И повернётся колесо (гет)

Утром страхи отступили, и решение пришло словно само собой: информацию о маховиках времени Гермиона, конечно, поищет, но это не столь важно. Жизнь продолжается, и ей лучше учиться и не связываться больше с могущественными артефактами, как бы притягательны они ни были. И о возможном убийстве своей взрослой версии размышлять больше нет смысла: изменить она ничего не может, да и доказательств тому тоже нет. Также Гермиона решила умолчать обо всей этой истории: что-то ей подсказывало, что она не в Азкабан попадёт, а в лаборатории Отдела Тайн в качестве подопытной.

«Нет уж, я заучилась и заработала магическое истощение. И точка», ‒ решила она. Робко скреблась мысль о возможных друзьях и приятелях, но по зрелом размышлении Гермиона её отбросила. «Если что, я обиделась, что меня никто не навестил. Хотя отсутствие посетителей как раз-таки говорит, что никому не будут интересны возможные изменения во мне», ‒ горько подумала она, но вскоре встряхнулась. Её ждали учебники и новые знания, которые требовалось уложить в голове.

Постепенно сложился определённый распорядок дня, и Гермиона даже начала получать удовольствие от пребывания в тишине и спокойствии Больничного крыла. Неторопливо укладывая знания за пятый курс в голове, она присматривалась к учебникам за шестой (такие тоже оказались в её рюкзаке) и поражалась усложнению программы. Теперь мысль о том, что она слишком рано начала готовиться к СОВ, не приходила ей в голову. Самой себе она честно признавалась, что даже теоретическую часть экзамена она пока сдать не способна. За практику же не бралась: около каждого заклинания или зелья в учебнике, около расчёта самого простенького ритуала и рунной цепочки стояли пометки: «Первые попытки лишь в присутствии наставника» или «Энергоёмкое. При неправильном применении грозит магическим истощением или смертью применившего».

«Да, это настоящая магия», ‒ думала Гермиона, с опаской и восхищением перечитывая «Чароведение» Астреи Блэк или «Трансфигурацию для начинающих» Альберта Ранкорна, не говоря уж о «Магии Рун» Вирсавии Нотт и «Лунных ритуалах» Гордона МакАдамса.

Вспоминать про книги для первого и второго курса не хотелось: сборник шуточных чар и заклинаний бесполезной трансфигурации весьма тогда разочаровали Гермиону, ничего не объясняя, лишь показывая уровень чуть выше ярмарочных фокусов. Пожалуй, только Зелья и Астрономия с незнакомыми созвездиями не давали ей тогда впасть в уныние.

«Пожалуй, я и правда повзрослела… Теперь я не могу серьёзно воспринимать писанину Локонса, читая учебник по ЗОТИ Галатеи Вилкост. А тогда этот… писатель казался мне настоящим героем», ‒ думала Гермиона, чуточку гордясь собой.

Мадам Помфри, довольная поведением пациентки, разрешила ей прогулки на свежем воздухе. Оказалось, третье окно от стены вело на длинный неширокий балкончик, где можно было прогуляться и даже выпить чаю в безветренную погоду.

Гермиона взяла за привычку перед ужином обязательно прогуливаться там. И хоть она и говорила себе, что любит смотреть на закат над Запретным лесом, в глубине души знала, что на самом деле причина кроется в тренировках слизеринской команды по квиддичу.

На первом курсе из-за Поттера она прочитала скучнейшую книгу «Всё о квиддиче» и теперь без труда определила позиции Расти и Аля — охотники. Малфой же играл за ловца.

Любуясь закатными красками (и развевающимися кудрями слизеринского охотника), стаей сов, вылетающей откуда-то сверху (и весельем в фиалковых глазах другого слизеринского охотника), Гермиона чувствовала, как проникается азартом игры, которая казалась ей когда-то глупейшей. «Кому ты врёшь? — спрашивала она себя. — Ты и влюблённость считала делом несерьёзным, и над Лавандой, которая вздыхала по Поттеру, презрительно смеялась. Лицемерие — вот как называется такое поведение, будь уж с собой честна».

Увлечённая мыслями, она смутно услышала звук рассекаемого воздуха, подняла глаза — и застыла. К ней на полной скорости летел красный мяч. Спикировавший откуда-то сверху охотник в серебристо-зелёной форме ловко перехватил его.

‒ Простите, леди, будьте осторожны! — крикнул Аль, и Гермиона почувствовала, что заливается краской, но не может оторвать взгляд от его лица. И так невозможно красивый, сейчас он казался молодым богом войны с азартно горящими глазами.

Охотник отлетел от балкона с криком: «Расти, смотри, куда пасуешь!», а Гермиона, не чувствуя ног, поспешила скрыться в палате.

Сам не зная как, она оказалась в ванной и остановилась у большого зеркала, пристально разглядывая себя. «Теперь-то я понимаю Данбар с её веснушками, и Патил, чьи волосы с утра больше напоминали гнездо… Вспомнить бы, про какие чары и зелья они говорили… Мерлин, какие глупости лезут в голову!» Гермиона решительно плеснула на лицо холодной водой. Сейчас собственные рассуждения о преобладании внутренней красоты над внешней казались плоскими и пустыми. «Легко рассуждать о внешности тому, кто безупречен, как задавака Гринграсс, или тому, кому не поможет и пластический хирург, как Паркинсон, ‒ едко подумалось ей, и она снова вгляделась в своё отражение. — Впрочем, до первой мне далеко, но и не всё так печально, как у второй».

Размышления о собственной внешности и всё более сильном желании её чуть-чуть улучшить прервало появление домовички.

‒ Мисс Грейнджер плохо? Пинки может помочь? — робко спросила она.

‒ Скажи, Пинки, какими чарами ты укладываешь мои волосы? Могу ли я им научиться?

‒ Пинки сожалеет, но магия домовиков неподвластна магам, — домовичка увидела, как лицо Гермионы погрустнело, и торопливо продолжила. — Пинки может каждое утро делать причёску мисс Грейнджер.

‒ Почему? В смысле можно? — растерялась Гермиона.

‒ В Хогвартсе большая община. Дел всем не хватает. Магия общая и безвкусная. Пинки может служить магу и получать вкусную магию.

‒ Что значит — «получать магию»?

‒ Магия волшебника проходит через ядро, излишки рассеиваются в пространстве. Если есть домовик, он получает эти остатки.

‒ Почему вы не можете использовать обычную магию?

‒ Сырая магия ядовитая для нас, мисс, магия источника общая и невкусная.

Постепенно, после ряда терпеливых расспросов Гермиона выяснила, что невкусная в понимании домовиков — непитательная, не способствующая развитию. Вот почему все домовики стремились служить магам: бездельники и «невкусной» магии не получали. В ходе разговора всплыли и новые сведения о домовиках: в Хогвартсе любой ученик мог позвать их и попросить об определённых вещах, но вот откликаться или нет, решали уже сами домовые эльфы.

‒ А что входит в перечень возможных услуг?

‒ Пинки может следить за внешним видом, одеждой и порядком в комнате мисс, проверять почту, принести дополнительную порцию пищи из сегодняшнего меню.

‒ Хорошо, давай попробуем, ‒ с лёгким сомнением сказала Гермиона. — Что нужно сделать?

‒ Пусть мисс положит руку на голову Пинки и скажет: «Разрешаю Пинки служить, пока будет на то моя воля».

‒ Это что значит, договор я могу разорвать в одностороннем порядке? — возмутилась Гермиона. Пинки не ответила, молча глядя на девушку большими глазами навыкате.

Подумав про себя, что уж она-то насильно никого удерживать не будет, Гермиона провела нехитрый магический ритуал. Никакого оттока магии она не ощутила и подумала было, что ничего не получилось, пока не посмотрела на Пинки. Та ощутимо подросла, морщинистая кожа расправилась, а на ткани, в которую она заворачивалась, проявилась заметная розовая полоса.

‒ У мисс хорошая магия, Пинки будет верно служить, ‒ сказала домовичка и щёлкнула пальцами. — Мисс нравится новая причёска?

Гермиона машинально обернулась к зеркалу: растрепанные волосы улеглись плавными волнами волосок к волоску.

‒ Ты волшебница, Пинки, ‒ ошеломлённо сказала девушка.

‒ Мисс шутит, ‒ хихикнула домовичка, но явно была довольна похвалой.

‒ А ты можешь доставить мой сундук из комнаты сюда?

‒ Конечно. Мисс разрешит Пинки убраться в комнате?

Гермиона согласно кивнула, не отрываясь от своего отражения в зеркале. «Надо же как всё-таки причёска меняет человека», ‒ пробормотала она и, услышав стук из палаты, прошла туда. Большой потёртый сундук стоял у кровати. «М-да, я его не поменяла за три года…» ‒ подумала Гермиона и решительно откинула крышку.

Образцовый порядок внутри удивил девушку. Она, конечно, была аккуратной, но всё же не настолько. Сверху белел листок. Взяв его, Гермиона с изумлением ознакомилась с инструкцией. Оказывается, сундук предусматривал три режима: шкаф с одеждой и обувью, книжное отделение, и стазисное — для зелий и их ингредиентов. Активировались они вливанием магии в отдельные кнопки на крышки. «Вот и защита от воров: предполагается распознавание хозяйской магии. Почему на первом курсе я не читала эту бумагу? Или её не было?».

Немного нервничая, Гермиона попыталась почувствовать тепло на кончиках пальцев, как описывалось в инструкции. С щелчком сундук превратился в шкаф и приветливо распахнул дверцы. «Моя магия, получилось!» ‒ с ликованием немного сумбурно подумала Гермиона, опасаясь предполагать, что бы случилось, если бы сундук посчитал её чужой.

Несколько комплектов формы из хорошей английской шерсти, свитера и юбки, тяжёлые башмаки и пара зимних ботинок… С внезапно проснувшимся стремлением к красоте Гермиона осматривала вещи немарких цветов, добротные, но совершенно неизящные. Вздохнув, она достала тёплый серый халат (вечерами в Больничном крыле становилось холодновато) и перевела сундук в режим книжного отделения. Ровные ряды книг «для лёгкого чтения» и аккуратных пергаментных свитков с эссе за прошлые курсы порадовали Гермиону. Просмотрев несколько, она потянула было с полки «Большой рунический словарь», как ей на руки выпала тонкая синяя книжечка. Уколовшись о золотую нашлёпку на обложке, Гермиона ойкнула и машинально сунула раненый палец в рот, ошеломлённо глядя на проявившиеся крупные буквы — «Дневник Гермионы Г.»