(Не)обломанный (гет)

Звонок в дверь.

Ино открывает, а рядом уже стоит Сакура — поддерживает свое тело, облокотившись о стену. Запах вишни смешивается с алкоголем и каким-то травяным парфюмом — сочетание не из лучших. На ее блузке добавилось пятно, вид растрепанный.

Хидан смаргивает вопрос, точно ли они только пили, и бесконтрольно морщится от запаха.

— Давай забирай ее быстрее, ко мне сейчас еще гости должны прийти. — Подруга берет Сакуру под руку, подводит к двери и вручает ее Хидану.

— Приве-е-т, — тянет Сакура, вешаясь на него, и прижимается телом.

Хидан стойко выдерживает нападение, сопротивляясь желанию взять ее в охапку, украсть и никогда не отрезвлять. Ему всегда нравилась подвыпившая Сакура — тогда она была рядом и по своей инициативе.

— Вечер добрый, малыха, совсем без меня не скучаешь. — Он со смешком прижимает ее к себе еще ближе, вытягивая за дверь.

— Скучаю, — жалобно отвечает куда-то ему в шею.

Ее дыхание ударяет, как ожогом первой степени.

Нужно сердце Сасори приложить для охлаждения или пусть сразу все тело обожжет к хренам. Будет только рад подставиться.

Со вселенским разочарованием отстраняет ее от себя, ставя в более-менее устойчивое положение. Сакура по привычке цепляется за локоть, расплываясь в улыбке, и щекой жмется к руке.

Приятно. До чего же, блядь, приятно.

— Чтобы утром она была целая и невредимая, отпишись мне потом. — Ино двумя пальцами указывает на свои глаза, а потом тычет в сторону Хидана, и так несколько раз. — Я слежу за тобой.

Не дожидаясь ответа, хлопает дверью.

— Да, мам, — отскакивает от закрытой доски, не долетая внутрь квартиры.

У Сакуры безостановочно полыхают щеки. Прикладывает свои руки, чтобы остудить, но они еще горячее, и меняет их на руки Хидана. Неуклюже цепляется за его пальцы, притягивая ладони к лицу. Прикоснувшись, расплывается в улыбке от приятной прохлады.

А Хидан чувствует себя лежащим на рельсах — поезд приближается, чтобы выжить, нужно встать, дернуться, совершить действие, но картинка надвигающейся смерти завораживающая, и он не двигается.

Понимание, что ее лицо в его ладонях, а он стоит, не смея что-либо сделать, проходится железными колесами по плоти — пополам, со скрежетом и вспышкой фар.

Моргает, чтобы не слепнуть.

Картинка не рассеивается. Она застыла перед ним, наслаждаясь его холодным прикосновением. Хидан шумно сглатывает и сам начинает гореть.

— Пусть тебе и жарковато, но байку накинь. Там на улице уже ночь, прохладно.

Самому нужно выйти скорее и остыть.

Отлипает от нее со страдальческим вздохом и, вернув ее ладошку на законное место — сгиб в локте, выводит на улицу. Сакура ныряет в его бесформенную байку и, кажется, медленно начинает трезветь. Атмосфера неловкости сгущается, на ней стыдливый румянец за свое состояние.

До этого могла валяться на полу и плакаться ему в плечо без дискомфорта, а сейчас стесняется даже взгляд поднять.

Хидан щурится от света фонарей, зачем-то рассматривает столб с объявлениями о пропаже собак, кошек и думает, что в случае его исчезновения листовку с ним тоже можно повесить вместе с животными.

Он же верный друг, та еще псина. Бросается на защиту хозяйки, что глотку готов порвать, и скулит, когда нет внимания.

От отвращения хочется закурить. Медленно шагая под такт Сакуры, вспоминает о сигаретах в байке.

— Можешь сижки подкинуть, они в правом кармане.

Сакура шарится и достает вместе с зажигалкой. Вытягивает одну сигарету из пачки, зажимает губами и, кинув на него взгляд, спрашивает:

— Можно я тоже возьму?

— Можно.

Хидан не удивлен. У нее есть мания курить, когда выпьет.

Она чиркает зажигалкой и затягивается. Хидан старается не пялиться завороженно на то, как из ее рта вырывается струйка дыма, и прочищает горло с намеком, что пачка до него так и не дошла. Сакура со вскриком «а, ой» отдает ему.

Даже в пьяном растрепанном виде она сама эстетика.

Хидан затягивается до першения в горле, чтобы подавить скулеж. Он же не такой изящный, только картину портит, как вмятина на холсте, — трудно замаскировать. Если Сакура оригинал, то он ее репродукция сомнительного качества.

Она идет рядом под локоть, трется плечом, вызывая мурашки по телу. И такая теплая.

Как же приятно.

В такие моменты телесной близости легко забыть, что не дотягиваешь до оригинала. Она ломает рамки и одновременно загоняет в них, натирая до блеска.

Считаешь себя тем еще говнюком, прогоревший весельчак, вмятина, а рядом с ней хочется меняться.

Ебаные качели.

Сколько раз они вот так гуляли под ручку. Хидан будто живет этими моментами прогулок, без них цели на день отсутствуют, как и он в принципе.

Они не спеша доходят до дома Хидана, по пути поддерживая легкий разговор. Сакура стала менее зажата, больше смеялась с тупых шуток, запрокидывая голову к небу, а он любовался, восхищался и этим реставрировал свои повреждения.

Домофон противно пищит, впуская их внутрь. Сакура отрывает от Хидана свою руку, поднимаясь по лестнице.

Становится неприятно и холодно.

Лифт сломан, от ее мелких каблуков отскакивает тусклое эхо по этажам. Хидан плетется следом, пыхтя громче, чем стук эха.

Сакура приходит первой к его квартире и ждет, облокотившись о стену.

— Тебе надо меньше курить. — Сама запыхалась, но в меньшей степени.

— Брошу, когда не смогу с легкостью преодолеть два пролета, — Хидан подходит к двери, тяжело дыша, рукой ищет ключи в кармане, — а пока что я почти спокойно прошел четыре.

Даже щелчок замка звучит не так одиноко, потому что она рядом.

Он пропускает ее первой и заходит следом. Сакура нелепо разувается и проходит на кухню за водой. Под шум сильного напора из крана Хидан плюхается в кресло. Хмуро наблюдает, как Сакура выходит со стаканом воды и направляется к нему.

Она не вписывается в атмосферу этой одинокой квартиры — кажется чем-то лишним в этих изгибах, ломаных линиях, бардаке. Ее плавность срезает углы. Сколько бы ни появлялась здесь, видеть ее каждый раз непривычно, но так необходимо. Хочется думать, что ее присутствие правильно, что все на своих местах, но нет.

Слишком хороша. Слишком не его.

Сакура протягивает стакан, хотя он не просил, но берет и делает пару глотков. Сухое горло приятно обволакивает влагой.

Хидан чувствует себя комфортно на своей территории. Сакура обычно тоже не терзается смущением, но сейчас по ней видно, что немного не по себе — взглядом по комнате прыгает, внимание на нем не заостряет. От нее сквозит робостью. Хидан подходит к окну, чтобы закрыть, и надеется, что в комнату успел залететь ветер перемен.

Странность остаётся с ними, как третье существо — невидимое, без оболочки, но присутствие точно ощущается. У Сакуры поведение, словно готовится к катастрофе.

— Спим, как всегда, бочком к бочку? — Хидан возвращается к кровати и начинает расстилать, подушку помягче бросает на ее половину. — Твои футболка и шорты лежат где обычно.

Точнее его футболка, которую он одолжил ей, видимо, навсегда. Мысль, что какая-то часть Сакуры хотя бы в виде вещей есть у него дома, немного согревает. Еще бы стакан с зубными щетками разделить с ней.

— Спасибо, пойду переоденусь. — Шмыгает в ванную, по пути схватив вещи.

Хидан, не переодевшись, устало заваливается в кровать, будто отпахал грузчиком, когда за день тяжелее кружки кофе ничего не поднимал.

Сакура у него дома, такое уже было, ничего нового. Только немного тоскливо, что присутствие временное, выпускать ее нет желания, а насильно не оставишь.

Она вливается в комнату тихим шагом, как Иисус по воде, — невесомо. Откладывает свою одежду и очень осторожно, мягко ложится рядом на кровать. Удобно устраивает голову у него на плече и обвивает руку.

Хидан лежит частично придавленный, шумно сглатывает, слышит удары своего сердца вместо тиканья часов и молится, чтобы это не заканчивалось. В жизни никому не молился, но в моменты близости с ней поверит во что угодно, лишь бы продлить часы. И заплатить готов чем угодно.

Потолок неинтересный. Вспоминает правила приготовления кофе, чтобы отвлечься.

Такое тоже уже было — просто пьяная спит с ним, происходит не в первый раз, но всегда включается учащенное сердцебиение, сбивая норму дыхания. Диагноз ясен, даже есть кому лечить, только нужные рецепты не прописывают.

Сакура нервно закусывает губу, прижимается к его руке, которая обчесала все стены города. Она пытается дышать как можно тише, сохраняя в себе запах алкоголя.

Хидан лежит к ней профилем. Не спит, глаза даже не прикрыты. Он голову в ее сторону наклоняет, встречается с изумрудной радужкой и, не успев что-либо сказать, чувствует, как Сакура прижимается к его губам своими.

У Хидана все жизненные процессы по тормозам, что был бы в машине — вылетел в лобовое, прочертил красным линию и застыл в режиме стоп-кадра.

Сакура боязливо отстраняется — на поцелуй не ответили. К лицу приклеена неловкость вперемешку с отчаянием.

Хидан подхватывается в ошеломлении, нависая на нее сверху — локти у головы, тело под ним чуть прижато. Он в кому упадет, если это была иллюзия.

— Что это было? — голос хрипит сквозь шепот. Взгляд Сакуры как болото, его вяжет, тянет вниз, чтобы не уйти с головой — останавливает только ожидание ответа.

— Поцелуй. — Она вжимается в кровать, пытается просочиться сквозь матрас ближе к полу, подальше от нависающей над ней неловкости.

— Зачем? Вокруг совсем мужиков не осталось, чтобы им поцелуи дарить? — пытается в шутку, но голос трескается и смешок измученный.

Сакура своим молчанием погружает в тишину, хмурится, задумавшись. Хидан не торопит, но вот-вот расколется.

— Почему ты всегда рядом, но не подпускаешь к себе ближе дозволенного? — быстро выпаливает, зажмурившись, ее голос почти скрипит.

Треск, разлом маскировки, Хидан мечется по ее лицу, пытается за что-то зацепиться.

Не выходит.

Что это, блядь, за вопрос такой и почему адресован ему, если больше подходит ей? По правде, он сам не позволяет многого по отношению к ней по своим причинам.

Наверно, это тот самый момент, когда нужно перестать трусить и сказать как есть. Башня дженга опасно шатается в ожидании, какую дощечку выбьют, — завалит последствиями или нет. Он балансирует на тонкой грани признания, наступает себе на горло и слышит хруст.

— Я не подходящий кандидат для тебя в парни.

— А чувства ко мне есть?

— Есть.

Это оказалось проще, чем он думал, только изнутри будто лезвия перемешивают. Хидан не знает, что такое, когда засасывает в черную дыру, но сейчас, кажется, то самое ощущение.

— Как давно?

— Лет семнадцать, жду когда стукнет юбилей.

Нерастраченная нежность то ли щекочет, то ли саднит в легких, хрен знает, в любом случае хочется закурить. Происходит долгожданный разбор отношений по составу, и его внутренности кусками тоже расфасовывают по черным пакетам.

У Сакуры глаза светятся, блестят, влага сосредотачивается в уголках, но она успевает сморгнуть.

— Идиот, — шепчет, слегка ударяет по его плечу. — Ино была права.

Хидан в недоумении, брови ползут вверх.

— Я думала, что безразлична тебе как девушка, ты всегда казался отстраненным, только дружба…

— Я боялся, что признаюсь и ты от меня отвернешься, не захочешь держать рядом с собой, потому что мои чувства будут тебя обременять, — прерывает ее Хидан. — Я пью, курю, ругаюсь матом, посчитал, что ты заслуживаешь большего. И сейчас считаю.

— Ты всегда рядом, какое больше? — От ее улыбки у него колит сердце. — А научишь меня так же думать за других? — спрашивает с усмешкой.

— По-моему, у тебя самой неплохо получается.

Сакура сама тянется к нему за поцелуем, в этот раз Хидан не тормозит, отвечая как можно нежнее, вкладывает все семнадцать лет и еще три накидывает до юбилея. Она обвивает его шею, улыбается в губы и зарывается рукой в волосы.

Хидан в такой планке над ней готов стоять вечность. И простоял бы, но она перекинула его на другую половину кровати, по-хозяйски оседлав сверху. Наклоняется, щекочет волосами и целует тягуче, глубоко, настойчиво.

Руки, кажется, налились свинцом, Хидан еле поднимает и кладет их на ее бедра, сжимает. Сакура начинает двигаться, имитировать толчки — от этого он уже готов кончить. Ткань между ними мешает ощутить нежность ее кожи. У него проблемы с самоконтролем, и он, чуть слышно матерясь, прокладывает дорожку поцелуев по шее, параллельно избавляя Сакуру от одежды, а затем себя.

Хидан снова оказывается сверху, чуть отстраняется, любуется, а Сакура смущенно пытается прикрыться. Он запрещает, заводит ее скрещенные запястья над головой и неторопливо входит, наблюдая как у Сакуры ломаются брови и слетает стон удовольствия.

Как же, блядь, приятно.

Как же красиво.

Хочется максимально доставить ей удовольствие. Руки не пропускают ни одного участка ее тела. Он бы замедлился, чтобы это длилось дольше, чтобы эта картинка перед глазами не исчезала. Но очень трудно себя сдерживать, когда Сакура выгибается, стонет от оргазма, и Хидан следует за ней, растекается по животу, упираясь лбом в ее плечо.

Целует, заваливается сбоку от нее, тяжело дыша, находит майку и вытирает её тело.

Хидана распирает от чувств, грудная клетка может не выдержать. Он лениво кладет руку на талию Сакуры, подтягивает к себе, а она поворачивается и так же лениво мнет его губы своими.

Спать не хочется, они болтают обо всем, в том числе о них самих до шести утра.

Хидан выходит покурить на балкон, Сакура хвостом за ним и любуется рассветом, пока он пишет сообщение:

Я не выйду сегодня на работу

Сасори:

Надеюсь, у тебя уважительная причина, говнюк

Хидан смотрит на Сакуру и думает «очень уважительная». Стоит босыми ногами — она в его тапочках, футболке, волосы не уложены, такая домашняя, такая…

«Моя» — проносится в голове.

«Моя» — осознание стучит по вискам, расползается приятной вибрацией по телу, мурашками и блокируется улыбкой, разрезающей щеки.

Пока он завис, разглядывая Сакуру, она забирает сигарету и делает затяжку.

— Теперь у нас много чего одного на двоих. — Чуть наклоняет корпус за балкон и выдыхает дым.

— Малыха, ну с общими легкими ты перебарщиваешь. — Забирает назад сигарету.

Видимо, Хидан перевыполнил норму по эндорфинам за одну ночь. Эйфория до сих пор ощущается остатками в теле.

— Знаешь, я всегда искала идеал и поняла, что…

— Что твой идеал — я, — самодовольно чеканит Хидан.

— Что идеалов не существует, — флегматично заканчивает Сакура и, выдержав время, смеется, прикрывая губы ладонью.

— Люблю твои комплименты, но тебя больше.

Хидан обнимает ее, утыкается носом в макушку и мысленно благодарит Ино. Наверно, она посодействовала всему произошедшему.

◅ ◈ ▻

— Долбаеб, — констатирует Сасори, выслушав рассказ Хидана, как они с Сакурой начали встречаться. — Настолько затянул, что сама Сакура сделала шаг. Не стыдно, рыцарь?

— Хината тебе первая предложила встречаться. Ты чуть в обморок не упал, пока ей признавался, поэтому она завершила твое начало, — отражает Хидан. — Не стыдно, куколка?

Фак Сасори появляется перед лицом Хидана, Хидан парирует двумя.

В кофейню заходят Сакура с Хинатой и машут им рукой.

Хидан застывает с улыбкой. Он от Сакуры слепнет, блики ловит, но смотреть не перестанет.