Рассказы-убийцы (джен)

— Зачем вы убили своих бывших одноклассников и кадровичку вашей школы? Что они вам сделали? — Уже час Андрей пытался «расколоть» Кристину, но та не отвечала на вопросы и заявляла:

— Вы ничего не докажете!

— Как же вы тогда объясните своё нападение на Соню Демиденко? За идиота меня держать не надо! — не выдержал Холодов и повысил голос на собеседницу.

Ножкина отмалчивалась и злобно смотрела на «следователя»; её взгляд напоминал взгляд существа с другой планеты, которое недружелюбно настроено к землянам. Капитан понял, почему Майский иногда повышает голос на подозреваемых и порой не стесняется в выражениях, почему следователи после каждого допроса выходят с трясучкой — иногда во время разговоров с арестованными нервов никаких не хватает вызнать у них правду, а ему, капитану Андрею Юрьевичу, попался крепкий орешек. Сжимая от гнева кулаки, Холодов вышел из допросной, и к нему подошла Галина Николаевна с вопросом:

— Что такое?

— Не колется! — резко ответил Андрей и обратил внимание, что Рогозина пришла не одна — с ней была журналистка Гаруник Мирзоян.

Заметив замешательство Холодова, армянка села на стул перед окном в допросную и объяснила ему цель своего визита:

— Я приехала сюда, чтобы узнать, кто использовал мои работы как руководство к действию. Убийца скопировала эпизоды из моих рассказов по мультику «АТОМ», где команда мутантов победила своих прототипов, главных героев этого мультика, и жестоко расправилась с ними. Причём способы убийства совпадают с тем, что сделала эта девушка. Как я понимаю, это она убийца. А удаление глаза — это тоже из моего фика, где подружке детства главного героя, Акселя, сделали всё то же самое. Правда, есть кое-какие расхождения с моими работами — Акселю и Хоуку не отрезали гениталии, а Тилиан изнасиловал Лайнесс перед тем, как её отравить.

— Да уж... Хорошее вдохновение для убийств! — присвистнул капитан, не понимая, что за «АТОМ», что за мутанты и что за персонажи со странными именами.

— Мне звонили из больницы, — сообщила полковник. — С Софьей всё в порядке — её жизни ничто не угрожает. Родила недоношенного мальчика.

— Слава Богу, что хоть здесь всё в порядке! — обрадовался Андрей, вспомнив, как во время задержания Кристины и спасения Софьи давал фельдшеру номер телефона начальницы с просьбой сообщить, когда будут новости.

Пришедший Константин протянул Холодову кипу документов, и он, взяв распечатки, проворчал:

— Пусть теперь не говорит, что мы ничего не докажем!

Зайдя в допросную и сев напротив задержанной, капитан показывал Кристине результаты анализов по одному и зачитывал их:

— По показаниям вашей классной, Екатерины Дмитриевны, мы знаем, что вас травили в школе. Ваши потожировые были обнаружены на записке, которую вы распечатали для Снежаны Павлицкой, чтоб пригласить её на встречу, которая была для неё последней. На акриловых ногтях, которыми расцарапали лицо и перерезали горло Данилу Звёздочкину, обнаружены ваши ногтевые пластины. Кстати, вы надеваете виниловые перчатки потому, что с правой руки содраны ногтевые пластины, а левую ладонь вы сами оцарапали. На верёвке, которой вы связывали Кутузова, найдена ваша слюна — вы на неё чихнули. На губах Чудиновой тоже найдена ваша слюна — перед убийством вы её взасос поцеловали. При обыске вашей квартиры...

— Хватит! — перебила Ножкина, хлопнув по столу. — Я вам всё расскажу.

— Давайте! Суд учтёт ваше чистосердечное признание.

— Я считаю свои поступки справедливым возмездием, — ухмылялась преступница, — просто избавляла мир от зла.

— Почему они — зло? — не понял Андрей.

— Когда я училась в первом классе, эта овца Павлицкая за что-то меня невзлюбила. Хотя, я понимаю, за что. Когда я родилась, моим родителям было по сорок лет. Отец ушёл из семьи и алименты не платил, а моя мать работала уборщицей на трёх работах, чтобы как-то свести концы с концами. Ещё я игралась одна, ничего на продлёнку не носила (пластилин, цветную бумагу, картон и прочую хрень для рукоделия) и была сама по себе. Вот поэтому она меня и невзлюбила. Когда она заменяла нашу классную, во время моей очереди читать по предложениям рассказ, она меня игнорила. Один раз эта шмара мне так и сказала: «Скажи своей мамаше, чтоб она тебя пораньше забирала — чтоб я тебя здесь не видела!».

Тяжело вздохнув, девушка рассказала пережитое в первом классе, когда кроме классной руководительницы Любови Андреевны на продлёнке была воспитательница Снежана Владимировна.

Худенькая веснушчатая девочка лет семи с завязанными в косы волосами, одетая в сарафан из денима, зелёную кофточку, белые колготки и розовые сандалики, сидела за партой и играла в тетрис, который ей подарила соседка по лестничной клетке; блондинка лет двадцати, с окраской, напоминающей цвет волос представителей дома Таргариен, одетая в джинсы и чёрную водолазку, подошла к ней и заявила:

— Опять ты ударила Данила? Сиди здесь и не высовывайся! Ты наказана!

Пару минут назад показывал ей язык и обзывал её дурой Данил Звёздочкин, мальчик с голубыми глазами, одетый в синюю футболку с принтами модных тогда Покемонов и джинсы; Ножкина не обращала на него внимания, но потом не выдержала и ударила его кулаком в грудь.

— Он сам ко мне лез! — оправдывалась девочка.

— Не надо было провоцировать! — отрезала Снежана Владимировна и потом прошептала двум подружкам, стоявшим неподалёку: — Отберите у неё тетрис!

Маша Флоренко, чуть смугловатая девочка с длинной косой в красной кофте и юбке, и Женя Гурвич, блондинка с высоким хвостом в розовой вязаной кофточке, отороченной пушком, и брюках, подошли к Кристине и принялись вырывать у неё из рук игровую консоль «Brick Game». Ножкина держала игрушку, и от тройного давления корпус консоли потрескался. Когда сломанный пополам тетрис упал из рук девочек, Кристина заплакала, а Женя ногой раздавила половину с дисплеем. Девочка собрала останки консоли и выбросила её в мусорное ведро.

Когда её забрала мама, Елена Генриховна, рыжая голубоглазая женщина лет сорока семи в чёрной куртке и длинной юбке, Снежана Владимировна говорила, фальшиво улыбаясь:

— У нас так всё хорошо.

Тогда Кристина считала наказания воспитательницы справедливыми, но со временем поняла, что это было далеко не так. Тогда девочка не рассказывала ни о чём и не рассказала даже о сломанном тетрисе — не хотела расстраивать маму, которая вечно работала и еле концы с концами сводила.

— Ей надо было в тюрьме работать, а не с детьми, — прокомментировал Андрей, понимая, что правильно во время начала следствия сказал Майский насчёт того, что не может такого быть, чтобы человек был для всех идеален, когда Кристина остановилась. — А что вам ваши бывшие одноклассники сделали?

Тяжело вздохнув, Кристина посмотрела на потолок и рассказала, что конкретно сделали ей её обидчики. Воспоминания так и мелькали перед её глазами, причиняя ей новую боль.

Третий класс. На уроке музыки Данил Звёздочкин и Соня Воробьёва сидели за первой партой ряда посередине, а Кристина за второй партой ряда возле двери. Мальчик показывал ей язык и дразнил; девочка делала то же самое; у Ножкиной лопнуло терпение, и она, схватив шариковую ручку, замахнулась ей и ударила её прямиком в ладонь. Девочка не рассчитала силы и поранила Соню.

Воробьёва вышла из класса и пожаловалась классной руководительнице, коротко стриженой и одетой в синий деловой костюм женщине лет тридцати, и та вызвала Кристину прямо с урока и кричала на неё:

— Ты что натворила!?

— Соня, прости меня! — плакала Кристина, мучимая чувством вины.

Алина Андреевна оставила заметку в дневнике, в которой было написано: «Уважаемая Елена Генриховна, ваша дочь проткнула ручкой руку Воробьёвой Соне. Примите, пожалуйста, меры».

Во время перемен для Ножкиной начался ад — одноклассники ещё больше начали её травить.

— Тебе в тюряжку надо идти, скотина! — заявил Богдан Артёмов.

— А если бы ты ей руку насквозь проткнула? — задала вопрос Яна Борина.

— Дура! — рявкнул Егор Головань.

Но почему-то никто не сделал замечание ни Данилу, ни Соне, что с Кристиной связываться чревато — видимо, считала Ножкина, они «герои нашего времени», раз лезут к ней, девочке, которая не может защитить себя, которой не на кого опереться. Дома Елена прочитала замечания в дневнике и потребовала объяснения:

— Как это ты девочке ручкой руку проткнула?

— Она меня достала! — отрезала дочь. — Вечно ко мне цепляется и классной стучит — то на парту легла, то в учебнике пометки делаю! Какое её собачье дело, что я делаю у себя на парте? Теперь на пару с тем козлом Звёздочкиным ко мне лезет!

Как ни странно, мать поняла Кристину и не стала наказывать, но потом, обняв её, сказала:

— В следующий раз не обращай на этих дебилов внимания!

Пятый-шестой классы. Ножкина чуть подросла, но за эти годы не смогла построить отношения с одноклассниками — те уже укрепились во мнении, что с ней дружить нельзя и вообще — казнить, нельзя помиловать.

Каждый день происходил этот кошмар: когда Кристина выходила из здания школы, её поджидал Данил Звёздочкин со своими дружками-старшеклассниками. Девочка со страхом шла по двору и, хулиганы, завидев её поблизости, бежали за ней. Однажды, когда Ножкина добежала до дороги, её чуть не сбила машина; громко визжа тормозами, чёрный «Мерседес» резко остановился, пропуская школьницу.

На следующий день Кристина пришла в школу, и, когда она приготовилась к уроку, Данил схватил пенал и кинул его Артёму Рейнову, который потом сделал подачу Коле Машерову. И так всю перемену мальчики играли в «собачку» — они кидали пенал, а девочка ловила его; прозвенел звонок, и Рейнов бросил его в мусорное ведро. Когда Ножкина его доставала, Данил крикнул:

— Фу, помоечница! Не трогайте её, она заразная!

С той поры одноклассники, видя её, отскакивали от неё как от прокажённой и демонстративно зажимали носы. И эти издевательства совершались каждый день.

Один раз Елена сказала дочери, что моральная травма порой хуже физической — если подзатыльник можно забыть, то сказанное обидное слово никак не выйдет из головы. И это было правдой — если в жизни сплошные унижения, то как забудешь их и найдёшь что-то хорошее?

Восьмой класс. Кристина была «гадким утёнком» в школе. Ира Чудинова, кудрявая курносая девочка, и Соня Воробьёва, чуть полноватая девочка, решили повеселиться над Кристиной и придумали новую фишку. Ножкина носила только брюки, монотонные кофты в основном мрачных цветов и кроссовки; Кристина после полученных знаний на уроках технологии шила одежду на машинке, подаренной соседкой, которая тепло относилась к семье Ножкиных и помогала им, чем могла, хотя Елена никогда ни у кого ничего не просила; сшитое девочка продавала на рынок оптом или знакомым, а некоторые самодельные вещи отдавала маме и носила сама. Ира и Соня всегда носили платья нежных оттенков, юбочные костюмы, колготки и туфельки, купленные в бутиках.

— Ты чё так одеваешься? — спрашивала Воробьёва.

— Какое тебе дело до моей одежды!? — задала вопрос Кристина.

— Если бы ты с нами дружила, то мы бы тебя одеваться научили! — усмехнулась Ира. — А то такие отстойные кофточки носишь!

— Тогда какая религия не позволяет вам со мной дружить? — задала вопрос Ножкина.

— Просто потому, что ты лесбиянка, раз так одеваешься! — заявила Чудинова. — Да ещё и дочурка уборщицы! Фу, с тобой рядом находиться противно!

— Дура! — покрутила у виска Кристина и показала обидчицам средний палец.

На следующий день у девочки начались неприятности: на парте она нашла записку: на тетрадном листе в клеточку голубым маркером-выделителем было написано «Грязная Лесбиянка». И подошедшая Ира спросила:

— Как тебе мой подарок?

Ничего не говоря, Ножкина разорвала бумажку и кинула обрывки в лицо обидчице.

— Ненавидишь, значит? А я так тебя люблю. Давай встречаться. Я буду тебе цветочки дарить и... — Далее Чудинова расписывала эротические фантазии с участием Кристины.

— Я тебе пальцы переломаю, а язык вырву и запихну тебе в задницу! — отрезала Ножкина.

— Ты меня не любишь? — Ира фальшиво заплакала.

— Почему ты так относишься к Ире? Она же тебя так любит! — вставила Женя Гурвич.

С тех пор все над Кристиной смеялись, и девочки в классе говорили:

— Как ты так нас не любишь? Ты же лесбиянка и должна любить только нас! Мы же красивые!

«Да уродины вы все! Даже если бы я была лесбухой, всё равно бы не польстилась на вас, курицы!» — думала про себя Ножкина, не слушая этих глупых девиц.

Десятый-одиннадцатый классы. Кристина выросла в хорошенькую худенькую девушку, но никто из парней не предлагал ей руку и сердце — напротив, старшеклассники ей предлагали только секс без обязательств, причём извращённый.

Данил ушёл в другой класс, и она вздохнула с облегчением, осознавая, что её главный мучитель меньше будет её доставать; но Ножкина рано обрадовалась — из другой гимназии пришли новые одноклассники, Никита Вертинский и Гоша Кутузов. Данил их науськивал, и они начали к ней приставать, и почти каждый день девушка выслушивала грязные комплименты с оцениванием её груди и пятой точки, неприличные предложения заняться сексом; не чувствуя стыда, эти парни грязно лапали её грудь и шлёпали по попе, когда та мимо проходила.

Но самым страшным днём в жизни Кристины был выпускной. Её мама не пришла в школу из-за плотного рабочего графика. Ножкина явилась в бирюзовом платье с бретельками и поясом, которое сшила сама, и, забрав аттестат и положив его в сумку, собралась уходить домой, и возле школы её подкараулили Никита с Гошей.

— Куда собралась? — с гадкой ухмылочкой спросил Вертинский. — А повеселиться с нами не хочешь?

Ножкина попыталась убежать, но Кутузов схватил её за руку, притянул к себе и, зажав ей ладонью рот, оттащил её на стадион; Никита последовал за ними. Гоша толкнул Кристину на скамейку и, сняв с неё верхнюю часть платья, похотливо улыбнулся и, содрав бюстгальтер, прокомментировал:

— Такие маленькие! — И щупал её небольшую грудь.

Ножкина махалась сумкой и ударила Кутузова в нос, и тот отбросил сумку, схватил девушку за руки и прижал к скамейке, а Вертинский задрал юбку, сорвал с неё трусики, навалился на жертву, развёл ей ноги, грубо вошёл в неё и двигался в ней, зажимая рукой ей рот. Ножкиной было мерзко и больно, из глаз полились слёзы, она мычала, дёргалась, сопротивлялась.

— Здорово мы придумали! — ухмылялся Гоша. — Радуйся, что Никита тебя девственности лишил! А то бы ходила старой девой! Сейчас ты у нас полюбишь групповуху!

— Чё ты стонешь? — вставил Никита. — Тебе же нравится!

Неизвестно, что бы они с ней ещё сделали, но мимо проходил накачанный парень, одетый в трико и спортивную синюю майку, и выгуливал немецкую овчарку. Заметив, что над девушкой издеваются, прохожий потребовал:

— Отпустите её, иначе я на вас собаку спущу!

Овчарка тоже начала рычать и скалиться.

— Пошёл ты, урод! — ухмыльнулся Вертинский, слезая с жертвы.

Парень наклонился и принялся отстёгивать поводок; поняв, что попались, насильники разбежались; Кристина, осознав, что спасена, одёрнула юбку, надела верхнюю часть платья на грудь, схватила сумку и быстро убежала домой.

Все два месяца до поступления в колледж Ножкина находилась в депрессии и обрадовалась, когда поняла, что пронесло — она не забеременела от насильника. Кристина часто думала, что если бы залетела от Никиты, то сделала бы аборт или убила бы этого ребёнка, как это сделала Фрида из небезызвестного булгаковского романа.

Но пережитые травмы не давали девушке жить: она боялась всех без исключения лиц мужского пола, мало общалась с людьми, не привязывалась ни к кому. В колледже, где она училась на бухгалтера, её никто не трогал, но и сторонились её. После колледжа Кристина устроилась работать в налоговую службу. Хоть и получала копейки, но работа её устраивала — мало разговаривала с людьми, большей частью контролировала правильность исчисления, полноту и своевременность внесения платежей в соответствующие бюджеты. Во время чаепитий рассказывала о себе только вкратце, на вопросы о муже и детях отвечала, что пока морально не готова к этому.

Андрей выслушал её и задал вопрос:

— Я понимаю, что у вас была тяжёлая жизнь, а своих обидчиков вы за людей не считали.

— Это не люди! Их даже животными не назовёшь! Зло должно быть наказано!

— Их бы всё равно настигли какие-нибудь несчастья в жизни: травля на работе или их детей в школе. Вы не судья, чтобы решать, кому жить, а кому умирать, — прокомментировал Холодов.

— Я не верю в этого вашего бога и кармические отработки! — заявила Кристина. — После изнасилования я думала, что лучше бы меня тогда, в пятом классе, сбила машина, и у меня были три попытки самоубийства: первый раз выпила снотворное и проснулась, второй раз хотела спрыгнуть с моста и мне помешала какая-то тётка, а третий раз повесилась на люстре. Но верёвка лопнула у меня на шее, и я упала. Когда упала, про себя поняла, что умру, а эти мрази будут жить. Причём счастливо жить! Нет уж, пусть они сдохнут!

— Почему вы выбрали именно такие способы убийств — из интернет-рассказов? — Капитана этот вопрос сильно мучил.

— Чтобы выиграть время, — ответила на вопрос Ножкина. — Вы, разумеется, подумаете на эту Красную Леди, а я, тем временем, убью больше мучителей!

Спустя долгие годы Кристина по адресам, зафиксированным в налоговых органах, узнала координаты своих обидчиков, месяцами наблюдала за ними по выходным, подслушивала разговоры бабушек возле подъездов и знала, что Павлицкая не может поладить со своим парнем из-за несогласованности жизненных приоритетов, Звёздочкин любит иногда водить проституток, Вертинский у себя в квартире частенько устраивает «after-party» с Гошей и Данилом, Чудинова едет на работу со своей подругой и коллегой, у Воробьёвой, теперь уже Демиденко, муж военный и работает вахтовым методом.

Чтобы её старенькая мама ничего не заметила, Кристина на работе взяла отпуск, сняла отдельную квартиру и, читая фанфики Красной Леди по мультсериалу «Alpha Teens on machines» (этот мультик девочка смотрела по СТС, когда ей было четырнадцать лет) в жанре «даркфик», где персонажи гибнут насильственной смертью от рук собственных мутированных клонов, готовилась к убийствам — покупала нужные материалы, чтобы сымитировать сцены из рассказов. Для совершения убийств Ножкина носила чёрные кожаные брюки и чёрную толстовку, чтобы пятен крови не было видно.

Зная блудливое поведение Павлицкой, Кристина написала на компьютере письмо и распечатала его в фотосалоне, и та без всякой задней мысли отправилась в лесопарк в надежде встретить нового бойфренда.

Ножкина поджидала её у дерева и, завидев её, подбежала к ненавистной ей женщине, которая положила начало её мучениям и ударила камнем по голове. Снежана упала, и Кристина с ненавистью схватила её за шею и, сев ей на живот, сдавила ей горло.

— Сдохни, тварь! Жизнь мне сломала! — прошипела девушка и, убедившись, что Павлицкая не дышит, вытащила из своей чёрной сумки столовую ложку, взятую в съёмной квартире, и ввела в глазницу.

Извлекая глазное яблоко, девушка положила глаз в гриппер, а ложку вытерла влажной салфеткой и засунула в сумку; по дороге выбросила пакетик с глазом в урну, где никто не видел.

Кристина решила не останавливаться на достигнутом и нарастила ногти акриловым гелем, ибо знала, что это прочный материал, который долго держится; девушка нарастила ногти посередине ногтевой пластины, чтобы легче было снять. После маникюра Ножкина пилкой для ногтей заточила когти так, чтобы они лезвиями напоминали ножи.

Ранним утром Кристина пришла домой к Звёздочкину и позвонила; Данил задал вопрос, дескать, кто пришёл, не получив ответ, открыл дверь и хотел разобраться с утренним посетителем, и тут же получил удар когтями по щеке.

— Помнишь меня, тварь? — задала вопрос Ножкина.

— Чё!? — неприятно удивился Звёздочкин, ибо за все пять лет уже забыл о существовании девочки, которую постоянно травил.

— Сосёшь ниче! Твоя коронная фраза! — ответила Кристина, прикрыла дверь и царапнула ещё.

— Больно! — простонал Данил, держась за царапины.

— А мне было не больно, когда ты меня чмырил, мразина? Сдохни!

Звёздочкин держался за исцарапанное лицо; Ножкина повалила его и, сев сверху, расцарапала ему всё лицо, вкладывая в свои удары ненависть к этому человеку. Глядя на его превращённое в фарш лицо, Кристина ногтём перерезала горло и после совершённого дела умылась, помыла руки в раковине и при помощи пилочки для ногтей, стоная от боли, снимала акриловые ногти и выбрасывая их в мусорный пакет.

После совершения убийства девушка отправилась в съёмную квартиру, замочила в тазике кофту, чтобы смыть следы крови, и легла спать. Проснувшись вечером, Кристина просушила толстовку феном, надела виниловые перчатки, чтобы не оставлять отпечатки пальцев, и сложила в сумку купленные накануне орудия для убийств: грузинский рог и садовую пилу.

Ножкина зашла в подъезд, когда какая-то соседка открыла дверь, и постучалась в квартиру Никиты; Вертинский открыл дверь с приветствием:

— Данилыч! — И осёкся, когда перед ним предстала девушка в чёрной толстовке.

— Чё ты уставился, гнида! — сурово спросила Кристина и зашла вовнутрь.

Не успев что-либо понять, Никита потерял сознание — девушка схватила его за шею и надавила на сонную артерию; на шум выбежал Гоша и, не успев что-либо понять, отключился — тем же самым образом Ножкина вырубила его. Чтобы он не вырвался, Кристина принесла из кухни в зал стул и, найдя в комоде верёвку, связала Кутузова по рукам и ногам и привязала, чтобы тот не шевелился.

Когда Вертинский пришёл в себя, Ножкина села ему на грудь и била его пилой по шее у головы, чуть не отрубая её.

— Чё ты делаешь? — испуганно прохрипел Никита, и кровь текла у него изо рта.

— Мне тоже было больно, когда ты меня изнасиловал, тварь! — заявила Кристина.

От кровопотери насильник умер; Ножкина с наслаждением била его по шее уже возле ключицы и, закончив имитировать укус человека-амфибии, положила пилу рядом. В это время проснулся Гоша и увидел мёртвого истекающего кровью Никиту и стоящую рядом девушку, над которой издевался в старших классах.

— Чё, проснулся, урод вонючий? — с ухмылкой спросила Кристина. — Помнишь меня?

— Пожалуйста, не убивай меня! Я никому ничего не скажу! Прости меня! — умолял Кутузов.

Но девушка была непреклонна — она достала кханци и вращающим движением ввела его в грудь бывшего одноклассника, предлагавшего ей групповой секс; вкус ржавого железа и невыносимая мешающая дышать боль — последнее, что почувствовал Гоша перед смертью.

Убедившись, что Кутузов мёртв, Ножкина отвязала его труп от стула и положила рядом с другом и собутыльником; расстегнув ширинки, Кристина взяла пилу и отрезала им гениталии, приговаривая:

— Вот вам мой прощальный подарок, извращенцы! Надеюсь, что вас в аду черти трахнут в зад!

Сделав мокрое дело, девушка отнесла орудия убийства и отпиленные члены на кухню, сложила в мусорный контейнер с пакетом и помыла руки.

Вернувшись домой, Ножкина положила толстовку в разведённую стиральным порошком воду и готовила новое орудие убийства: влила в стаканы белизну и добавила в неё растворитель лака для ногтей.

Утром, проснувшись по будильнику, постирав кофту, высушив её феном, вылив в склянки от сиропов от кашля получившийся хлороформ и закрутив их, Кристина сложила его, шприц и молоток в сумку и, одевшись, отправилась на охоту — в квартиру к Ире.

Ножкина позвонила в домофон, и Чудинова без всякой задней мысли открыла двери. Поднявшись на нужный этаж, Кристина вошла в квартиру, и Ира, ждавшая Настю, но вместо неё увидевшая бывшую одноклассницу, над которой издевалась, испугалась и попятилась назад, но девушка схватила её за руку, отвела в комнату, держа за запястья, прижала её к стене и грубо поцеловала.

— Сколько лет, сколько зим! Только пару дней назад я поняла, что люблю тебя, — со злой улыбкой призналась в «любви» Кристина.

— Что тебе надо от меня? — возмутилась Чудинова.

— Хочу, чтоб ты сдохла, сука!

Ножкина швырнула жертву на кровать, достала из сумки молоток и била по ногам, вспомнив, как во втором классе та во время физкультуры на лыжах не могла подняться на горку и обвинила в этом её — якобы Кристина толкала, не давая залезть.

— Это не я тебя тогда на лыжах толкала! Это ты кривоногая! — заявила девушка.

Закончив ломать ноги, убийца достала шприц, распаковала его, сняла чехол с иглы, извлекла пузырёк, открыла его и набрала пятнадцать кубиков хлороформа, схватила её за руку и с силой ввела иглу в шею; Ножкина вколола Чудиновой жуткое зелье и делала это до тех пор, пока не потратила его. Убедившись, что «лесбиянка» мертва, Кристина положила её труп на пол, собрала все пробки, закрутила склянки и выбросила их со шприцом в мусорный контейнер, а молоток прихватила с собой, считая, что это нужная вещь в хозяйстве.

— Я бы убила и Соньку Воробьёву вместе с её спиногрызами, но вы мне помешали. Ты и тот дрыщуган! — усмехнулась Ножкина, закончив рассказывать о своих «подвигах».

Андрей с брезгливостью смотрел на неё: перед ним сидела бесстрастная машина-убийца, как Терминатор T-X; она рассказывала об убийствах с нескрываемым наслаждением и не чувствовала ни капли раскаяния.

— Вы могли бы изменить жизнь, просто перестав копить в себе эти обиды на одноклассников и отпустить этот негатив, что произошёл вашей жизни, — изрёк Холодов.

— Да что ты знаешь, диванный психолог! — крикнула Кристина.

Решив с ней не спорить и избавить свою скромную персону от неприятного общества маньячки-психопатки, капитан нажал на кнопку и, когда появился Максим Костриков, приказал ему:

— Уведите!

Лейтенант, надев на преступницу наручники, увёл в камеру, и Андрей, тяжело вздыхая, вышел из допросной с тяжёлыми мыслями: с одной стороны было жалко девушку, которая столько всего натерпелась от злого общества, которое её окружало; но с другой стороны она не богиня, чтобы решать, кому жить, а кому умереть, и жестокие убийства ещё ни одного маньяка не оправдали тяжёлой жизнью.

Всё это время Галина Николаевна и Гаруник слушали исповедь убийцы, попивая кофе, который принёс им Иван, и Мирзоян, опустив голову, сказала:

— Это я во всём виновата. Опасно выставлять свои работы, особенно в таких жанрах. Вдруг какой псих прочтёт и примет как руководство к действию.

— Вы ни в чём не виноваты, — утешила журналистку Рогозина. — Дело не в вас, а в тех, кто читает ваши работы. У каждого человека есть свой предел боли, и боль Ножкиной достигла своего предела. А ваши работы — это катализатор.

Мирзоян выходила из конторы с тяжёлым сердцем — она узнала, кто хотел её подставить. Только ответ на вопрос ей не нравился — неужели и её творчество стало таким же катализатором, как и песни группы Rammstein и других поющих о насилии рок-групп, и аниме и манга в жанре эрогуро, и фильмы ужасов про куклу Чакки и Фредди Крюгера. Но поклонников не выбирают...

Распрощавшись с журналисткой на доброй ноте, полковник устроила заседание, где собрались работающие в эту смену сотрудники.

— Дело мы раскрыли успешно. Как вам ощущения от новой работы? — задала вопрос Галина Николаевна.

— Я теперь вас понимаю! — заявил Андрей. — После допроса вышел как в грязи обвалявшийся! Противно было слушать, как она рассказывала об убийствах. Она даже не раскаивалась. Зато с той проституткой было приятно общаться, хоть она и нагрузила меня своими проблемами.

— Сам выхожу после допросов и психую, а потом уснуть не могу — так и слышу эти рассказы. Одна история «веселее» другой! — вставил Константин.

— Мне эти чувства понятны, — поддержал Сергей. — Когда я выслушиваю чистосердечные признания преступников, мне хочется вцепиться кому-нибудь из них в горло и удавить! Как я жалею, что отменили смертную казнь! Но, увы, за самосуд можно на нехилый срок влететь.

— Когда мы Соню и её сына спасали, — оживился Иван, — я так перепугался, что треснул эту Кристинку книгой по башке. Я бы себе не простил, если бы мы не спасли женщину, причём беременную, и ребёнка от этого чудовища.

— Чудовище!? — переспросил Холодов. — Да её даже чудовищем не назовёшь! это монстр, а не девушка!

— За самовольство вам выговор! — отрезала Рогозина. — Санкций не будет потому, что вы спасли людей от возможно мучительной гибели.

— Так поступил бы любой нормальный человек, — поддержал коллег Лисицын. — И неважно, следователь ли он или нет. Знаете, я считал, что в лаборатории бывает скучно работать. Но нет — даже как-то интересно было узнавать, совпадают ли ДНК Юрико, то есть Кристины, с ДНК на месте преступления. И, самое главное, это же здорово, когда анализы всё правильно показывают!

— Ну не скажи! — усмехнулся Майский, которому было скучно торчать в лаборатории, хоть он и не показывал вида. — Единственное, что было интересно — это читать рассказы-убийцы Красной Леди. Она классно пишет. Кстати, она даже симпатичная, хоть и неприступная, как и все армянки.

— Это ж тебе не Ким Кардашьян, — сострил Тихонов. — Кстати, уже девять вечера. Пора бы домой. Дел больше нет.

— Откосить хочешь от работы? — задал вопрос капитан.

— Ваня говорит правду, — изрёк майор полиции. — Пора бы уже разойтись по домам, раз всё сделали.

Сотрудники с чувством выполненного долга разбежались по домам, оставив полковника собирать документы в папку для передачи дела в суд.