С чистого листа (гет)

Утром за завтраком Гермиона кожей чувствовала неловкое молчание, повисшее между ней и ее соседом. Макгонагалл сегодня не было, и она чувствовала себя очень неуютно после того, что произошло вчера, хотя на лице Малфоя не было никаких эмоций и он ничем не выражал своей неприязни, которая, как считала Гермиона, была всегда, а сейчас только усилилась. Напряжение витало в воздухе, наэлектризовывая все вокруг. Малфой время от времени бросал на нее короткие взгляды, словно хотел убедиться в чем-то.

— Как Скорпиус? — не выдержав, Гермиона заговорила первой, тем более что она и правда переживала. — Роза не хотела его покалечить, это произошло случайно, — быстро добавила она, не в силах сдерживаться.

— Если не считать того, что половина его лица покрыта чешуей, то он в порядке. Но мадам Лонгботтом сказала, что он будет в порядке, просто придется какое-то время полежать в больничном крыле.

— Я очень рада, что все обошлось. Роза хорошая девочка, обычно она и муху не обидит. Просто сейчас у нее… М-м-м… Сложный период…

Малфой ничего не ответил, лишь бросил еще один внимательный взгляд, задержавшись на мгновение на ее руках. Гермиона в недоумении перевела взгляд на руки, в которых держала вилку и нож, но ничего заслуживающего внимания там не заметила.

— А Скорипус оказался в неподходящем месте в неподходящее время, — добавила Гермиона и замолчала, заметив короткий кивок Малфоя-старшего.

— Так вы что с Уизли, разводитесь? — это было сказано нарочито равнодушным тоном, но от Гермионы не укрылся заинтересованный взгляд, которым он ее вновь окинул. Было очевидно, что все это время он хотел спросить именно это.

Гермиона резко напряглась и пожалела, что она не ежик, который может в любой момент свернуться и выставить во внешний мир колючки, чтобы ее никто не трогал. Отвернувшись и выпрямившись в своем кресле, она холодно отрезала:

— Это не твое дело.

Малфой не донес до рта кусочек омлета и впервые за два дня развернулся к ней всем корпусом, вперившись в нее проницательным взглядом серых глаз. Затем вновь посмотрел на ее руку и, чуть заметно кивнув в ее сторону, сказал:

— А кольцо тогда зачем носишь? Я все вчера слышал, отпираться бесполезно.

Гермиона посмотрела на свою левую руку, где на безымянном пальце по-прежнему блестело золотое кольцо. Она и сама не знала: наверное, самым подходящим объяснением было то, что очень сложно порвать со старой жизнью в один момент. А возможно, кольцо на пальце было свидетельством того, что официально она все еще замужняя женщина. К тому же, сними она кольцо, и на нее тут же обрушится лавина неудобных вопросов, на которые она предпочла бы не отвечать, пока это не станет необходимостью.

— Да, мы разводимся, доволен? — яростно прошипела Гермиона.

— Вполне, — Малфой равнодушно пожал плечами и вернулся к омлету с довольной усмешкой на губах.

— Только, пожалуйста, не говори пока никому. Об этом еще никто не знает. Надеюсь, тебя это сильно не затруднит? — почти язвительно поинтересовалась Гермиона, взбешенная его ответом еще больше.

— Я очень постараюсь, Грейнджер. Не думай, что ты настолько интересная, чтобы я тебя с кем-то обсуждал.

Издав нечленораздельный разъяренный звук, приглушенный только осознанием того, что ее могут услышать, Гермиона отвернулась от него, вернувшись к своему завтраку, в душе довольная тем, что он все еще считает ее скучной, — ей сейчас это только на руку.

В это же время Роза только закончила пересказывать Мари-Виктуар вчерашний разговор с мамой. По мере ее рассказа красивое лицо подруги становилось все более сочувствующим, что придавало ему еще большее очарование. Тряхнув светлыми, почти серебряными волосами, она тихо произнесла:

— Это ужасно, Роза! Что же ты будешь делать? Неужели нет никакой возможности, чтобы они снова сошлись?

Роза уронила голову на руки, запустив пальцы в густые рыжие волосы, — как будто она об этом не думала. Как только первый шок прошел, она решила во что бы то ни стало свести их снова, но с каждым днем ее решимость таяла. Во-первых, мама теперь была в Хогвартсе, что существенно осложнило бы попытки объединить родителей, во-вторых, послушав их обоих, она в глубине души поняла всю бесполезность своих попыток — этим решением двигали не эмоции, а холодная убежденность в том, что как пару их ничего больше не связывает.

— Нет, это бесполезно. У мамы в глазах все было написано. Я сказала им, что смогу это принять, но мне так плохо от этого…

Мари-Виктуар приобняла подругу, тихо шепнув:

— Все будет хорошо.

В этот момент она заметила махающего ей рукой высокого парня с ярко-голубыми волосами. Несмотря на то, что она искренне сочувствовала кузине, Мари-Виктуар не смогла побороть в себе желание встретиться с Тедди перед занятиями — у него начался последний год в Хогвартсе, поэтому они старались каждую свободную минутку проводить вместе. Сказав Розе, что встретится с ней на травологии, она умчалась навстречу любви.

Оставшись одна, Роза ощутила, что она одинока как никогда раньше: все близкие люди покинули её. Незнакомое ранее чувство, очень напоминавшее отчаяние, захватило ее. Она с тоской взглянула на преподавательский стол, где мама разговаривала о чем-то с профессором Малфоем. Эта картина напомнила ей о данном вчера обещании извиниться. Прикинув, что времени до начала первого урока ей как раз хватит, Роза схватила свои вещи и, оставив нетронутым завтрак, выбежала из Большого зала.

В больничном крыле было необычайно тихо по сравнению с гулом, стоящим за завтраком, и пусто. Только одна койка, загороженная ширмой, была, по-видимому, занята. Оглянувшись в поисках медсестры и не обнаружив ее, Роза заглянула за ширму и сразу увидела Скорпиуса. Он лежал на спине, стеклянными глазами смотря в потолок, казалось, мысли его были очень далеко. Услышав шорох, он приподнял голову, и уголки его губ чуть поползли вверх.

— Привет, — помявшись с ноги на ногу, сказала Роза, не решаясь подойти ближе. Она почувствовала себя скованно, потому что совсем не подумала о том, что скажет ему сейчас и как объяснит свое поведение.

— Привет, садись, — Скорпиус махнул в сторону стоящего рядом с кроватью стула.

Роза бросила неуверенный взгляд на его лицо — на одной половине плотным покровом лежали пропитанные какой-то мазью бинты, — и почти бегом бросилась к стулу, сев так, чтобы видеть только здоровую часть лица.

— Я пришла… Я хочу извиниться. Прости за вчерашнее. Я правда не хотела тебя калечить. Честно, — она опустила взгляд и разговаривала со своими коленками. Извиняться перед слизеринцем было сложнее, чем она думала. — Мои родители, они… Ну, в общем, они разводятся. Когда ты вчера подошел, я ждала маму.

— Я понимаю, как тебе тяжело.

Роза подняла голову, с сомнением изогнув бровь:

— Твои родители тоже развелись?

— Нет, моя мама умерла, но вряд ли это хуже развода, верно? — Скорпиус невесело усмехнулся.

Роза странно взглянула на него, неопределенно хмыкнув. Она явно не знала, как ей на это реагировать: то ли улыбнуться в ответ, то ли посочувствовать, потому что ему должно быть хуже, чем ей.

— Все наладится. Со временем, — добавил Скорпиус, потому что Роза до сих пор молчала, внимательно изучая молнию на своей сумке. — Не падай духом.

— Спасибо, я стараюсь, — только прозвучал этот тихий ответ, как над замком, гулко отражаясь от каменных стен, прозвенел звонок. — Мне пора. Выздоравливай.

Она уже шагнула к ширме, тряхнув волосами, как ее остановил внезапный вопрос, прозвучавший почти жалобно:

— Ты придешь еще?

Обернувшись, Роза встретилась взглядом с парнем. Она не горела желанием приходить сюда вновь, но просто не могла отказать человеку, который должен проторчать здесь неизвестно сколько, к тому же, он так на неё смотрел.

— Думаю, что да.

Она действительно приходила. Почти каждый день по вечерам все две недели, что он пролежал в больничном крыле, пока сходила чешуя с лица. Роза рассказывала о том, что произошло за день, как много времени она тратит на домашнее задание, подготовку книг, которые теоретически могут понадобиться перед предстоящими в этом году СОВ, и тренировки по квиддичу.

Скорпиуса не сильно волновал квиддич, но он вежливо слушал ее рассказы. Ему больше были по душе истории про занятия и домашние задания, которые иногда они делали вместе. А обсуждения многочисленных книг, которые могла предоставить школьная библиотека, доставляли особое удовольствие обоим.

— Знаешь, я у тебя никогда не вижу других посетителей, — задумчиво проговорила Роза в один из вечеров накануне его выписки, когда собирала исписанные пергаменты и перья.

— Мои друзья приходят по утрам, перед завтраком. Приносят домашнюю работу и последние новости факультета, — слегка помявшись, ответил Скорпиус. — По вечерам мне нравится бывать одному.

— Тогда я, наверное, тоже тебе мешаю? — Роза подняла голову и посмотрела прямо в серые глаза.

— Нет, — Скорпиус тепло улыбнулся, — я всегда тебе рад.

Смутившись, Роза постаралась поскорее отвернуться и, не поворачивая головы, вышла из-за ширмы, бросив напоследок, что зайдет завтра.

Всю дорогу до башни она вспоминала слова отца. Когда они стояли на платформе перед отъездом в Хогвартс, папа сказал, что ей следует держаться от отпрыска Малфоев подальше. Все эти годы она верно следовала совету: папа был для неё очень близким человеком, возможно, потому что она была единственным ребенком в семье, и вся отцовская любовь доставалась ей безраздельно. Но за последнее время она была вынуждена какое-то время общаться со Скорпиусом. Роза осознала, что он совершенно не плохой человек, а даже наоборот. Она вдруг почувствовала себя очень глупо от того, что четыре года не подпускала к себе этого, в целом, доброго мальчика, с которым они вполне могли бы подружиться. И все это только из-за неприязни отца Розы к отцу Скорпиуса. Разве это справедливо? Возможно, отец Скорпиуса в его возрасте и правда был плохишом и задирой, но Роза с трудом могла представить самого Скорпиуса, этого застенчивого парня, в подобном амплуа.

* * *

Неумолимо приближался октябрь, а вместе с ним и первый матч сезона по квиддичу: Гриффиндор-Слизерин. Роза играла за свою сборную со второго курса и очень успешно. Она впервые села на метлу в пять лет в один из тех вечеров, когда мама задерживалась на работе, и с тех пор не расставалась с ней надолго.

Выдался ясный морозный день. В неподвижном воздухе витали неуловимая прохлада и клубы пара, которые толпами выпускали студенты, спешившие занять хорошие места на трибунах. Под ногами хрустела замерзшая трава, когда Невилл с Гермионой вышли из замка в сторону игрового поля. В лице Невилла Гермиона нашла замену всем друзьям. Она подозревала, что остальным все уже давно рассказал Рон, и только Хогвартс оставался безопасным местом, в котором царило неведение относительно произошедшего. Поэтому, если у нее выдавался свободный вечер (что случалось, учитывая нагрузку, которую она на себя навалила, нечасто), Гермиона проводила его с Невиллом, или с ним и Ханной.

— Ты иди, я догоню тебя на трибуне, хочу зайти к Розе перед игрой, — с этими словами они расстались, и Гермиона повернула налево к раздевалкам.

К ее изумлению, она застала расхаживавшим перед раздевалкой сборной Гриффиндора того, кого совершенно не ожидала там увидеть, — Скорпиуса Малфоя. Было очевидно, что он поджидает Розу. Движимая любопытством Гермиона застыла за одной из трибун так, чтобы ее было не видно, но чтобы она все могла слышать. Дурацкая привычка — желание быть в курсе всего происходящего, сохранившаяся еще со школы, но она ничего не могла с собой поделать.

Через пару минут со стороны замка к раздевалке подошла Роза, не заметив мать. Ее голос разрезал ледяную неподвижность воздуха:

— Скорпиус? Что ты здесь делаешь?

Раздался хруст травы под торопливыми шагами. Скорпиус приблизился к Розе.

— Привет. Я, конечно, буду болеть за свой факультет сегодня, но я не мог не прийти и не пожелать тебе удачи.

Гермиона застыла за своим укрытием не в силах пошевелиться. Судя по воцарившемуся молчанию, Роза была поражена не меньше. Прошло несколько долгих минут, прежде чем она выдавила из себя:

— Спасибо. Это неожиданно, если честно.

Словно почувствовав, что кто-то упорно смотрит в эту сторону, Гермиона обернулась на трибуны. На противоположной стороне поля трибуны облюбовали преподаватели, среди них был и Драко Малфой, упорно и неотрывно смотрящий в сторону раздевалки Гриффиндора, которая оттуда была видна как на ладони.

Если бы Гермиона сама не слышала того, что сказал Малфой, она бы решила, что Драко науськал сына против ее дочери, чтобы сорвать матч или еще что-нибудь, как бы по-детски это ни звучало. Слишком подозрителен был его интерес к этой сцене.

Решив, что самое главное она уже услышала, Гермиона решила оставить детей одних и зашагала к трибунам, где Невилл должен был занять ей место. Он ждал ее на самом верхнем ряду, положив свои перчатки на место прямо над блондинистой головой Малфоя.

Усевшись, Гермиона взглянула на светлые волосы, маячившие прямо на уровне ее щиколоток. В неясном порыве она наклонилась и тихо, чтобы соседи не услышали, сказала:

— Я поражена, Малфой, как у тебя получилось вырастить такого сына как Скорпиус.

Драко обернулся, на его лице было написано удивление, которое он даже не попытался скрыть. Сдвинув светлые брови, он спросил иронически:

— Проявляешь чудеса наблюдательности?

— Нет, — серьезно ответила Гермиона. — Говорю, что вижу. Наверное, на него большое влияние оказывает мать, — задумчиво добавила она.

— Люди иногда меняются, — словно проигнорировав ее последнюю фразу, небрежно заметил Малфой и отвернулся.