Под сенью крыльев (джен)

День подписания договора был самым длинным в жизни Ханзо. Дождь, такой привычный для него, в тот день моросил долго, отнимая все душевные силы, заставляя чувствовать собственную ничтожность и бессилие. А что могло быть в жизни ниндзя хуже, чем бессилие?

Когда твоих людей, словно букашек, давили все, кому ни захочется — от АНБУ Конохи до генина Суны. И всех уберечь ты не в силах. Легко быть лидером деревни в мирные и легкие времена, труднее остаться им и не сойти с ума в мутные, опасные дни войны.

Ханзо Саламандра в своей жизни не знал неудач или поражений — все давалось ему легко, все усваивалось с одного взгляда или жеста. Отец его, выходец из страны Воды, был очень им горд, потому что в свои одиннадцать Ханзо во многом превосходил его самого. Да, бывают люди, что очень завистливы до чужих успехов, будь это даже их дети, но Ханзо рос в совсем другой атмосфере — его всегда незримо окружала любовь и благоговение окружающих, начиная от его родителей и заканчивая последним мальчишкой-подмастерьем. К добру ли это было или к горю, но такое отношение всегда меняет человека. Поэтому, вместе с гениальностью в не росло пламя алчбы. Ханзо хотел быть лучше, быть сильнее, умнее, чем другие. Хотел еще больше славы и любви. Любимцев народа сложно отучить от обожания, их пугает потеря поддержки.

И вот, по прошествии двадцати лет с тех пор, как он возглавил селение, основанное его отцом, Ханзо, наконец, познал неудовольствие и злость людей. Поначалу, когда перед его носом закрывали двери ресторанов или общественных бань, он даже не замечал подвоха. Но когда это стало случаться чаще, а его шиноби начали себе позволять кидать злобные взгляды на него перед тем, как отбыть на задание, все стало на свои места. Признаться, данное открытие его ошеломило и огорчило. Он многое отдал своей деревне, многое привнес, однако из-за затяжной войны многое пошло прахом, в том числе его репутация. Да, первые три года Ханзо пытался бороться и с Конохой, и с Суной, и с Ивой, но понял, что это безрезультатно, ведь их куда больше. За пару лет до окончания войны шиноби Аме стало так мало, что Ханзо просто-напросто заперся в деревне, беря лишь крупные заказы от богачей Буферной зоны. Больше Ханзо не был защитником городов и селений. У него был выбор — умереть до последнего человека, защищая свой народ, либо сохранить жизнь своим шиноби. Кто мог знать, как тяжело дался ему этот выбор?

Однако ж, выбор был сделан, и он привел его сюда — за стол переговоров, над которым царил шум, бьющий по и так расшатанным нервам Ханзо. Шел последний пункт соглашения, который вызвал нешуточную размолвку между сторонами.

— Раз вы желаете оставить у себя Отафуку, то ввоз всех товаров оттуда будет с увеличенной пошлиной! — сцедил с бешенством Фа Цугу, его секретарь, в сторону Данзо, что безэмоциональной статуей сидел во главе стола прямо напротив Ханзо.

— Пусть, — согласился тот, не повышая голоса, однако все присутствующие поняли, что терпение его лопнуло.

Вот уже час с лишним секретарь Цугу и Ханзо пытались выторговать Отафуку и прилежащие к нему земли с максимальной выгодой для себя. Этот город и поселки вокруг него составляли большую городскую агломерацию, под завязку набитую растущими, словно грибы, заводами. Во время вторжения Коноха захватила его в течение пары дней, не оставляя и шанса ниндзя Аме. И теперь Страна Огня не желала расставаться с новой промышленной областью, из которой в казну уже поступали деньги. Однако и Аме не хотело отдавать Отафуку — во-первых, город располагался сравнительно недалеко от самой деревни — в двух днях пешего пути, во-вторых, область с такой мощной индустриализацией вдвойне жалко отдавать, а в третьих, недалеко от него разрабатывались железные рудники. Чем не повод для часового спора?

— Больше ни на одну уступку мы не пойдем, — отодвигая стул и вставая, проговорил Данзо, — если вы до заката не решите подписать договор, то этот день добром для вас не кончится.

Ханзо весь вскипел внутри от его слов, однако, виду не подавая, тоже встал. Он знал, что разговор и вправду окончен, и выторговывать и дальше гроши не имеет смысла.

— Мой секретарь внесет правки в договор, и мы подпишем его сейчас же, Данзо из Конохи.

Данзо, собирающийся выходить за дверь, обернулся и кивнул, выжидая. Спустя пару минут перед ними двумя уже был мирный договор, который оба подписали не дрогнувшей рукой.

Ханзо никогда не проигрывал, однако в тот момент он почувствовал себя настолько униженным и ничтожным, что мысленно пожалел всех своих противников.

После ухода Шимуры он некоторое время просидел в собственном кабинете потерянный и опустошенный. Его словно вычерпывали ложками изо дня в день на протяжении многих лет. Впервые он задумался, что сидит не на том месте, где ему положено было бы сидеть. Что, возможно, с этими переговорами лучше справился бы какой-нибудь гражданский профессор, чем он.

«Воин должен оставаться воином, а землепашец землепашцем», — пронеслось в его голове, но тщательно обдумать эту мысль ему не удалось.

Раздался грохот и шум, сопровождающиеся ругательствами. Седзи с грохотом отскочили в сторону, пропуская узкую полоску света в неосвещенное помещение. Но тут же свет застила тень подошедшего человека и Ханзо замер в ужасе — перед ним стоял Яхико, которого он убил пару дней назад. На лице его не было ни единого признака разложения — оно было таким же белым и красивым, однако появилось много пирсинга. И глаза, его голубые бесхитростные глаза, вдруг пошли рябью, словно круги на воде. Теперь в них не плескалось ничего, он словно был марионеткой, этот вставший над ним человек. Ханзо казалось, что тот так и будет молчать, но он вдруг заговорил:

— Ты предал доверие людей, Ханзо Саламандра. Глупостью было думать, что после всего случившегося ты останешься жив. За пособничество врагам ты будешь убит.

Ханзо уже стоял в боевой стойке, когда услышал эти слова.

— Какое пособничество, ты, самозванец! Я делал все для моих людей от меня зависящее. Благодаря мне они живы сейчас!

— Лучше б мы были мертвы, чем видели тот позор, что творится сейчас. Лучше бы умерли, защищая наших людей, чем сидели за одним столом с псом Конохи, — проговорил второй человек, стоящий рядом с Яхико. В нем Ханзо узнал секретаря Фа Цугу.

— И ты судишь меня, Фа, — покачал головой он, — но не тебя ли я спас на поле битвы?

— И я вам благодарен, — сказал Фа, — но с тем же не могу простить, что вы, зная все, сговорились с нашими врагами и устроили такой фарс с договором. Мне просто стыдно, что я участвовал в таком. Вы ведь знали о том, что договор о мире страны заключили пару недель назад.

От такого обвинения, кинутого столь уверенно в лицо, у Ханзо пропал дар речи. Уж кем только он ни был, но только не предателем.

— Уж не знаю, кто и что вам наплел, но ты умрешь, Яхико. Во второй раз. А с тобой, Фа, мы еще поговорим, — он не успел окончить предложение, как почувствовал, что его необратимо тянет в сторону ожившего трупа главы Акацуки.

Всего пару секунд — и его прошил меч, что держал в левой руке Яхико. Кровь залила его горло, вырываясь изо рта густыми красными потеками. Ханзо тяжело рухнул на дощатый пол, с трудом держа глаза открытыми. Он хотел жить, хотел восстановить деревню и вновь заработать любовь жителей, но планы его утекали сквозь пальцы, словно утренний сон. Он ведь даже не додумал мысль, что пришла к нему так не вовремя.

— Воин должен быть воином, а землепашец землепашцем, — тяжело прохрипел Ханзо, чувствуя, что тело его немеет, а глаза закатываются.

Яхико, что стоял рядом и услышал последние слова грозного Ханзо Саламандры, удивленно раскрыл глаза, а потом, повернувшись, вышел из кабинета. Тихой тенью за ним плелся секретарь Фа.

Примечания:

В общем, родила-таки главу. Не знаю как вам, но мне всегда казалось, что Ханзо не только властолюбив, но и несколько тщеславен. Не зря ему сказал Мифуне в битве, что нельзя оставлять свое оружие ржаветь. Воин должен быть воином.