Малыш и Карлсон (джен)

Малыш сидел у окна на заднем сиденье отцовского "универсала" и смотрел в окно. Интересно было первые пару часов поездки, потом его одолела скука. Ехать надо было долго, очень долго: намного дольше, чем до маминой родной Эскильстуны, и даже дальше, чем до папиного Гётеборга.⁽¹⁾ Именно там папа купил загородный дом. Это была его давняя мечта.

"Вот увидишь, Малыш, — радостно твердил он время от времени, — нет ничего лучше для здоровья мальчишки в твоем возрасте, как провести лето в сельской местности. От городского воздуха чахнут даже мухи, не то что люди". Сам папа в детстве несколько раз гостил у своих родственников на ферме и считал себя знатоком.

Раньше семья Свантесонов вынуждена была проводить все время в городе и только во время отпуска они уезжали куда-нибудь, да и то, если отпуска мамы и папы хоть немного совпадали. Сейчас карьера герра Свантесона (так звали папу Малыша люди, с которыми тот работал) пошла в гору, и он получил право на какие-то "работы в филиалах", что и дало возможность купить этот дом "в южных плоскогорьях". Папа очень гордился этим, и мама тоже, хотя она родилась и выросла в городе, и деревенской жизни побаивалась.

— А не слишком ли далеко, Густен? — с беспокойством говорила она.

— Ну что ты, Анна, — отвечал ей папа. — Село там в двух шагах, рядом шоссе, и всего час езды до большого города. Есть сотовая связь. Озеро не близко — вряд ли Малыш сможет до него добраться в одиночку и точно не утонет. К тому же, он достаточно взрослый, чтобы знать, что для него опасно. Люди там мирные и спокойные. Да и чего бояться: это же дом пастора, а он свой приход держал в железных рукавицах, как говорят. Я вам расскажу, что там узнал. Он даже дочь свою выгнал из дому, когда она принесла в подоле...

— А что она принесла? — поинтересовался тогда Малыш, который крутился рядом. Очень уж интересно было узнать об этом их доме.

— Рано тебе об этом знать, — с улыбкой ответила мать. — Вот подрастешь, и всё сам узнаешь. — А затем вновь с сомнением обратилась к мужу. — Ты говорил, что там даже электричества нет.

— Я заказал мотор-генератор с аккумулятором и системой управления, — уверенно сказал папа. — На первое время будет и свет, и холодильник. А готовить можно на газовой плите, ты же все детство с такой прожила! Потом подведу линию от села. Это не так быстро делается.

— Ну я не знаю... — растерянно говорила мама, складывая руки на коленях. — Когда ты говоришь, всё кажется так просто. Ведь Малышу придется в некоторые дни оставаться совсем одному.

— Он и в квартире остаётся совсем один, — возразил папа, — и сидит пол-лета как в клетке. Так и глаза испортит, и психику. А там погуляет по двору, может познакомится с деревенскими мальчишками. В крайнем случае, если он будет бояться, наймем какую-нибудь девушку из деревни, чтобы приглядывала за ним, пока нас не будет.

— Я не буду бояться, — заявил тогда Малыш, — я вообще ничего не боюсь. Давайте заведем сторожевого пса, мы с ним будем вдвоем охранять дом от волков и медведей.

Папа рассмеялся и потрепал его по голове.

— Нет там никаких волков и медведей, — сказал он, — а насчёт пса мы подумаем.

Вот так Малыш оказался в машине, которая вот уже пару часов несла их с мамой и папой в далекий дом где-то на северо-западе.

Широкое шоссе сменилось дорогой, окруженной хвойным лесом; дорога, доведя их до небольшого села, раскиданного по склонам холма, сплошь заросшего старыми кривыми елями, свернула в сторону, превратившись в две узких колеи на каменистом грунте. В конце концов пришлось свернуть и с нее. Они медленно и осторожно миновали огромную поваленную сосну, наспех оттащенную чуть в сторону, чтобы освободить проезд к большому фахверковому дому с мезонином, стоявшему, казалось, прямо посередине леса. Ворота перед домом отсутствовали, лишь два древних давным-давно рассохшихся столба отмечали место, где они стояли; забор почти начисто истлел, двор был покрыт высокой, в рост Малыша, травой. Трава эта перед домом, впрочем, была основательно вытоптана и смята колесами техники. Во дворе штабелями лежали доски ,брусья, кровельное железо и прочие подобные вещи. Вокруг дома в зарослях травы и кустов, образовавших натуральные джунгли, виднелись хозяйственные постройки.

— Дом, конечно, старый и нуждается в ремонте, — воскликнул папа, — зато он большой, в экологически чистом тихом месте и достался мне почти задаром.

С этого дня началась деревенская жизнь Малыша. Боссе и Бетан, его старшие брат и сестра, отправились в летний лагерь, а Малыш остался на попечении родителей. Мама и папа по очереди брали работу на дом, и тогда кто-нибудь из них сидел дома, уткнувшись в ноутбук или роясь в папках со скучными таблицами и числами, время от времени отвлекаясь на разные хозяйственные дела или обед с Малышом на кухне.

В такие дни он помогал отцу очищать дом от хлама, оставшегося от прежних хозяев, и постигал деревенский быт. Особенно он любил рыться в отцовских инструментах и смотреть на огромный мотор-генератор, стоявший в пристройке, когда-то, вероятно, бывшей конюшней или чем-то подобным, но сейчас полуразобраной и сильно изветшалой. "Надо чинить крышу, — говорил папа всякий раз, когда находил Малыша разглядывающим огромные кнопки на блоке управления двигателем, — иначе дождь может залить генератор, а на одних аккумуляторах мы долго не просидим". И он задирал голову кверху и с деловым видом бродил по пыльному щелястому помещению, а Малыш бегал вокруг, составляя ему компанию. Иногда в такие дни случались и интересные вещи: как-то раз, разбирая мусор и грязь в подвале, папа выволок оттуда совершенно грязный предмет.

— Этот ящик я нашел в самом дальнем углу подвала, — сказал папа. — Кажется, он целиком железный. Насилу я его вытащил.

Ящик и в самом деле был склепан из стальных пластин, весь черный, словно обожжённый, и выглядел весьма зловещим. Никакого замка на нём не было, но как папа ни старался, ящик упорно не открывался.

— Наверное, петли совсем заржавели, — пояснил папа. — Попробую найти машинное масло и керосин. Быть может удастся его открыть. Не хочется резать — вдруг вещь старая и ценная. Вдруг там вообще окажется клад! Представляешь, Малыш?

Он ушёл в дом и принялся рыться в кладовой.

Малыш тоже решил осмотреть и потрогать странный предмет. К его немалому удивлению, крышка ящика, которую его папа не смог даже стронуть, с лёгкостью откинулась от его руки, и он, весь дрожа от любопытства, заглянул внутрь.

Всё место в ящике занимало нечто, похожее на ком грязной косматой шкуры. Малыш нагнулся, чтобы рассмотреть странную дрянь получше, но тут ком внезапно шевельнулся, словно бы вздохнул. Малышу стало страшно. Он подумал, что это могут быть гигантские крысы вроде тех крыс-мутантов, которые обитают в метро и пожирают людей, по неосторожности оказавшихся там ночью в одиночестве. Об этом рассказывали ему мальчишки в школе. Поэтому он немедленно отбежал подальше и кинулся на поиски отца.

Но когда они с папой поспешно вернулись к ящику, тот был абсолютно пустым: внутри не было ни малейшего намека на одержимое, только голая сталь, такая же черная и обугленная внутри, как и снаружи, и едкий запах чего-то сгоревшего.

— Наверное, тебе показалось, Малыш, — с улыбкой сказал папа и потрепал его по голове. — Игра света и тени. Здорово, что ты смог его открыть. Может, тут есть какой-нибудь секретный замок?

Но тщательный осмотр ничего не дал: никакого замка, ни тайного, ни явного, на ящике не было, и теперь он открывался совершенно свободно.

— Думаю, закусило петли, — пробормотал папа, — а ты ухитрился толкнуть крышку под нужным углом. У тебя легкая рука, Малыш.

Ящик закинули в кладовку к остальным старым и ненужным вещам, найденным в доме, и тут же забыли про него.

Мама, конечно, подобными вещами не занималась. Она обычно готовила, пыталась навести порядок в старой кухне или в спальнях или читала Малышу сказки и детские рассказы. Специально для Малыша у неё была припасена толстая книжка про мальчика, такого же как Малыш, и тоже приехавшего в деревню. В книге было полно ярких красочных картинок, изображавших главного героя, попадающего то в одну, то в другую историю на ферме своего дедушки. Правда, в книге была описана настоящая крестьянская жизнь, с коровами, курами и прочими существами, которым положено быть на ферме. У Малыша же не было даже собаки.

По выходным и папа и мама были дома, и они все вместе делали ремонт в комнатах или садились в машину и ехали в город есть мороженое и развлекаться. Но в некоторые будние дни так организовать работу не получалось, и родители уезжали в полном составе, а Малыш был предоставлен самому себе. Ему оставляли на обед еду в кастрюле, завернутой в одеяло, чтобы она оставалась теплой, и наверное сотню предупреждений и поучений, что он должен и чего не должен был делать в отсутствие взрослых.

Вот и сегодня выдался именно такой день. Папа в очередной раз посетовал на старое засохшее дерево, вытянувшееся вдоль дороги и топорщившее сучья в опасной близости от проезжающего автомобиля, и точно такое же, но еще стоящее рядом, и в очередной раз пообещал сам себе купить бензопилу, чтобы спилить его, пока оно не упало на проезд или, чего доброго, прямо на автомобиль, и лебёдку, чтобы уволочь эти деревья куда-нибудь подальше. Мама, как обычно, напомнила ему об овсяной каше в кастрюле и несколько раз повторила, чтобы он не баловался с огнем, не лазил по крыше и вообще не затевал опасные игры.

— Надо всё же нанять какую-нибудь женщину в деревне, чтобы присматривала за малышом в наше отсутствие, Густен, — сказала она отцу, садясь в машину. — Весь день сердце не на месте.

— Он у нас большой уже мужчина, Анника, — ответил старший Свантесон и подмигнул Малышу.

Малыш помахал рукой вслед уезжающему авто, и вернулся в дом. На это утро он уже нашёл себе занятие: он собирался немного почитать книгу про приключения мальчика на ферме, чтобы не разучиться читать за лето, и позапускать свой вертолёт. В одну из поездок в город ему купили эту замечательную игрушку: маленький вертолетик, который нужно было насаживать на специальную запускалку. При рывке верёвочки, запускалка раскручивала пропеллер, и вертолетик взмывал вверх. Обладать такой игрушкой в городе было неудобно — в квартире очень мало места и низкие потолки, а на улице того и гляди запустишь его в чьё-нибудь окно или его раздавит автомобиль, да мало ли бед может случиться в тесной городской застройке. Здесь же Малыш рассчитывал разгуляться с ним как следует.

Сначала он решил растянуть удовольствие и выполнить в первую очередь самую серьезнуюю часть своего распорядка дня. Он вынес во двор книгу и покрывало, устроил себе лежбище под старой яблоней у остатков забора, а потом сходил на кухню, чтобы взять себе немного печенья к чтению. Однако вернувшись обратно, он обнаружил, что книжка исчезла. На своем месте была яблоня, покрывало, а книжка как сквозь землю провалилась. Он перерыл всю траву вокруг, заново прошёл весь свой путь по дому, но так ничего и не нашёл. "Может, сорока утащила, — подумал Малыш, оглядываясь вокруг, — или филин. Сорока, пожалуй, не унесла бы такую большую книгу". Он слышал, что птицы любят воровать яркие красивые вещи, правда, речь в таких рассказах шла о сороках, но филин ведь тоже птица, и по мнению Малыша, должен был водиться в окрестных лесах.

Огорченный, он со злости съел печенье, и вернулся домой за вертолетиком, решив уж с него-то точно глаз не спускать.

1) Вымышленный город в вымышленной скандинавской стране Швеции, которая по ряду обстоятельств несколько напоминает реальную Швецию. Вероятному читателю, возможно, интересно будет узнать, почему используется вымышленная Швеция. Дело в том, что если бы я жил в реальной Швеции, я бы непременно использовал именно её, но за неимением таковой приходится обходиться вымышленной. Чем же она отличается от оригинала, быть может, поинтересуетесь вы? А кто бы ее знал

Вернуться к тексту

Запустив свой летательный аппарат во дворе, он убедился, что нехитрый механизм функционирует как надо, он вышел за ворота на выезд с фермы.

В этот раз запуск удался особенно хорошо: лёгкий вертолетик взмыл высоко вверх, до самых верхушек сосен. И там проказник-ветер, почти неощутимый у земли среди деревьев, толкнул игрушку в сторону. Крохотный аппарат застучал лопастями по засохшим веточкам и замер среди сучьев, накрепко застряв на высоте добрых семи метров. Малыш с надеждой постоял еще немного, задрав вверх голову, ожидая, что его вертолет свалится обратно, но нет — чуда не случилось: игрушка продолжала висеть среди ветвей засохшего дерева.

Он принялся швырять камни и палки, но сучья, растущие ниже, не давали возможности сбить игрушку, а более тяжелые камни он попросту не мог забросить на такую высоту. Малыша начала разбирать злость. "Вот купит папа бензопилу — спилит это дерево ко всем чертям!" — сердито думал он про себя, возвращаясь в дом с одинокой запускалкой в руке. Но тут ему пришло в голову, что папа ничего не знает о застрявшем вертолетике и не будет торопиться с покупкой. Да и вообще, возможно, вернется уставшим, и ему будет не до игрушек. Поразмыслив, Малыш решил, что раз уж он стал совсем взрослым, пора учиться разбираться с проблемами самостоятельно. Даже если ничего не получится, отец сразу увидит, что его сын хотя бы попытался. Из книг, что читала ему мать, он знал, что деревья рубят топорами специальные люди, которые так и называются: лесорубы. И значит, вполне можно обойтись и одним топором, тем более, что он уже видел подходящий среди инструментов, и знал, где он лежит.

Топор был тяжел, в самый раз для такого огромного дерева, думал Малыш, возвращаясь к месту авиакатастрофы. Он поплевал на руки, так как во всех его любимых сказках так поступали все дровосеки, взялся за топорище и со всего размаху ударил лезвием по комлю дерева. Сухая сосна глухо задрожала, и топор отскочил от нее, едва не вылетев из рук. Часть сухой коры отвалилась, обнажив старое черное дерево с крохотной, жалко выглядящей зарубкой. "Терпение и труд, терпение и труд!" — сказал сам себе Малыш и принялся рубить дальше.

Попадать в одно и то же место оказалось на удивление тяжело. Малыш истюкал весь ствол и до такой степени устал, что едва мог удержать топор после удара, а врубился в ствол чуть больше, чем на толщину пальца. Естественно, проклятая сосна и не думала падать, а вертолетик так и продолжал висеть.

— День добрый, малыш! — раздался сзади бодрый голос, и не ожидавший этого Малыш испуганно обернулся.

На ветке поваленного дерева сидел маленький коренастый человечек. Был он ростом с самого Малыша, но намного более плотный, кряжистый, несколько даже толстый, с крупными короткими руками и ногами, большой круглой головой на крепкой короткой шее. Волосы его, жесткие словно щетина, торчали во все стороны. Одежда на нем в точности повторяла ту, в которую был наряжен мальчик на рисунке из пропавшей книжки: штаны и рубаха с несколькими пуговицами, которая непонятно как еще не разошлась на нем. Даже башмаки выглядели так же, как на рисунке: на них не было видно ни застежек, ни шнурков, ни швов, словно они были сделаны из единого куска кожи.

Человечек был малорослый, но пропорции тела не были ни взрослыми, ни детскими. Лицо его, широкое, крупное, грубовато-простецкое, с маленькими, глубоко посаженными глазками, не проходило на детское, но при этом было гладким и розовым, словно нарисованное, без малейших признаков морщин и щетины. Малыш таращился на незнакомца и тщетно пытался понять, кто перед ним, ребенок или взрослый, и как к нему обращаться.

— А-а-а... А как ты догадался, что меня зовут Малыш? — наконец спросил он.

— Я подумал, что для этого топора ты немного маловат, — весело ответил человечек. — А тебя в самом деле зовут Малыш?

— Вообще-то меня зовут Сванте, — ответил Малыш, слегка обидевшись на такое заявление. Он считал, что с топором худо-бедно справлялся. — Сванте Свантесон. Я живу в этом доме. Мой папа купил его.

И он вопросительно уставился на незнакомца.

— О! — воскликнул человечек, словно и не заметив его взгляда. — У дома появился хозяин! А ты, стало быть, сын хозяина, малыш Свантесон! А можно спросить, что за человек твой отец? Не священник ли часом?

— Нет! — рассмеялся Малыш. — Что ты! Он... специалист... Работает в филиалах.

— Не знаю, что такое филиалы, но, должно быть, это что-то хорошее, — довольно произнес человечек, — а иначе как бы твой отец смог купить ферму?

Кажется, намеков его новый собеседник не понимал, и Малыш решил действовать напрямик:

— А тебя как зовут?

— То... То есть, Карл...сон. Карл Карлсон, вот как меня зовут⁽¹⁾. Скажи, а твоему отцу случайно не нужна помощь по хозяйству? Ну вот, к примеру, с рубкой и корчевкой леса, уходом за лошадьми и коровами? Я всё это могу.

— У нас нет лошадей и коров, — ответил Малыш. — А сколько тебе лет? Мне вот, к примеру, девять, и я уже почти взрослый.

На самом деле, он порядком приврал, потому что девяти ему еще не было, но он решил выдать себя за кого-нибудь постарше. Ведь неизвестно, сколько лет было его собеседнику.

— Девять лет — солидный возраст, — серьезно ответил человечек, — можно говорить, как взрослые мужчины. Ты уж не обижайся, что я говорю тебе "малыш", малыш Свантесон. Ведь есть ещё один Свантесон, твой отец, а если я буду звать его "старик Свантесон", он, пожалуй, и обидится, как считаешь? Мне тоже порядком лет. Я — мужчина в самом расцвете сил.

— А в каком возрасте бывает этот расцвет сил? — поинтересовался Малыш.

— В любом, — отмахнулся назвавшийся Карлсоном. — Ну, коровы и лошади — это пустяки, дело наживное...

— Ты пришёл из села? Ты живёшь тут? Кто твои мама и папа? — Малыш понял, что его новый приятель отвечает только на прямо заданные вопросы, а болтает совсем не по делу и решил разузнать как можно больше.

Эти вопросы, на взгляд Малыша, ничуть не отличались от предыдущих, но, кажется, огорчили Карлсона, потому что тот внезапно понурился и вздохнул с самым несчастным видом.

— У меня теперь нет дома, — уныло сказал он, — и жить мне, стало быть, негде. Мама моя... мумия. Это я точно помню. А папа... Думаю, гном⁽²⁾.

— Ты не очень-то похож на мумию, — скептически сказал Малыш, хотя ему стало жаль бездомного человечка.

— А на гнома? — тут же спросил Карлсон.

— Похож, — признал Малыш, — но не совсем.

— Ну конечно, не совсем, — перебил его Карлсон, — ведь у меня мама — мумия.

— Что-то я не слышал, чтобы поблизости жили гномы и мумии, — сомнения всё ещё не оставляли Малыша, и он начал подозревать, что этот самый Карлсон, возможно, просто дурачит его.

— А я и не отсюда, — охотно пояснил Карлсон, — я долго летел, летел, пока не прилетел в эти края.

— И на чём же ты прилетел? — продолжал допытываться Малыш, все больше и больше уверяясь в своем предположении, ведь ничего похожего на аэродром в такой глуши и быть не могло.

Карлсон посмотрел на верхушку сухой сосны, где висел вертолетик.

— А вот на такой вот штуке.

— На вертолёте? — неверяще переспросил Малыш. — Настоящие вертолеты огромные! И где же твой, в таком случае?

— А у меня — маленький вертолёт, — заявил Карлсон.

— Ну уж это ты врёшь! — рассмеялся Малыш. — Ведь в настоящем вертолете должен быть еще мотор и пуск!

— А как выглядят эти самые мотор и пуск? — спросил Карлсон, хитро прищурившись. — Быть может, у моего вертолета как раз есть такие.

— Ну... — степенно начал Малыш, перестав смеяться, потому как, по правде говоря, и сам толком не был уверен. — Мотор — он рычит. Примерно как автомобиль...

— Это эти ваши железные телеги, которые ездят сами по себе, да? — перебил его Карлсон.

— Да, — кивнул Малыш, — а пуск... Это такая кнопка, которую надо нажать, чтобы мотор заработал. Она обычно красная. Или чёрная, — тут он сам засомневался, потому что на генераторе, что показывал ему отец, были обе эти кнопки.

— А на что похожи эти кнопки? — снова перебил его Карлсон.

— Это что-то вроде пуговиц, — ответил Малыш. — Ты что, никогда не видел кнопок?

— Что значит — не видел? — обиженно сказал Карлсон. — А это, по-твоему, что?

И он указал на свой объемный живот, на котором и впрямь красовались две большие круглые пуговицы, одна черная, другая красная. Странно, но Малыш не помнил, чтобы эти пуговицы были там до этого.

— А вот и мой вертолёт! — гордо заявил Карлсон, повернувшись к Малышу задом.

На спине его и впрямь оказался пропеллер, точь в точь такой же, как и на игрушечном вертолетике Малыша. Но тут сложно было сказать, был ли пропеллер у него за спиной всё это время или нет, потому что до этого Карлсон сидел к нему лицом.

— И ты хочешь сказать, что это пуск? — недоверчиво спросил Малыш, указывая пальцем на разноцветные пуговицы.

— Жми! — выпятил живот Карлсон.

— На какую?! — в Малыше проснулся азарт.

— На любую! — заявил Карлсон.

Малыш выбрал красную. Пуговица нажалась ровно так, как нажимается пуговица на чьем-либо животе, то есть почти никак. Но тут откуда-то со спины раздался звук мотора, лопасти пропеллера завращались, и Карлсон взмыл в воздух. Малыш в восхищении проследил, как его новый друг сделал пару виражей над дорогой и снова приземлился рядом с ним.

— И что ты теперь скажешь, малыш Свантесон? — с усмешкой произнес он. — Врет ли тебе твой друг Карлсон?

Доказательства были более чем убедительными, надо было это признать.

— Я даже не знал, что вертолёты могут быть такими маленькими, что их можно носить на спине, — признал Малыш.

— Потому что этот сделан самым лучшим в мире мастером моторов, — пояснил довольный Карлсон.

— И кто он? — тут же спросил Малыш.

— Карлсон, конечно, — ответил Карлсон и укоризненно взглянул на Малыша. — Такой большой и взрослый мужчина, как ты, мог бы и сам догадаться.

— Послушай, Калле⁽³⁾... — начал Малыш, (Карлсон укоризненно покачал головой), — то есть, Карлсон (Карлсон улыбнулся и важно кивнул). А ты не мог бы помочь мне достать мой вертолетик?

— Вот и нашлась работёнка для Карлсона! — воскликнул Карлсон и тут же с тихим рокотом двигателя взлетел к верхушке дерева. Что было странным, так это то, что теперь ему не понадобились кнопки-пуговицы для пуска. Кажется, он вообще о них забыл.

— Обычно работников кормят до того, как дают работу, — заметил он, вернувшись и протягивая игрушку, — но чего не сделаешь для хорошего человека.

— Так ты голоден! — воскликнул Малыш, запоздало сообразив, что если у человека нет дома, то и кухни, стало быть, тоже нет, а значит, и есть ему негде и нечего. — У меня, правда, есть только овсяная каша, но может...

— Каша?! — оживился Карлсон. — Это подходяще. Я уже много лет ничего не ел, особенно каши. А есть ли у тебя к ней масло?

— У нас в холодильнике полно масла! — заявил Малыш, решив, что нового друга и в самом деле следует покормить, раз уж он это заработал честным трудом. — Пошли.

Они направились к дому. Взбежав на крыльцо как был, с топором в руках, довольный Малыш заскочил в распахнутую дверь, но Карлсон замер на пороге.

— Я не могу вот так просто войти в дом, — грустно пояснил он. — Хозяевам следует пригласить меня.

— А мое приглашение считается? — удивленно спросил Малыш, хотя он считал, что распахнутая дверь уже сама по себе приглашение.

— Это легко проверить, — сказал Карлсон. — Пригласи меня, и мы посмотрим.

— Тогда заходи.

— Нет, — заупрямился Карлсон. — Скажи как положено. Пригласи войти в этот дом для еды и работы.

Малыш так и сделал, хотя звучало это, на его взгляд, странно. Карлсон робко переступил порог, а затем издал радостный вопль и принялся прыгать по полу

— Эгегей! — кричал он. — Получилось! Получилось! Верно, ты и в самом деле хозяин этого дома, малыш Свантесон! Ты об этом не пожалеешь, уж поверь! Кто самый лучший в мире работник, а?

Это, конечно же, оказался сам Карлсон. Малыш окончательно уверился в том, что Карлсон не мог быть взрослым — уж слишком шумно и хвастливо тот себя вел.

Они прошли на кухню, которая привела нового друга в полный восторг. Карлсон сразу заявил, что не ел уже много лет и съест столько, сколько хозяевам не жалко. Малыш вовсе не желал прослыть жадиной, да и овсяную кашу не любил, а потому положил себе совсем немного, а остальное вытряхнул в огромную хрустальную салатницу, которая сильно понравилась гостю. Затем он пошел за маслом. Вид открытого холодильника неожиданно напугал гостя до паники, и Малышу стоило некоторых трудов успокоить его. В конце концов Карлсон осторожно приблизился к открытой дверке и заглянул внутрь, не доходя впрочем до страшного холодильника пары шагов.

— Ты что, никогда не видел холодильник? — удивился Малыш.

— Я не люблю железные коробки, — мрачно сказал Карлсон. — И чем вас не устраивал обычный погреб?

— Холодильник удобнее, — пояснил Малыш, — не надо никуда ходить, продукты в нем не портятся, мясо не пропадает.

Путаные объяснения Малыша убедили Карлсона в несомненной пользе "холодного ящика", но подойти к нему поближе он наотрез отказался.

Наверное, он и впрямь не ел много лет, подумал Малыш, потому что в кашу отправился огромный кусок масла, в ход пошла самая большая ложка, та, которой раскладывают салаты, и Карлсон опустошил салатницу каши в мгновение ока. Малыш никогда не видел, чтобы кто-то ел с такой скоростью и жадностью.

Расправившись с кашей — причем вышло как-то так, что и ложка, и салатница оказались абсолютно чистыми — Карлсон отодвинул посуду в сторону.

— Эгегей, малыш Свантесон, какая работа у нас на сегодня? Ты, кажется, хотел валить и корчевать лес?

— Папа собирался купить пилу с мотором и спилить старое дерево, — пояснил Малыш, — чтобы оно не рухнуло на проезд, как то, на котором ты сидел.

— К чему нам ждать какой-то непонятной пилы? — удивился Карлсон, схватил топор и ринулся во двор. Малыш отправился следом.

Он никогда не видел, как валят и корчуют лес, а вот его новый приятель, видимо, знал в этом толк. Дерево, которое Малыш едва надрубил, затратив столько сил, Карлсон свалил с пары ударов, и оно с ужасающим треском рухнуло поперек дорожки к дому.

— Это пустяки, дело житейское!⁽⁴⁾ — весело заявил он, заметив, как испугался Малыш, видя такие разрушения. С этими словами он обхватил ствол руками и с лёгкостью поволок его в лес безо всякой лебёдки.

— Потом, если вам нужны будут дрова, — заявил он, вернувшись, — можно будет разобраться с ним, а пока пусть там полежит.

И он тотчас уволок и второе дерево, лежавшее на обочине. Затем наступил черед пней, которые Карлсон с той же лёгкостью выворотил из земли голыми руками и также уволок куда-то в кусты. Малыш, конечно, хотел ему хоть в чём-то помочь, но совершенно не представлял, как это сделать: Карлсон, кажется, был невероятно силен и проворен, и в помощи не нуждался.

— Ну как, малыш Свантесон? — заявил он, расправившись с деревьями. — В своей жизни я вырубил и выкорчевал столько деревьев, что их бы хватило на целый лес! Угадай, кто лучший в мире вальщик леса?

— Конечно, ты, Карлсон! — искренне ответил Малыш.

— А нет ли у тебя для меня еще какой-нибудь работы? — поинтересовался Карлсон.

— Давай подождем, что скажет папа, когда вернётся, — предложил Малыш, — мне он говорил только про эти деревья.

— Папа? — переспросил Карлсон, разом потеряв свой боевой настрой и даже как-то сжавшись. — А ну как осерчает на меня твой папа? Ну, знаешь, будет кричать, рисовать на дверях мелом, сыпать повсюду соль и прочее. Может, не будем ему пока ничего говорить? Ты просто разузнаешь у него, что ему нужно, а я потом всё сделаю. А ты будешь угощать меня кашей время от времени. Мне ведь многого не надо — тарелку каши раз-другой в неделю да уголок на чердаке. Меня никто и не увидит.

— Разве люди живут на чердаке? — удивился Малыш. — У нас он холодный и маленький. И там совершенно нет ни кровати, ни стульев, ни шкафов. Там даже окон нет!

— Об этом не волнуйся, — успокоил его Карлсон. — Мне достаточно клочка сена и совсем крохотного уголка. Ты даже не сможешь найти мое жилище, хоть обойдешь весь чердак на четыре раза. Угадай, кто лучший в мире прятальщик?

— Ты, Карлсон! — рассмеялся Малыш.

1) на древневерхненемецком слово "карл" обозначало свободного мужчину, поэтому имя, образованное от этого простого и нужного слова, быстро стало широко распространенным по всей германской части Европы

Вернуться к тексту

2) Еанонные слова канонного Карлсона — он и в самом деле сказал Малышу именно это

Вернуться к тексту

3) краткая и панибратская форма имени Карл

Вернуться к тексту

4) Конечно, на самом деле он говорит: "Det är en världslig sak", но кому какая разница?

Вернуться к тексту

— А куда делась старая сосна? — отсутствие дерева папа, конечно же заметил, но Малыш, помня об уговоре с Карлсоном, лишь пожал плечами.

— Наверное, деревенские спилили и увезли себе на дрова, — подумав, сказал папа. — Эти деревенские — ушлые ребята, уж я-то их знаю. Поняли, что новый хозяин наверняка приберет деревья к рукам, и решили не упускать шанс. А Малыш, видимо набегался за день и задремал, вот и не услышал.

Это объяснение всех устроило.

Карлсон быстро освоился на новом месте. Пока кто-то из взрослых был дома, о нем не было ни слуху ни духу, и ни малейшего следа его не попадалось в доме, но стоило Малышу остаться одному, как за окном раздавался звук моторчика, и выбежавшего во двор Малыша уже поджидал его новый приятель.

Карлсон был воистину неутомим и мастер на все руки. Когда мама задумала разбить цветочные клумбы во дворе и сетовала на бурьян и колючки, Карлсон каким-то образом расправился с ними так, что никто ничего не заметил: просто когда мама решила попросить папу помочь ей, внезапно выяснилось, что в траве, растущей во дворе, уже нет ни чертополоха, ни древесных побегов, которые так тяжело было полоть. Когда папа решил перенести часть стройматериалов под крышу, с работой он справился неожиданно быстро, словно кто-то носил часть материалов по ночам. Одним вечером он радовался тому, какой хороший генератор удалось купить, и как долго он работает на одном баке. Лишь Малыш знал, в чем тут секрет, и тихонько посмеивался. Просто как-то раз он застал Карлсона в сарае, когда тот осторожно подливал бензин в бак, пока генератор был выключен.

— Спокойствие, только спокойствие, — довольно бормотал он. — Пей-пей, зверь Генератор. Рычи, морозь нам молоко.

Работающего мотора Карлсон почему-то опасался.

— Думаю, этот мотор гораздо опаснее того, на котором ездят твои родители, — пояснил он Малышу. — Видишь, у этого лапы прибиты к камням. Наверное, чтобы он не бросался на людей.

И он указал на опоры двигателя, привинченные болтами к бетонной плите фундамента.

— Папа строго-настрого запретил мне трогать генератор без него, — с сомнением сообщил Малыш.

— И это очень мудрое решение, малыш Свантесон, — подхватил Карлсон. — В мое время маленьким мальчикам тоже запрещали подходить к злым жеребцам, чтобы не покалечиться, но ты ведь и не подходил. Так что беспокоиться нечего. А уж твоему другу Карлсону сложновато будет отгрызть пальцы, можешь быть уверен. Я видел, как твой папа обращался с этим зверем и теперь знаю, что за дрянь пьют ваши моторы, чтобы рычать и бегать.

— А где ты взял деньги на бензин? — спросил Малыш.

— Ну вот еще, буду платить за это гнусное пойло! — возмутился Карлсон. — Я позаимствовал его на другой ферме в бегающей железной повозке — там его еще полно.

— Так ты что, стащил его?

— Будет им урок! Надо получше следить за своими вещами, а не считать птиц в небе. Не волнуйся, малыш Свантесон, из нашего двора ни щепки не пропадет безнаказанно, уж можешь мне поверить. Угадай, кто лучший в мире сторож ферм? И кстати, твой отец не думал завести собак? Они стерегут двор... Не лошадь, и не корова, но всё живая душа в доме, а? И предупредит, если кто придет ночью. Тут, конечно, тихое место, нет ни троллей, ни хюльдр. Я уже пробежался по окрестностям. Но если какой тролль и забредет, я найду, чем намять ему бока. Угадай, кто лучший в мире борец с троллями?

— Конечно, ты, Карлсон! — воскликнул Малыш.

Впрочем, совсем избавиться от подозрений было невозможно. В один из дней, как назло, погода стала портится, и папа начал чинить крышу в том сарае, где стоял генератор, но закончить не успел. "Будем надеяться, дождя не будет," — сказал папа, но дождь, конечно же, пошёл. Генератор работал как часы, а утром выяснилось, что та часть крыши, что находилась над генератором, уже была надежно заколочена и укрыта изоляцией и кровельным железом, в точности так, как делал папа.

— Я же помню, что остановился, не дойдя до этого места, — озадаченно бормотал старший Свантесон, скребя затылок, — неужели я сделал и сам не помню, как?

— Совсем заработался с этим домом, — ласково сказала мама, погладив его по голове.

— А может, нам помогает домовой? — весело воскликнул папа. — Ты знаешь, что я слыхал в деревне? Что когда-то давно на этой ферме жил Томте⁽¹⁾. И говорят, это потому что томте на дух не выносят колокольный звон, а наш дом и в самом деле находится дальше всего от церкви. Тогда ферма процветала. А потом ее выкупил у старого хозяина приезжий пастор. Говорят, он был очень строг и набожен. Он сразу изгнал домового и навел в приходе свои порядки, но это ему не помогло: хозяйство совершенно разорилось, коровы издохли, поля заросли́ лесом, а после случая с дочерью все вообще пошло прахом...

— А как выглядит этот томте? — немедленно вклинился в разговор Малыш, видя такой интересный разворот.

— Что ты такое говоришь, Густав Свантесон! — строго сказала мама, указав отцу взглядом на Малыша. — Для чего ты это рассказываешь? Чтобы твой сын стал бояться ночевать в доме? Нашёл время и место!

— Не слушай своего папу, Малыш, — ласково обратилась она, обняв подошедшего Малыша за плечи. — Папа шутит. И рассказывает всякие глупости, которые ему навешали на уши всякие глупые люди в деревне. Верно ведь, Густав? Сегодня же найдем того, кто может присмотреть за Малышом, пока нас нет дома. Слышишь?!

Папе оставалось только согласиться, что он и проделал с виноватой улыбкой. Малыш решил спросить потом у Карлсона, не домовой ли тот часом, и если нет, то как выглядит этот домовой. Уж он-то наверняка должен знать.

Как оказалось, мама совершенно не шутила, и в следующий раз, когда родители одновременно собрались в город, им была готова замена: некая Хильдур Бок. Хоть к ней и обращались "фрекен"⁽²⁾, была она уже совсем не молоденькой девушкой. Фрекен Бок оказалась практически ровесницей мамы, однако рано обрюзгшей и располневшей, с тремя подбородками, глупым бесцветным лицом и злыми холодными глазами. И пусть она старалась вести себя предельно вежливо, Малышу она сразу не понравилась. Мама, кажется, тоже засомневалась.

— Не слишком ли она неопытна, Густен? — спросила она после знакомства с фрекен Бок. — Своих детей у нее нет. Может, стоит поискать кого постарше и поопытней? Какая-нибудь пожилая женщина была бы в самый раз.

Но, как оказалось, у домовых томте и пожилых женщин в корне разные предпочтения в отношении близости к колокольне, и ни одна старушка не согласилась терять весь день на ферме, а ходить сюда из села для них было слишком далеко. Да и фрекен Бок пошла на это

лишь потому, что ей обещали неполный день, а она прямо сейчас испытывала нужду в деньгах. Выбор кандидатов в селе был невелик.

Итак, мама с папой уехали, а в доме на какое-то время воцарилась фрекен Бок. Опасения Малыша в целом подтвердились: его соглядатайка оказалась нервной, раздражительной особой и к своим обязанностям относилась формально. Сначала Малыш был усажен за чтение (правда, ей было глубоко безразлично, читал ли ее подопечный что-нибудь или нет, и Малыш все это время просто вздыхал, тоскуя о своей прошлой вольной жизни), потом с тем же безразличием накормлен. Вкусные мамины тефтели после такого не лезли в горло. Наконец, он был спроважен во двор подышать свежим воздухом со строгим приказом не покидать пределы двора, а сама фрекен Бок принялась ходить по дому, рассматривая содержимое комнат. Взгляд у нее при этом был весьма недовольным и завистливым.

Малыш уныло потащился в сад, вернее, дикие заросли травы, разросшейся малины и яблонь, и там к своей огромной радости обнаружил Карлсона. Тот, расчистив часть зарослей, лежал на охапке сорванной душистой травы и курил маленькую трубку, пуская в небо дым⁽³⁾.

— Ты что, куришь, Карлсон?! — удивился Малыш, и радость от встречи друга и изумление начисто вытеснили из его памяти все те вопросы, что он хотел задать. — Мама говорит, что мальчикам ни в коем случае не следует курить.

— Большая умница твоя мама, — ответил Карлсон. — Привет, малыш Свантесон. Знал бы ты, сколько славных домов превратились в кучу головешек из-за этого! Поэтому я никогда не позволяю себе курить в доме. Да и не следует сыну хозяина подавать работникам дурной пример. Это всё для тех, кто ухаживает за скотом и корчует лес, вроде меня. Кстати, о работниках: я смотрю, вы уже наняли одну. А для чего? У вас ведь нет ни поля, ни огорода, ни коровы. Даже козы завалящей — и той нет.

— Да низачем! — скорбно ответил Малыш, и поведал ему о том, как с сегодняшнего дня изменилась его жизнь.

— Так она ещё и бездельница ко всему, — прокомментировал Карлсон рассказ Малыша. — Ну, если она не возьмётся за ум, придётся заняться ею как следует.

— А что в таких случаях делают? — полюбопытствовал Малыш. — Её ведь наняли папа и мама, а ты не хотел им показываться.

— А я и не буду, — невозмутимо ответил Карлсон. — Будем низводить и курощать.

— Что значит, "низводить и курощать"? — удивился Малыш.

— Значит "изводить и укрощать", только гораздо смешнее, — довольно пояснил Карлсон. — Знаю я эту братию: им только волю дай, на шею сядут и ноги свесят. За такими нужен глаз да глаз. Угадай, кто лучший в мире укротитель мучительниц мальчиков?

— Думаю, это ты, Карлсон! — воскликнул ободренный Малыш.

Через какое-то время фрекен Бок собралась и уехала на своем велосипеде в село, непререкаемым тоном пообещав вернуться через часок, чтобы найти Малыша там же где и оставила. Убедившись, что она скрылась за поворотом, Малыш отвел Карлсона в дом и накормил тефтелями.

Фрекен Бок, и в самом деле прикатившая через час, подозрительно посмотрела на сильно убавившуюся еду в кастрюле, но Малыш сказал, что уже пообедал, так как внезапно проголодался.

Так начался новый этап жизни Малыша под присмотром Бок. Первое время она несильно досаждала Малышу, подолгу отсутствуя и лишь время от времени наведываясь проследить, чтобы он ел и выполнял домашние поручения, которые благодаря помощи неутомимого Карлсона вообще не доставляли никаких неудобств. Затем она стала вести себя более нагло: к ней начал приходить какой-то мужчина неприятной бандитский наружности. Первое время они просто болтали у входа (так Малыш узнал, что человека звали Филле), затем она стала приводить его в дом, выпроваживая Малыша гулять во двор, а в конце концов, закончилось тем, что они столовались за счёт продуктов Сватесонов, а потом подолгу запирались в одной из спален. Правда, это оказалось на руку Малышу, который в это время мог привести Карлсона на кухню, в свою комнату и вообще был предоставлен сам себе, как в старые добрые деньки.

Он сейчас был занят важным и нужным делом: помогал Карлсону прижиться в доме. Сама по себе жизнь на ферме и нужная для ремонта работа, казалось, не доставляли самому Карлсону никаких проблем, но всякие привезенные из города вещи, такие как генератор, автомобиль, холодильник, газовая плита или телефон вызывали у него опасения и стойкую неприязнь. Когда он впервые услыхал звонок сотового, то вообще хотел спрятаться под кровать. Убедившись, что телефон не поедставляет опасности, а разговаривавшая с Малышом мама никак не может его увидеть, он успокоился, а после того, как узнал, что с помощью этой "говорящей коробочки" можно вызвать пожарных и докторов из города, даже одобрил его.

— Твой папа, верно, очень богатый и важный, раз может оплатить такое полезное колдовство и людей, бегущих на твое спасение незнамо откуда, — уважительно говорил он.

Малыш попытался объяснить ему как им пользоваться и даже показал номер экстренных служб спасения, но тут с удивлением обнаружилось, что Карлсон не очень хорошо знал цифры, а читать, похоже, вообще не умел.

— Ты — сын хозяина фермы, — просто пояснил он, — поэтому ходишь в школу и учишь всякие там номера и читаешь книги. А я-то нигде не учился.

Впрочем, телефон он в любом случае отказывался брать в руки, так что толку от этого урока Малыша оказалось немного, а стойкую боязнь больших металлических предметов вообще не удалось объяснить — Карлсон при этом всегда уводил разговор в сторону.

1) швед. Томте, норв. Ниссе — домашние духи в скандинавском фольклоре, аналог шотландских брауни

Вернуться к тексту

2) обращение к незамужней женщине

Вернуться к тексту

3) Канонный Карлсон курил, и именно трубку. Правда, делал он это, сидя на своём крылечке, и в отсутствие Малыша, но этот момент невзлюбили многие переводчики, и в части переводов он попросту отсутствует

Вернуться к тексту

Так прошла неделя. Сегодняшний день ничем не должен был отличаться от обычного: папа и мама уехали в город, а из села на велосипеде прикатила фрекен Бок. Отличия начались чуть позже, когда после завтрака Малыш вышел поиграть во дворе.

На этот раз вместе с Филле пришёл ещё какой-то тип еще более мерзкой и подозрительной наружности. Он стоял и зыркал по сторонам, пока Филле разговаривал с фрекен Бок. Судя по злым раскрасневшимся лицам, разговор, кажется, не задался. Ясно было, что между ними назревала ссора. Малыш развернулся и пошел в дом, чтобы его не отругали за то, что он тут стоит и подслушивает.

Внезапно со стороны ссорящихся раздался истошный женский вопль. Малыш обернулся и увидел, как фрекен Бок с перекошенным от ужаса лицом оседает на землю, зажимая рукой окровавленный бок, а над ней навис Филле с ножом в руке.

— Рулле! Щенок! — заорал Филле, заметив Малыша, а сам начал бить свою подругу кулаком по голове. Та охнула и скорчилась на земле, то ли оглушенная, то ли потеряв сознание.

Рулле, ругнувшись, кинулся к Малышу. Ужас словно иглой пронзил Малыша с головы до пят, и он опрометью кинулся к дому, инстинктивно ища в нем спасение. Еще никогда в жизни он не бегал так быстро. Ноги несли его так, что он, казалось, едва касался земли. Но Рулле оказался быстрее. Кто бы мог подумать, что взрослые могут бегать так быстро. Проскочив крыльцо, Малыш попытался захлопнуть за собой дверь, но не успел — его преследователь без труда распахнул ее на себя, и дверная ручка вырвалась из слабых детских пальцев. Вскрикнув, Малыш бросился по коридору, увернувшись от руки, которая лишь мазнула по его спине скрюченными пальцами. Рулле догнал его одним огромным прыжком и в этот раз ловить уже не пытался — страшный удар пришелся в голову. К счастью, кулак прошёл по касательной, иначе он, вероятно, убил бы Малыша на месте.

Мир взорвался снопом искр и звенящей болью во всём черепе, он пролетел через полкоридора, прокатившись по полу. Все вокруг поплыло в красном тумане, в ушах гудело, голова раскалывалась от тупой боли в затылке и жжения на разбитом лице, рот был полон крови. Руки Малыша подламывались, так что он не мог даже встать, лишь едва оторвал щеку от пола. Рулле, тяжело дыша, с перекошенным от ярости лицом двинулся было к нему, но тут входная дверь с треском хлопнула, и он обернулся на звук.

В коридор ворвался Карлсон, но выглядел он так, что Малыш едва смог узнать его: куда делась его клетчатая рубашечка, штанишки и аккуратные ботиночки! Сейчас он был одет в какую-то косматую шкуру, словно пещерный человек. Сходство добавляли голые руки и ноги, с грубой потемневшей кожей, покрытые редкими тёмными волосами, большие босые ступни громко шлепали по полу. Лицо Карлсона, тоже враз потемневшее, вытянулось, нос увеличился вчетверо, рот стал больше, растянувшись в широкую пасть, полную крупных крепких зубов. Весь он теперь выглядел как карликовый тролль, кряжистый и массивный. В руках у него был огромный логгерхед⁽¹⁾ длиной в его рост, такой ржавый, словно он много лет пролежал зарытым в землю.

— Боже милостивый! — воскликнул Рулле.

При этих словах Карлсон дернулся, словно наступил на раскалённый гвоздь.

— Заткни! Свой! Рот! — взревел он, с каждым словом обрушивая логгерхед на стоящего перед ним человека.

Первый удар пришелся на выставленные вперёд руки, и Рулле с воплем боли отшатнулся, прижав раздробленную кисть к груди; второй попал в бедро, куда коротенькому Карлсону легко было попасть. Рулле рухнул на пол как подрубленный. Он истошно завопил, но третий удар прекратил его мучения, угодив прямо по темени. Рулле с глухим стуком уронил голову на пол и затих.

Малыш ещё раз попытался встать, но в голове его всё закрутилось, и от вкуса крови во рту его начало мутить. Сильные руки подхватили его, мягко понесли в спальню — туда, гле лежал сотовый. Кажется, его даже не несли, а он просто летел по воздуху, затем те же руки положили его на кровать

— Ай-ай-ай! Ай-ай-ай! — бормотал Карлсон. Малыш видел его обеспокоенное лицо, ставшее таким же, как было прежде: широкое, румяное, с по-старому маленьким носом и жёсткими щетинистыми волосами. Обратно вернулись и штаны, и рубашечка, только кисти рук и ступни остались большими, огрубевшими, с темной волосатой кожей и крепкими коричневыми ногтями. — Доктор! Доктор тебе нужен, малыш Свантесон.

И он осторожно, кончиками пальцев подсунул ему сотовый телефон.

Малыш и сам сообразил, что дела плохи, но тут ему стало совсем худо и его вырвало. Рвота не принесла облегчения — напротив, мир поплыл и завертелся перед глазами, и он обессиленно положил голову на кровать, чувствуя лицом подушку под покрывалом.

— Надо говорить, малыш Свантесон, — умоляюще повторял Карлсон, опасливо подталкивая сотовый под нос Малышу, — надо включить эту говорящую коробочку. Только ты можешь с нею обращаться.

Малыш попробовал нашарить телефон рукой, и в этот момент сознание всё таки решило оставить его.

Очнулся Малыш уже в больнице. Он лежал на больничной койке, голова его была забинтована, разбитая губа запеклась коркой и неприятно саднила, горло почему-то сильно болело, но чувствовал он себя гораздо лучше. Улыбчивая медсестра, заметив, что он пришел в себя, позвала доктора, и тот явился вместе с бледными уставшими родителями и человеком в полицейской форме. После осмотра, доктор разрешил Малышу немного поговорить, и мама сразу кинулась обнимать его.

— Малыш, Малыш! — причитала она. — Как же ты нас всех напугал, — а папа держал его за руку и осторожно, едва касаясь, гладил по голове.

— Ну а теперь расскажи, Сванте, что произошло, — сказал полицейский, когда семья, наконец, немного пришла в себя и все успокоились.

Малыш начал торопливо рассказывать: про Филле, про Рулле, про фрекен Бок, наконец, про Карлсона. Полицейский, вначале доставший блокнот и ручку, почти тут же положил их обратно в карман, а папа и мама испуганно переглянулись.

— Кажется, вам лучше обратиться к врачам, — посоветовал им полицейский, — всё таки у мальчика серьезное сотрясение мозга.

Затем он ушёл, а мама начала плакать. Малыш понял, что ему никто не поверил.

На следующий день после осмотра сразу двумя разными докторами, к Малышу пришла какая-то совсем особенная женщина-врач. Ей он рассказал то же самое, но, памятуя о вчерашнем, уже более подробно. Женщина, в отличие от вчерашнего полицейского, всё подробно записывала, а в конце очень мило пожелала выздоравливать.

Малыш быстро поправлялся, и его вскоре выписали. Пока он неспешно переодевался в уличную одежду, врач беседовала с его родителями за полуприкрытой дверью.

— Детская психика довольно гибкая, — говорила она, непрестанно поправляя на носу очки в тонкой оправе. — Полиция ведь так и не нашла следов посторонних в доме, за исключением двоих нападавших, о которых рассказала фрекен Бок, герр Свантесон?

— Нет, — ответил папа, — они считают, что экстренную службу вызвал один из них, когда осознал, что они натворили. Потом они, видимо, сбежали, так и не взяв ничего, что собирались украсть. Или, скорее, увидели, что крупно ошиблись, и брать в доме особо нечего.

— Думаю, так оно и было, — кивнула врач и вновь поправила очки, — и этот мужской голос, просивший о помощи, наверняка принадлежал одному из этих двоих. Возможно даже, что Малыш, будучи в бессознательном состоянии, слышал этот голос, и он так трансформировался в его подкорке. Видимо, Сванте очень понравилось в деревне, и он подсознательно разделяет хорошее и плохое, придумав себе защитника. На этот фон наложились и рассказанные вами сказки о домовом.

— Это не опасно? — с тревогой спросила мама. — Может, нам следует отвезти его обратно в Стокгольм. Конечно, вряд ли эти двое когда-нибудь вернуться, да и мы примем меры, но все же...

— Мальчику, очевидно, нравится ваш новый дом, — ответила врач, — а фантазии помогают ему справляться со страхами и плохими ассоциациями. Я думаю, они скоро сойдут на нет. Но если вы заметите какие-нибудь негативные изменения: тики, навязчивые страхи и движения и что-то подобное, обращайтесь. Возможно, потребуются сеансы семейной психотерапии. Вы уже приобрели то, что...

— Да, — улыбнулся папа, — он ждет его в машине.

— Я думаю, реальный друг быстро заместит выдуманного, — так же улыбнулась женщина. — Всё будет хорошо.

Они попрощались, родители забрали Малыша и направились к машине.

— Там тебя кое-кто дожидается всё утро, — загадочно сказал папа.

Малыш заглянул в салон. На заднем сиденье сидел большой лопоухий щенок. Увидев Малыша, он вскочил и смешно поковылял по сиденью на огромных непослушных лапах.

— Собака! — радостно воскликнул Малыш. — Это же собака!

— Это настоящая овчарка, — гордо сказал папа, — подружись с ним, и он никогда не даст тебя в обиду. Его зовут Бимбо, но нам сказали, что ты можешь дать ему другое имя, если захочешь.

Они снова ехали знакомой дорогой, и по обочинам снова мелькали знакомые сосны, ели и редкие домики фрем. Малыш развалился на заднем сиденье, а щенок сидел у него на коленях, таращился на него ласковыми коричневыми глазами и время от времени то лизал ему руки, то игриво и небольно хватал за пальцы. "Познакомлю тебя с Карлсоном, — думал Малыш и чесал двумя пальцами жесткую шерстку на загривке, пока щенок с ворчанием мотал туда-сюда ушастой головой, — будете с ним охранять дом от плохих людей и троллей. Он тебе понравится, вот увидишь. Кажется, он самый лучший в мире воспитатель собак."

1) Логгерхед, т.ж. mulling iron (железо для глинтвейна) — металлический инструмент, состоящий из длинного стержня с шаром на конце, который нагревается на огне, а затем погружается в какой-либо материал (например, смолу или жидкость), чтобы расплавить или нагреть его. Применялся при смолении лодок, канатов, а также при изготовлении глинтвейна и флипа

Вернуться к тексту