Моя супруга, мой супруг (гет)

Гермиона выпрямила спину и, закинув руки за голову, потянулась. Рабочие дела грузом лежали на её плечах, обязанности тяжело тянули вниз, вес ответственности был едва выносимым.

Это странным образом приносило удовлетворение.

Гермиона улыбнулась.

Конечно, её разум и тело устали от всего, что она обрушила на них. Она бросилась в свои проекты и исследования, как в объятия старого друга. День за днём, час за часом она проводила за книгами, за экспериментами и за зельями. Всё по кругу — и всё такое не поддающееся усилиям.

Иногда Гермионе казалось, что её работа состояла в том, чтобы делать сложное непонятным.

Её мозг обрабатывал концепции, которые большинству не было дано понять. Она творила сложные заклинания, варила зелья, которые требовали предельной сосредоточенности. И всё ради амбициозных, но всё же несколько расплывчатых целей.

Но она была вдохновлена и верила в свой успех почти на сто процентов — этой движущей силы хватало на многое.

Гермиона и подумать не могла о том, чтобы остановиться, тем более у неё добавилось пищи для размышлений из-за подарка Малфоя.

Книга оказалась ценным источником знаний и причиной долгих бессонных ночей.

Гермиона, конечно, поблагодарила Малфоя и за неё, и за букет, и за ужин. Но она не стала извиняться за свои нападки, хотя, может, и стоило это сделать.

В тот вечер она слишком быстро — импульсивно — заключила, что он хотел смутить её и вывести из себя. Забыв о презумпции невиновности, Гермиона предположила худшее. Она почувствовал себя в ловушке — она и была в ловушке, но не Малфой поймал её. Он вообще-то был заперт вместе с ней. Было бы так просто обвинить его, но Гермионе пришлось остыть и смириться.

Хотя это тяжело ей давалось.

Она являлась человеком рационального подхода, но у этого была обратная сторона: из-за веры в собственную правоту, подкреплённую логическими выводами, опытом и знаниями, сложно было допустить другое мнение. И в случае необходимости признания ошибки — эмоции перевешивали. Она зажигалась, как спичка, и легко разгоралась.

Гермиона в самом деле была вспыльчивой, и эта вспыльчивость была её слабостью.

Она уже дошла до принятия этого факта, но пока не была уверена, как исправить ситуацию. Ей нужно было обрести контроль и научиться терпимости, возможно, даже равнодушию.

У неё перед глазами был отличный пример, однако она не пользовалась этим в полной мере. Хладнокровие и спокойствие Малфой было тем, что она пока не могла постичь и тем более повторить. К тому же, его зачастую выручала окклюменция — и это было почти что жульничеством, не так ли?

Её размышления прервали часы, которые громко и гулко пробили восемь вечера. Гермиона поняла, что окончательно отвлеклась от работы.

Она помотала головой и, размяв шею, оглянулась. Сегодня она занималась в библиотеке, потому что ей требовалось большое количество разных источников — книги не самыми ровными стопками стояли по кругу на столе. Бумаги с записями, хаотичными и едва разборчивыми, занимали всё остальное пространство. Отклонившись на спинку стула, Гермиона сделала несколько махов руками; затекшие мышцы отозвались лёгкой болью, будто недовольные тем, что о них позабыли. Гермионе стоило делать паузы и следить за собой.

Но она слишком увлекалась.

— Долгий день?

Гермиона подняла взгляд и не смогла сдержать улыбку. Рама портрета пустовала весь день, но теперь хозяйка вернулась. Агата Малфой улыбнулась ей в ответ, слегка прищурившись — хитро, но дружелюбно.

— Долгий год, — Гермиона передёрнула плечами.

— Противоречие времени. Не позволяй себя обмануть: дни могут казаться неспешными, но на самом деле ты и не замечаешь, как время ускользает сквозь пальцы.

— Моя работа не даёт мне об этом забыть.

Сама Агата Малфой застыла во времени: ей не было и пятидесяти, когда был сделан портрет, и с тех пор прошли долгие годы. Её нарисованные морщины были не так уж глубоки, светлые волосы всегда красиво уложены, а взгляд мягкий, будто ужасы миновали её. Гермиона знала, что это не так, но всё же была рада обманываться. Во время разговоров с Агатой ей нравилось делать вид, что это обычная короткая встреча в библиотеке, не подкрепленная прошлым и ограничивающими обязательствами.

Гермионе была по душе мысль, что у неё попросту появилась старшая знакомая.

С живым умом и кучей свободного времени.

— Драко упоминал, что ты в том числе занимаешься проблемами старения, — понимающе кивнула Агата.

Встрепенувшись, Гермиона моргнула и снова глянула на портрет, но не в глаза женщине, а на край её платья. Ткань явно была баснословно дорогой. Теперь у Гермионы в гардеробе тоже появилась такая. Эта мысль заставила усмехнуться.

За месяцы пребывания Гермионы в поместье они с Агатой ни разу не обсуждали Драко. Гермиона не знала, что могла бы сказать бабушке о любимом внуке. Она не стала бы жаловаться на него и просить совета, не стала бы хвалить за те качества и поступки, которые приятно удивляли. Гермиона просто избегала этой темы, но вот сам Малфой, получается, затрагивал её в разговорах с Агатой.

Гермиону затопило любопытство. Хотелось бы знать, в каком контексте они её обсуждали.

Покачав головой она заставила себя вернуться в реальность и проговорила:

— Этот проект многообещающий, но развивается очень медленно. Пока что я пытаюсь добиться успеха с растениями: продлить их цикл жизни магическими и магловскими средствами.

— И как успехи?

— Некоторые растения сбрасывают годы, другие — погибают.

— Ох, это непостоянство жизни.

Они обе рассмеялись.

Встав из-за стола, Гермиона взмахнула палочкой, чтобы расставить книги. Они двинулись по воздуху стройной вереницей, отправляясь каждое на своё место только для того, чтобы на следующий день опять оказаться на том же столе.

Закончив, Гермиона подошла поближе к портрету.

Агата подняла руку, указывая на покинутое рабочее место.

— Ты делаешь этот проект для Министерства?

Гермиона замялась, не зная, как отреагировать. Статус её исследований был… особенным. И обычно она избегала этой темы, обходилась короткими ответами, потому что мало кого интересовала суть, а детали и вовсе наводили скуку. Даже Гарри, Рон и Джинни не смогли бы ответить, кем, на кого и на какие средства работает Гермиона Грейнджер.

Но пускать пыль в глаза Агате было глупым.

— Я вроде как индивидуальный предприниматель, — произнесла Гермиона не самым уверенным тоном. — У меня действительно есть поддержка Министерства, доступ в архивы, а также в склады и лаборатории, но я от них не завишу. У меня есть инвесторы.

— Звучит так, словно ты выиграла эту жизнь — а тебе всего двадцать три.

Гермиона уклончиво кивнула и заставила себя улыбнуться, хоть и ощущала, что к горлу подкатил комок.

— Мне действительно был выделен большой кредит доверия.

Правда, она не всегда чувствовала уверенность, что сможет оправдать такое доверие — такие надежды, — но не сказала этого вслух.

Однако Агата Малфой была проницательна.

— Я уверена, ты справишься, Гермиона, — проговорила она мягко, но убедительно. — Твои усилия оправдаются. С такой энергией и упрямством, как у тебя, просто не может быть иначе. Пусть тебе потребуется заняться десятью проектами и выстрелит только один, это уже будет стоить того.

Гермиона снова кивнула и робко возразила:

— Я всё же надеюсь на десять из десяти.

Широкая улыбка Агаты преобразила её, сделав моложе, и было тяжело отвести взгляд, когда она выглядела так, будто светилась изнутри.

— С поддержкой Министерства и инвесторов всего ли тебе хватает? — заботливо спросила она, склонив голову на бок.

Гермиона пожала плечами и носком туфли очертила круг на полу, вторя узору на ковре.

— Ресурсы не безграничны. Я не могу тратить запасы Министерства и Мунго просто так, мне приходится отчитываться за них, и лаборатория не всегда бывает свободна. Но мне хватает. Большую часть времени.

— Тебе стоит обсудить это с Драко.

Слова, сказанные очевидно без какого-либо умысла, повисли между ними с некоторой неловкостью, обременённые возможным подтекстом и неоднозначностью. Гермиона приложила усилия, чтобы не нахмуриться или не скривиться, но сдержаться было тяжело. Она слегка покраснела, поджав губы, и шумно прочистила горло, прежде чем ответить:

— Я привыкла решать такие вопросы сама.

Она постаралась звучать беззаботно, но Агата лишь фыркнула в ответ:

— Я говорю это не к тому, что он твой муж и невероятно богат, — сказала она, дёрнув подбородком, и уголки её губ изогнулись в несколько ехидном выражении. — Хоть он наверняка и мог бы единолично спонсировать любые твои дела. Но я всего-то имею в виду, что у Драко уже есть некоторые ресурсы и лаборатория. Это вопрос удобства. Он сам проводит там немало времени, но места хватит для двоих. К тому же, он мог бы сыграть роль твоего подмастерья.

Глаза Гермионы сами собой расширились от такого предположения. О, Мерлин, это было слишком невероятно даже для её буйной фантазии.

Но кое-что из услышанного взволновало её ещё больше.

«Вопрос удобства».

Эти слова неприятно отдались в груди, скребясь где-то за рёбрами. Маленькая Гермиона и подумать не могла, что её брак будет вопросом удобства, но вот она здесь.

Она вздохнула и мотнула головой, отбрасывая пряди с лица. Застывшая навеки причёска Агаты была элегантной, в то время как волосы Гермионы пушились и казались растрёпанными, особенно после долгого дня. Эта разница почему-то вдруг смутила её, и она не нашлась с ответом лучше, чем короткое:

— Я не знала, что здесь есть лаборатория.

— О, ну, конечно, ты ведь провела здесь всего… Сколько? Почти четыре месяца? Пустяки. — Язвительность не была враждебной или ядовитой, и Гермиона почувствовала, что снова допускает улыбку. Агата продолжила: — Раньше она была в подземельях, но Драко многое изменил тут. Тебе стоит поговорить с ним об этом, Гермиона. Он может помочь.

Она замолчала резко, словно собиралась сказать что-то ещё, но остановила себя в последний момент.

Гермиона глянула на неё с интересом, но внезапно почувствовала накатившую усталость. У неё не было сил, чтобы обдумывать ещё и это, а главное — не было пространства в голове, чтобы дать мыслям о Малфое развернуться. Он вписывался в её жизнь, следуя предписаниям Министерства, но всё, что выходило за границы этого, нагружало Гермиону слишком сильно. Он сам, его поведение, его характер, и ответы на вопросы, которые он давал, — Гермиона до сих пор так и не смогла обработать всё это.

Но всё же она кивнула, сдаваясь и соглашаясь:

— Я подумаю об этом

И она действительно думала, думала всё чаще с каждым падающим золотистым листом, с каждым градусом опускающейся температуры, с каждой каплей дождя, питающего землю, но так ничего и не сказала.

Так октябрь подошёл к концу.

* * *

Малфой перед ней мог сколько угодно притворяться спокойным и собранным, но что-то в нём было не так, и Гермиона удивилась тому, как быстро это заметила.

Он то ли нервничал, то ли сомневался, то ли всё сразу, и ей, конечно, стало любопытно узнать, что же было у него на уме.

— Это касается просьбы моей матери.

Гермиона мельком подумала о том, чтобы встать, потому что он возвышался над ней даже больше, чем обычно. Однако, осознав его слова, она замерла. Их прошлый полноценный разговор случился из-за её родителей, теперь же дело было в его матери — о, их общение впечатляло.

Гермиона кивнула, чтобы он продолжил, и, получив разрешение, Малфой опустился на стул напротив, слегка разряжая обстановку.

Его челюсть расслабилась, взгляд прояснился.

— Она бы предпочла, чтобы я не передавал тебе это открыто, а поступил как-то более элегантно. Но я подумал, что тебе не понравится вся эта типичная шелуха.

— Поэтому сразу к делу?

— Верно.

— Я не против такого подхода.

Края его рта на миг поднялись, но тут же дрогнули; Малфой нахмурился. Гермиона поняла: сказанное звучало двояко.

«Говори прямо и проваливай», — могла подразумевать она, и, конечно, Малфой предположил именно такой вариант. И она не смогла подобрать слова, чтобы переубедить его.

— Дело в завтрашнем бале в Министерстве, — сухо проговорил он и добавил: — Она попросила об одном танце. Ближе к началу вечера.

— Чтобы привлечь внимание.

— Нужное внимание. — Он кивнул, но выражение его лица стало несколько болезненным, будто его замутило от самой сути. Гермиона разделяла это чувство, но понимала, почему Нарцисса настаивала на подобном, так что лишь пожала плечами. Она могла станцевать с ним. В этом не было никакой проблемы. Малфой продолжил: — И колдографии для газет. С как можно более доброжелательной улыбкой.

— Не знала, что ты вообще так умеешь.

— О, я репетировал, так что надеюсь, справлюсь.

Это была шутка, даже вполне забавная, но Гермиона всё ещё была не уверена, как достигнуть непринуждённости в их отношениях, поэтому улыбка на её лице вышла слишком смущённой и слишком вежливой.

Воцарилось неловкое молчание.

— Что-то ещё?

Малфой, моргнув, отвёл взгляд.

— Тебя не это… Не совсем касается. — сказал он и сам же поморщился, но извиняться не стал. — Я выпишу чек для благотворительного сбора. Анонимный, но настолько большой, чтобы все, кому нужно, подозревали именно нас.

«Нас» прозвучало как его слабая попытка исправить ситуацию. Ни деньги, ни фамилия не принадлежали Гермионе, но главное, пятна на репутации, ради которые затевался этот спектакль и эти траты, не имели к ней никакого отношения. Она несомненно была важной фигурой на доске, но большая часть игры происходила без её прямого участия.

С запоздалым удивлением Гермиона поняла, что её не слишком-то волновал такой расклад. Скорее она была искренне впечатлена.

— Твоя мать пугающе хороша в этих вещах, — прокомментировала она, приподняв брови.

Малфой по-доброму усмехнулся; его взгляд потеплел.

— Она большая слизеринка, чем кто-либо другой, — прозвучало так, словно за этим таилась какая-то шутка, с которой Гермиона была не знакома. Она могла предполагать, но было понятно, что никакие догадки не будут достаточно смелыми, чтобы соответствовать реальности. Нарцисса Малфой была загадкой.

Да и Драко Малфой тоже.

Гермиона посмотрела на него с вниманием и интересом. Его изменившееся, более открытое состояние повлияло на неё, и она не смогла удержать язык за зубами.

— Предать Воландеморта было не так уж по-слизерински.

Гермиона надеялась, он поймёт: она ни имела в виду ничего такого. Это не было насмешкой, не было грубостью, не было нападением.

Лишь наблюдение, лишь результат крошечного поспешного анализа, сдобренного любопытством.

Это был невысказанный вопрос.

Драко резко вздохнул и глянул на неё напряжённо и якобы с недоверием. Его щека дёрнулась, но голос звучал невозмутимо, когда он ответил:

— Слизеринцы добиваются своей цели любым способом, и ты можешь догадаться, какова тогда была цель моей матери.

Гермиона была в курсе того, как отчаянно Нарцисса узнавала у Гарри, что случилось с её сыном. В горле резко пересохло, и она смогла только кивнуть, понимая, что ходит вдоль незримой границы. Она рисковала. Но ей было не привыкать.

На лице Малфоя мелькнуло нечто хищное, будто её заминка и смущение завели его. Он сузил глаза.

Гермиона отклонилась, облокачиваясь на спинку стула.

— Мне не стоит комментировать действия твоей матери, — тихо сказала она, имея в виду: «Я не хочу идти на конфликт и учусь проявлять выдержку».

— О, пожалуйста, развлеки меня.

Драко выгнул бровь, и его руки шевельнулись, словно он хотел сложить их на груди, но передумал.

Гермиона посмотрела на его тонкие пальцы, вспоминая, как свадебная магия опутала запястья, сковывая обязательствами. С каждым разом у них всё лучше выходило разговаривать, так что, возможно, она могла бы высказать то, что было у неё на уме.

— Она позволила тебе участвовать во всём этом, — максимально сдержанным тоном проговорила Гермиона, не повышая голоса. Закончив, она несмело подняла глаза.

Малфой смотрел прямо на неё, но как только их взгляды встретились, он моргнул и опустил голову.

Всё это — их брак, ограничивающие отношения, ответственность за войну, поделённая на всех участников в равной степени. Вот что она имела в виду.

И он понял.

Малфой хмыкнул и ответил неожиданно спокойным тоном:

— Не то чтобы у нас был выбор, верно?

Он вновь принял безмятежный вид, и Гермиона вдруг почувствовала лёгкую смесь удивления и раздражения.

Полтора месяца назад она задала ему похожий по смыслу вопрос.

«Думаешь, я вышла замуж за врага по собственному желанию?»

Желания не было — как и выбора.

Однако тогда он почти было возразил ей. Казалось, по каким-то причинам Малфой считал, что Гермиона могла поступить иначе, поэтому его слова сейчас звучали как насмешка.

Был ли на самом деле у них выбор? Существовала ли лазейка, которую Малфой видел, а она нет?

Гермиона не знала — этот факт откровенно бесил.

Она сама сказала ему, что понимала решение Министерства, но о принятии всё же речи не шло. Расспрашивая её о том, почему Гермиона не выступила против закона, Малфой намекнул, что она сдалась. И это было оскорбительно в том числе из-за того, что отчасти — лишь в малейшей степени — соответствовало действительности. Гермиона сделала несвойственный ей шаг назад, отступила, позволяя другим взять её судьбу в руки.

И сначала ей казалось, что это взвешенное решение, последствия которого затронут её не так сильно.

Но всё же эмоции набирали обороты. Время от времени в её груди поднималась бурлящая ярость от того, как их загнали в угол. И сейчас это чувство комом застряло под горлом, лишив Гермиону слов и заставив гулко сглотнуть.

Малфой опустил глаза к её шее, на мгновение нахмурившись. Он был наблюдательным.

А она так и не нашлась, что ответить, и не успела взять себя в руки и сказать хоть что-нибудь, прежде чем он снова заговорил:

— Кроме того, не пойми меня неправильно, — медленно произнёс Драко, — но, возможно, всё это, — и повторил её слова, махнув рукой в воздухе, — вполне соответствует целям моей матери.

Гермиона застыла, смотря на него во все глаза. Он ещё больше сбил её с толку.

Гермиона ничего не могла прочесть по его лицу, но всё же пыталась понять, произошёл ли только что момент предельной честности с его стороны.

Или же Малфой играл с ней в игру, правила которой она никак не могла постичь.

* * *

Украшение, которое веками оттеняло нежную кожу малфоевских чистокровных жён, казалось Гермионе тяжёлым, грубым и обременяющим. Она так и сказала Драко, когда он сам застегнул его на ней.

— Так и задумывалось, — он усмехнулся краем рта, а Гермиона нахмурилась.

Она выглядела не так, как ей было свойственно, шла туда, где не хотела находиться, с мужчиной, который был не для неё.

И она была не для него.

Но всё же, оказавшись на месте, она кивала незнакомым волшебникам, пока Малфой, придерживая её за спину, представлял одними и теми же бездушными словами:

— Моя супруга. — Звуки были манерно протяжными, а взгляд холодным. — Гермиона.

Конечно, они не изображали ничего такого перед посторонними, но при этом вели себя уважительно, не порождая слухи. Не было смысла делать вид, что они в самом деле воспылали нежными чувствами друг к другу, но по крайней мере они придерживались версии, что были на одной стороне. Это делало их жизнь более комфортной, помогало Малфою выглядеть лучше в глазах общественности, а Гермионе — двигаться в карьере с поддержкой тех, кто скрывался в кулуарах.

Они были одинаково практичны и использовали преимущества этого навязанного брака в свою пользу.

— Вот там, — шепнул Малфой ей на ухо, незаметно разворачивая в сторону длинного стола с закусками. — Немецкий советник наслаждается канапе. Правая рука министра и, честно говоря, намного более влиятельная фигура, чем старик Краузе.

Гермиона кивнула, запоминая лицо.

Но Малфой слегка подтолкнул её в спину:

— Я познакомлю вас.

О, услуга за услугу. Обещанные Нарциссе колдографии наверняка вышли чудесными, а главное, убедительными. Хорош был и тот самый танец.

Малфой умел танцевать.

Он подвёл её к немцу и после представил нескольким другим политикам и предпринимателям, знакомства с которыми несомненно были полезны. Гермиона и не заметила, как с подачи Малфоя договорилась о поставках некоторых ингредиентов, добыла контакты двух учёных, а также получила неофицальные предложения о поддержке. Это был очень плодотворный вечер.

Спустя время Гермиона взяла передышку и отошла в сторону. Малфой последовал за ней. Она мысленно делала заметки о всех предстоящих делах, довольно улыбаясь своему бокалу, когда к ним приблизился Нотт.

Ну конечно. Кто же ещё?

Он пожал руку Драко и с нарочитой вежливостью кивнул ей, предварительно скользнув взглядом по шее с возмутительно дорогим украшением:

— Миссис Малфой.

Гермиона не любила фарс и в этот раз быстро приняла решение не терпеть подобного.

— Ты можешь называть меня Гермионой, — проговорила она максимально невозмутимо.

Однако Нотт улыбнулся ей, как будто именно этого и добивался.

— Как скажешь, Гермиона.

Его елейный тон заставил её фыркнуть, и, уловив боковым зрением, как Малфой скрыл свою ухмылку бокалом, Гермиона закатила глаза.

— Пожалуй, с меня достаточно чистокровных снобов для одного вечера, — сказала она, оглядываясь по сторонам. — Пойду найду своих друзей.

Она зыркнула на Нотта, кивнула Малфою и отправилась на поиски.

* * *

Джинни была в длинном струящемся платье, и Гермиона точно знала, что магия не осталась в стороне, иначе бы Гарри спотыкался о подол при каждом шаге. Он был слишком близко. Эти двое всё ещё пребывали в той стадии отношений, когда не могли отлипнуть друг от друга, и Гермиона улыбнулась при виде этого зрелища. Она надеялась, что это не изменится. Им всем нужно было наблюдать хотя бы за одной несомненно счастливой парой.

Заметив её, Джинни расплылась в ответной улыбке.

— Закончила общение со своими новыми друзьями? Мы думали, ты нас забыла.

Гермиона состроила гримасу, и они обе рассмеялись.

— Вас забудешь.

Они обнялись с Гарри, пока Джинни, сделав шаг в сторону, оглядывала наряд Гермионы.

— Ты бы видела себя со стороны. В этом платье и с этим украшением…

— Не напоминай, пожалуйста.

— Вы с Малфоем выглядите на удивление гармонично. — Джинни ткнула её пальцем в корсет.

Гермиона, поморщившись, отступила и фыркнула.

— Это шутка, оскорбление или…

— Просто наблюдение.

Джинни передёрнула плечами и стрельнула глазами в сторону Гарри; тот встрепенулся.

— Мы видели, как вы танцевали.

— …И парили по залу, будто две пташки. Выглядели бы даже мило, если бы Малфой улыбнулся хоть раз, он вообще способен…

— Он познакомил меня с несколькими полезными людьми, — неловко перебила Гермиона, желая объясниться, но не желая оправдываться. — Они с Нарциссой не теряли времени зря после войны, и он знает тех, кто может помочь мне с исследованиями. Или, ну, ресурсами.

— От Малфой есть польза — шок.

Округлив глаза, Джинни вздёрнула брови, но быстро приняла серьёзный вид. Она упёрла руки о бёдра и строго посмотрела на Гермиону.

— У вас всё в порядке? Тебя ничего не волнует? Ты не появлялась несколько недель, Гермиона.

Угроза в лице Джинни была вполне реальна, и эта агрессивная забота — её фирменный почерк. Гермиона покачала головой, вновь не сумев сдержав улыбку.

— Не то чтобы существовали какие-то «мы», но всё хорошо. Как ни странно, Малфой меня не обижает. — Она показала Джинни язык и быстро посмотрела на Гарри, который наблюдал за ними с теплотой во взгляде.

— Ещё бы, — вдруг сказал он, неловко поправив очки. — Удивительно, что Малфой такой покладистый.

От изумления Гермиона вздрогнула.

— Покладистый?

Джинни задумчиво прищурилась, но ей не понадобилось много времени, чтобы оценить эту мысль. Она быстро согласилась с Гарри и, кивнув, добавила:

— Он, конечно, и должен быть изворотливым и гибким, как уж, но таким податливым? Я приятно удивлена.

Гермиона замерла. Ей показалось, что Джинни вот-вот возьмёт свои слова обратно. Или заявит, что пошутила.

Однако она говорила серьёзно.

Гермиона сцепила руки на груди, но осознала, что это выглядит как защитный жест. Перед ней были Джинни с Гарри, и от них не нужно было защищаться, но почему-то мозг Гермионы отказался переваривать услышанное, включив аварийный режим. Где-то внутри неё зародилось возмущение, пока ещё лёгкое, как рябь на воде. Но способное вырасти в сметающую волну.

— Его мать просит его вести себя прилично и поддерживать образ, — пробормотала Гермиона не слишком убедительно, — в обществе. Репутация и всё такое.

Джинни и Гарри переглянулись.

— Я не думаю, что дело только в этом, — мягко проговорил Гарри. Он посмотрел в сторону, словно стараясь отыскать глазами макушку Малфой, но Гермиона не знала, преуспел он или нет, так как, не оборачиваясь, глядела перед собой.

Они застали её врасплох.

— Ты знаешь, что я переживал за тебя больше всех, когда объявили пары. Я был уверен, что Малфой ничего тебе не сделает, потому что он слишком труслив для этого.

Джинни фыркнула, но перебивать не стала, лишь кивнула, выказывая согласие.

— Но я… Мы беспокоились, что тебе будет сложно, что тебе придётся слишком многим пожертвовать, чтобы этот брак не разрушил твою жизнь.

Корсет дурацкого, чересчур помпезного платья вдруг сковал её рёбра.

— Гарри… — выдавила Гермиона и тут же замолчала, потому что совершенно не понимала, что ответить.

Во рту пересохло, эмоции смешались; сердце стучало всё быстрей то ли от светлой грусти — переживания друзей были приятны, — то ли от разрастающегося раздражения. Гермиона не понимала, к чему Гарри ведёт, но догадывалась.

— Я много думал, как помочь тебе избежать всего этого.

— Мы знаем: ты говорила, что будешь в порядке, но вряд ли ты планировала такую жизнь, — добавила Джинни и подхватила Гарри под руку; они выступали с этой речью единым строем.

— Поэтому мы приглядываем за тобой — за Малфоем. И удивлены, что он вроде как старается.

— Вы как будто нашли какой-то странный баланс, — добавила Джинни, но эти слова донеслись до Гермионы словно сквозь пелену.

Она боролась с желанием огрызнуться, и голос прозвучал сдавленно:

— То, что он не оскорбляет и не издевается надо мной, едва ли можно назвать старанием.

Во взгляде Гарри не было снисхождения, Джинни уж точно не смотрела на неё свысока, но Гермионе всё равно казалось, что между ними пролёг незримый разлом. Она пыталась осознать, что они говорили. Слова звучали знакомо, складывались в понятные фразы, но смысл ускользал от неё.

Они утверждали, что её супруг — не жестокий, но однозначно холодный человек, — был податливым?

Она не жаловалась на Малфоя, у неё почти не было к нему претензий. Этот брак напоминал Гермионе не вдохновляющую работу с чётким распорядком и ответственным коллегой. Они выполняли все обязательные совместные задачи, но едва ли делали что-то сверх предписанного. Возможно, они действительно нашли баланс, но что ещё им было делать?

Неужели Гарри и Джинни ожидали, что Малфой устроит ей адскую жизнь и теперь были удивлены, что он оказался попросту адекватным?

Этот разговор не имел никакого смысла. Малфой не делал ничего особенного.

— Билл упоминал, что всю весну Малфой работал с ликвидаторами проклятий из Министерства и Гринготтса. Его хранилища, поместье, другая собственность — он заставил трижды перепроверить всё, хотя после войны подавляющее количество тёмной магии и так было устранено.

Гермиона, моргнув, воззрилась на Джинни.

Нечто, призванное этим разговором, вспыхнуло за её рёбрами, сжало грудную клетку. Был виноват не корсет и даже не украшение — эмоции, накалившись, пустили свои корни, повысили градус. Разгоралось пламя.

— Что? — просипела Гермиона, и когда взгляд Джинни задержался на её шее, она прикоснулась кончиками пальцев к украшению.

— Мне казалось, ты знала об этом. — Джинни пожала плечами, а Гарри нахмурился. — Да я была уверена, что ты сама попросила его.

— Нет, я даже не подумала об этом, — Гермиона вспыхнула, а пальцы словно обожгло. Она быстро одёрнула руку и, сжав в кулак, убрала за спину.

— Ты ведь переехала к нему в июне? — задумчиво уточнил Гарри. — Получается, он готовился к твоему появлению.

Спасибо, Гарри, что сказал это вслух, что озвучил мысль, которая была недоступна раньше, но теперь показалась такой очевидной.

— Получается, что так, — единственное, что смогла ответить на это Гермиона.

Она обернулась, выискивая Малфоя в толпе, впрочем, не уверенная, что готовая встретить взгляд серебристых глаз.

Всё это время она относилась к нему с некоторой благосклонностью: несмотря на некоторые подозрения всё равно не считала, что он способен по-настоящему навредить, и воспринимала себя как временную помеху в его распланированной жизни. Помеху, не стоящую никаких усилий, или внимания, или интереса. Ответы на вопросы и некоторые обоюдные услуги были верхом их отношений.

Они были друг другу никем — всего лишь супругами.

Гермиона не знала Малфоя и, честно говоря, не старалась узнать. Но в этот момент новый факт оказался пазлом, которому никак не находилось места. И это раздражало, смущало, злило — заставляло задуматься, что вся картинка, собранная до этого по крупицам, была неверной.

Конечно, образ Малфоя в её голове не разрушился, но пошатнулся и размылся, и это сопровождалось одним из самых нелюбимых чувств Гермионы на свете.

Чувством, что она, вероятно, оказалась не права.