Убей моё отчаяние (гет)

* * *

Заглушив дальнолётные турбины, патрульный катер развеял зыбкие клочки облаков и опустился к пышному кудрявому ковру широколиственного леса. Тень его, подобная тени изящного асимметричного бумеранга с причудливыми выпуклостями на обоих крыльях, постепенно обрела чёткость и повторила криволинейный контур корпуса. Он заскользил над верхушками деревьев, почти задевая вогнутым брюхом торчащие вверх полусухие ветви, и просигналил низким протяжным гудком. Стайки голубых и малиновых пташек, вспугнутые тяжеловесным техногенным монстром, вспархивали и с гомоном уносились в сонную чащу, но ни одна из них не расшиблась о покатый бесшовный биометалл — судно готовилось к швартовке, гася скорость, и шло на плавном антигравитонном ходу.

Его уже встречали.

В глуши рукотворной природы Амсхейна уединённо расположился металлокоралловый коттедж. Поблёскивавшие на солнце гладкие стены с широкими террасами, три округло-продолговатых жилых секции и объединявшая их развязка извилистых арочных мостов с ребристыми опорами являлись цельным сооружением, возведённым по всем принципам золотого сечения, аэродинамики и наилучшей сейсмостойкости с учётом ретивого нрава планеты, изобиловавшей активными и потухшими вулканами. Гармония с ландшафтом в структуре здания была доведена до совершенства в каждом его элементе. Когда катер поравнялся с вершиной главной башни и навис над овальной костянистой аэропристанью, слегка возвышавшейся над тёмным лесным массивом, на ней зажглись приветственные огни. Замерев на месте в аккурат над центром посадочной площадки, он с филигранной точностью приземлился на упругую поверхность и глухой гул двигателей наконец умолк.

Уунэгил сошёл по трапу, отстегнул пилотский шлем и, потянув за шланг, снял. Полной грудью вдохнув свежий воздух, он осмотрелся и тут же обратил внимание на размытые силуэты прокси-турелей планетарной обороны в чистом лазурном небе. Сколько их здесь? В обозримом радиусе виднелось всего две и это настораживало, но усилием воли он всё же задавил сомнения в дальновидности сестры и её мужа. Если бы совместного капитала военнослужащей и простого компьютерщика хватало на территорию в более оживлённом и защищённом кластере, они несомненно поселились бы поближе к метрополии, и не ему, самонадеянному перекати-полю, упрекать их в беспечности. В их новостройке он гостил впервые и, разглядывая с высоты парковки обширное придомовое пространство, отметил его ухоженность, но почувствовал себя неуместно. Никогда, не считая раннего детства в соседнем рукаве галактики, близнецы Ямаргэдэл не жили в собственном доме, а сам он и по сей день обитал на борту доставшегося от родителей катера, вбухивая недурственное рыцарское жалование в вооружение, обмундирование и регулярные апгрейды транспорта.

— Дядя Гил! — звонко крикнул выбежавший из-под навеса десятицикловый мальчишка в школярской робе. — Ольмиэн, мама! Ну где вы там? Дядя Гил прилетел!

— Рагфнор, не ори! У дяди голова болит с перелёта, — одёрнула его девушка-подросток на голову выше него, заткнув за пояс туники попискивавший дисковидный проектор.

Мальчик изо всей прыти подпрыгнул и повис у гостя на шее, а девушка ткнулась лбом ему в плечо — нечасто он навещал их без боевой амуниции, в лёгком комбезе, не имевшем симбиотических наворотов, но позволявшем ощущать прикосновения и температуру...

— Привет-привет, глазастики. Быстро растёте, скоро сравняемся, — улыбнулся Уунэгил, поцеловав первого в щёку, а вторую в макушку. — Заждались? Подарков не купил — визит не праздничный... но покатушки состоятся, я у вас аж до завтра.

Он отпустил племянников и шагнул навстречу их матери, ждавшей его под колоннами навеса. Обеспокоенная вестями с его коммуникатора, Уунэгайль не спала несколько суток и выглядела измождённой, но обнялись они по-военному крепко, хлёстко хлопнув друг друга по спинам, и на мгновение застыли вот так, слушая ритм родного сердца напротив. Они выбрали различные по духу и статусу, но одинаково роковые и рисковые пути, зная, что следующий раз может не наступить, и редко видевший сестру-двойняшку кочевник не пренебрегал мимолётными нежностями. На время воспитания детей она выбыла из строя и сегодня на её изящном жилистом теле была спецовка, перепачканная техжидкостями, но драгоценного момента эта мнимая преграда не портила. В отличие от жутких новостей из приграничья, до которого отсюда всего два гиперскачка...

— Подтвердилось? — бесцветным шёпотом спросила Уунэгайль.

— Да, — сквозь зубы односложно проронил брат. — Влезли, обмазались и прут дальше.

В гробовой тишине они направились под крышу и к лифту. В просторной гостиной на среднем ярусе с искусственным прудом и вертикальным цветником Уунэгил замешкался и сестра едва в него не впечаталась. Не привык он к уюту и комфорту... и вдобавок сама мысль, что у неё теперь есть выстраданная на службе семейная усадьба, одновременно и успокаивала, и порождала обоснованный страх. До этого ей приходилось мотаться туда-сюда по съёмным участкам на планетах, где превосходно отлажены алгоритмы эвакуации, а Амсхейн, давно сданный, но ещё не полностью распроданный частным владельцам, не успел обрасти общинной инфраструктурой — и в экстренных ситуациях жильцам придётся выкручиваться самим. Климат добротный, биосфера стабильная и налоги не кусаются, но система безопасности не намного надёжнее, чем на злосчастной Ириюрге⁽¹⁾.

Четвёртая планета самой удалённой от Метропольного Кластера звезды принадлежала изоляционистам. Ранее там располагался космофлотский форпост, где ремонтировались и заправлялись военные корабли, но две тысячи циклов назад, сразу же после Революции, прервавшей многовековое иго всевластного тоталитарного культа Пути Инопретворения, его упразднили. Квалифицированные кадры разлетелись кто куда и неизбежно исчезли все города, кроме одного, гордо носившего то же название, что и сам мирок — Ириюрга, Блаженная Гавань. Демилитаризация стократно усилила значение его имени и с тех пор там обосновались приверженцы философского учения о свободе от суеты и стрессов через отказ от "излишних" технологических удобств. По тем же соображениям они отключились от Гиперсети, сохранив один ретранслятор в парившем над городом космопорту. Именно оттуда девять циклов назад было широковещательно разослано последнее сообщение, не вполне членораздельное из-за хрипа мучительно истекавшего ихорозными выделениями оператора, но аварийное, с суммарным смыслом "Не приближайтесь". Последовавший за ним непрерывный сигнал бедствия, страшный и горестный, исключал ошибку, а видео со спутников не оставило сомнений, что всё население и фауна погибли из-за распыления в атмосфере деструктивного деривата эйтра⁽²⁾. Это известие в одночасье всколыхнуло всю Интергалактическую Оссианскую Конгломерацию до самых глубинных основ, от тишайших провинциальных общин до Сената и Круга Вершителей на планетах-столицах, и подняло с илистого дна истории больное эхо бесчинств культистов. Кого, как не засевших в клоаке на грани войда потомков кровопийц, винить в полумиллионе смертей?! Впрочем, в этом направлении следствие далеко не зашло из-за отсутствия однозначных свидетельств их причастности и Ириюргу просто занесли в реестр запретных для посещения объектов, но неожиданности на этом не кончились — спустя всего цикл сигнал бедствия замолк, будто его отключили вручную. Сей факт не сочли поводом для смягчения карантина, потому что в оборудовании мог банально иссякнуть заряд, но потом началась мистика. Частоту занял другой сигнал, содержавший зацикленную журнальную запись: представительница одного из низкоразвитых Младших Народов пела песенку за штурманской консолью оссианского бомбардировщика... и вряд ли из опустошённого захолустья просочились бы достоверные сведения, если бы не прозвучал финальный аккорд абсурда. Звездолёт того же племени потревожил орбитальную сигнализацию, шустро подобрал неких пассажиров и продолжил несанкционированное продвижение вглубь космоса Конгломерации! Общественность не информировали о происшествии. Оборонники, которых власти Ириюрги кормили отчётами об идиллическом порядке, организовали вылазку и поклялись выяснить, кто притащил на аграрный шарик биооружие, а Уунэгил оказался ближайшим дежурным ликвидатором. Как боец Ордена Лиловой Зари, как паладин, обладатель спецдопуска к угрозам наивысшего уровня, он получил срочное распоряжение догнать удаляющийся корабль, так как на нём, вероятно, улизнули виновники катастрофы. Оперштаб десанта параллельно заваливал его призывами расстрелять дикарскую труповозку с заразой, но Орден не принимал запросов, противоречащих завоеваниям Революции и Декларации базовых прав разумной личности: закон гласил, что расправы над злодеями должны быть адресными и точечными, как удар мухобойки. Перед вылетом на задание Уунэгил испросил побывку и ему не отказали.

— Нравятся мои посадки? — пихнула его в бок Уунэгайль, выдернув в реальность. — Тебе бы на борт пару шевелистников — если вдруг вторая фаза⁽³⁾ проберётся, они приманят и...

— О, нет, крутить хвосты предпочитаю сам, — скептически откликнулся он.

Ольмиэн и Рагфнор семенили следом за старшими, но уже чуяли неладное. Когда мама с дядей молчат и хмурятся, на повестке дня не предвидится ничего весёлого, а уж когда к ним прибивается папа и они запираются на веранде — стопроцентно. И вскоре заспанный поджарый мужчина в невзрачных холщовых штанах и майке вырулил к ним из домашней мастерской с кодовой дудкой. Все в сборе и опять заблокируют дверь...

— Салют, Маэнтхар, — кратко поклонился Уунэгил и поздоровался с ним кулак к кулаку.

— И тебе салют, — шутливо буркнул зять, встряхнув кистью руки: — У-у-у, мощный...

— Прямо как будущий я! — прокомментировал Рагфнор, вклиниваясь между взрослыми с наивной надеждой на общение. — Вырасту — и стану крутым, как дядя Гил!

— Крутым — всенепременно, но как дядя Гил — не надо, — напряглась Уунэгайль. — Идите-ка развлекитесь без нас, а мы тут скучное перетрём.

— Мама, мы не скудоумные! Сюда несётся шаланда с заражёнными и это для вас всего лишь "скучное"?! — бурно взнегодовала Ольмиэн, феноменально точно постигшая предмет родительской озабоченности со скупых, но ёмких дядиных слов.

— Скучное — это вынужденные хозрасходы, — сухо проворчала мать. — Шаланда несётся не к нам... но ответственность за распускание паникёрских слухов несут все. Мы обсудим это позже, когда успокоимся, а сейчас приберитесь в кладовой и пересортируйте аптечки.

Дети переглянулись и решили не пререкаться. Свернув в боковой коридор, они больше не путались под ногами. Если назреет что-то конкретное, к плану действий их обязательно приобщат. Дядя обещал вечером прокатить их на своём боевом панцербайке, но задорный настрой напрочь вытравила тревога, так что лучше и впрямь порыться в лекарствах.

* * *

Раньше Маэнтхар недолюбливал и сторонился Уунэгила. Нелюдимый воин с одиозным прошлым, ныне преданный благородным идеям, пугал его и казался противоположностью практичной Уунэгайль, но когда дочь и сын подросли и повадились липнуть к дяде всякий раз, когда тот заскакивал на огонёк, его предвзятость ослабла. Рядом с племянниками мрачный чистильщик преображался в разбитного парня и баловал их славными былинами о боях с чудовищами и путешествиях по разным экзотическим краям. Строгий отец, днями напролёт ковырявшийся в прохудившейся технике, такой конкуренции не выдержал бы и постарался не допустить. Мало-помалу Маэнтхар и сам находил в долбанутом орденском охотнике странное обаяние, заставлявшее жадно внимать его рассказам о мерзопакостном наследии диктатуры — и смирился с тем, что сестра с братом всё-таки близки.

Уунэгайль не врала детям, однако болтовня о бюджетных тратах обычно маскировала эмоции, которые она от них скрывала. Она переводила уныние и бессилие на язык денег, необходимых для деятельного избавления от вызвавших их причин, но текущая ситуация не давала выработать универсальную тактику. Если невесть чей корабль, пролетавший мимо превращённой в гигантскую гробницу Ириюрги, сунется на Амсхейн, она поступит не по-домохозяйски, а по-солдатски, ибо её тотчас же мобилизуют.

А веранду озарял ласковый полдень. По сетчатой портьере ползала влетевшая в окно синяя бабочка. На тахту, где супруги любили поваляться в обнимку, падал медовый свет и, преломляясь в журчащей струе мини-фонтана, украшал косые сводчатые стены живым солнечным узором. Там бы попивать душистый сбитень, хрустеть свежесинтезированными печеньками и впятером играть в проекторные головоломки, а не прятаться от малолеток и удручённо прикидывать, сколько будут стоить сырьё и стройбактерии для формирования бункеров... но девять циклов назад на Ириюрге тоже был милый погожий денёк. Адепты нехитрого счастья погружались в повседневный труд, прогуливались по вековым улицам и самозабвенно медитировали на крышах, когда на них низвергся чёрный ливень небытия.

Стол пустовал, предвкушение ланча растворилось в незримой предгрозовой тяжести.

— Вам нужно как минимум три укрытия с долгосрочной жизнесберегающей автоматикой и энергобарьер. Трёхслойный, как на линкорах, — констатировал Уунэгил.

— Мы в очереди на установку по квоте, губернатор одобрил, — заверила женщина.

— В очереди? Будь наглее, требуй немедленно! Зажмотится — ставь платно, я возмещу.

Маэнтхар искоса глянул на шурина:

— И неизвестно, откуда изначально вылезла эта срань...

— Не вылезла, а вывезли, — авторитетно поправила Уунэгайль. — Что десант рапортует?

— Что сплетни наказуемы, — с ходу предупредил брат — правда, не её, офицерку запаса, а её гражданского до мозга костей избранника, — но если не в передачу, то криминалисты дорвались до полноценного расследования... пользуясь, так сказать, случаем. Экология расшатана, но патогенны только грибы. Прочесали долину, горы и лес, нашли космопорт. Без управления он удрейфовал к морю, — завяз он в паузе, глядя сквозь тёплые отблески фонтана в пучину тягостных дум, — где и рухнул.

— А в городе что?

— Всё сложно, — отвёл взгляд Уунэгил. — В храме велись разработки генома жесткогадов на биоматериале с Эрсету⁽⁴⁾ при помощи запрещёнки, но общее заражение произошло при сбросе урн. Мотивы и происхождение совершивших это пока не установлены.

— Теракт! — стукнул Маэнтхар кулаком по столу. — Упоротые сектанты, глисты войдовые!

— Теракт и диверсию отмели, — отрезал рыцарь. — За все девять циклов — ни предъяв, ни вирусных трансляций. Обвинить реваншистов и закрыть вопрос — крайне соблазнительно, Хар, но они так не позорятся. Нашего ДНК с присущими им дефектами там не обнаружено, а эрсетского навалом. Катастрофу с эйтром могли устроить эрсетуйе⁽⁵⁾.

— Кто?! Во имя Предвечных — не верю! У этой мелюзги нет ни малейшего понятия, где...

— Зона их экспансии расширяется, — тяжело вздохнула Уунэгайль, — а на наших старых рубежах полно нетронутых культистских загашников. Общепризнанные понятия мелюзге не писаны, они изобретают свои и циклов через сто станут занозой.

— Да они уже, похоже, заноза хуже когтерылых⁽⁶⁾! — вырвалось у компьютерщика. — Те гадов по-скотьи плодят и исходника чураются, а эти целенаправленно ищут схроны?!

— А ты бы не искал, если бы всё ещё был обречённым, как они? — хохотнула Уунэгайль.

— Не сравнивай, — нервозно фыркнул Маэнтхар. — До Революции мы все были обречены, но не убивали непричастных. Выдрав тентакли культу, мы не присвоили чужое, а вернули своё. Не вали в одну кучу нашу борьбу за достояние предков и страсть царьков эрсетуйе урвать кусочек "богоподобия", — скривился он, — тем более, когда режим озверел и начал выкашивать Младших, мы сражались и за них. За их право на... пусть и не вечную, но жизнь. Подрывали капища, дрались с оцеплением, — недобро зыркнул он на Уунэгила и с шумным выдохом отвернулся, — и умирали. Я сам попадал под раздачу и помню всё от и до — облавы, спуск гадов на толпу, запаразичивания, мутатюрьмы. И ты помнишь, Гайль. И Гил помнит! Особенно мутатюрьмы! Прости, друг, я не забыл, что ты угодил туда за отказ стрелять в митингующих, но тысячи невиновных перегнили там за слёзы по обнулённым...

— Я знаю, — перебил его Уунэгил, но затем не возразил, а согласился: — Агония режима затянулась... и я, как его охранитель, должен был перегнить вместо них.

На колкость он не отреагировал — не имел такого права. Оговорка про неповиновение сгладила словесную пощёчину, но в ту секунду он мысленно залепил себе такую же, если не сильнее. Не стоило обольщаться великодушной отходчивостью ветерана судьбоносных протестов, женатого на его сестре. Для себя он остался бывшим гвардейцем, безмолвным пособником преступлений, и кислота бесчисленных отродий, пролитая им за сотни циклов искупительного рыцарского служения, никогда не изъест зубов совести и кандалов тоски.

Он отошёл к окну и высунулся наружу, чтобы проверить смыкатели гермостворок. Под зенитным светом глаза его показали белки⁽⁷⁾ и он сощурился. Звезда Амсхейна слишком ярка, днём под её лучами некомфортно — и, несмотря на неудобства, здесь красиво, тихо и привольно. В дымке за резным океаном леса высилась недостроенная башня соседей с аэроарками и зависшие над нею охранные дроны. По советам друзей Уунэгайль купила дрон, оснащённый отпугивателем, и он круглосуточно кружил над домом. Расслаблению это не способствовало: машинка враз разгонит многоклеточных тварей, но от эйтровой тучи не спасёт. Ничто не спасает от эйтра, кроме корабельного энергобарьера, и паладин надеялся, что пробивной и настойчивый характер сестры поможет ей им разжиться.

Баталия за столом между тем закончилась. Жене удалось закруглить монолог мужа об обезумевших от крови и бестиализма выродках и он запланировал длительную поездку с детьми к его родственникам в Метропольном Кластере. Уунэгил отстранился, не желая им мешать. Страшный век их рождения и взросления изранил всех троих, а справедливая и священная, но кошмарная народно-освободительная война — разрушила и возродила, но не в равной степени. Двадцать веков мира, как текучие пески пустыни, затупили острия воспоминаний и за этот период множество поколений Младших пришли и ушли, а память их просеяла эти барханы, как решето. Оссианская же память, словно мучное ситечко, без разбору складировала всё уникальное, как самородки, так и булыжники. Крышесносную эйфорию от утверждения базовых прав разумных существ уравновесила боль уплаченной цены. Боль застарелая, но навеки утрамбованная в безлимитно молодых телах и душах.

* * *

Закат пожаловал по расписанию, раскрасив багрянцем бока турелей над горизонтом и серые туфовые скалы, среди которых пролегало проплавленное в камне ездовое полотно. Съезд к зелёной пойме реки, разграничивавшей делянки, был витиеватым, но пологим, и панцербайк на атмосферных турбинах развивал довольно высокую скорость. Обтекаемые биометаллические щитки, как лоб хищной бронерыбы, защищали и водителя в кокпите, единого с нейроинтерфейсом, и двоих визжащих пассажиров в стрелковой капсуле. Он искусно маневрировал, будто игнорируя свой вес, накренялся на изгибах и почти взлетал на ровных отрезках, идеально вписываясь в повороты, но не касаясь дороги — и пламя из сопл с рёвом и свистом опаляло глянцевую поверхность, моментально остужаемую бризом.

Вопреки оторопи, нахлынувшей из-за событий на границе, племянники не передумали кататься и заезд по круговой трассе выдался искромётно-душевным. Чего им бояться-то? Амсхейн, конечно, близок к Ириюрге, но в стороне от траектории посудины с агрессорами на борту. Так вкратце объяснил Уунэгил на обратном пути, когда они исподволь дали ему понять, что грели уши возле двери веранды, но уловили не всё.

В их семье не утаивали от детей опасности или неприятные перемены и к шушуканью взаперти прибегали как к перестраховке из-за подписок о неразглашении. С недавних пор это участилось, что взрастило у Ольмиэн и Рагфнора уйму необоснованных обид, но в этот раз мания подслушивания взяла верх над тактом и они чувствовали себя триумфаторами, хоть и упустили отрывок про жесткогадов. Уунэгил эту тему не форсировал — благо весь их интерес целиком сфокусировался на аборигенах Эрсету. На Настырном Народце.

Об Эрсету не поведает школьный наставник. Об Эрсету не прочтут лекцию в академии. Таково постановление Круга Вершителей, вынесенное после Революции и не отменённое по сей день, как и другие постановления относительно созданий, из всего сонма Младших наиболее схожих с создателями. Когда угроза их истребления спровоцировала фатальные, но целебные для Конгломерации изменения, ради милости Предвечных следовало о них подзабыть, чтобы угас ажиотаж, и цель эта, пожалуй, была достигнута. Уунэгил силился не гадать, что случится, если их вина за гибель полумиллиона оссианцев будет доказана и обнародована. Его задача проста — догнать корабль и устранить непосредственных убийц.

По возвращении домой, на террасе, рассевшись после ужина в мягких креслах-пуфах под меркнущим небосводом и поглощая мороженое, дети учинили ему настоящий допрос — и он, припоминая крохи энциклопедических знаний, терпеливо потакал их любопытству...

— То есть, они совсем как мы? — просиял Рагфнор, оценив незатейливое описание вида, чьё Звёздное Зачатие, как и у большинства уже освоивших космос Младших, свершилось в незапамятный, легендарный и жестокий Эон Разлияния.

— Не совсем. Мелкие и волосатые, на носу ямка. Вот здесь, — Уунэгил легонько ухватил мальчишку за переносицу и ласково потрепал.

— Насколько волосатые? — хрюкнул тот, вывернувшись кувырком. — Как фэфэнны⁽⁸⁾?

— Нет, до кошаков им далеко... но башка шерстистая.

— А насколько мелкие? — оторвалась Ольмиэн от проектора. — На себе покажи!

Уунэгил нехотя выбрался из кресла и провёл ребром ладони чуть ниже грудных мышц.

— Вот же пигмеи! Их коренной⁽⁹⁾ линией, наверное, были грызуны? — прыснул Рагфнор.

— Приматы. На Эрсету наш разум достался обезьянам.

— Они дикари, да? — с сожалением спросила Ольмиэн, ненароком заляпав свой гаджет мороженым. Трёхмерные картинки над излучателем поплыли и исказились, как под лупой, и девчонка облизала сенсор, чтобы всё встало на место.

— Я с ними не пересекался, но, судя по их выходкам, дикари с гипертехнологиями. Рано или поздно мы с ними потолкуем, хотя для этого Вершителям предстоит урезать гордыню и вымарать из Внешнекосмического Кодекса ворох нелепых запретов...

— Гы, я читал про эту душнятину! — рассмеялся Рагфнор. — Нельзя учить, нельзя лечить, нельзя говорить им имена, нельзя контактировать с их женщинами. Пф-ф! Кстати, почему?

— Пять тысяч циклов назад, когда мы их учили и лечили, приключилась отвратительная история, — уклончиво сообщил Уунэгил и хмыкнул: — Поищи-ка сам — в Сети всё есть.

...Спровадить детишек на покой было непросто, но невольно помог их отец. Маэнтхар, как завзятый полуночник, обычно приступал к своей кабинетной работе, угомонив обоих генераторов суеты, и в этот раз торопливо отправил их восвояси жестковатым приказным тоном. Поймав шурина на лестнице, он пристал к нему с конфузливыми извинениями за то, что в пылу эмоций помянул эпоху противостояния. Тот ответил незлобивой улыбкой с хлопком по плечу, после чего они пожелали друг другу побед и заранее попрощались — по утрам ремонтник беспробудно спал. Уунэгайль, в свою очередь, хотела как можно дольше пробыть с братом до его отлёта и разделила с ним видовую комнату в мансарде западного крыла, где зарево над рекой между холмами тлело до самых поздних часов.

Когда она вошла и затворила за собой лёгкую полупрозрачную дверцу, квадрат алого света медленно полз вверх по шероховатым сводам, расписным настенным драпировкам и тёмной фигуре неподвижного мужчины в подвешенном к купольным рёбрам гамаке.

— Кажется, тут кто-то фантазирует о смерти, — голос сестры вывел Уунэгила из ступора.

— Почему именно о смерти?

— А то ж я тебя не знаю! — отринув все условности, Уунэгайль втиснулась в гамак рядом с ним. — Вечно грезишь о необратимом, как старый яут о Последней Охоте.

— Вообще-то я думал о твоём сыне, — скосился он на неё и подвинулся. — Стрёмно быть стукачом, но у Рагфнора нелады с учёбой. Он клянчил у меня ноополимер⁽¹⁰⁾.

— С математикой за полкурса? — зевнула она. Видимо, её уже посвятили в эту проблему.

— Угу. Я ему в красках обрисовал, как эта чача калечит незрелые мозги, и энцефалита он испугался, но... — невесело усмехнулся Уунэгил, — до первого проваленного экзамена.

— Спасибо, что сказал. Примем к сведению, — уставилась сестра на гало спрятавшегося за гряду сопок солнца. — И хватит обзывать себя охранителем режима! Мне уши резануло.

— Разве это неправда? Я был истуканом, глазевшим на зверства, и вооружённым рабом, бросавшимся на безоружных граждан. Да, винтил, не избивая... но это жалкая отговорка.

— Гил, сколько грёбаных циклов прошло?! — развернувшись к нему лицом, драматично вскричала Уунэгайль. — Сгинул режим, упокоился в хрониках! Ненавидеть нынешнего себя за ископаемые грехи и обесценивать актуальные заслуги — тупо.

— Заслуги? Когда нам спустили команду расстрелять студентов, оравших "Эрсету будет жить", я не захотел пятнать себя кровью. Это здравомыслие, а не заслуга.

— Это жизни, которые ты не дал культистам отнять! А ещё ты слил коды со жреческой гадофермы фэфэннам и они покрошили тварюг, сколько смогли! Ты наряду со всеми нами поучаствовал в строительстве мирной светской державы. Оглянись кругом — мутатюрем больше нет, гневливые древнюки не выносят смертные приговоры неугодным видонациям и сделки межпланетного масштаба не заключаются в Купальнях, — женщина потёрла лоб и виски, — а ты — элитный защитник этого великолепия. Общество простило тебя, придурок!

— Зато я себя не простил, — припечатал Уунэгил. — Мне часто снится лабиринт из блямб перемутировавшей плоти, одна из которых когда-то была мной... и прекратится это только со смертью. Возможно, я сдохну на эрсетской гробине — там наверняка капитальный улей.

Он завёл руку за шею и осторожно помассировал загривок. Чёрный подкожный шрам, след и свидетельство живительного воздействия реформутагена⁽¹¹⁾, напоминал и об ужасах пережитой мутационной казни, и о нежданном вызволении. На холоде он ныл, тогда как в тепле, под воротом от симбиоброни, который рыцарь носил практически не снимая, боль унималась, но пропадало осязание. Уставшая спорить Уунэгайль повторно выдала зевок и молча заставила упрямца улечься с нею в гамаке валетом. Так они дрыхли в детстве, в родительском доме, задолго до возникновения разногласий о будущем. Предубеждения канули в небытие вместе с властью их выгодоприобретателей и спустя неимоверно долгое по меркам иных Младших время близнецы снова отдыхали в гамаке у окна, заворожённые алмазной россыпью галактики в небе. Теперь их занимала лишь одна войнушка — с босыми ногами друг друга, да и та быстро завершилась взаимным разминанием ступней.

— Не моё дело, но, — шепнула сестра, — тебе в твоих странствиях никто не приглянулся?

— Гайль, мы обмусолили это сто раз, — скучающе вздохнул Уунэгил. — Мой образ жизни, любви, счастья и быта — не то, во что стоит кого-то окунать.

— Зачем окунать? Есть в Ордене паладинки... в том числе и вроде тебя.

— Есть, но я их уважаю и не листаю, как меню. К слову, Маэнтхар тебе "приглянулся"?

— Нет! Он вспыхнул, как квазар посреди войда.

— Ну, вот. Я тоже только такое и признаю, но с моим досье и амплуа — недостоин.

— Недосто-о-оин... — передразнила Уунэгайль и ущипнула брата за пятку. — А по-моему, твоё самоедство недостойно того, чтобы тратить на него наш вечер.

Галактика мерцала. Ветерок приносил из леса пряные ароматы трав. Ярый блюститель закона засыпал, не подозревая, что скоро и весьма охотно станет злостным нарушителем.

1) Тот самый "Рай". Сходство с древнеславянским Ирием вышло случайно :)

Вернуться к тексту

2) Эйтр — в скандинавской мифологии жидкость, являвшаяся источником и жизни, и смерти. В контексте данной истории — "чёрная жижа" и её дериваты (производные). Слово пришло к северянам от Инженеров, заглянувших на остров Скай :)

Вернуться к тексту

3) Лицехват или любой мелкий паразитоид.

Вернуться к тексту

4) Эрсету — шумеро-аккадское наименование мира людей. В контексте данной истории это оссианское название Земли.

Вернуться к тексту

5) Оссианское название землян. Не склоняется.

Вернуться к тексту

6) Яутжа ("хищники").

Вернуться к тексту

7) Я долго думала, как соотнести чёрные безбелковые глаза Инженера из "Прометея" и вполне человеческие глаза Инженеров из "Завета" — и условилась, что их глаза в целом устроены иначе, чем у землян. На свет реагирует не только зрачок, но вся радужка. При ярком свете она сжимается и становится виден белок, в полной темноте вся склера чернеет, а при наиболее комфортном для них сумеречном освещении глаз равномерно тёмный, но отчётливо различим зрачок.

Вернуться к тексту

8) Один из видов Младших. Кошкообразные гуманоиды, созданные оссианцами наряду с людьми.

Вернуться к тексту

9) Это о гоминидах. Возраст всей жизни на Земле — 4 миллиарда лет. Ни одна цивилизация столько не живёт! Не будем наивными, поразмыслим реалистично: Инженеры просто вмешались в эволюцию уже существовавших 2,5 миллиона лет назад приматов, попивших водички с их генами.

Вернуться к тексту

10) Та самая ползучая желешка, прописывающая новые нейронные связи в мозгу.

Вернуться к тексту

11) То самое откатное зелье :)

Вернуться к тексту