Повязки на наших пулевых ранах (гет)

Она не могла дышать. Горло сжимали мужские руки, душили, и она не могла дышать.

Пальцы на руках и ногах онемели. Обычно она исчезала задолго до этого, но страх быть задушенной, словно щелчком хлыста, вернул ее обратно. Ее ногти бесплодно царапали его запястья, перед глазами почернело. Его вес тяжело давил на нее, и когда она наконец обмякла, у нее возникло ощущение, будто на ней лежит бетонная плита, погребая ее в темноте.

Инеж слишком поздно поняла, что происходит: когда выстрел уже прозвучал, и Каз встал перед ней. При виде того, как его тело вздрогнуло, приняв в себя пулю, из ее горла вырвался ужасный задыхающийся звук. Не раздумывая, она швырнула кинжал в убийцу и не сомневалась, что удар попал в цель.

Это было неважно.

— Каз, — прошептала Инеж, упав на колени рядом с его рухнувшим телом, прижав ладонь к кровоточащей дыре в его груди. Над сердцем. Уже вытекло столько крови.

— Инеж, — его дыхание было рваным, и, содрогнувшись, он покачал головой, приподняв ее, чтобы посмотреть на Инеж; его взгляд был таким же пронзительным, как всегда. — Периметр, — вытолкнул он из сухих потрескавшихся губ; кеттердамские зимы были жестоки. — Проверь…

Она помотала головой, ее ладони зависли над ним, и она с трудом дышала. Она не могла этого сделать, не могла стать причиной смерти Каза.

— Нет, нет, я не брошу тебя в таком состоянии, придурок! Зачем, ради всего святого, ты встал передо мной? Со мной всё было бы в порядке, проклятье!

Каз нахмурился в замешательстве и протянул дрожащую руку в перчатке к ее руке, чтобы взять ее.

— Я… черт, я буду в порядке, Инеж, но если ты… — он заворчал, наклонив голову, а потом снова поднял взгляд. — Если бы тебя застрелили… — он замолчал, похоже, не желая (или не в состоянии) закончить мысль.

Покрытые черной кожей пальцы переплелись с ее пальцами, и Инеж поднесла их сцепленные руки к груди, с ее губ лился торопливый поток молитв.

— Я могу помочь тебе, — прошептала она мальчику с черными как вороново крыло волосами и глазами, которые пылали тем же огнем, который она видела в зеркале.

Он пристально посмотрел на нее, а потом ушел, не сказав ни слова.

В ту ночь она умерла в первый раз, хотя не знала об этом еще несколько лет.

Дыхание Каза стало еще более поверхностным, и он ссутулился. Он больше не сжимал ее ладонь. Инеж был знаком вкус смерти. Она видела ее приближение за милю, но по-прежнему молилась о чуде. Она знала, что даже если бы побежала сразу, как только его подстрелили, не смогла бы вернуться с Целителем вовремя.

Меньшее, что она могла сделать — быть рядом, когда он испустит последний вздох. Чтобы он не был один, испуганный и смирившийся, как когда-то она. Он будет знать, что его любят до самого конца.

Из глаз потекли слезы, и Инеж подавилась собственным дыханием.

— Каз, — прошептала она, не в состоянии сказать что-то еще.

Каким-то образом он собрал силы, чтобы повернуть голову.

— Ты… — выдавил он, звуки хрипели в его дрожащих легких и в каменном скрежете его горла. — Будешь так злиться.

А потом этот ублюдок имел наглость улыбнуться ей.

— Заткнись, — прошипела она, покачав головой. — Не смей, Каз Бреккер, ты, бесполезный мудак…

— Ни траура, — прохрипел он.

Слова прозвучали едва громче выдоха, и его веки закрылись, мышцы обмякли, и Инеж зарыдала.

Он не был добрым, но ей этого и не было нужно. Его имя защищало ее, пока она не научилась защищать себя сама, и даже тогда он ясно дал понять Отбросам и любому другому жалкому подонку в Бочке, что лезть к ней означает лезть к нему. Обычно большинству людей было достаточно Инеж, чтобы донести мысль.

Но не всегда.

В один из таких случаев Инеж узнала о своем благословении. Или проклятии. Она не была полностью уверена, по крайней мере пока.

Один из Черных Пик, за которым ее отправили проследить, оказался умнее, чем посчитал Каз, а Инеж всё еще была новичком в работе Паука. Он провел ее, и она запаниковала, когда он навис над ней, а потом в ее грудную клетку вонзился кинжал. Она задохнулась, схватив рукоятку. Мужчина засмеялся, когда она упала на колени, мир вертелся вокруг нее, а потом всё почернело.

Открыв глаза, Инеж вначале подумала, что просто не умерла. Но поднеся руку к тому месту, где должна была находиться зияющая ножевая рана, она обнаружила, что кровь залила всю блузу, но кожа была абсолютно гладкой.

Она не рассказала Казу, почему так задержалась на миссии, но знала, что он видел кровь.

Когда следующим вечером доложили, что того парня из Черных Пик нашли мертвым с пробитым черепом, ни Инеж, ни Каз не упомянули об этом.

Инеж не знала, как долго сидела там на коленях. Вряд ли сильно долго, но достаточно, чтобы тело заныло, а колени промокли от крови Каза. Она по-прежнему держала его руку в своей. Слезы продолжали катиться по щекам. Мир продолжал вертеться.

А потом Каз резко вдохнул.

Инеж вздрогнула и вернулась в реальность, вскинув голову, чтобы на долю секунды уставиться на него, а потом подобраться ближе, в замешательстве сведя брови.

— Каз? — спросила она огрубевшим от слез голосом.

Может, он просто потерял сознание? Может, он по-прежнему истекал кровью всё это время? Это казалось невозможным, но чем еще объяснить?

Каз сел, сжав челюсти, и потер грудь в том месте, куда попала пуля. Поморщившись, заворчал.

— Черт, больно, — пробормотал он своим обычным глубоким хриплым голосом, но без того напряжения, что присутствовало всего несколько минут назад.

Его пальцы сжали пальцы Инеж, и он медленно открыл глаза, чтобы посмотреть на нее. При виде нее нечто в его лице смягчилось.

— О, — тихо произнес он, будто это так удивительно, что она расстроена или удивлена.

Долгое мгновение Инеж таращилась на него, а потом резко пришла в движение, вскочив на ноги.

— Святые, Каз, ты… сжимай рану, ладно? Ес-сли тебе удалось продержаться так долго, я-я могу сбегать за Целителем…

Каз поморщился, очень аккуратно потянув ее обратно вниз.

— Не нужно, — сказал он и поколебался, когда она одарила его уничтожающим взглядом. — Нет, Инеж, послушай… — сказал он тверже, когда она, вся дрожа, попыталась снова встать.

Он опять легонько потянул ее за руку, но даже сейчас она знала, что он немедленно отпустит ее, если она попросит или даже просто потянет руку обратно.

— У тебя десять секунд, Бреккер, — сказала она.

Ее взгляд метнулся к огнестрельной ране у него в груди, из-за которой он только что умирал. Голова кружилась, и по какой-то причине в сознании эхом отдавались его слова. Ты будешь так злиться.

Инеж подумала о кинжале в своей груди и замерла абсолютно неподвижно.

Словно прочитав ее мысли, Каз отпустил ее руки и завозился с рубашкой, расстегивая ее достаточно, чтобы раскрыть и показать рану.

Или, по крайней мере, то место, где должна была находиться рана.

— Серьезно? — рявкнула Инеж, снова упав на колени. — С каких пор ты такой же, как я?

Каз моргнул с недоуменным выражением.

— Извини, как… Инеж, — он уставился ей в глаза. — Как ты?

Она тяжело сглотнула.

— Я умирала. Думаю, уже больше одного раза. Но я просто… Возвращалась.

— С каких пор? И ты ничего мне не сказала? — спросил он, наклонившись вперед, в его голосе зазвучал гнев, а глаза сверкнули.

Инеж скрестила руки и выгнула бровь, ее ладони всё еще дрожали после всего.

— Могу спросить у тебя то же самое. И я спросила первая.

Каз нахмурился, кожа его перчаток скрипнула, когда он сжал и разжал кулаки.

— Отлично. С девяти лет, — в его глазах присутствовало нечто нечитаемое, недосягаемое и холодное. — Твоя очередь.

Инеж поколебалась, вспоминая.

— Думаю, в ночь перед тем, как ты выкупил мой контракт. Мою последнюю ночь… там.

На лице Каза вспыхнула знакомая ярость, которая странным образом успокоила Инеж. Она прекрасно знала, что он злится не на нее, а скорее за нее.

— Кто? — спросил он. — Как?

Поджав губы, она непреклонно уставилась на Каза.

— Сейчас это неважно.

Несколько жестких складок на его лбу чуть-чуть разгладились.

— Это была Ван Худен? Или какая-нибудь канальная сволочь, которая не заслуживает даже существовать в одном мире с тобой? — поскольку Инеж молчала, он разочарованно вздохнул. — Я не стану никого убивать, это твой счет. Но если это не Ван Худен, я могу найти его для тебя. Сделать так, чтобы тебе не пришлось и пальцем пошевелить, чтобы раздавить его как букашку.

Она раздраженно фыркнула и покачала головой.

— Прекрати. Я… не надо сейчас, я не могу… Я думала, что потеряла тебя.

На лице Каза промелькнул двадцаток разных эмоций, пока он не остановился на чем-то, что прохожему могло показаться бесстрастным, но для него было мучительно уязвимым.

— Инеж, я не… Я знал, что вернусь. Но я не… Я не знал, что ты тоже.

Инеж засмеялась сквозь слезы и с легкой дрожью наклонилась вперед.

— Мы оба идиоты, — прошептала она.

Она почувствовала, как его пальцы, едва касаясь, провели по ее косе.

— Да. Я не жалею об этом.

Она закатила глаза, но не могла разозлиться по-настоящему.

— Конечно, не жалеешь.

Каз замер и уставился на нее, сузив глаза.

— Постой-ка, значит, когда тебя ранили перед Ледовым двором и ты…

— ...пыталась покончить с собой? Да, так было бы проще для всех вовлеченных, — подтвердила Инеж.

Каз нахмурился.

— Не проще. Не для меня.

Она протянула ему руку, и он осторожно — благоговейно — ее взял.

— Принимала в расчет нас даже тогда.