Царицу заказывали? (джен)

Наташа знала, что кто-то умрет. Вторые шансы не даются так просто. Особенно если вы с треском проиграли, и этот проигрыш стоил вам всем всего. За надеждой — это вам к Стиву Роджерсу, не к ней. Она всегда была реалисткой со здравым налетом пессимизма. И хотела спасти Стива, который потух, когда развеялся Зимний. Клинта, который сломался, когда его семью забрал Щелчок. Тех, кого Танос стер. Наташа была готова рискнуть всем. Буквально всем. И собой в первую очередь.

На Вормире она выбрала за Клинта. Ему нужно жить. Она верила, что у команды получится и Лора с детьми к нему вернутся. Он им нужен. Нат же сделала лучший выбор в своей полной крови жизни. Она умерла.

Умерла, почти ни о чём не сожалея. Если только о своей застарелой страшной боли. Наташа всегда хотела быть матерью. Но Красная Комната её этого шанса лишила. До появления Клинта и его семьи она избегала детей, как чумы, чтобы внутри не болело, не рвалось. Лучник её изменил. И за это Наташа ему была бесконечно благодарна и отдавала долг, спасая его.

Падение в пустоту завершилось тем, что она проснулась от детского плача. Надрывался в реве кто-то очень громко и с полной отдачей. Суетились незнакомые девицы в роскошных платьях, каждая с длинной толстой косой. Все как на подбор, статные красавицы. Наташа потянулась, и рукав полупрозрачной ночной одежды упал с тонкого запястья. Шрама не было. И это были не её пальцы и руки.

Тем временем красотки сюсюкали над кем-то в золотой колыбельке под златотканным же пологом. А он всё ревел, и плач ребенка отозвался внутри нее потребностью успокоить его. Взять на руки. И панику от того, что совершенно непонятно, какого хрена случилось и где она, заглушил.

— Магрит, дай мне моего сына…

Это сказала она. Нежным, нечеловечески мелодичным голосом, от которого и без того светлые покои стали еще светлее. Маленькие ножки утонули в ковре, когда Наташа села. К ней тут же кинулись две девицы с обувью. Она привычно скользнула в мягкие, словно пух, тапочки и так же привычно откинула за спину две тяжелые золотые косы.

Она взяла ребенка и покачала, любуясь раскрасневшимся от крика личиком.

— Сейчас мама тебя покормит, мой хороший. Валборг, царь уже в трапезной?

Наташа кормила ребенка грудью. Одна её часть была умиротворена и счастлива, а вторая боролась с паникой от понимания, куда именно она попала. Умилительно сердитый золотоволосый кроха, царь и скандинавские имена, всеобщее почтение к ней и вся эта кричащая роскошь. Она — Фригга, мать Тора и Локи, царица Асгарда и супруга Одина. А этот мальчик с хорошим аппетитом и есть Громовержец. Друг и Мститель. Тогда, в прошлой жизни.

— Да, моя царица.

Наташа покачивала сыто прикрывающего глазки сына и даже не дёрнулась, когда чужие руки помогли ей одеться. Внутри плескалось раздражение. Она помнила, что супруг собирался на охоту. В Альвхейме завелось очередное чудовище, и муж собирался его истребить. Фригга никогда не была красивой дурочкой, но Один об этом всегда забывал. Она знала, что у мужа очередная страсть. И улыбалась ему каждый день, благосклонно принимала комплименты и подарки. Один был заботлив и мил. Ещё бы! Царевна Ванов родила ему законного сына.

Празднества длились почти месяц. Царская чета принимала послов из всех покорённых миров с дарами. И всё это время юная Фригга сияла спокойным счастливым светом влюблённой женщины, несмотря на то, что во дворце шептались о любовнице её мужа. А что ей оставалось? Брак был договорным. Один взял её как гарантию мира с Ванахеймом. И, несмотря на все красивые слова жениха, Фригга всегда знала, что будет заложницей и символом победы одновременно.

И первая измена оскорбила её, но не стала таким уж сюрпризом. Она была умна. Понимала, что муж-ходок вряд ли изменится, какой бы красавицей она ни была. Козел!

Умная, на взгляд практичной Наташи, выросшая во дворце под опекой обожающего её брата, была слишком мягка. Ни упрека, ни попытки устроить муженьку скандал. Даже притащенных Одином мальчишек Вали и Видара приняла и начала о них заботиться. Муж отлучился и вернулся с двумя детьми, которых публично признал своими сыновьями и царевичами Асгарда. О матери детей ничего не было известно. Фригга и не спрашивала. Просто занялась детьми, за что получила от довольного такой покладистой и тихой женой супруга целую гору сундуков с дарами, достойными царицы.

— Магрит, уложи спать моего сына.

Наташа встала и подошла к круглому зеркалу выше её роста. То, что она увидела, ей понравилась. Фригга была лучезарна, как заря и излучала царственность. Наташа же привыкла использовать внешность как оружие. Ну что же, ей хоть в одном повезло.

— Царица, ваша купальня готова.

Она тряхнула головой и послала улыбку своему отражению. Да, страшно. Но это жизнь. И у неё могут быть дети. То есть уже есть. Наташа с нежностью посмотрела на колыбельку. Что бы ни случилось, она постарается стать мужчине, с которым дружила в прошлой жизни, хорошей матерью. Она молода, красива и впереди вечность. Супруг и прочие проблемы, правда, тоже были.

Начать стоило с малого. Например, с того, чтобы привести себя в порядок. Наташа не собиралась мчаться здесь и сейчас, отрывать голову Таносу, но ублюдок умрет обязательно. Или искать друзей. До их рождения еще тысячи лет. Она просто постарается обвыкнуться здесь. И решить, что делать дальше.

С практической точки зрения роль царицы устраивала её едва ли не больше, чем роль матери. Нет, внутри отзывалась нежность к маленькому Тору. Она не играла. Просто Нат с детства была пешкой в чужих играх, слабой и зависимой. В Красной комнате ей отлично вбили в голову, что она — инструмент в более умелых руках. Ей самой на первых ролях не быть никогда. Да, сейчас Фригга — придаток к мужу, но всё можно изменить. В Щите же у неё была определённая роль, и прыгнуть выше неё ей бы тот же Николас Фьюри не дал. Ей до конца никто не верил. Может быть, кроме Стива. Поэтому в сваре Наташа выбрала его сторону.

Встреча с супругом произошла за ужином. Хотя вот этот радостный миг она предпочла бы оттянуть, насколько возможно. А так пришлось изображать радость, слушать похвальбу и старательно относить довольный вид мужа не к очередному походу налево. Хотя флер чужой женской магии ощущался на Одине прекрасно. И весь его вид довольного кобелины был легко объясним.

Почему сейдмэн, то есть маг Один, не уничтожил компрометирующие следы? Наташа была уверена: ему пофиг, что подумают придворные и что ощущает жена. И чем сильнее она закипала внутренне, тем нежнее была её улыбка.

С другой стороны, спать с ним не пришлось. Один, быть может, и не против, но его царица недавно родила ему ребенка. Да и как спать с ним сразу после другой бабы? Может, Нат и не брезглива, но не настолько же. Поэтому они лишь чинно попрощались.

Она покормила сына, спела ему колыбельную, позволила служанкам себя раздеть. И лишь оставшись в спальне одна, решила, что злится напрасно. Кого бы Один ни трахал, лишь бы не её. Но вот дети. Тут Наташа почти хваталась за голову. Обычно свое потомство царь забирал и тащил сюда, где отдавал ей на попечение. И каждого Всеотец признавал. Да, Тор пока единственный законный сын, но сколько соперников у него ещё будет?

Фригга выросла во дворце. И знала, как легко умирали наследники и те, кто стоял в очереди на трон. Нат от такой радужной перспективы крепко поплохело. Но с другой стороны, заклинание на Одина не наложишь. Какой бы искусной ни была Фригга, она пока не пробовала ничего. А если царь заметит на себе магию, предотвращающую зачатие? Его реакция могла стать, мягко говоря, непредсказуемой.

Оно ей надо?

А с другой стороны. Нежное прекрасное лицо Фригги, царевны Ванайхема и царицы Асгарда, украсила совершенно змеиная улыбка. Ее дорогой супруг — параноик и та ещё сволочь. Она ничего не может магией, зато очень многое умеет из прошлой жизни.

Свечи со специальным составом, чай и милая беседа с женой. Даже Один не заметит подвоха. И ничего, что травяной сбор будет ослаблять его внимание и расслаблять. А дальше нейролингвистическое программирование. Медленно и последовательно. И Один решит, что трахать он может кого угодно, но дети ему больше не нужны. Сам решит.

Потому что это решение не будет противоречить его основным инстинктам. Она же не запретит ему изменять. Просто подтолкнет к мысли, что новые сыновья — угроза Тору, которого Один, едва взяв на руки, нарёк наследником Золотого Трона.

С Халком эта колыбельная работала. И здесь получится.

Засыпала Фригга счастливой и довольной.

Примечания:

Продолжение как всегда на моем Бусти — каждый понедельник в полночь. "звездочка в ночи" оправдывает свое имя))) Ссылка в профиле и ссылку на оглавление "Царицы" оставлю в комментариях под главой. Там остальные 27 глав.

Отец требовал, чтобы Тюр назвал его царицу Матушкой. Царевна Ванахейма, залог мира между асами и ванами, младше него была на полтысячелетия. Мать его брата Тора, законного первенца Всеотца. Как хороший сын, Тюр повиновался без пререканий. Хотя он ведь мог рассчитывать на то, что именно его, своего самого старшего сына, отец сделает наследником Золотого Трона. Разве не он, который поддерживал все решения своего царя, достоин стать вторым после него, особенно после предательства и изгнания Хелы?

Тюр упрямо прогонял такие размышления из головы.

Поднимал кубок за Тора, своего брата и будущего царя на грандиозном пиру по поводу его рождения. Так же, как и все славил отца и его молодую царицу на свадебном пиру. Тюр помнил свой долг, несмотря на то, какие чувства испытывал на самом деле. Вот чего не хватало старшей сестре — покорности отцу и почтения пред волей царя. И где она?

Он славный воин. Тот, кого Один называл своей гордостью, умел молчать.

Поэтому никому и в голову не приходило, что у тихого благородного военачальника могут быть свои амбиции. Даже отец, или прежде всего, отец, смотрел на него, как на слепое орудие в своих руках. Тюр не перечил, даже когда ему был отдан приказ вырезать всех, кто отказался отринуть присягу старшей сестре. Он понимал, что Один тем самым пачкал его руки кровью лучших воинов Асгарда. Однако повиновался, ничем не выдав настоящих чувств. И доверие Всеотца возросло.

И Тюр, пока Один путешествовал, отвечал за безопасность дворца и Асгарда. Он был назначен командующим гвардией и нашёл путь к сердцам воинов. Тюр мог избавиться от спящего в золочёной колыбельке младенца в любой момент, но не делал ничего. Лишь старательно и неукоснительно выполнял свой долг. Не давал отцу повод в себе усомниться. И ждал.

Тор, пока ещё не умеющий даже ходить, приводил Одина в дикий восторг. Царь без колебаний назвал его своим преемником, и многие при дворе решили, что это дело рук царицы. Прекрасной Фригги, которую отец любил настолько пламенно, что слагал в честь супруги стихи и изменял ей в открытую. Плоды этих походов налево Тюр был вынужден учить сражаться и вытирать сопли, как хороший старший брат.

На самом деле он сделал всё, чтобы Видар и Вали его обожали. Щенята были забавными и абсолютно не годились в соперники. Всеотец никогда не отдаст Асгард тому, кто хоть немного сродни животному. А близнецы были оборотнями и берсерками. Отличное сочетание для будущих цепных псов. И Тюр всего лишь заботился, чтобы братики были привязаны к нему намного больше, чем к отцу, которого они видели очень-очень редко. Он говорил о верности своему царю и прекрасно осознавал, что любимому старшему брату, который подарил им первые мечи, близнецы будут вернее, чем Одину.

Тюр был первым, кто понял, что царица немного изменилась. Нет, она улыбалась с тем же теплом, была так же лучезарна. И время Видару и Вали Фригга тоже уделяла. Брала с собой совсем маленького Тора и могла, отпустив служанок, пару часов провести в детской. Царевна Ванов делала всё, чтобы возможные конкуренты её сына полюбили малыша, и не было семян вражды в семье. Тюр даже оценил бы её усилия, если б это прекрасное златовласое и голубоглазое создание не поломало его планы.

Он так же постоянно бывал у близнецов, кланялся жене отца и просил разрешения поиграть и подержать на руках брата Тора. Тот весело агукал, тянул Тюра за рыжие волосы и вообще улыбался, стоило его пощекотать. Вот только, несмотря на эту идиллию, взгляд Фригги оставался тревожным. Она будто знала, что Тюр ей не друг, хотя тот обманывал даже отца, насколько был безупречен в своей игре в героя.

Но царица ни жестом не давала понять, что боится его, не шла к Одину. И Тюр успокоился. Избавиться от царицы Асгарда потихоньку не мог даже он. Да и зачем? Отца он знал, тот скорбеть долго не будет и вместо неконфликтной Фригги притащит в качестве жены какую-нибудь мегеру. В любовницы Один брал исключительно дам с темпераментом. Спокойная, показательно милосердная, полная царского достоинства супруга Одина не слишком возбуждала. Она сияла, но в ней не было огня.

И временами, глядя, как смеется бывшая царевна Ванахейма, Тюр не понимал, чего отцу надо? Огонь был. Он в ней просто спал. И Один не смог его разбудить. Походы по любовницам крепости брака не способствовали. Тюра более чем устраивало, если Фригга возненавидит мужа. Он был уверен: за всей покорностью и безропотностью в царице прятался характер. И пока Один ни в чём себе не отказывал, царица слушала сплетни о его удали. Ей с радостью доносили об очередной победе её мужа на чужом ложе. Тюр к этому руку не прикладывал. Было полно желающих разрушить политический брак Одина и избавить его от жены.

Царевна Ванов или аристократка из знати Асгарда? Тюр считал оба варианта одинаково неудобными лично для себя. Но все же молодой царице не давали забывать, что она лишь вира за мир. А к своей могли отнестись благосклоннее.

Он не мог назвать точный день, когда жена отца изменилась. Едва заметно и вместе с тем поражающе. Прежде всего, Фригг больше не смотрела на Одина с любовью. Нет, глаза ее сияли. Только Тюр был уверен, что чувств к отцу у царицы не осталось. Она больше не сбегала в сады, когда слышала сплетни о новой любовнице. Царица почти всё время делила между детьми и двором, делами которого начала живо интересоваться.

Женщине, родившей ему законного первенца, Один позволил бы и больше, чем мелкие перестановки. Но Фригг, к крайнему раздражению Тюра, не наглела, показывала Одину, что остаётся той же смиренной просительницей. Только это было не так. У той царицы не было такого взгляда, который на миг, но всё же выдавал её настоящее настроение. И Фригг смотрела на славнейших мужей Асгарда с насмешкой, словно на куски мяса.

Тюр, конечно же, своими выводами с отцом не делился.

Не сейчас, когда Тор занимает место любимейшего из сыновей. А женщина, его родившая, безукоризненна в глазах Всеотца. Настроить Одина против жены не получится, только если она сама не даст повод. Только вот не даст же. Умна, стерва! Этого Тюр с толикой восхищения отрицать не мог.

Умна! И с толком пользуется положением, чтобы укрепить позиции своего ребенка и свои собственные. Да и начавший ходить Тор до глупости умилял всех, кто знал Одина еще ребенком. Слово стариков, служивших еще деду Беру, значило многое. Именно они помогли отцу решить, что женщина править не достойна.

Тюру оставалось только ждать. Это он умел лучше всех на свете. И быть хорошим сыном, идеальным, не мечтающим свернуть тонкую, белую, словно крыло лебедя, шейку матушки.

То, что не всё радужно в царстве Златом, Наташа поняла почти сразу. Тут двойной шпионкой быть не обязательно. Просто уметь видеть и делать выводы. Элементарный и поверхностный анализ показывал, что она попала в тот еще гадюшник. За тяжеловесной роскошью, улыбками и подобострастными поклонами скрывались пасти, полные ядовитых клыков. Молодую царицу и жену Всеотца рады были сожрать. Но не получалось.

Наташей эти снобы могли запросто подавиться и отравиться. В разряде тварей она им всем сто очков форы даст. Просто на первых порах Наташа отыгрывала роль нежной, милой и прямой, как палка, дурехи. Муженек прямо млел. А бывшая Черная Вдова задавалась вопросом: здесь все такие идиоты или это ей просто с мужем так не повезло?

Один жил тысячи лет, и в его царственной голове как-то уживалось представление о выросшей во дворце девице, как о трепетном цветочке. Который нужно оберегать и превозносить. Выставлять, как ценный трофей. И временами напоминать, что Ваны Асам не ровня. И что она, Фригг, была взята, как вира, за мир. Ну-ну. Говорить такое жене, царице и матери своих детей. Чужая дурость ей была только на руку.

А к шепоткам за спиной Наташа еще в прошлой жизни привыкла. Один видел в ней дивное создание. И это создание последовательно проводило стерилизацию одноглазого кобеля. Трахай кого хочешь, дорогой, только детей мне больше не надо. Причем ревности как таковой она не испытывала. Вот еще. Красная комната прекрасно выбивала любые сантименты. И Фригга теперь просто не могла себе позволить расстраиваться из-за похождений супруга.

Ей бы выжить. Причем она рассматривала тот вариант, что покровительство Одина внезапно может исчезнуть. И не сказать, что у царицы целый ряд защитников. Фригга занималась своим ребенком, Видаром и Вали, гуляла в садах. Принимала знатных дам и практически никогда не оставалась одна. С одной стороны, ей не позволяли абсолютно ничего делать самой, а с другой — она всей кожей ощущала пристальное внимание свитских.

Наташе было не привыкать вживаться в роль полностью. Стирать свое настоящее Я ради миссии. Все, чтобы выжить. И ее терзания, а так же кошмары — они ей все же снились, значения не имели. Она могла сожалеть о произошедшем там, скучать и понимала, что ей оставалось только ждать. Тысячи лет ждать. Прежде чем родятся первые из ее друзей.

Ведь кроме них у нее не было другой семьи, поэтому неудивительно, что сердце рвалось. Впрочем, некую меланхолию царицы двор отнес к слухам о новом любовном увлечении Одина и тоске по дому. Заботливый муж изолировал ее почти сразу же от тех ванов, которых Фригга взяла

с собой в новый дом. Их быстро заменили слуги из асов, верные прежде всего царю.

Так что фактически она могла полагаться только на саму себя. Новая Фригга разглядела уже в дорогом супружнике легкое пренебрежение к женщине, которую Один назвал своей царицей. Да, она была сильно младше, была чужой в Асгарде. И все же Фригга — его царица и мать его детей. Несколько неосмотрительно для существа, что жило столь долго, показывать такое жене.

— Видар, осторожнее.

Нежный, словно трель, мягкий голос, полный заботы. Наташа присела на корточки прямо на садовой дорожке, заправила длинный жесткий черный локон за ухо. Смахнула соринки с рубашки мальчишки, которого уже назвала сыном. И поймала настороженный звериный взгляд. Протянула белую руку другому ребенку, зеркальному отражению этого мальчика. Видар и Вали были одного возраста, на вид лет десяти. Человеческих десяти. И они были близнецами.

Причем ее, обученную забираться под любую кожу, сразу же насторожило, насколько дети синхронны в своих действиях и реакциях. Не просто, как бывает у близнецов, это было большим. И учитывая, что оба оборотни, могло сулить как проблемы, так и возможности. Смотря как учить и воспитывать.

Власти у нее не было никакой. Но Один доверил ей свое потомство. Всех детей, что имелись на данный момент. Единственный, кого она не могла воспитывать в силу возраста последнего — царевич Тюр. Он был даже старше самой Фригг. Но к мачехе относился неизменно почтительно и звал матушкой.

Да с такой нежностью, что у бывшей Черной Вдовы рука тянулась к любимой удавке и к пистолетам. Там была не просто неприязнь к новой игрушке отца, к пленнице и той, которую Один требовал звать мама. Нет, что-то более личное. Настолько, что Наташа глаз не спускала с Тора. Он был самым маленьким, единственным, кого это тело родило, и она его грудью кормила. Поэтому иррационально, но зато очень эмоционально беспокоилась.

— Магрит, пусть нам накроют в беседке, хорошо? Мальчики, пообедаем там?

Наташа подавила тяжелый вздох. Держим спину прямо и сияем. Царица, твою же мать. Звереть никак нельзя. Ведь она сама доброта, свет и милосердие. Как это в тех местах, где почвы касаются туфельки, не растут цветы? Непонятно. И да, это был усталый такой сарказм. Налаживать отношения с двумя настороженными, недоверчивыми волчатами было нелегко.

Видар и Вали не огрызались на нее только потому, что наставники, коих выбрал Один для сыновей, буквально вбили в них понимание, что так нельзя. Она ведь матушка. Плюс Фригга — пара их альфы. Вот и терпели ее волчата без особых восторгов. Правда, стоило отметить, что внешне, издалека они казались идеальным дополнением к картинке такой же идеальной семьи.

Казаться и не быть. Это было как раз о царстве богов.

Ей они были нужны по многим причинам. Тогда, в прошлой жизни, ее, не спрашивая, перековали в оружие, забрав шанс стать матерью. Наташа тосковала и именно поэтому очень любила семью Клинта. Теперь же быть матерью — это все, что ей пока оставалось. Причем ее холодная, трезвомыслящая часть в этой роли увидела перспективы. По итогу не Наташа выбирала карты, какими играть. Но и проигрывать не собиралась.

Правда, быть приходящей тетушкой Нат и настоящей мамой — это две существенные разницы. Даже если за большинством нужд детей следили другие. Ей лишь предстояло с ними поладить. А с этим были сложности. Дети вообще прекрасно ощущают фальшь. Это Наташа знала по ребятишкам Клинта. А Видар и Вали еще и больше доверяли своему звериному началу.

Так что понравиться им было делом нелегким. Наташа была уверена, что отца, то бишь Одина, близнецы признали только как старшего и более сильного. О любви и привязанности в обычном понимании этих слов даже речи не шло.

— Вкусно?

Фригга покачивала на руках проснувшегося Тора. Чудо, а не ребенок. Ее маленький Громовержец. Свиту она выставила за пределы ажурного и снова золотого сооружения. Можно было сказать, они получили подобие уединения. Причем говорить слишком много и преувеличенно радостно Фригга не стремилась. Мальчики почуют фальшь сразу.

— Да, матушка, — ответил за себя и брата младший Вали.

Причем ответил до зубного скрежета официально, без капли живых эмоций. Наташа и бровью не повела. С одной или двух прогулок она не станет им родной, как и Тор на ее руках. Пока что пищащий комочек куда более интересен, чем она. Враждебности в сторону Тора она не заметила, как и любви. Только любопытство. Но для начала — это отлично. Она не спешила. У нее впереди вечность.

Щебетали птицы. Небо было безмятежным. Все вокруг было ярче и совершеннее, чем на Земле. В Асгарде она скучала. Хорошо, что причины ее печалей выдумывали за нее. Удобно.

Тор приготовился плакать, и пришлось петь колыбельную, укачивая сына. У нее сердце щемило, настолько много всего чувствовала к ребенку в своих руках. Настолько, что мыслить рационально Фригге-Наташе было тяжело. Сын становился центром ее мира. И в то же время она достаточно прямолинейно была готова убивать ради его благополучия.

Она отпустила Видара и Вали на занятия, не стесняя мальчиков объятиями. Фригга им чужая. У них была настоящая мама, а не женщина, которую отец и царь велел называть так. Терпения Наташе, к счастью, было не занимать. Кирпичик за кирпичиком она построит свой мир, комфортный и безопасный.

— Что царица?

Один посмотрел на своего самого доверенного советника. Алгрим — последний из темных эльфов Вселенной. Он — все, что осталось от некогда великого и помнящего еще Миры без Искры Света народа. Верный, умный, терпеливый и рассудительный. Один ценил его мнение и всегда давал себе труд выслушать. Алгрим был предан Всеотцу, как вернейший пес.

Именно ему Один доверил деликатную миссию пригляда за собственной прекрасной женой. Той, которую нарек царицей и короновал собственноручно. Лучезарная Фригг, царевна Ванахейма и единокровная сестра царя Фрейра. Та, которую он никогда бы не получил, если бы не разбил ее братца и не взял столицу гордых Ванов. Этого Один сын Бора, внук Бури, никогда не забывал.

Как и знал, что его супруга, которую придворные скальды сравнивали то со звездой, то с лебедем белым, то со алмазом, тоже не забыла. Она родила ему сына. Законного первенца. Того, в ком Один видел себя самого и был уверен, что Тор вырастет достойным скипетра Асгарда. Только взяв младенца на руки, Один уже знал, что передаст свой трон именно ему. Своему самому любимому сыну.

Ребенок связал его и Фригг крепко-накрепко. Теперь у бывшей царевны Ванахейма не было причин беспокоиться о братце больше, чем о собственной семье. Она мать. И сына любила неистово и сильно. Один это видел. И все равно своих приказов не отменял.

Долгая, очень долгая жизнь и тысячи лет властвования научили его осторожности. Скользкий подонок Фрейр — ее близнец, ее семья. Он хоть и склонил голову перед Одином, войдя в его империю, царь был уверен, что спесивый Ван считал себя выше до сих пор. Ведь по меркам ванов кровь любого аса грязна. А уж кровь самого сына Бора тем более.

Фригга получила богатые дары с родины и личные дары от брата. Было снаряжено пышное посольство в честь рождения Тора. Только Один желал взглянуть на надменную морду Фрейра. Как ему племянник-полукровка? Да еще запачканный кровью потомка ледяной великанши? О матери Один вспоминать не любил.

Дочь Бёльтрона не была той, чье имя было принято помнить и чтить в Асгарде. А дед… Тут Один и вовсе начинал ненавидеть все живое лишь за одно упоминание Шипа Бедствий. Времена Первозданных канули в забвение. И это хорошо.

— Занята вашим наследником, мой царь. Пытается наладить отношения с Видаром и Вали. Мальчики огрызаются, но в пределах приличий.

Темную кожу лица вспарывают тонкие морщинки от улыбки. Алгрим очень стар. Он служил еще отцу Одина и служил верно. Эта улыбка — это все эмоции, которые себе позволяет темный эльф. Закутанный в темную хламиду советника, с тяжелым золотым медальоном на груди, где между звеньями цепи зажаты пластины с рунами, описывающими статус эльфа при дворе. Один помнил, как отец надел на коленопреклоненного эльфа этот знак отличия. За преданную службу трону.

— Ничего подозрительного?

Алгрим кланяется, вынимает ладони из широких рукавов и наливает царю и себе по кубку отличного вина. Эльф знает тяжкий нрав нынешнего Всеотца. В конечном итоге он помнит Одина еще мальчишкой. Он помнит непреклонную волю Бора и его неистовую злобу. И он прекрасно понимает, в каких случаях нужно и полезно показать, что ты не просто слуга, пусть и доверенный, но еще и друг. То есть вести себя менее формально.

Власть тяжела, и потомки Бури цепляются за нее до последнего вздоха. Но иногда и им нужна иллюзия, что и у царя может быть что-то, кроме трона и скипетра. Например, дружба. Алгрим очень осторожен. Он никогда не злоупотребляет своими привилегиями, хотя может говорить со Всеотцом, как со старым другом. Сегодня Один устал. Действительно устал. И участие ему не помешает, раз супруга холодна, словно скалы Хейльхема.

— Нет, она умная девочка, мой царь. Придворные пытаются укусить новую царицу, но очень осторожно. Все же ты, владыка, к ней неизменно благосклонен. И царица родила тебе сына, нареченного наследником в день рождения. Это остудило горячие головы.

В полутьме роскошного кабинета мерцают рубиновые глаза, такие же алые, как вино в золотых кубках. Эльф замолкает и делает пару глотков, смакуя. Погреба дворца превосходны. Алгрима и его царственного друга молчание не тяготит. Темный тонко чувствует, что Одину нужно это понимающее молчание между старыми товарищами.

Царь сидит, откинувшись на спинку кресла. Один не потерял ни грана властности и стати, которая сразу выделяет царя Асов из любой толпы. Высокий, выше многих, сильный, как бык, и свирепый, как медведь, славный на поле сечи и на ложе любви. Истинный баловень судьбы. Нет счета тем дарам, коими сын Бури и Бестлы одарен.

Но, думая о горечи и боли своей и своего народа, Алгрим сохраняет самое благожелательное, даже меланхоличное выражение лица. Он настолько давно играет в эти игры, что порой кажется, это лицо и есть его настоящее я. Он верен Трону и Всеотцу. Иначе ему не жить.

— На Фрею больше не смотрят, как на ванахеймскую выскочку, что ты взял как трофей. А с появлением Тора, мой царь, для твоего народа она отныне и навеки Фригга.

Алгрим почти всезнающ, что касается интриг в пределах Асгарда. Царь довольно кивает. Он бы не хотел, чтобы мать его сына затравили или сломали. Он взял в жены прекрасную и гордую деву. Не ничтожество и не тень. Ему не нужна пустая, сломанная и лишенная жизни кукла. Какого сына такая сможет вырастить? И все же Один позволяет обтесать Ванскую гордость. Фригга должна понять, что она теперь его навеки.

— Тюр?

Теперь его старший сын. Тот, кто метит выше, чем Один, позволит ему взлететь. Зря мальчик верит, что его потуги Всеотец и советники в упор не замечают. Один все учитывает, даже нелепые попытки Тюра его впечатлить и показать себя достойным. Пока сын подчиняется, вреда от его иллюзий нет. Так пусть дитя тешится, интригуя помаленьку. Тем более Один не чудовище, он не хочет убивать еще одного своего ребенка.

— Все как обычно, Всеотец. Ничего, чтобы выходило за рамки. Иначе я бы сразу доложил.

— Я знаю твою дотошность, Алгрим. Как и верность. — голос Одина как мед и он поднимает кубок. — За верность, старый друг.

Алгрим склоняет белую голову в поклоне и делает щедрый глоток. Это короткая пауза перед плодотворной и долгой работой. Златой город снова зальет свет, и ночь отступит под его натиском. Однако совещание будет продолжаться и дальше. На границах неспокойно, в покоренных провинциях тут и там вспыхивают бунты. Генералы Всеотца топят их крови, слезах и дерьме. Но для спокойствия власти нужно, чтобы они не повторялись. Еще и Йотунхейм — вечная незаживающая рана.

— Есть вести от Лафея?

— Мой царь! Шпионы доносят, что Лафей созывает армию. Йотуны готовятся к войне.

— Вернее, к экспансии, Алгрим. И мы оба это знаем, — царь встает и нависает над столом опираясь на кулаки, — Куда ледяные великаны ударят в Мидгарде? Я не могу позволить Лафею победить. Ты передал мое предупреждение царю?

Алгрим кланяется и разводит руками. Передал, конечно, и посланцев от Одина никто не тронул, но Лафей был в ярости. Войны между асами и йотунами пока не случилось, на что темный эльф и уповал. Да и не только уповал. Простой, как два плюс два, расчет показывал, что в конечном итоге война неизбежна. Один пока медлил, что было несвойственно для него, быстрого и жестокого в битвах.

— И ваши слова, так же взывающие к общей крови с Бестлой.— Голос Алгрима, как сама тягучая тьма, мягок, тих и усыпляющ.— Но это не возымело эффекта, Всеотец.

Единственный глаз Одина загорелся гневом, который он тут же обуздал.

— Ну что же, видят Норны, Лафей сам накликал это. Война падет на его голову и головы его подданных. Так тому и быть.

Один опустился в кресло.

— Алгрим, проследи, чтобы мои сегодняшние слова внесли в Хроники Асгарда. Мы снизойдем в Мидгард как защитники. Хочу, чтобы все миры об этом знали. И что там наложница моего родича?

— Беременна от Лафея, и тот дышать на нее боится. Нарек бы своей царицей. Вот только асинью-полукровку йотуны не примут царицей.

Один кивает. Он знает, что Алгрим хочет сказать. Йотуны вымирают и планета погибает. И захватить Мидгард — их последний шанс. Вот только его Всеотец давать родичам не собирается. Ему не нужен процветающий Йотунхейм или усиливающийся Лафей, чьи амбиции и стремления ненасытны. Йотуны не станут соперниками асов. Их участь тихо вымереть. Раз Лафей не захотел по-хорошему, то Один их вырежет столько, сколько сможет. А смогут асы много, очень много.

Он хладнокровно планирует забрать Ларец Вечных Зим — реликвию, что не дает замерзнуть миру Ледяных Великанов до того состояния, что они там не смогут жить. Внезапную любовь пленницы-рабыни и Лафея Один тоже учитывает в своих планах. В конечном итоге родичу ни к чему наследник. Что такой царь может передать сыну? Гораздо милосердней, если ребенок умрет, не познав тяжестей бытия.

Такая трагедия заставит Лафея действовать более опрометчиво. Он будет слеп от горя и ярости, и ослаблен. То, что нужно для менее затратной победы. Всеотец не желает терять слишком много своих воинов. К счастью, шпионы Алгрима выполнят и такой его приказ. А затем тихо отойдут в мир иной, чтобы родич никогда и ничего не смог доказать.

— Алгрим, я прошу тебя позаботиться о наложнице царя Лафея и о ребенке. Ты меня понял?

— Да мой царь.

Эльф поклонился, и оставив царя одного, отступил спиной к дверям.

Примечания:

Как всегда обновление на моем бусти, каждый понедельник в полночь. Там уже 31 одна глава.

Нежнейший белый мех, небрежно брошенный на грубый каменный пол. Жаркое пламя в чаше очага и запах смолы. На высоком ложе спокойно спит очень красивая темноволосая беременная девушка. Живот выделяется даже под грудой мехов, что ее согревают. Ее срок близок, и теперь красавица чаще спит, чем бодрствует, и дарит улыбки и ласки своему господину.

Лафей не хочет ее тревожить. Поэтому лишь сидит на лавке у очага. Он недавно вернулся с охоты и, наскоро посетив купальни, пришел сюда. В эту комнату, где было его ледяное сердце. Царь Йотунхейма не верил, что способен любить. Он слишком стар для такой ерунды. Но вот он здесь и боится разбудить свою же пленницу. Ту, которая носит его сына.

Ему нужно планировать военную компанию, а не предаваться мечтам. Химерам, которые приносят за собой только пустоту. Но Лафею трудно уйти, хотя работа не ждет. У него мало слабостей, и возлюбленная — самая драгоценная из них. Тем более сейчас, когда она в тягости и у него есть надежда обрести наследника. Но это лишь в том случае, если удастся завоевать Мидгард. От царя, который спасет всех йотунов, воины примут даже весть о будущем правителе-полукровке.

Лафей взял золотые наручи, надел их на руки и встал. Ему было пора. Дела не ждали. Подготовка к вторжению длилась долгих три месяца. И все ресурсы истощенного родного мира йотуны вкладывали в эту надежду. Единственную, что у них была. Здесь все они, потомки Имира, обречены на вымирание.

Царь остановился у огромного панорамного окна. Стекло из прозрачного льда отразило грубые черты его лица и вязь ритуальной татуировки у левого виска. И ночь за пределами его замка. Ночь неспокойную. Йотунхейм накрыл очередной буран. В лучшем случае он продлится несколько дней, в худшем — недель.

Утгард, столицу Йотунхейма, уже занесло снегом. И только Ларец Вечных Зим не позволял бурану обрушится на город со всей свирепостью. Доходило до того, что ветра крошили стены жилищ йотунов и рвали плоть, словно стая волков. Все они, изменчивые и вечные, сродни льду и камню, стали жертвами родного мира. Йотунхейм погибал, и ни одна магия не могла спасти его. Даже самая изначальная, что жила в ларце.

Лафей отвернулся от безрадостного пейзажа и прошел в большой зал. Махнул рукой советникам и воинам, чтобы не вставали приветствовать его. Незачем. Он не любил лишней пышности или тем более церемоний. Если ты царь Йотунхейма, то ты лишь первый среди равных.

В большом зале было много холоднее, чем в тех маленьких покоях, откуда Лафей ушел с таким тяжелым сердцем. Холод мало что значил для йотунов. Он прошел к своему креслу, которое отличалось от остальных лишь тем, что простая спинка была чуть выше. Да и сверху была наброшена шкура ледяного тигра. В нем сидел еще дед Лафея, и сам он не видел смысла менять его на трон.

— Начнем. Хуман, что с переселением из дальних поселков? Скольких успели перевезти, прежде чем буря отрезала Утгард от остального мира?

Царь прежде всего заботится о своем народе. Лафей видел, что его подданным не терпится обсудить приход посланцев самого Всеотца. Этих напыщенных выскочек от выскочки, который нарек себя правителем над правителями. И зачислил Йотунхейм частью своей империи. Но их гневу Лафей даст излиться позже. Прежде всего нужно решить насущные заботы. Они не могут больше терять своих, как бы тяжело йотунам не было, оставлять исконные поселения и перебираться в огромную столицу. Такова его воля. И они подчинятся своему царю.

Он тоже был зол. Один не имел права указывать ему и требовать что-то от народа своей матери, чье имя он так быстро постарался забыть и стереть из истории. Здесь, среди зим, Бестлу, дочь Бёльторна еще помнят и чтут. Родич был на диво нагл, впрочем, как и всегда. Лафей не тронул послов, потому что это суть бесчестье и еще раз бы подтвердило для всех миров то, что йотуны — свирепые звери. Ведь такими их пытался представить Один, сам наполовину йотун.

— Вчера и сегодня прибыли караваны в сотню йотунов. Два других укрылись в пещерах в двух дня пути, мой владыка, чтобы переждать бурю. Мы разместили всех. Я лично проверил каждую семью.

— Спасибо, Хуман. На тебя всегда можно положиться.

Хуман был младше всех в Совете и только сотню лет назад получил татуировку воина. Но Лафей ценил его за светлую голову и дотошность. Именно он отвечал за покой и порядок в столице. И делал это хорошо.

— Теперь о Всеотце, — шипящий смешок не сулящий Одину ничего хорошего. — и его просьбе.

Лафей сжал пальцами спинку кресла, так что старый-старый дуб, прочный, почти как гномская сталь, жалобно затрещал, наглядно демонстрируя, что спокойствие царя — лишь маска и ничего более. Лафей опомнился и отпустил дерево. Не хватало из-за такого пса, как Один, сломать дедов трон. Он уже пожалел о своей вспышке, хотя она была ему на руку.

Легче будет убедить воинов, что он сдерживается лишь ради блага Йотунхейма. Общего блага. Заставить их понять, что гордость — ничто, когда речь идет о выживании целой расы. Им придется забыть оскорбление Всеотца, ведь война — это то, что ищет Царь Асгарда от них. Чтобы йотуны напали первыми и обвинить их в резне. А самому остаться в белом. Мразь одноглазая.

Один решил, что все они, как бабочки-однодневки, не помнят, как он ковал свой золотой трон, где награбил все то золото, от которого Асгард сейчас нестерпимо сияет. И кто вел асов в бой с ними рука об руку. И как он в конечном итоге поступил с девчонкой. Собственной кровью, между прочим. Такое не забыть. И не хватит всех льдов и вод Йотунхейма, чтобы утопить тот стыд, который обличает их родство. Родство с таким существом.

— Нас провоцируют. Это понятно?

Лафей обвел взглядом весь свой совет.

— Нам не нужна война с Асгардом. Не теперь. Приоритет — Мидгард и спасение расы. Я ничем не отвечу на оплеуху Всеотца. Это мое слово. Честь задета, но жизнь моих поданных мне важнее.

Говорить коротко, ясно и по-делу. Пышные словеса и хитрые кружева не для них. Не сейчас уж точно. Лафей не будет сулить им войну после, как они возьмут Мидгард и немного окрепнут. Он не станет делить шкуру неубитого пока что ледяного зверя. Но это не значит, что царь не думает о том, как навсегда сбить спесь с асов. Напомнить, где был бы внук и сын разбойников без знаний и наследства своей матери Бестлы. Сейчас это невозможно, потому несущественно. Но Лафей готов ждать. Долго ждать и действовать.

— Мы согласны.

Старый Дамбр, заклинатель льдов, слушающий, но мало говорящий шаман и волхв встал, опираясь на посох, и выразил общие мнение. Он давно не может махать мечом или копьем, не охотится на вепрей. Но время, согнувшее его, не сделало глупым или менее опасным. Мнение старика вынужден уважать и сам Лафей.

— Но что, если асы и отродье Бестлы придут в Мидгард?

Глаза Дамбра выцвели до прозрачности, но силы его взгляд не потерял. Лафей, как всегда, выдержал. На то он и царь. Даже если спрашивает не раз поровший его в отрочестве наставник. Ворчун всегда зрил в корень и задал самый верный вопрос.

— Одину плевать на смертных. Но он не захочет, чтобы мы усилились. Так что нужно быть готовыми к боям с асами, когда придем брать свое.

Поэтому Лафей так придирчив к подготовке. Поэтому на завоевание нового дома йотуны пойдут не только вооружившись ледяной магией, коей владел каждый из них, но и сталью. Эйтри давно служит Асгарду и не продаст им оружие, какую цену бы Лафей не предложил. Он и не пытался купить жадного гнома. Зачем делать то, что враг от тебя ждет? Тем более, что успеха не будет.

Вместо этого Лафей приказал открыть шахты и добывать породу из недр родного мира. Ковать броню, оружие и машины. Все в тайне даже от практически всевидящего Ока Стража Радужного Моста. Это его козырь. Шанс сравняться с асами и победить их. Научить всех йотунов пользоваться непривычным оружием. Ударить бронированным кулаком в стройные ряды армии Асгарда и смять их.

Планы, лишь планы.

И одна ошибка будет стоит всего. Лафей тверд в своем намерении завоевать Мидгард. Он знает, что Один и его асы привыкли бороться с магией льда. И даже силой одного Ларца Зимы не сокрушить Одина. Однако сделать то, чего проклятый подлец не ждет от них, таких примитивных, почти животных. И в конечном счете, убить столько асов, сколько возможно, чтобы Один отступил.

— Элдр, что там с восстаниями по завоеванным дочерью Одина землям? Пусть Всеотец растягивает и гоняет свою армию почем зря. Познает, какова участь тиранов.

Более того, Лафей тратит драгоценные ресурсы, чтобы поддерживать тлеющий огонь недовольства властью Асгарда. Все что угодно, лишь бы ослабить врага. Даже если это дорого обходится самим йотунам. Он мудр и верит, что вложения окупятся.

Наташа была не слишком довольна своим бытием коронованной куклы. А что? Она называет вещи своими именами. Всерьез ее никто не воспринимал. Иди ты, девочка, понянчи сына, погуляй в садах, пощебечи со свитой. Помни свое место. Удобно, однако. На церемониях она вся такая красивая, оттеняет величественного Всеотца.

Хотя удобно быть пустым местом. От тебя ничего не ждут, кроме рождения детей и новых нарядов. Кому в голову придет тебя, такую пустоголовую, в чем-то подозревать? Наташа вообще не спешила оповещать свиту, двор и муженька, что изменилась. Фригга к себе такое отношение терпела. И она потерпит. В конечном итоге куда ей спешить?

Тор — ее единственная надежда и опора. И он еще слишком мал. И да, Наташа скорее утопит Асгард и окрестности в крови, чем рискнет златовласым карапузом. Она очень привязалась к сыну. Тот был крохой, который к ней тянулся. И она, всегда такая жесткая, чувствовала, как что-то ломается внутри. Наташа чувствовала ребенка своим. И она вырастит сына правильно, а не козлищем бородатым, как муж. И пусть дражайший супруг и его присные хоть удавятся. Впрочем, муж на то и муж, что можно стать вдовой. Но ей это пока не выгодно.

Один защищал их с сыном самим фактом своего существования. Подлец, конечно, первостатейный, и Нат его не любила. Поэтому ей было все равно, с кем и как часто он изменяет. А вот быть женой царя и вдовой — две большие разницы, тем более, когда сын такой маленький. Наташа сомневалась, что умри Один, она сможет стать регентом. Женщина из Ванов, взятая Одином фактически как трофей. Кто ее к власти-то подпустит?

Скорее всего, даже при её весьма ограниченном знании местных реалий, Асгардом будет править царевич Тюр. Старший сын Одина и любимец двора. Наташа уже имела несчастье с ним пересечься и понимала, что пасынок ее ненавидит. Не конкретно ее, конечно, но Фриггу, как мать Тора и жену отца, уж точно. Хотя паршивец держал лицо просто великолепно. Только ему ли было обмануть Черную Вдову?

Сколько проживет Тор при таком заботливом регенте? Вот-вот. Так что покушаться на Одина она даже не собиралась. Напротив, была радостна, любезна и супруга в своих покоях встречала сияющей улыбкой. А еще Наташа талантливо не замечала, как половина прислуживающих ей дев прямо при ней пыталась обратить на себя внимание царя. О нет, она не собиралась плакать, дуть губы или скандалить с мужем. Улыбалась, щебетала и была воплощением женского счастья.

Одину это явно нравилось. Как и то, что Наташа поглаживала эго Всеотца. Красивая, искренне восхищенная им жена, влюбленная и покорная. Еще и сына родила. Один был ею доволен. Приходил ненадолго, но каждый раз задерживался. То Тора покачать на руках, то поболтать с женой о приятных мелочах. Ей даже изгаляться особо не пришлось, чтобы рядом с ней Один чувствовал себя центром Вселенной. И главное, Наташа не переигрывала. Все было от чистого сердца.

И не важно, что сердце давно черно и мертво. И единственное существо во всем царстве, на которое есть отклик — это сыночек. И залогом жизни Тора является мудак, за которым она замужем. Иронично, но пока что Один ее единственный союзник.

Поэтому Наташа с таким пылом выкладывалась в этих отношениях. Она видела, что вид счастливой жены Всеотца устраивал. А еще то, что она желанна ему, но без душевной близости. Один гордился своей царицей как трофеем, но не больше. Наташа видела свой первый успех в том, чтобы притянуть к себе царя тонкими нитями привязанности.

Один ничего не знает о семье, но тянется к сыну. Он любит в Торе самое себя. И пока сыночек — карапуз Нат не беспокоится о том, что Один может разочароваться в ее ребенке. Пока Тор маленький, он не угроза для Одина. И царь искренне наслаждается временем, проводимым с сыном. До того как все изменится, еще очень много времени. Этот эгоистичный бессмертный тип должен искренне полюбить ее сына и ее саму. Только тогда они с Тором будут в безопасности. И она этого добьется.

Наташа без колебаний пустила супруга в свою постель. Чисто физически Один очень хорош. Призовой жеребец! Ездить и ездить на нем. Точнее, пахать. Скромно опущенные до долу глазки прячут голодный расчетливый блеск. Одина смущенная юная супруга в одной прозрачной сорочке заводит не на шутку. Знал бы он, что она о нем думает. К счастью, Один этого не знает.

Она цинична в край. Один хороший любовник. И не сказать, что Наташа мучается во время близости. И уж точно не испытывает никаких моральных терзаний. Да она, блядь, Черная Вдова. И то, как прежде приходилось добывать информацию, полностью избавило ее от брезгливости. Один не груб, не жесток и старается доставить ей удовольствие. Так что она не в обиде.

Кроме того, раз он приходит к ней, значит, других женщин не было. Бедняжка занят по самые уши и спит только с женой. Ее так трогательно берегут от плохих новостей. Но Наташа не глухая. Что-то зреет в Йотунхейме и в Мидгарде. То-то Один не находит время на похождения и иногда просто заходит проведать их с сыном. И уходит, слишком усталый для чего-либо.

Тот день, когда царь засыпает с ней в одной постели без ночи любви, она празднует как победу. Обычно, переспав с ней, Один почтительно целовал обе ручки и уходил к себе. Спать рядом с женой он не мог. Вот это паранойя! Наташа даже оценила. Плевать, что на утро она получала подарки от него в благодарность за доставленное удовольствие.

Все-таки Один тупоголовый, судя по всему. Различий между законной женой и царицей и любовницами не делал. Их он тоже щедро одаривал за ночи страсти. Ее любезно просветила одна из приставленных девиц. Знатного рода и красивая, но спесивая до глупости. Наташа сделала вид, что очень огорчена, но подарки не отослала обратно. Просто не стала брать их в руки и восторженно охать, как делала обычно. Девицу за длинный змеиный язык утром отослали, что позволило Наташе убедится, что о каждом ее вздохе ведомо царю. В свите одни шпионы. Мило и ожидаемо.

— Иди к маме, мое солнце и звезды.

Дети асов растут быстро. Но мозг догоняет тело очень-очень медленно. Тор уже ходил. Падал конечно, ревел так, что уши закладывало, и отталкивал кулачками нянек. Но игра “Иди к мамочке” была любимой у царевича. Наташа каждый разу чуть-чуть увеличивала расстояние между ними. Когда сын доходил до нее, подхватывала и кружила на руках, магией запускала ярких бабочек, которые медленно летали и позволяли Тору себя ловить.

Времени на ребенка она не жалела. Все должны видеть, что Фригга — отличная мать. Кто бы что Одину в уши не пел, ему и в голову не должно было прийти разлучить ее и Тора. Иначе Наташа его убьет.

Тор еще не говорил, но пищал вполне выразительно. Наташа запрещала навешивать на сына драгоценности или для обычных прогулок одевать его в шитые золотом и камнями ткани. Попробуй, поползай и походи в таких. Царственность будет отращивать потом, а сейчас пусть наслаждается детством. В вопросах воспитания Тора свита с ней не спорила.

Хватило того, что Один выбросил вон всех, кто игнорировал ее приказы. Наташа даже не жаловалась, только поникла показательно. И царь сам разобрался с причинами ее плохого настроения. Она же просто цветочек оранжерейный, куда ей интриги.

— Ты молодец, мой хороший.

Поцелуй в одну круглую щечку, затем в другую. И полетели. Тор восторженно вопит, а вокруг ее фигурки красиво взлетают яркие шелка наряда и золотые волосы. Они чисто случайно гуляют около балкона, в зале которого Один проводит очередной Совет. И Наташа прячет улыбку. Дражайший муженек на их смех и веселые голоса вышел, как крыса, влекомая мелодией дудочки. Пусть любуется пасторальной картинкой и увязает все глубже.

Один ведь оставил все важные дела ради того, чтобы посмотреть на жену и сына. Казалось бы, такая мелочь, а двор к Наташе становится все более почтительным. Девицы, что прислуживают, уже готовы коврами под ноги лечь. Вот тебе и мелочь.

— Моя царица, обед готов.

Фрейлина приседает в низком реверансе.

— Хорошо, мы идем. Тор, поедешь у мамы на ручках?

Наташа уверена, что Один придет к ним. Она выигрывает у соперницы по имени Власть. А это имеет значение.

— Война, Магрит?

Играть трепетный испуг у нее получалось дивно. В красивых глазах дрожали звездами невыплаканные слезы. Все девицы ее свиты бросились к Наташе, пытаясь утешить свою царицу. Мда… Станиславский бы ей поверил. Сама невинность. А что остается, если вокруг одни шпионы. Играть бесконечно и безупречно. Все же Наташа прекрасно понимала, что с ней сделает Один, если она проколется.

О нападении Йотунхейма на Мидгард Наташа знала. Она глухой не была. Все вокруг только и говорили о войне. От слуг до Советников супруга. Наташа была показательно отстраненной. Ей не нужно было, чтобы Один или кто-то другой указал ей на ее место: красивой куколки без прав и голоса. А это бы обязательно случилось, попытайся она вмешаться. Один мог любоваться картиной идеальной семьи, что Наташа для него создала. Но вот воспринимать ее сколько-нибудь серьезно? К ее же счастью, абсолютно нет.

— Да, моя царица. Отец говорит, что царь Лафей готовится взять Мидгард и превратить планету в ледяной ад, похожий на Йотунхейм.

Отец — это генерал Одина и член его Совета. Красавица была крайне высокородной и отличалась ровным нравом. Магрит даже, кажется, симпатизировала Фригге и не пыталась уколоть царицу. Ценное отличие от всех остальных. Поэтому Тора Наташа ей доверяла. Хотя никто из ее фрейлин и не подумал бы тронуть законного сына Всеотца.

Ледяной ад, значит. Наташа прекрасно представляла, куда бы засунула царю Лафею его же ларец.

Потому что с человечками, как здесь говорят, с легким пренебрежением, никто не считался, и их мнением пренебрегали, как и жизнями. Мидгард — это ее Земля. Та самая, где должен был родится Клинт, Стив, Баки, Тони. Ее массовое вымирание человечества во время ледникового периода не устраивало. Пусть у Лафея и были причины искать своему народу новый дом.

Но почему Земля? Там уже жили люди. Хотя о чем это она? Человечество в здешних раскладах никто всерьез не воспринимал. Бегают там тараканы примитивные, их жизни не стоят ничего. Наташа насчет мотивов своего же муженька не заблуждалась. Будь Одину удобно и выгодно, он бы Лафею помог изменить климат Земли. И не важно, что люди вымерли бы.

Просто йотуны Всеотцу что кость в горле и прямые конкуренты. Поэтому Один будет воевать за ненужный, по сути, ему Мидгард, чтобы Лафей проиграл. И йотуны были обречены на медленную гибель в своем все больше становящимся, не пригодном мире.

— Когда?

— Пока неизвестно, моя царица, — Магрит пожала плечами и подала царице гребень. — Все зависит от йотунов.

Наташе было так же интересно, кого Один оставит регентом на время своего отсутствия. От этого многое зависело. Еще она абсолютно не верила, что честь править Асгардом выпадет ей. Наташа была реалисткой. Один пока что не так уж верит ей. И будем честны, сама она еще не готова к такому грузу. Небезопасно это так возвышаться над всеми. У нее недоброжелателей большая часть блистательного двора и каждый аристократ асов. Она им что кость в горле.

С прической было покончено. Она выбрала платье на сегодня и пошла через анфиладу роскошных залов в сад. Ей нужны были тренировочные площадки. Сегодня Видар и Вали будут учиться стрелять из лука. И она, как матушка, должна была их поддержать. Хотя Наташа знала, что там будет еще один ее пасынок. Царевич Тюр. Его она избегала.

Не то чтобы Наташу пугало то, что она видела в светлых глазах сына Одина. Но смысл его провоцировать? Он и так ее ненавидит тяжкой ненавистью. Пусть лицо держит отлично и галантен и с ней, и с млеющими от него девицами. Тюр хорош собой, чем с успехом пользуется. Пока что он самая яркая звезда среди сыновей Всеотца. Всеобщий любимчик. Благородный, златовласый, обаятельный принц, герой и свой для асов. Пока Тор не вырос, он притягивал все взоры и надежды. Он опасен для нее и сына.

Наташа не могла устроить ему очень несчастный случай. Пока что нет. Ну не перерезать же ему банально горло? Она ведь хрупкая как лебедь. Дева из воздуха и света. Если она воткнет одну из шпилек, украшающих ее прическу сегодня, в глаз пасынку, этот образ потускнеет. Приходилось улыбаться и терпеть.

Синие с серебряным соколом полотнища трепал ветер. Площадка для стрельбы была обнесена полукруглыми трибунами. В отличие от злата, что везде и всюду во дворце, здесь были просто дерево и камень. Было на чем отдохнуть глазам.

Наташа остановилась, чтобы заговорить с одним из энхериев. Она его узнала. Совсем недавно отпускала — его жена рожала. И воин рвался обратно в город, хотя должен был дежурить около ее покоев. Но она ведь добрая царица. Позже, на рождение сына, она передала подарки матери и мальчику. Мелочь, но с таких мелочей складывается репутация.

Сейчас она спросила снявшего шлем и вставшего на одно колено воина о жене и сыне. Как понравились дары? Разрешила поцеловать полы своего серебристого, словно туман, плаща и, легко потрепав воина по плечу, пошла дальше. Ей легко было завоевывать сердца с такой же внешностью и даром неотразимого очарования.

Да, это солдат элитной гвардии Одина. Но благодаря одному доброму поступку и участию о ней говорят в казармах. Спесь настолько глубоко пропитала двор, что у некоторых придворных хватало дурости обращаться с облаченными в золотые доспехи стражами, как с грязью под ногами.

Наташа этого не понимала. Энхерии были смертельно опасны даже среди асов, где каждый умел биться в той или иной степени. Но в стражи Одина брали лучших из лучших. И связи никак не помогали стать одним из элиты.

— Мальчики, доброе утро. Волнуетесь?

Она наклонилась и коротко обняла вначале Вали, а потом и Видара. И лишь затем одарила Тюра лучезарной улыбкой, словно солнце сошедшее на землю. Красота — тоже оружие, и как не Черной Вдове уметь им пользоваться. Тем более Тюр думал о матушке более чем непочтительно. Наташа умела распознать чужое желание, а пасынок хотел ее не только убить, но еще кое-что похуже. Ублюдок.

— Почти нет, — Видар смешался и оглянулся на Тюра. — Волнуемся. Но брат здесь, значит, он покажет, как надо правильно.

— Да, — Наташа без трепета кивнула. — Вам повезло со старшим братом. Доброе утро, Тюр. Вали, позволь, помогу?

Темные кудри были у близнецов не в Одина. Видар стянул их шнурком. А вот Вали нет. Будут мешать. Наташа обошла мальчика и тонкими пальцами собрала волосы от лица, поглаживая темную макушку. Сняла собственного запястья ленту и завязала хвост. Все это мягко и показательно нежно. Она не их вожак, и ей им не стать. Однако Наташа медленно, постепенно приучала мальчиков к своим рукам.

— Вот так лучше. Удачи.

Поцеловав обоих в щеку, она отступила. Готова подняться на трибуну, чтобы не мешать. То, что Тюр проигнорировал ее приветствие — это его проблемы. Один вряд ли спустит ему неуважение, проявленное к его царице при придворных. Хотя, кажется, она поспешила.

— Видар, Вали! Марш к наставнику! А я провожу царицу на трибуну и прослежу, чтобы матушке было удобно.

Густой, красивый голос, усмешка и легкий поклон, прежде чем он притянул ей сильную ладонь. В которой ее ладошка утонула. Заботливый какой. Над трибуной от солнца и ветра был натянут полог, лежали подушки, и служанки заканчивали расставлять фрукты и кубки для вина. Ничего такого Наташа не приказывала. Значит, сыночка о ее комфорте позаботился.

Не было даже мелкого прокола с его стороны, на который она надеялась. Наташе нечего роптать на такого сына. Все видели, как Тюр старается ей угодить. Да уж, вокруг одни сволочи.

— Моя царица, надеюсь, братья вас не разочаруют сегодня. Отец не смог прийти, но мы рады вам. Для мальчиков это радость, что матушка в такой день рядом.

Безукоризненный тон и острый, словно копье, взгляд. Сама почтительность. Они — прекрасная картинка. Хрупкая девушка в короне из виноградных листьев, золото и сапфиры, изображающие гроздья. И мужчина, что выше нее на две головы. Статный воин с прижатой к сердцу рукой. Право, готовый сюжет для баллады.

Наташа бы так и выцарапала ему глаза. Она за Землю беспокоится, а тут еще сынуля на нервы действует. Она ведь не всегда железная. Кстати, судя по подрагивающим уголкам безупречных губ, царевич ее эмоции различил. Настолько она вдруг забылась.

— Как я не могла не прийти? Мы же семья. — Со счастливым придыханием сказала Наташа.

А потом она небрежно убрала с камзола Тюра пылинку, запрокинув на него своё красивое личико. Позволила вдохнуть запах волос, чистую сладость цветов. Глубоко в душе Наташа злорадствовала. Теперь пасынку будет ну очень не удобно учить. Давно ее не хотели трахнуть, причем из чистой ненависти. Занятные у сына Одина тараканы.

В планах было: явится к муженьку, уложить головку на его сильное плечо, обнять тонкими руками и плакаться, как же она за него переживает. Он ведь уйдет на войну. Ага, ни есть, ни спать не может. Бледнеет и худеет от тревоги за милого любимого супруга. Свет ее очей. И Один ей поверит. Наташа достаточно цинична, чтобы отыграть любовное томление со всем чувством.

И Тюр, если не угомонится, закончит плохо. Его дорогой папочка — ревнивый и подозрительный мудак. Хватит намека, чтобы на сына Один начал смотреть не так. Тюр сам ей дал оружие против себя.

Этого к своему ребенку Наташа не подпустит.