Знамя — единственному (джен)

Месяц Наугха, 529 г.п. Коадая, гарнизон Диаман

Мир трескался. Само пространство содрогалось, стягивалось в единый узел. Денхерим сражался.

Мир застыл. Целый такт реальность оставалась неподвижной. А потом зеркальная мозаичная гладь рассыпалась с тихим шелестом, впилась осколками в кожу, проникла в кровь, разнося их по телу с каждым вздохом. Источник погас, и весь мир падал, выцветал, обращаясь сплошным серым маревом, жадно тянущимся к последнему черно-белому осколку прежней реальности.

Зов вернулся сладким и гнилостным привкусом безумия, отдался пульсацией в костях, принося с собой ранящие осколки знания. Всего три такта крови, чтобы оказаться в эпицентре смещающейся реальности.

Вернуться домой.

Кацат Денхерим осторожно, с присвистом выдохнул. Он практически не слышал собственного дыхания, только тяжелый прерывистый пульс крови. Она текла медленно. То неохотно проталкивалась сквозь нитки сосудов, норовя застыть вместе с очередным оборвавшимся ударом сердца, то устремлялась вперед — сильно и яростно, грозя разорвать все и вся, выплеснуться густой волной, вывернуть из-под кожи поселившиеся там навсегда осколки зеркал. Денхерим содрогнулся. Где-то далеко вязкая масса камней и плоти шевельнулась, жадно потянулась к чему-то живому, и ее предвкушающее безумие отозвалось в каждом участке плоти, вздернуло вверх, ломая и растягивая, и замерло вновь, когда вместе с осколками черных зеркал по венам пробежала успокаивающая инистая прохлада.

Чужое присутствие болезненно царапало, заставляло раз за разом вскидываться непослушно-острые кусочки силы, но оно же прочно связывало с реальностью. Я все еще здесь. Зеленовато-серых искр вокруг было столько, что они обрели плотность и материю достаточную, чтобы их песчинками можно было пересыпать в пальцах, наблюдая, как они цепенеют, теряют чувствительность, и кажется — еще такт и превратятся в прах и пыль, смешиваясь с зеленью искр. Кацат свел кончики пальцев, наблюдая, как между ними скользит невесомая искра чужой силы.

— Почему зелень? — Танцующий Источник единственный, что позволял выбирать грань силы, но вряд ли кому-то приходило в голову спрашивать у Кэль о причинах их выбора. Да и ни один Кэль никогда не дал бы ответа на подобную бестактность. Но Кацату было все равно — он хотел думать об искрах и Кэль, лишь бы не думать и не вслушиваться в выворачивающее наизнанку натяжение нитей Денхерим. Он бы уже откликнулся на зов, если бы не серо-зеленая пелена чужой силы, удерживающая его на одном месте. Но ни у кого не хватит сил, чтобы удержать его здесь вечность, а Раэхнаарр Кэль никогда не был сильнее его.

— Кэль всегда не хватает такта, чтобы как следует подумать.

Голос звучал непривычно долго. Кацат вслушивался в него, цепляясь за каждый звук, а потом потратил целый такт, чтобы осознать смысл. Смеяться сквозь едва затянувшуюся на груди рану — больно, а еще это слишком явная демонстрация отсутствия контроля. Но собственная сила ему сейчас практически не повиновалась, потому смеялся Кацат долго и со вкусом, пока смех не оборвался кашлем и чернильными осколками крови.

— Будь у тебя даже тысяча тактов — ты не воспользуешься ни одним.

Раэхнаарр не ответил, но зеленого и серого стало больше, они сковали разум и казалось, что все вокруг застыло, а потом рассыпалось и завертелось с чудовищной скоростью, много-много раз, пока само сознание не разлетелось вдребезги, позволяя наконец провалиться хотя бы в подобие сна.

Раэхнаарр медленно отнял руку, позволяя искрам впитаться в ладонь. Сопротивления не было. Они были ди’гайдар уже почти сотню циклов, но это было слишком даже для ди’гайдар. И вдвойне слишком для Кацата Денхерим. Верно, слишком велика усталость. Собственные движения ощущались им как нарочито медленные, тревожно неспешные. Противостоять мощи Денхерим всегда было непросто, а когда она вся сосредоточилась в своем единственном носителе — и подавно. Возможно, если бы над ними сейчас были простерты крылья Танцующего… Но переменчивая сила Айз’к Со все еще не коснулась Диамана, пусть и приблизилась до невесомого дразнящего касания. Чужая сила вновь вскинулась неровной болезненной рябью, и Раэхнаарру потребовался весь контроль, чтобы усмирить ее. Лишних мыслей не осталось, но на самых задворках разума упорно стучался вопрос — насколько еще его хватит. Серебро и зелень таяли, а черноты не становилось меньше. Раэхнаарр усилил напор, выскребая из самой глубины своего существа еще несколько крупиц силы: что бы ни ждало за следующим тактом, отдавать Денхериму то, что уже практически считал своим, он не собирался.

Мощь Танцующего завораживала многоцветьем. Переплетением тысяч граней, игрой бликов и неукротимой волной силы, густой и глубокой, как Звездное озеро. Раэхнаарру казалось — эта мощь никогда не покорится ему, не позволит даже коснуться. Он — не Велимир, чью силу без остатка впитал Танцующий, и даже не Коадай, растянутый в переменчивых гранях и сдерживающий их самыми кончиками пальцев. Это — слишком, самую чуточку слишком даже для дейм.

— Но не для Кэль, — голоса не было. Только сила изменила свою пульсацию, порождая целый сонм смутных образов и шепотков. Раэхнаарр не знал, как обстоят дела у других арон, но айзарон Кэль никогда не оставляла вниманием своих потомков. Если считала необходимым.

— В чем разница? — Он не говорил, только позволял переливчатым граням Источника касаться его, считывая малейшие колебания силы. У айзарон не было материального воплощения, но достаточно слушать, чтобы услышать, смотреть, чтобы увидеть в переплетениях теней и стенных узорах силуэт, прочесть оставленные знаки.

Бликов вокруг стало больше, а Танцующий будто приблизился, раня попеременно холодом и жаром, растягивая в бесконечной пляске и замирая в неподвижности. Обещая нечто… грандиозное рискнувшему. Способному прыгнуть в бездну и ни на мгновение не пожалеть о последствиях.

Потребовались годы, чтобы Раэхнаарр вновь оказался у врат Танцующего, но выбирая — не сомневался. Ему нужно мгновение. Один такт, чтобы изменить все вокруг.

Сейчас же всей отпущенной Раэхнарру силы едва хватало, чтобы растянуть мгновение передышки на обороты и циклы лун. Нарушить естественный порядок вещей. «Арон зовет свою кровь, и кровь не может не отозваться, — так сказали ему, — никто не вмешается и не осмелится разделить с тобой проклятую кровь». Значит, его собственной крови должно хватить.

Раэхнаарр медленно поднялся на ноги — хотел он того или нет, но долг требовал его присутствия на стенах. Как бы ни хотелось им пренебречь.

* * *

Пространство вокруг Диамана казалось застывшим, почти спящим, особенно если сравнить его с привычным буйством пульсаций. Но сейчас даже северяне затаились, не решаясь выскользнуть за границы Северного Круга. Не было никого совершеннее Исилара Альяд, провозгласившего себя тих’гэар Севера, в искусстве плетения троп, но и ему не угадать, что будет теперь, когда Завеса Велимира пала.

Но даже подаренная Диаману передышка не отменяла необходимости в патрулях. Раэхнаарр Кэль коснулся стены, проверяя надежность сплетающих ее серо-зеленых жгутов. Вьющаяся кольцами сила Элехе пусть и отступила от Диамана, но ее эхо оплетало их, даря холодную неподвижность, замыкала бесконечные циклы созидания и разрушения и казалась неразрушимой преградой для любого изменения. Но Раэхнаарр слишком отчетливо помнил, как падали удерживаемые Леконт стены Чи. Серого и зеленого оказалось недостаточно под натиском белого и пронзительно голубого. Тогда их всех спасла только черно-белая мозаика Денхерим, так вовремя развернувшаяся за плечом. Будто отзываясь на мысли внутри сильнее натянулись струны серебристой паутины, связывающие его с Кацатом. С каждым разом удавалось отыграть все меньше тактов.

Раэхнаарр почти бездумно коснулся нитей, окутывая их успокаивающим холодом серых троп. Скоро. И скользнул вперед, вслушиваясь в померещившееся на такт эхо. Болезненная пульсация Зеркального Источника будто раздвоилась. Нечто слабое и едва уловимое отозвалось на зов из-за самой кромки стен. Раэхнаарр осторожно исследовал новое ощущение, стараясь не потревожить и волоса тонкой паутинки, протянувшейся сквозь беззвучие Диамана, а потом шагнул вперед и вниз, почти привычно не задумываясь, как далеко может оказаться земля.

Реальность ударила острыми камнями диаманского плато. За стенами смутное ощущение эха усилилось, но словно растворилось и размазалось. Кто-то заметал следы? Раэхнаарр отодвинул подальше уже почти въевшееся в кости чувство чужого безумия, закружил вокруг зеленоватую взвесь, так похожую на серые клочья паутины, кутающей силу Элехе. Близко.

Отдаляться от стен гарнизона — неосмотрительность. И еще большая неосмотрительность делать это в одиночестве. Но тяжелые серо-зеленые потоки вечной реки тянули вперед, отзывались на такое знакомое эхо. Сейчас. Чем бы ни окончился следующий шаг — здесь и сейчас он должен быть сделан. Поток распался на множество отдельных течений, мелких завихряющихся прядей, дразнящих сознание отголосками уже случившегося и еще несбывшегося. Раэхнаарр отбросил их в сторону: цель дразнила самый краешек восприятия и этого было достаточно, чтобы мир выцвел в краткое пространство удара.

Неправильность. Она хлестнула призрачными серебряными паутинками, расцвела смутным эхом стеклянного привкуса, так причудливо мешающегося с черными зеркальными осколками.

— Кто ты? — всплеск энергии коснулся, вновь пытаясь уловить резонанс чужой силы и разобраться в причудливо переливающихся отголосках. Поманившее его эхо растворилось, вместо него сознание оплетали тончайшие облачные паутинки. Смятение не было правильным или хотя бы знакомым чувством, но Раэхнаарр едва удержался, чтобы окончательно не укрыться за серо-зеленой завесой собственной силы. Против ашали это не помогло бы. Но ни один дейм не перепутал бы ашали с гайтари.

Они замерли друг напротив друга, а потом паутинки свернулись в практически неразличимый глазу комок, вспыхнули и растворились за узкой каверной пространства, еще не затянувшейся после последнего боя. Ее подвело эхо. Раэхнаарр подхватил отголосок такой знакомой силы, мгновенно оплетая его серым и зеленым, замыкая в петлю и возвращая к исходному. Каверна впереди растворилась, затянутая серым маревом. Смутное чувство неправильности растаяло, он азартно вцепился в кокон чужой силы, рассекая его и обнажая суть. Раэхнаарр не чувствовал знакомых стальных стен щитов или ответных безжалостных клинков чужой силы. Энергия не падала в пустоту, она лишь вливалась во что-то другое, изменяясь в самой своей сути и обращаясь в собственную противоположность. И вот уже он сам вынужден отступить, отчаянно пытаясь вырвать плети чужой силы из собственной сущности. Вопреки собственной сути, инстинктивно желающей раскрыться навстречу касанию.

Поток внезапно размылся, почти распадаясь на отдельные пряди, яркий до того пульс померк. Паутинка рассыпалась серым прахом сквозь пальцы. Восприятие больше ничего не застилало, и Раэхнаарр ясно ощущал слепо шарящие в пространстве обрывки потоков, неспособные ни зацепиться за что-то, ни даже свернуться внутрь себя, защищаясь от внешнего мира. Т’айзенс. Он никогда раньше не встречал отсеченных, но есть вещи, которые невозможно перепутать с чем-то иным. Что нужно совершить ашали, чтобы от нее отказался Облачный форт?

Мысль еще толком не успела сформироваться в сознании, а Раэхнаарр уже бережно собирал чужие отсеченные потоки, наполняя их собственной силой. Не более чем попытка наполнить водой разорванный в клочья сосуд, но он не собирался упускать шанс, который практически держал в руках. Никто не осмелится идти против воли арон. Но если не оставить другого выбора?

Серо-зеленый кокон укрыл почти потухшую сущность от посторонних глаз. Раэхнаарр Кэль подхватил легкое тело, направляясь обратно к Диаману. Я иду.

* * *

Ощущение реальности возвращалось медленно. Обрывки памяти вились смутным туманом, но инстинктивно она лишь прятала их глубже, стараясь ничем не выдать, что уже способна чувствовать больше, чем камень, холод которого пробирался сквозь одежду. Очень плохо. Если энергии не хватает даже на это… Вместе с холодом накатывала вязко-гнилостная пульсация, скреблась черными осколками в крови. Денхерим? Снова? Могло ли все оказаться иллюзией? Но рвано-болезненная пульсация казалась слишком слабой в сравнении с перемалывающей силой Зеркального Источника, слишком… живой? И слишком пронизанной серо-зелеными искрами чужой силы. Две пульсации. Странно, что она не различила этого сразу.

— Ты здесь, — серое и зеленое закружилось вокруг, сдавило, лишая надежды на всякое сопротивление, и тут же отпрянуло, едва она попыталась вытащить из кокона хотя бы крупицу энергии. Урок усвоен.

— Зачем? — до Северного круга оставалось совсем немного и меньше всего она боялась наткнуться на патруль. Что хоть кто-то из гарнизона Диаман сумеет помешать ей. Гайтари обычно бывали более… почтительны к ашали. Сознание снова накрыла гнилостная волна чужого безумия, тут же удержанная зелеными искрами. Она замерла, впитывая и вслушиваясь в переплетения чужой силы. Сущность Ахисара Вельде казалась разодранной в клочья, но ось Источника крепко удерживала ее осколки. Здесь же Источник сам разметал все до кровавой взвеси, а то, что осмелилось подняться из нее… Она ясно видела — серое и зеленое едва справлялось, удерживая вместе черные и белые осколки. Они перемешивались, сплетались, и вот уже сквозь зелень пролегла первая черная трещина. Не то, что может заметить кто-то кроме ашали, но та, что раньше звалась Яшамайн, видела отчетливо. Одно безумие тянуло за собой другое, и совсем скоро бездна поглотит все. Глупо пытаться вырвать у Денхерим принадлежащее по праву крови.

— Ты видишь зачем.

Нужно быть далеко за гранью отчаянья, чтобы ввязаться во все это. Наверняка Облачный форт отказался. Если уж Коадай Кэль обрушил Источник Денхерим, то кто осмелится встать по другую сторону доски? Она осторожно потянулась вперед, вскользь касаясь клубка чужих энергий. Плотная связка, которая не могла возникнуть сама по себе, но переплетенная настолько, что до сути уже и не добраться.

— Кто он тебе, Кэль? — сколько бы зелени и серебра не кружилось вокруг, они не могли скрыть многоцветия Танцующего Источника. Только он давал настолько… чистый отзвук. Танцующий и Облачный форт, только вот сила Облаков казалась удивительно… выхолощенной, тогда как в завихрениях Танцующего ничего не стоило утонуть с головой.

— Ди’гайдар. Ты поможешь нам?

Ашали не может не отозваться на зов разлетающейся души. Так они были созданы. Но она больше не могла зваться ашали, а Облачный форт предпочел следовать зову Источников. Не касаться и краем. Достаточно ли велико было ее собственное отчаянье? Камень все так же холодил пальцы, а пустоты внутри не становилось меньше. Совсем скоро в нее упадет последняя из оставшихся у нее искр.

— Ты дашь мне имя.

Она шла к Северному кругу именно за этим. Если путь завел совсем в другую сторону — это не повод менять конечную цель.

— Так будет.

Чужое облегчение было теплым ветром, обнимающим плечи. Кажется, даже ее отчаяние не было настолько велико.

Серо-зеленая завеса расступилась, пропуская ее к настороженно замершим осколкам чужой сущности, лишенной даже остатков естественной защиты. Обнаженная плоть и застывшая холодная кровь, иссеченные черными прожилками стекла. Оно расцветало розетками, растягивалось и сыпалось холодным вязким прахом. Прорастало кровоточащей гнилью Зеркального Источника. Она скользила вдоль нее, не решаясь коснуться, зацепить хотя бы край неустойчивой конструкции. Вот по ней пробежала дрожь, потянула выворачивающим суставы зовом. Источник зовет арон, и арон не может не отозваться. Вокруг зеркальных розеток тут же заплясали зеленые искры, стремясь заглушить настойчивый зов. Она легко отмела их, впитав такие необходимые отголоски чужой силы. Ты не сможешь отгораживать его от мира вечность.

Призрачные паутинки расцветали поверх черных зеркал, забивали трещины и вытягивали все серое и зеленое. Можно было поступить иначе, отсечь источающую зловоние черноту. Но она слишком хорошо помнила о трещинах, что уже покрыли серебро и зелень. Даже Кэль не заменить Источник. Она качнулась по тонким серебряным нитям, касаясь уже другого разума, безжалостно выдергивая вверх призрачные искристые нити. Танцующий идеально подходил для задуманного.

На долю такта вокруг сомкнулась ледяная хватка чужой силы — множество искр разом вонзились под кожу — но тут же исчезли, бестрепетно раскрываясь навстречу. Слишком, даже если речь идет об ашали. Нитей стало больше — они обвивались вокруг, лились в пальцы прозрачной рекой. Много больше, чем ей дозволял даже Источник Облачного форта. Она перебирала их, отыскивая отзывающиеся зеркальным холодом черно-белой мозаики, проходя ровняя успевшие покрыться налетом и трещинами серо-зеленые нити. Искажение Денхерима расползалось удивительно быстро. Если бы ему удалось заразить еще и Танцующий…

Мозаика переплеталась с привычной ей призрачной паутиной, отсвечивалась по краям серым и зеленым. Она оплетала ей черноту, загоняя ее в прорехи и каверны, которыми пестрела чужая сущность, отгораживала тонкими вуалями и пеленой. Денхериму некому больше отзываться, даже такой ослабленной связи будет достаточно. Но все же прорех оставалось слишком много, и она тянулась к серебряным нитям и связям, разбирая неровные клубки и комки, разравнивая, расправляя и заполняя пустоты. Совсем не то, что полагалось делать ашали, но под рукой не было ничего другого, что могло стать основной чужой сущности. Даже для ди’гайдар не идут против манш’рин, а, значит, она не вплетет ничего нового в уже родившийся узор.

Избавить арон от зова Источника — невозможно, но она могла превратить его в эхо, переплести с такими похожими прядями Танцующего, выстроить извилистые тропы и узлы, затрудняющие касание. Пусть Денхерим думает, что звать больше нечего. С шепотом они смогут справиться. Но даже так — прорех оставалось слишком много, и она позволяла чужой сущности цепляться за ее собственную, щедро оставляя связи и опоры. Не то, что дозволялось делать ашали, но разве сейчас оставался выбор?

Естественной защиты не было и теперь она плела ее сама, бережно отгораживая сплетенную на живую нить сущность от окружающего мира. Сущность, которую она уже не могла назвать чужой. Но все же разъединяла слишком крепко переплетенные нити, закручивая их вовнутрь и не позволяя слиться слишком уж полно. Довольно того, что серебро проросло корнями сквозь плоть. Она осторожно коснулась его, заставляя отпустить, довериться другой воле и силе, позволить выдержать натиск реальности. Не избавить совсем, но отойти в сторону. Дать выбор и право.

— Ка’у’цин’ан’с’тэ, — она прочитала имя сквозь отголоски сил. Печать неразрывной связи. Простейший из механизмов зова. Она звала, вытаскивая разум на поверхность, размывая и счищая черные осколки искажений до тех пор, пока пелена не рассеялась, оставляя на поверхности лишь такое привычно льдистое недоверие. В бело-голубых отсветах цвета фаэн больше не было и грана вязкой черноты.

— Имя, — собственный голос звучал невероятно чуждо. Она цеплялась за него, привалившись к стене, наблюдая, как серое и зеленое устремляется вперед и замирает, тут же отброшенное острой черно-белой кромкой. Искры сталкивались, кружились — за ними стоило наблюдать вечность. Но ее собственное время было на исходе. Призрачные нити чужого Источника ускользали из хватки. Сколько из них останется в итоге?

Дважды безымянная протянула руку, переплетая пальцы с чужими, впиваясь в кожу острыми ногтями и ощущая горячее течение крови по ладоням, когда чужие пальцы оставили отметины на ее собственные руках, смешивая густую темную кровь, полнящуюся голубыми отсветами.

Чужая сила окутала ее. Потянулась к оборванным связям, переплетаясь с ними и создавая новые. Пока еще не толще призрачных паутинок. Она тянулась к ним в ответ, забирая все больше и больше, ожидая холодных и узких рамок, обрыва, неизменно следующего за желанием взять слишком много. Силы никогда не было достаточно. Но сейчас она лишь прибывала, пока не заполнила все до краев, не коснулась каждой едва заметной нити. Она ни разу не ощущала себя настолько… цельной? Пустота рухнула, разлетевшись вдребезги. Надрывно звенели стальные цепи, связывающие Кэль с Танцующим Источником. Цепи, которым теперь предстояло удержать двоих. Если не вспоминать о щитах, отделяющих Кацата Денхерим от беспощадного зова Зеркального Источника.

— Безумец, — сила переливалась огнями, плясала серым и зеленым в крови, рвалась неудержимой волной и тонула в совершенной ледяной черноте, лишь принявшей обличие Раэхнаарра Кэль. Дразнила восприятие идеальной иллюзией, которой не хватало одного слова, чтобы стать реальностью. Все это — лишь пыль, пока не прозвучит имя. На мгновение сознания коснулась чужая растерянность, обожгла пустотой, но в следующее мгновение вспыхнула яркой искрой, сиянием, что поглотило собой мир, скатилось многоцветным переливом звуков.

— Фейах’раад’ха’арн.