Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Рон всегда чувствовал себя лишним.
Когда родители только заключили магический брак, они договорились о количестве детей. Артур хотел двоих пацанят, Молли — девочку. Вместо идеальной тройки вышла семёрка, отразившаяся на бюджете семьи самым печальным образом.
Билли и Чарли были гордостью родителей, Перси педантично зарабатывал на свои хотелки ещё с двенадцати, проказники Фред и Джордж умиляли мать схожестью с давно умершими братьями, а Джинни и вовсе была принцессой. Рону в этой картине почти идеальной семьи не было места.
Нет, его не морили голодом, выделяли тяжело доставшиеся кнаты на сладости, покупали подарки ко дням рождения, но Рон чувствовал себя невидимкой. Отцу интереснее были старшие дети, даже с Перси он обстоятельно беседовал об отделах Министерства и привычках их начальников. Жизнь матери вращалась вокруг долгожданной дочери и грандиозных планов на её будущий брак. Интересы, вкусы, планы Рона не интересовали никого. Попытки выйти из состояния невидимости заканчивались тем, что он становился излюбленной жертвой для бесчисленных экспериментов близнецов. И Рон смирился с тем, что в семье никому не нужен.
Первые полгода в Хогвартсе Рон блаженствовал: на него показывали пальцем, как на друга Героя. Он ревниво отслеживал, чтобы Гарри не подружился с кем-нибудь ещё, и грезил картинами прекрасного будущего. В них они вместе побеждали монстров, о Гарри и Роне писали в газетах и учебниках. «Мальчик-Который-Выжил и его Самый-Лучший-Друг победили банши/злобного оборотня/вставь нужное».
Столкновение с реальным, а не выдуманным троллем несколько выбило Рона из состояния радужных грёз, а окончание первого курса и вовсе уложило в больничку. Впервые он задумался, чем может грозить близкая дружба с героем, и молча благодарил всех богов, что самому не пришлось воевать с Волдемортом-из-чужой-башки.
Окончательно сладкие грёзы покинули Рона в начале второго курса, когда он неожиданно услышал обычный, казалось, диалог неумехи Лонгботтома и какого-то хаффлпаффовца.
‒ Жалею, что уговорил шляпу на Гриффиндор, ‒ грустно говорил Лонгботтом, который сейчас почему-то не казался ни рохлей, ни мямлей.
‒ Согласен, тебе и поговорить там не с кем, ‒ соглашался незнакомый хаффлпаффовец, чем-то неуловимым неприятно напоминавший задаваку Малфоя. — Поттер, может, и герой, но слишком авантюрист, да и аристократу так выглядеть не комильфо. Кто там у вас ещё, не считая кошмарной Грейнджер?
‒ Томас и Финниган.
‒ О, чёрный с повадками мелкого воришки, и Пэдди (презрительное название ирландцев). Так себе компания. Кто там ещё? Шестой Уизли? Да с ним даже за одним столом сидеть противно, и мозги там прочно заменили сосиски с беконом, ‒ скривил губу мерзкий аристократишка с Хаффлпаффа, и они засмеялись вместе с негодяем Лонгботтомом.
‒ Джастин, ‒ отсмеявшись, сказал последний. — Я сумел достать нужную сумму.
‒ Это отличная новость. Соединим с моей, и уже можно будет уговорить старшего брата сделать кое-какие инвестиции. Ты не представляешь, как мне подпортил планы этот Хогвартс, ‒ тоскливо протянул хаффлпаффовец.
‒ Примерно, как мне — попадание на Гриффиндор, полагаю.
‒ Ну да, я пролетел с Итоном, ты с верными если не друзьями, то союзниками… Я не я буду, если не найду возможности отсюда сбежать, ‒ горячо сказал Джастин.
Рон не стал подслушивать дальше: приближался ужин, а трапезы пропускать не хотелось.
Однако неприятный разговор что-то сдвинул в его восприятии. Словно впервые Рон, садясь за стол, услышал шепотки «Шестой, шестой, осторожнее!» и увидел, как от него отодвигаются или отгораживаются плёнкой Щитовых чар.
Мрачный и полуголодный, Рон возвращался в гриффиндорскую башню, сам себе обещая прочитать книжку про этику… нет, этикет. Обещание он сдержал, хотя нудная книженция усыпляла его после двух страниц. Только в конце дело пошло повеселее: стали попадаться интересные заклинания, которые выходили даже с его калечной палочкой.
Рон неожиданное увлёкся и нашёл ещё пару книг, рекомендованных в «Правилах поведения в приличном обществе». Те были побойчее и помогли починить противную палочку, которая заставила хозяина жевать слизняков, и так, ещё кое-чего по мелочи.
Впервые спускаясь в гостиную аккуратно причёсанным, в отглаженной мантии и начищенных ботинках, готовясь хвалиться прекрасно усвоенными бытовыми чарами («Да, Гермиона, тебе их знать точно не помешает!»), Рон не ожидал, какое горькое разочарование его постигнет.
Его не замечали. Снова. Гермиона яростно тыкала в его эссе по Чарам и нудела про ошибки, Гарри слепо прищурился, но ничего не сказал, за столом все привычно отгородились Щитами…
Из депрессии Рона вывела пропажа Джинни, потом, уже на третьем курсе, встряхнули значительные, но никем не отмечаемые перемены в его сестре.
Рон впервые тогда решил, что нужен сам себе. Он теперь внимательно следил за собой и стал получать удовольствие от тонких издёвок над окружающими. Показательная ссора с Гарри, потому что Рон обиделся, что и тот считает его неряхой и болваном. Бордовый наряд из лавки старьёвщика, о котором с подачи Малфоя знали все, сменился прекрасной тёмно-синей мантией на Святочном Балу (чего никто не заметил). Горделивая Гермиона, не слышавшая, какие сплетни о ней распускают дурмстранговцы, свято уверенная в его любви к ней. Дурашка Драко, почему-то считавший, что Уизли ему завидует. Рон не спорил ни с кем и не пытался никого убеждать, особенно после того как Гермиона не поверила ему и ушла с Крамом.
Спокойствие и уверенность в себе окупились на шестом курсе. К нему стали присматриваться слизеринцы. Нет, он не считал теперь всех змей абсолютным злом, но до чего же живучи предубеждения некоторых! Потом Гермиона стала совершать странные телодвижения в попытках показать себя с лучшей стороны, откровенно ревнуя к Лаванде.
Рон искренне наслаждался игрой в квиддич, продолжая водить за нос окружающих. Все столь резко поверили в его неуверенность! Рон про себя улыбался, слушая кричалку Слизерина, и вместе с Гарри победно поднимая Кубок, думал: «Да, я король… троллей».
И к слову о Лаванде. Рон был благодарен ей за то, что она впервые показала Хогвартсу, что он вполне симпатичный и нормальный парень. И ему было жаль, что девушка для своей первой любви выбрала его. Не имея опыта, Рон не знал, как отказать Лаванде и не обидеть, потому и получилось всё так плачевно. Прозвища Тролль та совсем не заслуживала, и Рон расквасил Финнигану нос, а Патил добавила.
Во время дурацкого путешествия за чем-то важным для Волдеморта Рон вымотался так, как никогда раньше. Гермиона совсем не слушала его, заявляя, что Рон — полный дуб в чарах, и не давала ему готовить. Давясь сухой кашей или полусырой-полугорелой рыбой, Рон иногда хотел чем-нибудь приложить задаваку, но Гарри их мирил. Но особенно бесило другое, а не привычное уже высокомерие Гермионы.
Она то ли не могла определиться, кто ей нравится, то ли собиралась вызвать его ревность, в любом случае неприкрытый флирт с Гарри становился всё откровеннее. Рон не винил друга, видя, как того мучают кошмары. Гарри явно было не до намёков Грейнджер.
Последней каплей стал крестраж, ношение которого било по мозгам и не давало смотреть на вещи иронически. Воспользовавшись отсутствием подруги, Рон в кои-то веки приготовил нормальный завтрак. Войдя в палатку, он почувствовал себя героем анекдота: Гермиона в чём-то соблазнительно-прозрачном теснила Гарри к стенке палатки. Увидев странное выражение лица Поттера, Рон отстранённо подумал: «Пусть переспят, может, легче станет» ‒ и ушёл.
То ли Гарри о чём-то догадался, то ли по-новому разглядел Рона, но через пару недель прислал Патронус с сообщением: «Я её угомонил, возвращайся».
Рон вернулся, благоразумно не спрашивая о способах поттеровского вразумления. Гермиона же была недовольной и просияла при его появлении. И с новой силой принялась оттачивать на них свои чары.
После войны Рон не стал возвращаться на повторный седьмой курс, несмотря на упрёки Гермионы. Мать сильно сдала после смерти Фреда, Джордж ушёл в запой, бизнес близнецов был на грани развала. Понимая, что Молли его слушать не будет (он по-прежнему был лишним колесом в телеге Уизли), Рон сосредоточил свои усилия на вразумлении брата. Какой из аргументов сработал, неизвестно, но Джордж пришёл в себя, хотя и не стал прежним. Его гений тоже окрасился в мрачные тона, но и довоенных вредилочных разработок хватало.
Рон неожиданно нашёл своё призвание. Нет, он не стал зельеваром или артефактором, но бухгалтерское дело, оформление патентов, ведение бизнеса увлекло его. Здесь Рон мог бы педантичностью в мелочах поспорить с Перси.
Гермиона, окончив Хогвартс, снова появилась в его жизни. Обломав зубы на Поттере, она, очевидно, решила опять попробовать чары на Роне. Он понимал, что Гермионе нужен брак с чистокровным. Несмотря на весь её героизм и орден Мерлина, она оставалась чужачкой в мире магии и не могла пробиться в Министерство.
Рон сделал предложение Гермионе. Отчасти из снисхождения к её усилиям, отчасти из-за того, что решил ей поверить.
Сначала брак казался Рону удачным. Потом он начал понимать, что эта видимость основана на простом факторе: они жили каждый своей жизнью, не особо стараясь стать семьёй.
Кое-что заподозрив, Рон тайно прошёл обследование в Мунго. Диагноз был неутешителен: бесплодие. «Что же вы хотите, молодой человек, маги не зря останавливаются на рождении двух-трёх детей. Магические силы ребёнок тянет из родителей, и чего не хватит четвёртому-пятому-шестому ребёнку, неизвестно. Может, магии, может, жизни… или здоровья». Взволнованный Рон тайно написал Джинни и довольно быстро получил от неё ответ. Сестра была в курсе этой особенности жизни волшебников, и, хотя у неё дела обстояли не так печально, детей она могла родить только от сильного мага. Очень сильного.
Рон не знал, как сообщить о бесплодии Гермионе. Попытки поговорить та обрывала: у неё начались какие-то сложности на работе. И он решил отложить разговор.
Рон с головой погрузился в любимое дело. Бизнес процветал. Все вредилки были апробированы, сертифицированы, запатентованы. Новые изобретения сумрачного гения Джорджа тоже нашли своё применение. В Отделе Тайн и у некоторых богатых клиентов.
Мать иногда наведывалась в магазин и начинала ругать Рона, что тот не вытаскивает Джорджа из лаборатории и эксплуатирует его талант. Он без споров выслушивал упрёки, не пытаясь объяснить, что только в своей мастерской брат не чувствует себя потерянным… ущербным. А за питанием и здоровьем Джорджа Рон неусыпно следил.
Рождение сначала Розы, потом Хьюго стало для Рона потрясением. Нет, он не посчитал это чудом и не подумал, что диагноз специалистов Мунго ошибочен. Несмотря на окончательное разочарование в жене, Рон не стал устраивать скандал и требовать развода. Этих детей он ещё до их рождения считал своими и ради них готов был поддерживать видимость брака.
Укрепило его решение поведение сначала Поттера, потом Малфоя. Рон сразу понял, что с отцовством Гарри что-то нечисто. Использовав кое-что из изобретений Джорджа, он понял, как жестоко Поттер проучил его заносчивую жену. Теперь Рон чуть снисходительнее относился к некоторым выходкам Розы, старался стать ей не только отцом, но и другом. Он знал, что после семнадцатилетия дочери чары самого сильного мага Британии спадут, а его магии не хватит, чтобы их удержать. Рон хотел, чтобы у Розы остался хотя бы один верный человек, и готовил для девочки место в Академии Салема, в Америке, если она захочет уехать из Британии.
Малфой же то ли играл с Гермионой в непонятные игры, то ли и правда влюбился в неё, но одно Рон знал точно: бастарда его род не примет. Поэтому он по-отцовски радовался, когда Хьюго прибегал к нему со своими проблемами и радостями, всячески поддерживая мальчика.
Беседуя с матерью, Рон вызнал её мечту о возрождении Прюэттов. «Почему бы Хьюго не принять этот род, ‒ размышлял он. ‒ Финансово я ему помогу, да и сын деловой хваткой пошёл в дедушку Люциуса. Тогда ни одна сволочь не скажет, что он предатель крови и сын грязнокровки».
Рон привычно пропускал мимо ушей сентенции супруги за редкими семейными обедами, развивал бизнес, постепенно входя в круг богатых людей магической Британии. Помог разорённым министерскими поборами Забини и Нотту устроиться в Отдел Тайн. Они в благодарность ввели его в аристократический круг и помогли стать членом некоторых очень тайных клубов. Их приятельство постепенно превращалось в крепкую дружбу, основанную на общих интересах: бизнес, род, дети.
Да, Рон догадывался, что его аниформа могла бы вызвать завистливые судороги у самых матёрых оленей, но это знание ему не мешало. За своих детей он готов был забодать рогами кого угодно, хоть Волдеморта, пусть будет земля ему железобетоном.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |