Начало конца или конец начала? (гет)

Глава 3

В ту ночь Кристина долго не могла уснуть, ворочаясь в постели. Беспокойные мысли не давали. Призрак теперь директор. Что он будет делать дальше? Как и сегодня притворяться будто они не очень близкие, но знакомые?; Вести себя будто ничего не случилось? Или вдруг он просто поджидает удобного момента чтобы сделать какую-нибудь пакость? Или вообще опять затащит её в подземелье? Будет домогаться? Или…, например, ухаживать?

От Эрика можно было ожидать чего угодно.

Но от себя Кристина никак не могла ожидать что наиболее привлекательным ей будет казаться последний вариант. И что за странная страсть к Призраку охватила её после всего лишь одной песни? И почему ей хочется, чтобы он за ней… Ну нет. Тут всё как раз можно объяснить. Всё не так как кажется на первый взгляд. Она не хочет этого. Просто так было бы спокойнее. Можно было бы не ожидать какой-нибудь мерзости с его стороны. Успокоив себя этой мыслью, Кристина начала задрёмывать. Но минут через 15 где-то поблизости хлопнула дверь и сон как рукой сняло.

Кристина встала с кровати. После долгого напряжённого дня девушка должна была очень устать, но нет. Её тело наполняла бурлящая энергия её нужно было куда-то излить. Кристина оделась и вышла на улицу. Пахло теплой весенней ночью. Здание где находились выделенные актёрам комнатушки стояло почти вплотную к задней стене театра. Их разделял лишь узкий проход не больше полутора метров в ширину. Где-то здесь находится «служебный вход». Обычно, когда представлений не было на ночь все двери запирали. Однако сегодня её оставили открытой. Внутри театра царила гробовая тишина. Когда Кристина шла по коридору каждый её шаг слышался громко и отчётливо словно грохот во время грозы. Кристина поднялась наверх и вошла в одну из лож третьего яруса. Пустой зал выглядел величественно и немного угрожающе. Когда здесь не было ни души и царила кромешная тьма, разрываемая лишь тусклым светом окон, становилось действительно жутко. Кристина облокотилась на перила и взглянула на сцену. Занавес был поднят, а под ним хаотично были расставлены декорации к «Дону Жуану». Вдруг тишину пронзил оглушительный звук. Кристина вздрогнула всем телом. То, что она услышала было бы громким и для дневного времени, а уж если в пустом ночном театре! Звук отразился от стен и затих в воздухе, который словно начал звенеть. Вскоре тишина нарушилась снова. Теперь Кристина поняла—это был орган.

Играл Эрик. Так играть мог только он. Да и мелодия была его. Именно эта мелодия до дрожи пугала сотрудников театра, предвещая появление Призрака Оперы, ну и, разумеется скорое учинение особо сильной катастрофы. Но мало кто слышал эту композицию. Обычно за первые две ноты все успевали решить, что рабочий день на сегодня закончен и пора смываться куда подальше. Но сама музыка была прекрасна она совмещала в себе красоту и ужас, величие и боль... Первая часть композиции словно делала воздух тяжелее в ней слышались могущество, властность и при том неизбывное страдание, она заставляла трепетать от страха. Вторая же часть словно отражала в себе какое-то празднество, торжественное и чарующее, но музыка всё равно сохраняла в себе гнетущую мощь, соединённую с ужасной болью.

Как Кристине казалось именно это произведение описывало его автора в полной мере. Оно вселяло страх—как Призрак Оперы, хранило в себе величие искусства—как Ангел Музыки, и несла в себе страдание—как Эрик.

Музыка умолкла.

Девушка еще несколько минут постояла, задумчиво разглядывая ложи, находившиеся напротив.

«Надо уходить!»— вдруг вспомнила она. А ещё было бы очень желательно не встретится по дороге с Эриком. Ведь он сейчас тоже где-то в театре. Пока призрак играл, можно было быть уверенным, что он в помещении примыкающем к зрительному залу, где находился шпильтиш. А теперь он наверняка либо тоже направился к выходу, либо к своему подземному острову. Кристине не хотелось повторять что-то вроде произошедшего сегодня в тайном коридоре, перед репетицией. Девушка решила не использовать чёрные ходы, а пойти по парадным, там хоть есть куда свернуть и где спрятаться. До выхода девушка добралась без приключений, она уже собиралась вернуться в общежитие как вдруг её осенила мысль. Кристина подняла голову вверх. Предположение подтвердилось. На самом краю крыши рядом с одной из каменных скульптур стоял человек, одетый в плащ, полностью скрывающий фигуру. Гадать кто это был не приходилось. Однако Эрик смотрел куда-то в город, который (как Кристина сама знала) с крыши был виден как на ладони. Но всё же из осторожности девушка решила обойти театр с другой, теневой стороны, которая не была залита белым светом почти полной луны.

Вернувшись в свою комнату девушка быстро заснула.

* * *

Когда пробило полночь Эрик и не думал ложиться. Всё равно он не уснёт. Мысли его кипели, а нервы были напряженны.

Она вернулась. Потому, что они с Раулем расстались. Иначе бы ноги её здесь не было, и тем более она не стала бы ночевать в душном общежитии.

И как же ему с ней себя вести. Когда, неожиданно столкнувшись в потайном коридоре они с Кристиной оказались лежащими на полу нос к носу, Эрик покраснел как рак варёный. Слава богу хоть она этого не заметила. А когда он попросил её спеть партию из «Дона Жуана»? Да стоило ли вообще это делать? Но боже как же прекрасна она была в тот момент. Этот нежный голос уже многие ночи слышащийся во снах! А как сверкали её глаза! Как тогда, когда она ещё верила в существование Ангела Музыки. Всю репетицию Эрик боролся с навязчивым желанием разрыдаться. Но плакать—привилегия женщин, мужчины не должны делать этого вовсе, и уж точно это непозволительно директору в присутствии почти всех своих подчинённых.

Дождавшись, когда все, наконец-то покинут здание театра Эрик направился к органу. Нельзя сказать, что это был самый любимый инструмент Призрака, но он лучше других мог передать глубину и мощь чувств. В ночной тишине каждая нота усилялась и становилась чётче. Ошибка была бы непростительна. Хотя Эрик и так никогда их себе не прощал. После того как пальцы в последний раз коснулись клавиш, и последние отзвуки затихли Эрик встал. Музыка впитала в себя часть боли, малую, но всё же часть.

В театре было холодно. Каменные стены ещё не разогрелись после холодной зимы и в последние дни даже на улице было теплее чем в здании, тем более пустом. Эрик и не заметил, как успел насквозь продрогнуть. Покрепче закутавшись в пальто, мужчина поднялся на крышу. Весь центр Парижа был виден словно на карте. Горели фонари и окна зданий, казавшиеся издалека блестящими оранжевыми бусинами. Но Эрик не видел их. Он видел то, что произошло на этой крыше месяцы назад.

Рауль с Кристиной целуются и клянутся друг другу в вечной любви. Падает снег, и снежинки сверкают в волосах мужчины и женщины словно крошечные сапфиры. А Эрик стоит, прячась за скульптурой, и пытается преодолеть жгучее желание неожиданно выскочить из укрытия и сбросить обоих вниз. В горле Призрака застрял удушающий ком, который так и не прошёл до конца с тех пор. На плащ и лицо Эрика тоже падает снег, и совсем не тает на нём. Снежинки на его ресницах начали таять только после того как их смыли солёные горячие слёзы.

Эрику вдруг очень захотелось спрыгнуть с крыши. Идиотская мысль. Умереть от этого вряд ли получится, а вот переломать все кости и остаться на всю жизнь калекой—это точно удастся. «Пора пойти попробовать хоть немного поспать, —подумал Эрик, —пока в голову не пришла ещё какая-нибудь дичь».

* * *

На следующий день Кристина начала готовиться к репетиции сильно заранее и в итоге пришла одной из первых. Ещё около получаса ей пришлось просидеть в гримёрной, ожидая пока все соберутся. Учитывая, что пол ночи девушка провела бодрствуя, сейчас ей очень хотелось спать, но она изо всех сил старалась чтобы никто этого не заметил.

Репетиция прошла без особых инцидентов. Кристина помнила реплики и то с каким выражением их надо произносить ещё с прошлого года, так что к ней вообще никто не придирался, чему, не сказать, чтобы приятно, были удивлены другие актёры.

Гладко прошла и все неделя, остававшаяся до премьеры. И Кристина, и Эрик продолжали вести себя так словно почти не знакомы.

В день премьеры все начали суетиться. Всё утро по залу носилась куча людей: что-то заносили, подправляли, подлатывали. Это должна была быть одна из первых крупных постановок в театре после его восстановления. До этого были лишь небольшие музыкальные пьесы и оперетты. А вот поставленные большие серьёзные оперы можно было пересчитать по пальцам.

Где-то после полудня прошла генеральная репетиция и актёры разошлись что бы отдохнуть перед трудным вечером. Кристина легла на кровать и уставилась в потолок. Неплохо было бы сейчас поспать, ведь с 9 до 12 вечера придётся выступать. Но заснуть не удалось, в смежной комнате где жили 4 девочки из кордебалета доносились громкие звуки оживлённой беседы и смеха.

Перед представлением Кристина очень волновалась. Но естественно не из-за выхода перед публикой, для неё это было делом привычным. Девушку терзали воспоминания о том, как трагически завершилась эта опера в прошлый раз. Кристине казалось будто сегодня вечером повториться всё то же самое.

«Глупо, —говорила себе Кристина, —бояться нечего. На этот раз петь придётся не с Эриком, слава Богу».

Роль Дона я Жуана исполнял довольно приятный юноша, который поступил на работу относительно недавно. Его пение конечно не было идеалом, но стояло к нему куда ближе, чем вокал остальных солистов. Правда у парня, так сказать было «шило в одном месте», что естественно приводило его ко множеству сор с коллегами, да и с директором тоже.

Но даже этот вечно весёлый паренёк посерьёзнел в день премьеры. Его необычайная хмурость и сдержанность насторожили всех.

Настал вечер. Все актёры были уже в театре и разошлись по своим гримёркам готовиться к первому акту. Зрители тоже уже начали приходить, об этом свидетельствовал шум, доносящийся из холла.

Когда прозвенел первый звонок, все задействованные актёры и директор собрались за кулисами. Не хватало только парня, который играл Дона Жуана. Эрик давал последние указания. «Не опозорьтесь,»—сказал он. Не самая воодушевляющая фраза, однако ничего другого от директора и не ждали.

«Где же Жюль?», —спросил кто-то. (Талантливого, озорного новичка звали Жюль). «Видимо очередной его прикол».

—Когда этот лоботряс наконец появиться, ему не поздоровиться, —пообещал Эрик.

Прозвенел второй звонок, и одновременно с этим хлопнула дверь и появился Жуль. Он был не в костюме, без грима, только нанёс на лицо белую пудру отчего казался каким-то странно полумёртвым.

—Что это значит!?, —спросил Эрик громко и устрашающе.

Жюль промолчал, он просто подошёл к директору. На несколько мгновений повисла тишина.

—Месье..,—проговорил Жюль хриплым голосом,—простите меня… я не хотел Вас подвести..

—Что такое?

—Я не могу выступить… мне нехорошо... очень нехорошо. Я не сказал раньше… думал пройдёт... или потерплю. Но мне плохо…

С последними словами ноги парня подкосились, и он упал бы на пол если бы директор вовремя бы не подхватил его.

—Врача!

Прибежал кто-то из гримёров и костюмеров. Двое отнесли Жюля в его гримёрную и усадили в кресло, двое других поспешили на поиски доктора.

—И что теперь? —повисшую тишину, прервал голос Жизель, —Всё отменять?

Прозвенел третий звонок.

—Поздно, —сказал Эрик

—Кто же будет играть Дона Жуана?

—Я.

Кристина выходила на сцену не сразу, перед этим должны были быть сыграны ещё несколько эпизодов. «Что-то обязательно должно было пойти не так. Как чувствовала!», —бормотала себе под нос девушка. Двое, посланные за врачом ещё не вернулись, а Жюлю становилось всё хуже.

Настало время выходить на сцену. Кристина прошла по коридорчику между частями декораций для следующих актов. И вот она на сцене. В глазах зарябило от разноцветности зала. В партере, бельэтаже, ложах сидело множество людей: мужчин в строгих парадных костюмах, женщин в пышных вечерних платьях. Кристина запела. Петь для зрителей, было совсем не то, что в пустой зал. Когда театр наполнялся людьми менялась даже акустика. Девушка хорошо помнила своё первое выступление на публику, от волнения она тогда даже пропустила первую строчку, но она тогда пела в хоре и этого никто не заметил.

Первая вступительная ария была закончена и в следующие несколько минут Кристине нужно было просто стоять на сцене и вовремя изображать волнение пока пел хор. Волнение выходило очень натурально поскольку было не совсем наигранным.

Затем настал выход Дона Жуана. Эрик вышел из-за одной из кулис. Дежавю…В тот вечер было почти так же…

Как тогда на самой первой репетиции после возвращения Кристина почувствовало словно кто-то другой пел за неё. Девушку снова охватило чувство, ничем не сдерживаемого вдохновения. Хоровая и две сольные арии завершили первый акт. Занавес опустился под громкие звуки аплодисментов. Кристина поспешила в гримёрную перед вторым актом нужно было сменить костюм. Сердце девушки билось быстро-быстро, но не от волнения, а от… радости?

Второй акт пролетел для Кристины незаметно, хотя и был довольно длинным. Третий и последний акт был самым сложным. В прошлый раз именно он оборвался в самом начале.

За опущенным занавесом рабочие быстро собирали конструкцию с двумя лестницами. Кристина глубоко вздохнула. «Люстра теперь закреплена по-другому», —сказала себе девушка и сама же рассмеялась своему утешению.

Но от волнения не осталось и следа, когда Кристина и Эрик выйдя на сцену начали петь. Девушку захлестнула какая-то странная эйфория, необъятное счастье. Вот уже был пройден тот момент, на котором в прошлый раз закончилось представление. Оставался поцелуй Дона Жуана и девушки. Вообще по-настоящему в театре никогда не целовались. Кристина просто должна была прикрыть веером часть своего лица и часть лица Эрика. Но девушка, захлебнувшись в собственном вдохновении просто с размаху поцеловала Эрика в губы. По-настоящему.

Понимание того что делать этого никак не стоило дошло мгновение спустя. Разорвав поцелуй Кристина сразу же встретилась взглядом с Эриком. Глаза его были широко распахнуты. Девушка быстро развернулась и шмыгнула за кулисы. Её роль в опере закончилась.

Почти сразу же Кристина столкнулась с Жизель, которая готовилась к скорому выходу на сцену.

«Кристина! Ну ты даёшь...!», —какую именно эмоцию обозначал этот возглас точно сказать было невозможно. Что-то вроде ужаса и удивления с примесью восторга и как будто даже злорадства.

Больше Жизель ничего не сказала и поспешила скрыться за рядами декораций.

Это видели ВСЕ! Это КАТАСТРОФА! Кристине хотелось сразу же уйти и запереться на засов в своей небольшой комнатке. Но в конце представления все актёры должны выйти на сцену для общего поклона. Кристина зашла в гримёрную и села в кресло обхватив голову руками.

—Дорогая моя! Что случилось? —в комнату вошла пожилая костюмерша. Кристина знала её с самого первого своего дня в театре.

—Чего такая испуганная, —старушка похлопала девушку по плечу, —за Жюля волнуешься, что ли?

«М-да..., —подумала Кристина, —ведь это видели только девушки, из кордебалета которые смотрели на сцену из-за кулис, ну и сами зрители. Но это не важно. Скоро весь театр будет судачить только об этом! На кой чёрт я это сделала!? Да он мне ведь даже не нравиться совсем! Наверное...»

—А доктора к нему уже привели, —говорила костюмерша, —осматривают его сейчас. Ну же, Крися улыбнись.

Девушка улыбнулась. Сократить её имя могла только старушка костюмерша и это всегда смешило Кристину.

«Может не так уж всё и плохо, — подумала Кристина, —сейчас всем стоит позаботиться о Жюле, а не об …этом».

Однако после общего поклона Кристина сразу же улизнула к себе в комнату. Всё равно бедному Жюлю помочь она ничем не сможет, а только добавит шуму.

Задвинув щеколду своей двери, девушка бросилась на кровать лицом в подушку.

«Я поцеловала Эрика! Я его поцеловала, — тихонько причитала Кристина,—Ещё раз. Только теперь просто так». Что об этом скажут люди?! Девушка вздрогнула, она с ужасом подумала: «А он сам что скажет… или сделает?» В этот момент Кристине стало абсолютно наплевать на мнение окружающих, которое так волновало её ещё минуту назад. «Ну, почему я это сделала?!—вопрошала себя Кристина, —Что это был за порыв? И почему такое чувство как будто… нет… Неужели я влюбилась в него? После всего, что произошло, после всего, что он сделал, что я сделала?»

Девушка вертела эту мысль и так, и эдак, но со всех сторон выходило одно. К новому директору театра она не равнодушна.

«Может быть это «неравнодушие» на самом деле ненависть или страх? —воскликнула в конце концов Кристина.

Но нет… Она его не ненавидела. Как можно ненавидеть человека, которому она обязана практически всем, что имеет? Как можно ненавидеть человека, несущего в своём сердце такое страдание и горе?

Страх? Только сейчас девушка поняла, что до сих пор сама внушала себе, что должна испытывать страх. «Что он с ней сделает?» Да ничего он не сделает. В сознании ничего, только если его взбесить до белого каления. Почему не сделает? Он её ещё любит? Жалеет? Или ему просто всё равно? Кристина не знала, но в том, что он ей не навредит была уверена. В этом человеке Кристина больше не видела Призрака Оперы, но видела Ангела Музыки, директора театра и просто несчастного Эрика. Задумавшись, Кристина поняла, что Призраком для неё он был лишь дважды: на кладбище и тогда на сцене…

В дверь постучали, Кристина села на кровати.

—Войдите, —сказала девушка.

Дверь приоткрылась и в щели появилась голова Жизель.

—Пойдём, директор зовёт.

Кристина побледнела. Уверенность в том, что ей ничего не будет мигом улетучилась

—М-меня, —спросила Кристина испуганно

—Всех, —сказала Жизель, а потом, лукаво подмигнув, добавила, —не волнуйся вряд ли из-за этого.