Реки растают (гет)

Из декабря

И без того неприятный разговор обретал все новые и новые обороты. Удивительно, как быстро стерлись все границы, как от былой субординации не осталось и следа. Диалога не получалось, и пора уже было расходиться, но никто из собеседников не желал останавливаться. Никто, кроме Артема.

— Ваши крики, — в своей привычной назидательной манере начал он, — ни к чему не приведут. И не решат ни одну из существующих проблем.

— Проблем они не решат, — тут же услышал в ответ Казанцев, — но это вы превратили всю эту ситуацию в отвратительный базар!

— Я прошу подбирать выражения, — одернула острую на язык собеседницу Рита. — В конце концов…

Ее совершенно бесцеремонно перебили, но не словом — жестом. Слишком знакомым, уверенным жестом, который несколько десятков раз Маргарита Юрьевна Одинцова видела на своих уроках. На мгновение она замерла, потому что недавнее прошлое как-то резко о себе заявило.

— Не могу сказать, что согласен с формулировкой, — размеренным тоном, о каком Артем только мог мечтать, проговорил Игорь Северцев, — но зато согласен с ее сутью. Может у вас, у взрослых, — он неодобрительно покачал головой, — принято решать чужие проблемы, засунув в них нос поглубже, но не кажется ли вам, что чужая семья должна быть неприкосновенна?

Артему тут же вспомнилась весна прошлого года, когда Маша и Максим примчались в Новосибирск, чтобы реанимировать его после расставания с Ритой. Был ли он им благодарен? Да, но, по правде говоря, случилось это много позже. Сразу же, увидев лучшего друга и его раздражающую жену, Казанцев восторгов не испытывал.

— Тут другое, — произнес он не то для Игоря, не то для себя самого. — Максим под следствием, а Маша вообще непонятно где. С ней могло случиться все, что угодно.

Юля Маленкова, которую Артем знал совсем плохо (но знаний было достаточно, чтобы считать ее крайне неприятной девицей), переглянулась с Северцевым (их явно связывала не только память об учебе в 11Г), раздражающе медленно заправила длинный локон за ухо, в котором сверкало штук десять маленьких колечек, и, наконец, произнесла:

— С Машей все в порядке. Она жива, прекрасно себя чувствует и все еще ждет ребенка.

Рита как-то странно вздрогнула. Игорь и Юля не обратили на это никакого внимания, но зато это увидел Артем. Он слишком хорошо знал свою жену и понял, что Рита почувствовала себя уязвленной: свой секрет Маша доверила не ей, а Маленковой. Границы их искусственной дружбы, которой все время мешали остатки субординации, проявились как никогда прежде.

— Максим под следствием, ему и так слишком сложно, а тут еще и Маша исчезает. Узнайте на досуге, — с нескрываемой обидой в голосе произнесла Рита, — хоть немножко ей его жаль?

Но Артем думал совсем о другом.

— Это ты, да? — он вперился взглядом в Маленкову. — Ты написала ту записку с ошибкой? По-твоему, это смешно?

Но Юле не было смешно. Она встала из-за стола, Северцев сразу поднялся за ней. По их взгляду ничего невозможно было понять, разговор окончательно закончился — совершенно ничем.

— Это не смешно, — процедила вдруг Юля, — просто я безграмотная. Спросите у Максима Михайловича, он должен об этом помнить.

* * *

Июль

— Как там дела у мадам Соболевой?

Рита неодобрительно покачала головой, отключила телефон и забралась под одеяло. Артем, когда она выходила из спальни, чтобы поговорить с Машей, крепко спал, а вот теперь отчего-то проснулся.

— Никак не возьму в толк, — пробормотала Рита и положила голову ему на грудь, — в чем сложность называть ее по имени? Просто Маша.

Казанцев фыркнул. Он сам никогда не считал себя простым человеком и искренне верил, что обладал чутьем в безликой толпе с легкостью обнаруживать себе подобных. Так вот Маша Соболева могла характеризоваться каким угодно словом, кроме слова «просто».

— Иногда я до сих пор удивляюсь, как они ловко провернули с Максимом эту историю, и все сошло им с рук, — протянул Артем, аккуратно перебирая Ритины волосы. — Посуди сама: они долго встречались, Максим совершенно спокойно уволился, потом женился, и устроился работать в тот вуз, куда поступила его дражайшая жена. Никакого волчьего билета в профессии, никакой шумихи. Одна лишь Лариса Юрьевна что-то попыталась сделать.

Рита отстранилась от мужа, приподнялась на локтях и посмотрела на него непонимающим, но цепким взглядом. Сейчас в ней говорила не забота о Маше, отнюдь — это верещал ее собственный жизненный опыт, о котором Артем непозволительно часто позволял себе забыть.

— Надеюсь, Рита, ты понимаешь, что я — не только друг Максима, я еще и директор школы. Той самой школы, в которой училась Маша Окулова. Той самой школы, в которой ее учитель…

— Стоп. — Рита вытянула руку вперед, призывая мужа остановиться. — Во-первых, директор школы ты только в школе, а вне ее стен — ты обычный человек, ты просто Артем Казанцев. Во-вторых, раз уж зашла речь о том, что там происходило в школьных стенах, позволь напомнить — ты стал директором уже после того, как уволился Максим. Все между ними с Машей тогда уже случилось. И ты не мог ничего изменить.

Казанцев как-то зло и нервно усмехнулся. Его собственное подсознание, совершенно не церемонясь, всколыхнуло в памяти несколько особенно ярких картинок из прошлого. Артем понимал: пора жать на стоп и заткнуться. А потом, быть может, поцеловать Риту и забыть об этой их стычке. Но остановиться было почему-то титанически сложно.

— Может, мы просто перестанем о них говорить? — предложила вдруг Рита и упала спиной на постель. — Каждый раз, когда ты слышишь Машино имя, Артем, мы оказываемся на грани скандала.

— Это неудивительно, учитывая ее «заслуги» и тотальное отсутствие мозгов у Соболева, — в очередной раз не сдержался Артем. — Черт, прости, ты права.

Но красная черта в Ритином понимании уже была пройдена. Она закрыла глаза и проговорила, едва слышно:

— Несколько раз я думала о том, что это какой-то твой личный триггер, но никак не могла взять в толк, как ты можешь быть связан с чем-то подобным. И только пару дней назад я вспомнила о ней.

Артем непонимающе посмотрел на жену, совершенно не чувствуя никакого подвоха. Обычно интуиция начинала вопить в нем, когда на горизонте мельтешило что-то опасное, но здесь она отчего-то промолчала.

— И о ком же ты вспомнила, моя радость? — совершенно расслабившись, поинтересовался Артем и, склонившись над Ритой, поцеловал ее в плечо.

— О Дарине. — Имя прозвучало почти как выстрел на поражение. — Скажи честно, Артем, когда ты с ней переспал, ей хоть исполнилось восемнадцать?

* * *

Декан пожал Максиму руку и по-отечески улыбнулся. В глубине души он не одобрял все, что олицетворял некогда его успешный выпускник, но прекрасно понимал — Соболев слишком хороший преподаватель, чтобы его терять. В конце концов, та девочка, что выскочила за него замуж — она ведь сделала это еще до поступления. С таким же успехом в университете, на его родной кафедре мог появиться самый обычный молодой аспирант, успевший обзавестись женой, которая тоже здесь учится. И, положа руку на сердце, стоило признать — подобное вполне может произойти между теми, кто увлечен литературой, которая дурманит разум трепетных душ.

— Я рад, что вы меня услышали. — Максим склонил голову в поклоне — старая привычка еще со студенческих времен. — И что не будет проблем.

Декан вновь улыбнулся.

— Какие могут быть проблемы, Максим Михайлович? Дети — это прекрасно!

«Но только не когда их заводят почти такие же дети», — пронеслось в его голове.

— Но, Максим, теперь ты должен услышать меня не как декана, а как человека, который знает тебя много лет.

— Я вас внимательно слушаю, — совершенно спокойно кивнул Соболев, но по его резко вскинутой голове декану быстро стало понятно, что он сможет говорить ровно до того момента, пока Максима это будет устраивать. — Вы же знаете, что я всегда прислушиваюсь к вам.

— Отрадно слышать, — мужчина откашлялся. — Максим, я рад, что ты счастлив в браке с этой девочкой, но ребенок — это совершенно иная ответственность. В вузе быстро найдут новую тему для сплетен, о вас забудут — не успеет кончиться первая учебная неделя. Но… — Он посмотрел на Максима взглядом, от которого его прошибло ознобом. — Ты готов стать отцом? Хорошо ли ты в себе разобрался? Твоя ветреная натура…

Соболев дернулся, но промолчал.

— Насколько ты уверен в том, что этот брак тебе не наскучит? Или, что бывает — ведь это жизнь, ты не встретишь очередную молоденькую девочку, с которой у тебя завяжутся отношения? Извини меня, этот разговор ужасен, с какой стороны не взгляни на него, но я надеюсь, что ты меня услышишь, а после прислушаешься к самому себе. Девочка еще так молода, у нее вся жизнь впереди. Ты уверен, что не разрушишь ее?

Максим вцепился пальцами в подлокотники кресла и глубоко вдохнул. Декан все же позволил себе лишнего, но не хотелось с ним скандалить, в том числе и по причине преклонного возраста.

— Я вас услышал. Спасибо.

Не дожидаясь ответа, он быстрым шагом пересек кабинет и покинул его, надеясь, что не сорвется. Попытался представить себе улыбающуюся Машу, но перед глазами только мельтешили какие-то яркие пятна. Максим остановился посреди коридора, закрыл глаза и медленно растер виски. Вспыхнувшая головная боль обещала стать проблемой на весь оставшийся день.

К тому же, в его сознание пытался пробиться какой-то тонкий, незнакомый голосок.

— Извините, — Максим, наконец, понял, что голос был реальным и теперь извинялся. — Не подскажите, где находится приемная факультета гуманитарных наук? Мне нужно занести оригинал аттестата, а я плутаю по этажу уже минут десять!

Соболев открыл глаза. Голос принадлежал невысокой девушке, вероятно, абитуриентке, раз речь шла об оригиналах документов. Она рассеянно хлопала глазами и прижимала к груди красную папку для бумаг.

— Дойдете до конца коридора, там будет лестница, подниметесь на пятый этаж, первый кабинет слева, — совершенно без эмоций ответил Максим и махнул рукой в нужную сторону. — Всего доброго.

Девушка застенчиво — слишком застенчиво — улыбнулась ему и принялась рассыпаться в благодарностях. А потом вдруг спросила:

— А вы… Вы преподаете на факультете?

— Преподаю. — Максим окинул девушку взглядом гораздо более внимательным, чем прежде. — Учебный год еще не начался, вы пока что еще не поступили, но я, пожалуй, дам вам один совет. Думайте об учебе — и не более. Вход в этот вуз непрост, а вылететь можно по щелчку пальцев. Всего доброго.

— До свидания, — пискнула девушка и поспешила к лестнице.

С чувством выполненного педагогического долга Максим спустился на первый этаж и набрал номер Маши.

Два месяца — и все будет кончено.

Тридцатое сентября

Кажется, об этом рассказывала Лейла. Кажется, на свадьбе Риты и Артема. О том, как Кирилла арестовали на ее глазах. Кажется, в конце Лейла добавила, что иногда, просыпаясь, все еще слышит, как щелкает застежка наручников на его руках.

Теперь она и сама будет это слышать. И вряд ли хоть когда-нибудь забудет, как это выглядит.

— Позвони родителям, — совершенно спокойно давал последние наставления Максим, совершенно не обращая внимания на то, что за его спиной стоят два совершенно незнакомых человека. — Потом Артему. И Карине, у тебя есть ее номер.

Маша безучастно кивнула. Инстинктивно она накрыла рукой живот — чувствовала опасность. Максим смотрел на нее, не отрывая глаз от ее лица, как будто хотел запомнить каждую мелочь. От этого его взгляда хотелось не плакать, но выть. Но Маша не могла позволить себе такой слабости. Она — будущая мать, ей нужно беречь ребенка, а для этого придется позаботиться о себе.

— Я этого не делал, — твердо, будто аксиому произнес Максим. — Пожалуйста, поверь мне.

— Я тебе верю.

Дверь захлопнулась. Маша так и продолжила стоять в коридоре. Несколько слезинок все-таки скатились по ее щеке — и неудивительно. Только что с Максимом они обменялись вежливой ложью.