет другого выбора. Поэтому я постараюсь с этим справиться.

Грейнджер издала смешок, в котором смешались горечь и сарказм.

— Откровенность за откровенность, да? Как забавно…

На ночь она постелила ему на диване, который стоял перед камином. Пришлось подогнать его размер под рост Малфоя, но Грейнджер решила, что как-нибудь это переживет. Пока возилась с постелью, взгляд случайно упал на подоконник и наткнулся на флаконы с ядами. Первой мыслью было убрать их от греха подальше в какую-нибудь коробку и наложить запирающее заклинание, но потом Грейнджер решила этого не делать. Если Малфой окажется таким идиотом, что отравит ее, то… пусть это будет такой экзотический способ самоубийства. Но на самом деле Грейнджер хотела бы, чтобы он начал ей доверять. Хотя бы немного. Зачем — она не знала. Просто было такое абстрактное желание.

Она погасила свечи, разделась и забралась под одеяло. Палочка, как всегда, нашла свое место под подушкой.

— Нокс.

Недоуменное молчание. Здесь ведь и так темно, так зачем же… Потом донесся осторожный вздох и тихое:

— И тебе.

Уже на рассвете Грейнджер проснулась, полежала без движения, прислушиваясь, а потом осторожно повернула голову в сторону камина. У окна, на фоне бледного осеннего утра, виднелась темная фигура. Завернувшись в кокон из одеяла, Малфой смотрел на крыши Лондона и укрывающий их снег.