Гермиона Грейнджер и Сон Кассандры (гет)

Казалось, этот мир мало чем отличается от привычного ей. Разве что — в деталях.

Да, ничего нового, действительно.

Кроме совершенно незначительных моментов, которые, с каждым годом впоследствии наращивая на себя события, словно снежный ком, повлекли этим самым невероятные перемены в одной-единственной жизни.

Её.

Кроме того, что Грейнджер из этой реальности не осталась после Битвы в Школе, помогать Мадам Помфри, а все таки пошла за Поттером и Кингсли, отбивать Министерство, как и намеревалась изначально. И, все ещё трясущаяся от прилива адреналина, как никогда склонная подмечать даже малейший шорох, девушка в общей суматохе заметила то, чего не заметили остальные.

Среди пыли, каменной крошки и паники проигравшей стороны на полу кабинета свежесвергнутого Министра блестел крошечный Хроноворот, выпавший из сейфа, развороченного боевыми Заклятьями вместе со стеной.

Она — успела. Успела его выхватить из под тяжёлых сапог мракоборцев за секунду до превращения хрупкого древнего артефакта в бесполезную пыль. И не сомневалась в своих действиях ни секунды, воровато пряча Маховик в карман грязных джинсов.

Судя по оставшемуся в зачарованном стекле запасу бесценного песка, прыжок был бы недолгим. Но юной волшебнице, ведомой чувством вины, должно было хватить и этого.

А дальше — по инстанциям.

Мантия-Невидимка, недопонимающий, но поделившийся знанием о целительных и атакующих заклятьях Принца-Полукровки Гарри, мадам Помфри, Минерва МакГонагалл, на удивление — такая же виноватая и ничуть не возражающая против авантюры. Но, тем не менее, со всем доступным фатализмом, присущим уже пожилым людям, не верующая в результат.

И вот: Грейнджер готова к путешествию.

В одиночку, без поддержки ребят, Гермиона выцарапывает всего две жизни у судьбы, хоть и собиралась справиться лучше. Гермиона расстроена, потому что одна из них по возвращении все ещё под вопросом. А потому — гриффиндорка вновь делает выбор.

Вернуться ещё раз, еще раз попытаться кому-то помочь, пока есть возможность прыгнуть именно в этот конкретный день или... И она — не может. Она попросту не может так поступить.

И Минерва МакГонагалл и Гермиона Грейнджер, наплевав на нерадостную текучку по восстановлению родной альма-матер после Битвы, на пару аппарируют в Мунго со своей окровавленной ношей.

А тем временем деловито снующая по Хогвартсу Помона Спраут даже и не догадывается, что должна была быть убита.

Гермиона обещает себе, что будет впредь внимательней. Расторопней. И те десятки часов в Сент-Мунго, проведенные в войне с колдомедиками, она еще искупит. И послужит и обществу, и друзьям. А пока что Грейнджер просто не в силах оставить своего спасенного на совесть только лишь Железной Леди.

Правильная девочка Гермиона не возвращает последний Хроноворот Министерству. Она продолжает его использовать для того, чтобы действительно успеть ВСЕ. И быть одновременно и в Мунго, и в Хогвартсе, и — на заседаниях Визенгамота.

У Гермионы, обессиленной и упрямо не принимающей помощь, организовываются в её пользу Долги Жизни, о которых она пока что даже и не ведает.

Тревожность местной Гермионы растёт. И, пока Гарри, сжимая зубы, свидетельствует на заседаниях и перед прессой в пользу Малфоев и Снейпа, она вносит свой собственный посильный вклад в судебные процессы, требуя, чтобы дела были не просто закрыты, а — без права обжалования. Вот тут-то её и примечает Кингсли, одобрительно кивая и предлагая стать его помощницей в трудах политических нелегких.

Гермиона обещает подумать, честно и искренне. Но — позже, потому что у Гермионы пока что нет ни капельки времени еще и на его предвыборную кампанию. Потому что весь его остаток волшебница проводит в Мунго, а не в Норе, как было то на ЕЁ памяти.

Так проходят недели.

Неохотно придя, наконец, в себя и будучи лишь чуть краше самой смерти, бывший Директор Хогвартса, чудом (рукотворным и незаконным, но вы попробуйте-ка докажите) выживший Герой Войны Северус Тобиас Снейп, некоторое время в отупении смотрит на Грейнджер, скукожившуюся с книгой — а как иначе — в кресле у своей койки.

И отмирает, только когда в дверях появляется Поттер. Сначала сильно удивляясь мальчишке, а потом — все чаще морщась. И уж совсем недоумевая натужным, но искренним благодарностям Вновь Выжившего в свой адрес.

А Грейнджер все также молчит, нервно плетя косу. Так и не объяснив бывшему профессору, что она здесь для того, чтобы никому ненароком не пришло в голову отправить на тот свет такую с трудом ею отвоеванную жизнь.

И Гермиона, предварительно убедившись, что эта кобра в состоянии и держать палочку, и ею пользоваться, договорившись с собою и своей тревожностью, уходит. Веря, что уж теперь-то профессор себя и сам защитить в состоянии.

А остальное — не важно. Остальное — детали.

Но он — все таки узнает. И о том, кто читал коматознику «Вестник Зельеварения» вслух, и о том, кто его караулил, бдя о безопасности слишком много знающего шпиона, и о том, что писали газеты по поводу заступничества Золотого Трио в его адрес. Спустя время, но — выясняет. Просто потому, что так решила одна старая Кошка. Просто потому, что он и сам требовать подробностей додумался именно с МакГонагалл.

И Мастер Тёмных Искусств, единственный из всех безошибочно углядевший во Всезнайке неладное еще в тот знаменательный день их последней встречи в больничной палате, непререкаемо требует девчонку к себе, в ту же самую палату. С тем же жаром, что и отсылал ранее к такой-то матери.

Застает запакованная в строгий костюм девушка такого же запакованного в однотонный сюртук зельевара, уже готового к выписке.

Тот начинает речь резко, сухо, с места в карьер. С круглыми глазами вчерашняя школьница и сегодняшняя министерская служащая на полставки отрицает любую свою причастность к Темной Магии. И ее смурной собеседник раздраженно закатывает глаза и накладывает неведомые чары на вздрогнувшую от неожиданности гриффиндорку, быстро перенося те в удобочитаемый пергаментный формат.

И, бегло пробежавшись взглядом по закорючкам букв, Гермиона Грейнджер оседает на пол от странной и страшной новости, не веруя и в отупении созерцая эту свою «грязнокровку» на предплечье. Понимая с ужасающей отчетливостью, что это — не просто шрам. А ещё она видит в чёрных глазах удивительно для нее знакомый, но только — в исполнении Гарри Джеймса Поттера, упрямый огонь.

В этом новом, послевоенном мире хаоса и отсутствия смысла жизни Северус Снейп находит свой шаткий островок знакомой стабильности в её лице.

Ему категорически необходимо отдать ещё один непрошенный, незваный долг. Рассчитаться еще за один грех. И этот его грех в том, что он все же пережил и двух господ, и четверку Мародеров, и единственную подругу.

Но Гермиона тогда еще этого не знает. Ее никто на тот момент не уведомил о мотивах Мастера Зелий. Она просто видит перед собой очень сердитого и упертого мага.

И Северус Снейп, а точнее, его упрямство, становится для потерянной в вихре бытия Грейнджер той самой неизменной константой, на которую можно опереться.

В этом новом мире, построенном на войне, находится ещё один человек, кроме неё самой, который, кажется, не в курсе, как это — мирная жизнь. Который просто не умеет не воевать. Воевать за все. За место под солнцем, признание, свободу, высшие цели…

Потому что он — не Гарри. И, упаси Мерлин, не Рон.

Гермиона в эти минуты совершенно забывает, как устала видеть мужчин войны.

Забывает о Роне, таком уютном и простом, спокойно позволяющем ей принимать решения за них двоих.

Забывает, что двойные смыслы нынче твердо решила встречать только в документах, в жизни предпочитая исключительно прямых и светлых людей.

Забывает собственную гордость.

Забывает веру в судьбу, с которой уже имела наглость поспорить.

И — принимает помощь. Молча позволяет себя отвести к Гиппократу Сметвику, с которым Снейп, тут же позабыв про ее присутствие, активно принимается обсуждать проблему и спорить о вариантах решения.

И на самом деле, это происходит даже не потому, что профессор, как никто другой, умеет надавить, запугать и настоять на своём. Он ведь, на самом деле, больше досадует, чем злится, и это заметно.

Он — тоже устал. Как и она. И, возможно, ему последний сумасшедший год дался в разы тяжелее, чем ей.

Ведь он справлялся в одиночку. А у Грейнджер были друзья.

И Гермионе в тот миг почему-то кажется, что не столько ей нужно выжить, как ему — рассчитаться... Грейнджер даже и не представляет, насколько близка к истине.

Но Грейнджер-Невыносимая-Всезнайка не была бы собой, если бы сидела сложа руки. И она с упорством хвостороги вклинивается в деятельность Сметвика и Снейпа по свою душу.

И через три месяца уже прочно оседает незаметной мышкой в углу домашней Лаборатории профессора с трехтомником древних Рун наперевес.

Просто потому, что именно с этими, такими бесполезными в девяноста процентах случаев, но такими нужными — в данном, значками зельевар на «вы». И уж лучше она, чем неведомые специалисты-товарищи Гиппократа.

И уж всяко удобнее иметь подопытную на расстоянии вытянутой руки, чем выискивать ту по Министерству Магии. Действительно, пусть уж лучше сама на поклон идет. И займется, наконец, чем-то действительно полезным…

Через еще два месяца зельевар клянётся Минерве МакГонагалл, которая все же оценила его, как отвратительного преподавателя, но — идеального управленца, что вернётся в Школу на свой директорский пост обязательно. Но — не раньше, чем разберётся с её любимым львенком. И здоровье Грейнджер — единственное, что может спасти мужчину от настойчивости Тартановой Мадам.

К Рождеству Гермиона вдруг вспоминает, что, вообще-то, всегда уважала этого вредного аспида. И потому и расстраивалась от его ехидства больше, чем от языкастости всех прочих. От того и пыталась доказать с первого курса тому, кто поразил детский ум логической загадкой, созданной для полосы препятствий на пути к Философскому Камню, что она чего-то, да стоит.

К Новому Году Грейнджер окончательно учится терпению и осознает, что вся фишка в том, чтобы перестать доказывать. И просто ждать, пока время покажет, что именно она — права.

А к весне, к годовщине Победы, богатой рецидивами для всяких там зельеваров от ядов всяких там Нагаин, Грейнджер понимает, что проводит слишком много времени с тем, кто любит мёртвую женщину. И это — как минимум неприятно.

Катализатором поворота мышления служит не столько наслоение друг на друга мелкого множества общих моментов. Нет, дело в другом. В одной мелкой оговорке мужчины, общавшегося на тот момент охотней с котлом, чем с ней.

«… Вы же у меня блаженная, чему я вообще удивляюсь».

Далее закономерно тихая кашляющая речь шла по накатанной: про тлетворное, разлагающее ум, влияние факультета, друзей, мозгами не благословленных, и тому подобное. По обыкновению, желчный текст не сильно фильтровался. Она, в конце концов, и поводов дала для высказываний в свой адрес достаточно. И не впервые её в этом доме так чехвостили…

Единственным отличием было то, что волшебница впервые не спорила.

«У МЕНЯ».

Весь монолог Гермиона Грейнджер лишь бестолково хлопала ресницами и понимала, что эта оговорка, которая была даже не замечена говорящим, её только что убила…

Гермиона очень быстро осознает свою повторную влюблённость и — принимает ее. Потому что любит трудности. Они — смысл её жизни.

Но это ничуть не мешает девушке впасть в хандру.

Потому что эта загадка — неразрешима, и у Всезнайки нет шансов.

Ну, да они и не нужны. Это ведь только все усложнит, не так ли?..

Лили Поттер. Мама Гарри.

Гермиона очень часто в тот месяц вспоминает об этой женщине. И неизменно досадливо поджимает губы и надувается, как мышь на крупу.

Потому что у нее нет умопомрачительных зеленых глаз. Да и вообще — цвет смерти Грейнджер не сильно жалует. И она ни за какие блага ни за что на свете не покрасится в рыжий.

Потому что ей, таки вытащившей из Гарри, этого не больно-то умеющего врать друзьям парнишки, так сильно интересующую ее информацию, кажется, вопреки всеобщему мнению, что его мать — обычная девчонка. И, если честно, так себе друг.

По крайней мере, для одного конкретного товарища. И это — несправедливо.

На тот момент заботливая сверх меры Гермиона, ворчливо требующая у жизни оставить уже в покое её спасенного, которого время от времени накрывают проблемы с собственным здоровьем, совершенно не задумывается о том, что в его доме добровольно никто не ночевал никогда. А уж разрешение хозяина на то ранее получить было и вовсе нереально.

Они представляют собою продуктивный симбиоз, и на этом — все.

А ей пока что попросту удобней быть здесь, а не дома. Чтобы не вышло ненароком так, что однажды по возвращении она найдет волшебника банально обваренным с ног до головы каким-нибудь хитровывернутым составом исключительно потому, что раскоординация в пространстве застала Снейпа именно у котла.

А их общая работа тем временем — стопорится. Что-то мешает процессу увенчаться упехом, но найти это не выходит ни у кого. Сметвик лишь пожимает плечами, не менее озабоченный.

К осени Гермиона досадует, что её чувства все не проходят. Хотя, вроде бы, сколько она себя помнила, это внутреннее буйство ей всегда удавалось контролировать. И Всезнайка идёт за советом к Джин. Та, к ужасу Заучки, с не меньшим ужасом, но только — уже по поводу личности предмета воздыханий, комментирует ситуацию и с восторгом — покупает подруге кружева и учит укладывать волосы.

Снейп тем временем требует с Нарциссы нож Беллатрикс. А Гермиона просит у Молли трофейную палочку Лестрейндж.

Ни того, ни другого найти не выходит, хоть они оба и стараются.

Но зато лохматый книжный червячок, заделавшийся еще в детстве Шерлоком, попутно вызнает у Портрета Альбуса Дамблдора историю некоего маледиктуса. И для Герм все встаёт на места.

Втихушку от Мастера Зелий составляя с Гиппократом для того индивидуальные медицинские чары, Грейнджер по праву собою гордится. У нее получается спасать и врачевать не в пример лучше, чем у самого Снейпа. И то, что его случай проще, ничего не решает. Ее миссия по спасению прошлого-будущего Директора наконец-то, спустя много месяцев, увенчалась окончательным успехом.

А еще, кажется, она все таки хороший, а что важнее — морально-гибкий, друг, раз её спасенный — слизеринец. Может быть, чем фестрал не шутит, друг даже лучший, чем в свое время была Лили Эванс.

По крайней мере, хоть в чем-то волшебница теперь ощущает себя чуточку лучше, чем эта, пронизанная солнцем икона, возведенная в ранг святых ее самыми дорогими людьми…