Малыш и Карлсон (джен)

Так прошла неделя. Сегодняшний день ничем не должен был отличаться от обычного: папа и мама уехали в город, а из села на велосипеде прикатила фрекен Бок. Отличия начались чуть позже, когда после завтрака Малыш вышел поиграть во дворе.

На этот раз вместе с Филле пришёл ещё какой-то тип еще более мерзкой и подозрительной наружности. Он стоял и зыркал по сторонам, пока Филле разговаривал с фрекен Бок. Судя по злым раскрасневшимся лицам, разговор, кажется, не задался. Ясно было, что между ними назревала ссора. Малыш развернулся и пошел в дом, чтобы его не отругали за то, что он тут стоит и подслушивает.

Внезапно со стороны ссорящихся раздался истошный женский вопль. Малыш обернулся и увидел, как фрекен Бок с перекошенным от ужаса лицом оседает на землю, зажимая рукой окровавленный бок, а над ней навис Филле с ножом в руке.

— Рулле! Щенок! — заорал Филле, заметив Малыша, а сам начал бить свою подругу кулаком по голове. Та охнула и скорчилась на земле, то ли оглушенная, то ли потеряв сознание.

Рулле, ругнувшись, кинулся к Малышу. Ужас словно иглой пронзил Малыша с головы до пят, и он опрометью кинулся к дому, инстинктивно ища в нем спасение. Еще никогда в жизни он не бегал так быстро. Ноги несли его так, что он, казалось, едва касался земли. Но Рулле оказался быстрее. Кто бы мог подумать, что взрослые могут бегать так быстро. Проскочив крыльцо, Малыш попытался захлопнуть за собой дверь, но не успел — его преследователь без труда распахнул ее на себя, и дверная ручка вырвалась из слабых детских пальцев. Вскрикнув, Малыш бросился по коридору, увернувшись от руки, которая лишь мазнула по его спине скрюченными пальцами. Рулле догнал его одним огромным прыжком и в этот раз ловить уже не пытался — страшный удар пришелся в голову. К счастью, кулак прошёл по касательной, иначе он, вероятно, убил бы Малыша на месте.

Мир взорвался снопом искр и звенящей болью во всём черепе, он пролетел через полкоридора, прокатившись по полу. Все вокруг поплыло в красном тумане, в ушах гудело, голова раскалывалась от тупой боли в затылке и жжения на разбитом лице, рот был полон крови. Руки Малыша подламывались, так что он не мог даже встать, лишь едва оторвал щеку от пола. Рулле, тяжело дыша, с перекошенным от ярости лицом двинулся было к нему, но тут входная дверь с треском хлопнула, и он обернулся на звук.

В коридор ворвался Карлсон, но выглядел он так, что Малыш едва смог узнать его: куда делась его клетчатая рубашечка, штанишки и аккуратные ботиночки! Сейчас он был одет в какую-то косматую шкуру, словно пещерный человек. Сходство добавляли голые руки и ноги, с грубой потемневшей кожей, покрытые редкими тёмными волосами, большие босые ступни громко шлепали по полу. Лицо Карлсона, тоже враз потемневшее, вытянулось, нос увеличился вчетверо, рот стал больше, растянувшись в широкую пасть, полную крупных крепких зубов. Весь он теперь выглядел как карликовый тролль, кряжистый и массивный. В руках у него был огромный логгерхед⁽¹⁾ длиной в его рост, такой ржавый, словно он много лет пролежал зарытым в землю.

— Боже милостивый! — воскликнул Рулле.

При этих словах Карлсон дернулся, словно наступил на раскалённый гвоздь.

— Заткни! Свой! Рот! — взревел он, с каждым словом обрушивая логгерхед на стоящего перед ним человека.

Первый удар пришелся на выставленные вперёд руки, и Рулле с воплем боли отшатнулся, прижав раздробленную кисть к груди; второй попал в бедро, куда коротенькому Карлсону легко было попасть. Рулле рухнул на пол как подрубленный. Он истошно завопил, но третий удар прекратил его мучения, угодив прямо по темени. Рулле с глухим стуком уронил голову на пол и затих.

Малыш ещё раз попытался встать, но в голове его всё закрутилось, и от вкуса крови во рту его начало мутить. Сильные руки подхватили его, мягко понесли в спальню — туда, гле лежал сотовый. Кажется, его даже не несли, а он просто летел по воздуху, затем те же руки положили его на кровать

— Ай-ай-ай! Ай-ай-ай! — бормотал Карлсон. Малыш видел его обеспокоенное лицо, ставшее таким же, как было прежде: широкое, румяное, с по-старому маленьким носом и жёсткими щетинистыми волосами. Обратно вернулись и штаны, и рубашечка, только кисти рук и ступни остались большими, огрубевшими, с темной волосатой кожей и крепкими коричневыми ногтями. — Доктор! Доктор тебе нужен, малыш Свантесон.

И он осторожно, кончиками пальцев подсунул ему сотовый телефон.

Малыш и сам сообразил, что дела плохи, но тут ему стало совсем худо и его вырвало. Рвота не принесла облегчения — напротив, мир поплыл и завертелся перед глазами, и он обессиленно положил голову на кровать, чувствуя лицом подушку под покрывалом.

— Надо говорить, малыш Свантесон, — умоляюще повторял Карлсон, опасливо подталкивая сотовый под нос Малышу, — надо включить эту говорящую коробочку. Только ты можешь с нею обращаться.

Малыш попробовал нашарить телефон рукой, и в этот момент сознание всё таки решило оставить его.

Очнулся Малыш уже в больнице. Он лежал на больничной койке, голова его была забинтована, разбитая губа запеклась коркой и неприятно саднила, горло почему-то сильно болело, но чувствовал он себя гораздо лучше. Улыбчивая медсестра, заметив, что он пришел в себя, позвала доктора, и тот явился вместе с бледными уставшими родителями и человеком в полицейской форме. После осмотра, доктор разрешил Малышу немного поговорить, и мама сразу кинулась обнимать его.

— Малыш, Малыш! — причитала она. — Как же ты нас всех напугал, — а папа держал его за руку и осторожно, едва касаясь, гладил по голове.

— Ну а теперь расскажи, Сванте, что произошло, — сказал полицейский, когда семья, наконец, немного пришла в себя и все успокоились.

Малыш начал торопливо рассказывать: про Филле, про Рулле, про фрекен Бок, наконец, про Карлсона. Полицейский, вначале доставший блокнот и ручку, почти тут же положил их обратно в карман, а папа и мама испуганно переглянулись.

— Кажется, вам лучше обратиться к врачам, — посоветовал им полицейский, — всё таки у мальчика серьезное сотрясение мозга.

Затем он ушёл, а мама начала плакать. Малыш понял, что ему никто не поверил.

На следующий день после осмотра сразу двумя разными докторами, к Малышу пришла какая-то совсем особенная женщина-врач. Ей он рассказал то же самое, но, памятуя о вчерашнем, уже более подробно. Женщина, в отличие от вчерашнего полицейского, всё подробно записывала, а в конце очень мило пожелала выздоравливать.

Малыш быстро поправлялся, и его вскоре выписали. Пока он неспешно переодевался в уличную одежду, врач беседовала с его родителями за полуприкрытой дверью.

— Детская психика довольно гибкая, — говорила она, непрестанно поправляя на носу очки в тонкой оправе. — Полиция ведь так и не нашла следов посторонних в доме, за исключением двоих нападавших, о которых рассказала фрекен Бок, герр Свантесон?

— Нет, — ответил папа, — они считают, что экстренную службу вызвал один из них, когда осознал, что они натворили. Потом они, видимо, сбежали, так и не взяв ничего, что собирались украсть. Или, скорее, увидели, что крупно ошиблись, и брать в доме особо нечего.

— Думаю, так оно и было, — кивнула врач и вновь поправила очки, — и этот мужской голос, просивший о помощи, наверняка принадлежал одному из этих двоих. Возможно даже, что Малыш, будучи в бессознательном состоянии, слышал этот голос, и он так трансформировался в его подкорке. Видимо, Сванте очень понравилось в деревне, и он подсознательно разделяет хорошее и плохое, придумав себе защитника. На этот фон наложились и рассказанные вами сказки о домовом.

— Это не опасно? — с тревогой спросила мама. — Может, нам следует отвезти его обратно в Стокгольм. Конечно, вряд ли эти двое когда-нибудь вернуться, да и мы примем меры, но все же...

— Мальчику, очевидно, нравится ваш новый дом, — ответила врач, — а фантазии помогают ему справляться со страхами и плохими ассоциациями. Я думаю, они скоро сойдут на нет. Но если вы заметите какие-нибудь негативные изменения: тики, навязчивые страхи и движения и что-то подобное, обращайтесь. Возможно, потребуются сеансы семейной психотерапии. Вы уже приобрели то, что...

— Да, — улыбнулся папа, — он ждет его в машине.

— Я думаю, реальный друг быстро заместит выдуманного, — так же улыбнулась женщина. — Всё будет хорошо.

Они попрощались, родители забрали Малыша и направились к машине.

— Там тебя кое-кто дожидается всё утро, — загадочно сказал папа.

Малыш заглянул в салон. На заднем сиденье сидел большой лопоухий щенок. Увидев Малыша, он вскочил и смешно поковылял по сиденью на огромных непослушных лапах.

— Собака! — радостно воскликнул Малыш. — Это же собака!

— Это настоящая овчарка, — гордо сказал папа, — подружись с ним, и он никогда не даст тебя в обиду. Его зовут Бимбо, но нам сказали, что ты можешь дать ему другое имя, если захочешь.

Они снова ехали знакомой дорогой, и по обочинам снова мелькали знакомые сосны, ели и редкие домики фрем. Малыш развалился на заднем сиденье, а щенок сидел у него на коленях, таращился на него ласковыми коричневыми глазами и время от времени то лизал ему руки, то игриво и небольно хватал за пальцы. "Познакомлю тебя с Карлсоном, — думал Малыш и чесал двумя пальцами жесткую шерстку на загривке, пока щенок с ворчанием мотал туда-сюда ушастой головой, — будете с ним охранять дом от плохих людей и троллей. Он тебе понравится, вот увидишь. Кажется, он самый лучший в мире воспитатель собак."

1) Логгерхед, т.ж. mulling iron (железо для глинтвейна) — металлический инструмент, состоящий из длинного стержня с шаром на конце, который нагревается на огне, а затем погружается в какой-либо материал (например, смолу или жидкость), чтобы расплавить или нагреть его. Применялся при смолении лодок, канатов, а также при изготовлении глинтвейна и флипа

Вернуться к тексту