Сага мира железа (джен)

Освещенные тихим пламенем рунные камни отбрасывали длинные тени, волнами скользящие по каменным плитам. Руны, начертанные на неведомом наречии, излучали слабое голубое свечение, из-за чего высокие, гладко обработанные камни, выставленные кругом, были окружены таинственным ореолом. Тени плавно подбирались к центру круга, где на возвышении покоилась побитая временем каменная чаша, обвитая паутиной трещин.

Повисла пугающая тишина, лишь треск огня, горевшего в окружающих алтарь чашах, раздавался в тяжелом воздухе. Алые языки пламени мерно колыхались, то и дело выбрасывая ввысь мерцающий столб искр, взмывающий с каждым разом всё выше, и с каждым разом тени камней всё ближе подползали к центру, рисуя на поверхности каменных плит солнце.

Он вышел из высокой травы и блуждал между чашами, бросая испуганный взгляд на огонь и руны. Остановившись, он оперся на камень, однако в тот же миг одернул руку — руны вспыхнули лазурным сполохом, и алое пламя в чашах погасло. Секунда абсолютной тишины, тяжелой, угрожающей тишины. В один миг вечернее небо оказалось закрыто чёрными тучами. Вдруг из центральной чаши взвился столб голубого огня, распадающийся на сотни пылающих нитей, зависающих в воздухе и сплетающихся в странные формы. Он сделал шаг вперёд, завороженный мистическим свечением, и, будто ощущая движение, пламя направилось к нему, принимая форму ладони, потом руки, а затем и могучей, широкоплечей фигуры, сияющей голубыми искрами.

Полыхнув, явилось лицо. Острое, пламенно-синее лицо с длинным носом и сведенными в злобной гримасе бровями. Глаза — два шара тьмы — напряженно смотрели на заблудшего, будто в поиске чего-то.

— Пустота, — протянула гулким басом огненная фигура, — тьма и забвение, — произнес дух, протягивая руку к человеку.

— Ийазхар, Джаганнар! — внезапно раздалось позади, и сверкающая фиолетовая молния ударила в пылающего духа.

Голубое пламя разгорелось и стало ярко-оранжевым, из пальцев вытянулись сверкающие когти, и пылающей гривой вспыхнули голова и шея духа. Воздух прорезал ужасный рев, и чудовищный львиный зев ринулся в атаку. Пасть лязгнула — и раскаленные добела зубы были перехвачены могучими руками, облаченными в пурпурные доспехи. Когти огненного чудища яростно ударили по пурпурному шлему воина, но в тот же миг вспышка света отбросила лапу врага в сторону.

— Беги! — прокричал воин в доспехах, продолжая борьбу с огненным монстром.

И он сорвался с места, однако после пары шагов споткнулся и рухнул на земь. Хоровод маленьких огоньков — белых, алых, янтарных — окружил его, и маленькие треугольные лица со сквозными прогалами вместо глазниц любопытно смотрели на него.

— Кыш, бесята! — прошипел подскочивший внезапно юноша. — Алсамт! — продолжил он, воздав руки к небу.

Тотчас же огоньки начали исчезать, теряя форму и отрываясь от каменной плиты. Вот перед его глазами поднялась одна искрящаяся фигурка, за ней вторая, третья, и каждая уходила точно вверх, словно ведомая невидимой рукой. По алтарю прокатился рёв — битва меж каменных громадин продолжалась. Обратившись огненным смерчем, чудовище обрушилось на закованного в пурпурные латы воина, однако в последний миг тот увернулся и, замахнувшись, стремительно рассёк надвое пылающий вихрь внезапно сверкнувшим в стальных перчатках ятаганом. С шипением лазурные сполохи прильнули к каменной плите, и та засияла мириадами искр прямо под ногами рыцаря — дух готовился нанести удар снизу.

— Скорее! — воскликнул воин, и тотчас его закрыла стена иссиня-черного пламени.

Он отвернулся от внезапной вспышки и перевел взгляд на юношу, в руках которого появилась склянка, о стенки которой бился закрытый внутри янтарный огонёк — один из тех, взлетевших. Крепко сжимая склянку одной рукой, юноша протянул вторую ему и помог подняться.

— Цел? — бросил спаситель, однако услышал лишь молчание. — Дрáух'ир, чародей-ученик, — скороговоркой выпалил он, всё ещё ожидая ответа, — представься же и ты, друг ты или враг?

— Эм-м-м, — он не знал, что сказать. Глаза его изучали собеседника, однако не знали, на чём остановиться — лицо было почти полностью закрыто капюшоном, а остальное одеяние вызывало лишь больше вопросов.

— И не явил он ни имени, ни целей своих, — вздохнув, произнёс юный чародей. — Прошу простить, времени в обрез, нужно найти мьют-арахнида, и как можно скорее! — взгляд собеседника стал ещё более потерянным.

Назвавшийся Драух'иром отвернулся и начал вертеть склянку с заточённым в ней огоньком в руке, начертывая другой рукой символы на поверхности стекла. После одного оборота пузырька вокруг него появилось мерцающее зелёное кольцо, которое медленно вращалось, завораживая живой огонёк. Чародей остановил кольцо, сжав его двумя пальцами, и принялся нашептывать что-то себе под нос.

— Цикл, цикл, цикл, лок, — юноша осекся.— Нет! Цикл, цикл, цикл... Трай-Лок... Да будет так!

Таинственный ритуал завладел вниманием заблудшего, однако он не понимал ни единого слова чародея. Он огляделся ещё раз — от яростного сражения земля дрожала, шипело пламя, лязгал металл, с шумом новые трещины прорезали каменные плиты, и в этом гвалте его внимание привлекло нечто странное — из одной из трещин показалось жало. Секунду оно висело над поверхностью земли и затем опустилось под землю. Новая трещина прорезала плиту.

— Там! — испуганно выпалил заблудший, указав рукой на разлом.

— А? — спросил Драух'ир, оторвавшись от склянки. — Ага! — воскликнул он, выхватив из-за пояса деревянный жезл.— Но-ти-фэа!

Воздух наполнился жужжанием. Наконечник жезла пульсировал, качаясь из стороны в сторону, казалось, что вот-вот он выпадет на землю. Но и земля внезапно поддалась колебаниям — дрожь её, ранее хаотичная, переменилась и превратилась в размеренную вибрацию. Даже синее пламя злого духа начало покачиваться в такт, а взор его устремился на жезл. Что-то глядело на него и из-под земли, однако узкие трещины камня многое скрывали, и тогда плита раскололась, и шесть мощных членистых ног ступили на её поверхность. Жуткий скорпион, огромный, несущий на хвосте жало размером с человеческую голову, выполз, щёлкая клешнями. Разбитое на полосы чёрно-красных члеников, его тело отбрасывало блики, возвышающийся над землёй хвост двигался то вправо, то влево, качаясь в такт вибрации. Медленно переставляя лапы, скорпион двинулся к чародею.

Тот стоял на месте и, не сводя глаз с членистого создания, стукнул наконечником жезла об плечо — вибрация прекратилась. Взмах — и зелёный луч ударил в глаза скорпиона, после чего тот начал яростно размахивать хвостом и бить клешнями о землю, медленно двигаясь вперёд.

Драух'ир что-то прошипел и метнул в гостя из-под земли сноп зелёных искр — на этот раз целью была спина. Разъяренный монстр начал описывать круги вокруг своей оси, делая вместе с тем выпады то одной клешней, то другой. Хвост, тоже чёрно-красный, поднимался и опускался, сверкая острым жалом. Сделав несколько кругов чудище будто присело, готовясь к прыжку. Он сделал шаг назад — самые древние страхи, казалось, пробудились и явили себя из-за пелены забвения. Чародей стоял на месте и, согнув ноги в коленях, тоже хотел прыгнуть. Жало вдруг опустилось, поразив спину чудища ровно в том месте, куда прилетели искры. Громадная туша осела, клешни безвольно упали на землю, жало повисло в воздухе. Скорпион перестал двигаться, и юный маг прыгнул ему на спину. Со скрипом скользнула нога, чародей потерял равновесие и, падая, ухватился рукой за один из сегментов хвоста. От гладкого, словно стеклянного, хвоста поднялось облачко пара — поверхность была ледяной. По спине чародея пробежали мурашки, но не от холода — чудовищная игла оказалась прямо возле его лица. Выдохнув, юноша наколол склянку прямо на жало.

— Сейчас! — крикнул он.

— Вместе! — ответил воин и нанёс пламенному духу колющий удар, отодвинув его. — Взяли!

После этих слов духа окутало облако синего дыма, и не было боле видно пламени. На миг жало скорпиона сменило цвет, став из красного чёрным. Склянка со звоном лопнула, выпустив янтарный огонёк на волю, и тот медленно полетел вверх. Острие иглы последовало за ним и вновь заалело. Отпустив хвост, чародей упал на землю, соскользнув по панцирю. Всё вдруг стихло. Тучи исчезли и, играя высокой травой, засвистел северный ветер. Дым рассеивался, из него вышел пурпурный воин.

— Неплохо, очень неплохо, — донеслось из-под шлема, — твой мастер может тобой гордиться.

— Простите, сир, но я оплошал. Синхронизация продлилась больше секунды, тысячи раз они могли узнать о нас...

— Да будет тебе! Поднимайся! Коли ты прав, времени у нас немного. Нам ещё разбираться с этим, — воин указал на него, — что скажешь?

— Ничего не говорит, — тихо ответил Драух'ир, вставая, — а не может ли, али не способен — не ведаю.

Оба посмотрели на него. Тот перевёл взгляд на рыцаря, в руке которого всё ещё лежал ятаган. На плече воина сидела маленькая обезьянка, на голове её красовалась красная феска, хвост с кисточкой рисовал причудливые фигуры в воздухе, лапки копались в согнутых крыльях, растущих из спины смешного создания. В воздухе висела вторая обезьяна, сжимающая в руках маленький чёрный квадрат, в центре которого блестел серебряный круг.

— Открой же нам, кто ты, — тихо произнёс воин, и ятаган, блеснув, исчез, будто втянувшись в стальную перчатку. — Не бойся.

— Я-а-а, — протянул он, будто удивляясь своему голосу.

— Сир, на лицо следы форматирования.

— Корр его знает...

— Свет, — всё ещё удивляюсь каждому слову, произнёс заблудший, — там был... свет. Я упал... Трава, она, — он сделал паузу и попытался показать что-то руками, однако мысли будто улетучивались, — она...

— Тише, тише. Мне всё ясно. Отдохни.

С этими словами рыцарь протянул луку к его лбу. Удивившись, заблудший закрыл глаза. Лишь темнота была за опущенными веками. Рыцарь тихо произнёс что-то, но гость уже не расслышал, что — звуки будто раскладывались на невнятные колебания воздуха, веки отказывались подниматься. Пустота заполонила его сознание. Кромешная, чёрная пустота.

"Тьма и забвение", — услышал он изнутри.

Чёрной нитью вилось безмолвие. Вперёд и вверх, назад, вовнутрь, к звёздам, во тьму эреба завлекало нить, и странные, бесформенные фигуры сопровождали её. Сокрушающий, подобно ревущему водопаду, поток. Тьма. Пустота. Забвение. Сон. Что есть, что было, чего нет? Нет кванта.

Кванта.

— Нет времени! Рассекай, круши, изничтожь ползучую погань! — голос донёсся изнутри, плавно обретая образ пурпурного воина.

Он проснулся. Тьмы алтаря не было, вместо него с неба бил ослепляющий свет, играющий золотом высокой травы. Порывы сухого ветра жгли лицо, несли пыль и гомон сражения. Он обнаружил себя в седле, надетом на чёрного скакуна, гневно топчущего землю. Каждый удар копыта сопровождался звоном металла и громким дыханием зверя. Ретивый с шумом подскакивал, будто сбрасывая несчастного наездника. Пытаясь удержаться, он схватился за чёрную лоснящуюся гриву. Внезапно холодные, жёсткие волокна порезали пальцы — те разжались, и наездник свалился на землю.

— Флопс! — донесся из травы суровый голос. В ответ прозвучало реверберирующее ржание.

— Он в порядке! — крикнула высунувшаяся из высокой растительности голова в капюшоне. — Ты в порядке? — спросил человек, повернувшись к упавшему.

Тот хотел кивнуть головой, однако заметил на земле нечто — обогнув топчущегося на месте скакуна, к нему стремительно приближалась блистающая золотом лента — таких же яростно топтал скакун. Внезапно чародей метнул в змея зелёную искру. Вторую. Третью. Разряды лишь с треском поднимали пыль, но чистейший золотой блик лишь приближался и, казалось, становился всё шире и протяжённее. Подползши достаточно близко, змея — нет, уже маленькая армия змей раскрыла пасти и, издавая премерзкое шипение и сверкая чёрными бусинами глаз, по одной взмыла в воздух в злобном прыжке — прыжке, на который способны только ползучие гады.

Он, испугавшись, закрыл лицо руками и ждал нападения, однако его не последовало ни через секунду, ни через пять, ни через десять.

— Мужайся, заблудший, ибо тьма настигнет тебя чёрной тенью, — холодно произнёс чародей, — но не теперь, — продолжил он с нажимом в голосе, — не теперь!

Он опустил руки. Чародей стоял, крепко сжимая жезл одной рукой и напряжённо двигая второй. Шипя и извиваясь, змеи висели в воздухе, окруженные облаком зелёного тумана, выходящим их наконечника жезла.

— Откуда они? — вставая, спросил он.

— Увы, речью они, — медленно отвечал чародей, копаясь в многочисленных карманах, — ага! — юноша извлёк склянку, в которой мерцал крошечный алый огонёк. — Речью они не владеют!

Улыбнувшись, маг пальцем откинул крышку пузырька, и огонёк начал подниматься в воздух, быстро достигнув тучи. Бросок. Переливающийся золотом змей поглотил сияющую точку, вновь зависнув в воздухе. Облако наполнилось оглушительным шипением и затрепетало — ещё один сияющий золотом гад яростно вцепился в хвост первого. Завязалась схватка. Укус, шипение, укус, шипение — полные гнева змеи нападали друг на друга, вгрызаясь, разрывая и съедая, однако безжизненных тел не было — каждая уничтоженная рептилия обращалась золотым облачком и исчезала.

— Так вот, — продолжил чародей, — сей змий златой — не просто змий, то яростный Лафон, бесстрашен и бессчетен он, и по сему, увы, непобедим! — продекларировал юноша, переведя дыхание. — Право, не имею страсти к поэзии, но сейчас, она, кажется, уместна.

— Ла-фон?

— Лафон! — заключил чародей, взмахнув рукой, после чего зелёное облако резко сжалось, окутывая лишь одну змею — последнюю выжившую. — С незапамятных времён ползает он по миру, сея тьму. Мне рассказывали о нём, как о страже артефактов, что чернее мрака ночи, — Драух'ир медленно провёл рукой по воздуху, и облако медленно поплыло к юноше, пока, наконец, не застыло прямо перед ним.

— Маловат как-то для великого и непобедимого, — задумчиво произнёс он, глазами следуя за зелёным облаком.

— Размер значения не имеет — даже мельчайшие баги могут принести неисчислимые беды, — наклонив голову, сказал чародей в землю, вновь обыскивая свои карманы.

— Баги?

— Но тут ты, кажется, прав, — изрёк Драух'ир, достав из кармана маленький окуляр в оправе из чёрного дерева и приложив его к глазу, после чего начал всматриваться в змея, извивающегося в зелёном тумане. — Чаяния мои подтвердились, — он вздохнул, — это лишь одна его голова — малая часть, неглубокий клон, разведчик, — змей, изогнувшись, яростно зашипел на юношу — из пасти выглянули два узких, как игла, зуба, испустивших две тонкие зловонные струи, однако те остались висеть в воздухе, — погляди, он ведь меня слышит! Гневу его нет предела, значится, прав я. И, кажется мне, понял я причину, по которой не мог я навредить сему чудищу.

Заблудший стоял, не двигаясь. Взор его был обращён на змея — в этой бьющейся ярости он внезапно для себя открыл какую-то красоту. Сделанный из чистого золота, неподвластный почти ничему — воистину, чудесный зверь. Мысли всё сильнее влекли его, он сделал шаг, затем другой, приближаясь к облаку, что сдерживало блестящего золотом создания. Раздалось ржание. Драух'ир резко вздёрнул голову, не глядя кинул окуляр в один из множества карманов. Мигом ранее завороженный будто бы проснулся.

— Флопс!

— Что там?! — донесся негодующий голос рыцаря.

Коня не было поблизости. "Видать, отошёл, пока мы замешкались", — мелькнуло в голове юного чародея. Второпях он щёлкнул пальцами, после чего облако сжалось ещё сильнее, змей инстинктивно свернулся кольцами — теперь облако больше походило на зелёную, залитую дымом склянку, повисшую в воздухе. Драух'ир исчез в высокой траве. Воздух прорезал свист.

Он оцепенел. Взглянул на змея, всё ещё находящегося в воздухе, затем перевёл взгляд в траву. "Наверное, мне стоит идти за ним", — тихо произнёс внутренний голос: "но он оставил змея тут", — возражение прозвучало более уверенно. Трава вдруг зашуршала, послышалось шипение. Вопрос был решён — раздвигая руками жесткие побеги, он стремительно последовал туда, откуда донеслось ржание.

Через пару минут показался вороной скакун. Впервые заблудший мог разглядеть его — конь был высок и изящен, на чёрном, как оникс, теле играли блики солнца. Однако он почувствовал что-то неладное — животное будто состояло из стальных пластин, тончайшим образом подогнанных друг к другу. Сверкающие ноги были будто полыми, и местами в них проглядывались миниатюрные рычаги и пружины. Снизу туловище было открыто, из него виднелось красное свечение, разливающееся по всему телу железного скакуна и сияющее особенно ярко на местах стыков пластин. Вдобавок, вокруг мощной металлической шеи блестящей лентой вилась змея, пытавшаяся впиться зубами в рысака, отчего тот вставал на дыбы и мотал головой. Зрелище было, по меньшей мере, необычное.

Щелчок — и зеленая склянка оказалась возле морды скакуна, быстро вращаясь вокруг своей оси. С шипением ползучий гад оторвался от могучей стальной шеи и, будто притянутый, оказался рядом с собратом. Миг — и в банке вновь остался лишь один. Сосуд медленно подплыл к руке чародея. В другой же лежал мерцающий зелеными искрами кинжал.

— Лови! — усталым голосом произнес чародей, после чего в заблудшего полетел клинок, на котором внезапно материализовались ножны.

Опешив, он отступил, но неловким движением руки поймал нож. Тот соскользнул и полетел вниз, однако был подхвачен другой рукой.

— Держу — с облегчением произнес он.

— Чудно! — чародей снова щёлкнул пальцами, после чего парящая в воздухе склянка сжалась в диск и тотчас испарилась, — Одолеть напрямую их сложно, поэтому проще переместить с глаз долой. Этот экземпляр улетел во-он туда, — чародей указал рукой в даль.

— Но он же вернётся...

— Несомненно! По сему, я дал тебе это, — юноша подошёл и постучал пальцем по кинжалу, — рази им гада, и тот отправится в далёкие дали.

— А... — начал он, кивнув в сторону скакуна.

— Ах, это, — вздохнул чародей, — сущие мелочи, — маг свистнул, и из травы вышел поразительной белизны волк, направившийся к юноше, — мой друг, — пояснил Драух'ир, почесав его за ухом. — Стереги, хорошо? Стереги!

Последняя фраза была адресована волку. Тот ничего не ответил, но глаза его излучали такое благоразумие, что сомнений не осталось — хищник всё понял.

— А теперь, друг мой, бежим, — выпалил юноша и скрылся в траве.

Волк проводил взглядом мага, после чего посмотрел прямо в лицо заблудшему. Их взгляды пересеклись. Глаза звери были необыкновенными — подобно двум солнцам, заходящим за горизонт, светились они и будто прожигали всё, на что смотрели. Он нервно сглотнул и, вновь раздвинув высокие стебли, вошёл в траву. Волк закрыл глаза и, вслушиваясь в каждое колебание воздуха и земли, лёг.

Сверкая пурпурными доспехами, воин решительно отражал удары орд змей, волнами обрушивающимися на него. В одной его руке был длинный обоюдоострый меч с отделанной орнаментом гардой и большим аметистом, украшающим кончик рукояти, в другой — огромный щит, на поверхности которого было начертано множество рунических символов. Взмах — и целая сотня отрубленных голов взмывала в воздух, однако ни одна из них не долетала до земли — обуенные золотым светом части восстанавливались, и разрезанная надвое змея превращалась в двух. Очередная золотая волна нахлынула на воина, накрыв и практически прижав его к земле. Прикрывшись щитом, не дающим гадам подобраться к шлему, рыцарь выставил меч острием вперед и, прорычав что-то, нанёс колющий удар прямо в золотую массу. Яркая вспышка озарила степь, и змеиную рать откинуло в сторону.

Двое юношей вышли из травы и оказались за спиной воина. Тот обернулся и вновь прорычал что-то.

— Простите, сир, я с трудом поборол сотню этих...

— Поборол? — удивлённо произнёс воин. — Как? Их не сразить ни мечом, ни молнией!

— Да, сир, и я, кажется, узрел причину сего, — юноша сделал паузу, чтобы взмахом жезла остановить несколько летящих в него змей, — у них есть плоть, но нет руаха, и они отчаянно стремятся поглотить любой!

Золотая волна с шипением поднялась за спиной воинов. Трое встали спиной к спине. Подав особый знак, закованный в латы рыцарь передал меч чародею, тот быстро взвесил его в руке и принялся нашептывать что-то, заговаривая клинок. По щелчку в руках тяжелого воина возник крошечный квадрат, который бы легко уместился на одном пальце. В следующий миг квадрат будто начал раскладываться, словно согнутый лист бумаги, принимающий изначальную форму, и вот в руке рыцаря сверкнуло трёхметровое копьё с длинным конусообразным наконечником и небольшой рукоятью.

Битва внезапно вскипела. Свист, стук и звон металла наполнили степь — юный чародей орудовал мечом, с каждым взмахом перемещая орду змей, железный витязь сокрушал гадов копьём и щитом, а он разил бессчетных чудищ кинжалом. Движения его были поначалу медленными, однако с каждым взмахом он ощущал, как что-то движет им, будто бы руки сами знали, что делать с лезвием и острием, как держать стойку и уклоняться. В очередной раз заблудший рассёк воздух, и змей исчез в зеленой дымке, однако тотчас же прямо над клинком пролетел ещё один. Внезапно для себя он сделал резкое движение и поймал змея, который вот-вот бы впился в шею мага. Тот повернул голову и удивлённо поднял бровь.

— Недурно, — оторопев, произнес чародей, — а теперь сгинь! — рептилия вдруг исчезла.

— Так что ты сделал с этими тварями?! — раздраженно продолжил прерванный разговор рыцарь.

— Скормил им один из тех блуждающих огоньков, а дальше они сами пожрали друг друга — остался лишь один, а того я забросил подальше в пустоши.

— Хм, — задумался рыцарь, — это явно не решение.

— Решение, сир, но временное.

— Жаль только, что эти гады — вечные! Когда же они, хмарь их раздери, перестанут преумножаться!

— Не менее тридцати тысяч голов должны мы отсечь, чтобы Лафон отстал! Но, боюсь, сир, — чародей сделал паузу, чтобы отдышаться, — не по силам нам сей подвиг.

— Вестимо, не можем мы рубить их так долго! — воин с силой ударил о землю щитом, от чего группа змей, ползущих по нему, отлетела, — быть может, хотя бы запретим им удваиваться, коли не можем одолеть?

— Запретить? — чародей затих, и, опустив взгляд, задумался.

Он едва ли мог понять диалог мага и рыцаря — он видел лишь армию золотых змей, что пытается раздавить и съесть его, однако, не переставая при этом обдумывать всё, что приключилось с ним за короткий срок — каждое слово, каждое движение, каждую деталь пейзажа. Заблудший будто пребывал в пустоте, и каждый новый образ отпечатывался в его памяти в мельчайших подробностях. "Джаганнар. Лафон. Флопс" — говорил он про себя, — "змий златой, бессчетный змей. Бессчетный. Должно быть, головы его не сосчитать. Да, это имеет смысл. Но голова", — он отвлекся, чтобы воткнуть клинок в живот очередному гаду. Бравый рыцарь и юный чародей продолжали сражаться, но безмолвствовали. "Голова, голова, голова. Разведчик, неглубокий клон. Клон. Клон. Мрак побери, клон!" — он отчаянно обыскивал каждый уголок разума, чтобы осознать значение последнего слова, — "Один порождает двух, и каждый новый неотличим от первого... Се! Должно быть, здесь и кроется разгадка!". Пораженный собственной мыслью он остановился. Змей, рассекая воздух, ринулся к нему, однако был откинут наконечником копья.

— Чего мешкаешь? — устало произнес рыцарь.

— Ты... — медленно начал он, — Драух'ир, — сделал паузу, задумавшись о том, правильно ли произнёс имя, — ты говорил, что это лишь клон, а значит, есть и оригинал. Так ведь?

— Очевидно, — сухо ответил чародей.

— Но каждый из них ведь становится оригиналом, когда умирает, не так ли?

— Своего рода, — чародей вдруг поднял взгляд и пугающе серьёзно произнёс, — думаешь, что можно разорвать их связь, вмешавшись в метод уничтожения? Ведь не может каждый из них быть и клоном, и оригиналом, то есть они — лишь переопределение истинного оригинала, да? А значит, и защита от магии их не столь сильна, то есть можно помыслить, что можем мы разорвать связь между этими клонами, каковые и оригиналы, и клоны-оригиналы, и оригиналом-оригиналом! Это ты хотел сказать? А ты смекалист, заблудший, до крайности смекалист! — голос мага звучал радостно, однако собеседник не мог разделить этой радости, ведь не понял ни слова из речи разгоряченного юноши.

— А-а, да, несомненно, именно это, — ответил он, потеряв свою мысль окончательно.

— Сир! — воскликнул чародей. — Нам нужно прикрытие, но ненадолго! Магия разит их, причем любая, иначе не умножались бы они с такой простотой! А это значит, что можно вмешаться в их устроение и уничтожить всех разом, запретив дублироваться!

— Коли можешь изничтожить всех разом, так не медли! Я воздвигну защитный барьер!

Не успел заблудший моргнуть и глазом, как в руке рыцаря исчез щит, а вместо него появилось второе копьё, неотличимое от первого. Воин ударил оружиями друг о друга, и на тех проявились загадочные руны.

— Пригнись! — скомандовал воин, и, направив копья в противоположные стороны, опустил их и резким движением прочертил наконечниками круг.

По команде оба юноши опустились на землю. Драух'ир, не теряя ни секунды, извлёк из плаща свиток и развернул его на покрытой пылью земле. Заблудший же поднял голову и наблюдал, как по команде воина из начерченного на земле круга выдвинулись треугольные зубья двух цветов, сделанные будто из матового цветного стекла, и, продержавшись на месте пару мгновений, внезапно захлопнулись над головами людей, образовав полусферу. К этому моменту на свитке, разложенном на земле, юный маг уже начертал несколько строк зелёных светящихся символов, попутно наговаривая себе под нос неведомый заговор. Он слышал лишь отрывки фраз, однако не мог понять их суть.

"Инстанс, инстанс, инстанс", — от этих слов символы на бумаге то появлялись, то исчезали, — "финалайз... Ага!" — сияющие линии текста вдруг раздвинулись, и между ними появилось несколько новых, — "вот оно...", — орудуя пером, чародей зачеркнул строки, однако неровные, вновь нарисованные линии исчезли. Ещё попытка — и снова текст возвращался к исходному состоянию. "Однако..." — пробормотал маг, после чего упёр острие пера в ладонь. "Дэза... нет же, нет, Дэтрэ... нет... Ангэ ло агар!" — острие пера будто покрылось серебром.

— Время уходит! — прорычал сквозь шлем воин.

— Я делаю всё возможное, — взволнованно ответил чародей.

Заблудший продолжал смотреть наверх. Возникший над ним купол постепенно окрашивался в золото — бессчетные змеи заползали на него, бросались, впивались зубами, и странные переливы то и дело прокатывались по защитному барьеру.

— Что это? — указав пальцем вверх, спросил он у воина.

— Рекурс-щит, — быстро произнёс рыцарь, после чего в воздухе повисло молчание, — если гад попытается атаковать через левую половину купола, то его перенесёт в симметричную точку правой, если попытается прорваться в левой — перенесёт влево, — пояснил воин после недолгой паузы.

— То есть змей нападает слева, перемещается вправо, после этого касается другой точки щита, снова перемещается влево, затем опять вправо, снова влево, и так дальше?

— Рекурсия, — многозначительно ответил рыцарь, и упёр наконечники копий в стены округлого щита, — но любой рекурсии есть предел.

Купол всё сильнее заливало золотым светом — мириады змей атаковали и перемещались, атаковали и перемещались, а тем временем возникал второй слой, третий, и, казалось, что не было конца этой ползучей орде. Возведённый рыцарем барьер вдруг будто осел, с грохотом опустившись чуть ниже в землю, и потерял в ширине. Змеи всё прорывались, и свет золотых искр и перекатов становился настолько ярким, что начинал слепить. Барьер осел вновь.

— Скорее! — воскликнул рыцарь, из последних сил удерживая барьер копьями.

— Секунду!

— Её может не быть! — последнее слово утонуло в грохоте и искрах.

— Сейчас! — чародей вскочил с земли, в одной руке сжимая свиток, а в другой — жезл, который внезапно растянулся, став посохом. — Готово! — радостно воскликнул он.

Грохот накрыл всех троих. Звонко лопнуло стекло барьера, и орды змей обрушились вниз. Он уже не мог ничего видеть — слепящий свет заставил его закрыть глаза, но в этом сверкающем мраке он услышал голос. "Гол-лэкх", — восклицал голос. Свет начал меркнуть. Он ощутил, будто вал горячего ветра прошёл через него, и в следующий миг он уже вновь мог видеть голубое небо, жёлтые побеги и пурпурные доспехи рыцаря, который, обессилев, сел на землю.

* * *

Казалось, что степь простирается до самого горизонта. Куда бы ни упал взор — всюду была лишь сухая почва и покачивающаяся под редкими порывами ветра высокая трава. С безоблачного неба палило огненное солнце. Уставшие от битв, медленно ехали трое по бескрайним просторам. Верхом на белоснежном волке дремал юный чародей, капюшон которого всё ещё скрывал лицо, поглаживая стального коня, гордо сидел в седле воин в пурпурных доспехах, позади которого, с трудом удерживая равновесие, располагался заблудший.

— Эм-м, сир? — нарушив тишину, спросил заблудший.

Воин, храня молчание, повернул голову и сделал кивок вверх.

— А почему вы не снимете, — он запнулся, — ну этот, — постучал руками по вискам, изображая, — шлем! Да, шлем, почему вы его не снимете?

— Таков обычай, — снова отвернувшись, пояснил воин. — Покуда ты не назвал себя, не должен ты знать ни имён наших, ни лиц.

— Но я... — он задумался. — Я не знаю, как назвать себя.

— Хм. Это не меняет обычай.

— Но он, — заблудший показал на юного мага, всё ещё пребывающего в дремоте, — он назвался Драух'иром, — с трудом выговорив, произнёс он.

— Назвался, значит...

— Д-да.

— Что же, — воин снова повернул голову, и он ощутил на себе его пронзающий шлем взгляд, — вот и накликал беду. Храни он молчание, быть может, не пришлось бы нам сечь головы этим змеям.

Оба замолчали. Массивное клубящееся облако закрыло солнце, и ненадолго тень накрыла степь, но горячий ветер всё ещё свистел, играя высокими стеблями. Вдалеке из травы выглянула огненно-рыжая голова, издавшая пронзительный вопль. Он не успел рассмотреть вопящего — исчезло оно так же быстро, как и явилось. Издалека донёсся второй такой же вопль, разве что смягченный ветром.

— Птицы, — ответил воин на немой вопрос, — недолго осталось нам ехать.

— Куда мы направляемся?

— К великому магу, самому искусному среди них, магу, что послал нас сюда и что хранит эти земли.

— А его имя...

— Его имя не должно знать тебе. До поры, — раздраженно прорычал рыцарь.

— Сир, — вдруг прозвучал третий, ещё сонный голос.

Воин вновь сделал кивок вверх, на этот раз в сторону юного чародея.

— Беда минула, сир, мы победили врага в честной битве, и...

— И то была славная битва, — оживившись, перебил воин, — будь здесь твой мастер, он бы не задумываясь посвятил тебя в сеньоры и нарёк славным именем!

— Да, сир, благодарю...

— Благодарности излишни, ты достоин славного имени, тебя могли бы наречь Нэтэнор — разящий змей, или Кенедриль — бравый воин, или, может быть, Кувеллон?

— Сир, сир, — спешно перебил воина юный маг, — возможно, нам стоит объяснить ему, что происходит, его память явно канула в небытие.

— Вестимо, не обошлось без этих остроухих...

— Да, сир, только падшие нородримы способны на-а, — он замолчал, подбирая слово, — такое.

— Кто? — спросил заблудший напряженно.

— Не ведует он ни кто он, ни что происходит, но дара речи он не лишён — значится, словарь цел...

— Извините, — он замолчал, — сир, — добавил заблудший после паузы.

— Сир принимает извинения, — с иронией произнёс чародей. — Сир, думается мне, что не накликаем мы беду боле, ибо победили уже змея в бою, да и хранимые нами земли уже близко.

— Тут ты, несомненно, прав, но к чему ведёшь ты?

— К тому, сир, что, быть может, дозволено вам представиться и поговорить с ним.

— Быть может...

Заблудший продолжал с недоумением слушать разговор, то и дело переводя взгляд с чародея на воина и обратно. Прекратив попытки понять, о чём речь, он поднял голову вверх — облака ушли, вновь открыв палящее солнце и чистое, холодно-голубое небо, только одинокая тёмная точка плыла по воздуху. Вглядевшись, он признал в точке крылатую обезьянку, медленно парящую над всадниками. Воин и маг тем временем продолжали говорить о вещах, понимаю заблудшего недоступных.

— Да будет так! — внезапно объявил воин. — Я — сир Норессонд, воин и мастер рун, паладин дома совы, а этот доблестный юноша, — рыцарь показал на мага, — башельер Драух'ир, юный чародей-вирусолог, честью тебе должно быть знание имён наших, однако не увидеть тебе наших лиц, покуда великий маг не позволит.

— Но-рес-сс, — с трудом произнёс заблудший по слогам.

— Сир Норессонд, — с нажимом пояснил воин.

— Норессонд и Драух'ир, — тихо сказал он, — звучные, — он запнулся, — имена.

— Это язык нородримов. Он певуч и поэтичен, едва ли есть язык более подходящий нам, чародеям.

— Верно, много славных имён было дано, даже не верится, что эти приложили к сим именам свои чёрные руки.

— Сир, вы, быть может, слишком нелестно отзываетесь о них, возможно, стоит ему самому познакомиться с сим народом.

В ответ воин лишь пренебрежительно взмахнул рукой.

— А эти имена, — продолжил он.

— Каждое имеет смысл, — перебил Драух'ир, предугадывая вопрос.

— Верно, — подтвердил паладин, дважды стукнув пальцем по железному скакуну, — имя этого юноши — сын волчий, доброе имя, — он остановился, однако, почувствовав вопросительный взгляд сидящего позади, продолжил. — Волк мудр и стоек, он страж леса и санитар, всегда волк найдёт в лесу, что ищет.

— Да, имя доброе, — вмешался вновь чародей, — имя же Сира — "Великий копьеносец" — достойно истинного героя.

Норессонд одобрительно кивнул. Взгляд его был обращён вперёд, мысли же внимательно исследовали то, что осталось позади. Редко он отвлекался на бессмысленные и долгие, как ему казалось, беседы, вот и сейчас он замолчал, восстанавливая в разуме своём прошедшие битвы.

Драух'ир почесал за ухом белоснежного волка, понимая, что устал тот везти мага по жаркой степи, и, достав из кармана нечто, поднёс это к пасти зверя. Тот, облизнув руку наездника, съел то, что в ней лежало. Вновь воцарилось молчание, и лишь шелест высокой травы успокаивал слух путешественников.

— А что за... сущность, — начал он, — была там? — он показал рукой назад.

— Джаганнар, — сурово произнёс воин. — Он, по своей сути, напоминает эксплойты, коих немало на чёрных болотах.

— Вернее, Сир, будет сказать, что эксплойты были созданы с оглядкой на духов, схожих с этим.

— Верно, — воин кивнул, — сути то не меняет.

— А-а?

— Эксплойты, — повернувшись к заблудшему, произнёс чародей, — это такие вирусы, до крайности пакостные, стоит отметить. Они ищут разного рода, — он задумался, — уязвимости. Джаганнар имеет другую природу — чистый, лишенный любых оков, дух, иные назвали бы его джинном или ифритом. Он обладает схожими способностями — ищет страхи и может перевоплощаться в них.

— Но он не перевол... перевопш... перпе... — заблудший раздраженно перебирал слоги, но не мог повторить слово.

— Ежели память твоя пуста, то как понять, чего ты боишься? Вот он и заговорил с тобой, — спокойно пояснил Сир Норессонд.

— Это, — он в деталях вспоминал недавнее столкновение, — имеет смысл...

— Решительно всё в этом мире имеет смысл.

— А тот, — заблудший сделал паузу, сложил ладони и быстро зашевелил пальцами, изображая членистые ноги, — жук? — вспомнил он, наконец, слово.

— Мьют-арахнид, — подтвердил чародей.

— Что?

— Обыкновенный синхронизатор. Безмозглый, как и все стражи.

— Да, синхронизатор. Каждый членик арахнида — мьютекс, привязан к какому-то ресурсу, артефакту тонкой нитью руаха, и...

— Нитью чего?

— Руаха. Это... пламя жизни, заключенное в нить, поток. Всё, что может быть отделено от плоти — дух, мысли, память — всё поток руаха. Арахнид захватывает такой поток, ведущий к ресурсу. Мы захватили Джаганнара — поток оборвался, и арахнид это понял, да все они поняли. Так нас и выследили. Я зачаровал один из тех милых огоньков, чтобы арахнид сразу же захватил что-то, но этого, увы, оказалось, мало.

Он внимал каждому слову, но мало что мог осознать. Джаганнар, руах, мьютексы — так много информации, и так мало времени, чтобы её усвоить. К тому же, ничего из этого не объясняло, почему он не помнит ничего до явления огненного духа.

— Он не слушает, Сир, — печально вздохнул чародей.

— Завис, — не оглядываясь, ответил рыцарь.

— Завис, — подтвердил юноша.

— Я слушаю, прошу прощения. Слушаю, да не понимаю. Что за дух, что за нить, да и где моя память?

— Где твоя память, одному Корру ведомо, а, быть может, и того хуже...

— Впрочем, Сир, мы ведь не закончили — так и неведомо ему, как мы управились с Джаганнаром, — продолжил чародей, пожав плечами.

Рыцарь поднял одну руку, и тотчас в ней появился небольшой чёрный квадрат с серебристым кругом по центру. Держа квадрат за угол, воин несколько раз взмахнул им в воздухе, демонстрируя заблудшему, после чего опустил руку, и от квадрата не осталось ни следа.

— Дискета обыкновенная! — объявил чародей. — Старый носитель для древнего духа.

— Древнего?

— Безусловно. Младше звёзд и нородримов, но много старше тебя, меня, даже самого верховного мага, — улыбнувшись, чародей указал пальцем в небо.

— А долго ли нам ещё ехать до этого... Верховного?

— До заката доедем, — промолвил Норессонд, оценив положение солнца на лазурном небе. — Заночуем здесь, а дальше направимся к моему феоду.

— Чему?

— Феоду, лену. Кличь, как угодно.

Заблудший с недоумением посмотрел на Драух'ира.

— Земельный надел Сира, он находится в приграничной зоне, в землях дома совы.

Он, сделав серьёзное лицо, кивнул и погрузился в свои мысли, по-новому оценивая столкновение с пылающим демоном страха.

"Пустота и тьма, пустота и тьма", — повторял он про себя. "Боюсь ли я пустоты? Но ведь сейчас я погружен в неё... Нет, вряд ли пойму я что-то по этому страху", — размышлял заблудший. И пока мысли его обратились к забвению и тьме, солнце приблизилось к горизонту, и степь медленно погружалась во мрак. Трава становилась всё ниже и реже, а ветер стал нести прохладу, продолжая, впрочем, поднимать облака пыли. Стемнело. Серая пелена накрыла землю, и лишь маленький огонёк чуть заметно горел в дали. К нему-то странники и приближались.

Когда до огонька оставалось несколько метров, ему в нос ударил резкий горький запах, отчего он закашлялся. Воин велел коню остановиться, вместе с ним застыл и волк.

— Приветствую, друзья мои, — донесся из темноты хриплый, но высокий голос.

Норессонд быстрым движением спустился с коня, за ним спешился и юный чародей. "Верховный маг", — почтительно сказали они, поклонившись. В темноте было тяжело разглядеть его фигуру, но висящая в воздухе сфера голубого огня освещала орлиный нос, под которым, сливаясь с усами, начиналась длинная белая борода, и два чёрных глаза, с любопытством выглядывающих из-под массивных белых бровей. Глаза заблудшего уже привыкали к мраку, и перед ним стал яснее вырисовываться образ старого мага, однако тот удалялся, увлекая за собой пурпурного рыцаря.

— Мы нашли его у алтаря, — проворчал рыцарь, — та ещё помеха.

— Джаганнар? — спокойно промолвил маг, глядя в накрытую тенью даль.

— Свёрнут, доставлен, — воин материализовал в руке дискету и передал магу.

— Угу, — маг перевёл взгляд, взял дискету и убрал её в просторное одеяние. — Так что с ним?

— Память почищена — не помнит ни кто он, ни как звать. Но говорить может, да и с ножом обращается недурно.

— Ножом?

— Да, грандмастер, по пути напал этот червь, Лафон.

Маг молча повернул голову на рыцаря и вопросительно поднял бровь.

— Юнец с ним справился — кажется, запретил им клонироваться, но до того мы изрезали сотни этих гадов.

— Так значит, заблудший? — спросил грандмастер после небольшой паузы.

— Да, грандмастер. Его форматировали остроухие, судя по всему.

— Нородримы, значит, — протянул маг, — едва ли властитель Нор-Галада знает об этом. А если и знает... Что же, да будет так. А Драух'ир, — старец сделал паузу, — он спрашивал про своего мастера?

Воин отрицательно покачал головой. Маг снова задумчиво окинул взглядом даль, затем оглянулся и посмотрел на двух юношей — оба, спешившись, обсуждали что-то. Глаза старца изучали заблудшего — лицо, одежду, движения — верховный маг без труда различал в темноте мельчайшие детали. Узнав о незваном госте достаточно, он поднял руку, и в неё опустилась небольшая чашка, прежде висевшая в воздухе на диске, мерцающим слабым сине-красным светом. Маг отхлебнул горячего напитка и глубоко вздохнул.

— Они нашли общий язык?

— Да, на удивление.

— И, конечно, он знает ваши имена, — маг продолжил, не дожидаясь ответа, — это добрый знак, но может заблудшая душа быть орудием сил тёмных.

— Несомненно.

— Следует и мне представиться ему, — чародей вновь отхлебнул напитка и, развернувшись, направился к юношам.

Заметив приближение верховного мага, Драух'ир замолчал и сделал два шага назад. Он остался стоять на месте. Внимание его привлекала горящая синим пламенем сфера, которая висела над наконечником посоха, сделанным в виде четырёх направленных вверх прутьев.

— Меня зовут Курунир. Грандмастер Курунир, — сиплым голосом произнёс чародей. — Я — верховный маг, а ты, — маг указал посохом на него, — не знаешь, кто ты, верно?

— В-верно, — тихо ответил он, опустив голову.

— Ну-ну, не бойся. Я не причиню тебе вреда, как и мои друзья, с которыми ты уже успел познакомиться. У тебя, должно быть, много вопросов?

— Да, но что-то мне уже объяснили.

— Что же, чудно. Нам обоим ещё предстоит узнать многое, но для начала, у всего должно быть своё имя, и ты — не исключение!

— Вы дадите мне имя? — неуверенно перебил он.

— Именно. На будущее попрошу запомнить: не перебивай старших, — он кашлянул. — Согласно нашему обычаю, нарекаю тебя Голлатар! — маг торжественно дважды ударил посохом о землю.

— Гол-ла-тар. Гол-ла-тар, — повторял он. — Это на языке норэ...

— Нородримов, — закончил фразу грандмастер. — Да, Голлатар — значит "заблудший". Подходящее имя?

— Да, — задумчиво сказал вновь обретший имя, — должно быть.

— Чудно! — улыбнулся старец.

Курунир взмахнул рукой, и внезапно множество стеблей начало резко расти из земли, двигаясь и переплетаясь меж собой. В миг перед глазами Голлатара возникло укрытие в виде пирамиды, одна стена которой была закрыта пеленой из листьев. Внутри шалаша горел желто-зеленый свет.

— Проходи, располагайся, здесь ты будешь спать, — приветливо сказал Курунир, указав на укрытие. — Драух'ир, тоже проходи, время уже позднее, всем нам стоит отдохнуть.

— Да, грандмастер, — поклонившись, сказал юноша и прошел в шалаш, рукой увлекая за собой заблудшего.

Укрытие освещалось изнутри сияющим шаром света, пол был устлан ковром из ярко-зелёных листьев. "Откуда они здесь?", — подумал Голлатар.

— Всё удивляешься? — с лёгкой усмешкой спросил Драух'ир.

— А-аа...

— Знатно же по тебе прошлись, — юный маг сжал губы, — но ничего, грандмастер о тебе позаботится, — после этих слов чародей развязал шнурки на высоких сапогах, до сих пор служивших ему обувью, и, вытащив из них ноги, встал босиком на ковёр из листьев. — Эх, — вздохнул он, — долгий выдался день, не так ли?

— Да, ты прав... Всё хотел сказать, — он запнулся, — лихо ты того гада.

— Благодарю. Жаль, мастера не было с нами, он бы справился куда быстрее, — ответил Драух'ир, укладываясь на ковёр из листьев.

Голлатар многозначительно замолчал. Отодвинув завесу, в шалаш влетела обезьяна и, описав полукруг, села у ног заблудшего. Только теперь он заметил, что на ногах у него были легкие ботинки из грубой кожи. Стянув их, юноша лёг, последовав примеру чародея. Сложив крылья, растянулась на листьях и обезьянка.

— Тьма опустилась на землю, — тихо сказал чародей. — Брэйк, — добавил он, щелкнув пальцами. Желто-зеленая сфера погасла. — Доброй ночи, Голлатар, — устало произнёс юноша, поворачиваясь на бок, лицом к одной из стен пирамиды.

— Доброй, — ответил заблудший. Подложив руку под голову, он глубоко вздохнул и незаметно для себя погрузился в долгий глубокий сон.

Косые лучи солнца мягко падали через завесу из листьев, преломляясь в стеклянной сфере, парящей под вершиной шалаша. Запрокинув голову и поджавши крылья, посапывая, спала обезьянка. Смешная красная феска с кисточкой лежала рядом и колыхалась от прохладного утреннего ветра. Было душно.

В нос Голлатару ударил густой терпкий запах, тот же, что и прошлым вечером. Протерев глаза, он поднялся с земли, натянул обувь, небрежно лежащую рядом, и вышел наружу. Яркий свет заставил его зажмуриться и прикрыть лицо ладонью, от свежего ветра по спине пробежали мурашки.

— Доброго утра, — произнёс хриплый голос.

— Доброго, — ища глазами старца, ответил Голлатар. — Грандмастер, — добавил он после паузы. — Что это за запах? — спросил он, найдя, наконец, мага, стоявшего спиной к юноше.

Хмыкнув, старец щёлкнул пальцами, и у лица Голлатара, спустившись на мерцающем красно-синем диске, оказалась маленькая чашка, источающая странный запах.

— Хлебни, если желаешь, — доброжелательно сказал маг, — очень бодрит, — добавил он.

Голлатар потянулся к чашке, и как только пальцы его коснулись ручки — мерцающий диск исчез, и сосуд будто упал в руку. Запах не внушал заблудшему доверия, но он сделал глоток — горький напиток обжёг горло, и Голлатар, скривив лицо в гримасе, закашлялся. Он инстинктивно прикрыл лицо рукой, отпустив чашку, и с удивлением заметил, что та осталась висеть в воздухе. Под ней вновь появился сине-красный диск, который двинулся по воздуху к верховному магу. Выдохнув, юноша последовал за парящим сосудом и подошёл к старцу.

— Грандмастер, — произнёс он, поклонившись.

Маг улыбнулся и кивнул. "Запомнил, значит", — подумал он. Чародей смотрел в небо, стуча пальцами по черному посоху, наконечником которого выступала прозрачная сфера, магическим образом висящая в воздухе. Молчание. Верховный маг знал, что заблудший пристально изучает его внешность, но не обращал на это внимания. "Чудным, должно быть, кажется ему всё здесь", — думал он. "Но ничего, нужно лишь привести его к ядру", — подумал маг и, отпив из чашки, которая уже была в его руке, продолжил наблюдать за небом.

Голлатар же рассматривал старца — ночью он разглядел лишь орлиный нос, пронзительно живые глаза и белую бороду, теперь же взору заблудшего было доступно куда больше. Ярко-синяя, почти лазурная мантия доходила до земли, рукава были необычайно широки, будто были рассчитаны на руку вдесятеро большую, просторный капюшон колыхался на ветру, хотя он явно не был нужен грандмастеру — на его голову была надета высокая остроконечная шляпа того же ярко-синего цвета. Одеяние было украшено — борты и манжеты были расшиты серебряным орнаментом в виде лоз и зёрен, неизвестных заблудшему. Под мантией маг носил красную рубашку и широкие штаны, заправленные в тяжёлые сапоги. На поясе верховного чародея висели различные склянки и пузырьки, в том числе и с загадочными зёрнами. В худых, жилистых руках старец сжимал посох из блестящего в лучах утреннего солнца чёрного дерева и чашку. Маг был высок — заблудший не доходил даже до его плеча.

— Бодрит, так ведь? — произнёс грандмастер, и на его покрытом морщинами лице появилась улыбка.

— Можно сказать и так, — тихо ответил Голлатар. — А где Драух'ир и сир Норессонд? — оглядевшись, добавил он.

— Готовятся к завтраку.

— Завтраку? — он сделал паузу, осознавая смысл произнесённых слов. — Завтраку... А что... у нас на завтрак?

Чародей не ответил. На небе появился птичий клин. Оставив чашку висеть в воздухе, старец плавно опустил руку.

— Ангэ ло, — шёпотом сказал маг, почти не размыкая губ, — áгар марк, — ногти чародея будто покрылись серебром и начали медленно удлиняться до тех пор, пока не превратились в три сверкающие металлом стрелы, оказавшиеся между пальцами. Курунир поднял руку, продолжая наговаривать что-то себе под нос.

— А лук? — непонимающе спросил Голлатар, когда маг завершил зачаровывать стрелы. — Грандмастер? — добавил он растерянно.

— Что же, выходит, ты знаком с луком и стрелами, — задумчиво ответил маг, не сводя взгляда с небес. — Лук мне не нужен, — он сделал быстрое движение кистью, и стрелы стремительно полетели вверх.

Солнце слепило юношу, но всё же он смог увидеть, что стрелы долетели до клина, и тот с шумом рассыпался. Внезапно у ног чародея возникли три утки, пронзённые зачарованными снарядами. Стрелы вдруг исчезли. Опустив посох, маг трижды стукнул наконечником по земле — тут же вспыхнул небольшой костёр. По щелчку пальцев движущиеся стебли соломенного цвета обвились вокруг дичи и двинулись к огню, оставляя за собой дорожку из перьев. В следующий миг над костром уже покоились жесткие прутья, на которых вращались ощипанные утки.

— Завтрак, — спокойно произнёс маг.

За укрытием послышалось шуршание и звон металла — из высокой травы, восседая верхом, прибыли паладин и юный чародей, в руке держащий длинный повод, конец которого скрывался в густых зарослях. Всадники спешились.

— Мы прибыли, грандмастер, — отчитался воин в пурпурных доспехах, — ваш приказ выполнен!

— Чудно. Вы вовремя, — старец вновь глотнул горького напитка и сделал едва заметное движение пальцами, после которого с треском и шелестом шалаш начал расходиться на отдельные стебли и опускаться в землю.

С визгом из укрытия вылетела обезьяна, зажав в лапках феску. Из-за стального забрала донеслось басовитое подобие смеха. Спустя минуту, на месте укрытия остался лишь один деревянный шест, вокруг которого юный башельер обвязал свой конец повода. В воздухе запахло жареным мясом.

— Я думаю, пора, грандмастер, — произнёс Драух'ир.

— Всему своё время, — ответил чародей.

Когда дичь была готова, трое сели вокруг костра, только Курунир продолжил стоять и задумчиво смотреть вдаль. Паладин материализовал в руке пару ножей и вилок и передал их юношам, за приборами последовали тарелки. Забрало рыцаря будто разделилось на мелкие пластинки, раздвинувшиеся в стороны, открывая рот воина для еды.

Утка была сухая, но все трое жадно жевали мясо, не говоря ни слова. За трапезой Голлатар услышал хлопки крыльев и обернулся — с неба спикировала маленькая чёрная птица и села на плечо старого чародея, после чего они будто начали обсуждать что-то. "Значит, не всех птиц здесь едят", — подумал заблудший и откусил большой кусок мяса от утиной грудки.

Солнце уже входило в зенит, когда верховный маг скомандовал продолжить путешествие. Драух'ир дёрнул за повод, и из травы вышло существо, заарканенное другим его концом — большая, нет, огромная огненно-рыжая птица с длинными сильными ногами и не менее длинной шеей, на которой покоилась большая голова с мощным, заостренным на конце, клювом. Размахивая весьма скромными крыльями, чудище вышло с визгом — этот визг Голлатар уже слышал в степи.

— Твой скакун, — прокомментировал юный маг.

Заблудший лишь растерянно посмотрел на башельера, затем перевёл взгляд на птицу. Та вновь взвизгнула. Только теперь Голлатар увидел, что на могучей спине пернатого закреплено седло.

— Что же? Ты же уже взбирался на коня?

— Да, но это... На коня не похоже...

— Лишь переопределение имеющихся навыков, не более, — с укором произнёс чародей, вращая кистью в такт словам.

Голлатар подошёл к птице, взглянул в её дикие серые глаза, затем посмотрел на острый клюв. "Словно топор", — подумал заблудший. "Хм, топор", — задумался он, — "Кинжалы, луки, топоры — всё это мне знакомо, но откуда?". Глубоко вздохнув и выпрямившись, Голлатар поставил ногу в стремя, а затем и целиком забрался на чуднóго скакуна. Драух'ир посмотрел на него одобрительным взглядом, которого, естественно, не было видно за капюшоном. Юный чародей, наговаривая что-то себе под нос, хитро работал над верёвкой, и вскоре в руках Голлатара оказались поводья. Кивнув, Драух'ир свистнул и забрался на подошедшего белого волка. Сир Норессонд уже сидел верхом.

— А как же вы, Грандмастер? — спросил заблудший.

В ответ Грандмастер лишь взмахнул рукой, и из кустов вышел зверь, удививший Голлатара не меньше ездовой птицы — не конь, не орёл, но химера. Передние лапы его были птичьи, задние — лошадиные, орлиная голова гордо возвышалась над землёй, щёлки-зрачки бегали из стороны в сторону. Два светло-серых, как и остальной зверь, крыла были сложены за спиной.

— Это...

— Нахар, он гиппогриф, — спокойно произнёс грандмастер, проводя ладонью по шее зверя. — Гиппогриф, конекоршун, кличь, как тебе приятнее. Чудесное животное — несказанно разумное и доброжелательное, — ответил маг на немой вопрос Голлатара, после чего оседлал чудесного зверя. — Вперёд! — скомандовал он, и гнедой скакун ринулся в высокую траву.

С мрачной решимостью всадники пересекали бескрайнюю степь. Солнце нещадно палило, пыль, вихрями поднимаемая в воздух горячим ветром, колола глаза, а роящиеся насекомые так и норовили вцепиться во всадников крошечными жвалами. Медленно плыли облака за горизонт, и сменяли их тучи, и солнце скрылось от путников. Со звоном упала на доспехи паладина первая капля дождя, последовала за ней вторая, третья, и повеяло в степи холодом, и улеглась пыль.

В руках верховного мага заиграли прутья, и скоро круглая плетёная шляпа опустилась на голову Голлатара. Дождь всё усиливался, капли с силой обрушивались на тонкую шляпу, и будто туман застелил взор заблудшего, а обращён был взор вперед, на красно-золотой хохолок чудовищной птицы. Гребень из перьев медленно двигался из стороны в сторону, то поднимался, то опускался, то колыхался от ветра, и в повисшей в воздухе белесой дымке только птичий гребень и мог видеть наездник.

Туман всё сгущался, смыкая небо и землю, и не заметил Голлатар, как перевернулись они, и лишь огненное пятно мельтешило перед ним — ни то птица, ни то костер степных трав.

Кончился дождь, а вместе с ним подходила к концу и бескрайняя степь — трава вокруг становилась всё ниже, невысокие деревца вырастали из земли, чёрная почва под ногами покрывалась тут и там ковром из опавшей листвы.

Сам не заметив, как, оказался Голлатар пред высокими резными вратами красного дерева, от которых вширь расходились стены из кольев, охраняемые воинами в зелёных доспехах. Стояли перед вратами и два воина в пурпурных доспехах, подобных броне Норессонда, и скрестили они длинные мечи перед всадниками.

Курунир спешился. Рукой он подал знак стражникам, и те опустили оружия. Туман всё ещё висел в воздухе, и скрывал он беседу воинов и верховного мага. Подошёл к грандмастеру и один из стражников в зелёных доспехах. Подняв одну руку и указав на заблудшего, он, казалось, вопрошал Курунира о чём-то, тот кивал и, то поднимая, то опуская брови, то с улыбкой переводя острый взгляд, отвечал. Голлатар пребывал в дрёме, когда маг закончил беседовать со стражниками и вновь оседлал Нахара.

Врата тяжело отворились, и прошли путники через них по одному. Лица их освежил прохладный ветер, Голлатар огляделся по сторонам. Всадников приветствовали немногочисленные рыцари в пурпурных доспехах и шлемах, и люди, облаченные в длинные плащи с капюшонами, и немногие открывали заблудшему свои лица. Были и люди в черных, расшитых серебром одеяниях, доходивших до земли. Не были закрыты лица их, и, обеспокоенно глядя в глаза Голлатара, они перешептывались о чём-то, но нельзя было точно различить, о чём, но из шума ворот, свиста ветра и сплетений людских голосов Голлатар услышал:

И пришли они, четверо, один за одним,

Первый — на звере, что белый, как мрамор,

Второй — вместе с бедствием рыжим, лихим,

Третий — на хладном, крыла воронаго,

Последний и самый могучий — на бледном.

* * *

Юный чародей завёл Флопса в стойло. Корпус его покрылся разводами за время путешествия, на копыта и голени налипла пыль, едва заметные вмятины остались на шее после схватки с Лафоном, однако в железных глазницах всё ещё горел алый огонь, и меж пластин туловища проглядывалось слабое свечение.

Драух'ир провёл рукой по морде коня, снял поводья, а за ним и седло. Положив их на небольшой столик рядом, юный маг нащупал тумблер за ухом скакуна и пальцем отвел его до щелчка — глаза коня медленно потухли и закрылись, а свечение корпуса и ног стало светло-синим.

— Что ж, пора и тебе взяться за дело, — весело произнёс юноша и повернулся к Голлатару, сидевшему в коридоре возле стойла.

— А?

— Тебе должно помыть жеребца сира Норессонда, — пояснил чародей, выходя в коридор, — я перевёл его в спящий режим, так что он тебе не навредит.

Голлатар лишь вопросительно взглянул на юношу.

— Дойдёшь до двери, там стоит тара с раствором, на стене увидишь полку с губками, — вздохнул Драух'ир, — набери ведро, возьми губку и возвращайся.

Заблудший бросил на чародея ещё один полный сомнения взгляд и пошел по длинному коридору к двери.

— Вёдра в чулане, слева от входа! — донеслось из-за спины.

Дойдя до двери, Голлатар нашёл ведро, зачерпнул им светло-голубой раствор и взял губку. Сунув её в карман, он машинально посмотрел вниз. Из светлой глади раствора на него глядело длинное юношеское лицо с прямым носом и впалыми щеками, на лбу лежала челка из свалявшихся рыжеватых волос. Инстинкт заставил Голлатара отшатнуться, только спустя миг он понял, что впервые видит своё отражение. Погруженный в задумчивость, он вернулся в стойло к чародею.

— Чудно, можешь приступать! — улыбнулся Драух'ир, — Я могу помочь, покуда нет у меня других занятий. И главное: не трогай лицо, пока руки твои в этом растворе: это вещь весьма и весьма едкая, можешь схлопотать ожог. Ах, да!

Маг протянул Голлатару пару перчаток, тот взял их и кивнул. В руках чародея материализовалась губка и, вымочив её в растворе, он начал протирать шею железного зверя. Заблудший повторял за ним. В стойле он насчитал десятка два коней, и почти каждый из них был вороной масти, иные же были будто хуже качеством, и черный в них соседствовал с темно-серым. Стальные звери спали, подогнув колени, и изредка к кому-то из них подходили юноши в капюшонах, чтобы проверить что-то.

— А почему они все... ну, чёрные? — спросил Голлатар, закончив мыть шею и начав оттирать от пыли длинную ногу.

— А почему бы и нет? — пожал плечами Драух'ир. — Какого же цвета следует быть им?

— Хм. Не знаю, может быть, белого. Мне кажется, у бравого воина должен быть белый конь...

— Чудовищно непрактичная идея. Представь, как часто тебе придётся такого чистить, да и в целом, не принято у кочевников делать бахматов белого цвета.

— Чего?

— Бахматов. Так они называют этих прелестных стальных созданий. Стандартный бахмат чёрного цвета, можно, конечно, добавить немного цветных металлов, но это... лишнее, — заключил чародей.

— Нет, нет. Что за кочевники?

— А, это. Кочевники как кочевники. Живут в степи, скачут туда-сюда, — юноша взмахнул рукой, — довольно угрюмы, — добавил он.

— А почему вы сами не делаете этих... бахматов?

— Сложно, долго, неэффективно. Степняки мастера в этом, по душе им заключать руах в оболочку из стали. А мы... Есть у нас дела поважнее. Да и тебе бы не престало думать о таких мелочах.

Заблудший удивлённо поднял бровь и замер.

— Я лишь пытаюсь понять, что окружает меня, — сурово произнёс Голлатар.

— Это похвально. Тебе раньше приходилось видеть коней? — неловко спросил чародей, пытаясь сменить тему разговора.

— Думаю, да. Чувствую я, что-то не так с этими зверьми из металла. Всё здесь как-то не так, как-то чуднó, — Голлатар вновь и вновь перебирал всё, что видел и слышал за прошедший день, бормоча отдельные мысли себе под нос. — Та огненная пустошь, степь, змей с несчетными головами, грандмастер, эти пернатые чудища, это... Что это вообще? — спросил он в полный голос, почувствовав провал в памяти.

— Стойло, — спокойно ответил Драух'ир, аккуратно протирая Флопсу живот.

— Нет, нет, где мы? Мы ехали по степи, ехали долго, затем опустился туман, и...

— Ах да! — чародей постучал ладонью по своему лбу, — всё весьма несложно. Продолжай мыть!

Голлатар послушал и продолжил счищать пыль с голени бахмата.

— Та птица, на которой ты ехал — это ангэорнис. Они хищники, видишь ли. Охотятся, затирая добыче регистры краткосрочной памяти. Вот и у тебя они затерлись.

— То есть это чучело... стерло мне память? Опять?

— Нет-нет, стирать память они не могут, лишь не давать запоминать что-то новое.

— А зачем тогда, мрак вас раздери, вы посадили меня на него? — воскликнул Голлатар.

— Чтобы не засорять твою память, естественно.

Заблудший обомлел от замешательства. Неведомые странники спасли его от гибели. Дважды. Помогли ему, потерянному, дали кров и еду, дали имя, но что дальше? Тяжёлый сон, в который его погрузили у алтаря, сокрытые под капюшонами и шлемами лица, неведомые руны, тайные дороги. Загадка на загадке, и ничего более. Он выжал губку и начал протирать тонкие нити впадин, которые пролегали между пластинами чёрного корпуса.

— А почему вы не погрузили меня в сон, как тогда?

— Это... весьма небезвредная процедура.

— Почему?

— Потому что может нанести вред, — спокойно ответил чародей.

Голлатар сел на пол, прекратив протирать железного зверя. Тяжелые тучи вопросов клубились в его разуме. Множества "зачем" и "почему" угнетали его, будто тянули к земле, не позволяя встать и продолжить дела. Он смотрел в пол, пытаясь узреть в тумане сознания образы былого, но не мог. На плечо его опустилась рука.

— Не тоскуй, — утешительно произнёс Драух'ир, — Грандмастер поможет тебе, просто подожди. Он считает, что память твоя не утрачена целиком, ты лишь потерял к ней доступ.

— Потерял доступ? — подняв голову, спросил Голлатар.

— Да, есть ряд защитных чар, они... ограждают память от нежелательных вмешательств. Возможно, на тебя наложили подобные чары, и теперь у тебя нет прав. А нет прав — нет доступа, — с досадой вздохнул чародей.

Голлатар напряженно вглядывался в юного мага, лицо его омрачила тень непонимания. "Опять загадки", — подумал он.

— Детали тебе ни к чему. Главное, пойми: твоя память может быть закрыта лишь для чтения, но открыта для записи, и новые воспоминания вполне могут затереть старые. Мы лишь минимизируем риски до тех пор, пока ты не окажешься у ядра — там Грандмастер сможет тебе помочь. А пока что поднимайся и продолжай чистить Флопса.

Драух'ир подал заблудшему руку и помог встать. Вздохнув и стряхнув пыль с одежды, юноша вновь взял губку и начал чистить железного коня, пытаясь найти дверь в невидимой стене забытья. Он тёр и тёр, и наполняла его ни то печаль, ни то пустота. Остановился он только тогда, когда из ониксовых пластин на него взглянуло собственное отражение.

— Передохни, — предложил юный маг, мерно перебиравший что-то в карманах своего одеяния.

Голлатар, издав удивлённое "А", отшатнулся от коня, ненароком выронив губку. Не успев поймать предмет, заблудший нагнулся над ведром, и несколько капель синего раствора попало ему в глаз — тут же его будто укололо раскалёнными иглами. Тяжело дыша, он начал быстро моргать.

Драух'ир, стоявший рядом, уже протягивал ему платок, когда заметил неладное — поражённый глаз, на миг сменив цвет, из серо-голубого стал фиолетовым, а затем блеснул зеленью. И вновь два светло-голубых, будто полупрозрачная водяная гладь, глаза глядели на чародея, прося помощи, но юный маг одернул руку, и вместо платка появился в ней жезл. Нащупав свободной рукой амулет, висящий на шее под плащом, Драух'ир сжал его, и по жезлу вдруг потекли зелёные искры, озаряя все вокруг.

— Дай-ка я посмотрю, — напряжённо произнёс чародей, поднося жезл к покрасневшему слезящемуся глазу.

Рябь вдруг пробежала по лицу Голлатара, как если бы и в правду оно было из воды, и начали глаза заблудшего переливаться разными цветами, то становясь алыми, как закатное солнце, то иссиня-черными, как затянутое снежными тучами небо. И, искажаясь кругами волн и сполохами цвета, лицо Голлатара будто начинало отделяться от черепа — всхлипывая, вытянулись вперёд дуги бровей, подтягивая за собой глазные яблоки со зрачками такими широкими, что не было видно белков, затем выплыли с хрустом и прямые скулы, увлекая за собой что-то, казавшееся тонкой растянутой кожей, вширь уходили виски и, наконец, оторвался нос, странно скругляясь и шипя.

Чудовищная и гротескная в своей точности маска оторвалась от черепа и поднялась в воздух, и, казалось, растворялась вокруг неё кожа, прозрачной слизью капавшая вниз. Драух'ир замер — слышал он только биение собственного сердца, да и оно, думал он, вот-вот остановится. Парящее в воздухе, хлюпающее, сотрясаемое конвульсиями лицо начало постепенно изменяться — исчезали человеческие черты, нос превратился в округлое тельце, виски и скулы — в изящные, но тяжелые крылья, глаза — в красные пятна узора. Жуткая, дрожащая в воздухе бабочка, взмахивая тонкими крыльями, стряхивала с себя вязкие остатки "кожи" и приближалась к светящемуся жезлу — почти вся она уже свободно порхала, лишь только хоботок, извиваясь и скручиваясь, уходил в нос Голлатара. Лицо заблудшего было искривлено ужасом, но всё же оставалось на положенном ему месте. Юный маг сделал шаг назад — насекомое последовало за ним. Ещё шаг — бабочка послушно приближалась. Ещё — и, наконец, хоботок, хлюпая, вышел из носа заблудшего и резко скрутился в спираль. Миг — и склянка блеснула в руке Драух'ира и накрыла порхающее нечто. Крышка с хлопком захлопнулась, и сосуд, до того прозрачный, стал молочно-белым, скрывающим содержимое.

— Падаль... — хрипло произнёс Голлатар и, ошарашенный, лёг на пол стойла.

* * *

Курунир сидел за массивным, украшенным резными узорами столом, каменные ноги которого вырастали из пола, будто обвитые лозами деревья, крепко впившиеся в землю массивными корневищами. Стол покоился в центре высокого каменного зала, подпираемого шестью чёрными колоннами, на которых были начертаны загадочные руны, переливающиеся множеством цветов, подобно солнечным лучам, рассеянным водою. И сработала рука зодчего колонны так, чтобы всегда оставались они чисты и гладки, и отражали они свет рун, играя бликами на лицах сидящих за круглым столом.

И был в центре стола начертан герб — меч с гардой, скругляющейся, подобно глазам, и витой рукоятью, расходящейся, подобно перьям, и был тот герб начертан на стенах и в изголовье каменного трона, стоящего у стола, и был тот герб подобен голове совы, ибо во владениях дома совы гостил Курунир.

Маг, откинувшись на спинку каменного стула, пил чёрный напиток из своей кружки, над которой взвивалось облачко пара, и взглядом блуждал по лицам сидящих за столом. Одиннадцать мужей видел он за столом, и сам он был двенадцатым.

— Нам должно изгнать найдёныша, — грозно произнёс один из мужей, облачённый в расшитый камзол, и красный блик блеснул в его длинных черных волосах, подхваченных серебряным кольцом, — кто знает, что может быть сокрыто в нём, какие чары наложены на него? — продолжил муж, устремив острый взгляд карих глаз в Курунира.

— Сложные ныне времена, и не стоит нам пренебрегать юным воином, — ответил иной муж, — Норессонд доложил, что найдёныш лихо управляется с кинжалом! — один из сидящих за столом кивнул, иные же одобрительно вторили говорящему. — Быть может, станет этот юноша мастером меча!

— Или, быть может, предаст нас, — отозвался первый.

— Прав Дóлиос, недобрые планы могут стоять за найдёнышем, — вмешался третий. — Кому же ведомо, не орудие ли он тёмных сил?

— Он в забытии, — тихо отвечал Курунир, — как может строить козни тот, кто себя-то не помнит? Даже Джаганнар не увидел страхов в нём, а значит, нет у него и злых помыслов.

— Но Грандмастер! Ежели память его закрыта для чтения, то может, скрывается в ней нечто пугающее — порождение Горгона, нечистое и мерзкое! Тьма заключает в кольцо Тератиллион — вирусы с юга всегда беспокоили нас, но теперь! Рука мрака шарится подле нас и готовится вцепиться нам в шею!

— Тише, Долиос, — вмешался муж, сидящий на чёрном троне во главе стола. Голубые и белые блики блуждали по его выглаженному парадному одеянию и острому лицу. — Не должно тебе ставить под сомнения слова Грандмастера. Должны мы принять решение, но не столь спешно. Кербеорн, — обратился он к сидящему справа, — что скажешь ты?

— Тяжело, милорд. Тяжело, — вздыхая, отвечал названый Кербеорном. — Действительно, недобрые новости приносят нам с запада и востока, но следует нам сохранять холодность, — медленно произносил он, перебирая кольца на своих пальцах одной рукой и сжимая сокрытый под серым плащом амулет другой. — Действительно, может быть заблудший частью планов тёмных, однако... не стоит спешить. Прошёл он сквозь врата, а значит, почти наверняка, чист он, ибо руны защищают нас от врага. Только остаточные следы тёмной магии пропускают врата, да мелких вредителей, от которых у нас есть иная защита. Коли на нём лежали сильные чары — мы бы увидели это. Что же касается памяти его — то вотчина нородримов, и не можем мы без них определить, сокрыта ли память его, али стерта.

— Так что же предлагаешь ты, друг мой и советник? — спросил сидящий во главе стола.

— Данных слишком мало, милорд, нужно для начала понять, откуда он, из какого пришёл дома, а может, из степняков он, и следует вернуть его.

— Не слишком похож он на слуг наших домов, да и со степняками нет у него ничего общего, — перебил Курунир, — быть может, он происходит от потерянных.

— Быть может, Грандмастер, однако то не меняет сути — может он стать нашим воином, но прежде понять надобно место его в этом мире, — Кербеорн замолчал и откинулся на спинку стула, поглаживая чёрные усы. Сидел он с опущенной головой, погружённый в думы, и серые тени нависли под глазами его и скулами, и сидел он несколько минут неподвижно и немо, пока свет рун не ударил его в глаз. — Долиос, как предлагаешь ты обойтись с найдёнышем?

— Изгнать, и да пусть вершат его судьбу Корр да силы степные!

— Мгм... Другие предложения?

— Следует обучить юнца, великий си-мечник может выйти из него!

— Разослать гонцов в три дома, да узнать, не теряли ли они кого?

— Грандмастер? — подняв голову, спросил Кербеорн. — Вы хотите защитить его, так ведь?

— Вижу я в нём нечто загадочное, вижу потенциал и возможности. Я бы обучил найдёныша, но прежде совет должен позволить провезти мне его через земли дома совы.

— Угу, — кивнул Кербеорн, — Норессонд, что скажешь ты?

Норессонд, сидящий рядом с грандмастером, лишь покачал головой и молча скрестил руки на груди.

— Норессонд, — возразил советник, — ты ведь привёл его сюда, кому, как ни тебе, держать ответ теперь?

— Всё, что было у меня, поведал я совету. По воле Грандмастера был доставлен найдёныш, ибо подчиняюсь я ему, как сильнейшему из нас. Но служу я дому Совы и его герцогу — лорду Куилинору, и любое его решение приму я и исполню. Я всё сказал.

— Что же выходит, страшимся мы принять решение!? — со злобой произнёс сидящий во главе стола герцог. Он поднялся, и свет рун осветил его гневное лицо. — Страшнейший враг наш — не окружающая внешняя тьма, а раздирающие внутренние склоки! И долженствует нам принять их достойно, как истинным воинам благородного дома! Не пристало нам бояться таких мелочей!

Вдруг двери зала отворились, и вбежал в него Драух'ир, держащий в одной руке жезл, а в другой — склянку с белыми стенками. За юным чародеем, шатаясь, стоял Голлатар.

В миг лица воинов, сидящих за столом, закрылись шлемами и капюшонами, лишь Курунир и герцог Куилинор глядели на вошедших свободным, не ограниченным ничем взором. Не скрыл лица и один из воинов, сидевший затылком к входу — лишь напряжённо вслушивался он в происходящее.

— Грандмастер, — выпалил Драух'ир, переводя дыхание, — милорд, — обратился он к герцогу, — беда!

Поверх лёгкого серого одеяния Куилинора появились сверкающие белые доспехи, украшенные гравировками на наплечниках и перчатках, над доспехом же, будто сотканная из воздуха, возникла пурпурная роба, на которой был изображён герб. Одна рука герцога опустилась на рукоять меча, между пальцами второй затрещали искры.

— Говори же! — приказал герцог, брови его грозно сдвинулись, и колющий взор упёрся в юного мага.

— Т-троян, милорд! — произнёс чародей, подняв вверх склянку.

Сосуд вырвался из руки Драух'ира и, пролетев по воздуху, оказался у герцога.

— Что за троян уместится в такой тесноте?

— Это бабочка, герцог, она... Она, — юноша замешкался, — была на лице заблудшего и запустила в него свой, — он поднёс руки к лицу, изображая длинный нос.

— Я же говорил, мрак его побери! Я говорил! — воскликнул Долиос, вскакивая со своего стула, и красные блики пробежали по его шлему.

Герцог обернулся и пронзил воина суровым взглядом. Долиос отшатнулся — бледное, с впавшими щеками, лицо Куилинора будто отразило всплеск ярости воина и превратило его в страх, подобно разбитому зеркалу.

— Прошу простить мою дерзость, милорд, — тихо произнёс Долиос, опустившись на одно колено.

— Вернись за стол.

— Да, милорд.

— Кербеорн, — произнёс герцог, вновь переведя взгляд на юного чародея, — что скажешь? — спросил он, отправив склянку плыть до стола.

— Что же, — вздохнул советник, взяв в руку приблизившийся сосуд, — какие защитные чары ты применил? — он повернул голову в сторону Драух'ира. Большую часть лица его скрывал капюшон, но в голосе можно было услышать заинтересованность.

— Экранирование, мастер Кербеорн. Я предполагаю, что она фиксировала всё, что видел заблудший, и отправляла это своим хозяевам. Также я наложил фильтрующий заговор, чтобы все пакеты данных, отправленные врагу, отлавливались и уничтожались.

— Критерий?

— Ключ отправителя.

— А что получатель?

— Ничего стоящего, думаю, обыкновенный ретранслятор.

— Как обнаружили насекомое?

— Дезинфектор для бахматов попал на лицо заблудшего.

— Но он, как вижу, цел?

— Естественно.

— Хвалю, — Кербеорн кивнул, — мастер Айвендиль может тобой гордиться, — чародей длинными пальцами обхватил крышку сосуда, и по стенкам его, вновь открывавшим содержимое, спиралью пустились искры. Бабочка, поджав массивные крылья с большими красными пятнами-глазами, пыталась вырваться из склянки. Кербеорн провёл второй рукой по стенкам, будто считывая что-то. — Чёрной магии почти не ощущается. Грандмастер, что скажете? — сосуд переместился к Куруниру.

— М-хм, — протянул старец, изучая крылатое создание, — оно связано с руах-сетью.

Голлатар увидел на лицах герцога и башельера немыслимое удивление, причину которого он не мог понять. Мысли заблудшего занимал затейливый вид зала и доспехи герцога, которые казались ему слишком тяжёлыми и излишне пёстрыми.

— Грандмастер, — ошарашенно произнёс юноша, — напрямую?

— Именно так, друг мой, напрямую. Тёмная магия на уровне остаточного следа, не более, — легкая усмешка пробежала по лицу старца, — весьма тонкая работа.

Под склянкой появился сияющий красно-синий диск, медленно поднявший сосуд в воздух. Грандмастер принялся бормотать что-то себе под нос, начертывая символы в воздухе.

— Сторм-контрол... Бродкаст руах, — с каждым словом диск распадался на кольца, расширяющиеся и складывающиеся в сферу, окружающую сосуд. Насекомое с неистовой силой билось о стенки, наполняя воздух звоном и стуком.

— Тумп-тумп-тумп, — стекло, казалось, вот-вот лопнет, но Курунир продолжал что-то бормотать, — тумп-тумп, — по сосуду разошлась сеть трещин, и насекомое вдруг заалело. — Сшш-атдаун! — промолвил маг, но едва ли кто-то услышал это — с грохотом и лязгом бабочка вспыхнула и взорвалась, расколов склянку на множество осколков. На миг зал оказался залитым червонным светом, но когда он угас, в воздухе осталась сиять лишь сфера, сдержавшая осколки сосуда, да переливающиеся руны. Повисла тишина.

— Троянская бабочка, значит, — ухмыльнувшись, произнёс воин, не закрывший своего лица, — что-то новое!

— То горестная весть, — произнёс герцог, — они развиваются. Почему разорвалась она, Грандмастер?

— Подозреваю протокол самоуничтожения. Создатель сего чуда не хотел быть обнаруженным. Кроме того, это создание явно хотело засорить сеть всякой широковещательной чернью, но я запер её в сфере. Так что, каковы бы не были тёмные планы, что стоят за сим созданием, были они сорваны.

— Воистину, горестные вести, — вздохнул герцог. Враг ближе, чем мы думаем, и овладевает он всё новыми и новыми чарами. Всё печальнее, что нет мастера Айвендиля с нами.

Лицо герцога омрачилось, вместе с ним в тяжкие думы погрузился и Драух'ир. Заблудший удивлённым взглядом осматривал воинов и магов, напряженно вглядывающихся друг другу в закрытые лица. Лишь Курунир был спокоен и совершал странные движения руками, дематериализуя сферу.

"Что помни, что не помни — не разобраться в этом мраке", — подумал Голлатар, опустив глаза в пол.

— Оно могло заразить найдёныша, — послышалось из-за стола, — выдворим его, и дело с концом! — говорящего поддержали возгласы одобрения. — Ату его! Ату!

— Молчать! — внезапно рявкнул Куилинор, покинув лабиринт мыслей. — Тенета Горгона уже обвили нас, и то не вина заблудшего. Нам должно проверить его.

Вдруг все взоры оказались направлены на Голлатара. Юный чародей отошёл от него, шагнув к герцогу. Из-за капюшона выглянули древесно-бурые глаза Кербеорна, сжавшиеся в щёлки. Слух заблудшего прорезал отдавшийся эхом гул, и белое пятно явилось перед ним, и всё, что он разглядел — квадратное суровое лицо и белые доспехи, и не увидел он, но почувствовал — перед лицом его, рассекая со свистом воздух, возник меч. Повинуясь инстинкту, Голлатар мигом достал клинок, и, сделав шаг назад, приготовился нанести удар.

Перед заблудшим возник воин, облаченный в броню, вырезанную из кости, и был тот воин высок и статен, на подбородке его алел шрам, глаза по-звериному горели. Меч его с массивной рукоятью был костяным, как и доспехи, но блестел, словно мрамор. Смерив юношу взглядом, воин улыбнулся.

— Достойно, — пробасил он, — мгновенная реакция, правильная стойка. Достойный воин. Но главное, — он опустил меч, — он чист.

— Ч-что? — с подозрением спросил заблудший, всё ещё готовясь к нападению.

— Сей меч вырезан из бедра Ангрбода, одного из чудовищ Морриса. При его виде млеет любая чёрная тварь, но тебя это не коснулось. Ты не заражён. Можешь опустить клинок.

Голлатар вопросительно посмотрел на суровое, даже нескладное лицо воина.

— Не глупи, кинжал твой всё равно не причинит мне вреда, — воин дважды стукнул себя по костяной нагрудной пластине, — эти доспехи снесут любую тьму так же, как и любой свет, — воин замолчал, однако Голлатар не двинулся с места. — Да будет тебе! Я разрубил бы тебя, да так, что ты бы не заметил, как руки твои отделяются от тела, а голова летит вниз!

— Опусти клинок, — с нажимом произнёс Драух'ир, подошедший к заблудшему, — пожалеешь.

Голлатар вздохнул и, спрятав лезвие в одежду, поклонился. Воин в белом одобрительно кивнул и, похлопав юношу по плечу, сел за стол, и свет рун вновь осветил его лицо.

Кербеорн, полный гнетущих мыслей, взглянул на грандмастера — тот погладил длинную белую бороду и отпил из кружки, над которой всё ещё вилось облачко пара.

— Решено! — промолвил герцог, пристально взглянув на Голлатара. — Мы пропустим найдёныша, и да приведёт Корр его к свету, и да примут его пики Тератиллиона, ибо отныне найдёныш — один из нас, и не будем мы скрывать от него лиц своих! — Куилинор воздал руки к небу, и зал наполнился мягким голубым светом.

— Нам пора, — шепнул Драух'ир и, взяв заблудшего за рукав, вывел его из зала. Тяжёлые двери захлопнулись. Выдохнув, юный маг снял капюшон и улыбнулся Голлатару.

Опершись рукой на чёрные, украшенные резьбой, двери, герцог глубоко вздохнул. Искры пробежали по его перчатке, и, перейдя на двери, стали складываться в сияющие руны. Вмиг щёлкнули несколько замков — герцог запер двери в залу.

Полными тревоги взглядами переглядывались сидящие. Безразличие сохранял лишь Норессонд, шлем которого исчез и снова открыл утомленное лицо, начинавшее покрываться морщинами. Спокоен был и воин в белом — он предпочёл направить взор на колонны, размышляя об искусной работе зодчего.

— Итак, господа! — грозно молвил герцог, подойдя к круглому столу. — Тьма добралась до нас, и все мы понимаем, что не могло то случиться просто так! — он опустился на трон.

— Куилинор, — мягко произнёс Курунир, опустив чашку, — о, верховный аркаад и герцог дома Совы! Не спешишь ли ты с выводами? Сам ведь ты говорил про склоки, быть может, враг хочет, чтобы мы подозревали друг друга, чтобы искали предателя, забывая про узы службы и братства? Ты хочешь найти предателя, но, быть может, и нет его?

— Вы правы, Грандмастер, он может быть из другого дома, — герцог опустил голову, закрыв ладонью глаза, и погрузился в тяжёлые мысли, — Кербеорн, проверь защитные чары на вратах и стенах, а также проверь подготовку наших жрецов.

— Слушаюсь, милорд.

— И убедись, что лояльны они.

— Будет исполнено, милорд.

— Кхирхендель, прикажи дозорным покинуть нас и обеспечь охрану наших стен, воины дома совы справятся и без посторонней помощи.

— Слушаюсь, милорд, — кивнув, ответил воин в костяных доспехах.

— И выстави несколько своих белых стражей, пусть следят за порядком и сохранностью стен.

— Торон-Роду может не понравиться подобный приказ, — вмешался Грандмастер.

— Так пусть Торон-Род обратится с этим к своему герцогу, — с нажимом ответил Куилинор.

— Ну что ж, — вздохнул старец.

— Кхирхендель, — продолжил герцог, подняв голову и окинув взором залу, — пусть твои мóлодцы проверят всех и каждого: мечников и паладинов, жрецов и виконтов.

— Но милорд! Служим мы вам верой и правдой. Все мы, до единого, — донеслось из-за стола.

— Разве глух ты? — сквозь зубы произнёс герцог. — Эта тварь была связана с руах-сетью! Не обошлось здесь без гнусных огнепоклонников! И молись Корру, чтобы не оказалось ни одного из них в этом зале!

Герцог прошелся суровым взглядом по сидящим — почти каждый опускал голову, не желая перечить своему лорду.

— Норессонд!

— Да, милорд.

— Ты отправляешься на стражу главных ворот и пробудешь там до тех пор, пока не получишь соответствующего приказа. Доверенные тебе походы в чуждые земли пока подождут.

— Слушаюсь, милорд.

— Но прежде, — герцог поднял левую руку, — Кхирхендель, поручаю тебе проверить членов совета на чистоту!

— Куилинор! — сурово молвил грандмастер, сведя брови.

— Кроме, естественно, грандмастера.

— Слушаюсь, милорд.

И встал воин в белом, и накрыла лицо его тень, и со свистом обнажил он свой клинок. Повисла тишина, и ледяной свет разлился по зале, и обошёл стороной он лишь Курунира, с досадой и опасением глядящего на герцога.

Его быстрые шаги отдавались шуршанием листвы, ковром устилавшей землю, и изредка перемежались стуком длинного посоха. Обеспокоенный взор перескакивал с места на место, цепляясь за каждую деталь, тонкие руки с длинными пальцами беспрестанно двигались и вторили голосу, отдающему команды тихо, но стремительно. Вокруг суетились смешные обезьянки со сложенными за спиной крыльями и странные разноцветные ящерицы, неуклюже ходившие на двух ногах, волоча за собой хвосты. Последние медленно шлепали по листве трёхпалыми лапами с позвякивающими то и дело синими когтями.

— Ну же, ну же! — поторапливал он своих подручных. — У нас мало времени! Маррган, позиция один, экземпляры с первого по десятый, Халкас, позиция два, второй десяток, Хрраум, третья, Никкар! — последовала пауза. Он остановился и ворчанием огляделся по сторонам — Никкар!

— Я здес-сь, мас-с-стер, — тихо прошипела рептилия, выйдя из-за его спины.

— Ага! Никкар! Мы с тобой займёмся четвёртой и пятой партиями вместе с главным ретранслятором, скорее! — вновь раздались быстрые шаги.

-Ес-сть, — опустив треугольную голову, ответил Никкар. В округлых передних лапах он нёс широкое деревянное блюдо, на котором покоилось всё необходимое, задние конечности тихо ступали по листве, длинный красный хвост кольцами обвивал деревянный жезл. Переваливаясь с ноги на ногу, Никкар покачивал головой, покрытой высокими роговыми гребнями, и тяжело дышал, то и дело высовывая раздвоенный язык. Солнечные блики проходили через густые кроны деревьев и отражались от багрового тела ящера, слепили его большие желтые глаза, видящие всё вокруг, кроме, возможно, того, что было за самой спиной, покрытой чёрными шипами позвонков.

Обойдя человека, Никкар догнал других ящериц и направился к платформе, будто сложенной из множества колец плюща и жёстких стеблей кустарников. Уцепившись задней лапой на растительность и опершись на хвост, Никкар поставил свою ношу, а вместе с ней опустились на положенные места ещё три блюда. Звеня когтями и извиваясь холодными чешуйчатыми телами, рептилии поднимались на платформы, подтягивая за собой жезлы. Взяв жезл в когтистую лапу, Никкар трижды изрёк "Хрр" и поднял голову в ожидании. Маррган, Халкас и Хрраум повторили за ним.

— Оззи, нужна пара магнитов, — он продолжал отдавать команды, кружась и оглядываясь по сторонам, — Гиллан, Ринго, поднимайтесь к ЭрЭс-дереву, нужно четыре кабеля. Скорее! Вперёд!

Кивнув и переглянувшись, две обезьяны поднялись в воздух и направились вверх, торопливо взмахивая крыльями. Прижав рыжевато-бурые лапы вплотную к телу, животные стремительно приближались к плотному навесу из листьев, образованному множеством крон деревьев, слившихся воедино. Приблизившись к потолку из зелени, летуны стали замедляться и, сложив крылья, на миг зависли в воздухе, будто в невесомости, а затем резко схватились за переплетение ветвей маленькими цепкими лапками. Повиснув вниз головой, обезьянки вновь переглянулись и, обменявшись несколькими звуками, направились вперёд. Уже через пару мгновений листва начала кончаться, и маленькие чёрные когти животных начали цепляться за крепкую древесную кору, испещренную множеством борозд, от которых исходило едва заметное зеленоватое свечение. Крылатые звери ползли по стволу дерева, и было то древо огромно, и была кора его серой, будто присыпанной пеплом, и ветви того древа были что каменные пики — серые и остроконечные, и расходились они декадами кристаллических сучьев, испещренных сияющими каналами, дающими начало тонким изумрудным листьям, зигзагами извивающимся под тихими дуновениями ветра. И то тут, то там, сворачивались сияющие борозды кругами, и давали начало те круги начало тончайшим золотистым иглам, расходящимся в разные стороны в причудливых узорах.

И, скачками передвигаясь по огромному стволу, обезьяны останавливались возле игольчатых кругов, будто оценивая их. И вот крылатый, носящий имя Ринго, остановился возле одного из таких и, аккуратно сложив когтистые пальцы, потянул за центральную иглу, и с треском оторвался круг от коры, и потянулась за ним лоза, будто сплетённая из девяти других. Оттянув лозу, обезьянка внимательно оглядела её и, подав знак, подозвала к себе вторую. Прильнув к стволу ухом, второй зверь, названный Гилланом, поскрёбши лапами по стволу, вонзил в основание круга, из которого тянулась лиана, свои миниатюрные когти и, оторвав от дерева голову, извлёк из коры маленький чёрный цилиндр. Вмиг цилиндр оказался у висящего в воздухе Ринго, смотавшего лиану кольцами и точным движением лапы отправившего её медленно спускаться по воздуху.

Подобно сорвавшемуся листу — покачиваясь в едва заметном трепете, проплыла по воздуху лоза, плавно опустившись на поднятую руку его. За лозой последовала ещё одна, затем третья, последнюю же одна из спустившихся обезьян преподнесла самостоятельно, аккуратно надев травянистые кольца на вторую его руку, которая была опущена, после чего крылатое создание стремительным движением взобралась на его плечо. Не обращая внимания на зверька, он взял одну из лоз и принялся разворачивать её, крепко сжимая в пальцах цилиндр, извлеченный из серого дерева, но вдруг его остановило тяжёлое нарастающее гудение, раздавшееся прямо над его ухом.

— Временные неполадки, временные неполадки, — утомлённым голосом произнёс он, — технические работы ведутся, скоро все заклинания вновь начнут работать, — добавил он, вздохнув.

В ответ послышалось сиплое покашливание. Гудение над ухом осциллирующе затухало. Оставшаяся стоять на земле обезьянка демонстративно двигала передними лапами, то прикладывая их к темени, то поднимая высоко над головой, изображая высокий головной убор. Хвост же её ловко проскользнул между ртом и плоским треугольным носом и опустился — животное изображало усы и бороду.

— Весьма талантливо, Гиллан, — чуть слышно произнёс он. — Приветствую Вас, Грандмастер! — голос зазвучал громче, его обладатель обернулся, и увидел Грандмастера Курунира в компании неизвестного юноши.

— Голлатар, перед тобой наш шаман, верховный жрец Корра, Орофер, — Курунир протянул руку в сторону шамана. — Орофер, это Голлатар, ему нужна твоя помощь.

— Заблудший?

— Заблудший.

Шаман пристально всматривался в Голлатара: всё в этом пришельце казалось ему неестественным: вытянутое, будто иссушенное, лицо, прямой, как сруб, нос, холодные стеклянные глаза и небрежно рассыпанные по лбу волосы, рыжеватые, словно начавший ржаветь металл. Много ли рыжих можно встретить окрест владений чародейских? Ответ прозвучал в голове Орофера быстрее вопроса. Поднятые в напряжении плечи, чуть вытянутая вперед шея, медленное, бесшумное дыхание, несущее не воздух, но запах — Грандмастер привёл не скитальца, но охотника. Он принюхивается, ожидая ни то добычи, ни то удара хищника более грозного, чем он сам. Его стойка, его одеяние — лёгкая кожаная обувь с грубыми шнурками, такими же грубыми, как и пояс, подвязывающий тканые штаны и рубаху, почти прикрывающую колени — всё будто спряли из воздуха, и каждое движение воздуха, каждый далёкий отглас, ползущий по земле, может уловить этот странник, но нет, не из воздуха его одеяние, а из шерсти. Шерсть и кожа, а на них — мех накидки. Чёрный, что сажа, чуждый для сих мест. По-иному лежит он, по-иному лоснится, по-иному звучит. Всё звучит, у всякой вещи есть голос, и здесь голос заглушён звуками неведомого рога, что подобен грому, битвы, что подобна песне, пиру, но за пиром слышен рык и топот, что разверзает землю и вспарывает корни. Тот голос чужд, как чужд и сей заблудший... Что алчет он, что видит он теперь?

Он видел Орофера, чувствовал, будто взгляд шамана пронзает его насквозь, будто за ним наблюдает нечто большее, чем два карих глаза, нечто иное, огромное, но невидимое, сокрытое, но находящееся повсюду. Голлатар оглядел шамана — долговязового, с длинными, будто паучьи лапы, руками и серыми когтеподобными пальцами. Лицо его было вымазано синей краской — неряшливые мазки покрывали лоб и огибали глазницы по дугам бровей, тоже будто бы нарисованными красками надменности. Грязные штрихи завершались на щеках неровными линиями уже белого цвета. Засаленные черные волосы падали на плечи, укрытые накидкой буро-зелёного цвета — ни то листва, ни то шерсть зверя, настигнутого невиданной хворью. Из-под накидки выгладывал бесцветный плащ, полы которого с шуршанием волочились по земле. Ссутулившись, он опирался на длинный посох светлого дерева, на котором тут и там были прочерчены светящиеся полосы и круги. Перед полным смятения лицом шамана ходил из стороны в сторону квадратный набалдашник посоха, также покрытый неясными полосами и буквами. Руны. Но они меньше, тоньше, чем те, что были на доспехах Норессонда или колоннах зала герцога, эти будто были вырезаны иглой, и свечение, свечение было иным — холодным, как и у подданных дома совы, однако было оно беспокойным, как горный паводок, резко метущимся из одной части посоха в другую и искрящим на концах множественных отростков посоха. Сначала они казались заблудшему сучьями, да и сам посох — трижды изогнутый и скрученный к низу — походил скорее на недюжинную ветку, однако, приглядевшись, Голлатар увидел округлые, местами небрежно сточенные, поверхности и ровные пластины отростков, колышущиеся, но не от ветра, а от пульсаций, свечения и искр. Из-за четырех отростков, растущих из набалдашника, искря тяжестью и презрением, выглядывали глаза-полосы Орофера. Тревогой веяло от этих бурых, как древесная кора, очей, и угрозой наполняли воздух два ветвистых рога, соединенных костяным ободом — головной убор жреца.

— Что же, проходи, заблудший...

— Спасибо, — кивнул Голлатар.

— Видит Корр, нынче заняты мы, поэтому вам, Грандмастер, придётся обождать. У нас тут, — он сделал паузу, — определённый беспорядок...

— Беспорядок, значит, — хмуро произнёс Курунир, приподняв одну бровь и бросив вопросительный взгляд на шамана.

— М-м-да, — протянул тот. — Коммутаторы, знаете ли, были выведены из строя, ассоциативная память...

Голлатар слушал объяснения шамана, однако ничего не понимал. Впрочем, это не слишком обременяло его, ведь он был здесь, в том самом святилище, о котором Грандмастер рассказывал ему по пути из дома совы. Его привели в чародейский лес, лес тысячи пиков, что достают до самого неба — так говорил старый маг, и это было недалеко от истины — вершины деревьев не были видны, и зеленая сень, сложенная из мириада листьев, накрывала путников. К небу тянулись деревья и кустарники, будто с неба спустились крылатые обезьяны и конекоршун Нахар, даже этот несуразный долговязый Орофер, казалось, мог провести рукой по облачной глади, коли распрямится. Но сейчас он, ссутулившись, объяснял что-то Грандмастеру своим певучим голосом.

В этом святилище чувствовалась великая сила и древность, и не было похоже, что воздвигли его руки человека — разительно отличалось оно и от алтаря в степи, и от города-крепости во владении дома совы — всё здесь было создано силами природы, но не дикой и безжалостно случайной, а благоволящей человеку. Ещё по пути сюда он видел людские жилища на деревьях, которые будто сами вырастал из циклопических стволов, и то, что он увидел теперь — стебли, складывающиеся в столы и платформы, лозы, сплетающиеся в мосты, округлые и удивительно мощные шляпы грибов, винтовыми лестницами идущие в небо — всё это убедило его в одном: сей лес был сотворён. Но кем?

Размышления Голлатара прервала обезьянка, потянувшая его за руку и гукнувшая, когда тот отшатнулся от удивления. Обезьянка гукнула ещё раз, комично приложив лапу ко лбу. Заблудший с немым вопросом посмотрел на старого чародея.

— Ах да, определённо, стоило рассказать тебе раньше, — произнёс Грандмастер, нахмурившись. — Его зовут Гиллан. Он, как и чудесные создания, что сопровождали нас, является джуном.

— Джу-ном? — медленно переспросил Голлатар.

— Да, джуном. Так мы называем этих милых зверьков. Корр подарил им изрядное любопытство, и они любят поозорничать, но вреда тебе не причинят.

Голлатар кивнул и огляделся по сторонам, окончательно отринув размышления о загадочном. Лес всё ещё будоражил его своим величием, Грандмастер всё ещё изрекал что-то бессмысленное, шаман всё ещё взирал на заблудшего полным презрения взглядом, на платформах на другом конце святилища всё ещё порыкивали неведомые гады. Мысль пронзила его, словно молния. Он, не отрываясь, смотрел на алого ящера, сжимающего в когтистых лапах жезл. Гад. Тот внезапно повернул голову, жутко изогнув чешуйчатую шею, и направил холодный взгляд на Голлатара.

— А... — начал было заблудший, собираясь указать рукой на ящера.

— Кобольд.

Голлатар хмыкнул. Ящер, высунув раздвоенный язык, облизнулся и отвёл взгляд. Грандмастер глубоко вздохнул и, вытянув руку вперёд, сделал круговое движение ладонью, будто бы говоря: "Всему своё время". Орофер хмуро покачал головой, обезьянка на его плече, скривив мордочку в гримасе, сделала то же.

— Мне нужно время, Грандмастер, время, — меланхолично произнёс шаман и двинулся в сторону платформ с ящерами. — Не могли бы вы пока что увести заблудшего?

— Полно, Орофер. Без устали скитается он уже не первый день, хватит с него. Он останется здесь, — сурово произнёс старец. — Узрел ты лишь малую часть великого святилища, осмотрись же и будь покоен, — добавил Грандмастер, повернувшись к Голлатару.

Воистину, святилище было огромно, и непросто было понять, с чего же начать его изучение. Невольно Голлатар бросил взгляд в центр — даже странно, почему он не взглянул туда раньше. Он увидел огромную сферу, сплетённую из нескольких стволов, странным образом скрученных над землёй и переплетающихся своими ветвями. Мощные корни вырывались из-под земли и стелились по ней, острые сучья расходились во все стороны, будто лучи солнца. Стволы и корни были столь могучи, что, казалось, могли бы подпирать собою землю, кабы были раскручены из немыслимого древесного клубка. Центр сферы был сокрыт от взора — его скрывала сеть из ветвей и листьев. Как и многое другое в этом лесу, это сооружение, поразительно правильное в своей форме, явно было сотворено по чьей-то воле.

Заблудший сделал несколько нерешительных шагов, но почувствовал головокружение. Остановившись, он глубоко вздохнул. Прохладный воздух нёс запах дерева, но было в нём и то, что недоступно обонянию. Шаман удалился, но Голлатар всё ещё ощущал на себе тяжелый взор множества глаз. Это был не он — Оно. Оно везде, и оно наблюдает. Закрыв глаза, Голлатар задержал дыхание. Душистый запах зелени клубился вокруг него, медленно наполняя заблудшего. Что-то движет им, что-то энергическое неуловимо парит в замершем воздухе. Оно. Оно высекает невидимые искры, вьёт тончайшие нити разрядов в воздухе, и любой шаг, мельчайшее движение, даже вдох — всё приводит эти нити в движение, и они, подобно паутине, передают всё зодчему сей паутины. Голлатар выдохнул и открыл глаза.

— Что-то в воздухе, Грандмастер, что-то следит, — произнёс он, повернувшись к Куруниру. — Что это?

— Корр, — ответил старец с хриплой усмешкой, — Корр следит за всеми нами, Корр даёт нам силы. Ты чувствуешь его присутствие?

— Да... Где он?

Старец молча поднял руку, указывая на сферу.

— Это создал Корр? — задумчиво спросил Голлатар.

— Это и есть Корр. Ядро, центр Тератиллиона. Всё сложно, друг мой, но обо всём узнаешь ты.

— Грандмастер, а я могу...

— Подойти? Конечно.

Взглядом поблагодарив чародея, Голлатар двинулся к сфере. Листва мягко шуршала под его ногами, душистый запах сопровождал каждый его шаг, и с каждым шагом Голлатар чувствовал всё больше невидимых нитей. Он обходил угловатые стволы, на плоских ветвях которых, укрываемые от света и влаги плотными белыми листьями, покоились перетянутые ремнями фолианты, старался не задевать изогнутые в причудливых формах высокие стебли, на которых располагались чудные железные конструкции, пригибался под блестящими бичами, свисающими тут и там. Обогнув последнее, довольно раскидистое деревце, на вершине которого располагалось нечто кубическое, он остановился и вновь с удивлением окинул взором святилище. Однако на этот раз занимала его не мысль о рукотворности леса, а то, что ни одна из преград на его пути не была видна издали — ядро будто затмевало всё остальное в разуме смотрящего. Ядро, или то, что сидело в центре ядра?

Наконец, Голлатар приблизился к огромной сфере. Холод. Воздух окрест сферы был свеж, и каждый вдох слегка морозил заблудшего. Невидимые нити будто исчезли, или стало их столь много, что присутствие более не ощущалось. Исчезли и тысячи глаз — все, кроме одного, покоящегося в центре ядра и пронзающего Голлатара чародейским взглядом сквозь сплетения сучьев. Он напряжённо вгляделся в сферу, но так и не смог разглядеть сокрытого, хоть и столь явного. Выдохнув и опустив голову, он коснулся ветвей.

Укол. Внезапно волна прошла по его руке, вмиг пройдя путь от ладони до плеча и распространившись по остальному телу. Он судорожно отшатнулся, падая назад. Удар. В спину впилось что-то жёсткое, разведённые при падении руки увязли в гибких ветвях. Колючая лоза хлестнула по лицу, оцарапав его, и застыла возле правого глаза. Мерцание. По сфере прокатились зелёные искры, сродни той, что вонзилась в его руку. Уперевшись руками в ветви и оттолкнувшись, он встал. Ствол накренился, что-то с грохотом упало.

Осыпая всё сущее проклятиями, подлетел Орофер. И как он так быстро ходит в своём длинном одеянии? Должно быть, длинные ноги.

— Грандмастер! — воскликнул шаман, и заблудший тут же почувствовал удар чем-то тонким по лбу. — Я говорил, я просил, я практически заклинал! — раздраженно продолжал Орофер, отводя посох от Голлатара.

— Орофер, право, — тяжело вздохнул старец.

— Ну это же немыслимо, — затихая, сказал шаман, разведя при этом руки. На лице верховного жреца Голлатар вдруг разглядел черную тень усталости — полные тоски глаза-щёлки опустились, полосы на лбу пересекли волны морщин. Вновь шаман опёрся головой на чудной посох, и вновь угрожающий головной убор его, накренившись, начал съезжать.

— Я прошу прощения, — начал было заблудший, но был остановлен жестом Грандмастера и гневным взглядом шамана.

— Нет в сём мире того литания, которое могло бы очистить тебя от содеянного...

— Что же я сделал? Грандмастер, может, вы объясните мне? — с досадой спросил Голлатар.

Плавным движением кисти верховный маг заставил взлететь нечто кубическое, лежащее до того на изумрудном ковре из листьев.

— Здесь, видишь ли, — указал старец на куб, — был заточён демон, и так уж вышло, что ты помог ему вызволиться, — спокойным голосом произнёс маг.

— Не просто демон, Грандмастер, этот неповоротливый глупец вызволил целого нуклеара!

— Но я ничего не увидел, как же он так быстро скрылся? — ошарашенно вопрошал Голлатар, взвешивая каждое слово.

— Демонов не узреть смертным взглядом, Голлатар, — пояснил Грандмастер, — это создания эфемерные, неуловимые. Они не могут взаимодействовать с видимым миром.

— Но... если его не видно, он не может ничего делать, то, может его и не существует? — не успел заблудший промолвить это, в кронах деревьев послышался шелест, и небольшая палка, вращаясь в воздухе, стремительно огрела его по голове.

— Да уж, не существует он так, что аж запустил в тебя сук, — с лёгкой усмешкой произнес Орофер, оторвав голову от посоха.

— Не понимаю, — вновь заговорил Голлатар, но шаман перебил его, прорычав что-то невнятное. Отвернувшись, он продолжил быстро наговаривать что-то себе под нос. Надписи на его посохе засияли, и пластинчатые отростки посоха окаймились серебристым сиянием, порождавшим в воздухе едва уловимые глазом волны.

Нараспев прочитав неведомый заговор, шаман стукнул посохом о земь, и сребристой рябью подернуло воздух, и на миг повис в воздухе треск, и когда треск утих, воздал колдун руку и, резко соединив пальцы, произнёс что-то, что донеслось до слуха заблудшего в виде невнятного "инк", и вдруг из-под изумрудного ковра вытянулись заостренные, подобно кольям, мясистые лозы, и сжал жрец кулак, и, когда заблудший уловил шипящее "ш-ш-шафл", переплелись над ним лозы, образовав клетку, и напрасно пытался он издать выразить словами испуг, удивление или злобу, ибо, сколько бы он не пытался, из размыкающихся губ его не доносилось ни звука. Шаман, подозвав одного из кобольдов, удалился.

Голлатар опустился на землю. Лозы сплелись столь крепко, что никакими усилиями не вышло бы развязать чародейские узлы, к тому же, клинок, всё ещё спрятанный в одеянии заблудшего, лишь соскальзывали по стенам узилища. Послышалось хлопанье крыльев, и, гукнув и обхватив хвостом оду из лоз, на клетку примостился один из джунов. Он сложил крылья и повис вниз головой, глядя на заточенного. Сложим мохнатые лапки в кулачки, джун начал тереть ими свои большие карие глаза, покачивая головой из стороны в сторону.

— Кыш! — прохрипел Грандмастер, подходя к клетке. Послушав его, обезьянка спрыгнула на землю и убежала. — Не держи на него зла, он лишь пытался тебя подбодрить. Джуны, что с них взять? — опершись на посох и глубоко вздохнув, старый маг сел на ковёр из листьев. — Многое, из того что ты видишь сейчас, вызывает вопросы, и получишь ты ответы на каждый из них, но всё по порядку, — старец замолчал и покачал головой. — Ах да! — Грандмастер повернулся лицом к заблудшему. — Полагаю, ныне более всего тебя занимает невозможность вымолвить что-либо?

Голлатар кивнул.

— Что же, что же, — старец улыбнулся, — ответ на сей вопрос довольно прост. Но! — он вытянул указательный палец и направил его вверх. — Ты должен дать слово, — Курунир нахмурил брови и задумчиво увел взгляд в сторону, — дать немое обещание, что будешь тих, как падающий лист. Покуда ты здесь, по крайней мере.

Голлатар вновь кивнул.

— Чудно. Ты наверняка мнишь, будто Орофер лишил тебя дара речи чарами недобрыми, — старец резко вперил взор двух огоньков-глаз в заблудшего. — Это, конечно, околесица, здесь с тобой такого не сделают. Но что сделать могут — так это определить диапазон частот твоего голоса, — старец будто оттянул пальцами невидимую струну, — и приглушить его, — струна была медленно возвращена на своё место.

И возникли в руке чародея серебряные нити, длинные и неисчислимые, и обвили его пальцы, причудливо извиваясь, и вдруг, дернувшись, превратились в сизую дымку, и лишь две узкие полосы крестом пересекали ладонь старого мага. И поднял он ладонь, широко расставляя пальцы, и, казалось, нити должны тотчас натянуться, однако вместо этого вздрогнули они и пришли в движение, изгибаясь гладкими волнами, которые становились всё более резкими, пока, наконец, не превратились в причудливое нагромождение прямоугольников. И рёк Курунир заговор, и отрывисиые звуки хриплого голоса складывались не столько в слова, сколько в клекот и шипение, и спросил его заблудший, какому зверю или птице принадлежит сей язык, но вдруг смолк, услышав голос и увидев суровый взгляд старца.

И поведал чародей, что голос подобен волне, и, как и у всего воплощённого, есть волне начало и конец, и добавил, что нарекли их фронтом и срезом, и только так должно говорить, чтобы внял дух железный. И, услышав про волны, спросил заблудший, есть ли здесь море, на бескрайнем просторе которого волнам должно резвиться, и омрачила тоска узника, когда ответил ему старец, что лишь бескрайнее море золота, имя которому Лот-Элин — великая степь, да реки кипящего пламени, можно найти на этой земле.

Но не дал чародей заблудшему погружаться в думы тёмные, пожурив его, и снова завёл речь о волнах и голосах, о форме их, которую не может увидеть глаз, но может явить чародей, и о том, как явление сё говорит громче любого голоса. Скорость, время, частота — об этом и многом другом твердил Курунир, говоря, как сделать волну голоса недоступной не только глазу, но и слуху. И молвил, что не только башни крепостей, но и угловатые линии волн могут быть захвачены, и были наложены Орофером чары захвата, а за ними — чары их модулирующие, и охваченными мраком непонимания остались те чары для заблудшего.

Долго ли, коротко ли слушал Голлатар мудрого чародея — неведомо, но прохладой начали вздыхать листья окрестных древ, и, опершись на крепкую лозу, одну из тех, что сплелись в темницу для заблудшего, в сладкую дрёму погрузился один из джунов, поджав скрученный кольцами хвост. И не на шутку разозлился Грандмастер, и нарушил покой зверька, тонкими пальцами постучав по его широкому носу.

— Не дóлжно, непотребно спать тебе, когда жрец наказал бдеть! — Обезьянка тоскливо заскулила в ответ и поднялась в воздух, чтобы занять положенное место под сводами святилища.

— А что он наказал им?

— Бдеть, — сухо ответил чародей, вздохнув, — да и мне самому полно сидеть без дела, долженствует изловить освобождённое тобою лихо.

Повисло молчание. Вновь обрётший дар речи Голлатар не знал, что же молвить ему, и лишь потупил взор, опершись на стебли, служившие узилищу стенами.

— Я не укоряю тебя, нет... То — удел Орофера, мне же лучше просветить тебя. Ты не понимаешь, как может демон сотворить что-то, коли не может он действовать в видимом мире?

Заблудший кивнул.

— Для того ему служит мир невидимый, — хрипло посмеялся маг, — только не думай, что где-то здесь схоронен ещё один мир, укрытый от твоего взора, нет-нет-нет, — Курунир поймал на себе вопросительный взгляд. — Мир невидим, лишь покуда его никто не видит. Просто, не так ли?

Голлатар было начал говорить, но, завидев, как заблудший обращает руку к кронам, Грандмастер прервал его.

— Да, никто не смотрел на древесные пики, от того и смогло лихо взять там сук и отправить её в полёт.

— А как же одолеть то, что нельзя увидеть?

— Одолеть — никак, а вот поймать, — чародей деловито поднял палец и нахмурился, — нужны лишь глаза, например, джунов.

— Часовые?

— Гм, часовые-люди нынче — расточительство. Для того есть, — он, взвешивая каждое слово, замедлил речь, — особые наблюдатели, но теперь они выведены из строя. Но это не беда!

После сих слов Грандмастер плавно взмахнул рукой, и гибкий стебель поднялся из изумрудного ковра и лёг в ладонь старца. Тотчас россыпь искр сверкнула перед глазами заблудшего, и с мерцанием в воздухе начали проявляться очертания большого листка, будто вырисовываемые неведомым живописцем. И понял Голлатар, что Грандмастер Курунир — чудесный художник, а кисть его — волшебные чары. И вот уже большой нефритовый лист тенью накрыл чародея, и жилы листа, кружась, сложили светлый круг с протяжной отметиной по центру — око, как оно есть. И диву дался заблудший, ибо повидал он уже колдовства, но доселе никто не сотворял — вот так, не проронив ни слова, что-то столь легко, будто ткач, чьи нити — воздух.

— Грандмастер, — спросил он осторожно, помня про данный им немой обет, — что же сё за чары, что действуют без слов?

— Не всегда нужны слово для творения, Голлатар... Нужен лишь образ, который ты наделишь свойствами, коим придашь значения, обратишь видение в объект. Опытному чародею не составит труда обратить ничто в нечто — важно лишь помыслить, чётко и ярко. Да и то — вовсе не всегда обращаем мы ничто, зачастую есть у нас прообраз, что зовём мы интерфейсом. Не без такого создал я сию зеницу, и создам, без сомнения, ещё.

И продолжали являться изумрудные нити, и продолжали раскрываться очи-листья, и всё больше вырастало окрест кудесной зелени, сотворённой Куруниром, и было лицо его светло и блаженно — каковым доселе не видел его Голлатар. И вот, извиваясь на лозах, будто живые, во все стороны глядели листья, и глубоко вздохнул старец, и тонкими побегами оплели лозы ладони его, и на миг вспыхнули его глаза, и тут же ожили, змеями расползлись чародейские стебли и листья, и множества глаз глядели во множество сторон, и множеством путей несли увиденное Грандмастеру — то понял заблудший без слов, ибо в немоте леса тысячи пиков настигло и его просветление, и тоска его сменилась ожиданием лишь того нового, что поведает ему Курунир или то иное, что незримо везде.

И стелились кудесные очи по изумрудному ковру святилища, и оплетали могучие стволы древ, и скоро настигли и Орофера, который ждал их, ибо уже готовился вновь столкнуться с демоном, выпущенным поневоле заблудшим. Обойдя святилище и оставив тут и там своих пернатых соглядатаев, шаман степенно пересекал опушку. Медленные шаги несли его вперёд, изумрудный подлесок сменился эбеновым дёрном, с едва слышным чавканьем, вторившим каждому шагу. Будто вырисовывая глазами круг, с тревогой глядел Орофер то вверх, то вниз, то по сторонам. Посох покоился в левой руке шамана и не касался земли, пластины-отростки медленно вибрировали, а от рогов странного головного убора исходило тихое, переменчивое шипение, в котором одинокий жрец слышал нечто умиротворяющее.

Путь до опушки был нелёгким — вырвавшийся на волю демон сильнее всего желал отомстить своему тюремщику — верховному жрецу Корра. Лишь в первый миг вновь обретённой свободы сущность поднялась в кроны, откуда метнула сук в заблудшего, — затем же, таясь за чёрными стволами и кристаллическими ветвями, она вновь двигалась вниз, следуя за шаманом, скрываясь в его тени и спускаясь всё ниже — под ковёр из листьев — туда, где нет ни одного глаза. И, оказавшись под лесным пологом, демон начал преобразовывать окружающие его листья в мощные плети и острейшие лезвия, и каждое из орудий было направлено в Орофера, и каждое из них было остановлено — обращено в прах или зелёную дымку. Оставаясь незримой, сущность создавала множество шипов, подобных коническим и угловатым зубам, зазубренным, готовым проткнуть и переживать жреца. Огромные капканы, захлопывающиеся с огромной скоростью, вырастали из земли и пытались схватить Орофера, который продолжал отражать внезапные атаки и возводил щиты, состоящие будто бы из плотного, чуть светящегося воздуха и оберегающие его от чудовищного натиска. Поднялся острый свист — нуклеар, стремительно перемещался, листья и ветви, лежащие на его пути, взмывали в воздух и, кружась, атаковали жреца. Свисту вторил визг, который подняли поднявшиеся в воздух джуны, с крыльев которых срывались светло-зелёные искры. Искры летели вниз и с треском сталкивались с плетьми, крошили лезвия, гнули зубы-шипы и разрушали капканы.

Лицо Орофера резали обжигающие порывы ветра — кружащий под нефритовым ковром нуклеар наполнял воздух жаром и будто пылающими кольцами сковывал жреца, замедляя его, делая каждый шаг немыслимо тяжелым. Всё тоньше становились переливающиеся светом щиты, всё меньше искр запускали в воздух джуны, и сам шаман, двигаясь всё медленнее и медленнее, всё реже произносил слова заговоров. Щелчок — и земля под его ногами, казалось, разверзлась, и мерцающие ленты начали обвивать мага, выдергивать из его рук посох и хлестать шамана, оставляя ссадины и ушибы на его руках и лице. Вспышка — и с треском и искрением ленты были разорваны, однако новые уже выглянули из-под травы и подпёрли щиты, которые медленно смыкались, образуя полусферу. Вращаясь и поднимая всё больше и больше шипов, которые, казалось, были сделаны уже не из зелени, а из чего-то склизкого и хлюпающего, ленты давили на щиты, сдвигали их и покрывали трещинами, по которым бежали алые разряды. С хрустом щиты были разрушены. Орофер опустился, опираясь на посох. Тонкая, увенчанная коровой шипов лоза обвилась вокруг его шеи, как вдруг со скрежещущим гулом жар улетучился, воздух затих, и все лозы, шипы и капканы рассыпались. Сложив два пальца и резко дернув ими, шаман поднял весь ковер из листьев в воздух. Ничего не было на чёрной земле — демон переместился туда, где его никто не видел. Усыплённый, на некоторое время он был обезврежен. И воспользовавшись этим, Орофер заковылял к опушке, на которой он стоял ныне.

На землю опустился плетёный куб, в центре которого покоилась сфера, а внутри неё — ещё одна, а затем — ещё, и из каждой сферы вырезана была полоса, и в самом центре была подвешена бусина. Шаман качнул куб, проверив, что тот стоит устойчиво, и продолжил прогулку под сенью леса.

В воздухе не слышно тревожного гула — значит, нет поблизости руаха, что мог бы породить его. В тиши — ни души. Ещё через пару-тройку сотен шагов начнётся чаща, в которой прохвосты-джуны глядят во все глаза, а значит, проход закрыт. Ему не сбежать.

Оглядевшись ещё раз, шаман ударил посохом о земь и, вращаясь, поднялся из земли небольшой пень, обросший грибами на тонких гнутых ножках. Устало опустившись на то, что когда-то было деревом, Орофер взял в руку лозу, которая уже тянулась к его руке, и искра сверкнула меж его пальцев, и взору его открылась темница, сплетенная жрецом для заблудшего, изумрудные орнаменты листвы, сложенные будто перед самыми его очами и множество лесных галерей — обширных и будто бы даже более высоких, чем обычно. Открылись взору шамана и настороженные джуны, тщащиеся плоскими носами учуять незримую опасность, неуклюжие кобольды, то и дело высовывающие раздвоенные языки, а также буйство лоз, ползущих по стволам к самым кронам, но свернувшим в трубки листья, чтобы незримым оставалось то, к чему стремятся они. Жрец Корра дважды моргнул, возвращаясь на опушку и достал из своего плаща два окуляра, соединенных деревянным плетением по подобию очков, да только было в том плетении больше, чем два стекла: множество осколков — огненно-красных и угольно чёрных — вонзалось в волокна оправы, образуя каскады спиралей. И были те осколки из стекла огнедышащих гор севера — тех, что лежали за Нор-Галадом, на самом краю гряды Торн-Эглир, и открывали чудные каскады взору смотрящего то, что было позади, по левую руку, по правую, одним словом — всё кругом, да только то всё, что ускользает от смертного взгляда — тончайшие потоки, пламенные нити руаха, иное же устилалось тьмой.

И вот окуляры оказались перед глазами Орофера, и тьма мигом опустилась перед ним, и тогда вновь скрежетнула искра в перстах шамана, и раскрылись все очи-листья, и открылись двум магам все уголки святилища и окружающих его зелёных залов, и свернулись трубочками листья, окружающие жреца, и лишь опушка, на которой сидел Орофер, осталась невидимой.

И, окруженная алой вспышкой, в воздухе появилась мерцающая сфера, исторгающая сотни лучей, вьющихся и скручивающихся, словно чудовищные живые отростки, слепо пытающиеся поймать добычу. Лучи всё расходились и расходились, и казалось, будто удушливая, чумная тьма, клубясь, исходила от лучей в виде серой дымки. И вот кошмарные отростки коснулись земли и, дрогнув, вскружились спиралями и обернулись чёрными витыми колоннами, грозно возвышающимися над ковром листвы. Колонны подпирали огромную, гротескно уродливую тушу жуткой формы. Подобно горе, приведённой в движение, туша, будто сотрясаемая дрожью из недр земли, покачивалась, переставляла конечности, которые, казалось, и не отрывались от земли, а схлопывались и возникали в мрачной дымке. Какие-то из лучей вместо колонн обернулись острыми конусами-хвостами, которые, как рябь на поверхности воды, сжимались и расширялись, то и дело рассыпались брызгами слизи и втягивались внутрь гадкими каплями тьмы. Те отростки, что уходили вверх, вспучивались множеством искаженных углов и граней, одновременно и выпуклых, и вогнутых, расширяющихся там, где, казалось, должны были сужаться, образуя грузные, студенистые нагромождения. Те же отростки, что шли вперёд, в чудовищном сплетении образовали подобие головы, массивное, изуродованное множеством шипов и впадин, смутно напоминающих пустые глазницы. Сиё чудовище, окутанное тяжёлой дымной взвесью, рывками двигало мерзкой мордой, будто принюхиваясь, хотя, конечно, не могло чувствовать запахи.

Такая картина предстала перед глазами Орофера, спиной сидящего к циклопической сущности, но способного видеть её благодаря каскадам чёрных стёкол.

Грохот. Чудовищная нога-колонна совершила шаг. Порыв тёплого ветра всколыхнул плащ шамана. Грохот. Вторая нога, вращаясь, ударила землю. Орофер почувствовал, что его окружила густой зловонный туман. Грохот. Устало вздохнув и проведя рукой по одной из ссадин на шее, шаман опустил голову. Огромная фигура за его спиной продолжала своё зловещее движение. Грохот. Ковёр листьев вздрогнул и скачком оторвался от земли, а затем плавно опустился на землю, сминаемый чудовищными лапами. Губительное дыхание жара всё приближалось. Грохот. В каскадах стёкол Орофер увидел, как огненная пульсирующая сеть расползлась по земле и накрыла лозы со свёрнутыми листьями-глазами. Лес, облачённый спиралями окуляров в серое, заполонило раскалённым чадом. Грохот. Последняя циклопическая нога совершила шаг, и множество меньших, плывя в дымке, последовало за ней. Демон подался вперёд, и из его чудовищной головы, разделившейся на три огромные, острые, как лезвия, челюсти, вытянулась бесформенная тьма живых отростков, уродливых, бьющихся в судорогах, отталкивающих само бытие кошмарным смрадом и чёрным чумным чадом. Свившиеся в причудливые фигуры, склизкие отростки нависли над шаманом, окружили его, обвив путами жара, раскаляющего кожу, выжигающего глаза, и в центре этой кипящей ярости возникла бездна — неправильной формы чёрное пятно, окруженное кривыми кристаллическими выростами. Бездна раскрывалась всё шире, втягивая в себя всё больше и больше отростков и приближаясь к Ороферу. И вот шамана отделяло от демона лишь несколько ладоней распалённого чёрным огнём пространства. Миг. Два угловатых, желтых глаза с полосами-зрачками. Треск и шипение. Как пламя костра, задуваемое ветром, вздрагивающее и колышущееся, пронеслась над лесным пологом вспышка. Десятки листьев-очей развернулись, и порыв обжигающего ветра ворвался в куб. Плетение распалось, за ним, треснув, раскрошилась сфера. Вторая. Третья. И, нанизанная на мерцающую нить, деревянная бусина опустилась на лапку подлетевшего джуна, а затем и на руку Орофера. Не снимая окуляры, он пристально рассмотрел деревянный шарик с пронизывающей его нитью, а затем, вращая бусину между пальцами, начал накладывать заклятие. "Фэа-каррнт-блок", — произнёс Орофер, и вокруг бусины возникла тонкая красная цепь, — "йи-ид... эннин-тэйк", — одно из звеньев цепи наполнилось ярко-алым цветом, а саму маленькую сферу медленно затянуло чёрным. Шаман снял окуляры, а затем, достав из-под плаща бусы, висевшие на его шее, нанизал новую, внешне не отличающуюся от иных. На спине Орофера, переливаясь, возник кобольд, крепко цепляющийся за накидку шамана. С шипением зелёная рептилия сползла на землю, где поднялась на две лапы. "Ладно сработано, Хрраум", — произнёс жрец. Он встал и двинулся к центру святилища. Впереди было много работы.

* * *

Голлатар с интересом разглядывал деревянную платформу, на которой, впившись когтями задних лап, стоял Хрраум, постукивающий жезлом, зажатым в кольца хвоста. Только теперь заблудший смог разглядеть, что пытались починить чудны́е ящеры, возглавляемые шаманом. На резных деревянных блюдах ровными рядами стояли насекомые с большими прямоугольными головами, ровными, словно выточенными из дерева. Блестяще-серые и безупречно гладкие, с разводами грязи и пыли, фигурки жуков были отлиты из металла. Задняя пара железных ног, необычайно длинная, была сложена углом, прочие лапки были короткими и широкими, как и пара антенн. Голлатар с интересом смотрел, как от ритмичных звуков и прерывистого, режущего слух, шипения ящера покоящиеся насекомые постепенно оживлялись, по крохотным суставам лапок пробегала дрожь, в больших круглых глазах, разбитых на сотни ячеек, загорался свет.

— И что это? — спросил едва слышно Голлатар, не ожидая ответа.

— С-с-свич-р-р-ки, — прошипел Кобольд.

— Сверчки?

— С-с-свич-р-р-ки, — повторил ящер, — с-с-вязаны с-с-сетью.

На платформу опустилась тень, расходящаяся к верху множеством полос. Заблудший узнал рога шамана.

— Это тэ-линки. Тэ-линки, тэтт-линки, тэттигон-рауты. Вещь слишком важная, чтобы мешать её восстановлению, — мелодично протянул Орофер.

Голлатар обернулся. Взгляд, поначалу раздражённо-воинственный, быстро сменился растерянным. С усталого, серого, несмотря на цветную роспись, лица, покрытого ссадинами, на заблудшего взирали два безмерно уставших глаза, глубоких и навевающих тьму, как пучина.

— Боюсь, следует поведать о том, что мы пытаемся сделать, дабы ты оставил в покое меня и, — он запнулся, взглянув на Хрраума, совсем недавно спасшего его от порождения нечистого пламени, — моими хладнокровными друзьями.

Медленным движением костлявой руки шаман повелел заблудшего следовать за ним. Шурша ковром листвы, начинающим окрашиваться в жёлтый цвет от лучей солнца, уже плывущего по небу за горизонт, Орофер подошёл к самой широкой из платформ, на которой алый Никкар когтем подкручивал лапу одного из жуков, размером значительно превосходящим прочих. Подняв блестящее металлом насекомое, ящер направил коготь ровно в центр его прямоугольной головы. В глазах жука зажегся огонь, между усиками-антеннами проскочило несколько искр.

Орофер протянул кобольду мощную черную лозу, на конце которой сверкало девять золотых игл. Стремительное движение чешуйчатой лапы — и иглы вонзились в голову сверчка ровно в том месте, где только что находился алый коготь.

— Кабель, — многозначительно произнёс шаман.

Повернув голову, Голлатар увидел, что второй конец того, что Орофер назвал кабелем, был нанизан на один из конусов-сучьев странного посоха. Через пару мгновений ещё несколько железных фигурок соединились с посохом черными лозами.

— Видишь ли, никакое заклинание само по себе ничего не значит. Осыпь противника хоть тысячей проклятий, но ничего не случится. Всё что угодно может означать всё что угодно, пока ты не сопоставишь одному другое. Жаба истины молвит "ква", и небеса тотчас разверзнутся, потому что за этим "ква" будут стоять сотни действий с фундаментальными энергиями, — шаман поднял одну руку, и между его пальцами застрекотали серебристые разряды. — Магия железа — основа всего.

Голлатар, недоуменно переводя взгляд, с напряжением пытался высечь слова жреца в памяти, которая ныне казалась ему пещерой, тёмной и загадочной.

— Как только мы сопоставим словам действия с энергиями — наши слова обретут силу, — с мистической глубиной произнёс Орофер. — Такое сопоставление мы называем трансляцией, а объект, который её осуществляет — транслятором. Наши тэ-линки — это трансляторы, которые переводят язык человеческий на язык магии Корра, а Корр уже заботится о переводе в магию железа. До смешного просто, не так ли? — с печальным утомлением произнёс шаман.

— Да, да...

Свет в глазах железного жука начал мигать, то зажигаясь, то снова угасая. Орофер едва заметно кивнул и, на время замолчав, начал выводить узоры на набалдашнике посоха, то и дело сгибая при этом пластины-отростки посоха. Переведя взгляд с шамана, с серьёзным лицом творящего неведомое колдовство, Голлатар увидел, как на других платформах стальные насекомые с треском приходили в движение, вторя шипению ящеров. Зелёная вспышка. Несколько жуков, стоящих на блюде у ног Никкара, загудели, воздух начал наполняться глухим перезвоном, будто бы идущим от множества крохотных колоколов. Вспышка повторилась — новая группа трансляторов присоединилась к гулу и звону.

— Мас-с-стер, с-с-сеть вос-с-становлена, я чувс-с-ствую, как волны рас-с-сходятся от них, — прошипел ящер, когда в воздухе повис стрекот.

— Чудно, Никкар, чудно, — шаман кивнул и, повернув голову, увидел, что сотня огоньков-глаз загорелась зеленью. — Распускай их, пусть займут позиции.

— О какой сети речь? — спросил заблудший, повысив голос так, чтобы быть громче стального роя.

— Не о рыболовный, вестимо, — отвернувшись, ответил Орофер. — Идём, — бросил он в след.

Перед глазами Голлатара, будто наяву, возникла плетёная сеть, из которой пыталась вырваться стая извивающихся в страхе рыб. Заблудший ощутил прохладное дуновение ветра. "Бриз. Бегущий по солёным волнам вестник зенита. Помню бриз. Море. Косяки бестолковой рыбешки", — подумал он, однако возникшая перед ним картина тут же растворилась в лазурной дымке, разорванная громоподобным треском. Прямо возле уха Голлатара пронёсся железный жук. Ожившие механизмы стремительно удалялись с опушки, кто-то прыжками, кто-то — треща прямоугольными блестящими крыльями. Оторопев, Голлатар отшатнулся, пытаясь не задеть чудных насекомых. Сделав несколько шагов, он нагнал шамана.

— Не зацепило? — спросил тот.

— Нет.

— Славно. Они связались в сеть, поэтому теперь могут разбегаться в разные стороны. Да, да, я помню про твой вопрос, — добавил он после паузы. — Сеть невидимая, неосязаемая. Раньше мы соединяли такие трансляторы лозами ЭрЭс-дерева, теперь же они могут передавать всё по воздуху.

— Всё?

— Всё. Они улавливают наши слова, заклятия, литания — они слышат всё, и через них всё слышит Корр. Они видят где мы и в окружении чего — и через них всё видит Корр. А покуда Корру ведомо всё это — магия наша сильна, и сами мы защищены.

— Но демон? — начал было Голлатар.

— Не перебивай старших! Демон — это случайность, нет, это предательство! Кто-то провёл его, кто-то позволил ему повредить трансляторы. Очи Корра более не видели нас, а потому и демон смог воплотиться за нашими спинами. Чародейская сила, конечно, осталась при нас, но, — он вдруг замолчал, — впрочем, не твоё дело. Нуклеар пойман — мы в безопасности. Ты в безопасности. Покуда, конечно, будешь слушать меня и Грандмастера.

Его высокая фигура была прямо перед шаманом. В поднятой руке старца лежали бусы, и взгляд его будто пронзал одну из нанизанных на нить деревянных сфер. Чёрный шарик был зажат между его пальцами и источал едва заметный алый свет. Поднеся бусину чуть ли не к самому носу, он прищурился и вдруг хмыкнул, будто увидев что-то.

— Энио, неистовый, — произнёс маг, протягивая колдовское украшение Ороферу.

— Вот, значит, что это за тварь, — хмуро заметил шаман.

— Лучше бы он так и оставался чудищем из песен нородримов, не так ли?

— Угу, — проворчал в ответ жрец.

Окинув шамана полным печали взором, Курунир похлопал его по плечу. Трое приближались к ядру, и изогнутые стволы деревьев, заставленные фолиантами, обвешенные бичами, расходились перед ними, передвигаясь на корнях, как на ногах. Голлатар вновь начал чувствовать холод, окружающий ядро, однако не было более пронзающего взора мириада глаз — Должно быть, у Корра нашлись дела поважнее наблюдения за заблудшим. Тем лучше. Голлатар не знал точно, зачем маги ведут его к ядру, однако смутно помнил объяснения Грандмастера, из которых следовало, что без силы Корра восстановление памяти будет делом нелёгким. И вот, Голлатар вновь предстал перед духом этого чародейского леса.

Однако внезапно прохлада отступила — спиной заблудший ощутил волну тепла, как будто позади зажёгся костёр. Из-под земли внезапно выросло что-то, отбросившее тень на ядро. Причудливый головной убор Орофера вновь загудел, а лицо его вдруг зажглось злобой.

— Грандмастер? — спросил он, сдерживая негодования.

— Ах да! — растерянно произнёс Курунир. — В связи с последними событиями, граф Эллейниль отправил к нам посла, — добавил старец с неловкой улыбкой.

Все трое обернулись. Перед взором заблудшего пристала фигура, подобная человеческой, но казавшаяся куда тоньше, легче, будто нарисованный тонкими линиями силуэт, не испорченный деталями. Незнакомец был высок и строен, его длинные руки были заведены за спину, ноги смыкались пятками туфель, узких и остроносых. Кожа пришельца была белой, но не бледной, а почти прозрачной. Волосы сияли золотом, и, заведённые за тонкие остроконечные уши, опускались на плечи. Черты лица были тонки и четки, а сам лик был будто выточен из мрамора. Незнакомец был в строгом, иссиня-черном одеянии, поверх которого был накинут треугольный серый плащ.

— Англахэль из Нородрим, к вашим услугам, — произнёс пришелец, глядя на заблудшего.

— Приветствую, — кивнув, сказал Грандмастер, — рады видеть в нашей обители.

Орофер лишь хмыкнул и, ссутулившись и опершись на посох, обратил на гостя презрительный взгляд.

— Чем обязаны? — хмуро спросил он.

— До графа дошло послание о найденыше, что был найден в беспамятстве. Я же был отправлен сюда, чтобы узнать, каково это беспамятство.

— Возможно, графу следует не лезть в чужие дела и объяснить, почему наши люди обнаруживаются на пустошах, лишённые памяти или хуже того — иссушенные чёрным пламенем? Почему культ огнепоклонничества, ваш культ, уничтожает нас изнутри? — негодующе спросил Орофер.

— Возможно, — лицо пришельца скривилось в подобии улыбки, однако даже такая гримаса не портила подобного изваянию лица, — ваша гвардия более не способна защищать Тератиллион от угроз, а ваше жречество, что важнее, не способно эти угрозы предвидеть?

— Постойте, постойте, — вмешался Грандмастер. — Орофер, полно препираться! Англахэль, мы благодарим графа за оказанную помощь, боюсь, без народа огня мы не сможем узнать истины.

— Конечно, Грандмастер, граф не меньше вашего заинтересован историей заблудшего, — кивнул пришелец.

— А с чего это мы должны посвящать, — шаман запнулся, но, негодующе прищурившись, продолжил, — вас в дела общины магов? Мы более чем знакомы с памятью и способны решить это самостоятельно!

В небесно-голубых глазах Англахэля сверкнула искра.

— Без нас, — произнёс гость, подражая шаману, — вы едва ли способны постичь суть памяти, не то, что её секреты! Мой народ был здесь, когда во мраке ночи зажёгся небесный огонь, когда потоки фэа начали уходить в небо и вспыхивать звёздами! Мы, Нородримы, были здесь, когда ваш дух леса явился на эту землю, когда ваши предки явились на эту землю, и граф оказывает огромное снисхождение, помогая исправлять ваши ошибки!

— Ах, снисхождение! — Орофер разъярился, его лицо, серое мигом раннее, окрашивалось алой злобой. — Слушай сюда, остроухая ты нечисть, коли вы так милостивы, то зачем, хмарь его побери, вы подсунули нам демона, да не просто демона, а поганого нуклеара, пытавшегося разрушить святилище! — резким движением достав из-под накидки бусы, шаман поднёс их прямо к лицу Англахэля. Прищуренные глаза нородрима вдруг округлились, голубые искры сменились пламенем. Подавшись вперёд, гость попытался выхватить бусы из рук Орофера, однако тот спешно отпрянул.

— Вам не дозволено держать в заключении воплощения высшей силы!

— Нам дозволено держать в заключении любого, кто пришёл к нам с мечом!

Голлатар увидел, как ярость обуяла споривших. Каждое слово будто высекало искры, воздух наполнялся жаром и злобой. Заблудший смутился, не зная, что предпринять, Курунир, пребывавший в смятении, опустив голову, постукивал пальцами по своему чёрному посоху, над которым неистово вращался шар света, который пришёл в движение впервые за время путешествия.

— Да как ты смеешь, узкоглазая макака! Ты, жалкий приживала чужой силы! Мне стоит щёлкнуть пальцами, и твоё сердце вылетит из тела, и оно вылетит, если ты ещё раз посмеешь оскорбить высшую силу, графа или меня!

Нородрим подался вперёд, молниеносно, подобно хищнику. Рука его опустилась к поясу и уже обхватила чёрную рукоять, возникшую из ниоткуда, как вдруг между жрецом и пришельцем возник силуэт Курунира, поднимавшийся тенью всё выше и выше, пока, наконец, не стал на две головы выше Орофера. Громом отдался удар посоха о земь, и серебряная вспышка разделила шамана и нородрима.

— Довольно! — прогремел доносящийся с высоты голос. — Святилище — не место для препирательств!

Голлатар пытался разглядеть лицо Грандмастера, однако его не было видно за остроконечной шляпой, сползшей вперёд, и густой дымкой, окружавшей голову мага, как облака окружают горные пики. Действительно ли старец увеличился в размерах, или то была иллюзия — заблудший не знал, однако хотел узнать. Дымка перед его глазами развеялась, а фигура Грандмастера вернулась к своим прежним размерам.

— Англахэль, прошу не принимать слова Орофера на свой счёт. Графу известно, что мы — союзники Нородрим, иначе он бы он не присылал одного из Мормегиль, не так ли?

— Слышишь, Нородрим, твой повелитель не считает людей макаками, — проворчал Орофер, оказавшийся прямо возле ядра.

— Разве я говорил обо всём роде людском? — язвительно произнёс Англахэль. — Народу огня известно, на что способны люди, и, конечно, Грандмастер, — гость повернул голову к Куруниру и учтиво поклонился, — вы показали нам, как тонко ваш народ способен постичь магию.

Курунир ответил немым кивком.

— Тем не менее, заточение демона — тяжкий проступок, который граф может принять как оскорбление, — продолжил нородрим.

— Мы, безусловно, обсудим этот вопрос, однако прежде нам стоит изучить память заблудшего, не так ли?

— Вы правы, Грандмастер, прошу простить мою поспешность.

— Прошу простить нашу негостеприимность. Мы сожалеем. Да, Орофер?

— Сожалеем, — процедил шаман сквозь зубы.

— Чудно. Орофер, начни, пожалуйста, создание эмул-сферы, а пока она будет разворачиваться, нам потребуется прояснить кое-что, — произнёс Грандмастер, пронзив жреца ледяным взором. — Англахэль, прошу, побудьте пока с заблудшим.

— Конечно.

Орофер глубоко вздохнул и, бросив последний, полный негодования взгляд на пришельца. Рука шамана коснулась ядра, и поток энергии прошёл через неё, искрами затрещали пальцы, зелёным светом зажглись глаза — жрец принял мощь Корра, в отличие от заблудшего, который лишь сопротивлялся ей.

— Ви-эм, н'у, и-со, — донеслось из уст Орофера, и голос его был наполнен неслыханной мощью и глубиной. Зелёные искры плясали вокруг его руки и невесомыми нитями зависали в воздухе, голос будто бы застывал в холодном воздухе.

И порывы холодного ветра закружились вокруг заблудшего, и вдруг оторвало его от земли, и пришли в движение искрящиеся нити, и обвили руки и ноги Голлатара, и повис он в воздухе, словно распятый. Шаман щёлкнул пальцами, и начали растворяться нити, исчезая во вспышках холодного света, и возникла вокруг Голлатара полупрозрачная сфера, которая резко притянула заблудшего вниз. Его руки ощутили дерево и траву, которыми начал покрываться шар света, прозрачность исчезала, и сквозь затягивающиеся дымкой сплетения чар Голлатар увидел, как Курунир и Орофер удалялись, и как вновь пришли в движения живые деревья, создавая для магов новый путь в чащу.

Грандмастер и шаман проходили через вырастающие из-под земли арки, двигаясь сквозь лабиринты древ, ведущие от ядра. Стук посохов о землю отмеривал каждый шаг магов, в воздухе висел треск железных жуков-коммутаторов. Двое преодолели уже с десяток древесных сводов, но не проронили ни слова. Маги шли и шли, и вдруг стук их посохов отдался эхом.

— Значится, пришли, — молвил Курунир, и хриплый голос его повторил лесной коридор.

— Угу, — хмыкнул Орофер, — остроухий бес нас не услышит.

— Каким бы бесом он был, — вздохнул старец, приложив ладонь к лицу, — его оскорблять нельзя, ты должен понимать.

— Они натравили на нас нуклеара, Грандмастер!

— Мы не можем быть уверены, что это они! — строго произнёс Грандмастер. — На западе становится всё больше огнепоклонников, изуверы могут быть и в великом лесу.

— Но!

— Никаких но! Своими действиями ты провоцируешь конфликт с Нор-Галадом! Зло растёт на юге, предатели собираются на западе, неужто ты хочешь нажить врагов и на севере?

— Нет, Грандмастер, — тоскливо отвечал Орофер.

— Ты — верховный жрец, сильнейший и главнейший из шаманов, твои слова должны нести волю Корра, а не рушить наши союзы! Что скажет твой отец, если ты развяжешь войну? Думаешь, он поддержит тебя, поведёт орду?

Смутившись, шаман опустил голову. Злоба и негодования обуревали его, однако за ними крылось смятение. Когда рука жреца коснулась ядра, и сила Корра наполнила его, Ороферу явилось видение — пугающе яркое, почти осязаемое. Шаман выдохнул и посмотрел на Грандмастера — нет, сейчас не время обсуждать видения и наваждения.

— Есть ли новости с запада, Грандмастер? Вы ведь не поучать меня привели, так ведь?

— Ты проницателен, Орофер. Новости с запада действительно есть. Куилинор, — старец запнулся, подбирая слова, — очень раздражён. Прогнило что-то в совьем королевстве, и герцог намерен принять меры, однако его меры... Поспешны. Да, поспешны.

— Лихи и безумны, вы хотели сказать?

Курунир бросил на Орофера суровый взгляд.

— Отчасти. Он приказал отозвать гвардию Торон-Рода, хочет увести всех воинов и магов из других домов.

— Считает их предателями?

— Хуже, Орофер, хуже, — Грандмастер покачал головой и продолжил свой путь по лесному лабиринту. — Он хочет найти предателей среди своих подданных, хочет натравить на них дружину Кхирхенделя. Даже на самых верных.

Орофер, шагающий по левую руку от старца, с недоумением посмотрел на него.

— Весь совет, все его виконты, лорды-самусы во главе с Кербеорном, Норессонд — все под подозрением в скверне, все были проверены Кхирхенделем. Я был там, Орофер, я видел страх в их глазах, видел отчаяние лордов, которых лишили права носить герб дома на доспехах, которых отправили в дозор на крепостные стены, в походы на юг и запад для искупления кровью неверных. Враг помутил разум герцога, Орофер, а заблудший превратил помутнение в ярость...

— То есть вы привели его сюда, чтобы защитить?

— Да, там бы он не был в безопасности. Норессонд, что привёл Голлатара из степи, оказался в опале, а на самом найдёныше нашли троян, связанный с руах-сетью.

— То есть это может быть кто-то из самусов?

— Может, а может, кто-то хочет, чтобы мы так думали, — Курунир задумался. — В любом случае, мы разослали в другие дома гонцов, чтобы те узнали, не пропадал ли кто, подходящий под приметы, но даже я сомневаюсь, что это нам что-то даст.

— Вы правы, Грандмастер, не похож он на слуг ни одного из домов, не похож и на кочевников. Думаете, он из огнепоклонников?

— Это был бы не худший вариант. Надеюсь, с помощью нородрим мы выудим что-то из чертогов его памяти.

— А дальше?

— Попытаемся обучить его и вернуть домой, где бы этот дом ни был.

— Обучать магии найдёныша из неизвестных земель?

— На нём уже был троян, Орофер, его отправили к нам, чтобы посеять смуту, и это удалось. Теперь есть риск, что его захотят устранить.

— Слишком тонкая игра для змея юга, не находите?

— Ты прав, едва ли это план Горгона, — Курунир задумчиво начал перебирать бороду. — Тем не менее, наверняка у него найдутся враги, и лучше бы, чтобы он мог дать им отпор.

— Думаете, его будут преследовать совы?

— Надеюсь, этого получится избежать.

— Так давайте поможем Куилинору в поисках предателей, быть может, тогда он успокоится, — предложил шаман, пожав плечами.

— Едва ли. Если мы признаем, что его подозрения верны, он лишь сильнее взбеленится. Он давно точит зуб на дом орла, да и другие герцоги немилы ему... Он же совиный герцог, прямой потомок правителей старого мира, единственный, кто достоин трона про праву рождения... Ну, так он считает.

— Ежели ему нужна власть над другими домами, пусть придёт и возьмёт, коли смелости хватит, — проворчал шаман.

— Наставляю тебя, наставляю, призываю к миру, а ты всё о своём, — старец покачал головой. — Орофер, мы сильны лишь пока доверяем своим союзникам, поэтому нам не нужна ни вражда с нородримами, ни уж тем более междоусобицы.

Двое продолжили свой путь. Живые аркады образовали петлю, и чародеям лишь следовало пройти её, чтобы вернуться к ядру, возле которого их ждали Голлатар и Англахэль.

— Так, значит, вы не маг? — спросил Голлатар, внимательно рассматривая Англахэля.

— Не в твоём понимании этого слова, ежели, конечно, у тебя есть хоть какое-то понимание, — ответил гость, чей взгляд был направлен далеко в лес.

— Но вы появились из ниоткуда, — продолжал заблудший, решив не обращать внимания на продолжавшиеся уколы чудных чародеев.

Нородрим повернул голову. Он посмотрел на Голлатара тусклыми, почти неживыми глазами. От заблудшего его отделяла полупрозрачная зеленая стенка сферы, однако взгляд пришельца смотрел сквозь сферу, дерево, даже плоть — перед его глазами клубился руах, струились его потоки, мерцали волнами импульсы. Нородрим сел на траву.

— Быть тут или там, — гость поднял руку и показал куда-то вдаль, — для меня не имеет особого значения. Божество дало моему народу возможность перемещаться в виде потоков фэа, повелевать ими. Но не так, как местные маги, их чары — всего лишь ремесло, в то время как для народа огня это — искусство.

— Народа огня?

— Да, рода Нородрим.

— Хм, я слышал о вас, о вашем языке. А что это значит, Нородрим? — спросил Голлатар, чаясь вспомнить, что говорил Норессонд.

— Народ огня, — сухо ответил гость.

— Хм, — заблудший, задумавшись, нахмурился. — Вы не подчиняетесь Грандмастеру?

Улыбка коснулась лица Англахэля, и тот рассмеялся, неожиданно громко, но холодно.

— Мальчик, мой народ был рождён задолго до прихода в этот мир Грандмастера, даже я родился прежде того. Народ огня возник, когда на небе зажглись звёзды, да и сами звёзды — лишь те из нас, кому пришлась не по душе земная жизнь. Нородрим не подчиняется людям, мы — подданные графа Эллейниля, наместника высшей силы.

— А демоны тоже подданные, — Голлатар сделал паузу, — Эллен... Эбен..

— Граф Эллейниль, — чётко, будто зодчий, что высекает каменное изваяние, произнёс Англахэль. — Господин звёзд. Мой господин. Я здесь по его приказу, ибо я присягал ему, как один из Мормегиль.

Голлатар молчал, лишь вопросительно смотрел на гостя.

— Ах да, конечно... Не понимаешь Нородрин... Мормегиль на моём языке значит "чёрный меч", — Англахэль вытянул руку, и, будто из воздуха, в ней возник длинный тонкий меч, чёрный, как гагат. — Чёрными мечами у нас кличут лучших воинов и самых верных слуг графа.

— Ясно, ясно, — кивал заблудший. — Так демоны — тоже слуги графа?

— Нет, конечно нет, — гость смутился и опустил руку, меч его растворился в воздухе. — Демоны — это проявление великой силы, той, что нельзя увидеть смертным взором. Они никому не служат, они лишь воплощают древнюю мощь и величие божества.

— Корра?

— Ты начинаешь утомлять меня, Голлатар, — покачал головой Англахэль. — За подобные слова другие воины Нородрим уже бы испепелили тебя, — произнёс гость, бросив на заблудшего суровый взгляд. — На твоё счастье, я милостив, и я прощу тебе подобную оплошность. Но лишь потому, что нет у тебя памяти!

Заблудший виновато опустил голову.

— Простите.

— Ты прощён, — улыбнулся нородрим. — Но на будущее, запомни: Корр — лишь дух леса. Могучий дух, но никак не Бог. Истинное божество — великая мать огня, создавшая Нородрим, демонов и многих других созданий чистого фэа — руаха, по-вашему. Она подарила нам магию потоков душ, зажгла звёзды и луну. Наша сила, — он приложил руку к груди, — её сила. Наше знание — всё, без остатка — её знание.

Голлатар кивнул. Тёмные пещеры его памяти, казалось, залились светом, но не путеводным — ослепляющим. Заблудший задумчиво смотрел на Англахэля — ничто не выдавало в нём древность, которую он себе приписывал. Лицо его выглядело не столько умудрённым, сколько лихим, в движениях, плавных, даже воздушных, не было степенности, а в словах, безусловно, загадочных, не ощущалось веса прошитых лет. Голлатар поймал себя на мысли, что мудрец в его глазах должен был быть старцем с длинной бородой и посохом, но никак не прекрасным воином с волосами чистого золота. И стоило ему подумать о старце, как он возник за спиной нородрима — Грандмастер, за которым следовал Орофер, вышел из петли древесных арок и направился к заблудшему.

— Что же, я думаю, эмул-сфера готова, не так ли, Орофер?

— Да, Грандмастер, можем приступать.

— И что же вы будете искать? — спросил нородрим, обернувшись.

— Следы транспортных чар, прежде всего. Его обнаружили у алтаря, как-то же он должен был там оказаться, — подавляя раздражение, произнёс Орофер.

— Ты прав, Орофер, давай же уже приступим.

— Постойте, постойте! — вмешался Голлатар. — Что это, зачем это? — спросил он, водя руками по воздуху.

— Не переживай, это виртуальные чары, они позволят сдержать распространение вирусов и защитят, — ответил шаман.

— Защитят меня?

— Быть может, и тебя.

Шаман перевёл взгляд на Курунира и кивнул. Подойдя к висящей в воздухе сфере, Орофер поднял посох и коснулся им того участка шара, что остался прозрачным. Голлатар увидел, как по сфере пробежала рябь, а затем между заблудшим и шаманом возникли руны, мерцающие на поверхности сферы.

— Пинг прошёл, Грандмастер, — произнёс жрец. — Есть контакт!

— Чудно.

Орофер провёл посохом по поверхности сферы, зелёной и прозрачной, как цветное стекло, но едва осязаемой, как туман.

— Ва'р-ши-арк, — проговорил шаман, и на подобиями стекла змеями поползли линии, складывающиеся в слова и разбитые на сегменты рисунки, которые Голлатар видел с обратной стороны. Своды сферы заискрили, и зелёные лучи начали блуждать по внутренней части колдовского шара, пока, наконец, не остановились на заблудшем. На поверхности сферы возникли ряды светящихся квадратов, заполняющиеся руническими символами. — Как мы и думали, Грандмастер, здесь явные следы транспортных чар, хоть и затёртые.

— Что известно об отправителе?

— Многое повреждено, однако, — шаман замолчал, жестами свершая колдовство, от которого руны, квадраты и полосы поплыли по поверхности сферы, — адреса многократно продублированы, я предполагаю, что отправитель был настолько далеко, насколько это возможно, — Орофер вновь замолчал, перемещая магические символы по подобию стекла. — Следы чар заметены весьма небрежно, поэтому что-то будет возможно восстановить, — Орофер приложил руку к сфере, после чего из её пола выросло несколько лоз, обвивших руки Голлатара.

— Не переживай, это безопасно, — произнёс подошедший к волшебному шару Грандмастер.

Заблудший почувствовал, как по его рукам пробежали волны тепла, которые источали лозы. Вдруг воздух заискрился, и вдруг что-что, доселе висевшее на шее заблудшего, затрепетало. "Оберег", — вдруг промелькнуло в голове Голлатара, и нечто угловатое, похожее на несколько треугольников, скрепленных странным образом, поднялось в воздух, утягивая за собой нить, на которой оно держалось.

— Защитный амулет, — проворчал шаман, — возможно, наш найдёныш всё ещё жив только благодаря ему.

— Что? — удивлённо спросил Голлатар, всё ещё удивлённый увиденным.

— Тебя должно были переправить через великий сервер, однако произошло что-то непредвиденное, и ты оказался там, где оказался. На амулете сильные защитные чары, должно быть, они сохранили твою физическую форму при сбое.

— А что, если? — начал было Голлатар, однако шаман жестом велел ему замолчать.

— Не будь амулета, ты бы так же оказался возле алтаря, но, боюсь, не целиком. Потерял бы голову, так сказать, а может, и что ещё, — с усмешкой произнёс жрец.

Голлатар нервно кивнул.

— Так его память была утеряна при сбое? — спросил шамана Грандмастер.

— Может, а может, и нет, — ответил Орофер, а на поверхности сферы, тем временем, возникали всё новые и новые каскады символов и полос. — Один из маркеров контрольных сумм в целости, значит, память ему стёрли по пришествии, — шаман повернул голову на Англахэля. Тот лишь презрительно хмыкнул.

— Запусти анализ памяти.

— Дэ-ир, — произнёс шаман, и ещё несколько лоз возникло внутри сферы. Приблизившись к заблудшему, они сплелись, образовав нечто, похожее на стул. — Сядь, — повелел Орофер, и Голлатар подчинился. Сверху ему на голову опустился плетеный из веток шлем, а руки с ногами вдруг онемели — лианы крепко связали их. На внутренней поверхности сферы зажглись огни, и несколько расплывающихся в дымке потоков энергии потянулось к шлему.

Потоки медленно плыли по воздуху, а на их концах возникали разветвления, напоминающие ладони. Сверкающие дымчатые руки уже приблизились к голове заблудшего, как вдруг на миг его ослепила красная вспышка, сопровождающаяся шипением и скрежетом. Лианы начали рваться, и Голлатар упал на пол сферы. Следующее, что он увидел, открыв глаза, было нечто красное, с четырьмя лапами, похожими на лягушачьи, но вооруженными когтями, короткой острой мордой с выпученными глазами и отталкивающего вида горбом.

— Триггер! — вырвалось одновременно у шамана и нородрима.

Триггер был некрупным зверем, который мог бы поместиться в руки заблудшего, однако едва ли тот захотел его брать — маленькая тварь безумно прыгала по сфере, разрывая зубами и когтями лозы, развеивая чары Орофера. Всё больше скрытых за дымкой потоков-рук выходило из сферы, и всё яростнее уничтожал их триггер, пока чародейских волн не прижали его к стене, зажав меж лоз и коряг, выросших из пола эмул-сферы. Остальные потоки продолжали двигаться к Голлатару, пока три пары глаз напряжённо смотрели на него из-за сферы.

С визгливым рыком триггер выпустил из склизкого горба шипы и освободился от пут. Миг — и тварь сидела на груди заблудшего, занеся над его лицом когтистую лапу. Вертясь и отмахиваясь, Голлатар пытался скинуть с себя появившегося из ниоткуда зверя, однако руки его проходили сквозь, лишь раззадоривая злое нечто. Резко вскочив и опершись спиной на сферу, заблудший смог выиграть секунду, и тут же, когда прыгучая тварь уже оторвалась от земли, чтобы наброситься на лицо, но вдруг чёрное лезвие сверкнуло перед глазами заблудшего и пригвоздило взвывшего триггера к стенке сферы.

— Не бойся, — сухо сказал Англахэль, вновь появившийся из ниоткуда, — триггер создан для защиты твоей памяти от вмешательств, но так как у него не получилось бы защитить, он решил уничтожить.

Голлатар лишь посмотрел на пришельца округлившимися глазами. В глазах нородрима зажёгся огонь, воин провернул меч, и заструились по тому красные искры, и с визгом растворился триггер, после чего на лице Англахэля появилась хищная улыбка. Он отступил на шаг и завёл руки за спину.

— Я разберусь! — сказал он магам, стоявшим вне сферы, и вмиг рука с мечом полетела вперёд, и чёрное лезвие вонзилось промеж глаз Голлатара.

Холод пробежал по спине заблудшего, однако кроме холода не было боле ничего — ни крови, ни боли, ни раны — меч будто прошёл сквозь голову заблудшего. Вновь лезвие окрасилось алыми искрами, и по руке нородрима потекла сверкающая речка вспышек, и в разуме Голлатара начало оживать всё, что он видел за последние дни, каждая картина, звук, движение — всё будто в точности повторялось, смешиваясь в чудовищной круговерти сознания, и только одно он мог уловить из того, что было пред ним теперь — разгорающиеся всё ярче и ярче глаза пришельца.

Внезапно всё замерло. Картины стали распадаться, а багровые глаза Англахэля залило синевой. Тело его прорезали судороги, руки и ноги скривила осязаемая на расстоянии боль. Меч, разряды, бегущие по которому, стали фиолетовыми, упал на пол сферы.

— К-кодировка, — скрежеча белоснежными зубами, промолвил нородрим. — Падшие, это всё — деяния падших! — с трудом договорив, Англахэль опустился.

Сфера тут же засияла — обеспокоенный шаман снимал наложенные чары. Расплетаясь на множество нитей, сфера разворачивалась, как клубок. Через несколько мгновений Голлатар вновь стоял на земле, ошарашенный, а Грандмастера, подскочивший к нему, расспрашивал его о пережитом. "Какими бы их планы ни были, они не исполнились", — подумал заблудший.

Долго он отвечал на вопросы старца, пересказывая всё, что пронеслось перед его глазами, раз за разом. Долго убеждал, что голова его не разрывается на части, а конечности не иссушаются, будто листья от палящей жары. Наконец, Грандмастер успокоился и отошёл, и заблудшему было позволено отдохнуть, сев на корягу поодаль.

И как только сел заблудший и выдохнул, подошёл к нему шаман.

— Я знаю, что тебе нелегко. Многое ты увидел сегодня, но я предлагаю тебе увидеть больше.

— Как же? — удивленно спросил Голлатар.

— Хочешь увидеть демона, что ты выпустил, а я изловил?

Заблудший виновато кивнул, и тогда шаман протянул ему странного вида окуляры, скрепленные витой деревянной оправой.

— Надень и посмотри на бусы, — повелел шаман, сев рядом.

Голлатар сделал всё, как сказал Орофер, и надел окуляры. Всё вдруг погрузилось во тьму, однако во тьме он видел сияющую красным бусину и то, что сидело в ней — странное многоногое создание с чудовищным числом рогов, шипов и склизких отростков. Создание будто бы плавало по полым внутренностям бусины, и его конечности то превращались в подобие плавников, то в подобие изорванных крыльев. Вдруг демон остановился, и повернулся к заблудшему, обрушив на него взгляд тысяч яростных, чёрных глаз, растущих отовсюду на бесформенном туловище твари.

И тогда отпрянул Голлатар и поднял голову, и увидел впереди что-то нечто даже более ужасное — высокую, собранную будто из одних костей фигуру, бледно-серую, будто мертвую, с длинными когтистыми руками и залитыми кровью глазами. Покрытое чёрными венами лицо прорезала косая черта рта, из которого торчали клыки, острые, как у зверя. Чёрные, как сажа, волосы опускались на два огромных перепончатых крыла, что волочились по земле. А на поясе твари висел меч — ярко алый, будто переливающийся и пульсирующий, почти живой. Что-то трепетало в нём, и Голлатар, приглядевшись, ужаснулся — множество миниатюрных лиц, изуродованных страданием, были будто высечены на лезвии, сотни рук стучали изнутри, умоляя об освобождении, и одна пара рук — когтистая, лягушачья, дергалась возле остроконечной морды с выпуклыми глазами. Триггер, растворившийся в искрах совсем недавно. Голлатар сдёрнул окуляры и увидел Англахэля — златовласого, с белоснежной, почти сияющей, кожей.

И молвил Орофер:

"И когда тот, кого на языке людей старого мира кличут Олкóн, а на нородрине — Малтáгрос — кузнец мира, измыслил, как из тьмы пустот выковать свет золота, и собрал свою мощь, дабы воплотить сей замысел, был создан мир огня и металла, земля, по которой мы ходим. И засверкала поверхность мира от зеркальных полотен железа и рек пламени, текущих тут и там, и для того собрал он всю бледно-серую пыль и копоть в шар и залил в сердцевину шара кровь свою, и метнул его далеко в небо, и с тех пор висит над землёй луна — пыльный серый шар. И после того погрузился кузнец в сон, уйдя глубоко в недра созданного мира, и погас свет его златой короны, и наступила долгая ночь.

И тогда явился дух огня, и зажёг белым пламенем луну, ставшую ему домом. И с первыми лучами лунного света пришли первые из нородрим, и был один из них помазан и наречён графом, и имя ему было Эллейниль — звёздный сюзерен, и стал он править над братьями своими, сотворёнными духом огня, и правил он вместе с той, кого нарекли графиней. И возвел граф замок из чёрного камня — Нор-Кериик, и стоял он, подобно холму тлеющего угля на раскалённом кострище, ибо вновь созданный мир был ещё горяч, и раскалена была земля, и дымные испарения курились всюду.

И взалкали нородримы не только огня небес, но и пламени недр, и тогда с жадностью начали они вдыхать жар Малтагроса, но не могли насытиться, и блуждали они, пожирая огонь, покуда не воцарились над землёй морозные ветры, но и тогда не унялись дети луны, и, поглощенные голодом и жадностью, взялись отнимать то, что вложил Кузнец Мира в полотна и гряды стали, и рассыпались они в прах, и исчезли зеркальные глади, сменившись чёрными насыпями. Не было предела голоду нородрим, но голод тот был не только по жару — с сокрытым пламенем металла поглощали они и голоса, что звучат во всём живом и неживом, и сплетал народ огня голоса в древо знания. И вот, вдоволь сдобренное, расцвело оно в центре черного замка, и упивались им дети луны так, как могли доселе упиваться только собою.

И тогда с заокраинных небес спустились двое, и имена им были Корр и Моррис. И были двое схожи настолько же, насколько и различны. И были они бравы и могучи настолько, что содрогалась земля, и свет обходил их лики, и небеса разверзлись от их смеха и песен. И пробудили они Олкона, и из чёрных руд восстали дети его — уруки, что повелевают железом, как нородрим повелевают огнём. Чёрными ордами ринулись порождения кузнеца, но даже их чудовищный натиск не сломил Корра и Морриса. Множество дней и ночей рубились они, и множество детей Олкона были обращены в железную стружку, пока, наконец, не воздвигли двое защитный барьер, чтобы передохнуть.

Трижды проплыли над горизонтом солнце и луна, и барьер пар под ударами рубил уруков. И брызнул свет, и вышли Корр и Моррис, да не одни — были с ними два кудесных зверя: Оромэ — первый из конекоршунов, гордый зверь красного дерева с крыльями, вызывающими бури, и Нидхёгг — неизмеримой длины змей, чьи эбеновые зубы крошили орков, словно не из железа были те, а из песка. Оромэ был создан Корром, Нидхёгг же — Моррисом, и, оседлав зверей своих, вновь двое ринулись в бой, и в этот раз не только уруки — ожившие горы противостояли им, но разбил их Корр могучими дланями, и были отброшены враги далеко на восток, и из железных тел их сложился Фремхруг — гряда, заперевшая детей Малтагроса в западных землях.

И тогда двинулись двое дальше и пришли к вратам Нор-Кериика, и возопили звери, и молвил Корр, чтобы отворили врата пред воинами, но не послушал его Эллейниль, и недвижимой осталась чёрная твердыня. Надев тяжёлые рукавицы, начал Корр крушить врата, но остановил его Моррис, и ушли двое, и вновь покой воцарился в стане нородрим, однако ненадолго. Дрожь прошла по равнине, на которой покоился замок, и загремели врата и стены, и земля разверзлась под ногами народа огня, и явился из глубин Нидхёгг, на котором восседал Моррис. На огненных крылах взмыли жители Нор-Кериика и окружили воина, однако сколько ни пытались — не могли пробить доспехи его, а тех, чьи мечи пробивали броню, одолевали судороги и невыносимая боль, и не могли они поглотить руах пришельца. И не могли нородрим сравниться в силах с небожителем, и без труда достиг Моррис древа знаний, что росло в Нор-Кериике, и замахнулся своим мечом цвета пурпура, но остановил его Эллейниль, но не стал вступать с ним в бой Моррис, а призвал Корра, и наложил на того защитные чары, дабы неуязвим был руах воина. Тогда начал Корр сражение, а Моррис, вновь воссев на Нидхёгга, принялся чинить разрушение, чтобы снести чёрный замок народа огня.

Корр же бился с владыкой звёзд, и удары чудовищной силы наносил он, однако все они разили лишь воздух, ибо Эллейниль, как и каждый из народа огня, умел растворяться в дымке и тут же являться в ином месте, атакую небожителя со спины. Не мог воин взять врага силой, и тогда, собрав всё своё мастерство своё, сплёл чародейскую сеть, и замахнулся для мощного удара, однако было то лишь уловкой, и когда нородрим исчез, раскинул Корр сеть по залу, и оказался Эллейниль заперт в эфире, ни живой, ни мёртвый, и не мог ни воплотиться вновь, ни покинуть чёрные стены в виде духа. Окликнул тогда Корр Морриса и велел тому прекратить сражение. Стали двое ждать, опустившись на пол залы, и ждали они часами, пока не начало на их глазах чахнуть алое древо, и тогда была свёрнута сеть, и, появившись в дымке, упал Эллейниль на земь, и, встав, ужаснулся. Чернело древо нородрим и рассыпалось в прах, и призвал тогда сюзерен воинов своих, однако вместо сражения принялись они спасать умирающее древо и, приложив огромные усилия, спасли несколько ветвей и, обессиленные, удалились.

Ушли Нородрим на север, где от сотрясающих землю сражений поднялись огнедышащие горы, и, говорят, от голода и позора сгинул там Эллейниль вместе со своею графинею. И вошёл на трон новый правитель, приняв имя Эллейниль как титул.

Долго отдыхали небожители от боёв тяжёлых, и когда силы вернулись к ним, опустили двое остатки чёрного храма под землю, и взялись за труд тяжёлый, что возложили на них перед прибытием на землю огня и металла. Завертелся Нидхёгг вихрем и вырыл огромные каналы, и наложили небожители чары, и потекли по каналам тем бурные реки. Затем засеяли двое землю вдоль рек, и запел Оромэ, и от голоса конекоршуна начался бурный рост, и поросла земля огня и металла травами, и разделили Корр и Моррис земли, первый остался на севере, второй же отправился на юг.

И, разделившись, принялись небожители создавать свои обиталища — Корр окружил себя полями и древами, уходящими в небо, Моррис же накрыл землю туманами и озёрами. И создал Корр стражей — род гиппогрифов, раскинувших чародейские сети у предгорий, затем в воздух поднялись и джуны — глашатаи Божества севера, по праву рождения владеющие его магией, а вместе с джунами вышли в свет и воинственные, вооруженные копьями миддлы и многие другие волшебные звери, что исполняли волю Корра и творили магию цветения и весны, которую на древнем наречии называют спринг магией.

Творения же Морриса были своевольны, однако умны и сноровисты. В поймах речек и окрест озёр поселился народ фаэри — крылатые хитрецы с яркими крылами, остроконечными хвостами и сокрытыми ото всех помыслами. Нередко сеяли они суматоху и мигом улетали, сами или верхом на быстрокрылых насекомых с острыми носами. И жили рядом с ними великаны, старшим среди коих был Ангрбод свирепый, и слушали колоссы только его да Морриса, по чьему приказу возвели они башню чёрного камня, подобную Нор-Кериику. И окрест башни расползлись дети Нидхёгга — змеи всех мастей и размеров. Недюжинным умом наградил Моррис детей своих, но подчас не слушались они, и горько печалился небожитель, глядя на творения своего боевого брата. Но не останавливался Моррис, и продолжал трудиться без устали.

И заселена была земля огня и металла, и встретились небожители вновь, и были они рады своим трудам, и долго смеялись они и пели, а когда солнце зашло за горизонт, Корр выпустил в небо огромного орла, что был слишком велик, чтобы носить имя, а Моррис отправил странствовать по землям Лафона, что прежде обвивал руку его золотым браслетом. И когда взошла луна, расстались двое.

Шло время, и однажды Корр услышал голос с неба, и велел голос завершить начатое, и, следуя воле небес, отправился воин далеко на восток, и он шёл и шёл, пока, наконец, голос не приказал остановиться. Нефритовую метку оставил Корр на месте своего привала — там следовало ему взрастить и поднять до небес великий сервер — древо из железа. И начал воин сей труд, однако узрели то вездесущие фаэри и доложили Моррису, и примчался тот верхом на Нидхёгге. И был небожитель юга зол, и искры слетали с его доспехов, ибо желал Моррис, чтобы под его стражей росло железное древо, и искры печали и обиды превратились в пожар ненависти и злобы, и раздор вспыхнул меж небожителями.

Долго бранились воины, и перешла брань в сражение, но не было сражению конца — удары Корра вязли в колдовской броне, и возвращались с удвоенной с силой, не причиняя вреда Моррису, а взмахи меча и копий Морриса не могли поразить Корра, ибо был тот слишком стремителен и перехватывал орудия. Бились они немыслимо долго, и иссякали силы обоих, но не отступал ни один, ни другой, и тогда спустился с небес Оромэ, и могучими крылами нагнал вихрь, снёсший Мориса далеко на юг, а затем подхватил своего создателя и понёс его на север. А у метки Корра, где уже прорастал сервер, осталась стража, хранящая древо днём и ночью, защищая его от атак Нидхёгга.

И возвели оба небожителя крепости, и продолжили оба создавать, однако новые создания их были яры и свирепы и не могли жить без сражений. На юг уносились стаи созданий с чудовищными подобными стали когтями и зубами, с рогами, улавливающими тончайшие колебания руаха, и глазами, способными узреть не движения, но мысли и планы противника. На север же улетали рои жужжащих чумоносцев, поливали поля огнём черви Морриса, и несли черную волю своего ложного идола мрачные мороки. И множество раз восходило солнце, и множество раз сменялось луной, и содрогалась земля, и вскипали реки севера, и наполнялись ядом озёра юга, и огненная стена разделила крепости севера и юга, и погрузились они в чёрный смрад бойни.

И вновь услышал Корр голос с небес, и вышел по его воле из своего оплота, и боевой клич пронёсся по опалённым землям, и тогда, сбив воина с ног, выполз из-под земли Моррис. Началась страшная битва, и наносил Корр чудовищные удары, и подобно молниям разрезали воздух клинки Морриса, и взрывные волны расходились окрест, подобно ряби на воде. Принимал Моррис то обличие ящера, то змея, то чудища с шестью ногами и бритвенно острыми крылами, но и Корр не отставал, обращаясь то орлом, то волком, то многоногим ловцом. Подобно буре бушевало сражение, серой стала земля от пепла и пыли, разрушилась гряда Фремхруг, превратившись в одинокий пик, и вдруг раскололись небеса, обрушив тут и там огромные разряды, и ударил один из них в землю, отбросив чёрного зверя от бравого воина.

Уставший, вернулся Корр на север и прильнул к земле, долго оставаясь недвижимым. А когда поднялся небожитель, породил он своё последнее дитя, которому передал часть силы своей, и тут же, не попрощавшись, ударил себя в грудь, направив всю свою мощь внутрь себя. И вмиг обернулся он сферой, уснув вечным сном, и рассеялся клубящийся вокруг дым, и выросли из-под земли тысячи древ, и пронеслось по лесу последнее слово Божества: Тератиллион.

Тогда почувствовал неладное Моррис, ибо были связаны двое судьбою, и, коли в вечный сон погрузился один, начал слабеть и другой. Устрашившись, скрылся Моррис в собственной тени, и изрыгнула тень преемника тёмного властелина — змеелюда Горгона. И узрела сия тварь свет небес, что вновь залились синевой, и с шипением скрылась меж чёрных домов великанов, а тень Морриса взмыла в воздух и разорвалась на множество лоскутов злобы, и разлетелись они по землям юга, но главный из них исчез, и не являлся боле Моррис в подлунный мир.

Так было развеяно зло. Развеяно, но не побеждено."

Важно отметить, что работа создана под значительным влиянием творчества Дж.Р.Р. Толкиена, и ряд имён и названий основан на созданным профессором языков — синдарине (синд) и квэнье (кв), вошедших в итоговые версии произведений, а также более их ранних версиях, существующих в черновиках. Также важно, что подавляющее большинство оригинальных имён лишь использует морфемы Толкиеновских языков, поэтому далее предоставляются в первую очередь значение и идеи, которые были вложены в именования, а не их точный перевод.

Кроме того, отдельные персонажи или существа были вдохновлены или позаимствованы из легенд и мифов.

Настоящий словарь преследует цель зафиксировать культурные отсылки и идеи, лежащие за именами и концептами, раскрыв их этимологию или пояснив.

Словарь будет дополняться по мере выпуска глав. На текущий момент содержит имена и названия из первых 5 глав.

А

Айвендиль (Айвэндиль). Эльфийское имя исстари Радагаста из легендариума Толкиена. Переводится как "тот, кто говорит с птицами". Имя Айвэндиль было выбрано для верховного мага-самуса Тератиллиона не только как отсылка, но и по следующим соображениям: вирусы и трояны в описанном мною (автором) мире зачастую представлены жуко- или змее- подобными, и кажется очевидным, что для борьбы с такого рода вредителями будет полезным завести дружбу с птицами.

Англахэль. Англахэль (синдарин. Anglachel — "железо огненной звезды") — один из двух чёрных (выкованных из метеоритного железа) мечей в легендариуме Толкиена. Согласно Сильмариллиону (а также "Детям Хурина"), Англахэль — кровожадный меч, в котором отпечаталась черная душа кузнеца — Эола тёмного эльфа. Имя было дано одному из самых искусных, но горделивых нородрим, дабы отразить натуру его и его народа.

Ангрборд. Ангрбода (др-сканд. сулящая горе) — имя великанши из скандинавской мифологии, жены Локи, матери Фенрира, Ёрмунгарда и Хель. Я счёл уместным присвоить мужскую форму данного имени чудовищному великану, порождению Морриса.

Ангэорнис. Название одного из видов птиц мира железа. Образовано от "ангэ" (кв. ang — железо, например, в словах Анбанд, Ангмар) и "орнито" (греч. ορνις — птица). Название образовано по подобию "Эпиорнис" и "Гасторнис", и, собственно, сам Ангэорнис представляется мне во многом похожим на упомянутых вымерших гигантских пернатых.

Б

Бахмат. Бахмат (стар. Татарск.) — малорослая, крепкая лошадь.

Голлатар . Несмотря на то, что в рамках истории "Голлатар" переводится как "заблудший", данное имя, переводящееся таким образом, нельзя напрямую собрать из морфем языков Толкиена. Изначальное имя персонажа — Гвэатар/Гвеатар, от синдар. gwath/gwaith "тень", отражает тот факт, что лишённый памяти герой является лишь тенью былого себя, однако, несмотря на некоторую поэтичность, имя показалось мне неблагозвучным, хотя идея дать одному из главных персонажей имя на букву "Г" мне весьма нравилась. Отсюда, а также от синдар. hall (сокрытый) появилось Hallatar ('a' здесь звучит как 'о', по аналогии со словом "ball"), в дальнейшем обретшее форму Голлатар. С точки зрения семантики, можно сказать, что персонаж, находящийся в тени, тот, чья память сокрыта, может в некотором смысле считаться заблудшим.

Д

Демон. Несмотря на общеупотребительность, в данном произведении слово "демон" используется не в негативном (христианском) значении, а скорее в античном, обозначая некоторое проявление силы Божьей, иногда ужасное, так как недоступное человеческому восприятию в своей истинной форме.

Джагáннар (Джаханнар). По своей сути является ифритом, то есть джинном. Джинны же в исламе заключены в аду, который зовётся "Джаханнам" (араб. جهنم‎). Отсюда имя Джаханнар или же Джаганнар.

Драух'ир. Как и в случае с именем "Голлатар", имя получено путём видоизменений морфем эльфийских языков. В рамках произведения, "Драух'ир" переводится как "Волчий сын". "Драуг" (синдар. draug) означает "волк", "Хин" (синд. hîn) — "сын" или, если более обще, "дитя". Сложив данные корни, получаем "Драугхин", которое было преобразовано в "Драухин", а затем и в "Драух'ир". "Р" на конце кажется мне более удачным, кроме того, изначальное звукосочетание "гх" добавляет сложности с точки зрения произношения, что, держа в памяти героико-эпическое окружение персонажа с обилием битв, могло бы быть крайне неудобно на практике. Отсюда не самое благозвучное, но более, как мне кажется, приемлемое "Драух'ир".

К

Кербеорн. Происходит от "kerberos" — название протокола безопасности и имени "Бьорн" (сканд. "медведь"), которое довольно неплохо сочетается с корнем "кербер" и, учитывая возникающую ассоциацию с Цербером, создаёт довольно грозное имя для верховного мага-самуса дома Совы.

Кобольд. Кобольды — стандартные для фэнтези существа из германо-скандинавской мифологии. В современной культуре кобольды зачастую имеют рептильную внешность, это позаимствовал и я. Кроме того, известна связь названия "кобольд" с названием металла кобальта. Данный факт послужил вдохновением для имён кобольдов — каждое из них отсылает к тому или иному металлу: Маррган — Марганец, Хрраум — Хром, Халкас — медь (от греч. χαλκός). Отдельно отмечу имя Никкар: оно происходит от названия "никель", при этом занятным мне кажется, что название "никель" происходит от нем. "Nickel", что является именованием духа из немецкой мифологии. Учитывая это, мне видится некоторое изящество в именовании мифологического существа в честь металла, названного в честь мифологического существа.

Корр. Происходит от англ. «Core» — ядро.

Куилинор. В рамках произведения, имя "Куилинор" означает "Совиный лорд" или "Повелитель сов", однако этимология имени основана на видоизменениях существующих морфем. "Khol" — корень, обозначающий "птица", на квэнья, в частности, "khol" — ворон, "holl" — петух, "ho" — сова. От "khol", путём видоизменений образован первый корень. Что же касается "нор", оно не имеет эльфийских корней и происходит от богинь судьбы в скандинавской мифологии, которые зарвутся Норнами. Также квэн. "Nore" обозначают землю, например, в названиях "Валинор" и "Нуменор", отсюда получаем Kholinore->Khuilinore->Kuilinor, что может восприниматься как "тот, кто правит совиными землями". Обобщая, могу сказать, что "Куилинор" — просто благозвучное, по моему мнению, имя, этимологическое обоснование которого является довольно слабым.

Курунир. Имя взято напрямую из легендариума Толкиена: "Kurunir" является эльфийским именем Сарумана (так же, как "Митрандир" является эльфийским именем Гэндальфа) и означает "искусник". Подобное имя показалось мне подходящим для верховного мага.

Кхирхендель. Образовано от "hirlë" (квэн. "Холод") и "hynde" (синд. "Нести", "несущий"). Таким образом, Hirhyndel (в дальнейшем преобразованное в Khirhendel/Кхирхендель) означает "несущий холод", что связано с ощущением леденящего страха, которое воин дома совы вызывает у своих врагов.

Л

Лафон. Лафон — одно из названий Ладона, являющегося стоглавым змеем-стражем садов Гесперид, в котором растут золотые яблоки. Отсюда связь Лафона с золотом.

Лот-Элин. Образовано от "Лот" (синд. "Loth" — "цветок", но может означать и "долина", то есть место, где есть множество цветов) и Элин (синд. "Elen" — "звезда"). Таким образом, Лот-Элин — "звёздная долина".

М

Малтагрос. Малтагрос (Maltagros), также "Талка Марда", также "Тагрос" — эпитеты валара Аулэ из ранних черновиков Сильмариллиона. Каждый из них переводится как "Кузнец" или "Кузнец мира", что вполне подходит для сущности, сотворившей мир железа в рамках обсуждаемого мира. Помимо имени, Малтагрос позаимствовал у Аулэ и акт творения, с той разницей, что первый породил род орков, а второй — гномов.

Мормегиль. Ещё одно прямое заимствование из легендариума Толкиена. "Мормегиль", что переводится как "чёрный меч", это одно из именований Турина Турамбара, который владел, как ни странно, чёрным мечом Англахэлем. И так как в рамках данного мира Англахэль — Нородрим на службе графа Эллейниля, "Мормегиль" — название воинского формирования, в котором он состоит. Данная этимология вполне соответствует своеобразному обобщению имени меча до его качественной характеристики.

Моррис. Имя прародителя вирусов было позаимствовано у Роберта Таппана Морриса, создателя "червя Морриса" — одного из первых сетевых червей и первого, получившего массовую огласку. Дополнительно стоит упомянуть, что у Морриса, как у персонажа, также были свои ручные черви.

Мьют-арахнид. Название членистоногого. "Мьют" происходит от "мьютекс" (mutex) — средства межзадачной синхронизации, которое, фактически, сигнализирует о том, что ресурс в данный момент занят. Второй корень, "арахнид", в объяснении, думаю, не нуждается. В рамках произведения каждый членик мьют-арахнида связан с определённым ресурсом (в рамках главы I — с Джаганнаром), и потому ресурс не может быть захвачен, перемещён или подвергнут какому-либо другому воздействию, покуда арахнид его не отпустит.

Н

Нахар. В Сильмариллионе — имя коня Оромэ — владыки лесов и одного из валар. Имя дано гиппогрифу Курунира просто ради отсылки.

Нидхёгг. В скандинавской мифологии, Нидхёгг (др.-сканд. Níðhǫggr) — змей, грызущий корни мирового древа Игдрассиль.

Нор-Галад. Название королевства (графства) Нородрим происходит от двух слов: "Nor", что в переводе с квэнья означает "огонь", и "Galadh", что в переводе с синдарина, означает "дерево". По изначально задумке, "Нор-Галад" переводится как "опалённый лес", что подчеркивает соседство земель Нородрим с огнедышащими горами и общую связь данного народа с огнём. Также первый корень "Nor" схож с "North", что отражает географическое положение земель Нородрим.

Норессонд. В рамках произведения означает "Великий копьеносец". Происходит от квэн."nassë", что означает "игла" или "шип", и "noresse" — слова, которое нейросетевой переводчик выдает при запросе перевода "great" на эльфийский. В действительности же, "noresse" ничего не обозначает, но имя "Норессонд" довольно благозвучное и, к тому же, довольно схожее с именем "Норнорэ" — ранним вариантом имени "Эонвэ", глашатая валар. Должно быть, поучением, стоящим за именем "Норессонд", должно быть следующим: "Проверяйте источники".

Нор-Кериик. Название чёрного храма нородрим сложено из "Nor" — огонь, и слова "Кериик", что является видоизмененными "cirice" и "kirika" (стар-англ. "храм" и "церковь", соответственно).

Нородрим. Название народа огня, основанного на нолдор из легендариума Толкиена. Как уже упоминалось, корень "Nor" означает "огонь", "-drim" же обозначает "люди" или "народ" ("Онодрим" — народ древ, энты, "Харадрим" — народ Харада (юга)). Таким образом, получаем название "народ огня", связь же описанного народа с огнём, как минимум с огнём душ (руах/фэа), довольно велика.

Нуклеар. Образовано от "nucleus" (лат. ядро). Название сильнейших демонов связано с ядром, так как, по задумке, особо мощный процесс будет занимать целое ядро процессора. Латинское же слово было выбрано, дабы избежать повторения корня "core".

О

Олкон (Уолкон). Образовано от имени "Вулкан" (Vulcanus, wʊɫˈkaːnʊs) — бога огня и кузнечного дела Римлян, аналога греческого Гефеста. Стоит отметить, что на подобное имя навёл меня тот факт, что буквы "u" и "v" изначально были одной буквой, кроме того, факт редукции звука "о" до "а" в словах (окно, например, звучит как [акно]), отсюда сокращение "В" в имени "Вулкан", далее, путём видоизменения с сохранением ударения: "Вулкан" (Vulcanos) -> "Улкан" (Ulkan) -> "Улкон/Олкон/Уолкон (Uolcon)". Лично мне форма "Уолко́н" с непроизносимым первым "о" нравится больше.

Оромэ. Имя валара, являющегося владыкой лесов, было дано гиппогрифу лесного Божества Корра исключительно ради отсылки (см. "Нахар").

Орофер. В легендариуме Толкиена — отец Трандуила, предыдущий король лесных эльфов. Имя происходит от "oro" — "высокий", и "fêr" — "бук". Лесная тематика, как мне кажется, подходит имени шамана, который, как мне кажется, должен быть довольно связан с природой и, в данном случае, со своим лесным Божеством.

Р

Руах. В рамках данного мира, руах — это, фактически, душа, энергия главного потока энергии (по аналогии с исполняемым потоком программы) живой сущности. Этимологически, "руах" позаимствовано из иврита, где "Руах-Де-Кодеш" (רוח הקודש) означает "Святой Дух". В иудаизме это синонимично выражению "Дух Божий", в христианстве же — выделяется как одна из сущностей Триединого Бога.

Т

Тератиллион. Название "Леса тысячи/мириада пиков" образовано от "Tilion" — "пик" или "рог" и приставки "tera-", означающий 10^12 чего-либо. То есть, сугубо этимологически, «Тератиллион» — лес, в котором 10 в 12 степени пиков, то есть деревьев.

Торн-Эглир. Переводится как "Орлиный пик" или "Орлиный хребет". В рамках описываемого мира является местом (возможно, временным) жительства орла, выпущенного Корром. Образовано от "Toron" — "орёл" на квэнья (также верным переводом слова "орёл" будет и "Soron") и "Aeglir" — "гряда" на синдарине.

Торон-Род. Образовано от уже упомянутого "Toron" (см. Торе-Эглир) и имени Рода Джонсона — разработчика первой версии фреймфорка Java Spring. Кроме того, имя "Торон-Род" является забавным видоизменением имени "Торондор" — предводителя орлов Манвэ в легендариуме Толкиена.

Тэттигон-раут. Тэттигон-рауты, также тэтт-линки, также тэ-линки — своего рода коммутаторы, передатчики заклинаний и магии Корра. Этимология следующая: D-Link — тайваньский производитель сетевого и телекоммуникационного оборудования, их коммутаторы часто именуются "d-link-№...", отсюда краткая форма названия. Полная же форма происходит от латинского "Tettigonioidea" ("Кузнечиковые"), так как тэ-линки выглядят как механические кузнечики или сверчки. Последний факт обуславливается на характерном стрекотании, то есть распространении звуковых волн, которое приняло форму распространения волн электромагнитных.

Ф

Флопс. Имя железного коня Норессонда. Происходит от "FLOPS" — названия-акронима меры производительности компьютеров.

ФремХруг. Название образовано от "fremde" (стар-англ. "Чужеземный") и "hryċġ" (стар-англ. "гряда" или "хребет"). При сложении и некотором видоизменении получается "Чужеземный хребет", однако, в рамках данного мира, название переводится скорее как "Хребет, сложенный из чужеземцев", учитывая, что он возник из железных тел орков (уруков). Стоит отметить, что "hryċġ" звучит примерно как [хрюг], однако буква "ю" была убрана из-за возникающей комичности названия "ФремХрюг" (почти что "Фрем-хрюк").

Фэа. Фактически, "фэа" — то же, что и "руах", с той лишь разницей, что является специфическим для Нородрим названием. Происходит от "fёa" — "дух" на квэнья.

Э

Эллейниль (Эллейниэль). Имя графа нородрим происходит от "Elle" — "звезда" и "ernil" — "принц". От корня "ernil" осталось "nil", также было добавлено соеденительное "й", таким образом, получается "Elleinil" или "Эллейниль" — "звёздный принц/повелитель/граф/сюзерен". Изначально, граф был назван "Эллейниэль", однако данное имя дублировало "elle" и, к тому же, добавляло имени ненужную женственность, за счет схожести с именами "Галадриэль", "Лутиэнь". Тем не менее, возможно, версия "Эллейниэль" будет использована.

Эмул-сфера. Образовано от слова "эмуляция", то есть копирование функций. В рамках данного мира, эмул-сфера — своего рода аналог виртуальной машины, потому корень "эмул" мне показался вполне подходящим, так как, передавая смысл, не использует напрямую формы слова "virtual".

Энио. Энио (др.-греч. Ἐνυώ) — древнегреческая богиня жестокой и неистовой войны. На мой взгляд, вполне неплохое именование для одного из первых и самых неистовых демонов.

ЭрЭс-дерево. Образовано от названия интерфейса RS-232.