Читая между строк (джен)

Дима чувствовал, как приятная и удивительно теплая атмосфера квартиры, набитой старинными книгами, редкими вещами и картинами постепенно разрушается у него на глазах, демонстрируя ему обгоревшие, гнилые стены, которые были совершенно несвойственны этому месту. Парень не хотел сейчас поддаваться панике, которая так ему и шептала: «Брось это дело. Скажи, что пошутил и начни заниматься. Или же встань и убеги отсюда, так будет лучше. Тебе надо к экзаменам готовиться, а не рыться в шкафах учителя, который скорее всего занят больше, чем ты». Но Дима четко себе установил что точно не отступится и продолжит это дело, так как он хотел разобраться, понять и помочь. Помочь так же, как и своей матери.

Олежа сидел напротив ученика и слегка приоткрыл рот, чувствуя как в легких кончается кислород, а в левом плече стрельнуло тупой болью, от чего становилось еще более некомфортно. Он сделал глубокий вдох и часто заморгал, вглядываясь в лицо Димы. Он не мог до конца понять, что сейчас произошло. Казалось бы, все просто, ученик задал вопрос и учитель должен ответить, а не пялиться на него как на монстра из фильма и придумывать план побега… Этот вопрос, прозвучавший из уст грубоватого, но смышленого парня, поразил Душнова словно ударом кнута, от которого плечи непроизвольно сжались, а по спине пробежал змейкой могильный холодок. Нет, нельзя было просто целую вечность сидеть и молчать, оттягивая этот момент до неизвестного финала, но и слова совсем не хотели выходить из сжатой от внезапного шока глотке, а мысли перемешались в один неразборчивый ком.

Дима отчетливо видел нарастающее волнение Олегсея. Он видел, как бегают с предмета на предмет тонкие зрачки, как он до побеления костяшек сжимает ручку и как сдавливаются губы, что было хорошим признаком, что с ним что-то произошло. Он искал ответа в собственном сознании, которое было хорошенько вздернуто неумелыми словами Побрацкого, который наглым образом ворвался в его жизнь, в его душу, желая выковырять все что внутри, разглядеть вплоть до деталей, а потом выкинуть как ненужный хлам.

Олежа не знал как поступить: с одной стороны он был обязан ответить и не тянуть время неловким молчанием, а с другой — это было настолько лично и болезненно, что он не хотел рассказывать, а если скажет об этом напрямую, в голове ученика возникнет куча новых вопросов, и тогда учителю будет труднее отвертеться.

Олежа медленно встал со стула, отвел взгляд куда-то в сторону, задумчиво проговорил что-то под нос и вздохнул, выпрямляя затекшую спину. Мысли роились в голове подобно пучине и морская волна с каждой минутой возвышалась все выше и выше над несчастной лодкой Димы, готовая сокрушить его в любой момент, и парень понимал: его либо убьют, либо до концам жизни заставят читать что-то до отвратительности скучное. Но оно того стоило. Ему было слишком больно смотреть на сломанную душу Олежи, который точно держал в себе что-то старое, мрачное и потаенное-то, что он прятал от всех и что он не хотел выкапывать из могилы, а оставить в недрах земли или в Интернете.

Олежа убрал руки за спину, обошел Диму и встал напротив окна, вглядываясь мутным взглядом в пасмурное небо, которое почти не отличалось от холода осеннего дня.

Дима поежился на месте и тяжело вздохнул, ощущая себя одновременно и героем и самым ужасным человеком на планете. Как же ему хотелось встать, подойти к учителю и крепко обнять сзади, чтобы молча посочувствовать по поводу давней трагедии того, что случилось с его близким другом Антоном. Как же хотелось сказать пару приободряющих слов и хоть как-то утешить чтобы снова вернуться к приятным посиделкам с очередной книжкой, шутками и весельем… Но он просто не решался сделать это. Ноги словно приросли к полу, в позвоночнике был толстый штырь, который не позволял парню двигаться, а в голове нарастало раздражение и волнение, ему просто было невыносимо здесь сидеть, но другого пути не было. Назад нельзя.

—Что ты знаешь о Дипломаторе? Что тебе известно о нем?

Хлесткая пощечина. Дима не ожидал ответного вопроса и невольно вздрогнул, но тут же выпрямился, разведя плечи, глубоко вздохнул и ответил, чувствуя затылком прямой взгляд учителя. Ему было некомфортно, но он терпел.

—Ну, то что в инете написано… был героем молодежи, потом его кто-то убил, и о нем все тоскуют, мол, хороший мужик был.

Как же тупо. Язык Димы в этот момент отделился от мозга и зажил своей жизнью, не зная, что этим только добавил масла в огонь напряжения между ними. Как же жалко. Сидеть на месте, ничего не делать и просто слушать вздохи Олегсея вместо того чтобы приступить к действиям и поддержать, утешить словом, хоть чем-нибудь.

Ведь Дипломатор бы сделал точно так же, он бы сделал все что в его силах чтобы помочь своему другу. Они же были друзьями, верно? Дима чувствовал, что между ними что-то случилось, но вот что именно, он не знал. Но боялся спросить, словно был в гостях не у учителя, а у маньяка, готового в любой момент вонзить ручку ему в шею. Но надо держаться достойно и не показывать страх. Во имя Дипломатора. Во имя Олежи и всех, кто ему дорог.

—В инете, сами понимаете, всякую бурду пишут, я вот решил у вас точную информацию узнать… вы можете рассказать?

Голос Димы был немного увереннее, чем раннее, и он позволил себе развернуться вполоборота, чтобы увидеть учителя. Тот стоял у окна, и его все такой же мутный и задумчивый взгляд был устремлен куда-то вдаль, словно он смотрел сквозь этот мир. Он не чувствовал этой реальности, он плыл мимо блуждающих по улице людей, мимо машин, зданий и деревьев, погружаясь в сладостные, но такие болезненные воспоминания.

Антон был ему дорог. Он свято верил своему кумиру, любил, помогал и поддерживал, ни в чем не отказывал и тратил все свое время только ему. Это было глупо и неразумно с его стороны, так как такой человек как Олежа часто перегорал и потому в такие моменты он был Антону не интересен.

Душнов, когда еще был добрым и наивным студентом, любил гулять со своим кумиром по парку и это светлое воспоминание навсегда впечаталось в его сознании: осень, весь парк одет в желто-красные одеяния, под ногами шуршит сухая трава, а маленькую хрупкую ладонь сжимает более крепкая и уносит куда-то вдаль. Олежа вдыхает грудью прохладный воздух и смеется, довольно щуря глаза и еще крепче сжимая широкую ладонь друга, чувствуя себя счастливым ребенком и плюхается вместе с ним под дерево. Листья, словно желтые платьица танцовщиц, вспорхнули и закрутились рядом с ними, а веточка совсем близко качнулась у лица Антона. Его взгляд, спокойный, уставший, но такой красивый и умный, был устремлен на Олежу, который улыбался во весь рот и наблюдал за танцем листьев, тяжело отдышиваясь. Он не любил бегать, но такая внезапная пробежка с кумиром была ему отрадой для души. Его глаза, еще не затуманенные, не стеклянные и не холодные, были радостными, они горели синим агатом и блестели такой чистотой, что было бы жалко погубить или проигнорировать. Олежа прикасается ладонью к щеке Антона и смущенно отводит руку, сжав пальцы, но тот берет его за запястье и слабо улыбается, как бы говоря, «все в порядке». На что Душнов улыбается и кивает, готовясь к самому лучшему вечеру в его жизни.

«Здравствуйте. Это полиция, что у вас случилось?»

«Здесь труп! Здесь… здесь труп, кажется, его скинули!»

«Вы можете внятно сказать, что произошло? Чей труп? Какой адрес?»

«Это Дипломатор! Боже… здесь много крови!»

Из воспоминаний Олежу вырвало короткое «Чай» от Оли, что тихонько вошла в кабинет. Писатель ожил, посмотрел на девушку и слабо улыбнулся, показывая, что все в порядке. Однако женскую интуицию так просто не проведешь и она уже поняла, что что-то случилось, только взглянув в рвано-холодные глаза Олежи, что сжимал крепко ручку за спиной. Она коротко посмотрела на Диму, который не сводил взгляда с учителя и терпеливо ждал ответа, сжимая пальцы в замок.

—У вас тут все в порядке?

Наконец спросила Оля, разрубив гробовую тишину своим голосом. Олежа тяжело вздохнул и кивнул, проговорив:

—Да, все хорошо. Обсуждаем зарубежных авторов и вот зашли в тупик. А что за чай?

—Зеленый, как вы любите. Ну, занимайтесь!

Тепло улыбнулась Оля, коротко посмотрела брату в глаза и ушла, тихонько закрыв дверь. Дима совсем упустил эту деталь: Оля могла запросто понять, о чем был разговор судя по напряженной атмосфере в кабинете, а это могло принести хлопот, но ничего. Дипломатор справлялся с таким, значит справится и Дима, раз ступил на его Тропу.

Олежа проводил взглядом уходящую сестру, вздохнул и бесшумно подошел к столу. Его тонкие пальцы мягко оплели ушко и поднесли кружку с чаем к сухим губам. Писатель отхлебнул, вдохнул приятный аромат чая и опустил колкий, холодный и прямой взгляд на Диму что сидел на месте и смело глядел на учителя. Наглый, лезет куда не попадя. Так похож на…

—Хочешь узнать о Дипломаторе побольше, не так ли? Странный вопрос, никто до тебя его не задавал, — проговорил мрачным голосом Олежа, поглаживая пальцами кружку и собираясь с мыслями. — Что ж, хорошо. Я расскажу тебе всю правду, которую я знаю и помню.

Олежа коротко вздохнул, отставил кружку и, совершенно неожиданно для Димы, навис над ним, упершись ладонями в подлокотники кресла. Парень поднял брови и чуть подался назад, ощутив неприятную боль от перенапряженной спины и взглянул прямо в глаза учителю. В его зеркала души, через пучину которых можно было прочесть весь океан и причины его волнения. Если Дима пытался прочесть в учителе правду, то он в свою очередь пытался прочесть, отсканировать причину внезапного интереса парня к этой личности, увидеть его страх, неуверенность, чтобы потом раздавить, сожрать, поглотить в недра океана. Но Дима еще держался. Он только начал грести веслами к подножию волны и не собирался уходить с курса.

—Дипломатор, или же Антон, был героем молодежи, героем Москвы. Он продвигал идеи «светлого будущего», боролся с коррупцией и несправедливостью властей, был алчным, злым и эгоистичным человеком, который не ценил никого и ничего. Весь его образ был пустым и созданным чтобы народу было во что верить, на что надеяться… но что в итоге? Его крики, идеи и действия не были замечены, его часто ловили, но каждый раз ему получалось выходить сухим из воды, что только подогревало интерес публики. И вот однажды он сделал то, чем поплатился собственной жизнью. Его убил Максим Дунаев, так как тому надоели пустые обещания, эгоизм и напыщенность, ему просто надоело все это. Он просто. Устал.

Писатель рассказывал все это мрачным, сосредоточенным голосом, не сводя с парня испытующего взгляда и его челка слегка касалась лба Димы, отчего тот немного отдалялся, но не показывал никакого страха или паники. Хотя в этот момент ему было страшно как никогда, глядя в эти мертвые глаза.

Дима чувствовал столько боли в этом голосе, противоречий, волнений и холода. Он наверняка чувствовал себя ничтожеством, раз не мог спасти своего близкого и хорошего друга. И Дима наглым образом порвал этот шрам и теперь читает все в душе этого писателя, так как он сам понимает каково потерять близкого человека.

Однако Дима чувствовал, что не может прочесть чего-то самого важного. Того, что кроется в самых глубоких чертогах этого океана, к которому путь был закрыт. Он пытался его прочесть, но все было безуспешно, он не был еще готов.

—Вы… вы ему помогали избегать полицию, верно? Вы помогали ему во всем… и теперь сожалеете что не спасли его. Мне жаль.

Проговорил Дима и вздохнул, сочувственно глядя на Олегсея. Тот едва видно вздрогнул и слегка нахмурил брови, ощутив снова неприятный укол от нахлынувших воспоминаний.

Это словосочетание «Мне жаль» было очень гадким и болезненным. Столько раз это слово было произнесено и все без толку. Как будто оно и создано для того чтобы издеваться над другими. Отвратительно. Олежа расправил плечи в стороны, чересчур сильно сдавив подлокотники кресла, скрип которых напомнил Диме вой яростной волны, которая нависла над героем в лодке. Парню было некомфортно, но он продолжал сидеть почти не двигаясь, глядя ему прямо в глаза, хотя подсознательно хотел отвести взгляд.

— Я ответил на твой вопрос?

Дима почувствовал как его что-то кольнуло внутри и он неосознанно дернулся, поджав губы. Лодка скрипела по швам и ее дно наполнялось водой, но герой не собирался так просто сдаваться под натиском океана, поэтому он закинул очередной гарпун, пытаясь достать то, что далеко спрятано внутри него.

-Я вижу что есть то, что вас мучает очень давно… мне кажется вы что-то недоговариваете и если вам нужна помощь, я бы смог помочь вам! Просто позвольте.

Тут грубоватая, крепкая ладонь мягко легла на острое плечо Олегсея и он ощутил слабую дрожь, что пронзила тело учителя. Тот возмущенно поднял брови и вобрал в легкие воздух, собираясь что-то сказать, но его резко перебили:

— Я понимаю каково это — потерять того, кто дорог… у меня самого помер батя, и я понимаю вашу боль. Да, я для вас всего лишь ученик, но я прежде всего человек и судя по всему я являюсь вашим другом. А друзья помогают друг другу, верно?

Его зеленые глаза горели жалостью, спокойствием и искренностью, а на лице была теплая улыбка, которая словно обжигала Олежу, заставляя его душу трепетать от волнения и недоумения. Он чуть подался назад, но продолжал прожигать его взглядом, крепко зацепившись за подлокотники. Это прикосновение… такое знакомое, чужое, но такое нужное в этот момент и лечило и причиняло много боли изломанному человеку. Он хотел скинуть ее, взять Диму за грудки и хорошенько встряхнуть, накричать чтобы неповадно было, но он просто не мог. Тело не слушалось, сердце билось как бешеное, а слова со всеми знаниями улетели восвояси. Теперь герой управлял грозной волной.

— Я хочу лишь помочь. Просто скажите как, и я…

— Довольно.

Прозвучал мрачный голос. Парню показалось, что он вырвался откуда-то из глубины души, как раз в том самом эпицентре, куда был закинут гарпун, но острие дало осечку. Дима тихо сглотнул и замер, видя как с каждой секундой мрачнеет взгляд учителя, ему казалось, он медленно превращается в злого бледного призрака, который в любой момент мог накинуться на несчастного смертного и поглотить душу, увести в чертоги океана и похоронить так же, как и самого себя. Настоящего себя.

— Довольно. Дмитрий, вы зашли слишком далеко. Я позволял вам многое, но видимо, мне надо быть жестче. Отныне, вы больше не затрагиваете тему моих личных переживаний, ясно?

— Да, но…

— Ясно?!

Внезапно поднял голос Олежа. Дима вздрогнул и его зрачки от ужаса сощурились, слыша оглушительный вой смертоносной волны. Лодка была переполнена, выхода не было. Парень сглотнул и опустил взгляд, тяжело вздыхая:

— Да, ясно… вы не будете со мной заниматься?

— Нет, я продолжу, не переживай.

Олежа криво улыбнулся. Глаза блеснули недобрым огоньком, однако вместо ожидаемого нападения, он встал на ноги, убрал руки за спину и отошел к окну, ответив более спокойным, но все еще мрачным голосом:

— Однако сейчас вы наказаны и потому вы обязаны протереть все мои книги от пыли. И чтобы все они были гладкими, понятно? Пока все не вычистите, домой не уйдете, а о маме не беспокойтесь — я ее предупрежу, что вы задержитесь.

Провал. Если в начале разговора Дима чувствовал себя настоящим героем, был уверенным и смелым, но сейчас он чувствовал себя жалким и беспомощным слабаком, которого хорошенько отхлестали и бросили в океан. Ему было до боли обидно за поступок Олежи, обидно, что по сути тот, кому он решил открыться, предложить помощь просто отказался, грубо, яростно и заставив делать унизительную работу. Конечно, в чем-то учитель был прав, но острое желание помогать и защищать всех людей бунтовало. И все же он решил припасти это на следующий раз. Если он конечно будет.

Дима сжал губы, нахмурился и встал с кресла, устремив взгляд прямо в спину Душнову. Такой холодный, строгий, мрачный и сломанный-так хотелось подойти, обнять и прижать к себе, но он не решался. Лишь стрелял в него злым взглядом, ощущая как чувство обиды пожирает его изнутри, заставляя ненавидеть этого человека. Но он не мог так. Он знал что еще не все кончено. Еще есть шанс.

— Хорошо, учитель.

Проворчал недовольно Дима и подошел к шкафу с книгами, чуть коснувшись полки пальцами. Он почувствовал слабое дуновение и он увидел руку Олежи, которая указывала в сторону стола. Парень понял намек и подошел ближе, слыша отдаляющие, тихие шаги Душнова. В душе у ученика все кипело, все эмоции смешались и он просто не знал, куда деть свою ярость и обиду, поэтому случайно, когда Олежа покинул комнату, сильно открыл шкафчик стола и внезапно обнаружил нечто странное. Отсек был совершенно небольшим и обычным со стопками желтоватых бумаг, здесь также были огрызки карандашей, салфеточки и… потертая, старая зеленая тетрадь, которая выделялась в этой небольшой обстановке. Дима настороженно нахмурил брови, воровато огляделся и осторожно взял тетрадь в руки, боясь что та раскрошится. Тетрадь самая обычная, старая, некрасивая и жухлая, однако, когда парень раскрыл ее, его поразила надпись, которая полностью перевернуло его мир.

Дневник принадлежит: Олеже Душнову.

* * *

Когда Дима закончил с уборкой, кабинет остался в тишине и порядке. Олежа мог полной грудью вдохнуть воздух и ощутить, что все напряжение вместе с этим человеком улетучилось. Однако, когда он подошел к столу чтобы отнести недопитую кружку, он ощутил нечто странное. Словно что-то родное и ценное было потревожено. Было осквернено и вырвано из храма тоски и мрака. Олежа ощутил мелкую дрожь внутри, рот немного приоткрылся и его тонкие пальцы полезли к ручке шкафчика. Он про себя молился, успокаивал себя что все в порядке, что это не больше чем беспочвенная паранойя и что нет нужды волноваться. Учитель крепко ухватился за ручку и дернул на себя, тут же запуская руку в отсек для записей и замер. Глаза налились кровью, плечи сильно напряглись и от поднимающейся ярости хотелось закричать во всеуслышание, но горло закупорилось.

Герой продолжил борьбу.

Примечания:

Ого, ничего себе, автор жив! Прошу прощения за задержку, были проблемы, пришлось отдохнуть и разобраться с поступлением, сейчас вроде все в порядке, могу писать в более расслабленном темпе. Рада что вам нравится история, это утепляет душу и я буду радовать вас дальше! Спасибо всем кто прочел эту главу, ждите проды!

Примечание от беты: часть отредактирована с опозданием. Простите за задержку. еще много позже тут был редактор