Соль, фиалки, щепотка тепла (гет)

Как-то незаметно пролетел практически бесснежный январь, за ним и февраль, а в марте так и не решившаяся вернуться в Польшу Анна наконец-то посеяла под окнами купленные ещё осенью семена цветов, что очень скоро благополучно взошли. С продлением визы пришлось знатно повозиться, но оно того стоило. Несмотря на тоску по родине, Ядвиге, заботливой фрау, фанатично увлечённому книгами соседу, который, по сообщениям польской тётушки, в последнее время всё чаще чувствовал себя неважно, она всё же осталась в сонном Форксе. Впервые в осознанной жизни ощущая себя по-настоящему нужной. Не бесполезной. Одинокая Шерил прикипела к ней всем сердцем, а с Виолой установилась настолько крепкая взаимосвязь, что принудительный разрыв той привёл бы к полнейшему опустошению обеих.

Отчим Вайолет знатно поутих, нашёл подработку и почти не появлялся дома. Правда, по словам подруги, подобное случалось с ним время от времени, после чего Роб вновь и вновь брался за старое. И вера в то, что в очередной раз всё точно будет иначе, давно иссохла, искоренилась. Однако, чудесное время сладостной передышки наступило, и Виола наслаждалась долгожданным покоем изо всех сил. Радовали её и уже достаточно приличные накопления, хранимые теперь у Анны в комнате. Долго же пришлось уговаривать на это слишком рано ставшую самостоятельной Вайолет, но бесспорный аргумент, что так до денег Роб точно не доберётся, подействовал на неё безотказно.

Будни проходили размеренно и идиллически, не нарушаемые какими-либо неожиданностями. Ведь после её побега со школьной парковки дикарь пропал из виду. Жизнь вошла в привычную колею.

В последних числах февраля Анна встретила его друзей, и вновь у «Мейбл». Те сделали вид, что очутились у забегаловки в одно время с нею абсолютно случайно, но бегающие глаза тощего долговязого Руди выдали лукавство. Помнится, весельчак вежливо поздоровался с ней тогда, перегородив дорогу, и попытался вовлечь в ненавязчивую беседу. Когда же из харчевни на подмогу выскочила Вайолет, криками и полотенцем разгоняя ватагу квилетов, Руди признался в истинных причинах появления: они искали Пола, которого не могли выловить уже давно. Кажется, парни не желали принимать тот факт, что их разлюбезный дружок попросту не хочет с ними больше общаться. Она сразу догадалась — вещь абсолютно очевидная даже для распоследнего дурака, но пытаться достучаться до наивного молодняка казалось бессмысленной затеей. Пусть осознают «потерю» без помощи третьих лиц.

Не могла Анна разобраться в другом: с чего ребята вообще взяли, что она в принципе может знать, куда делся их психованный приятель? Она радовалась возможности более не видеть и не слышать его, и индейцы точно обратились не по адресу. Вайолет взяла с шайки обещание не беспокоить её подругу, за что порой до крайности вежливая Анна была чрезвычайно ей признательна. Излишним дружелюбием она никогда не страдала, равно как и не владела искусством давать отпор, лишь потихоньку учась не растрачивать энергию на кого попало.

Сравнительно тёплые дни выпадали нечасто, в Ла Пуш удалось выбраться всего дважды. Прибрежный солёный ветер восхищал, словно впервые. От экзальтированности ощущений и силы эмоций хотелось кружиться по пляжу, раскинув руки в разные стороны, но старинный и несколько чопорный Краков воспитал в Анне сдержанность, а Михал дозакалил. В попытках превратить дочь в податливую бездушную куклу, выкорчёвывая все её желания, мечты и жажду жизни, он значительно преуспел. И только один человек сумел пробить этот кокон, нагло вывернув наружу часть её истинного нутра.

Перепалка с дикарём вспоминалась очень часто, заставляя поражаться своему поведению. Порой казалось, что то короткое и не самое приятное столкновение было лишь сном — до сих пор не верилось, что она способна потерять над собой контроль и полезть в драку, как настоящий живой человек, из плоти и крови. Тем более, в школе, вопреки её опасениям, об этом инциденте очень скоро позабыли. Гематома с запястья сходила долго — гораздо дольше привычных фиолетовых пятен, что имели свойство то и дело расцветать на ногах от неуклюжих ударов о мебель. Но время стёрло и её. И только лихорадочный блеск глаз в зеркальном отражении заставлял убедиться в правдивости воспоминаний.

Сколько бы Анна это ни отрицала, а короткая стычка оживила её, подобно уколу адреналина прямо в сердце.

* * *

Одним не предвещавшим ничего необычного мартовским вечером в доме Шерил раздался телефонный звонок, изменивший в мировосприятии Анны очень многое. Бывший личный помощник Михала разбирал архив с ненужными бумагами, который тот доверил ему на хранение ещё при жизни, и обнаружил один пожелтевший листок с довольно интересным содержимым. Вначале пан Томаш едва не отправил его в шредер вместе с другой теперь уже просто никчёмной макулатурой, среди которой вышеназванная бумажонка и затерялась. И только профессиональная чуйка подсказала обратить на документ особое внимание.

Это был тест ДНК, датированный как раз тем годом, когда Ублюдок стал вызверяться на Элизабет. Анна мало что помнила, ведь была тогда совсем ещё крохой, но четыре цифры на календаре врезались в память навсегда. Один. Девять. Девять. Четыре. Тысяча девятьсот девяносто четвёртый. Исходная точка её персонального ада.

А теперь получалось, что Ублюдок ей даже не родной отец. И эта новость сделала его в глазах Анны ещё большим уродом. Выходит, он прекрасно знал, кого день за днём раздавливает, словно насекомое; кого унизительно тащит за шкирку по перрону прямо сквозь толпу равнодушных зевак; кого отбирает у родной матери для издевательств: совершенно чужого для себя человека. Абсолютно беззащитное перед ним мелкое существо. Может быть, в самом начале он руководствовался чем-то иным, нежели только желанием наказать Лиз, но, какими бы ни были его мотивы, — для Анны имели значение лишь следствия. Она не собиралась прощать Михала ни при каких обстоятельствах. И пусть горит себе в огненной геенне вечно, лишившись всех своих имён. Даже Ублюдком ни вслух, ни мысленно она его называть больше не станет никогда.

И она совсем не понимала, легче ли стало с окончательным избавлением от груза его отцовства, или ещё хуже.

Свалившаяся на голову информация ставила перед тяжёлым выбором: либо любыми доступными и не очень способами скрыть всё от Ядвиги, либо честно признаться ей, несмотря на угрозу столкнуться с непониманием. Анна не просто верила в её доброту, сострадание и добросердечие, но и испытала их на себе. Тем не менее, предугадать реакцию тётушки было невозможно. В обоих случаях существовала вероятность лишиться Ядвиги навсегда. А терять кого-то из немногих любимых и любящих людей Анна категорически отказывалась, доведя себя измышлениями до панической атаки, которую Шерил сумела остановить лишь с помощью крепкой оплеухи.

Пан Томаш обещал избавиться от бумаги за некую шестизначную сумму, и чтобы достать эти деньги, нужно было обращаться к польской тёте. И у той безусловно возникнут вопросы, отвечать на которые придётся правдой или ложью.

Помимо всего прочего, желающих поживиться наследством Анны хватало с головой, а делиться с кем-либо, кроме близких, она точно не собиралась, потому что вполне заслужила всё причитающееся ей. Оплатила натурой, если можно так выразиться. Ведь, пускай несколько в ином смысле, но лжепапаша осквернял её тело годами, используя его как грушу для битья.

Любопытно, как бы сложилась её жизнь, если бы не злоба и желание мести, поглотившие Михала целиком и полностью? Наверняка, Элизабет была бы жива. Сблизились бы они с Вайолет и Шерил? Кто её биологический отец и действительно ли ей нужно это узнать? Раз и навсегда Анна решила, что нет. Это не имеет никакого значения. Пусть названным отцом отныне будет океан, Михал останется страшным прошлым, а тот, неизвестный и такой далёкий, безликий, чужой, не обретёт ни лица, ни имени.

В тот вечер Анна впервые попробовала алкоголь. Возможно, Шерил поступала отнюдь не разумно и совсем не педагогично, но наблюдать за внутренней борьбой племянницы было выше её сил. Плеснув в два бокала по глотку красного полусладкого, выпила вместе с нею за компанию, и от души посоветовала признаться Ядвиге. Любая правда рано или поздно всплывает наружу. И в каком виде она явится на свет — в безобразном или вполне приличном — стоит решить здесь и сейчас. А ещё, в попытках оправдать Лиз, тётя попыталась рассказать о первой любви матери, но Анна так взглянула на неё, что Шерил тотчас умолкла.

Моральные качества родительницы интересовали в последнюю очередь.

Да и не смела Анна её судить. Кому уж, как не ей знать, что люди не делятся на плохих и хороших, мир не чёрно-белый, а свои скелеты в шкафу имеются у каждого.

Когда тётушка уснула, она спустилась в прихожую и набрала Виолу, а та, внимательно выслушав бессвязные речи, предложила единственное, что могло бы отвлечь в столь поздний час — авантюру:

— Знаешь, мы с ребятами частенько сбегали по ночам от родителей, как только они заснут, и отправлялись искать приключения на свои задницы в лес. Прямо ночью. Забирались подальше, разводили костёр, рассаживались кругом и рассказывали всякие жуткие байки. Мы с тобой можем повторить это прямо сейчас, только дай добро.

Рубиновое ли, словно кровь, вино в её венах заставило ответить положительно, подсознательная ли тяга к приключениям, но спустя пять минут Анна была наготове. Дело оставалось за малым — выждать какое-то время до прибытия подруги, на всякий случай оставить для тёти записку, унять волнение и аккуратно выбраться из дома. Последний пункт оказался самым трудноисполнимым, ведь петли входной двери давно не смазывались и скрипели слишком громко, а ключ при двойном проворачивании в замочной скважине громыхал так, словно мечтал перебудить весь Форкс. Пришлось уповать только на тёткину вымотанность.

На город опустился лёгкий туман, лишь слегка подсвечиваемый старым месяцем да уличными фонарями. Во всех близлежащих домах уже давно погас свет. Вокруг стояла такая тишина, что закладывало уши.

И хотя волков давно не было слышно, в лесу в последние недели творилась какая-то чертовщина — это знали все местные. Шерил явно бы не одобрила ночной променад, и Анна надеялась, что вылазка останется их с Вайолет маленькой тайной.

В сумрачной роще ощущался дискомфорт. Заходить слишком далеко подруги не стали, расположившись на небольшой поляне. Поросшее мягким мхом полусгнившее бревно подвернулось очень кстати — сидеть на нём оказалось ничуть не хуже, чем на удобном кресле. Костёр Анна разводить не умела от слова совсем, но с этим мастерски справилась Виола. Видимо, на её навыки повлияло детство в маленьком городке среди буйствующей природы. Да ещё и общение со шпаной из неблагополучных семей.

Страшные истории единогласно решено было заменить чтением вслух «Лелии», купленной в книжном магазине Порт-Анджелеса. Кассир тогда не солгал, и запасы приличной литературы действительно удалось пополнить.

Однако, ознакомление с сюжетом романа длилось недолго.

Из лесной мглы повеяло смертью. Виски сдавило, до носа добрался отвратительный смрад мертвечины. Накрыло совершенно необъяснимое, жуткое ощущение присутствия некой сущности. Можно было бы списать всё на новую паническую атаку, если бы только не побледневшая Вайолет.

Во тьме, среди угольно-чёрных в это время суток стволов деревьев, абсолютно точно притаилось нечто невообразимое, выходящее за рамки привычной реальности, но однозначно плохое. Оно чувствовалось на несколько ином, чем физическом, уровне. Дунул непонятно откуда взявшийся в туманную ночь ветер — и не то, чтобы сильный, но костёр потух одним махом, словно задутая спичка. Отовсюду стали мерещиться зловещие шорохи, возня, шаги. Во мгле со всех сторон засветились приближающиеся глаза Зверей. Ловушка вот-вот должна была захлопнуться, и тогда Анна с Виолой рванули, что есть мочи, вырываясь из сжимающегося круга, пока не стало слишком поздно для побега. По мере продвижения сквозь заросли, по щекам то и дело хлестали ветки, оцарапывая кожу, но мысли бежать чуть медленнее не возникало. Мягкое шуршание звериных лап по перепревшей листве и хвое сопровождало до самого выхода из рощи…

Уже позже, трясясь от пережитого ужаса в объятьях друг друга в спальне Анны, они почти одновременно осознали одну очень странную, сбивающую с толку вещь: чудищам ничего не стоило догнать их сразу же, повалить на землю и устроить пир, но отчего-то Звери поступили иначе. Словно гнали их из леса в сторону города то ли от самих себя, то ли от какой-то иной опасности.

Заснуть в ту ночь не удалось. Где-то вдали поднялся пронзительный коллективный волчий вой, способный перебудить весь город. Но свет в дальних домах так и не зажёгся, а тётя проспала до самого утра, сладко посапывая — Анна убеждалась в этом, тихонько подбираясь к её комнате несколько раз.

Шерил ушла совсем рано, и только тогда она решилась высунуть нос из спальни, поманив за собой и Виолу. Завтрак, состоявший лишь из крепкого несладкого кофе и безмолвных переглядок, ни капли не взбодрил. Просидев за столом какое-то время, подруги так и не решились обсудить нежданные «приключения». Произошедшее с ними выходило за всякие рамки понимания, не поддавалось никаким логическим умозаключениям. И как облечь чувства в слова, чтобы поделиться ими друг с другом, сняв хоть немного груза с души, не знали ни одна, ни другая.

Вскоре Вайолет отправилась на работу, а Анна — прямиком на занятия. Нечто так и манило сойти с асфальта на соблазнительную тропинку. С трудом пересилив несуразное желание, она вошла в школу, подгоняемая прожигающим спину недобрым взглядом…

Неделя весенних каникул пролетела незаметно, не разбавляемая более никакими неожиданностями. В свой законный выходной Шерил предложила посетить кладбище. И хотя контактировать со смертью после случившегося казалось странным и страшным, пришлось согласиться, лишь бы не обидеть тётю.

А потом вернулась та самая загадочная семья, что покидала Форкс в конце сентября, и школа буквально выпала из анабиоза.

Большая часть Калленов выпустилась в начале прошедшего лета, и теперь вместо пятерых мучились лишь двое — одинаково мертвенно-бледные брат с сестрой, резко контрастирующие лишь ростом. На свой страх и риск вернувшиеся в логово сплетников, они гордо сносили шепотки за спиной, степенной походкой проплывая по коридорам. Особенно стареньких-новеньких, третьей принявших в свой узкий круг Изабеллу Свон, выделяла привычка держаться вместе. И Анна невольно зауважала их за стойкость, но пялиться или наблюдать исподтишка, как прочие, не смела. Испытав подобное на собственной шкуре, она ещё больше научилась ценить приватность. Хотя и было в Калленах что-то… влекущее.

В лицо нежно задувал лёгкий ветерок, принося на хвосте ароматы вечно влажного леса. Солнце спряталось за тучами, но дождя пока не пролилось, что не могло не радовать. На парковке царили шум и гам — хотелось поскорее покинуть обитель лицемерия и пополнить ресурс внутренних сил наедине с тишиной.

На фоне множества авто, сегодня особо выделялся видавший виды мотоцикл Джейкоба Блэка, да ещё явно нуждающаяся как минимум в покраске машина неизвестной Анне марки. Джейкоб наведывался сюда и раньше, навещая нелюдимую Свон — вся школа знала, что он по ней сохнет. Анна презирала молву, и эти подробности узнала совершенно случайно. В старшей школе маленького городка от кривотолков никуда не денешься, как бы ни хотелось.

Однако, в сопровождении приятелей индеец появился впервые. Среди квилетов находился тот, с кем Анна искренне надеялась больше никогда не столкнуться. Она узнала его сразу — едва переступив порог учебного заведения, — несмотря на то, что недоносок коротко подстригся, кажется, ещё больше возмужал, раздавшись вширь и в рост, и щеголял полураздетым, беря пример со своих новых друзей. Последний факт немного удивил. Не то, чтобы на улице было жарко — даже в ветровке Анна ощущала зябкость. И лёгкая футболка с шортами точно не могли согреть нормального среднестатистического человека. Поговаривали, такие индейские парни состоят то ли в какой-то секте, то ли в банде, но Анна и подумать не могла, что столкнётся с одним из её участников лично. Причём, по всему до его вступления туда.

Хам тоже её заметил, но она успела отвести взгляд, скрывая осведомлённость о присутствии врага. Деланно уверенно двинулась прочь со школьного двора, но, как и предполагалось, дикарь перегородил ей путь, и когда Анна попыталась его обойти, не дал ей этого сделать. Пока ещё не вникшие в ситуацию индейцы недоумённо наблюдали за тем, как их приятель по очереди маневрирует то вправо, то влево, не давая прохода невзрачной школьнице, разодетой так, словно она только что с поминок.

— Пройти дай, — нехотя выдавила Анна сквозь зубы.

Дикарь же предсказуемо решил поглумиться:

— Ну проходи, кто тебе не даёт?

Оказывается, она совсем отвыкла от этого манерного насмешливого тона. Все заготовленные ещё с зимы едкие ответы испарились из головы, будто их и не было вовсе, оставляя её один на один с врагом.

Убедившись, что попытки обойти его напрасны, а новый конфликт неизбежен, Анна остановилась, нахмуренно глядя строго в район солнечного сплетения недоноска, в смиренном молчании ожидая словесной расправы. А может быть, и физической. Он ведь утверждал, что отомстит — пусть и в несколько иной формулировке. Но хам тоже молчал, сложив руки на груди. Макушкой она прекрасно ощущала его ехидный взор, но до последнего оттягивала момент встречи с ним непосредственно лицом к лицу. Ещё один — контрольный — раз дёрнулась вправо, так и не дождавшись первого шага со стороны дикаря, но он опять двинулся с нею вместе, зеркально копируя её действие. Неловкая ситуация начинала напоминать комичный танец двух брачующихся птиц. В конечном итоге, голову всё же пришлось поднять, чтобы ускорить неизбежное, позволить облить себя очередной порцией помоев, возможно, дать сдачи и отправиться восвояси — зализывать раны.

Интуиция не подвела. На его губах действительно прямо-таки сияла колючая ухмылка, моментально потухшая одновременно с пересечением взглядами. Лицо недоумка приобрело настолько растерянное выражение, что из груди Анны невольно вырвался смешок. А дикарь тщательно протёр пальцами глаза, будто избавляясь от застлавшей их плёнки. Затем снова посмотрел на неё. И снова растёр покрасневшие веки. И в конце концов раскрыл рот, выдав не совсем то, что она ожидала услышать.

— Чё-о-о-орт… Только не это…

— Да уж, — пробормотала Анна себе под нос, точно не зная, с чем соглашается.

Вполне возможно, его реплика была началом грандиозного унижения. Если бы только дикарь не находился в таком замешательстве, что стало не по себе. Анна аккуратно и ненавязчиво сделала шаг влево, исподлобья наблюдая за растерянной рожей, и он предсказуемо двинулся с нею вместе, командным тоном отдав приказ:

— Стоять.

— Отвали, козёл! — всё-таки не выдержала она, в очередной срываясь на отнюдь не интеллигентное ругательство. Ещё пара таких встреч — и нормальная речь совсем позабудется.

А тем временем кто-то из его новых друзей присвистнул, после выдав возмутительную вещь:

— У-у-у, Пол. Твоя-то от тебя явно не в восторге.

— Вот невезуха-то! Правда, Пол? — вторил первому ещё один, с каким-то маниакальным удовольствием улыбаясь до самых ушей.

У недоумка задёргался уголок рта, что говорило о крайней степени раздражения. Повернув голову в сторону квилетов, Анна внимательно оглядела их, стараясь ничего не упустить из виду в говорящей мимике индейцев-переростков. Они точно подходили под описания сектантов, о коих порой всплывали разговоры и в школе, и в «Мейбл», и в ближайшем к жилищу Шерил маркете.

Ребята гнусненько усмехались, даже обычно серьёзный Джейкоб всхрюкнул, тут же заткнув рот вместе с носом собственным кулаком. Зато недоносок нахмуренно сверлил её взглядом настолько… отчаявшимся — другого слова она не подобрать не могла, — что на какой-то краткий миг в сознании промелькнула жалость, тут же сдвинутая в сторону его же ясным голосом из прошлого, щедро потчующим Анну оскорблениями. Должно быть, в её глазах отразилось нечто, заставившее хама сделать шаг назад, тем самым позволив ей наконец-то обойти его и убраться прочь. На сей раз он не стал останавливать. За спиной не осталось ничего, кроме сдавленного смеха нескольких квилетов…

Ей не спалось. Ночное небо очистилось и, кажется, впервые за всё время, проведённое в изобилирующем дождями и промозглостью городе, открылся вид на полную луну, а та отрывалась, чересчур ярко освещая помещение. Нагло отсвечивая от стен и просачиваясь даже под одеяло. Полнолуние предвещало мистические события, но этой ночью было не до концентрации внимания на ожидании. Ведь за её окном вновь наблюдали, и после лесных приключений с Вайолет, Анна точно знала, кто.

Один из Зверей, что едва не сожрали их.

В доме стояла полнейшая тишина, прерываемая лишь навязчивым отзвуком сердцебиения в ушах. Шерил крепко спала, уставшая после работы, а Анна маялась, то нарезая круги по спальне, то осторожно выглядывая наружу из-за шторы. Отчего-то мучила фантомная боль в самых популярных для побоев местах, вспыхивая то тут, то там. И хотя она точно знала, что здесь, в окружении надёжных стен, чудовищам её не достать, — на душе стало тревожней, чем днём.

Когда занялся рассвет, на лес опустился густой туман, горизонт заволокло наступающими на Форкс привычными уже тучами, а Зверь убрался в своё логово, Анну наконец затянуло в беспокойную прерывистую дрёму без сновидений. Раздражённо отключив будильник, когда тот затрезвонил в семь утра, возвещая о слишком быстро наступившем времени для подъёма, она окончательно провалилась в сон. Проспала до самого вечера, а ближе к ужину разбудил настойчивый стук в дверь — пришла взволнованная Виола. Она редко позволяла себе настолько дерзкие вольности, ведь слишком ценила как своё, так и чужое личное пространство, считая его едва ли не священным правом каждого. Но Анна не подходила к телефону весь день, и Вайолет пришлось поступиться своим главным принципом ради того, чтобы справиться о её делах. И тогда она призналась о слежке, ожидая услышать в ответ то же самое.

Виола же, сверлящая её обеспокоенным взглядом, удивила: за ней никто не следил. То есть, такая честь отчего-то выпала только Анне. И это было вдвойне пугающе.

* * *

Со дня новой стычки недоносок постоянно мелькал перед глазами, то заявляясь к школе вместе с Джейкобом или даже в гордом одиночестве, то подкарауливая Анну в самых неожиданных местах. Стоило признаться: он практически не доставлял неудобств, ведь наблюдал издалека. Но предчувствие, что мерзавец просто ожидает удобного случая, чтобы как следует вытереть о неё ноги, не давало расслабиться.

В постоянном напряжении от ожидания подлого удара в спину прошёл апрель, прихватив с собой и половину мая.

Однажды Анна таки поддалась соблазну навестить доброго друга. Безусловно, она поступала опрометчиво, инфантильно, безответственно, но лес манил, и бороться с его зовом, как и с собой, оказалось задачей непосильной. Чащоба притягивала, словно магнитом, и иногда будто слышался нежный голос, раздающийся прямо внутри черепной коробки. Сладко зазывающий в гости под сень старых древ.

Осторожно ступая по замшелой поверхности, она ощущала блаженное тепло, что с каждым шагом лишь усиливалось. Будто нить, протянувшаяся от её сердца к центру леса, всё сильней натягивалась, готовая вот-вот лопнуть либо причинить смертельную боль, если не поспешить…

— Ты что здесь забыла? Не знаешь разве, что в лесу сейчас опасно, особенно, для таких слабачек, как ты?!

Голос непонятно откуда возникшего прямо перед ней дикаря заставил подпрыгнуть от неожиданности, варварски прерывая единение с чем-то волшебным. А суть претензии и вовсе поставила в тупик. И как бы ни хотелось гордо игнорировать бездушного неандертальца, Анна просто не способна была держать язык за зубами в те моменты, когда он находился слишком близко и провоцировал, провоцировал, провоцировал неустанно, с прямо-таки маниакальным энтузиазмом. Прежде, чем вернуть напускное безразличие, она трижды медленно и глубоко вдохнула, выпуская воздух из лёгких уже гораздо стремительней. Но небольшое дыхательное упражнение не подавило вспышку гнева, вынуждая всё же ответить с более эмоциональной интонацией, чем нужно.

— Тебя не касается.

— Касается, идио… — дикарь резко умолк, обрывая себя же, и схватился за переносицу большим и указательным, сдавливая изо всех сил. Словно пытаясь сдержаться, причём, несколько демонстративно. — Ладно, пойдём, выведу тебя отсюда.

Ничего себе! Хам нынче был невероятно галантен, ещё и предлагал услугу. Точнее, буквально навязывал. Ну уж нет. Какими бы мотивами недоносок ни руководствовался, никуда идти с ним Анна абсолютно точно не собиралась. Заведёт ещё на местные болота, да и оставит там мучительно умирать. Или потребует за помощь самоисключиться из этого мира, дабы не оскорблять его чувство прекрасного своим существованием.

Анна прекрасно понимала, что в ней говорит обида, заставляющая мыслить столь примитивно и инфантильно, но от колючего ответа отказаться не смогла:

— Я и сама способна вывести себя.

— Скорее, вывести меня, — рявкнул хам, и уже чуть спокойнее добавил: — Идём, сказал.

Вот это наглость! То есть, дикарь обвинял её в невыносимом характере?! Восхитительно. Ещё и приказы отдаёт, командир недоделанный. Нога так и зачесалась. Захотелось снова врезать придурку, возомнившему себя неизвестно кем. Демонстративно обойдя его, Анна двинулась в сторону города, но гадёныш молча поплёлся сзади, шаг в шаг. Не отставая, но и не нагоняя, чтобы пойти рядом.

— Не ходи за мной!

— Разрешения забыл спросить.

Он вообще способен не пререкаться?! Анна остановилась. Сделала ещё один особо глубокий вдох, уверенная, что облегчения это действие не принесёт. От злости заполыхало лицо, и тогда она круто развернулась, случайно хлестнув недоноска, подошедшего практически вплотную, волосами по… не по лицу, а лишь по груди, к огромному сожалению.

— Ну чего ты прицепился?.. Что я тебе такого сделала?

Боже, какой позор. Зачем, зачем она это ляпнула?! Последнего вопроса Анна задавать точно не собиралась, ведь он ясно показывал степень уязвлённости словами и действиями буравящего тяжёлым взглядом её лицо дикаря. Никогда нельзя демонстрировать себя настоящего подобным людям, а проявлять искренность с ними — и подавно. Анна постигла эту простую истину ещё в детстве, а теперь сорвалась, доведённая до отчаяния.

А мерзавец молча приблизился. Чуть наклонился. И громко вдохнул её запах, как и в первый раз заставив отшатнуться.

Она машинально сделала шаг назад, но случайно зацепилась ступнёй за корягу, словно из ниоткуда выросшую позади, и совершенно позорно свалилась на задницу.

Дерьмо.

Стало жутко обидно, стыдно и немного страшно от реакции этого… неандертальца, которая вот-вот последует за её унизительным падением. Но вместо ожидаемого смеха и издёвок, он сразу дёрнулся к Анне и, присев на корточки, тщательно осмотрел её с ног до головы. Не пропуская ни единого участка тела. То ли убеждаясь в её целостности, то ли в попытке ещё больше уязвить и унизить. А затем совершил нечто совсем уж неожиданное — протянул руку помощи. Анна смотрела на огромную смуглую ладонь несколько секунд, пытаясь осознать, не чудится ли ей это. Но терпение хама очень скоро иссякло. Видимо, он совсем не умел принимать поражений и отказов, а потому поднялся, чуть нагнулся, беспардонно подхватил её подмышки и поставил на ноги, словно куклу.

Немота постигла на целых полминуты, после чего Анна взбеленилась, сбитая с толку непредсказуемостью дикаря и разозлённая его наглой самовольностью.

— Не смей нарушать моё личное пространство! Кто дал тебе право на это?!

Недовольно скривившись, будто от её крика у него заложило уши, недоносок поставил перед фактом:

— Никто. Хочу и нарушаю.

— Плевать, чего ты там хочешь. Никогда. Больше. Не смей. Прикасаться. Ко мне! Понял?! — прошипела Анна, едва ли не захлёбываясь от бессильной злости.

Её затрясло, а мерзавец стремительно налетел, точно ветер, и приблизился совсем близко — почти интимно, — едва ли не прилипая к ней всем телом. Схватил за плечи, предотвращая попытку побега.

— Прикасаюсь. Что дальше? Что ты сделаешь?

Придавленная неожиданным смущением и усталостью от заведомо проигрышной битвы, Анна задержала дыхание. Дикарь вёл себя нелогично. Противоречил действиями своим же словам, которыми так просто и щедро разбрасывался зимой. Тогда она точно была уверена, что противна ему, но теперь, под жгучим взором странного индейца, в мысли закрались сомнения. Всё вокруг… Вся жизнь, люди, явления… Действительно ли они такие, какими кажутся или стараются казаться? Или это лишь притворство? Проверять желания не возникло. Хотелось, чтобы от неё отстали и позволили уйти. В попытках освободиться, она задёргалась, как рыба на крючке, что не особо понравилось недоноску.

— Стой смирно.

— А то что? Скальп с меня снимешь? — Анне очень хотелось хоть немного, хоть чуточку задеть хама, так нагло ворвавшегося в её жизнь, хотя в глубине души она и понимала, что тот ей не по зубам.

— Сниму. Но не скальп.

Он нарочито плотоядно оглядел ее с головы до ног. А она сумела пройти три стадии за один короткий миг — застыть, взволноваться и поникнуть. Анна понимала, что недоносок всего лишь умело играет с её эмоциями, но сопротивляться их силе не могла. И шла на поводу, как собачонка, неуверенно пробормотав:

— Смотри, чтобы я с тебя шкуру не спустила.

— Попробуй. Если не боишься узнать, что тебе за это будет.

Прекрасно. Теперь в ход пошло ещё и запугивание. Ну до угроз и ей ничего не стоит опуститься, если иного выхода нет. Вздёрнув подбородок, Анна жёстким тоном спросила:

— А ты не боишься, что я настучу в полицию?

— Ц-ц-ц, как страшно, — дразнился дикарь. — И что же ты им скажешь?

— Что ты домогаешься несовершеннолетней.

— Хм. Я, вроде как, тоже несовершеннолетний. Так что не прокатит.

А вот это стало неожиданностью. На подростка здоровяк ну никак не походил, своим утверждением вынудив начать разглядывать его лицо гораздо внимательней.

— Не может быть, — протянула Анна в ответ.

— Почему же? Слишком хорош для твоего ровесника, да? — ей показалось или он… заигрывает?! Какая… примитивщина! Пошлость! — И я тебя пока ещё не домогался. Если бы я решил тебя домогаться, то для начала сделал бы что-то вроде этого.

Он приблизил лицо и мягко прикоснулся своими губами к её, тут же слегка подавшись назад, чтобы свободно наблюдать за реакцией… жертвы?

Анна уже давно не верила, что когда-нибудь в принципе сможет кому-то довериться настолько, чтобы позволить сделать с собой такое. А теперь неприкосновенность отобрали насильно. Она смутилась. Действительно смутилась, вместе со смущением ощущая также и бессилие, но несколько иного характера, чем с лжеотцом — скорее, волнительное, заставляющее щёки запылать, а сердце пуститься вскачь. Перед глазами заплясали мушки. Она в очередной раз попыталась оттолкнуть дикаря, но сдвинуть тяжёлую фигуру хоть на миллиметр было нереально. Оставалось только пытаться достучаться до него ядовитыми словами:

— Пусти. Ты омерзителен.

Хам лишь едко усмехнулся, нисколько не уязвлённый. Во всяком случае, даже если его и задели слова Анны, что казалось чем-то фантастическим, внешне это никак не проявилось.

— Тогда я даже немного сочувствую тебе.

Она в непонимании нахмурилась.

— Потому что терпеть мои домогательства, как ты это называешь, тебе придётся всю оставшуюся жизнь, — пояснил он, отвечая на её немой вопрос.

Из недр глотки невольно вырвалось возмущённое:

— Кретин!

— Какой богатый словарный запас.

А теперь он тычет Анну носом в косноязычие. Но ведь это не так! Она начитанный и вежливый человек, просто мерзавец умело манипулирует её эмоциями. Спор отнюдь не раззадорил, а лишь утомил. На попытки что-то ему доказать сил не осталось, да и, по правде говоря, не хотелось растрачиваться на это. Пусть вообще считает её умственно отсталой. Может, хоть так отвяжется, решив, что самоутверждаться за счёт глупого человека — ниже его достоинства. Пускай притворство станет её тактикой в борьбе с ним.

— Козёл.

— Повторяешься. Я Пол, кстати. Можешь так ко мне обращаться.

— Я никогда не назову тебя по имени!

— Это мы ещё посмотрим, — усмехнулся он, всё-таки позволив Анне вырваться.

Разозлённая, растрёпанная, она быстро зашагала к тропинке, ведущей в сторону города. А негодяй сопровождал её, словно конвоир, до самого дома. Не отставал ни на шаг, как бы она ни ускорялась, пытаясь оторваться. Как же не хотелось, чтобы недоносок узнал, где она живёт! Но единственная спасительная идея, заключающаяся в том, чтобы водить его кругами по Форксу, оказалась отвергнута, ибо хам совсем не походил на того, кто может выдохнуться быстрее неё и отстать.

Уже у самой двери её остановил грубоватый уверенный голос:

— Стой. Цветы возьми.

Обернувшись, Анна обнаружила недоноска протягивающим ей огромный пучок ложноландышей. Некоторые были вырваны прямо с корневищами.

Бестолково хлопая глазами, она поражённо переводила взгляд с самого ужасного букета, что видела в своей жизни, на дикаря и обратно.

— Отвянь, — припечатала Анна в итоге, едва разомкнув губы, и тут же развернулась ко входу в дом.

Но гад не собирался так просто сдаваться. Остановив её хваткой за капюшон, словно щенка, он уведомил:

— Не уйдёшь, пока не возьмёшь грёбаные цветы.

То издевается, то угрожает, то ставит перед фактом, то вообще смеет распускать руки… И губы. Самодур! Что же, отступать не собиралась и Анна.

— Оставь свой веник себе, — исподлобья глядя на оборзевшего индейца, отрезала она.

— Упрямая? Так я тебя переупрямлю, детка.

Он схватил кисть её руки и сунул в ладонь искалеченные несчастные растения, после крепко сжав стебли её же пальцами.

Не давая себе времени на раздумья, Анна замахнулась в намерении швырнуть букет гаду в рожу, но он опередил:

— Сделаешь это — пожалеешь.

И она вполне поверила в эту угрозу. Вероятно, мерзавец действительно способен на многое, если не на всё. Придётся, к её огромному сожалению, в этот раз всё же пойти на попятный. Но это вовсе не означает, что дальше Анна не будет бороться! Может быть, ей повезёт, и уже завтра недоносок переключится на кого-то другого — ещё более ущербного и слабого, чем она. А если нет — отвадит его любыми способами.

Влетев в прихожую, как оглашенная, она не забыла запереться изнутри на оба замка. Шерил, вообще-то, никогда не пользовалась слегка проржавевшей щеколдой, полагая, что в маленьком городишке вряд ли кто-то посмеет забраться к ней, но кто знает, что одному конкретному негодяю взбредёт в голову? Стоило также проверить и окна.

Тётины кроссовки стояли на полке, но в доме царствовала тишина, что могло означать лишь одно: Шерил отдыхала. Первым делом Анна направилась в кухню, но уже занеся невзрачные белые цветы над мусорным ведром, задумалась. В конце концов, они такие же жертвы безжалостности недоноска, а потому вполне заслуживают немного сочувствия. Подрезав корни и аккуратно оборвав нижние листья, она бережно поставила их в стеклянную банку из-под кофе, предварительно плеснув туда воды. Вряд ли бы Шерил, конечно, обратила особое внимание на букет, ведь собрать его могла и сама Анна, но перестраховаться всё же стоило. Она сгорит от стыда, если тётка о чём-то догадается и начнёт задавать неудобные вопросы. Пришлось поскорее отнести неуместный подарок от самого ненавистного человека в свою комнату.

Эти… то ли недо-, то ли переландыши расточали просто удивительный аромат, медово расплывающийся по всей спальне. Вынуждающий то и дело бросать на них взор. Сама бы она ни за что не обратила на них должного внимания, потеряв возможность почувствовать нежное благоухание — едва ли не единственную примету здешней весны.

Дикарь явно знал, что делал, ведь цветочный запах, как и до сих пор покалывающие от недопоцелуя губы, не давали о нём забыть ни на миг.

* * *

На школьном дворе ещё царили пустота и тишина: до начала занятий оставалось целых полчаса. В воздухе главенствовала противная влажность, так и норовящая пробраться под одежду. Анна зябко поёжилась, натянула на голову капюшон ветровки, воткнула в уши наушники и медленно побрела к главному входу. Гадкое, липкое ощущение чьего-то наблюдения не покидало ни на миг ещё с момента пробуждения. Настырный взгляд бесцеремонно прерывал единение с собой, нарушая мнимое чувство безопасности. Блуждал по всему телу, будто ища лазейку для проникновения в самую глубь сущности — изувечить, извратить либо вывернуть изнанкой наружу… Знание о том, что он, этот некто, — трагическая неотвратимость, вспышкой возникло в сознании. Спину с шеей как-то резко обсыпало мурашками, словно её опаску уловили, отреагировав ещё большим подавлением. Взор то и дело возвращался к деревьям, за которыми абсолютно точно скрывалось нечто.

Она боролась с происходящим в голове абсурдом изо всех сил. Тщательно оглядевшись, не пропуская ни единого миллиметра пространства, Анна так и не обнаружила нарушителя относительного спокойствия, но уверенность в его существовании прочно засела в подкорке. Предположения о разыгравшейся паранойе не могли ввести в заблуждение. Однако ничего, кроме как сдаться и отступить, не оставалось. Она шагнула через порог учебного заведения, отрезая от своего неприкосновенного мирка присутствие недоброго невидимого чужака.

Все занятия Анна просидела как на иголках, но едва покинув кабинет биологии, ей удалось вздохнуть с облегчением: слежка прекратилась. Напряжение спало, словно неизвестный великодушно решил дать ей передышку. Впрочем, долго радоваться не пришлось, ведь за стенами школы вновь поджидал дикарь, сбоку присевший на свой старый мотоцикл. Он уверенно игнорировал игривые взгляды некоторых старшеклассниц, без особого интереса изучая пространство вокруг себя. Заметив её, недоносок бесцеремонно поманил Анну пальцем. А она лишь хлопала ресницами от подобного проявления хамства. Неужели он думает, что она вот так просто послушается и подойдёт? Что же, тогда он ещё больший придурок, чем ей казалось ранее.

Вздёрнув подбородок, Анна демонстративно отвернулась и стремительно направилась к выезду. И совсем не удивилась, когда позади раздался нарастающий рёв мотора. Естественно, недоносок притормозил рядом с ней. Пришлось ускорить шаг, но он не отставал, сопровождая параллельно безлюдному тротуару.

— Садись, подвезу.

— Преследуешь меня?

— Называй, как хочешь. Садись.

Уповая лишь на удачу, она сорвалась с места и бросилась в сторону дома во весь опор. Конечно же, это было глупым шагом, ведь дикарю ничего не стоило догнать её даже пешком — не то, что на мотоцикле. Однако, отчего-то он дал Анне добежать до дома, перерезав путь уже почти на финише.

— Чтобы в лесу тебя больше не видел.

Серьёзно, у неё от сдерживаемых внутри негативных эмоций скоро нервный тик начнётся.

— Да ты кем себя вообще возомнил?! Оставь меня в покое!

— Буду провожать тебя из школы каждый день. Попытаешься сбежать — пеняй на себя.

Он что, не слышит? Анна задумалась. Хотелось вывести кретина на ответные эмоции, и — как всегда рядом с ним — слова вырвались прежде, чем она успела обдумать, стоит ли произносить их вслух.

— Но я же белая сучка. Не стоит со мной возиться, а то ещё замараю тебя своим уродством.

Чёрт. Ну заче-е-е-ем?! Почему она столь несдержанна в присутствии этого человека?! Просто до неприличия! Захотелось крепко треснуть себя ладонью по лбу. Теперь хам будет в курсе не только того, что его слова здорово задевают её, но и того, что она следила за ним и его дружками. Безусловно, тогда это была вынужденная мера, у неё просто не было иного выхода, но разве докажешь это ему?

А недоносок тем временем нахмурился в задумчивости, то ли пытаясь понять, о чём она говорит, то ли… Других вариантов у Анны и не имелось.

— Послушай, — устало вздохнул он, — тебе может грозить серьёзная опасность, а я один из немногих, кто способен тебя защитить. И единственный, кто защитит. Ясно?

Настал её черёд хмуриться. Она не понимала, о чём болтает дикарь, она устала от него и его странной игры, она, в конце концов, хотела простого человеческого покоя, который мерзавец отбирал раз за разом.

— Постой.

Уже занеся ногу над порогом, Анна остановилась, и сама не понимала, почему. Наверное, подсознательно стало интересно, каких ещё гадостей наговорит или натворит хам.

— Зимой… — он прокашлялся, будто в неловкости, что конечно же не могло не являться иллюзией, — я был трусом. И не сказал ни слова правды. Всё наоборот.

Допустим. Если на долю секунды предположить, что он был искренен в этот момент — подворачивался просто прекрасный случай отыграться и сравнять счёт. Ведь искренность равна уязвимости. Можно было бы попытаться пробить его броню и ужалить как можно сильнее. Просто в отместку. За бессонные ночи, за слёзы и боль, за возвращение самых ужасающих воспоминаний об отце… о лжеотце. Она должна, обязана была сказать, что ей плевать. Что недоносок может засунуть свои нелепые оправдания себе в задницу. Но снова чёртова вежливость одержала над нею верх, заставив молча пройти в дом…

Дни пролетали рутинно, разбавившись лишь каким-то маниакальным преследованием хама, сменившего тактику. С кнута на пряник. Он сдержал слово, и ежедневно встречал её из школы, пригрозив следить за ней круглосуточно, если посмеет сунуться в лес. Анна хотела бы высказать ему, насколько он ущербен и примитивен в своей игре, но дала себе зарок совсем игнорировать мерзавца. Правда, все обещания, данные себе из-за этого человека, постоянно приходилось нарушать. Она была почти уверена, что и это — последнее — рано или поздно придётся забыть.

Так прошло ещё полмесяца. На носу были летние каникулы, на кои Анна возлагала большие надежды. Мечтала, как обнимет польскую тётушку, как будет ездить в Ла Пуш едва ли не каждые выходные вместе с Шерил, или с Вайолет, или даже с обеими сразу. Но дикарь заранее разрушал все планы. Должно быть, он провожал её лишь из школы только потому, что и сам учился. А летом свободного времени для того, чтобы портить ей жизнь, у него появится вагон. Анна всерьёз подумывала о псевдокапитуляции. Ибо была уверена: поддайся она на его недоухаживания — хам тут же отстанет.

А нечто снова манило. Оно тянуло обратно в лес, прямо на место недавних, совместных с Виолой, «приключений». Необъяснимое ощущение забиралось под черепную коробку и зудело, вызывая непреодолимое желание поддаться этому зову. И однажды — в раннее утро последней майской субботы — Анна будто загипнотизированная сошла с дороги и медленно побрела по тропинке в сторону чащи.

Погода благоприятствовала, солнце выглядывало из-за макушек высоких елей, нежно обволакивая лицо тёплыми лучами. Конвоир отсутствовал, а в сознании царила странная пустота. Телом словно кто-то управлял.

Пепел от кострища разлетелся метра на два — не меньше. Насколько же сильным должен был быть порыв ветра, чтобы так его задуть? Но вопрос с поверхности замутнённого сознания испарился столь же быстро, как и возник там. Присутствие в жутком месте больше не заставляло волосы вставать дыбом. В голове на какой-то миг прояснилось, и теперь Анна не смогла бы себе объяснить, почему же сюда явилась, даже если бы очень захотела. Отрезвление наступило слишком поздно — когда из-за самого корявого, самого старого с виду дерева вышла рыжеволосая женщина, окутанная ореолом смерти настолько откровенно, что скрыть его до конца не представлялось для неё возможным. А она старалась скрыть. В её чертах явно присутствовало нечто нечеловеческое — это сразу бросалось в глаза, и замаскировать такую… особенность можно было лишь наведённым на жертву мороком, коим та и пользовалась. От женщины потянуло невероятно приятным для обоняния запахом, но на третий вдох в аромат вмешалось амбре падали. Ноги онемели, тело парализовало, в висках запекло от осознания обречённости. Страх боролся с очарованием. Наверное, именно так себя чувствует муха, попавшая в паучьи сети.

Рыжая нечисть кружила вокруг неё, словно хищник, тщательно изучая со всех сторон. А после стала нашёптывать в уши мягким голосом, вводящим в транс:

— Какая необыкновенная девочка. Ты станешь моим лучшим творением. Постой, постой, — приложила она палец к губам Анны, которые та пыталась разомкнуть, чтобы то ли закричать от всеобъемлющего ужаса, то ли восторженно пускать слюни. Нечто заглянуло в глаза, засасывая в ведьмовской омут необычайных багровых радужек. — Кажется, я могу почувствовать твои мысли, дитя. Несчастное, изувеченное создание. О чём ты думаешь ночами, когда не можешь уснуть? Придавленная прошлым, словно неподъёмными руинами своих же грёз и надежд. Я могу избавить тебя… Избавить от этого балласта. Хочешь? Ты уснёшь собой, а проснёшься совсем другой — сильной, как я. И кошмаров… Их не будет, поверь. Больше никогда не будет.

В мыслях царила вата. Анна медленно кивнула, опьянённая медовой интонацией. Нечисть приближала рот к её шее…

Но внезапно всё закончилось. В голове понемногу прояснялось, а рыжеволосое существо бросило куда-то в сторону ленивое:

— Волчонок. Не думай, что я не почуяла твою пёсью вонь ещё за несколько миль. Мы с твоей подружкой только вас и ждали. Правда, милая? — подхватила она до сих пор не сбросившую до конца горько-сладкое забвение Анну за подбородок. А после вновь заговорила, словно отвечая на вопрос немого невидимки: — Позаботься! Ведь если упустишь — я соберу себе коллекцию подружек из всех ваших самочек. Как забавно будет, если мы все вместе разорвём вас на куски.

В районе горла в тот же миг почувствовался жуткий холод. Что-то оттолкнуло, заставив окончательно выпасть из оцепенения, будто из паршивого сновидения. Неуклюже поднявшись с влажной почвы, Анна бросилась бежать в никуда, но позади раздавались настолько страшные звуки нещадной борьбы и собачьего визга, что она вновь застыла, неспособная сделать ни шагу. Лишь крепко зажмурилась и изо всех сил зажала уши ладонями, присев на корточки. Сколько это происходило — было неясно, но когда кто-то живой и очень тёплый крепко, но бережно обхватил её запястья, одновременно отнимая руки ушей и поднимая Анну с земли — наступило облегчение. Перед ней стоял недоносок, внимательно осматривающий её шею.

— Я случайно, — обратился он к самому огромному из и без того гигантских волков, обступивших их кругом, на миг бросив на него взгляд. — Вниз не смотри.

Последняя реплика предназначалась Анне, что она поняла лишь спустя несколько секунд, бестолково захлопав глазами.

— Что?

Взор машинально стал опускаться по голой смуглой груди, но недоносок очень вовремя её остановил, подхватив под подбородок.

— Э, нет, — покачал он головой в отрицательном жесте. — Мы ещё не настолько близко знакомы. Не подумай, что я стесняюсь, — хам пожал плечами. — Просто забочусь о твоей изнеженной психике, детка.

Только тогда до Анны дошло, что дикарь был абсолютно голым — буквально, в чём мать родила! Будь она в состоянии смутиться — точно бы залилась краской до самых корней волос. Но смущение сдвигали в сторону вполне закономерные вопросы.

Что за грёбаная фантасмагория?! Что происходит? Кто он такой, чёрт возьми? Маугли? Шаман? Предводитель волков-переростков? А она? Это рыжее нечто — что оно такое? И, кстати, куда оно делось? Анна осторожно заозиралась, боясь слишком рьяно вертеть наливающейся давящей мигренью головой.

— …говорил же не соваться в лес! — тем временем отчитывал её мерзавец, словно отец родной. Кажется, начало тирады она умудрилась пропустить. — Ты дура? Нет, ты дура, ответь?! Буду сопровождать тебя в школу и обратно, и вообще везде и всюду, как маленькую, раз не понимаешь простого человеческого языка. Лично прослежу, чтоб больше глупостей не творила. Ну что ты меня взглядом поедаешь, господин вожак?! Если бы на Эмили… Ай, чёрт с вами! — в сердцах выплюнул он в конце концов

А Анна и слова из себя вытянуть не могла. После пережитого мир вокруг казался неестественым, выдуманным. Впечатлений ей бы точно хватило на всю оставшуюся жизнь вперёд.

— Зачем?.. — с трудом вытолкнула она из глотки всего одно слово.

Зачем, зачем ты спас меня? Зачем пришёл на помощь, зачем рисковал собой? Откуда ты взялся, как узнал? Почему именно ты и почему именно меня?..

О, она хотела бы многое узнать, и если бы язык слушался — точно завалила бы дикаря вопросами, и плевать, что он пошлёт её куда подальше. Но хам явно воспринял верно, проявляя небывалую способность к пониманию с полуслова. Он закусил нижнюю губу, будто еле сдерживаясь от нового потока нравоучений.

— Потому что иначе не могу. А теперь иди. Иди и не оглядывайся, поняла? Я провожу. Только не смотри назад.

И она пошла, будто во сне. Позади изредка чудились отзвуки мягкой поступи лап животного… Одного из гигантских волков? По затылку ползли мурашки, но Анна не смела обернуться. Она совсем не была уверена, что находится в безопасности, несмотря на уверенность индейца, кажется, спасшего её от чего-то гораздо более дурного, нежели смерть. Зато Анна точно знала: происходящее за спиной способно перевернуть все её познания о мире.