Каникулы в аду (гет)

Громов спал на дальнем кресле автобуса уже второй час, задрав голову и прильнув к окну. Непривычно его видеть в какой-то идиотской светлой рубашке, белых шортах и кроссовках. В комбинезоне он казался более мускулистым и крупным, а сейчас... Поджарый, невысокий, кое-где костлявый... И загорелый. Лицо было бледное, будто он и не выезжал из Зоны, а ноги и руки прям загорелые. Как только нам сказали, что едем в "Совенок" вожатыми, он сразу вызвался. Вместо Корнеева. Корнеев, хоть и начальник, но с детьми не справится, а у Грома хотя бы есть сын... Я думаю, он справится с новой должностью...

Провал вообще как самый настоящий пионер выглядит. В пляжной рубашке, в шортах, сандалях. Разлегся высокий сталкер спереди, раскидав свои густые длинноватые волосы. Кроткое лицо очень молодило его эта одежда. Прям так сначала и не скажешь, что он — сталкер группировки "Закат". Но мне кажется, что Провал странно выглядит в пионерской униформе. Я удивлен, что он согласился ехать. Такой закрытый и молчаливый человек в лагерь вожатым... Странный он...

Хотя я еще страннее выгляжу в белой рубашке, серых шортах, сланцах с белыми носками... Как только облачился в этот костюм, посмотрел в зеркало, увидел какого-то старого пионера... Не то чтобы я старый... Тридцать пять лет всего лишь... Никогда не забуду это зрелище... Высокий, худощавый, чуть загорелый мужчина в одежде пионера, со светлыми волосами, залысинами на высоком лбу, небольшой бородой, большими изумрудными глазами и морщинами... Выглядит, в принципе, нормально, но все равно странно. Не знаю, почему... Но есть предположения...

Я здесь когда-то давно был. Лагерь "Совенок", первый отряд. А имя вожатой я не помню. Но зато я знаю, как зовут нынешнюю вожатую — Ольга Дмитриевна. Она со мной была в первом отряде в далеком...каком-то там году... Мда... Что тогда у нее были огромные груди, что и сейчас. А высокая, как я. Помню, она выше меня была в лагере. Зато сейчас она меньше... Ха! Мда...столько воспоминаний всплывает в голове, когда я проезжаю по знакомым, немного изменившимся за долгое время, местам. Помню, как поцеловался с Ольгой Дмитриевной... Тот еще позор. Неумелый шестнадцатилетний школьник-девственник и пятнадцатилетняя девушка, за которой пол-лагеря бегало...

Я волнуюсь. Уже двадцать лет не видел это место. Не терпится его увидеть... Но меня вообще бросает в дрожь от мысли, что мне придется командовать какими-то спиногрызами. Сейчас другая молодежь. А мои десять лет безвылазной жизни в Зоне вырыли между мной и реальным миром огромную нишу, которую невозможно преодолеть. Но нельзя сказать, что я одичал. Просто отстал от современности...

Автобус вдруг остановился. Ольга Дмитриевна — высокая и красивая девушка в красном платье и в шляпе встала, посмотрела карими глазами с улыбкой на меня и сказала:

— Приехали. Вот и лагерь.

Первым встал Провал. Он взял свой рюкзак и быстро вышел, спрыгнув со ступенек. Потом вышла Ольга, ступая аккуратными шажками. Провал помог ей спуститься. Я ему даже позавидовал, потому что в глубине души хотел сам помочь спуститься Оле...

— Конечная! Вставай, а то водила тебе зубной пастой усы подрисует! — улыбнулся я, дергая Грома за плечо, чтобы он проснулся. Тот открыл глаза и пошел к выходу, я — следом за ним.

Солнечно, жарко, ясно и красиво — вот четыре слова, которыми я могу описать обстановку. А лагерь не изменился. Все те же ворота, только покрашенные свежей краской.

Громов надел очки и встал между Ольгой Дмитриевной и Провалом, я встал с краю. К нам подошла девушка среднего роста со светлыми волосами, заплетенными в большую и длинную косу.

— Здравствуйте! Как доехали? — мило улыбнулась девушка.

— Привет, Славя. Поездка немного утомила наших новых вожатых. Вот, знакомься, Славя, это Урбанов Илья Григорьевич. — Ольга указала на меня, я улыбнулся и поклонился Славе.

— Очень приятно! Славяна, — ярко улыбнулась мне девушка.

— Илья Григорьевич имеет педагогическое образование и долгое время работал в школе Москвы замом по воспитательной работе. А еще он мой однокашник, можно сказать. Мы вместе отдыхали в этом лагере.

— Ого! Как круто! — еще светлее улыбнулась Славя и смутилась.

Дальше Ольга указала на Грома:

— А это Громов Александр Михайлович. Бывший военный, хороший руководитель... В общем, тоже имеет опыт воспитателя.

— Очень приятно, — пожала руку Грому Славя.

— И Привалов Эрик Семенович. Работает учителем ОБЖ в элитных школах Калининграда.

Провал коротко улыбнулся и кивнул Славе.

— Приятно познакомиться.

Славя провела нас вглубь лагеря. Мы зашли в кабинет директора, где было прохладно. А это место вообще не изменилось. Кровать, напротив диван, плакаты, те же обои, ковер, стол, шкаф... Эх, вспоминаю молодость. Ведь именно здесь я и поцеловался с Олечкой. Как сейчас помню: нас воспитатель пригласила нас поговорить насчет того, что я своровал где-то на клумбе цветы и подарил их Оле. Она ушла, и нынешняя вожатая меня поцеловала, потому что защищал ее и защищал наши отношения. Эх, какая все-таки приятная вещь — память. Как я без таких воспоминаний жил в Зоне? Не знаю. Вон Гром, каждый день вспоминает о жене Ксюше и сынишке Олеге. Провал все также думает о своей девушке, за которой бегал еще в школе. А я чем хуже? Как впал в эту нишу после смерти Рака, Кнута и Джеффри, так и не вспомнил ничего хорошего. Зато тут все мои воспоминания возродились, словно только что отпечатались в моем памяти.

— Ну что ж, ребята, — начала, улыбаясь, Олечка. Блин, даже спустя столько лет ее улыбка осталась такой же яркой. — Детей не очень много, будет только два отряда.

— Так нас трое вожатых, плюс ты еще... Куда еще двое денутся? — спросил я.

— Я предлагаю так: двое будут вожатыми, а еще двое будут помогать. А вообще, Илья, у нас пятеро сейчас вожатых. Славя тоже в какой-то степени вожатая.

Я посмотрел на Славю и сразу же обратился к Ольге.

— И кто будет вожатыми?

— Я предлагаю так: я возьму первый отряд и ты будешь у меня помощником, а вторым Александр Михайлович, и помощником будет Эрик Семенович. Или наоборот... Как вам угодно.

— А Славя?

— Славя будет следить в принципе за порядком. К тому же она тоже пионерка...

— А сколько человек в каждом отряде? — негромко спросил Провал.

— Где-то по двадцать. Десять мальчиков и десять девочек; пять мальчиков и пятнадцать девочек.

— Нихрена! Это что за недобор мужиков во втором отряде? — спросил Гром.

— А там девочки такие, что за двоих мальчиков могут что-то делать. Они у нас старожилки, можно сказать. Уже несколько лет подряд ездят к нам.

— А сколько ребятам лет? — спросил Провал.

— От четырнадцати до семнадцати.

— Подростки? Илья, я думал, мы будем с детьми работать, а не с себе подобными.

Я лишь улыбнулся словам Провала, но внутренне согласился. Подростки — слишком больная, взрывоопасная тема. К ним нужен особый подход. Видимо, поэтому нас Ольга Дмитриевна и пригласила. Хотя она и не знает, что мы сталкеры. Нам просто нужно было уйти из Зоны после того, как мы повалили трубу на ЧАЭС и на нас началась охота. Имена мы не сменили, потому что журналисты сказали, что труба упала в силу времени, а не из-за нас. Поэтому с нас сняли все обвинения. К тому же хотелось побыть со своим именем. Надоели эти прозвища, которые ничего не значат (особенно для Провала), левые имена. Хочется побыть Ильей Урбановым — самим собой... И вот, мы приехали. Решили потусить все лето на Большой земле. И тут я совершенно случайно встречаю Ольгу, которой нужны были вожатые на лето. Я согласился и еще двоих с собой взял. Сначала рассматривалась кандитатура Корнеева и Германа. Но Герман не знает, как обращаться с детьми, а Корнеев слишком жесткий. Ну и вызвались Громов и Провал. Остальные разбежались по стране за заработками и мирной жизнью...

— Ничего, Эрик Семенович, привыкнете. Лучше выбирайте отряды.

— Оль, ты какой отряд хочешь взять?

— Я бы взяла первый. Там Славя и много других толковых ребятишек. А во втором полно девочек, которые сами будут командовать отрядом. Значит, ты, Илья, со мной, а вы, Александр и Эрик, вместе, да?

— Ну да, — ответил Гром. — Значит, мы берем девочек-пацанок, которые сами нами будут командовать? Что ж, я согласен.

— Ну ты... — прошипел с улыбкой Провал. — Какой средний возраст воспитанников в нашем отряде?

— Есть в вашем отряде девочка, которой четырнадцать. Она на весь лагерь одна четырнадцатилетняя. И есть парень, которому осенью исполнится восемнадцать. А в среднем, семнадцать лет.

— Спасибо за ответ.

— Стоп, Оль, то есть им ты даешь уже почти взрослых людей, а нам прям подростков?

— И там и там есть трудные подростки, не спорю! Если хотите, можем поменяться. Почему у нас на таком легком этапе трудности?

— Да моих товарищей смущает, что девочек в их отряде больше пацанов три раза. Они готовились в хамам и хулиганам, а получили пацанок.

Провал кивнул.

— Ага... А ты на что надеялся? — спросила Ольга.

— Мне без разницы.

— Ну слушайте, парни, в первом отряде все мальчики обычные и трудолюбивые, из приличных семей, а во втором полно сильных девочек, которые заполняют этот недобор мальчиков...

— Ай ладно, как поставили так и поставили... Пионер Привалов! Построить девчонок! — посмеялся Гром.

— С огромной честью! — ответил Провал.

Я улыбнулся, как и Ольга. Она сказала:

— Вот и отлично. Теперь возьмите листы со списками воспитанников. — Я взял свой лист, а Гром — свой.

— Алиса, Ульяна, Мику...Реально такое имя есть? — спросил Провал.

— У нее мать из Японии, а отец русский, — пояснила Ольга.

— Ясно... Ксения, Саша, Лиза, Андрей, Семен, Миша, Роберт..надо же!

— Читай дальше! — приказал Гром.

— Полина, Аня, Даша, Вика, Алена, Кристина, Саша, Ядвига..ох... Тамара, Снежана.

— Мда... — протянул Гром.

— Кому из них четырнадцать?

— Ульяне Советовой. Как только увидите свой отряд, вы ее сразу узнаете.

— Ладно, знакомиться будем по ходу... Личные дела? — спросил Гром.

— Эм... Характеристики, вы хотели сказать? Да, вот. В этой папке, — Ольга указала на не сильно толстую, синюю папку.

— Хорошо, — Гром взял эту папку, но не стал ее раскрывать. — А что у вас, Ур...Илья?

Я сначала посмотрел на него, когда он чуть не произнес мое прозвище, но успокоился. Я почувствовал, как мне стало плохо от такой оплошности. Кажется, мое лицо стало красным от бахнувшего давления и головокружения.

— Что? — с легкой улыбкой спросила Ольга.

— Да так. У меня был один знакомый, очень, прям точь-в-точь похожий на Илью, звали его Урфин.

Ага, ага. Ирвина вспомнил, торговца с Военного города...

— Какое интересное имя.

— Да, он из...Венгрии.

Мы с Саней оба смутились. Один Провал стоял так, будто ничего не произошло. Возможно, его спокойствие и затмило сомнение Ольги, ведь она посмотрела на него и тут же перевела тему для разговора.

— А, понятно. Слушайте, я же вам ваши комнаты не показала! Пойдемте, заодно на ребят посмотрите.

— Хорошо. Так кто у тебя, Илья?

— Лена, Славя, Женя, Юля, Сережа, Катя, Наташа, Света, Вера, Настя, Ира, Володя, Филипп, Антон, Коля, Никита, Стас, Матвей. Адам, Леша.

— Да, только Сережа известен у нас под именем Электроник. Он фанат электроники, поэтому его так прозвали.

— А я думал, он фанат фильма про Электроника. Ну да ладно.

Мы вышли из кабинета, и Ольга повела нас по площади, где было полно ребят, которые, скорее всего, выстроились на линейку.

— И да, сейчас я вам дам отряды. Александр Михайлович, Эрик Семенович, идите к ребятам, у которых красные пилотки, а ты, Илья, иди за мной.

Гром и Провал встали возле с краю своего отряда, выстроившегося в два ряда по десять человек, возле высокой и юной девушки с длинными волосами морского цвета. Лицо я не сумел разглядеть — меня отвлекла Ольга, поставив меня на другой край также построенного отряда детей, возле Слави. Сама она стала на левом краю возле невысокой девочки с черными короткими волосами и очками. Гром и Провал, видя, как мы встали по краям, тоже разделились. Гром остался, а Провал, идя за спинами, перешел на противоположный край и встал возле высокого пацана с темными волосами и корпс-пейнтом на лице — сто пудов Роберта.

— Я приветствую вас, дети, в лагере "Совенок". Мы долго с вами не виделись, с кем-то видимся впервые. Но я вас рада видеть в нашем лагере! Я хочу представить вам ваших новых вожатых: Илью Григорьевича, Александра Михайловича и Эрика Семеновича! — Мы улыбнулись, дети — тоже, но их улыбка была, скорее, так, из вежливости. — Сейчас вы заселяетесь, идете в столовую, и мы по традиции идем на пляж. На этом линейка закончена. Вожатые, пересчитайте детей и ведите их в столовую! Хотя детей надо было сразу пересчитать...

Я принялся считать головы, одетые в желтые пилотки, что были передо мной и немного ниже. Все двадцать. Провал издалеко крикнул:

— Троих не хватает!!!

Ольга подошла к их отряду и вновь пересчитала. Да и я сам пересчитал. Семнадцать человек. Не хватало двух девочек и одного пацана.

— Так, а где Полина, Лиза и Семен?.. — услышал я.

— Семен спит, как обычно, — скрестила руки на груди девушка среднего роста с рыжими волосами с двумя хвостиками.

— Съели! — выкрикнула совсем маленькая девочка в футболке с надписью "СССР". "Ульяна" — подумал я.

Возникло еще много ответов, из них половина — неприличные, на которые Ольга ругалась. Я стоял и смотрел, но мои дети, вернее, подростки стали оборачиваться ко мне и щуриться — солнце было у меня за спиной. Я тоже на них посмотрел, но не знал, что говорить.

— И чего стоим? — спросила девушка с короткими красными волосами и очками. Она была красивой, с небольшими зелеными глазами, одета в зеленую рубашку и черные брюки.

— Считаем людей во втором отряде. А что?

— Жарко...

— Да, жарко... А вы знаете, где их пропажи?

— Да Семен спит, а Полина с Лизой в туалете опять прячутся, — ответил мне невысокий мальчик в очках, с короткими кудреватыми волосами, в майке и шортах.

Из комнат пионеров вышел высокий парень с челкой, закрывающей глаза. Он мне сразу не понравился. Было такое ощущение, что он — местная знаменитость, которая даже с Ольгой какие-то отношения имела.

— Вот он где! Мы тебя тут ждем, досчитаться не можем, а он спит! Проходи, Сема, будешь дорогим гостем на линейке.

Провал оглянулся на Семена и, кажется, поморщился. Семен был с ним одного роста. Да и нагловатым, наверное. Парень вольяжной походкой прошел ко второму ряду и улыбнулся. Все засмеялись.

— Эх, Персунов, Персунов... Ничему ошибки не учат, да? Чтобы к вечеру мне все мешки с сахаром вытаскал!

Встал страшный хохот, даже мы — трое сталкеров — не сдержались. Семен лишь издевательски улыбнулся и сказал:

— Хорошо.

А внутри он, наверное, так расстроился, что не может находиться в обществе девчонок и теперь вынужден таскать сахар. Мда, знаю, какая Оля любительница сладкого... Кнут в свое время ей десять шоколадок купил, чтобы она согласилась с ним прогуляться...

Скоро появились две девочки. У одной короткие каштановые волосы, закрывающие половину лица, у другой — редкие светлые волосы и яркое лицо. Полина и Лиза. Они вместе шли и веселились, словно напились уже.

— Ну и где вас носит?! Все уже устали вас ждать!

Девочки молча встали в ряды.

— А теперь марш в столовую! — и указала куда-то налево.

— Отряд, налево! — скомандовал я, и весь отряд повернулся налево, немного что-то про меня нехорошее бормоча. — Шагом марш!

— Отряд! Направо! В столовую марш! — скомандовал Гром. — Эрик, следи, чтобы никто не уходил! И своего ровесника рядом веди!

— А ты за девочками следи, умник! — крикнул Провал ему.

— Их тут пятнадцать штук! А у тебя один!

— Сам напросился! — улыбнулся Провал.

Девочки их отряда захихикали, Семен с улыбкой посмотрел на Провала, остальные стали перешептываться. В моем отряде все сразу пошли с такими же смешками.

Ну понеслась...

Когда дети уже расселись в огромном помещении столовой за столы и принялись греметь ложками по тарелкам, мы с Громом и Провалом собрались в углу и решили поговорить о своих детях. Какое-то мнение у нас о некоторых сформировалось. Особенно во втором отряде. Помимо опоздавших, некоторые девочки дерзили Грому. Рыжая девочка сказала, что не хочет идти в столовую и послала Грома куда подальше. Гром поддался провокации и тоже наорал на нее. Без Ольги эту ситуацию они бы не разрешили. Ясно было одно: пионеры уважают только Ольгу, на нас они плевали с колокольни. Нужно было что-то с этим делать.

Гром и Провал сидели напротив меня. Гром высматривал своих, а Провал говорил. Я же лишь изредка посматривал на своих, думал, что мои нормальные и не будут чудить. Ольга ушла разбираться с этой рыжей девочкой. Той тоже не было.

Провал зачерпнул огромную ложку каши и отправил ее в рот. Он хотел быстрее поесть и пройтись по своим. Но так получилось, что все перемешались. И все сняли пилотки. Я потерял своих, но когда смотрел на кого-то из своего отряда, чувствовал, что это мой. Я знаю Славю, Лену, которая с фиолетовыми волосами, Женю с очками, Катю, с которой я говорил; Электроника узнал по похожей внешности, Юлю — по платью, Никиту — по очкам и коротким кудрям.

— Вот блин... Это надо же было нахамить мне! — негодовал Гром. — В столовую она не хочет...ну и пусть ходит, как узник Освенцима, голодная и строит из себя крутую...

Я промолчал, смотря на своих. Провал молча ел.

— Тоже мне взрослая... И еще эта мелкая Ульяна... То сматерится, то ударит меня в зад, то похабную шутку отпустит. Ей же четырнадцать, она выглядит на двенадцать!!! Мелкая, а ведет себя похуже рыжей...

— А кого вы успели запомнить? Вы своих без пилоток узнаете?

— Как бы это не звучало, но у нас пятнадцать с пилотками все равно, — сказал Провал.

— Ну вот, смотри, у Ульянки научился! — сказал Гром, и мы с Провалом засмеялись.

— А все же? — спросил я с улыбкой.

— Рыжую, Ульяну — мелкую эту, — Мику, Семена, Полину, Лизу, Шурика. Шурик — самый нормальный из всех, как по мне.

— А ты, Эрик?

— Тех же и еще Роберта, который с корпс-пейнтом на лице, Алену, Кристину, Ядвигу — у нее волосы пепельного цвета. На латышку похожа.

— А ты, Илья?

— Женю, Катю, Славю, Лену, Юлю, Никиту и нашего Электроника. Наверное, с теми, кого мы знаем, нужно заводить хорошие отношения, а потом подбираться к недоступным.

— Нет! Я с рыжей и мелкой не буду дружить! — заявил Гром.

— А я буду. И с Семеном еще. Я тут у Ольги Дмитриевны выяснил, что Семен с многими девочками дружил в лагере.

— Бабник.

— Казанова.

— Повезло ему просто, что вы? С него нам всем и надо начинать. Сближаемся с ним, узнаем все про девушек-старожилок, сближаемся с ними, идем на контакт с пацанами — мужик мужика поймет издалека, и потом завершаем недоступными и наглыми.

— Эрик, можешь, когда хочешь, что-нибудь придумать. Отличный план! Только как к Семену приблизиться? Этот нас тоже за дерьмо считает. И твой рост здесь не внушает никакого страха.

— Понял уже... Смотри, план простой: мы должны избавить его от наказания и помочь ему с девчонкой. И он у нас будет в долгу, получается. И мы расспрашиваем у него все про девчонок, потому что он их знает — со всеми старожилками встречался. Только есть одно но. Но для Грома это но, для меня и тебя нет.

— Какое? — спросил Гром.

— Ты же не хочешь контактировать с Алисой и Ульяной, а Семен как сейчас в отношениях с первой. Вторую я на себя лично беру. Я ей приглянулся.

— Хахахахаха, Эрик! В тебя влюбилась маленькая девочка? Блин, маленькая девЧУШКА влюбилась в высокого парня!

— Хахах, да! Только тогда ты возьми на себя мою — Мику. Она на тебя запала.

— Японка в русского влюбилась! Везет тебе, Илья, — сказал Гром, пережевывая кашу.

— А с чего вы это взяли?

— Вон она на тебя смотрит и улыбается.

Я обернулся и увидел за соседним столиком ту девушку с длинными бирюзовыми волосами, убранными в два хвоста. Она улыбалась и, когда я обернулся, помахала мне. Я покраснел от такого жеста. Рядом с ней сидела Ульяна и откуда-то взялась Алиса, о которой рассказывал Гром. Ульяна смотрела на Провала, а Алиса — на Грома.

— Слышь, Сань, там твоя вайфу сидит, вместе с нашими.

Провал засмеялся.

Гром посмотрел мне через спину и переменился в лице.

— Вот же блин... В натуре вайфу.

— Не-е-ет, у вас вайфу, у меня лоли.

— Да ну вас, анимешники! — засмеялся Гром.

— Ой, Провал по Тесаку соскучился? — засмеялся Урбан.

— Да иди ты! Она сама!.. — тоже засмеялся Провал.

— Ой... — вздохнул Урбан, немного откинувшись на спинку стула. — А как наказание Семену будем убирать?

— Вот в этом и весь смысл, Илья, — начал Гром. — Мы за него отнесем втихую все мешки...Хотя нет, это нас только унизит в его глазах... Придумал! Ты говоришь Ольге, что он заснул и проспал линейку, потому что кто-то ему подсыпал снотворное. Ты уговори там дальше как-нибудь ее, чтобы она убрала наказание, а мы говорим ему, что поговорили с вожатой и освободили его. Он, видя, что мы ровные пацаны, заступились за своего, ну Эрик меня понял, и как бы мы взамен просим информацию о девочках.

— А если он не тупой и скажет, что вы ему мало помогли, а просите дохрена?

— Ну не знаю... Освобождаем его от каких-то занятий, прикрываем его как-нибудь.

— А, понял тебя. Только почему я должен говорить с Олей, а не кто-то из вас? Ваши же ученики.

— Ты ее хорошо знаешь, в отличие от нас. Тебя она с наименьшей вероятностью пошлет, как Алиса Грома.

— Заткнись, а? — проскулил Гром.

— А что я всего этого получу?

— Если надо будет, мы тебе поможем. У тебя тоже есть старожилки?

— Да, но я с ними могу и напрямую выйти. Славя, которая на нашей стороне, и Женя — библиотекарша. Она умная, поэтому не должна опускать вожатых.

— Ботаниха?

— Да.

— Блин, Илья, без тебя весь план идет в жопу! Мы бы с радостью все сами сделали, но Ольга...

— Ладно, поговорю.

— Я тебе после обеда легенду принесу по живой почте, чтобы ты не спалился, — сказал Провал.

— Кого отправишь? — улыбнулся я.

— Ты знаешь, кого, — тоже улыбнулся Провал.

— М, а не боишься, что такая почтальонка ненадежная?

— Кто? Мику? — удивился громко Провал.

— Я так и знал, — хлопнул я по столу и выругался.

Провал засмеялся.

Я почувствовал, как Мику на нас смотрит. Мне кажется, я слышу ее голос.

— Ладно, Ульянку пришлю. Пароль: олень в лес убежал. Это она тебе скажет, а ты говоришь: а носорог приперся. Это типо ты принял записку.

Я поморщился.

— Ну и конспирация у тебя... Ладно, носороги, согласен.

Гром ухмыльнулся. Все это время он смотрел на Алису. Провал оглянулся, чтобы убедиться, что их никто не слышал. Все оказалось гораздо хуже. В центре столовой собралась куча пионеров, выстраившихся в круг и над кем-то смеющихся. Мы все вместе встали. Ко мне вдруг подбежал тот маленький пацан в очках — Никита.

— Там пацаны над Женей издеваются.

Я ринулся к толпе. Остальные вожатые, видя, что их дети тоже в толпе, подскочили и пошли за мной.

Я растолкал толпу и увидел полуголую и красную от слез Женю, которая лежала на полу возле стола, облитая чаем, измазанная кашей. Короткие синие волосы были в каше, вся рубашка, которая была в некоторых местах порвана, была в коричневых разводах чая. Юбки не было — она была в руках пацана-Электроника. Женя плакала и старалась не двигаться, дабы не получить еще какую-нибудь пакость.

— ТАК?! ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?! — громовым голосом крикнул я, поднимая Женю. Она была избита уже и еле держалась на ногах. Девушка сжалась и слезящимися глазами посмотрела на меня.

— КТО ЭТО СДЕЛАЛ?! ПУСТЬ ЭТОТ КТО-ТО СЕЙЧАС ВЫЙДЕТ КО МНЕ И СОЗНАЕТСЯ, ИНАЧЕ ВСЕХ ВЫПОРЮ?!

Все стояли, насмешливо глядя на меня.

— ГДЕ ЭТОТ СМЕЛЬЧАК?! ЧТО, КАК ДЕВОЧКУ БИТЬ, ТАК ВСЕ СМЕЛЫЕ, КАК МНЕ В ГЛАЗА ПОСМОТРЕТЬ, ТАК ВСЕ НЕВИНОВНЫ?! Трусы! Первый отряд, да? Нулевой будет, да, Электроник? — прохрипел я.

Я посмотрел яростными глазами на Электроника. Тот вжался в толпу и испуганным взглядом сверлил меня. Я вырвал из его рук юбку Жени и подошел к нему.

— Что не сознаешься, герой? Или скажешь, что это не ты был?

— А то че? — дерзко ответил Электроник.

— Не чокай, а отвечай: ты над Женей издевался?!

— Я не издевался над ней.

— А кто это сделал?

— Так я тебе все и сказал, старикашка...

Все пионеры хихикнули.

— Вы только посмотрите, какой молодой сыскался! Памперсы давно менял, малек?

Все засмеялись. Гром и Провал подключились и стали орать на своих:

— Ну а вы, мальчики и девочки, что себя ведете-то некультурно? У них в отряде такие быдла, а вы с них пример берете? Стыдно должно быть! — проговорил Гром. — Девочки, ну вашу же ровесницу избивают, вы что стоите-то в сторонке и помогаете этим хамам с первого отряда?

— А нам не подружка, — издевательски улыбнулась Алиса. — А ты со своими нравоучениями иди в жопу!

— Язык свой прикуси! Как с вожатым разговариваешь? — вмешался грозным тоном Провал.

— Как хочу, так и разговариваю! — нахмурилась Алиса.

— Давно взрослая? — приблизился Провал к Алисе и посмотрел на нее сверху вниз.

— Давно! — грозно посмотрела на него Алиса.

— Ну раз взрослая, то неси ответственность за свои слова и поступки! — не уступал и не пугался Провал. — Что здесь произошло?

— Иди в жопу!

— Повтори.

— Повторить? С радостью! Иди в ЖОПУ!

— Громче!!! Никто не слышит!!! — рявкнул Провал.

— ИДИ В ЖОПУ!!! Надеюсь, услышал?! — крикнула, срываясь, Алиса.

— Я тебя услышал! А теперь говори, что случилось здесь.

— Ты издеваешься? — Алиса не могла ничего сказать.

Я в это время прессовал Электроника.

— Если ты не сознаешься, кто Женю обидел, то я прикажу всех здесь наказать самым наихудшим образом.

Электроник медленно попятился назад, смотря на меня напуганными глазами.

— Ты за что Женю обидел, придурок?

— Эй, ты что обзываешься? Ты не имеешь право!

— Почему это?

— Я ребенок!

— Ты девочку обидел, значит ты никто! Говори, зачем Женю трогал!

— Это не я! Это все вон, Шурик!

Светловолосый мальчик в очках возмутился:

— А что я?! Ты в Женю кружку с чаем кинул! И ты с нее юбку снял, а еще кашей лицо намазал! Илья Григорьевич, это все Электроник и Ира устроили!

— Ах ты ж очкарик! Чмо! Дятел! Тебя тоже надо было поставить на место, как и эту зануду очкастую! — прохрипела высокая девушка с короткими светлыми волосами, красивая, с голубыми глазами и пирсингом в носу.

— Ну ты и дятел! Тоже товарищ называется! — отозвался Электроник.

— А ну заткнулись оба. Фамилии свои назвали, умники! — посмотрел я на Электроника и Иру.

— Сыроежкин, — ответил Электроник.

— Никифорова, — отозвалась Ира и скрестила руки на груди.

— Отлично, прямо завтра ваши фамилии прозвучат на линейке. Будете парашу мыть, птицы разнополые!

— Эй, Илья! Не уходи в высокие мотивы, — повернулся ко мне Гром. — Пускай лучше тут все отмывают. — Ну что, Алиса, мало тебе было Ольги Дмитриевны?

— Постой, Саня, я с ней сам справлюсь. Ты лучше остальным проясни все.

Алиса стояла как вкопанная и не знала, что говорить. Был только один путь: говорить правду. Но она не хотела оставаться вместе с теми двумя оставаться. Зачем она ввязалась в это и выдернула стул из-под Жени? Сидела себе спокойно и глядела на своего любимого вожатого. Хотела позлить его? Новенький вожатый, с детьми сам на контакт не выходит, как с ним общаться? Только выводить из себя... Но блин, все испортил второй вожатый, который поставил ее в неловкое положение. Заставил выкрикнуть не очень лестную фразу, а потом вновь задал вопрос, из-за которого она и выкрикнула. Мда, этот высокий далеко не лох. И, наверное, Илья Григорьевич тоже не дурак.

— Ну что стоишь, Двачевская? Говорить будешь, что произошло?

— Не буду я тебе ничего говорить. Лошара!

— Повтори.

— Сам повтори! — огрызнулась Алиса и отвернулась.

— Эрик Семенович, — вдруг начала Ульяна, строя Провалу глазки и сжав руки в замок, — Алиська стул выдернула у Жени, и та упала, а потом Электроник и Ира начали издеваться над Женей. — И улыбнулась.

— Ульяна, тебе никто не говорил, что своих сдавать нельзя? — спросил Провал.

— Эх ты ж сучка мелкая! — Алиса кинулась к Ульяне, но Провал подхватил маленькую девочку и поднял ее от Алисы.

— Вот видишь, Алиська, любит меня Эрик! А я знала, что ты меня защитишь, — улыбнулась Ульяна Провалу.

— Спиногрызка! Отпусти ее! — толкнула Провала Алиса, чтобы тот отпустил Ульяну.

— Так все ты начала? — спросил я вдруг.

— Нет! Электроник и Ира!

— То есть, ты отвечаешь за свои слова, что Электроник и Ира начали издеваться над...этой девочкой?

— Слышь, заткнись, а? И отпусти эту полевую мышь! — нервничала Алиса.

— Так, Эрик, отпускай Ульяну эту. Ситуация накаляется.

— А защищать мелкую ты будешь?

— Я не мелкая! Я уже большая девочка! — возмутилась Ульяна.

— Отпускай, отпускай. Мы уже поняли, что Сыроежкин, Никифорова и...

— Двачевская, — сказал Гром.

— И Двачевская издевались над Женей.

— Я не издевалась! Я только стул убрала под ней!

— То есть ты не отрицаешь, что участвовала в издевательстве? — повернулся Провал с Ульяной на руках к Алисе.

— Хоть ты заткнись!

— Не заткнусь.

— Иди в жопу.

— Повтори.

Алиса промолчала.

— Да это все Алиса сделала! Она меня попросила, чтобы я с нее юбку снял, а Никифоровой поручила облить ее чаем и измазать кашей! Я тут ни при чем, можно сказать, — дрожащим голосом стал оправдываться Электроник.

— Ты заткнись! Это ты придумал Женю унизить, потому что она зануда! Эй, вожатые, он что-то сказал Жене, а та его послала, и он психанул! Она заслужила, зануда.

— Заткнулись все трое! — крикнул я. — Эрик, опускай девочку, а вы, провинившиеся, сейчас здесь приберетесь и извинитесь перед Женей. Кстати, где она?

— Она у тебя была, — сказал Гром.

Женя сидела в углу столовой на лавочке, надев порванную юбку, и тихо рыдала. Она сжимала в руках свои разбитые очки и старалась вообще не двигаться.

— Не буду я перед ней извиняться! — сказал Электроник.

— И я! — подхватила Никифорова.

— А я тем более! — сказала Алиса.

— Так! — начал я. — Это не обсуждается! Взяли, подошли и извинились, а потом взяли, вернулись и убрались! Сань, пригляди за виновными. Эрик, сообщи Ольге о случившемся и составь докладную на троицу. А я отведу Женю в ее комнату.

— Блин, давай Эрика оставим? Алиса его боится!

— А ты сделай так, чтобы она тебя еще боялась... Слушай, делай, а? Тут серьезное дело. Девочку загнобили, а ты еще не хочешь с виновными оставаться? В другой момент ты бы согласился...

— Ладно...

Я ушел с Женей в ее комнату. Она располагалась в дальнем корпусе на втором этаже. Войдя в небольшое помещение с двумя кроватями, стоящими друг напротив друга, с парой шкафов и столом, я осмотрелся, а Женя сразу подбежала к своей кровати и упала на нее, вслух зарыдав. Просто уходить нельзя было, нужно было успокоить. Но как?.. Э ладно, импровизируем.

— Жень, ты не плачь... Ну мало ли что ли дебилов на планете? Что случилось там?

Женя немного порыдала, а потом, задыхаясь слезами, произнесла:

— Я просто сидела и ела, подошел Электроник с Ирой. Электроник начинает меня сходу обзывать. Я уже в этот момент расстроилась и расплакалась. И не потому, что он меня обзывал, а потому, что он мне нравился! Тут Ира начала мне высказывать, что у такой страшилы, как я, никогда не будет отношений, и я совсем разрыдалась. А Электроник ржет, берет чай и выливает его на меня. Тут я его...оскорбила матом...Он взял тарелку и надел ее на меня, сказав еще много нелестных слов. И вдруг сзади Алиса убирает из-под меня стул, говорит, что я подлиза, чмошница, зануда. И Электроник подбегает, снимает с меня... — Женя сильно заплакала. — Юбку... А Ира...начала бить... И еще этот смех ребят, обзывательства... Электроник говорит, что с такой уродиной и занудой никогда не будет встречаться. Мне стало так страшно и больно от этих слов... Ира пнула меня по лицу и разбила очки... — Женя вновь сильно заплакала.

Я после этого рассказала ничего не испытывал, кроме жалости к Жене и ненависти к Электронику и Ире. Плохой мне отряд достался. Свои же бьют своих... И еще мои товарищи по Зоне жалуются на что-то... Да у меня тут девочка, которую буллят, и двое дебилов, которым нужно срочно вставить мозги... А у Грома там Алиса да и только.

— Жень... — начал я негромко. — Нужно было встать и снести кабину этому роботу чертову! А этим прошмандовкам ударить по тому местом коленом и делов!

— Они называли меня уродиной, занудой, страшилой, кикиморой, заучкой...

— Жень... Ты пойми, они называли тебя так из зависти. Ты видела эту Иру? Да из вас двоих красивая только ты! А Электроник просто не понимает, что такое красивая девочка и как общаться с девочкой. Он тебя размазал, как своего конкурента по партнерше. Он тебя не видел девочкой... А почему? Потому что он нихера не понимает в красоте девушки.

— Ты уверен?..

— Ты наш отряд видела? Из красивых только ты и Славя, все остальные выглядят, как шлюхи! То крашеные, то стриженные, то накрашенные, одетые как готки блять какие-то, а сами еще до пизды самоуверенные и тупорылые. Эта Ира и двух слов не могла связать, когда со мной говорила! Смотрела на меня, будто вообще не слышала меня и еще хамила, будто она здесь королева!.. Понимаешь, они как красивые обертки, в которых нет нихера. Это только внешне они привлекательные, но внутри эта красота затмевается дебилизмом и самоуверенностью! И смысл тогда от красоты? Важно то, что внутри, а не снаружи! Ты умная, начитанная, спокойная, интересная... Вот я сейчас говорю эти слова, а мозг понимает, что такая девушка — идеальная, и с ней можно заводить отношения и даже нужно! И многие этого не понимают... Так что ты еще красивая по сравнению с этими шаболдами! И вообще, Электроник с тобой не хочет встречаться, потому что внутренне он не дорос до тебя. Он понимает, что он никто рядом с тобой и хочет за счет издевательств самоутвердиться! Тебе просто завидуют, Женечка, что ты такая интересная и красивая, а они шаболды последние.

Женя посмеялась с последних слов и посмотрела золотистыми глазами на меня. На лице не было уже следов слез. Она улыбалась и крутила ногами.

Гром встал где-то подальше от места происшествия и молча наблюдал за пионерами. Взял со стола, где он сидел с товарищами, чашку чая и стал из нее хлебать, смотря на Алису, Иру и Электроника. Остальные пионеры уже ушли. Первый отряд разделился, и половина была на спортивной площадке (назовем это место так), а другая — на пляже. Второй отряд скрылся в неизвестном направлении. Тишина встала в помещении.

— Все из-за тебя! — прорычала Алиса на Иру.

— А что я? Это все он.

— Эй! Хватит уже! И так тошно от этого! — сказал Электроник.

— Тошно ему...из-за тебя мы сейчас тут полы драим! Тоже мне альфач нашелся! — возмущалась Алиса. — Что ты вообще к Жене подошел? Что ты ей сказал?

— Я ей сказал, что такая страшила всегда будет одна есть, а еще сказал, что она зануда.

— Дебил... Ничего другого придумать не мог?

— Тц...

— А она тебе что?

— Послала меня...

— И правильно сделала! Дебил... — вздохнула Алиса и стала протирать столы.

— А в чем я был не прав?!

— Что она страшила и зануда.

— А кто она? Красотка? Ты ее видела вообще?

— Видела. Позавчера, задрот, я ее видела. Она мне кое-что сказала про тебя.

— И что же?

Алиса немного помялась, а потом сказала:

— Что ты долбоеб, с которым только дура будет встречаться.

— А что ж она тогда со мной не встречается?

Гром хихикнул.

— Смешно тебе, надзиратель? — с сарказмом спросила Алиса.

— Мне вот вдруг стало интересно, почему ты вдруг сейчас защищаешь Женю? Ты же стул у нее выдернула.

— Тебе какое дело? — рявкнула Алиса, немного от усталости покраснев, и махнула челкой.

— Мне никакое. А вот докладной такая деталь очень даже нужна.

— Эй, не смей донос писать! — вдруг включилась Ира.

— Я не буду писать донос.

— Точно? — спросила Ира.

— Конечно не будет! Его этот Семеныч будет писать! — пробубнил Электроник и стал вытирать пол.

— Вот блин... Слышь, как там тебя?.. — начала Алиса.

Гром сделал вид, что не слышит ее.

— Эй! Вожатый, я к тебе обращаюсь! — нервничала Алиса.

— Тебе сколько лет, ты? — резко спросил Гром.

— У меня имя есть!

— У меня тоже.

— Б..., как тебя зовут? Забыла уже.

— Александр Михайлович.

— Вот, Александр Михайлович, можете поговорить с вашим другом, чтобы он не писал на нас докладную? Пожалуйста... — Алиса встала, отставив левое бедро.

— Я подумаю.

Алиса закатила глаза и вернулась к уборке. Пока не решила достать из юбки рубашку и завязать ее на груди, оголив пупок и тонкую талию. Формы Алисы стали более очерченными и видными. Гром заметил это смутился, увидев белую и нежную кожу, и ничего не сказал, отвернулся.

Алиса, видя смущение вожатого, тоже покраснела и незаметно улыбнулась, а потом нагнулась, чтобы вожатый посмотрел на нее. Но Гром ушел на кухню к поварихам, чтобы посмотреть меню на завтра. Девушка же не заметила этого и продолжала стоять, нагнувшись.

Заметил такую позу Электроник и покраснел. Он в голове додумывать все детали, что остались под одеждой. Ему захотелось побыть с Алисой наедине, но мысль, что недалеко, на кухне, вожатый, который в любой момент может зайти сюда, все портила. Внутри уже все переворачивалось от фантазии, что он будет делать с Алисой, но та вдруг встала и посмотрела туда, где стоял Гром. Его не было, и она нахмурилась, после чего повернулась к Электронику.

— Чего уставился?! Челюсть подними, дебил, а то слюни реками текут.

— Прости... — произнес Электроник и продолжил мыть пол, но мысли об Алисе не утихли, а только усилились. Такая горячая и огненная девочка она... И строгая...и бойкая...Может, с ней стоит замутить? Но как? Пригласить вечером к себе в комнату? Хотя, может, для начала посоветоваться с вожатыми? Они взрослые, понимают в этом деле, к тому же мужики, может, поймут... Да, так Электроник и сделает. Посоветуется с тремя вожатыми и пригласит Алису на свидание... Он добьется ее!

Ира немного была шокирована от действий Алисы и тоже так сделала. Она поняла, что рыжая девушка так сделала, чтобы понравиться вожатому. А чем она хуже? У нее тоже короткие и светлые волосы... И она высокая, выше Алисы...Только грудь меньше, зато более стройная... Ира сняла рубашку и оставила на корпусе только топ. Потом с холодом глянула на Алису.

Электроник невольно перевел взгляд на Иру. Белая кожа, более тонкая талия... Только форм нет... Совсем худая... «Зачем она-то так сделала?» — подумал Электроник. Но все равно засмотрелся на Иру. Что-то в ней было привлекательное, чего не было у Алисы... Но рыжая девочка ярче этой светловолосой худышки. Огненная гораздо интереснее и привлекательнее для него, чем холодная и скромная.

— Че смотришь? За штанами лучше своими смотри, — огрызнулась Ира.

— Ты собираешься мыть пол? Или ты только глаза протираешь на наших юбках? — спросила Алиса.

— Н-нет...я мою, мою...

Вошел Гром с новой кружкой чая и чуть не подавился. Сразу две девушки выглядели вызывающе. «Может, им еще за внешний вид накинуть наказание? Ладно, потом по поводу этого с Ольгой Дмитриевной поговорю...» — пронеслось в голове Грома и тот встал в углу, смотря на работу, а не на девушек.

— А сколько тебе лет, Двачевская?

— В ноябре будет восемнадцать, — улыбнулась она и вновь нагнулась.

— М-м-м-м, — протянул Гром и отхлебнул из кружки, просмотрев все плакаты на стенах столовой.

Алиса хмыкнула от такой реакции и немного обиделась. Зато Ира расправила плечи, демонстрируя небольшую грудь и тонкую талию. Она мягко улыбнулась вожатому.

Но Гром не обратил на это внимание. Но Электроника прям разрывало от влечения к девушкам.

— Слышь, мой полы, а не глаза мозоль, извращенец! — сказала Алиса, закатив свои глаза от взгляда Электроника.

— Эй! Ты че пялишься? — возмутилась тоже Ира. — Смотри не залей тут все своей малафьей, озабоченный...

Электроник ничего не сказал и продолжил мыть полы.

— Сам все начал, а теперь еще и пялится... — прошептала Ира.

— Вы так и не заткнетесь? Молча убирайтесь! — проговорил Гром железным тоном.

— Ты че раскомандовался? Ты не в армии! — немного обиделась Алиса.

— Ты че опять психуешь?

— Пошел знаешь куда?! — сказала Алиса и демонстративно ушла из столовой, развязав рубашку и сунув ее обратно в юбку.

— Эй, вернись! Вот блин...

Алиса вышла. Гром немного постоял и тоже вышел.

Выйдя, он увидел пустующую площадь, тихие корпуса, яркое солнце в небе. Алисы не было. Это встревожило его и заставило задуматься. Или просто потупить взгляд на площади, пытаясь услышать мысли. Пустота накрыло сердце, в голове все смешивалось в неразборчивое месиво. Почему-то ему стало жаль Алису. Гром вздохнул и вернулся. «Нужно быть с ней все-таки помягче» — подумал он, разочаровавшись в себе. Раньше, еще, кажется, в Зоне он трезво думал и имел четкие принципы, как общаться с кем-либо. А сейчас он впервые задумался, правильно ли сделал, что накричал на нее? Но особенно Грому становилось неприятно от понимания, что к Алиса его любит. Но у него уже есть семья...и даже ребенок такого же возраста, как и она. «Черт, как бы за педофилию не сесть... Нет, не люблю я ее. У меня есть жена и ребенок!» — подумал Гром и вошел...

Ира и Электроник уже все прибрали и стояли вместе, ожидая воспитателя. Ира также надела рубашку.

— Все убрали?

Они кивнули.

— Можете идти.

Они ушли.

Гром взял чашку чая и осмотрел столы. Везде было чисто. Вся столовая блестела после работы провинившихся. Что ж, теперь можно и к отряду. Только где он? На улице никого нет! А все же, где Алиса?..

* * *

Провал уже закипал от постоянного трепа девочки, которая бегала у него под ногами и перекрывала ему путь к Ольге Дмитриевне. Ему уже кололо спину и ноги от ярости, и он из последних сил сдерживался, чтобы не накричать на Ульяну. Но выдержка и терпение, свойственные Провалу, не позволили ему взорваться. Однако последняя фраза Ульяны чуть не уничтожила все терпение.

— Эрик Семенович, не злись на Алису, она не специально... Просто она хочет дяде Саше понравится... — проговорила девочка и глянула на Провала, встав перед ним.

Он глянул вниз, на яркие голубые глаза, и спросил:

— Какому дяде Саше? Вожатому?

— Да... Только ты не говори никому, что я сказала, а то Алися меня убьет...Она мне и Мику по секрету сказала...

— Угу... И зачем ты мне это говоришь? Скажи Александру Михайловичу.

— Нет... — Провал пошел дальше, а Ульяна осталась стоять, потупив взгляд.

Провал пошел дальше. Зайдя в кабинет Ольги Дмитриевны, он никого не обнаружил и вышел. Ульяна все также стояла и грустила. Провал немного постоял возле домика вожатой и двинулся ко второму отряду. А где он?

— Ульян, где наш отряд? — спросил холодно Провал и положил руки на бока.

— Кто-то на пляже, кто-то здесь. А Алиса моет полы... Ой, вот она как раз идет!

Провал заметил идущую в свой домик Алису и стоящего возле столовой с кружкой. Он не видел Алису и смотрел на площадь. Потом вернулся обратно. Алиса зашла в свой домик. Ульяна пошла к ней.

— Эй, ты куда? — спросил Провал.

— К Алисе. Что-то она какая-то расстроенная...

— А ты не знаешь, где Ольга Дмитриевна?

— На пляже, наверное.

— Спасибо.

— Спасибо?.. Нет, с тебя конфеты!

— Что?..

— Конфеты!

— По-моему ты уже большая девочка. А большие девочки не едят конфеты. Или ты все-таки маленькая?..

Ульяна нахмурилась.

— Большая... — прорычала она сквозь зубы, сверля Провала полным ярости взглядом. Притом Провал стоял спокойно, словно ни капельки не испугался такого взора.

— Ну вот...

— Что «ну вот»? С тебя пять конфет!

— Да за что, вымогательница мелкая?

— Я НЕ МЕЛКАЯ! — крикнула Ульяна и притопнула ногой. — А конфеты за информацию. И я не вымогательница!

— Еще как вымогательница! Ты сказала мне только два слова и «наверное», то есть, выразила сомнение, а значит, что не факт, что вожатая на пляже, так? И за непроверенную информацию тебе пять конфет? Две — максимум, и все — маленькие, невкусные.

— Да так нечестно!

— Все честно у меня, так что не кричи. Два слова равно две конфеты.

Ульяна немного подумала и сказала:

— Хорошо... Ольга Дмитриевна...эм...она на...красивом и ярком пляже с пионерами из первого отряда и второго отряда. Эм...Ну...она...эм...загорает там...да, там...Мда...эм...

— Повторяющиеся слова и паразиты с междометиями не считаются! Шестнадцать слов. И минус те два слова. Четырнадцать... Эх, читай больше книг, сладкоежка-вымогательница... Держи. — Провал достал из кармана кучу разноцветных конфет, похожих на «Эм-энд-Эмс» и вручил Ульяне. Та взяла их, ярко улыбнулась, покраснела и обняла Провала, на что тот себя неловко почувствовал.

— Я всегда знала, что ты хороший вожатый... Ты совсем как старший брат для меня. Только подзатыльники не даешь...

— Если надо, я буду тебя ставить дежурить в столовую.

— Не надо...

— Иди на пляж, пока тепло, — перевел тему для разговора Провал.

— Я сначала к Алисе пойду... А то она какая-то грустная вышла из столовой...

— Хорошо, — сказал Провал и повернулся в сторону столовой. Оттуда уже вышли Ира и Электроник, причем последний, увидев Провала в объятиях маленькой Ульяна, смутился и встал возле столовой. Но пойти Провал к столовой не мог — его крепко сжала Ульяна.

— Пусти... — сказал Провал и сделал с трудом шаг.

— Не путю...

— Тц... А это случайно не Алиса плачет? — соврал Провал, чтобы девочка отцепилась.

— Где? — Ульяна встала в боевую стойку и прислушалась, отстав от Провала.

Тот пошел к столовой. Уже хотел подойти он к крыльцу, как его остановил Элетроник.

— Эрик Семенович! — окликнул пацан вожатого.

— Чего тебе?

— Мне нужно с вами посоветоваться...

— По поводу?

Электроник быстро пересказал историю про то, как Алиса и Ира переодевались...

— Пха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! — рассмеялся Провал. — Что, обе понравились?

— Угу... — произнес смущенно Электроник.

— Забей, парень, тебе не сами девушки понравились, а их формы. У тебя к ним не чувство любви, а чувство влечения. И не более. Тебе сколько лет?

— Семнадцать.

— А тем сколько?

— Тоже семнадцать.

— Тебе просто нужно с ними потр... Забудь, в общем.

— Я знаю, что мне нужно с ними сделать, — улыбнулся Электроник. — Но сначала нужно к ним как-то подойти... Не в смысле взять и подойти, а сблизиться с ними, войти в их круг общения. Ты же старше, лучше знаешь, как вести себя с девушками...

— А у тебя отношений что ли до этого ни разу не было?

— Нет...

— Слушай, я по таким делам не спец. Ты обратись с этим к Илье Григорьевичу или Гро...мову Александру Михайловичу.

— Щас! Я тебе уже все рассказал! Так что говори! Я все, что угодно, сделаю! Хоть кофе на четвереньках в комнату тебе приносить.

— Ты давай не опускайся. С петухами девушки «не хотят иметь дело». Неделю в столовке подежуришь и все. А что касается девушек я тебе сказал: обращайся к тем вожатым.

— Да почему?

— Илья Григорьевич в твои года самым настоящим сердцеедом был. А у Александра Михайловича уже жена есть, и в юности у него было полно отношений. А у меня только одна девушка была за всю жизнь. Есть разница?

— Ты более надежным выглядишь...

— Да?! Тебя не смущает, что я сейчас ходил на вас докладную писать? Ваше счастье, что Ольги Дмитриевны не было, иначе от ваших жоп бы сейчас ничего не осталось!

Электроник хихикнул.

— Ты перед Женей извинился?

— Нет еще... — Электроник от чего-то помрачнел при упоминании ее.

— Так чего ты тут стоишь и душу мне изливаешь? Марш к ней!

— А я хочу к Алисе и Ире, — улыбнулся Электроник.

— Одно из двух на день, бабник мелкий.

— Ну ладно... К Алисе...

Провал вздохнул, не желая продолжать этот разговор, и начал:

— Короче, приготовь цветы ей... Узнаешь у Саши Михайловича, какие она любит... Или у ее подружек. Вон, там Ульяна стоит... Пригласишь ее прогуляться. Возьмешь ее за руку, не спеши вперед нее, много не болтай, веди себя прилично. Пригласи потом к себе. Предложи ей, не знаю, поиграть в карты на раздевание. А там все само сложится. И про самое главное не забудь.

— А что самое главное?

— Чтобы у тебя ребенок через год не появился.

— А! Гандон, что ли? — воскликнул, улыбаясь, Электроник. — Он у меня есть!

— Не ори. Значит, есть, да?.. Ну и отлично. Все запомнил?

Электроник кивнул.

— В бой, боец.

— Спасибо, Эрик Семенович! — сказал Электроник и побежал на поляну.

Прибежав на луг, Электроник осмотрелся. Кругом высокая трава, из которой в некоторых местах выглядывали полевые цветы, сиреневые, с маленькими цветками, или белые, желтые. Чуть дальше рос бурьян, высокий, как Провал или Семен. А уже за бурьяном начиналась бескрайняя зеленая холмистая степь. И вдалеке виднелся лес. Солнце, несмотря на то, что уже начинало заходить (незаметно наступило четыре часа дня), палило, как в пустыне, но дул прохладный ветер, наклоняя траву. Небо где-то на западе стало краснеть, но все равно было голубым и ясным. Все это можно было бы описать одним словом: легкость. Это то, что всегда ощущается летом, особенно в такое время и такую погоду. Но внутри Электроника к легкости добавлялось чувство симпатии к Алисе. Хоть Эрик Семенович и говорил, что это лишь влечение, он знал, что Алиса нравится ему. Но не мог понять почему... Наверное, потому, что он, бродя по степи, выбирал для нее только самые красивые цветы, подбирал в голове для нее самые красивые комплименты. Эта любовь, казалось, родилась в нем только сейчас, но будто существует в нем уже давно. При мысли об Алисе сердце начинает быстрее колотиться, а сама мысль занимает весь разум и прочно крепится в воображении. Нет, это не просто влечение. Это любовь. Электроник понял, что для него сейчас важно не просто «попробовать ее», чтобы утолить жажду к ней, а просто взять ее за руку и побыть с ней. Она такая яркая, взрывная, дерзкая, но при этом симпатичная, милая и общительная. А ее глаза такие необычные...янтарные... Может, стоило быстро съездить в город в цветочный магазин и купить оранжевых или красных цветов?..

Электроник уже сорвал огромный букет из разных полевых цветов и уже собрался уходить обратно в лагерь, как вдруг заметил силуэт вдали. Это был человек, в военной форме; с блестящими черными волосами, убранными набок; в солнечных очках; с бледным, симпатичным, но немного неестественным лицом, будто этот человек никогда не улыбался или двигал как-то лицом. Но поразило больше всего наличие автомата в руках. Человек шел со стороны города и ловко переходил холмы сквозь высокую траву. Он сначала шел в сторону Электроника, но свернул куда-то влево, уходя в лес за лагерем. Пацан немного постоял, смотря на человека, и пошел быстро в лагерь. Но вдруг встал. Сердце ушло в пятки, а внутри все похолодело и задрожало. Перед ним стояла Алиса, с завязанной рубашкой и короткой юбкой.

— П-привет, — проговорил Электроник, заикаясь.

— Виделись уже, — заметила Алиса и посмотрела в глаза Электронику. Какие же у нее все-таки красивые глаза!

— Д-да... — Электроник смутился.

— Кому цветы собираешь? Жене?

— А зачем Жене?..

— Ну чтобы извиниться, — сказала Алиса и вздохнула, отвернувшись. Электроник понял, что она плакала.

— Что-то случилось?

— Нет, — пропищала Алиса, не поворачиваясь к нему и шмыгнула носом. Она скрестила руки на груди.

— Ты из-за вожатого? Да брось, Алиса!

— Легко сказать... — Янтарные глаза Алисы заполнились слезным блеском, а губы грустно скривились.

— Алис, не плачь... Он новый вожатый все же, еще не знает, как разговаривать с нами...

— Угу... — Из глаз Алисы потекли слезы. Она чувствовала глухую боль в сердце, что вожатый, вполне симпатичный и привлекательный, так относится к ней. И даже не оценил ее наряд. Она думала, что парням такое нравится, тем более ему, а тут такое... И еще эта Ира решила конкурировать... А еще рапорт этот высокий напишет, и тогда она получит такой взбучки от Ольги Дмитриевны, что надолго запомнит... В какой момент все пошло не так?..

Электроник приблизился к ней и аккуратно вытер слезы на ее нежных щеках. Она вздрогнула при прикосновении и отстранилась.

— Эй, ты что делаешь?

— Прости... — Электроник опустил голову.

— Ты вообще что здесь делаешь?

— А ты?

— Я?.. Эм... — От грусти и слез Алисы и следа не осталось. — Просто вышла прогуляться...

У Электроника все внутри сжалось, и он, преодолевая стеснение и прерывающееся от волнения дыхание, выдавил из себя, еле подняв потяжелевшую и гудящую голову:

— Тебе цветы собирал... — И вновь опустил голову.

— Аэ... — произнесла Алиса и отвела глаза в сторону. Она покраснела, а ее взгляд наполнился смущением.

Электроник тоже покраснел. Он даже не думал поднимать голову после такого. Казалось бы, он сказал, что собирал ей цветы, но для него эта фраза означала тоже самое, что и «я тебя люблю». Он протянул ей цветы, которые собирал с такой же любовью, с какой он ее любит.

Она неуверенно взяла цветы и сильно покраснела. Ей одновременно хотелось что-то ему сказать, убежать и бросить цветы ему лицо, но при этом поблагодарить его, посмотреть ему в глаза. Но что-то сидящее внутри мешало это сделать. Но что именно — неизвестно. Одно было понятно: Александр Михайлович ушел на второй план. Но первый план пустует. Сердце ноет от этой пустоты и не знает, как себя вести. Электроник слишком спонтанно появился в жизни Алисы и не проник в самую глубину сердца. Но Алиса не знала: принимать его или нет? Она не любила Электроника. но кажется, что чувства к нему есть.

Взяв цветы, она немного помолчала. Она тоже опустила голову. Ребята пару минут стояли в молчании под гул вечернего ветра. Небо к этому моменту уже горело ярким янтарным цветом.

— Зачем? — вдруг спросила Алиса.

— Ну...

Алиса промолчала, опустив голову. Потом она сжала букет в своих руках, прижала его к своей груди и посмотрела на цветы. Взгляд Алисы будто изменился. Яркий, дерзкий огненный взгляд стал глубоким и немного грустным. Алиса подошла ближе к Электронику и посмотрела ему прямо в глаза.

— Так зачем собирал цветы? — В ее голос вернулась дерзость, равнодушие и уверенность.

— Ты мне нравишься, Алиса... — решил сознаться Электроник.

— Да? — В голосе Алисы послышалась игривость. — И как давно?

Электроник помолчал.

— Эх, романтик... — Алиса подошла к Электронику и обняла его.

Электроник сильно покраснел. Крупная грудь Алисы касалась его груди, из-за чего парень замер в смущении. Но он нашел в себе силы приобнять Алису за тонкую, но крепкую талию и прижаться к ней, обнимающей его за шею. Она была теплой и нежной, мягкой и приятно пахнущей. Электроник уткнулся носом в ее шею и почувствовал на своем лице пряди ее рыжих мягких волос.

Алиса же только сейчас поняла, что обняла Электроника. Он был выше нее, и она утыкалась носом в его плечо. К крепкому и мускулистому телу того было приятно прикасаться. Алиса поняла, что не хочет его отпускать. Она ощутила на своей шее его нос, а на талии — его крупные мужские ладони, и покрылась мурашками. В ответ девушка решила правой ладонью пройтись по его длинным, пшеничного цвета, волосам. Они были жесткими, но легкими.

Парень на это только сильнее прижался к Алисе...

Но погода резко испортилась. Янтарное небо стало бледным, мрачным. Появились откуда-то облака свинцового цвета. Ветер стал сильнее и чаще дуть, наклоняя не только траву и деревья, но и ребят. Их галстуки буквально срывало бурей. Ветер также затруднял им дыхание и движение. Электроник, взяв Алису за руку, повел ее в лагерь.

Пока они дошли до домиков, заморосил дождь, постепенно превращаясь в ливень из крупных прозрачных капель, похожих на град. Небо стало мертвенно-серым, облака слились с небосводом. Солнце скрылось, стало темно.

Стали прибегать ребята с пляжа...

* * *

Пляж. За два часа до урагана.

Я ушел от Жени в два часа и пошел на пляж. Я понял, что соскучился по бескрайним и чистым волнам моря. Но, помнится, я всегда боялся моря. Однажды встал на самый край берега и вгляделся в море. Циановые пенящиеся волны колыхались в разных местах и иногда ударялись о мои ноги, тогда босые и голые, без волос. Я вгляделся вдаль, пытаясь разглядеть край, но море было бесконечным. Оно — огромное и глубокое, сильное и бесконечное, чистое и коварное, я — маленький мальчик, стоящий перед морем, как Давид перед Голиафом. Только в этом случае Голиаф больше Давида раз в сто, также и море больше меня. Именно его бесконечность, бушующие и шумные волны меня и пугали. А над морем еще темно-серое, грозное небо. Бушующее море и грозовое небо — два титана, которые вот-вот сойдутся в схватке, хоть ими и управляет их общий хозяин — погода, — цель которого напугать людей, возможно, чтобы доказать в очередной раз, что царь природы — далеко не человек...

И вот я вновь стою перед морем. Пылающее огнем вечернее небо провожает садящееся за горизонт, возможно, за край моря, испуская на него хладеющие, но яркие лучи. В Зоне я много раз наблюдал садящееся солнце, но то, что я вижу сейчас — совсем другое. Я вижу тишину. Для меня она так и выглядит: вечер, уходящее яркое солнце, тихая поступь ночи, холод. И даже мысли уходят вслед за солнцем, приходя потом уже перед сном, чтобы сказать «спокойной ночи» в виде размышлений и той самой ночной мотивации и вновь уйти.

Что-то я задумался больно. Зачем я сюда пришел? А, по морю соскучился... Но случайно я заметил Ольгу Дмитриевну... Видимо, еще по юношеским годам соскучился.

Я подошел к Ольге Дмитриевне. Она была в красном купальнике, который не столько скрывал ее «достоинства», сколько подчеркивал их. Ее и так огромная грудь казалась в этом купальнике еще больше, а бедра — более привлекательными. За день она сильно загорела. Завидев меня, она поднялась с полотенца, на котором лежала, загорая, и сняла очки. Места вокруг глаз были белыми, а остальное лицо — красным. И очень сильно на фоне таких изменений цвета кожи выделялись ее зеленые глаза, казавшиеся изумрудными, как у меня.

— О, Илья Григорьевич пришел, — улыбнулась она мне. — Что-то ты поздно пришел загорать, мы уже собрались собираться. — И засмеялась, видимо, от тавтологии.

Я улыбнулся и вгляделся в море. Оно выглядело слишком мирным, что одновременно и напрягло и успокоило меня.

— Да, у нас в столовой маленький инцидент случился.

— Я знаю. Ребята рассказали, — мрачно произнесла Ольга и обняла колени, смотря в сторону моря.

Я замолчал и присел рядом с ней.

— Помнишь, как тогда мы одни на пляже валялись? — с улыбкой спросила Ольга Дмитриевна.

— Как резко ты меняешь тему разговора. К тебе потом Эрик зайдет, чтобы докладную написать. В него, кстати, мелкая втюрилась.

— Это ненормально!

— Я знаю. Эрику самому это не нравится. Он вообще не любит всю эту романтику, эти отношения и розовые сопли. И я перенял у него это отношение к любви.

— Почему?

— Оно ближе ко мне оказалось. После того, как я закончил исторический факультет, я долго искал себя. Моя жизнь тогда разделилась на «до» и «после». Это раньше я был деликатным и скромным. Сейчас я прямолинейный и простой. Только страхи остались те же.

— Ты про море? — спросила тихо Ольга. Она знала, что я боюсь море.

— Да, — сказал я и также обнял колени. Потом посмотрел в песок и стал кусать губы. Я задумался, но в голове стояла пустота, мыслей не было.

— А знаешь чего я боялась всегда?

— Чего?

— Что ты исчезнешь из моей жизни.

Я посмотрел на нее неуверенно.

— Исчезну? В смысле?

Ольга промолчала, но потом сказала:

— Помнишь, когда ты рано из лагеря уехал в больницу? Еще целых две недели до конца смены, а ты домой поехал...

— Помню, — оживился я. — Женя за тобой бегал, а Саня в лесу потерялся... Столько лет прошло с тех пор.

— Да, но...Когда ты уехал, мне стало одиноко и скучно. Оставшиеся две недели я не выходила из своей комнаты и даже не ходила гулять с Женей. Скучала по тебе, места себе не находила, потому что...любила-то я тебя...

Я не верил своим ушам, чувствуя горечь на сердце. Я тоже тогда любил Ольгу, но боялся ей в этом признаться. К тому же Женя с ней заигрывал, а он был моим другом, причем таким близким, что мы даже вместе пошли в Зону. Но Женя погиб. Его застрелил фанатик. Прямо у меня на глазах. И для меня самой невыносимой болью была потеря друзей, с которыми я пришел в Зону: Вадим, Женя, Саня... И все погибли... Но сейчас я чувствую особенную тяжесть. Самим сердцем я ее слабо ощущаю, но его глубинами — сильно. И ведь эта любовь была взаимной...двадцать лет назад. А я не понимал, забыл про это. И сейчас мне так горько. И горько от того, что прошло двадцать лет. Хотя нет, девятнадцать лет только... Но от этого нелегче.

Небо уже пылало от света вечернего садящегося солнца. Было ярко, но темно. Ребята уже ушли в лагерь. Остались на пляже только я и Ольга Дмитриевна. Мы сидели рядом и вспоминали свою юность в лагере. Точно! Девятнадцать лет назад, за день то отъезда я здесь также сидел с Ольгой! Только слева от меня еще Женя сидел, а справа от Оли — Саня. Мы смотрели на закат и молчали, рассуждая каждый о чем-то своем. Теперь сижу я с Ольгой, нет товарищей, и я думаю о том, что они рядом сидят. Я чувствую, что они рядом.

— И что ты молчишь? — спросила осторожно Ольга после своего откровения.

— Слишком много лет прошло. И ты только сейчас решилась сказать об этом? — мрачно проговорил я, смотря стеклянными глазами на нее. Внутри была тяжелая пустота.

— Я не знала, как об этом тебе сказать тогда. Ты был таким веселым, улыбчивым, оптимистичным, умным, начитанным, но прямолинейным и жестоким. Я боялась, что ты отвергнешь меня. Прямо так и скажешь мне, не задумываясь: «Я тебя не люблю», а потом еще начнешь подтрунивать надо мной, выставишь меня полной идиоткой.

Я усмехнулся. Было пару раз такое. Девочки из другого отряда предлагали мне встречаться, а я их посылал. У меня была одна любовь: та, которая сейчас сидит рядом со мной.

— Скажи, ты любил меня тогда? Я правильно сделала, что не сказала тебе?

— Не знаю. Я сильно изменился. Порой вспоминаю себя юного и вижу не себя, а чужого человека.

На самом деле я остался тот же, наверное. Просто все, что было характерно для меня юного, притупилось и залегло на дно после прихода в Зону, когда важны были другие качества, которые нужно было развивать, чтобы не погибнуть.

Мы еще немного посидели в молчании.

— Ты любил меня?

Я помолчал.

— А что? — Я улыбнулся, чтобы сохранить интригу.

— Ты нифига не изменился, — тоже улыбнулась Ольга. — Только щетину отрастил и плечи накачал. В остальном ты тот же Илья, что и был в лагере. Тебя все девочки называли Илюша.

Я покраснел и отвернулся. Отвернувшись, улыбнулся.

Ольга посмеялась.

— Ну так что? Ты любил меня?

— А что? — повторил я, улыбаясь.

— А вот...

Я хмыкнул.

— Ну вот что ты хочешь, чтобы ответил?

— Завтра только ты командуешь, а я целый день сплю.

— Ты охренел? — с улыбкой и смехом спросила Ольга?

— Нет, — ответил я и тоже засмеялся.

— А мне кажется да! — Ольга прижалась к моей груди и обняла меня, я ее — тоже, и мы немного посидели в тишине.

Но первым тишину прервал я:

— Так мы договорились?

— Эх...Вот тебя же хер переубедишь! Договорились. Только потом ты сам один будешь командовать, а я буду спать.

— Хорошо. Так какой был вопрос?

— Тебе еще сто раз повторять? — Ольга вновь засмеялась. — Ты меня любил?

— Эх... Да, — сказал я, и внутри меня все замерло, похолодело и задрожало от волнения.

— Эх...

— А что?

— Ничего, — Ольга загадочно улыбнулась.

— Ну говори.

— Ну нет.

— Оля..

— М?

— Н, блин! Говори.

— Что говорить?

— Ну ты Оля и...Оля!

Ольга засмеялась.

— Как бы тебе объяснить... — начала Ольга, — Когда ты вернулся, мои чувства...ожили...к тебе мои чувства ожили...да...

Я повернул глаза в ее сторону и почувствовал, как сердце бьется со скоростью света.

— Тоже самое... — ответил я.

Мы посмотрели друг на друга. Но солнце резко скрылось за темными и низкими тучами. Похолодало. Ольга встала, взяла полотенце и, даже не переодеваясь, побежала в лагерь. Я встал, посмотрел на бушующее море и серое небо. Сильный ветер поднимал в воздух песок и бил им меня по ногам. Это был ураган, потому что спустя пару минут небо приобрело свинцовый оттенок, как и все вокруг. Я побежал вслед за Ольгой. Какие же у нее все-таки ненаглядные формы...