Хроники IT-магов (джен)

Его быстрые шаги отдавались шуршанием листвы, ковром устилавшей землю, и изредка перемежались стуком длинного посоха. Обеспокоенный взор перескакивал с места на место, цепляясь за каждую деталь, тонкие руки с длинными пальцами беспрестанно двигались и вторили голосу, отдающему команды тихо, но стремительно. Вокруг суетились смешные обезьянки со сложенными за спиной крыльями и странные разноцветные ящерицы, неуклюже ходившие на двух ногах, волоча за собой хвосты. Последние медленно шлепали по листве трёхпалыми лапами с позвякивающими то и дело синими когтями.

— Ну же, ну же! — поторапливал он своих подручных. — У нас мало времени! Маррган, позиция один, экземпляры с первого по десятый, Халкас, позиция два, второй десяток, Хрраум, третья, Никкар! — последовала пауза. Он остановился и ворчанием огляделся по сторонам — Никкар!

— Я здес-сь, мас-с-стер, — тихо прошипела рептилия, выйдя из-за его спины.

— Ага! Никкар! Мы с тобой займёмся четвёртой и пятой партиями вместе с главным ретранслятором, скорее! — вновь раздались быстрые шаги.

-Ес-сть, — опустив треугольную голову, ответил Никкар. В округлых передних лапах он нёс широкое деревянное блюдо, на котором покоилось всё необходимое, задние конечности тихо ступали по листве, длинный красный хвост кольцами обвивал деревянный жезл. Переваливаясь с ноги на ногу, Никкар покачивал головой, покрытой высокими роговыми гребнями, и тяжело дышал, то и дело высовывая раздвоенный язык. Солнечные блики проходили через густые кроны деревьев и отражались от багрового тела ящера, слепили его большие желтые глаза, видящие всё вокруг, кроме, возможно, того, что было за самой спиной, покрытой чёрными шипами позвонков.

Обойдя человека, Никкар догнал других ящериц и направился к платформе, будто сложенной из множества колец плюща и жёстких стеблей кустарников. Уцепившись задней лапой на растительность и опершись на хвост, Никкар поставил свою ношу, а вместе с ней опустились на положенные места ещё три блюда. Звеня когтями и извиваясь холодными чешуйчатыми телами, рептилии поднимались на платформы, подтягивая за собой жезлы. Взяв жезл в когтистую лапу, Никкар трижды изрёк "Хрр" и поднял голову в ожидании. Маррган, Халкас и Хрраум повторили за ним.

— Оззи, нужна пара магнитов, — он продолжал отдавать команды, кружась и оглядываясь по сторонам, — Гиллан, Ринго, поднимайтесь к ЭрЭс-дереву, нужно четыре кабеля. Скорее! Вперёд!

Кивнув и переглянувшись, две обезьяны поднялись в воздух и направились вверх, торопливо взмахивая крыльями. Прижав рыжевато-бурые лапы вплотную к телу, животные стремительно приближались к плотному навесу из листьев, образованному множеством крон деревьев, слившихся воедино. Приблизившись к потолку из зелени, летуны стали замедляться и, сложив крылья, на миг зависли в воздухе, будто в невесомости, а затем резко схватились за переплетение ветвей маленькими цепкими лапками. Повиснув вниз головой, обезьянки вновь переглянулись и, обменявшись несколькими звуками, направились вперёд. Уже через пару мгновений листва начала кончаться, и маленькие чёрные когти животных начали цепляться за крепкую древесную кору, испещренную множеством борозд, от которых исходило едва заметное зеленоватое свечение. Крылатые звери ползли по стволу дерева, и было то древо огромно, и была кора его серой, будто присыпанной пеплом, и ветви того древа были что каменные пики — серые и остроконечные, и расходились они декадами кристаллических сучьев, испещренных сияющими каналами, дающими начало тонким изумрудным листьям, зигзагами извивающимся под тихими дуновениями ветра. И то тут, то там, сворачивались сияющие борозды кругами, и давали начало те круги начало тончайшим золотистым иглам, расходящимся в разные стороны в причудливых узорах.

И, скачками передвигаясь по огромному стволу, обезьяны останавливались возле игольчатых кругов, будто оценивая их. И вот крылатый, носящий имя Ринго, остановился возле одного из таких и, аккуратно сложив когтистые пальцы, потянул за центральную иглу, и с треском оторвался круг от коры, и потянулась за ним лоза, будто сплетённая из девяти других. Оттянув лозу, обезьянка внимательно оглядела её и, подав знак, подозвала к себе вторую. Прильнув к стволу ухом, второй зверь, названный Гилланом, поскрёбши лапами по стволу, вонзил в основание круга, из которого тянулась лиана, свои миниатюрные когти и, оторвав от дерева голову, извлёк из коры маленький чёрный цилиндр. Вмиг цилиндр оказался у висящего в воздухе Ринго, смотавшего лиану кольцами и точным движением лапы отправившего её медленно спускаться по воздуху.

Подобно сорвавшемуся листу — покачиваясь в едва заметном трепете, проплыла по воздуху лоза, плавно опустившись на поднятую руку его. За лозой последовала ещё одна, затем третья, последнюю же одна из спустившихся обезьян преподнесла самостоятельно, аккуратно надев травянистые кольца на вторую его руку, которая была опущена, после чего крылатое создание стремительным движением взобралась на его плечо. Не обращая внимания на зверька, он взял одну из лоз и принялся разворачивать её, крепко сжимая в пальцах цилиндр, извлеченный из серого дерева, но вдруг его остановило тяжёлое нарастающее гудение, раздавшееся прямо над его ухом.

— Временные неполадки, временные неполадки, — утомлённым голосом произнёс он, — технические работы ведутся, скоро все заклинания вновь начнут работать, — добавил он, вздохнув.

В ответ послышалось сиплое покашливание. Гудение над ухом осциллирующе затухало. Оставшаяся стоять на земле обезьянка демонстративно двигала передними лапами, то прикладывая их к темени, то поднимая высоко над головой, изображая высокий головной убор. Хвост же её ловко проскользнул между ртом и плоским треугольным носом и опустился — животное изображало усы и бороду.

— Весьма талантливо, Гиллан, — чуть слышно произнёс он. — Приветствую Вас, Грандмастер! — голос зазвучал громче, его обладатель обернулся, и увидел Грандмастера Курунира в компании неизвестного юноши.

— Голлатар, перед тобой наш шаман, верховный жрец Корра, Орофер, — Курунир протянул руку в сторону шамана. — Орофер, это Голлатар, ему нужна твоя помощь.

— Заблудший?

— Заблудший.

Шаман пристально всматривался в Голлатара: всё в этом пришельце казалось ему неестественным: вытянутое, будто иссушенное, лицо, прямой, как сруб, нос, холодные стеклянные глаза и небрежно рассыпанные по лбу волосы, рыжеватые, словно начавший ржаветь металл. Много ли рыжих можно встретить окрест владений чародейских? Ответ прозвучал в голове Орофера быстрее вопроса. Поднятые в напряжении плечи, чуть вытянутая вперед шея, медленное, бесшумное дыхание, несущее не воздух, но запах — Грандмастер привёл не скитальца, но охотника. Он принюхивается, ожидая ни то добычи, ни то удара хищника более грозного, чем он сам. Его стойка, его одеяние — лёгкая кожаная обувь с грубыми шнурками, такими же грубыми, как и пояс, подвязывающий тканые штаны и рубаху, почти прикрывающую колени — всё будто спряли из воздуха, и каждое движение воздуха, каждый далёкий отглас, ползущий по земле, может уловить этот странник, но нет, не из воздуха его одеяние, а из шерсти. Шерсть и кожа, а на них — мех накидки. Чёрный, что сажа, чуждый для сих мест. По-иному лежит он, по-иному лоснится, по-иному звучит. Всё звучит, у всякой вещи есть голос, и здесь голос заглушён звуками неведомого рога, что подобен грому, битвы, что подобна песне, пиру, но за пиром слышен рык и топот, что разверзает землю и вспарывает корни. Тот голос чужд, как чужд и сей заблудший... Что алчет он, что видит он теперь?

Он видел Орофера, чувствовал, будто взгляд шамана пронзает его насквозь, будто за ним наблюдает нечто большее, чем два карих глаза, нечто иное, огромное, но невидимое, сокрытое, но находящееся повсюду. Голлатар оглядел шамана — долговязового, с длинными, будто паучьи лапы, руками и серыми когтеподобными пальцами. Лицо его было вымазано синей краской — неряшливые мазки покрывали лоб и огибали глазницы по дугам бровей, тоже будто бы нарисованными красками надменности. Грязные штрихи завершались на щеках неровными линиями уже белого цвета. Засаленные черные волосы падали на плечи, укрытые накидкой буро-зелёного цвета — ни то листва, ни то шерсть зверя, настигнутого невиданной хворью. Из-под накидки выгладывал бесцветный плащ, полы которого с шуршанием волочились по земле. Ссутулившись, он опирался на длинный посох светлого дерева, на котором тут и там были прочерчены светящиеся полосы и круги. Перед полным смятения лицом шамана ходил из стороны в сторону квадратный набалдашник посоха, также покрытый неясными полосами и буквами. Руны. Но они меньше, тоньше, чем те, что были на доспехах Норессонда или колоннах зала герцога, эти будто были вырезаны иглой, и свечение, свечение было иным — холодным, как и у подданных дома совы, однако было оно беспокойным, как горный паводок, резко метущимся из одной части посоха в другую и искрящим на концах множественных отростков посоха. Сначала они казались заблудшему сучьями, да и сам посох — трижды изогнутый и скрученный к низу — походил скорее на недюжинную ветку, однако, приглядевшись, Голлатар увидел округлые, местами небрежно сточенные, поверхности и ровные пластины отростков, колышущиеся, но не от ветра, а от пульсаций, свечения и искр. Из-за четырех отростков, растущих из набалдашника, искря тяжестью и презрением, выглядывали глаза-полосы Орофера. Тревогой веяло от этих бурых, как древесная кора, очей, и угрозой наполняли воздух два ветвистых рога, соединенных костяным ободом — головной убор жреца.

— Что же, проходи, заблудший...

— Спасибо, — кивнул Голлатар.

— Видит Корр, нынче заняты мы, поэтому вам, Грандмастер, придётся обождать. У нас тут, — он сделал паузу, — определённый беспорядок...

— Беспорядок, значит, — хмуро произнёс Курунир, приподняв одну бровь и бросив вопросительный взгляд на шамана.

— М-м-да, — протянул тот. — Коммутаторы, знаете ли, были выведены из строя, ассоциативная память...

Голлатар слушал объяснения шамана, однако ничего не понимал. Впрочем, это не слишком обременяло его, ведь он был здесь, в том самом святилище, о котором Грандмастер рассказывал ему по пути из дома совы. Его привели в чародейский лес, лес тысячи пиков, что достают до самого неба — так говорил старый маг, и это было недалеко от истины — вершины деревьев не были видны, и зеленая сень, сложенная из мириада листьев, накрывала путников. К небу тянулись деревья и кустарники, будто с неба спустились крылатые обезьяны и конекоршун Нахар, даже этот несуразный долговязый Орофер, казалось, мог провести рукой по облачной глади, коли распрямится. Но сейчас он, ссутулившись, объяснял что-то Грандмастеру своим певучим голосом.

В этом святилище чувствовалась великая сила и древность, и не было похоже, что воздвигли его руки человека — разительно отличалось оно и от алтаря в степи, и от города-крепости во владении дома совы — всё здесь было создано силами природы, но не дикой и безжалостно случайной, а благоволящей человеку. Ещё по пути сюда он видел людские жилища на деревьях, которые будто сами вырастал из циклопических стволов, и то, что он увидел теперь — стебли, складывающиеся в столы и платформы, лозы, сплетающиеся в мосты, округлые и удивительно мощные шляпы грибов, винтовыми лестницами идущие в небо — всё это убедило его в одном: сей лес был сотворён. Но кем?

Размышления Голлатара прервала обезьянка, потянувшая его за руку и гукнувшая, когда тот отшатнулся от удивления. Обезьянка гукнула ещё раз, комично приложив лапу ко лбу. Заблудший с немым вопросом посмотрел на старого чародея.

— Ах да, определённо, стоило рассказать тебе раньше, — произнёс Грандмастер, нахмурившись. — Его зовут Гиллан. Он, как и чудесные создания, что сопровождали нас, является джуном.

— Джу-ном? — медленно переспросил Голлатар.

— Да, джуном. Так мы называем этих милых зверьков. Корр подарил им изрядное любопытство, и они любят поозорничать, но вреда тебе не причинят.

Голлатар кивнул и огляделся по сторонам, окончательно отринув размышления о загадочном. Лес всё ещё будоражил его своим величием, Грандмастер всё ещё изрекал что-то бессмысленное, шаман всё ещё взирал на заблудшего полным презрения взглядом, на платформах на другом конце святилища всё ещё порыкивали неведомые гады. Мысль пронзила его, словно молния. Он, не отрываясь, смотрел на алого ящера, сжимающего в когтистых лапах жезл. Гад. Тот внезапно повернул голову, жутко изогнув чешуйчатую шею, и направил холодный взгляд на Голлатара.

— А... — начал было заблудший, собираясь указать рукой на ящера.

— Кобольд.

Голлатар хмыкнул. Ящер, высунув раздвоенный язык, облизнулся и отвёл взгляд. Грандмастер глубоко вздохнул и, вытянув руку вперёд, сделал круговое движение ладонью, будто бы говоря: "Всему своё время". Орофер хмуро покачал головой, обезьянка на его плече, скривив мордочку в гримасе, сделала то же.

— Мне нужно время, Грандмастер, время, — меланхолично произнёс шаман и двинулся в сторону платформ с ящерами. — Не могли бы вы пока что увести заблудшего?

— Полно, Орофер. Без устали скитается он уже не первый день, хватит с него. Он останется здесь, — сурово произнёс старец. — Узрел ты лишь малую часть великого святилища, осмотрись же и будь покоен, — добавил Грандмастер, повернувшись к Голлатару.

Воистину, святилище было огромно, и непросто было понять, с чего же начать его изучение. Невольно Голлатар бросил взгляд в центр — даже странно, почему он не взглянул туда раньше. Он увидел огромную сферу, сплетённую из нескольких стволов, странным образом скрученных над землёй и переплетающихся своими ветвями. Мощные корни вырывались из-под земли и стелились по ней, острые сучья расходились во все стороны, будто лучи солнца. Стволы и корни были столь могучи, что, казалось, могли бы подпирать собою землю, кабы были раскручены из немыслимого древесного клубка. Центр сферы был сокрыт от взора — его скрывала сеть из ветвей и листьев. Как и многое другое в этом лесу, это сооружение, поразительно правильное в своей форме, явно было сотворено по чьей-то воле.

Заблудший сделал несколько нерешительных шагов, но почувствовал головокружение. Остановившись, он глубоко вздохнул. Прохладный воздух нёс запах дерева, но было в нём и то, что недоступно обонянию. Шаман удалился, но Голлатар всё ещё ощущал на себе тяжелый взор множества глаз. Это был не он — Оно. Оно везде, и оно наблюдает. Закрыв глаза, Голлатар задержал дыхание. Душистый запах зелени клубился вокруг него, медленно наполняя заблудшего. Что-то движет им, что-то энергическое неуловимо парит в замершем воздухе. Оно. Оно высекает невидимые искры, вьёт тончайшие нити разрядов в воздухе, и любой шаг, мельчайшее движение, даже вдох — всё приводит эти нити в движение, и они, подобно паутине, передают всё зодчему сей паутины. Голлатар выдохнул и открыл глаза.

— Что-то в воздухе, Грандмастер, что-то следит, — произнёс он, повернувшись к Куруниру. — Что это?

— Корр, — ответил старец с хриплой усмешкой, — Корр следит за всеми нами, Корр даёт нам силы. Ты чувствуешь его присутствие?

— Да... Где он?

Старец молча поднял руку, указывая на сферу.

— Это создал Корр? — задумчиво спросил Голлатар.

— Это и есть Корр. Ядро, центр Тератиллиона. Всё сложно, друг мой, но обо всём узнаешь ты.

— Грандмастер, а я могу...

— Подойти? Конечно.

Взглядом поблагодарив чародея, Голлатар двинулся к сфере. Листва мягко шуршала под его ногами, душистый запах сопровождал каждый его шаг, и с каждым шагом Голлатар чувствовал всё больше невидимых нитей. Он обходил угловатые стволы, на плоских ветвях которых, укрываемые от света и влаги плотными белыми листьями, покоились перетянутые ремнями фолианты, старался не задевать изогнутые в причудливых формах высокие стебли, на которых располагались чудные железные конструкции, пригибался под блестящими бичами, свисающими тут и там. Обогнув последнее, довольно раскидистое деревце, на вершине которого располагалось нечто кубическое, он остановился и вновь с удивлением окинул взором святилище. Однако на этот раз занимала его не мысль о рукотворности леса, а то, что ни одна из преград на его пути не была видна издали — ядро будто затмевало всё остальное в разуме смотрящего. Ядро, или то, что сидело в центре ядра?

Наконец, Голлатар приблизился к огромной сфере. Холод. Воздух окрест сферы был свеж, и каждый вдох слегка морозил заблудшего. Невидимые нити будто исчезли, или стало их столь много, что присутствие более не ощущалось. Исчезли и тысячи глаз — все, кроме одного, покоящегося в центре ядра и пронзающего Голлатара чародейским взглядом сквозь сплетения сучьев. Он напряжённо вгляделся в сферу, но так и не смог разглядеть сокрытого, хоть и столь явного. Выдохнув и опустив голову, он коснулся ветвей.

Укол. Внезапно волна прошла по его руке, вмиг пройдя путь от ладони до плеча и распространившись по остальному телу. Он судорожно отшатнулся, падая назад. Удар. В спину впилось что-то жёсткое, разведённые при падении руки увязли в гибких ветвях. Колючая лоза хлестнула по лицу, оцарапав его, и застыла возле правого глаза. Мерцание. По сфере прокатились зелёные искры, сродни той, что вонзилась в его руку. Уперевшись руками в ветви и оттолкнувшись, он встал. Ствол накренился, что-то с грохотом упало.

Осыпая всё сущее проклятиями, подлетел Орофер. И как он так быстро ходит в своём длинном одеянии? Должно быть, длинные ноги.

— Грандмастер! — воскликнул шаман, и заблудший тут же почувствовал удар чем-то тонким по лбу. — Я говорил, я просил, я практически заклинал! — раздраженно продолжал Орофер, отводя посох от Голлатара.

— Орофер, право, — тяжело вздохнул старец.

— Ну это же немыслимо, — затихая, сказал шаман, разведя при этом руки. На лице верховного жреца Голлатар вдруг разглядел черную тень усталости — полные тоски глаза-щёлки опустились, полосы на лбу пересекли волны морщин. Вновь шаман опёрся головой на чудной посох, и вновь угрожающий головной убор его, накренившись, начал съезжать.

— Я прошу прощения, — начал было заблудший, но был остановлен жестом Грандмастера и гневным взглядом шамана.

— Нет в сём мире того литания, которое могло бы очистить тебя от содеянного...

— Что же я сделал? Грандмастер, может, вы объясните мне? — с досадой спросил Голлатар.

Плавным движением кисти верховный маг заставил взлететь нечто кубическое, лежащее до того на изумрудном ковре из листьев.

— Здесь, видишь ли, — указал старец на куб, — был заточён демон, и так уж вышло, что ты помог ему вызволиться, — спокойным голосом произнёс маг.

— Не просто демон, Грандмастер, этот неповоротливый глупец вызволил целого нуклеара!

— Но я ничего не увидел, как же он так быстро скрылся? — ошарашенно вопрошал Голлатар, взвешивая каждое слово.

— Демонов не узреть смертным взглядом, Голлатар, — пояснил Грандмастер, — это создания эфемерные, неуловимые. Они не могут взаимодействовать с видимым миром.

— Но... если его не видно, он не может ничего делать, то, может его и не существует? — не успел заблудший промолвить это, в кронах деревьев послышался шелест, и небольшая палка, вращаясь в воздухе, стремительно огрела его по голове.

— Да уж, не существует он так, что аж запустил в тебя сук, — с лёгкой усмешкой произнес Орофер, оторвав голову от посоха.

— Не понимаю, — вновь заговорил Голлатар, но шаман перебил его, прорычав что-то невнятное. Отвернувшись, он продолжил быстро наговаривать что-то себе под нос. Надписи на его посохе засияли, и пластинчатые отростки посоха окаймились серебристым сиянием, порождавшим в воздухе едва уловимые глазом волны.

Нараспев прочитав неведомый заговор, шаман стукнул посохом о земь, и сребристой рябью подернуло воздух, и на миг повис в воздухе треск, и когда треск утих, воздал колдун руку и, резко соединив пальцы, произнёс что-то, что донеслось до слуха заблудшего в виде невнятного "инк", и вдруг из-под изумрудного ковра вытянулись заостренные, подобно кольям, мясистые лозы, и сжал жрец кулак, и, когда заблудший уловил шипящее "ш-ш-шафл", переплелись над ним лозы, образовав клетку, и напрасно пытался он издать выразить словами испуг, удивление или злобу, ибо, сколько бы он не пытался, из размыкающихся губ его не доносилось ни звука. Шаман, подозвав одного из кобольдов, удалился.

Голлатар опустился на землю. Лозы сплелись столь крепко, что никакими усилиями не вышло бы развязать чародейские узлы, к тому же, клинок, всё ещё спрятанный в одеянии заблудшего, лишь соскальзывали по стенам узилища. Послышалось хлопанье крыльев, и, гукнув и обхватив хвостом оду из лоз, на клетку примостился один из джунов. Он сложил крылья и повис вниз головой, глядя на заточенного. Сложим мохнатые лапки в кулачки, джун начал тереть ими свои большие карие глаза, покачивая головой из стороны в сторону.

— Кыш! — прохрипел Грандмастер, подходя к клетке. Послушав его, обезьянка спрыгнула на землю и убежала. — Не держи на него зла, он лишь пытался тебя подбодрить. Джуны, что с них взять? — опершись на посох и глубоко вздохнув, старый маг сел на ковёр из листьев. — Многое, из того что ты видишь сейчас, вызывает вопросы, и получишь ты ответы на каждый из них, но всё по порядку, — старец замолчал и покачал головой. — Ах да! — Грандмастер повернулся лицом к заблудшему. — Полагаю, ныне более всего тебя занимает невозможность вымолвить что-либо?

Голлатар кивнул.

— Что же, что же, — старец улыбнулся, — ответ на сей вопрос довольно прост. Но! — он вытянул указательный палец и направил его вверх. — Ты должен дать слово, — Курунир нахмурил брови и задумчиво увел взгляд в сторону, — дать немое обещание, что будешь тих, как падающий лист. Покуда ты здесь, по крайней мере.

Голлатар вновь кивнул.

— Чудно. Ты наверняка мнишь, будто Орофер лишил тебя дара речи чарами недобрыми, — старец резко вперил взор двух огоньков-глаз в заблудшего. — Это, конечно, околесица, здесь с тобой такого не сделают. Но что сделать могут — так это определить диапазон частот твоего голоса, — старец будто оттянул пальцами невидимую струну, — и приглушить его, — струна была медленно возвращена на своё место.

И возникли в руке чародея серебряные нити, длинные и неисчислимые, и обвили его пальцы, причудливо извиваясь, и вдруг, дернувшись, превратились в сизую дымку, и лишь две узкие полосы крестом пересекали ладонь старого мага. И поднял он ладонь, широко расставляя пальцы, и, казалось, нити должны тотчас натянуться, однако вместо этого вздрогнули они и пришли в движение, изгибаясь гладкими волнами, которые становились всё более резкими, пока, наконец, не превратились в причудливое нагромождение прямоугольников. И рёк Курунир заговор, и отрывисиые звуки хриплого голоса складывались не столько в слова, сколько в клекот и шипение, и спросил его заблудший, какому зверю или птице принадлежит сей язык, но вдруг смолк, услышав голос и увидев суровый взгляд старца.

И поведал чародей, что голос подобен волне, и, как и у всего воплощённого, есть волне начало и конец, и добавил, что нарекли их фронтом и срезом, и только так должно говорить, чтобы внял дух железный. И, услышав про волны, спросил заблудший, есть ли здесь море, на бескрайнем просторе которого волнам должно резвиться, и омрачила тоска узника, когда ответил ему старец, что лишь бескрайнее море золота, имя которому Лот-Элин — великая степь, да реки кипящего пламени, можно найти на этой земле.

Но не дал чародей заблудшему погружаться в думы тёмные, пожурив его, и снова завёл речь о волнах и голосах, о форме их, которую не может увидеть глаз, но может явить чародей, и о том, как явление сё говорит громче любого голоса. Скорость, время, частота — об этом и многом другом твердил Курунир, говоря, как сделать волну голоса недоступной не только глазу, но и слуху. И молвил, что не только башни крепостей, но и угловатые линии волн могут быть захвачены, и были наложены Орофером чары захвата, а за ними — чары их модулирующие, и охваченными мраком непонимания остались те чары для заблудшего.

Долго ли, коротко ли слушал Голлатар мудрого чародея — неведомо, но прохладой начали вздыхать листья окрестных древ, и, опершись на крепкую лозу, одну из тех, что сплелись в темницу для заблудшего, в сладкую дрёму погрузился один из джунов, поджав скрученный кольцами хвост. И не на шутку разозлился Грандмастер, и нарушил покой зверька, тонкими пальцами постучав по его широкому носу.

— Не дóлжно, непотребно спать тебе, когда жрец наказал бдеть! — Обезьянка тоскливо заскулила в ответ и поднялась в воздух, чтобы занять положенное место под сводами святилища.

— А что он наказал им?

— Бдеть, — сухо ответил чародей, вздохнув, — да и мне самому полно сидеть без дела, долженствует изловить освобождённое тобою лихо.

Повисло молчание. Вновь обрётший дар речи Голлатар не знал, что же молвить ему, и лишь потупил взор, опершись на стебли, служившие узилищу стенами.

— Я не укоряю тебя, нет... То — удел Орофера, мне же лучше просветить тебя. Ты не понимаешь, как может демон сотворить что-то, коли не может он действовать в видимом мире?

Заблудший кивнул.

— Для того ему служит мир невидимый, — хрипло посмеялся маг, — только не думай, что где-то здесь схоронен ещё один мир, укрытый от твоего взора, нет-нет-нет, — Курунир поймал на себе вопросительный взгляд. — Мир невидим, лишь покуда его никто не видит. Просто, не так ли?

Голлатар было начал говорить, но, завидев, как заблудший обращает руку к кронам, Грандмастер прервал его.

— Да, никто не смотрел на древесные пики, от того и смогло лихо взять там сук и отправить её в полёт.

— А как же одолеть то, что нельзя увидеть?

— Одолеть — никак, а вот поймать, — чародей деловито поднял палец и нахмурился, — нужны лишь глаза, например, джунов.

— Часовые?

— Гм, часовые-люди нынче — расточительство. Для того есть, — он, взвешивая каждое слово, замедлил речь, — особые наблюдатели, но теперь они выведены из строя. Но это не беда!

После сих слов Грандмастер плавно взмахнул рукой, и гибкий стебель поднялся из изумрудного ковра и лёг в ладонь старца. Тотчас россыпь искр сверкнула перед глазами заблудшего, и с мерцанием в воздухе начали проявляться очертания большого листка, будто вырисовываемые неведомым живописцем. И понял Голлатар, что Грандмастер Курунир — чудесный художник, а кисть его — волшебные чары. И вот уже большой нефритовый лист тенью накрыл чародея, и жилы листа, кружась, сложили светлый круг с протяжной отметиной по центру — око, как оно есть. И диву дался заблудший, ибо повидал он уже колдовства, но доселе никто не сотворял — вот так, не проронив ни слова, что-то столь легко, будто ткач, чьи нити — воздух.

— Грандмастер, — спросил он осторожно, помня про данный им немой обет, — что же сё за чары, что действуют без слов?

— Не всегда нужны слово для творения, Голлатар... Нужен лишь образ, который ты наделишь свойствами, коим придашь значения, обратишь видение в объект. Опытному чародею не составит труда обратить ничто в нечто — важно лишь помыслить, чётко и ярко. Да и то — вовсе не всегда обращаем мы ничто, зачастую есть у нас прообраз, что зовём мы интерфейсом. Не без такого создал я сию зеницу, и создам, без сомнения, ещё.

И продолжали являться изумрудные нити, и продолжали раскрываться очи-листья, и всё больше вырастало окрест кудесной зелени, сотворённой Куруниром, и было лицо его светло и блаженно — каковым доселе не видел его Голлатар. И вот, извиваясь на лозах, будто живые, во все стороны глядели листья, и глубоко вздохнул старец, и тонкими побегами оплели лозы ладони его, и на миг вспыхнули его глаза, и тут же ожили, змеями расползлись чародейские стебли и листья, и множества глаз глядели во множество сторон, и множеством путей несли увиденное Грандмастеру — то понял заблудший без слов, ибо в немоте леса тысячи пиков настигло и его просветление, и тоска его сменилась ожиданием лишь того нового, что поведает ему Курунир или то иное, что незримо везде.

И стелились кудесные очи по изумрудному ковру святилища, и оплетали могучие стволы древ, и скоро настигли и Орофера, который ждал их, ибо уже готовился вновь столкнуться с демоном, выпущенным поневоле заблудшим. Обойдя святилище и оставив тут и там своих пернатых соглядатаев, шаман степенно пересекал опушку. Медленные шаги несли его вперёд, изумрудный подлесок сменился эбеновым дёрном, с едва слышным чавканьем, вторившим каждому шагу. Будто вырисовывая глазами круг, с тревогой глядел Орофер то вверх, то вниз, то по сторонам. Посох покоился в левой руке шамана и не касался земли, пластины-отростки медленно вибрировали, а от рогов странного головного убора исходило тихое, переменчивое шипение, в котором одинокий жрец слышал нечто умиротворяющее.

Путь до опушки был нелёгким — вырвавшийся на волю демон сильнее всего желал отомстить своему тюремщику — верховному жрецу Корра. Лишь в первый миг вновь обретённой свободы сущность поднялась в кроны, откуда метнула сук в заблудшего, — затем же, таясь за чёрными стволами и кристаллическими ветвями, она вновь двигалась вниз, следуя за шаманом, скрываясь в его тени и спускаясь всё ниже — под ковёр из листьев — туда, где нет ни одного глаза. И, оказавшись под лесным пологом, демон начал преобразовывать окружающие его листья в мощные плети и острейшие лезвия, и каждое из орудий было направлено в Орофера, и каждое из них было остановлено — обращено в прах или зелёную дымку. Оставаясь незримой, сущность создавала множество шипов, подобных коническим и угловатым зубам, зазубренным, готовым проткнуть и переживать жреца. Огромные капканы, захлопывающиеся с огромной скоростью, вырастали из земли и пытались схватить Орофера, который продолжал отражать внезапные атаки и возводил щиты, состоящие будто бы из плотного, чуть светящегося воздуха и оберегающие его от чудовищного натиска. Поднялся острый свист — нуклеар, стремительно перемещался, листья и ветви, лежащие на его пути, взмывали в воздух и, кружась, атаковали жреца. Свисту вторил визг, который подняли поднявшиеся в воздух джуны, с крыльев которых срывались светло-зелёные искры. Искры летели вниз и с треском сталкивались с плетьми, крошили лезвия, гнули зубы-шипы и разрушали капканы.

Лицо Орофера резали обжигающие порывы ветра — кружащий под нефритовым ковром нуклеар наполнял воздух жаром и будто пылающими кольцами сковывал жреца, замедляя его, делая каждый шаг немыслимо тяжелым. Всё тоньше становились переливающиеся светом щиты, всё меньше искр запускали в воздух джуны, и сам шаман, двигаясь всё медленнее и медленнее, всё реже произносил слова заговоров. Щелчок — и земля под его ногами, казалось, разверзлась, и мерцающие ленты начали обвивать мага, выдергивать из его рук посох и хлестать шамана, оставляя ссадины и ушибы на его руках и лице. Вспышка — и с треском и искрением ленты были разорваны, однако новые уже выглянули из-под травы и подпёрли щиты, которые медленно смыкались, образуя полусферу. Вращаясь и поднимая всё больше и больше шипов, которые, казалось, были сделаны уже не из зелени, а из чего-то склизкого и хлюпающего, ленты давили на щиты, сдвигали их и покрывали трещинами, по которым бежали алые разряды. С хрустом щиты были разрушены. Орофер опустился, опираясь на посох. Тонкая, увенчанная коровой шипов лоза обвилась вокруг его шеи, как вдруг со скрежещущим гулом жар улетучился, воздух затих, и все лозы, шипы и капканы рассыпались. Сложив два пальца и резко дернув ими, шаман поднял весь ковер из листьев в воздух. Ничего не было на чёрной земле — демон переместился туда, где его никто не видел. Усыплённый, на некоторое время он был обезврежен. И воспользовавшись этим, Орофер заковылял к опушке, на которой он стоял ныне.

На землю опустился плетёный куб, в центре которого покоилась сфера, а внутри неё — ещё одна, а затем — ещё, и из каждой сферы вырезана была полоса, и в самом центре была подвешена бусина. Шаман качнул куб, проверив, что тот стоит устойчиво, и продолжил прогулку под сенью леса.

В воздухе не слышно тревожного гула — значит, нет поблизости руаха, что мог бы породить его. В тиши — ни души. Ещё через пару-тройку сотен шагов начнётся чаща, в которой прохвосты-джуны глядят во все глаза, а значит, проход закрыт. Ему не сбежать.

Оглядевшись ещё раз, шаман ударил посохом о земь и, вращаясь, поднялся из земли небольшой пень, обросший грибами на тонких гнутых ножках. Устало опустившись на то, что когда-то было деревом, Орофер взял в руку лозу, которая уже тянулась к его руке, и искра сверкнула меж его пальцев, и взору его открылась темница, сплетенная жрецом для заблудшего, изумрудные орнаменты листвы, сложенные будто перед самыми его очами и множество лесных галерей — обширных и будто бы даже более высоких, чем обычно. Открылись взору шамана и настороженные джуны, тщащиеся плоскими носами учуять незримую опасность, неуклюжие кобольды, то и дело высовывающие раздвоенные языки, а также буйство лоз, ползущих по стволам к самым кронам, но свернувшим в трубки листья, чтобы незримым оставалось то, к чему стремятся они. Жрец Корра дважды моргнул, возвращаясь на опушку и достал из своего плаща два окуляра, соединенных деревянным плетением по подобию очков, да только было в том плетении больше, чем два стекла: множество осколков — огненно-красных и угольно чёрных — вонзалось в волокна оправы, образуя каскады спиралей. И были те осколки из стекла огнедышащих гор севера — тех, что лежали за Нор-Галадом, на самом краю гряды Торн-Эглир, и открывали чудные каскады взору смотрящего то, что было позади, по левую руку, по правую, одним словом — всё кругом, да только то всё, что ускользает от смертного взгляда — тончайшие потоки, пламенные нити руаха, иное же устилалось тьмой.

И вот окуляры оказались перед глазами Орофера, и тьма мигом опустилась перед ним, и тогда вновь скрежетнула искра в перстах шамана, и раскрылись все очи-листья, и открылись двум магам все уголки святилища и окружающих его зелёных залов, и свернулись трубочками листья, окружающие жреца, и лишь опушка, на которой сидел Орофер, осталась невидимой.

И, окруженная алой вспышкой, в воздухе появилась мерцающая сфера, исторгающая сотни лучей, вьющихся и скручивающихся, словно чудовищные живые отростки, слепо пытающиеся поймать добычу. Лучи всё расходились и расходились, и казалось, будто удушливая, чумная тьма, клубясь, исходила от лучей в виде серой дымки. И вот кошмарные отростки коснулись земли и, дрогнув, вскружились спиралями и обернулись чёрными витыми колоннами, грозно возвышающимися над ковром листвы. Колонны подпирали огромную, гротескно уродливую тушу жуткой формы. Подобно горе, приведённой в движение, туша, будто сотрясаемая дрожью из недр земли, покачивалась, переставляла конечности, которые, казалось, и не отрывались от земли, а схлопывались и возникали в мрачной дымке. Какие-то из лучей вместо колонн обернулись острыми конусами-хвостами, которые, как рябь на поверхности воды, сжимались и расширялись, то и дело рассыпались брызгами слизи и втягивались внутрь гадкими каплями тьмы. Те отростки, что уходили вверх, вспучивались множеством искаженных углов и граней, одновременно и выпуклых, и вогнутых, расширяющихся там, где, казалось, должны были сужаться, образуя грузные, студенистые нагромождения. Те же отростки, что шли вперёд, в чудовищном сплетении образовали подобие головы, массивное, изуродованное множеством шипов и впадин, смутно напоминающих пустые глазницы. Сиё чудовище, окутанное тяжёлой дымной взвесью, рывками двигало мерзкой мордой, будто принюхиваясь, хотя, конечно, не могло чувствовать запахи.

Такая картина предстала перед глазами Орофера, спиной сидящего к циклопической сущности, но способного видеть её благодаря каскадам чёрных стёкол.

Грохот. Чудовищная нога-колонна совершила шаг. Порыв тёплого ветра всколыхнул плащ шамана. Грохот. Вторая нога, вращаясь, ударила землю. Орофер почувствовал, что его окружила густой зловонный туман. Грохот. Устало вздохнув и проведя рукой по одной из ссадин на шее, шаман опустил голову. Огромная фигура за его спиной продолжала своё зловещее движение. Грохот. Ковёр листьев вздрогнул и скачком оторвался от земли, а затем плавно опустился на землю, сминаемый чудовищными лапами. Губительное дыхание жара всё приближалось. Грохот. В каскадах стёкол Орофер увидел, как огненная пульсирующая сеть расползлась по земле и накрыла лозы со свёрнутыми листьями-глазами. Лес, облачённый спиралями окуляров в серое, заполонило раскалённым чадом. Грохот. Последняя циклопическая нога совершила шаг, и множество меньших, плывя в дымке, последовало за ней. Демон подался вперёд, и из его чудовищной головы, разделившейся на три огромные, острые, как лезвия, челюсти, вытянулась бесформенная тьма живых отростков, уродливых, бьющихся в судорогах, отталкивающих само бытие кошмарным смрадом и чёрным чумным чадом. Свившиеся в причудливые фигуры, склизкие отростки нависли над шаманом, окружили его, обвив путами жара, раскаляющего кожу, выжигающего глаза, и в центре этой кипящей ярости возникла бездна — неправильной формы чёрное пятно, окруженное кривыми кристаллическими выростами. Бездна раскрывалась всё шире, втягивая в себя всё больше и больше отростков и приближаясь к Ороферу. И вот шамана отделяло от демона лишь несколько ладоней распалённого чёрным огнём пространства. Миг. Два угловатых, желтых глаза с полосами-зрачками. Треск и шипение. Как пламя костра, задуваемое ветром, вздрагивающее и колышущееся, пронеслась над лесным пологом вспышка. Десятки листьев-очей развернулись, и порыв обжигающего ветра ворвался в куб. Плетение распалось, за ним, треснув, раскрошилась сфера. Вторая. Третья. И, нанизанная на мерцающую нить, деревянная бусина опустилась на лапку подлетевшего джуна, а затем и на руку Орофера. Не снимая окуляры, он пристально рассмотрел деревянный шарик с пронизывающей его нитью, а затем, вращая бусину между пальцами, начал накладывать заклятие. "Фэа-каррнт-блок", — произнёс Орофер, и вокруг бусины возникла тонкая красная цепь, — "йи-ид... эннин-тэйк", — одно из звеньев цепи наполнилось ярко-алым цветом, а саму маленькую сферу медленно затянуло чёрным. Шаман снял окуляры, а затем, достав из-под плаща бусы, висевшие на его шее, нанизал новую, внешне не отличающуюся от иных. На спине Орофера, переливаясь, возник кобольд, крепко цепляющийся за накидку шамана. С шипением зелёная рептилия сползла на землю, где поднялась на две лапы. "Ладно сработано, Хрраум", — произнёс жрец. Он встал и двинулся к центру святилища. Впереди было много работы.

* * *

Голлатар с интересом разглядывал деревянную платформу, на которой, впившись когтями задних лап, стоял Хрраум, постукивающий жезлом, зажатым в кольца хвоста. Только теперь заблудший смог разглядеть, что пытались починить чудны́е ящеры, возглавляемые шаманом. На резных деревянных блюдах ровными рядами стояли насекомые с большими прямоугольными головами, ровными, словно выточенными из дерева. Блестяще-серые и безупречно гладкие, с разводами грязи и пыли, фигурки жуков были отлиты из металла. Задняя пара железных ног, необычайно длинная, была сложена углом, прочие лапки были короткими и широкими, как и пара антенн. Голлатар с интересом смотрел, как от ритмичных звуков и прерывистого, режущего слух, шипения ящера покоящиеся насекомые постепенно оживлялись, по крохотным суставам лапок пробегала дрожь, в больших круглых глазах, разбитых на сотни ячеек, загорался свет.

— И что это? — спросил едва слышно Голлатар, не ожидая ответа.

— С-с-свич-р-р-ки, — прошипел Кобольд.

— Сверчки?

— С-с-свич-р-р-ки, — повторил ящер, — с-с-вязаны с-с-сетью.

На платформу опустилась тень, расходящаяся к верху множеством полос. Заблудший узнал рога шамана.

— Это тэ-линки. Тэ-линки, тэтт-линки, тэттигон-рауты. Вещь слишком важная, чтобы мешать её восстановлению, — мелодично протянул Орофер.

Голлатар обернулся. Взгляд, поначалу раздражённо-воинственный, быстро сменился растерянным. С усталого, серого, несмотря на цветную роспись, лица, покрытого ссадинами, на заблудшего взирали два безмерно уставших глаза, глубоких и навевающих тьму, как пучина.

— Боюсь, следует поведать о том, что мы пытаемся сделать, дабы ты оставил в покое меня и, — он запнулся, взглянув на Хрраума, совсем недавно спасшего его от порождения нечистого пламени, — моими хладнокровными друзьями.

Медленным движением костлявой руки шаман повелел заблудшего следовать за ним. Шурша ковром листвы, начинающим окрашиваться в жёлтый цвет от лучей солнца, уже плывущего по небу за горизонт, Орофер подошёл к самой широкой из платформ, на которой алый Никкар когтем подкручивал лапу одного из жуков, размером значительно превосходящим прочих. Подняв блестящее металлом насекомое, ящер направил коготь ровно в центр его прямоугольной головы. В глазах жука зажегся огонь, между усиками-антеннами проскочило несколько искр.

Орофер протянул кобольду мощную черную лозу, на конце которой сверкало девять золотых игл. Стремительное движение чешуйчатой лапы — и иглы вонзились в голову сверчка ровно в том месте, где только что находился алый коготь.

— Кабель, — многозначительно произнёс шаман.

Повернув голову, Голлатар увидел, что второй конец того, что Орофер назвал кабелем, был нанизан на один из конусов-сучьев странного посоха. Через пару мгновений ещё несколько железных фигурок соединились с посохом черными лозами.

— Видишь ли, никакое заклинание само по себе ничего не значит. Осыпь противника хоть тысячей проклятий, но ничего не случится. Всё что угодно может означать всё что угодно, пока ты не сопоставишь одному другое. Жаба истины молвит "ква", и небеса тотчас разверзнутся, потому что за этим "ква" будут стоять сотни действий с фундаментальными энергиями, — шаман поднял одну руку, и между его пальцами застрекотали серебристые разряды. — Магия железа — основа всего.

Голлатар, недоуменно переводя взгляд, с напряжением пытался высечь слова жреца в памяти, которая ныне казалась ему пещерой, тёмной и загадочной.

— Как только мы сопоставим словам действия с энергиями — наши слова обретут силу, — с мистической глубиной произнёс Орофер. — Такое сопоставление мы называем трансляцией, а объект, который её осуществляет — транслятором. Наши тэ-линки — это трансляторы, которые переводят язык человеческий на язык магии Корра, а Корр уже заботится о переводе в магию железа. До смешного просто, не так ли? — с печальным утомлением произнёс шаман.

— Да, да...

Свет в глазах железного жука начал мигать, то зажигаясь, то снова угасая. Орофер едва заметно кивнул и, на время замолчав, начал выводить узоры на набалдашнике посоха, то и дело сгибая при этом пластины-отростки посоха. Переведя взгляд с шамана, с серьёзным лицом творящего неведомое колдовство, Голлатар увидел, как на других платформах стальные насекомые с треском приходили в движение, вторя шипению ящеров. Зелёная вспышка. Несколько жуков, стоящих на блюде у ног Никкара, загудели, воздух начал наполняться глухим перезвоном, будто бы идущим от множества крохотных колоколов. Вспышка повторилась — новая группа трансляторов присоединилась к гулу и звону.

— Мас-с-стер, с-с-сеть вос-с-становлена, я чувс-с-ствую, как волны рас-с-сходятся от них, — прошипел ящер, когда в воздухе повис стрекот.

— Чудно, Никкар, чудно, — шаман кивнул и, повернув голову, увидел, что сотня огоньков-глаз загорелась зеленью. — Распускай их, пусть займут позиции.

— О какой сети речь? — спросил заблудший, повысив голос так, чтобы быть громче стального роя.

— Не о рыболовный, вестимо, — отвернувшись, ответил Орофер. — Идём, — бросил он в след.

Перед глазами Голлатара, будто наяву, возникла плетёная сеть, из которой пыталась вырваться стая извивающихся в страхе рыб. Заблудший ощутил прохладное дуновение ветра. "Бриз. Бегущий по солёным волнам вестник зенита. Помню бриз. Море. Косяки бестолковой рыбешки", — подумал он, однако возникшая перед ним картина тут же растворилась в лазурной дымке, разорванная громоподобным треском. Прямо возле уха Голлатара пронёсся железный жук. Ожившие механизмы стремительно удалялись с опушки, кто-то прыжками, кто-то — треща прямоугольными блестящими крыльями. Оторопев, Голлатар отшатнулся, пытаясь не задеть чудных насекомых. Сделав несколько шагов, он нагнал шамана.

— Не зацепило? — спросил тот.

— Нет.

— Славно. Они связались в сеть, поэтому теперь могут разбегаться в разные стороны. Да, да, я помню про твой вопрос, — добавил он после паузы. — Сеть невидимая, неосязаемая. Раньше мы соединяли такие трансляторы лозами ЭрЭс-дерева, теперь же они могут передавать всё по воздуху.

— Всё?

— Всё. Они улавливают наши слова, заклятия, литания — они слышат всё, и через них всё слышит Корр. Они видят где мы и в окружении чего — и через них всё видит Корр. А покуда Корру ведомо всё это — магия наша сильна, и сами мы защищены.

— Но демон? — начал было Голлатар.

— Не перебивай старших! Демон — это случайность, нет, это предательство! Кто-то провёл его, кто-то позволил ему повредить трансляторы. Очи Корра более не видели нас, а потому и демон смог воплотиться за нашими спинами. Чародейская сила, конечно, осталась при нас, но, — он вдруг замолчал, — впрочем, не твоё дело. Нуклеар пойман — мы в безопасности. Ты в безопасности. Покуда, конечно, будешь слушать меня и Грандмастера.

Его высокая фигура была прямо перед шаманом. В поднятой руке старца лежали бусы, и взгляд его будто пронзал одну из нанизанных на нить деревянных сфер. Чёрный шарик был зажат между его пальцами и источал едва заметный алый свет. Поднеся бусину чуть ли не к самому носу, он прищурился и вдруг хмыкнул, будто увидев что-то.

— Энио, неистовый, — произнёс маг, протягивая колдовское украшение Ороферу.

— Вот, значит, что это за тварь, — хмуро заметил шаман.

— Лучше бы он так и оставался чудищем из песен нородримов, не так ли?

— Угу, — проворчал в ответ жрец.

Окинув шамана полным печали взором, Курунир похлопал его по плечу. Трое приближались к ядру, и изогнутые стволы деревьев, заставленные фолиантами, обвешенные бичами, расходились перед ними, передвигаясь на корнях, как на ногах. Голлатар вновь начал чувствовать холод, окружающий ядро, однако не было более пронзающего взора мириада глаз — Должно быть, у Корра нашлись дела поважнее наблюдения за заблудшим. Тем лучше. Голлатар не знал точно, зачем маги ведут его к ядру, однако смутно помнил объяснения Грандмастера, из которых следовало, что без силы Корра восстановление памяти будет делом нелёгким. И вот, Голлатар вновь предстал перед духом этого чародейского леса.

Однако внезапно прохлада отступила — спиной заблудший ощутил волну тепла, как будто позади зажёгся костёр. Из-под земли внезапно выросло что-то, отбросившее тень на ядро. Причудливый головной убор Орофера вновь загудел, а лицо его вдруг зажглось злобой.

— Грандмастер? — спросил он, сдерживая негодования.

— Ах да! — растерянно произнёс Курунир. — В связи с последними событиями, граф Эллейниль отправил к нам посла, — добавил старец с неловкой улыбкой.

Все трое обернулись. Перед взором заблудшего пристала фигура, подобная человеческой, но казавшаяся куда тоньше, легче, будто нарисованный тонкими линиями силуэт, не испорченный деталями. Незнакомец был высок и строен, его длинные руки были заведены за спину, ноги смыкались пятками туфель, узких и остроносых. Кожа пришельца была белой, но не бледной, а почти прозрачной. Волосы сияли золотом, и, заведённые за тонкие остроконечные уши, опускались на плечи. Черты лица были тонки и четки, а сам лик был будто выточен из мрамора. Незнакомец был в строгом, иссиня-черном одеянии, поверх которого был накинут треугольный серый плащ.

— Англахэль из Нородрим, к вашим услугам, — произнёс пришелец, глядя на заблудшего.

— Приветствую, — кивнув, сказал Грандмастер, — рады видеть в нашей обители.

Орофер лишь хмыкнул и, ссутулившись и опершись на посох, обратил на гостя презрительный взгляд.

— Чем обязаны? — хмуро спросил он.

— До графа дошло послание о найденыше, что был найден в беспамятстве. Я же был отправлен сюда, чтобы узнать, каково это беспамятство.

— Возможно, графу следует не лезть в чужие дела и объяснить, почему наши люди обнаруживаются на пустошах, лишённые памяти или хуже того — иссушенные чёрным пламенем? Почему культ огнепоклонничества, ваш культ, уничтожает нас изнутри? — негодующе спросил Орофер.

— Возможно, — лицо пришельца скривилось в подобии улыбки, однако даже такая гримаса не портила подобного изваянию лица, — ваша гвардия более не способна защищать Тератиллион от угроз, а ваше жречество, что важнее, не способно эти угрозы предвидеть?

— Постойте, постойте, — вмешался Грандмастер. — Орофер, полно препираться! Англахэль, мы благодарим графа за оказанную помощь, боюсь, без народа огня мы не сможем узнать истины.

— Конечно, Грандмастер, граф не меньше вашего заинтересован историей заблудшего, — кивнул пришелец.

— А с чего это мы должны посвящать, — шаман запнулся, но, негодующе прищурившись, продолжил, — вас в дела общины магов? Мы более чем знакомы с памятью и способны решить это самостоятельно!

В небесно-голубых глазах Англахэля сверкнула искра.

— Без нас, — произнёс гость, подражая шаману, — вы едва ли способны постичь суть памяти, не то, что её секреты! Мой народ был здесь, когда во мраке ночи зажёгся небесный огонь, когда потоки фэа начали уходить в небо и вспыхивать звёздами! Мы, Нородримы, были здесь, когда ваш дух леса явился на эту землю, когда ваши предки явились на эту землю, и граф оказывает огромное снисхождение, помогая исправлять ваши ошибки!

— Ах, снисхождение! — Орофер разъярился, его лицо, серое мигом раннее, окрашивалось алой злобой. — Слушай сюда, остроухая ты нечисть, коли вы так милостивы, то зачем, хмарь его побери, вы подсунули нам демона, да не просто демона, а поганого нуклеара, пытавшегося разрушить святилище! — резким движением достав из-под накидки бусы, шаман поднёс их прямо к лицу Англахэля. Прищуренные глаза нородрима вдруг округлились, голубые искры сменились пламенем. Подавшись вперёд, гость попытался выхватить бусы из рук Орофера, однако тот спешно отпрянул.

— Вам не дозволено держать в заключении воплощения высшей силы!

— Нам дозволено держать в заключении любого, кто пришёл к нам с мечом!

Голлатар увидел, как ярость обуяла споривших. Каждое слово будто высекало искры, воздух наполнялся жаром и злобой. Заблудший смутился, не зная, что предпринять, Курунир, пребывавший в смятении, опустив голову, постукивал пальцами по своему чёрному посоху, над которым неистово вращался шар света, который пришёл в движение впервые за время путешествия.

— Да как ты смеешь, узкоглазая макака! Ты, жалкий приживала чужой силы! Мне стоит щёлкнуть пальцами, и твоё сердце вылетит из тела, и оно вылетит, если ты ещё раз посмеешь оскорбить высшую силу, графа или меня!

Нородрим подался вперёд, молниеносно, подобно хищнику. Рука его опустилась к поясу и уже обхватила чёрную рукоять, возникшую из ниоткуда, как вдруг между жрецом и пришельцем возник силуэт Курунира, поднимавшийся тенью всё выше и выше, пока, наконец, не стал на две головы выше Орофера. Громом отдался удар посоха о земь, и серебряная вспышка разделила шамана и нородрима.

— Довольно! — прогремел доносящийся с высоты голос. — Святилище — не место для препирательств!

Голлатар пытался разглядеть лицо Грандмастера, однако его не было видно за остроконечной шляпой, сползшей вперёд, и густой дымкой, окружавшей голову мага, как облака окружают горные пики. Действительно ли старец увеличился в размерах, или то была иллюзия — заблудший не знал, однако хотел узнать. Дымка перед его глазами развеялась, а фигура Грандмастера вернулась к своим прежним размерам.

— Англахэль, прошу не принимать слова Орофера на свой счёт. Графу известно, что мы — союзники Нородрим, иначе он бы он не присылал одного из Мормегиль, не так ли?

— Слышишь, Нородрим, твой повелитель не считает людей макаками, — проворчал Орофер, оказавшийся прямо возле ядра.

— Разве я говорил обо всём роде людском? — язвительно произнёс Англахэль. — Народу огня известно, на что способны люди, и, конечно, Грандмастер, — гость повернул голову к Куруниру и учтиво поклонился, — вы показали нам, как тонко ваш народ способен постичь магию.

Курунир ответил немым кивком.

— Тем не менее, заточение демона — тяжкий проступок, который граф может принять как оскорбление, — продолжил нородрим.

— Мы, безусловно, обсудим этот вопрос, однако прежде нам стоит изучить память заблудшего, не так ли?

— Вы правы, Грандмастер, прошу простить мою поспешность.

— Прошу простить нашу негостеприимность. Мы сожалеем. Да, Орофер?

— Сожалеем, — процедил шаман сквозь зубы.

— Чудно. Орофер, начни, пожалуйста, создание эмул-сферы, а пока она будет разворачиваться, нам потребуется прояснить кое-что, — произнёс Грандмастер, пронзив жреца ледяным взором. — Англахэль, прошу, побудьте пока с заблудшим.

— Конечно.

Орофер глубоко вздохнул и, бросив последний, полный негодования взгляд на пришельца. Рука шамана коснулась ядра, и поток энергии прошёл через неё, искрами затрещали пальцы, зелёным светом зажглись глаза — жрец принял мощь Корра, в отличие от заблудшего, который лишь сопротивлялся ей.

— Ви-эм, н'у, и-со, — донеслось из уст Орофера, и голос его был наполнен неслыханной мощью и глубиной. Зелёные искры плясали вокруг его руки и невесомыми нитями зависали в воздухе, голос будто бы застывал в холодном воздухе.

И порывы холодного ветра закружились вокруг заблудшего, и вдруг оторвало его от земли, и пришли в движение искрящиеся нити, и обвили руки и ноги Голлатара, и повис он в воздухе, словно распятый. Шаман щёлкнул пальцами, и начали растворяться нити, исчезая во вспышках холодного света, и возникла вокруг Голлатара полупрозрачная сфера, которая резко притянула заблудшего вниз. Его руки ощутили дерево и траву, которыми начал покрываться шар света, прозрачность исчезала, и сквозь затягивающиеся дымкой сплетения чар Голлатар увидел, как Курунир и Орофер удалялись, и как вновь пришли в движения живые деревья, создавая для магов новый путь в чащу.

Грандмастер и шаман проходили через вырастающие из-под земли арки, двигаясь сквозь лабиринты древ, ведущие от ядра. Стук посохов о землю отмеривал каждый шаг магов, в воздухе висел треск железных жуков-коммутаторов. Двое преодолели уже с десяток древесных сводов, но не проронили ни слова. Маги шли и шли, и вдруг стук их посохов отдался эхом.

— Значится, пришли, — молвил Курунир, и хриплый голос его повторил лесной коридор.

— Угу, — хмыкнул Орофер, — остроухий бес нас не услышит.

— Каким бы бесом он был, — вздохнул старец, приложив ладонь к лицу, — его оскорблять нельзя, ты должен понимать.

— Они натравили на нас нуклеара, Грандмастер!

— Мы не можем быть уверены, что это они! — строго произнёс Грандмастер. — На западе становится всё больше огнепоклонников, изуверы могут быть и в великом лесу.

— Но!

— Никаких но! Своими действиями ты провоцируешь конфликт с Нор-Галадом! Зло растёт на юге, предатели собираются на западе, неужто ты хочешь нажить врагов и на севере?

— Нет, Грандмастер, — тоскливо отвечал Орофер.

— Ты — верховный жрец, сильнейший и главнейший из шаманов, твои слова должны нести волю Корра, а не рушить наши союзы! Что скажет твой отец, если ты развяжешь войну? Думаешь, он поддержит тебя, поведёт орду?

Смутившись, шаман опустил голову. Злоба и негодования обуревали его, однако за ними крылось смятение. Когда рука жреца коснулась ядра, и сила Корра наполнила его, Ороферу явилось видение — пугающе яркое, почти осязаемое. Шаман выдохнул и посмотрел на Грандмастера — нет, сейчас не время обсуждать видения и наваждения.

— Есть ли новости с запада, Грандмастер? Вы ведь не поучать меня привели, так ведь?

— Ты проницателен, Орофер. Новости с запада действительно есть. Куилинор, — старец запнулся, подбирая слова, — очень раздражён. Прогнило что-то в совьем королевстве, и герцог намерен принять меры, однако его меры... Поспешны. Да, поспешны.

— Лихи и безумны, вы хотели сказать?

Курунир бросил на Орофера суровый взгляд.

— Отчасти. Он приказал отозвать гвардию Торон-Рода, хочет увести всех воинов и магов из других домов.

— Считает их предателями?

— Хуже, Орофер, хуже, — Грандмастер покачал головой и продолжил свой путь по лесному лабиринту. — Он хочет найти предателей среди своих подданных, хочет натравить на них дружину Кхирхенделя. Даже на самых верных.

Орофер, шагающий по левую руку от старца, с недоумением посмотрел на него.

— Весь совет, все его виконты, лорды-самусы во главе с Кербеорном, Норессонд — все под подозрением в скверне, все были проверены Кхирхенделем. Я был там, Орофер, я видел страх в их глазах, видел отчаяние лордов, которых лишили права носить герб дома на доспехах, которых отправили в дозор на крепостные стены, в походы на юг и запад для искупления кровью неверных. Враг помутил разум герцога, Орофер, а заблудший превратил помутнение в ярость...

— То есть вы привели его сюда, чтобы защитить?

— Да, там бы он не был в безопасности. Норессонд, что привёл Голлатара из степи, оказался в опале, а на самом найдёныше нашли троян, связанный с руах-сетью.

— То есть это может быть кто-то из самусов?

— Может, а может, кто-то хочет, чтобы мы так думали, — Курунир задумался. — В любом случае, мы разослали в другие дома гонцов, чтобы те узнали, не пропадал ли кто, подходящий под приметы, но даже я сомневаюсь, что это нам что-то даст.

— Вы правы, Грандмастер, не похож он на слуг ни одного из домов, не похож и на кочевников. Думаете, он из огнепоклонников?

— Это был бы не худший вариант. Надеюсь, с помощью нородрим мы выудим что-то из чертогов его памяти.

— А дальше?

— Попытаемся обучить его и вернуть домой, где бы этот дом ни был.

— Обучать магии найдёныша из неизвестных земель?

— На нём уже был троян, Орофер, его отправили к нам, чтобы посеять смуту, и это удалось. Теперь есть риск, что его захотят устранить.

— Слишком тонкая игра для змея юга, не находите?

— Ты прав, едва ли это план Горгона, — Курунир задумчиво начал перебирать бороду. — Тем не менее, наверняка у него найдутся враги, и лучше бы, чтобы он мог дать им отпор.

— Думаете, его будут преследовать совы?

— Надеюсь, этого получится избежать.

— Так давайте поможем Куилинору в поисках предателей, быть может, тогда он успокоится, — предложил шаман, пожав плечами.

— Едва ли. Если мы признаем, что его подозрения верны, он лишь сильнее взбеленится. Он давно точит зуб на дом орла, да и другие герцоги немилы ему... Он же совиный герцог, прямой потомок правителей старого мира, единственный, кто достоин трона про праву рождения... Ну, так он считает.

— Ежели ему нужна власть над другими домами, пусть придёт и возьмёт, коли смелости хватит, — проворчал шаман.

— Наставляю тебя, наставляю, призываю к миру, а ты всё о своём, — старец покачал головой. — Орофер, мы сильны лишь пока доверяем своим союзникам, поэтому нам не нужна ни вражда с нородримами, ни уж тем более междоусобицы.

Двое продолжили свой путь. Живые аркады образовали петлю, и чародеям лишь следовало пройти её, чтобы вернуться к ядру, возле которого их ждали Голлатар и Англахэль.

— Так, значит, вы не маг? — спросил Голлатар, внимательно рассматривая Англахэля.

— Не в твоём понимании этого слова, ежели, конечно, у тебя есть хоть какое-то понимание, — ответил гость, чей взгляд был направлен далеко в лес.

— Но вы появились из ниоткуда, — продолжал заблудший, решив не обращать внимания на продолжавшиеся уколы чудных чародеев.

Нородрим повернул голову. Он посмотрел на Голлатара тусклыми, почти неживыми глазами. От заблудшего его отделяла полупрозрачная зеленая стенка сферы, однако взгляд пришельца смотрел сквозь сферу, дерево, даже плоть — перед его глазами клубился руах, струились его потоки, мерцали волнами импульсы. Нородрим сел на траву.

— Быть тут или там, — гость поднял руку и показал куда-то вдаль, — для меня не имеет особого значения. Божество дало моему народу возможность перемещаться в виде потоков фэа, повелевать ими. Но не так, как местные маги, их чары — всего лишь ремесло, в то время как для народа огня это — искусство.

— Народа огня?

— Да, рода Нородрим.

— Хм, я слышал о вас, о вашем языке. А что это значит, Нородрим? — спросил Голлатар, чаясь вспомнить, что говорил Норессонд.

— Народ огня, — сухо ответил гость.

— Хм, — заблудший, задумавшись, нахмурился. — Вы не подчиняетесь Грандмастеру?

Улыбка коснулась лица Англахэля, и тот рассмеялся, неожиданно громко, но холодно.

— Мальчик, мой народ был рождён задолго до прихода в этот мир Грандмастера, даже я родился прежде того. Народ огня возник, когда на небе зажглись звёзды, да и сами звёзды — лишь те из нас, кому пришлась не по душе земная жизнь. Нородрим не подчиняется людям, мы — подданные графа Эллейниля, наместника высшей силы.

— А демоны тоже подданные, — Голлатар сделал паузу, — Эллен... Эбен..

— Граф Эллейниль, — чётко, будто зодчий, что высекает каменное изваяние, произнёс Англахэль. — Господин звёзд. Мой господин. Я здесь по его приказу, ибо я присягал ему, как один из Мормегиль.

Голлатар молчал, лишь вопросительно смотрел на гостя.

— Ах да, конечно... Не понимаешь Нородрин... Мормегиль на моём языке значит "чёрный меч", — Англахэль вытянул руку, и, будто из воздуха, в ней возник длинный тонкий меч, чёрный, как гагат. — Чёрными мечами у нас кличут лучших воинов и самых верных слуг графа.

— Ясно, ясно, — кивал заблудший. — Так демоны — тоже слуги графа?

— Нет, конечно нет, — гость смутился и опустил руку, меч его растворился в воздухе. — Демоны — это проявление великой силы, той, что нельзя увидеть смертным взором. Они никому не служат, они лишь воплощают древнюю мощь и величие божества.

— Корра?

— Ты начинаешь утомлять меня, Голлатар, — покачал головой Англахэль. — За подобные слова другие воины Нородрим уже бы испепелили тебя, — произнёс гость, бросив на заблудшего суровый взгляд. — На твоё счастье, я милостив, и я прощу тебе подобную оплошность. Но лишь потому, что нет у тебя памяти!

Заблудший виновато опустил голову.

— Простите.

— Ты прощён, — улыбнулся нородрим. — Но на будущее, запомни: Корр — лишь дух леса. Могучий дух, но никак не Бог. Истинное божество — великая мать огня, создавшая Нородрим, демонов и многих других созданий чистого фэа — руаха, по-вашему. Она подарила нам магию потоков душ, зажгла звёзды и луну. Наша сила, — он приложил руку к груди, — её сила. Наше знание — всё, без остатка — её знание.

Голлатар кивнул. Тёмные пещеры его памяти, казалось, залились светом, но не путеводным — ослепляющим. Заблудший задумчиво смотрел на Англахэля — ничто не выдавало в нём древность, которую он себе приписывал. Лицо его выглядело не столько умудрённым, сколько лихим, в движениях, плавных, даже воздушных, не было степенности, а в словах, безусловно, загадочных, не ощущалось веса прошитых лет. Голлатар поймал себя на мысли, что мудрец в его глазах должен был быть старцем с длинной бородой и посохом, но никак не прекрасным воином с волосами чистого золота. И стоило ему подумать о старце, как он возник за спиной нородрима — Грандмастер, за которым следовал Орофер, вышел из петли древесных арок и направился к заблудшему.

— Что же, я думаю, эмул-сфера готова, не так ли, Орофер?

— Да, Грандмастер, можем приступать.

— И что же вы будете искать? — спросил нородрим, обернувшись.

— Следы транспортных чар, прежде всего. Его обнаружили у алтаря, как-то же он должен был там оказаться, — подавляя раздражение, произнёс Орофер.

— Ты прав, Орофер, давай же уже приступим.

— Постойте, постойте! — вмешался Голлатар. — Что это, зачем это? — спросил он, водя руками по воздуху.

— Не переживай, это виртуальные чары, они позволят сдержать распространение вирусов и защитят, — ответил шаман.

— Защитят меня?

— Быть может, и тебя.

Шаман перевёл взгляд на Курунира и кивнул. Подойдя к висящей в воздухе сфере, Орофер поднял посох и коснулся им того участка шара, что остался прозрачным. Голлатар увидел, как по сфере пробежала рябь, а затем между заблудшим и шаманом возникли руны, мерцающие на поверхности сферы.

— Пинг прошёл, Грандмастер, — произнёс жрец. — Есть контакт!

— Чудно.

Орофер провёл посохом по поверхности сферы, зелёной и прозрачной, как цветное стекло, но едва осязаемой, как туман.

— Ва'р-ши-арк, — проговорил шаман, и на подобиями стекла змеями поползли линии, складывающиеся в слова и разбитые на сегменты рисунки, которые Голлатар видел с обратной стороны. Своды сферы заискрили, и зелёные лучи начали блуждать по внутренней части колдовского шара, пока, наконец, не остановились на заблудшем. На поверхности сферы возникли ряды светящихся квадратов, заполняющиеся руническими символами. — Как мы и думали, Грандмастер, здесь явные следы транспортных чар, хоть и затёртые.

— Что известно об отправителе?

— Многое повреждено, однако, — шаман замолчал, жестами свершая колдовство, от которого руны, квадраты и полосы поплыли по поверхности сферы, — адреса многократно продублированы, я предполагаю, что отправитель был настолько далеко, насколько это возможно, — Орофер вновь замолчал, перемещая магические символы по подобию стекла. — Следы чар заметены весьма небрежно, поэтому что-то будет возможно восстановить, — Орофер приложил руку к сфере, после чего из её пола выросло несколько лоз, обвивших руки Голлатара.

— Не переживай, это безопасно, — произнёс подошедший к волшебному шару Грандмастер.

Заблудший почувствовал, как по его рукам пробежали волны тепла, которые источали лозы. Вдруг воздух заискрился, и вдруг что-что, доселе висевшее на шее заблудшего, затрепетало. "Оберег", — вдруг промелькнуло в голове Голлатара, и нечто угловатое, похожее на несколько треугольников, скрепленных странным образом, поднялось в воздух, утягивая за собой нить, на которой оно держалось.

— Защитный амулет, — проворчал шаман, — возможно, наш найдёныш всё ещё жив только благодаря ему.

— Что? — удивлённо спросил Голлатар, всё ещё удивлённый увиденным.

— Тебя должно были переправить через великий сервер, однако произошло что-то непредвиденное, и ты оказался там, где оказался. На амулете сильные защитные чары, должно быть, они сохранили твою физическую форму при сбое.

— А что, если? — начал было Голлатар, однако шаман жестом велел ему замолчать.

— Не будь амулета, ты бы так же оказался возле алтаря, но, боюсь, не целиком. Потерял бы голову, так сказать, а может, и что ещё, — с усмешкой произнёс жрец.

Голлатар нервно кивнул.

— Так его память была утеряна при сбое? — спросил шамана Грандмастер.

— Может, а может, и нет, — ответил Орофер, а на поверхности сферы, тем временем, возникали всё новые и новые каскады символов и полос. — Один из маркеров контрольных сумм в целости, значит, память ему стёрли по пришествии, — шаман повернул голову на Англахэля. Тот лишь презрительно хмыкнул.

— Запусти анализ памяти.

— Дэ-ир, — произнёс шаман, и ещё несколько лоз возникло внутри сферы. Приблизившись к заблудшему, они сплелись, образовав нечто, похожее на стул. — Сядь, — повелел Орофер, и Голлатар подчинился. Сверху ему на голову опустился плетеный из веток шлем, а руки с ногами вдруг онемели — лианы крепко связали их. На внутренней поверхности сферы зажглись огни, и несколько расплывающихся в дымке потоков энергии потянулось к шлему.

Потоки медленно плыли по воздуху, а на их концах возникали разветвления, напоминающие ладони. Сверкающие дымчатые руки уже приблизились к голове заблудшего, как вдруг на миг его ослепила красная вспышка, сопровождающаяся шипением и скрежетом. Лианы начали рваться, и Голлатар упал на пол сферы. Следующее, что он увидел, открыв глаза, было нечто красное, с четырьмя лапами, похожими на лягушачьи, но вооруженными когтями, короткой острой мордой с выпученными глазами и отталкивающего вида горбом.

— Триггер! — вырвалось одновременно у шамана и нородрима.

Триггер был некрупным зверем, который мог бы поместиться в руки заблудшего, однако едва ли тот захотел его брать — маленькая тварь безумно прыгала по сфере, разрывая зубами и когтями лозы, развеивая чары Орофера. Всё больше скрытых за дымкой потоков-рук выходило из сферы, и всё яростнее уничтожал их триггер, пока чародейских волн не прижали его к стене, зажав меж лоз и коряг, выросших из пола эмул-сферы. Остальные потоки продолжали двигаться к Голлатару, пока три пары глаз напряжённо смотрели на него из-за сферы.

С визгливым рыком триггер выпустил из склизкого горба шипы и освободился от пут. Миг — и тварь сидела на груди заблудшего, занеся над его лицом когтистую лапу. Вертясь и отмахиваясь, Голлатар пытался скинуть с себя появившегося из ниоткуда зверя, однако руки его проходили сквозь, лишь раззадоривая злое нечто. Резко вскочив и опершись спиной на сферу, заблудший смог выиграть секунду, и тут же, когда прыгучая тварь уже оторвалась от земли, чтобы наброситься на лицо, но вдруг чёрное лезвие сверкнуло перед глазами заблудшего и пригвоздило взвывшего триггера к стенке сферы.

— Не бойся, — сухо сказал Англахэль, вновь появившийся из ниоткуда, — триггер создан для защиты твоей памяти от вмешательств, но так как у него не получилось бы защитить, он решил уничтожить.

Голлатар лишь посмотрел на пришельца округлившимися глазами. В глазах нородрима зажёгся огонь, воин провернул меч, и заструились по тому красные искры, и с визгом растворился триггер, после чего на лице Англахэля появилась хищная улыбка. Он отступил на шаг и завёл руки за спину.

— Я разберусь! — сказал он магам, стоявшим вне сферы, и вмиг рука с мечом полетела вперёд, и чёрное лезвие вонзилось промеж глаз Голлатара.

Холод пробежал по спине заблудшего, однако кроме холода не было боле ничего — ни крови, ни боли, ни раны — меч будто прошёл сквозь голову заблудшего. Вновь лезвие окрасилось алыми искрами, и по руке нородрима потекла сверкающая речка вспышек, и в разуме Голлатара начало оживать всё, что он видел за последние дни, каждая картина, звук, движение — всё будто в точности повторялось, смешиваясь в чудовищной круговерти сознания, и только одно он мог уловить из того, что было пред ним теперь — разгорающиеся всё ярче и ярче глаза пришельца.

Внезапно всё замерло. Картины стали распадаться, а багровые глаза Англахэля залило синевой. Тело его прорезали судороги, руки и ноги скривила осязаемая на расстоянии боль. Меч, разряды, бегущие по которому, стали фиолетовыми, упал на пол сферы.

— К-кодировка, — скрежеча белоснежными зубами, промолвил нородрим. — Падшие, это всё — деяния падших! — с трудом договорив, Англахэль опустился.

Сфера тут же засияла — обеспокоенный шаман снимал наложенные чары. Расплетаясь на множество нитей, сфера разворачивалась, как клубок. Через несколько мгновений Голлатар вновь стоял на земле, ошарашенный, а Грандмастера, подскочивший к нему, расспрашивал его о пережитом. "Какими бы их планы ни были, они не исполнились", — подумал заблудший.

Долго он отвечал на вопросы старца, пересказывая всё, что пронеслось перед его глазами, раз за разом. Долго убеждал, что голова его не разрывается на части, а конечности не иссушаются, будто листья от палящей жары. Наконец, Грандмастер успокоился и отошёл, и заблудшему было позволено отдохнуть, сев на корягу поодаль.

И как только сел заблудший и выдохнул, подошёл к нему шаман.

— Я знаю, что тебе нелегко. Многое ты увидел сегодня, но я предлагаю тебе увидеть больше.

— Как же? — удивленно спросил Голлатар.

— Хочешь увидеть демона, что ты выпустил, а я изловил?

Заблудший виновато кивнул, и тогда шаман протянул ему странного вида окуляры, скрепленные витой деревянной оправой.

— Надень и посмотри на бусы, — повелел шаман, сев рядом.

Голлатар сделал всё, как сказал Орофер, и надел окуляры. Всё вдруг погрузилось во тьму, однако во тьме он видел сияющую красным бусину и то, что сидело в ней — странное многоногое создание с чудовищным числом рогов, шипов и склизких отростков. Создание будто бы плавало по полым внутренностям бусины, и его конечности то превращались в подобие плавников, то в подобие изорванных крыльев. Вдруг демон остановился, и повернулся к заблудшему, обрушив на него взгляд тысяч яростных, чёрных глаз, растущих отовсюду на бесформенном туловище твари.

И тогда отпрянул Голлатар и поднял голову, и увидел впереди что-то нечто даже более ужасное — высокую, собранную будто из одних костей фигуру, бледно-серую, будто мертвую, с длинными когтистыми руками и залитыми кровью глазами. Покрытое чёрными венами лицо прорезала косая черта рта, из которого торчали клыки, острые, как у зверя. Чёрные, как сажа, волосы опускались на два огромных перепончатых крыла, что волочились по земле. А на поясе твари висел меч — ярко алый, будто переливающийся и пульсирующий, почти живой. Что-то трепетало в нём, и Голлатар, приглядевшись, ужаснулся — множество миниатюрных лиц, изуродованных страданием, были будто высечены на лезвии, сотни рук стучали изнутри, умоляя об освобождении, и одна пара рук — когтистая, лягушачья, дергалась возле остроконечной морды с выпуклыми глазами. Триггер, растворившийся в искрах совсем недавно. Голлатар сдёрнул окуляры и увидел Англахэля — златовласого, с белоснежной, почти сияющей, кожей.