Царицу заказывали? (джен)

— Что царица?

Один посмотрел на своего самого доверенного советника. Алгрим — последний из темных эльфов Вселенной. Он — все, что осталось от некогда великого и помнящего еще Миры без Искры Света народа. Верный, умный, терпеливый и рассудительный. Один ценил его мнение и всегда давал себе труд выслушать. Алгрим был предан Всеотцу, как вернейший пес.

Именно ему Один доверил деликатную миссию пригляда за собственной прекрасной женой. Той, которую нарек царицей и короновал собственноручно. Лучезарная Фригг, царевна Ванахейма и единокровная сестра царя Фрейра. Та, которую он никогда бы не получил, если бы не разбил ее братца и не взял столицу гордых Ванов. Этого Один сын Бора, внук Бури, никогда не забывал.

Как и знал, что его супруга, которую придворные скальды сравнивали то со звездой, то с лебедем белым, то со алмазом, тоже не забыла. Она родила ему сына. Законного первенца. Того, в ком Один видел себя самого и был уверен, что Тор вырастет достойным скипетра Асгарда. Только взяв младенца на руки, Один уже знал, что передаст свой трон именно ему. Своему самому любимому сыну.

Ребенок связал его и Фригг крепко-накрепко. Теперь у бывшей царевны Ванахейма не было причин беспокоиться о братце больше, чем о собственной семье. Она мать. И сына любила неистово и сильно. Один это видел. И все равно своих приказов не отменял.

Долгая, очень долгая жизнь и тысячи лет властвования научили его осторожности. Скользкий подонок Фрейр — ее близнец, ее семья. Он хоть и склонил голову перед Одином, войдя в его империю, царь был уверен, что спесивый Ван считал себя выше до сих пор. Ведь по меркам ванов кровь любого аса грязна. А уж кровь самого сына Бора тем более.

Фригга получила богатые дары с родины и личные дары от брата. Было снаряжено пышное посольство в честь рождения Тора. Только Один желал взглянуть на надменную морду Фрейра. Как ему племянник-полукровка? Да еще запачканный кровью потомка ледяной великанши? О матери Один вспоминать не любил.

Дочь Бёльтрона не была той, чье имя было принято помнить и чтить в Асгарде. А дед… Тут Один и вовсе начинал ненавидеть все живое лишь за одно упоминание Шипа Бедствий. Времена Первозданных канули в забвение. И это хорошо.

— Занята вашим наследником, мой царь. Пытается наладить отношения с Видаром и Вали. Мальчики огрызаются, но в пределах приличий.

Темную кожу лица вспарывают тонкие морщинки от улыбки. Алгрим очень стар. Он служил еще отцу Одина и служил верно. Эта улыбка — это все эмоции, которые себе позволяет темный эльф. Закутанный в темную хламиду советника, с тяжелым золотым медальоном на груди, где между звеньями цепи зажаты пластины с рунами, описывающими статус эльфа при дворе. Один помнил, как отец надел на коленопреклоненного эльфа этот знак отличия. За преданную службу трону.

— Ничего подозрительного?

Алгрим кланяется, вынимает ладони из широких рукавов и наливает царю и себе по кубку отличного вина. Эльф знает тяжкий нрав нынешнего Всеотца. В конечном итоге он помнит Одина еще мальчишкой. Он помнит непреклонную волю Бора и его неистовую злобу. И он прекрасно понимает, в каких случаях нужно и полезно показать, что ты не просто слуга, пусть и доверенный, но еще и друг. То есть вести себя менее формально.

Власть тяжела, и потомки Бури цепляются за нее до последнего вздоха. Но иногда и им нужна иллюзия, что и у царя может быть что-то, кроме трона и скипетра. Например, дружба. Алгрим очень осторожен. Он никогда не злоупотребляет своими привилегиями, хотя может говорить со Всеотцом, как со старым другом. Сегодня Один устал. Действительно устал. И участие ему не помешает, раз супруга холодна, словно скалы Хейльхема.

— Нет, она умная девочка, мой царь. Придворные пытаются укусить новую царицу, но очень осторожно. Все же ты, владыка, к ней неизменно благосклонен. И царица родила тебе сына, нареченного наследником в день рождения. Это остудило горячие головы.

В полутьме роскошного кабинета мерцают рубиновые глаза, такие же алые, как вино в золотых кубках. Эльф замолкает и делает пару глотков, смакуя. Погреба дворца превосходны. Алгрима и его царственного друга молчание не тяготит. Темный тонко чувствует, что Одину нужно это понимающее молчание между старыми товарищами.

Царь сидит, откинувшись на спинку кресла. Один не потерял ни грана властности и стати, которая сразу выделяет царя Асов из любой толпы. Высокий, выше многих, сильный, как бык, и свирепый, как медведь, славный на поле сечи и на ложе любви. Истинный баловень судьбы. Нет счета тем дарам, коими сын Бури и Бестлы одарен.

Но, думая о горечи и боли своей и своего народа, Алгрим сохраняет самое благожелательное, даже меланхоличное выражение лица. Он настолько давно играет в эти игры, что порой кажется, это лицо и есть его настоящее я. Он верен Трону и Всеотцу. Иначе ему не жить.

— На Фрею больше не смотрят, как на ванахеймскую выскочку, что ты взял как трофей. А с появлением Тора, мой царь, для твоего народа она отныне и навеки Фригга.

Алгрим почти всезнающ, что касается интриг в пределах Асгарда. Царь довольно кивает. Он бы не хотел, чтобы мать его сына затравили или сломали. Он взял в жены прекрасную и гордую деву. Не ничтожество и не тень. Ему не нужна пустая, сломанная и лишенная жизни кукла. Какого сына такая сможет вырастить? И все же Один позволяет обтесать Ванскую гордость. Фригга должна понять, что она теперь его навеки.

— Тюр?

Теперь его старший сын. Тот, кто метит выше, чем Один, позволит ему взлететь. Зря мальчик верит, что его потуги Всеотец и советники в упор не замечают. Один все учитывает, даже нелепые попытки Тюра его впечатлить и показать себя достойным. Пока сын подчиняется, вреда от его иллюзий нет. Так пусть дитя тешится, интригуя помаленьку. Тем более Один не чудовище, он не хочет убивать еще одного своего ребенка.

— Все как обычно, Всеотец. Ничего, чтобы выходило за рамки. Иначе я бы сразу доложил.

— Я знаю твою дотошность, Алгрим. Как и верность. — голос Одина как мед и он поднимает кубок. — За верность, старый друг.

Алгрим склоняет белую голову в поклоне и делает щедрый глоток. Это короткая пауза перед плодотворной и долгой работой. Златой город снова зальет свет, и ночь отступит под его натиском. Однако совещание будет продолжаться и дальше. На границах неспокойно, в покоренных провинциях тут и там вспыхивают бунты. Генералы Всеотца топят их крови, слезах и дерьме. Но для спокойствия власти нужно, чтобы они не повторялись. Еще и Йотунхейм — вечная незаживающая рана.

— Есть вести от Лафея?

— Мой царь! Шпионы доносят, что Лафей созывает армию. Йотуны готовятся к войне.

— Вернее, к экспансии, Алгрим. И мы оба это знаем, — царь встает и нависает над столом опираясь на кулаки, — Куда ледяные великаны ударят в Мидгарде? Я не могу позволить Лафею победить. Ты передал мое предупреждение царю?

Алгрим кланяется и разводит руками. Передал, конечно, и посланцев от Одина никто не тронул, но Лафей был в ярости. Войны между асами и йотунами пока не случилось, на что темный эльф и уповал. Да и не только уповал. Простой, как два плюс два, расчет показывал, что в конечном итоге война неизбежна. Один пока медлил, что было несвойственно для него, быстрого и жестокого в битвах.

— И ваши слова, так же взывающие к общей крови с Бестлой.— Голос Алгрима, как сама тягучая тьма, мягок, тих и усыпляющ.— Но это не возымело эффекта, Всеотец.

Единственный глаз Одина загорелся гневом, который он тут же обуздал.

— Ну что же, видят Норны, Лафей сам накликал это. Война падет на его голову и головы его подданных. Так тому и быть.

Один опустился в кресло.

— Алгрим, проследи, чтобы мои сегодняшние слова внесли в Хроники Асгарда. Мы снизойдем в Мидгард как защитники. Хочу, чтобы все миры об этом знали. И что там наложница моего родича?

— Беременна от Лафея, и тот дышать на нее боится. Нарек бы своей царицей. Вот только асинью-полукровку йотуны не примут царицей.

Один кивает. Он знает, что Алгрим хочет сказать. Йотуны вымирают и планета погибает. И захватить Мидгард — их последний шанс. Вот только его Всеотец давать родичам не собирается. Ему не нужен процветающий Йотунхейм или усиливающийся Лафей, чьи амбиции и стремления ненасытны. Йотуны не станут соперниками асов. Их участь тихо вымереть. Раз Лафей не захотел по-хорошему, то Один их вырежет столько, сколько сможет. А смогут асы много, очень много.

Он хладнокровно планирует забрать Ларец Вечных Зим — реликвию, что не дает замерзнуть миру Ледяных Великанов до того состояния, что они там не смогут жить. Внезапную любовь пленницы-рабыни и Лафея Один тоже учитывает в своих планах. В конечном итоге родичу ни к чему наследник. Что такой царь может передать сыну? Гораздо милосердней, если ребенок умрет, не познав тяжестей бытия.

Такая трагедия заставит Лафея действовать более опрометчиво. Он будет слеп от горя и ярости, и ослаблен. То, что нужно для менее затратной победы. Всеотец не желает терять слишком много своих воинов. К счастью, шпионы Алгрима выполнят и такой его приказ. А затем тихо отойдут в мир иной, чтобы родич никогда и ничего не смог доказать.

— Алгрим, я прошу тебя позаботиться о наложнице царя Лафея и о ребенке. Ты меня понял?

— Да мой царь.

Эльф поклонился, и оставив царя одного, отступил спиной к дверям.

Примечания:

Как всегда обновление на моем бусти, каждый понедельник в полночь. Там уже 31 одна глава.