Каникулы в аду (гет)

Прибежав на луг, Электроник осмотрелся. Кругом высокая трава, из которой в некоторых местах выглядывали полевые цветы, сиреневые, с маленькими цветками, или белые, желтые. Чуть дальше рос бурьян, высокий, как Провал или Семен. А уже за бурьяном начиналась бескрайняя зеленая холмистая степь. И вдалеке виднелся лес. Солнце, несмотря на то, что уже начинало заходить (незаметно наступило четыре часа дня), палило, как в пустыне, но дул прохладный ветер, наклоняя траву. Небо где-то на западе стало краснеть, но все равно было голубым и ясным. Все это можно было бы описать одним словом: легкость. Это то, что всегда ощущается летом, особенно в такое время и такую погоду. Но внутри Электроника к легкости добавлялось чувство симпатии к Алисе. Хоть Эрик Семенович и говорил, что это лишь влечение, он знал, что Алиса нравится ему. Но не мог понять почему... Наверное, потому, что он, бродя по степи, выбирал для нее только самые красивые цветы, подбирал в голове для нее самые красивые комплименты. Эта любовь, казалось, родилась в нем только сейчас, но будто существует в нем уже давно. При мысли об Алисе сердце начинает быстрее колотиться, а сама мысль занимает весь разум и прочно крепится в воображении. Нет, это не просто влечение. Это любовь. Электроник понял, что для него сейчас важно не просто «попробовать ее», чтобы утолить жажду к ней, а просто взять ее за руку и побыть с ней. Она такая яркая, взрывная, дерзкая, но при этом симпатичная, милая и общительная. А ее глаза такие необычные...янтарные... Может, стоило быстро съездить в город в цветочный магазин и купить оранжевых или красных цветов?..

Электроник уже сорвал огромный букет из разных полевых цветов и уже собрался уходить обратно в лагерь, как вдруг заметил силуэт вдали. Это был человек, в военной форме; с блестящими черными волосами, убранными набок; в солнечных очках; с бледным, симпатичным, но немного неестественным лицом, будто этот человек никогда не улыбался или двигал как-то лицом. Но поразило больше всего наличие автомата в руках. Человек шел со стороны города и ловко переходил холмы сквозь высокую траву. Он сначала шел в сторону Электроника, но свернул куда-то влево, уходя в лес за лагерем. Пацан немного постоял, смотря на человека, и пошел быстро в лагерь. Но вдруг встал. Сердце ушло в пятки, а внутри все похолодело и задрожало. Перед ним стояла Алиса, с завязанной рубашкой и короткой юбкой.

— П-привет, — проговорил Электроник, заикаясь.

— Виделись уже, — заметила Алиса и посмотрела в глаза Электронику. Какие же у нее все-таки красивые глаза!

— Д-да... — Электроник смутился.

— Кому цветы собираешь? Жене?

— А зачем Жене?..

— Ну чтобы извиниться, — сказала Алиса и вздохнула, отвернувшись. Электроник понял, что она плакала.

— Что-то случилось?

— Нет, — пропищала Алиса, не поворачиваясь к нему и шмыгнула носом. Она скрестила руки на груди.

— Ты из-за вожатого? Да брось, Алиса!

— Легко сказать... — Янтарные глаза Алисы заполнились слезным блеском, а губы грустно скривились.

— Алис, не плачь... Он новый вожатый все же, еще не знает, как разговаривать с нами...

— Угу... — Из глаз Алисы потекли слезы. Она чувствовала глухую боль в сердце, что вожатый, вполне симпатичный и привлекательный, так относится к ней. И даже не оценил ее наряд. Она думала, что парням такое нравится, тем более ему, а тут такое... И еще эта Ира решила конкурировать... А еще рапорт этот высокий напишет, и тогда она получит такой взбучки от Ольги Дмитриевны, что надолго запомнит... В какой момент все пошло не так?..

Электроник приблизился к ней и аккуратно вытер слезы на ее нежных щеках. Она вздрогнула при прикосновении и отстранилась.

— Эй, ты что делаешь?

— Прости... — Электроник опустил голову.

— Ты вообще что здесь делаешь?

— А ты?

— Я?.. Эм... — От грусти и слез Алисы и следа не осталось. — Просто вышла прогуляться...

У Электроника все внутри сжалось, и он, преодолевая стеснение и прерывающееся от волнения дыхание, выдавил из себя, еле подняв потяжелевшую и гудящую голову:

— Тебе цветы собирал... — И вновь опустил голову.

— Аэ... — произнесла Алиса и отвела глаза в сторону. Она покраснела, а ее взгляд наполнился смущением.

Электроник тоже покраснел. Он даже не думал поднимать голову после такого. Казалось бы, он сказал, что собирал ей цветы, но для него эта фраза означала тоже самое, что и «я тебя люблю». Он протянул ей цветы, которые собирал с такой же любовью, с какой он ее любит.

Она неуверенно взяла цветы и сильно покраснела. Ей одновременно хотелось что-то ему сказать, убежать и бросить цветы ему лицо, но при этом поблагодарить его, посмотреть ему в глаза. Но что-то сидящее внутри мешало это сделать. Но что именно — неизвестно. Одно было понятно: Александр Михайлович ушел на второй план. Но первый план пустует. Сердце ноет от этой пустоты и не знает, как себя вести. Электроник слишком спонтанно появился в жизни Алисы и не проник в самую глубину сердца. Но Алиса не знала: принимать его или нет? Она не любила Электроника. но кажется, что чувства к нему есть.

Взяв цветы, она немного помолчала. Она тоже опустила голову. Ребята пару минут стояли в молчании под гул вечернего ветра. Небо к этому моменту уже горело ярким янтарным цветом.

— Зачем? — вдруг спросила Алиса.

— Ну...

Алиса промолчала, опустив голову. Потом она сжала букет в своих руках, прижала его к своей груди и посмотрела на цветы. Взгляд Алисы будто изменился. Яркий, дерзкий огненный взгляд стал глубоким и немного грустным. Алиса подошла ближе к Электронику и посмотрела ему прямо в глаза.

— Так зачем собирал цветы? — В ее голос вернулась дерзость, равнодушие и уверенность.

— Ты мне нравишься, Алиса... — решил сознаться Электроник.

— Да? — В голосе Алисы послышалась игривость. — И как давно?

Электроник помолчал.

— Эх, романтик... — Алиса подошла к Электронику и обняла его.

Электроник сильно покраснел. Крупная грудь Алисы касалась его груди, из-за чего парень замер в смущении. Но он нашел в себе силы приобнять Алису за тонкую, но крепкую талию и прижаться к ней, обнимающей его за шею. Она была теплой и нежной, мягкой и приятно пахнущей. Электроник уткнулся носом в ее шею и почувствовал на своем лице пряди ее рыжих мягких волос.

Алиса же только сейчас поняла, что обняла Электроника. Он был выше нее, и она утыкалась носом в его плечо. К крепкому и мускулистому телу того было приятно прикасаться. Алиса поняла, что не хочет его отпускать. Она ощутила на своей шее его нос, а на талии — его крупные мужские ладони, и покрылась мурашками. В ответ девушка решила правой ладонью пройтись по его длинным, пшеничного цвета, волосам. Они были жесткими, но легкими.

Парень на это только сильнее прижался к Алисе...

Но погода резко испортилась. Янтарное небо стало бледным, мрачным. Появились откуда-то облака свинцового цвета. Ветер стал сильнее и чаще дуть, наклоняя не только траву и деревья, но и ребят. Их галстуки буквально срывало бурей. Ветер также затруднял им дыхание и движение. Электроник, взяв Алису за руку, повел ее в лагерь.

Пока они дошли до домиков, заморосил дождь, постепенно превращаясь в ливень из крупных прозрачных капель, похожих на град. Небо стало мертвенно-серым, облака слились с небосводом. Солнце скрылось, стало темно.

Стали прибегать ребята с пляжа...

* * *

Пляж. За два часа до урагана.

Я ушел от Жени в два часа и пошел на пляж. Я понял, что соскучился по бескрайним и чистым волнам моря. Но, помнится, я всегда боялся моря. Однажды встал на самый край берега и вгляделся в море. Циановые пенящиеся волны колыхались в разных местах и иногда ударялись о мои ноги, тогда босые и голые, без волос. Я вгляделся вдаль, пытаясь разглядеть край, но море было бесконечным. Оно — огромное и глубокое, сильное и бесконечное, чистое и коварное, я — маленький мальчик, стоящий перед морем, как Давид перед Голиафом. Только в этом случае Голиаф больше Давида раз в сто, также и море больше меня. Именно его бесконечность, бушующие и шумные волны меня и пугали. А над морем еще темно-серое, грозное небо. Бушующее море и грозовое небо — два титана, которые вот-вот сойдутся в схватке, хоть ими и управляет их общий хозяин — погода, — цель которого напугать людей, возможно, чтобы доказать в очередной раз, что царь природы — далеко не человек...

И вот я вновь стою перед морем. Пылающее огнем вечернее небо провожает садящееся за горизонт, возможно, за край моря, испуская на него хладеющие, но яркие лучи. В Зоне я много раз наблюдал садящееся солнце, но то, что я вижу сейчас — совсем другое. Я вижу тишину. Для меня она так и выглядит: вечер, уходящее яркое солнце, тихая поступь ночи, холод. И даже мысли уходят вслед за солнцем, приходя потом уже перед сном, чтобы сказать «спокойной ночи» в виде размышлений и той самой ночной мотивации и вновь уйти.

Что-то я задумался больно. Зачем я сюда пришел? А, по морю соскучился... Но случайно я заметил Ольгу Дмитриевну... Видимо, еще по юношеским годам соскучился.

Я подошел к Ольге Дмитриевне. Она была в красном купальнике, который не столько скрывал ее «достоинства», сколько подчеркивал их. Ее и так огромная грудь казалась в этом купальнике еще больше, а бедра — более привлекательными. За день она сильно загорела. Завидев меня, она поднялась с полотенца, на котором лежала, загорая, и сняла очки. Места вокруг глаз были белыми, а остальное лицо — красным. И очень сильно на фоне таких изменений цвета кожи выделялись ее зеленые глаза, казавшиеся изумрудными, как у меня.

— О, Илья Григорьевич пришел, — улыбнулась она мне. — Что-то ты поздно пришел загорать, мы уже собрались собираться. — И засмеялась, видимо, от тавтологии.

Я улыбнулся и вгляделся в море. Оно выглядело слишком мирным, что одновременно и напрягло и успокоило меня.

— Да, у нас в столовой маленький инцидент случился.

— Я знаю. Ребята рассказали, — мрачно произнесла Ольга и обняла колени, смотря в сторону моря.

Я замолчал и присел рядом с ней.

— Помнишь, как тогда мы одни на пляже валялись? — с улыбкой спросила Ольга Дмитриевна.

— Как резко ты меняешь тему разговора. К тебе потом Эрик зайдет, чтобы докладную написать. В него, кстати, мелкая втюрилась.

— Это ненормально!

— Я знаю. Эрику самому это не нравится. Он вообще не любит всю эту романтику, эти отношения и розовые сопли. И я перенял у него это отношение к любви.

— Почему?

— Оно ближе ко мне оказалось. После того, как я закончил исторический факультет, я долго искал себя. Моя жизнь тогда разделилась на «до» и «после». Это раньше я был деликатным и скромным. Сейчас я прямолинейный и простой. Только страхи остались те же.

— Ты про море? — спросила тихо Ольга. Она знала, что я боюсь море.

— Да, — сказал я и также обнял колени. Потом посмотрел в песок и стал кусать губы. Я задумался, но в голове стояла пустота, мыслей не было.

— А знаешь чего я боялась всегда?

— Чего?

— Что ты исчезнешь из моей жизни.

Я посмотрел на нее неуверенно.

— Исчезну? В смысле?

Ольга промолчала, но потом сказала:

— Помнишь, когда ты рано из лагеря уехал в больницу? Еще целых две недели до конца смены, а ты домой поехал...

— Помню, — оживился я. — Женя за тобой бегал, а Саня в лесу потерялся... Столько лет прошло с тех пор.

— Да, но...Когда ты уехал, мне стало одиноко и скучно. Оставшиеся две недели я не выходила из своей комнаты и даже не ходила гулять с Женей. Скучала по тебе, места себе не находила, потому что...любила-то я тебя...

Я не верил своим ушам, чувствуя горечь на сердце. Я тоже тогда любил Ольгу, но боялся ей в этом признаться. К тому же Женя с ней заигрывал, а он был моим другом, причем таким близким, что мы даже вместе пошли в Зону. Но Женя погиб. Его застрелил фанатик. Прямо у меня на глазах. И для меня самой невыносимой болью была потеря друзей, с которыми я пришел в Зону: Вадим, Женя, Саня... И все погибли... Но сейчас я чувствую особенную тяжесть. Самим сердцем я ее слабо ощущаю, но его глубинами — сильно. И ведь эта любовь была взаимной...двадцать лет назад. А я не понимал, забыл про это. И сейчас мне так горько. И горько от того, что прошло двадцать лет. Хотя нет, девятнадцать лет только... Но от этого нелегче.

Небо уже пылало от света вечернего садящегося солнца. Было ярко, но темно. Ребята уже ушли в лагерь. Остались на пляже только я и Ольга Дмитриевна. Мы сидели рядом и вспоминали свою юность в лагере. Точно! Девятнадцать лет назад, за день то отъезда я здесь также сидел с Ольгой! Только слева от меня еще Женя сидел, а справа от Оли — Саня. Мы смотрели на закат и молчали, рассуждая каждый о чем-то своем. Теперь сижу я с Ольгой, нет товарищей, и я думаю о том, что они рядом сидят. Я чувствую, что они рядом.

— И что ты молчишь? — спросила осторожно Ольга после своего откровения.

— Слишком много лет прошло. И ты только сейчас решилась сказать об этом? — мрачно проговорил я, смотря стеклянными глазами на нее. Внутри была тяжелая пустота.

— Я не знала, как об этом тебе сказать тогда. Ты был таким веселым, улыбчивым, оптимистичным, умным, начитанным, но прямолинейным и жестоким. Я боялась, что ты отвергнешь меня. Прямо так и скажешь мне, не задумываясь: «Я тебя не люблю», а потом еще начнешь подтрунивать надо мной, выставишь меня полной идиоткой.

Я усмехнулся. Было пару раз такое. Девочки из другого отряда предлагали мне встречаться, а я их посылал. У меня была одна любовь: та, которая сейчас сидит рядом со мной.

— Скажи, ты любил меня тогда? Я правильно сделала, что не сказала тебе?

— Не знаю. Я сильно изменился. Порой вспоминаю себя юного и вижу не себя, а чужого человека.

На самом деле я остался тот же, наверное. Просто все, что было характерно для меня юного, притупилось и залегло на дно после прихода в Зону, когда важны были другие качества, которые нужно было развивать, чтобы не погибнуть.

Мы еще немного посидели в молчании.

— Ты любил меня?

Я помолчал.

— А что? — Я улыбнулся, чтобы сохранить интригу.

— Ты нифига не изменился, — тоже улыбнулась Ольга. — Только щетину отрастил и плечи накачал. В остальном ты тот же Илья, что и был в лагере. Тебя все девочки называли Илюша.

Я покраснел и отвернулся. Отвернувшись, улыбнулся.

Ольга посмеялась.

— Ну так что? Ты любил меня?

— А что? — повторил я, улыбаясь.

— А вот...

Я хмыкнул.

— Ну вот что ты хочешь, чтобы ответил?

— Завтра только ты командуешь, а я целый день сплю.

— Ты охренел? — с улыбкой и смехом спросила Ольга?

— Нет, — ответил я и тоже засмеялся.

— А мне кажется да! — Ольга прижалась к моей груди и обняла меня, я ее — тоже, и мы немного посидели в тишине.

Но первым тишину прервал я:

— Так мы договорились?

— Эх...Вот тебя же хер переубедишь! Договорились. Только потом ты сам один будешь командовать, а я буду спать.

— Хорошо. Так какой был вопрос?

— Тебе еще сто раз повторять? — Ольга вновь засмеялась. — Ты меня любил?

— Эх... Да, — сказал я, и внутри меня все замерло, похолодело и задрожало от волнения.

— Эх...

— А что?

— Ничего, — Ольга загадочно улыбнулась.

— Ну говори.

— Ну нет.

— Оля..

— М?

— Н, блин! Говори.

— Что говорить?

— Ну ты Оля и...Оля!

Ольга засмеялась.

— Как бы тебе объяснить... — начала Ольга, — Когда ты вернулся, мои чувства...ожили...к тебе мои чувства ожили...да...

Я повернул глаза в ее сторону и почувствовал, как сердце бьется со скоростью света.

— Тоже самое... — ответил я.

Мы посмотрели друг на друга. Но солнце резко скрылось за темными и низкими тучами. Похолодало. Ольга встала, взяла полотенце и, даже не переодеваясь, побежала в лагерь. Я встал, посмотрел на бушующее море и серое небо. Сильный ветер поднимал в воздух песок и бил им меня по ногам. Это был ураган, потому что спустя пару минут небо приобрело свинцовый оттенок, как и все вокруг. Я побежал вслед за Ольгой. Какие же у нее все-таки ненаглядные формы...