Последняя надежда Империи (джен)

31 августа. 1919 год. Артеньев заметно постарел. Ковальский уехал полгода назад, в уже независимую Польшу. Семья встретила его, как героя. Через три месяца его призвали в армию новоиспечённой страны. За год до этого, последнего монарха и его семью расстреляли большевики. Это оказало сильное слияние на капитана. Добровольческая Армия (Вооружённые силы Юга России) взяли древний город Киев, мать городов русских. Были захвачены несколько комиссаров и красных командиров. Бойцы добровольческого батальона, которым назначили командовать героя войны, отправили их к Артеньеву. Он разместился в одном из домов на Банковой улице. Он начал говорить сперва с красным командиром. Это был юноша на вид 20 лет. Среднего роста, с карими глазами и чёрными волосами. Капитан достал портсигар и вытащил оттуда две сигареты. Одну предложил пленному, сказав:

—Курить будешь?

Тот ничего не ответил, но сигарету взял. Артеньев задал ещё один вопрос:

—Вот ты, ещё молодой парень. Зачем тебе идти на войну? Ты уверен что-ли, что эти большевики сделают страну лучше? Думаешь вся эта продразвёрстка и террор необходимы?

—Вы, буржуи ничего не понимаете, только кровь пролетариев привыкли пить и ничего больше. — Нервно ответил юноша

—Смешной ты. Я хоть и дворянин, но ни имений, ни дворцов и золота у меня нет. Родители мои своим потом и кровью смогли взять деньги на моё обучение в военной школе, работая причём где только можно, даже за гроши и после этого ты называешь меня буржуем-кровопийцем?! Или ты из этих, которые отобрать и поделить всё хотят, потому что в жизни ничего не добились.

—Я, не товарищ мне беляк, против этого всего угнетения пролетариата. Мне плевать чем вы это закрываете, антибольшевизмом, царизмом или чем то ещё. Я таких как вы бил, бью и буду бить. Мне эта ваша царская Россия ничего не дала, кроме угнетения, войны и диктатуры с репрессиями.

—Ну и рассмешил. Тебе хоть сколько лет, Карл Либнехт российский.

—А это не имеет никакого значения.

—Как раз таки имеет, возраст — показатель жизненного опыта, а у тебя скорее всего его и нет

—Ну 23 мне.

—А вот ты на фронте был?

—Нет…

—А я был. Сначала кровь проливал в русско-японской, затем на Балканах и вот во Второй Отечественной, которую вы называете "империалистической".

—И что с этого?

—Это показатель того, что ты жалкий левак, человек который не был на войне, но почему то яро против нас, бывших военных.

—Так это потому что вы все, прихвастни царя, а таких надо бить, бить и бить.

—Чего ты тогда в плен сдался, раз такой идейный? Чего не застрелился? Я конечно тебя могу расстрелять прям сейчас, на месте, но жалко такого малолетнего дурака.

—Что так ты привязался к моему возрасту то, империалист. А умереть во имя установления власти мирового пролетариата я готов. Просто не вижу смысла стреляться. 

—Ещё вот, что мне скажи. Зачем ты мальчишка сюда поехал. Зачем тебе воевать за эту Советскую Украину. Ты же судя по произношению совсем не малоросс и не белорус. 

—Как мне товарищ Троцкий и товарищ Ульянов-Ленин приказали, так я и сделал.

—Хорошо. Вот ты войну эту одобряешь? Убийство русских людей?

—А мне плевать. Вы все жалкая контра, а с контрой у нас разговор короткий, пуля в лоб и с концами.

Артеньев достал револьвер, химический карандаш и бумажку. Затем сказал:

—Теперь "друг" начался серьёзный разговор. Фамилия, имя, звание.

—Командир отделения Михайлов.

—Ну что, комотделения. Как я понимаю никакой стратегической информацией ты не располагаешь. Остаётся тебя расстрелять.

—Не надо! Я…Я знаю куда оставшиеся бойцы моей части отошли!

—И куда же?

—В Козаровичи, это на севере.

—Я тебя выслушал. Пойдёшь с нами. Если врёшь — лично пристрелю.

Солдаты отвели этого краскома к остальным пленным. Следом привели комиссара. Он посмотрел на капитана, как на дьявола. Зачем сказал:

—Ну, что, сволочь белогвардейская. Расстреливать собираешься? Так я смерти не боюсь. 

Как оказалось, это был прапорщик Рудковский. Поняв, что это бывший его сослуживец, он потерял дар речи от этого. Молчание прервал сам Артеньев:

—Всё таки ты, Рудковский гниль оказался. Продался ты этим большевикам. Небось Советскую Польшу хочешь. Только вот хрен тебе. Лучше независимая и враждебная Польша, чем та в которой будут большевики.

—Михал Сергеевич…Это…Это вы?!

—Не узнал что-ли? Гнида ты большевистская.

—Я…Просто…

—Язык проглотил, да? Умирать не хочется? А что же ты тогда не застрелился, вместе с тем мальчишкой "красным командиром", который был тут до этого!

—Заткнись! Империалистическая шваль! Мировая революция будет! Я лично таких, как вы на первом попавшимся столбе повешу!

Артеньев взял револьвер и выстрелил комиссару прямо в колено.

—Если ты, еще раз так скажешь, то отправишься прямо к своим солдатам, которые были убиты в сегодняшнем бою.

Рудковский шипел от нестерпимой боли, но сказал роковое слово:

—Да пошёл ты.

После этого комиссара повели на расстрел. Он был казнён прямо перед пленными, а капитан собрал отделение солдат из десяти человек и направился вместе с пленным большевиком в место, куда отступили его подчинённые. Через 10 часов отряд уже был там. В деревне. Это была обычная украинская деревня с хатками, у берега могущественного и великого Днепра. Как оказалось, в деревне находились петлюровцы, а красные были расстреляны на месте, после этого они выгнали семью из хаты и начали пить. Красный командир был отпущен. Оставшиеся воины России решили расстрелять отряд солдат Петлюры, ибо ненавидели его. Артеньев взял в руку револьвер, а солдаты примкнули штыки, солдаты аккуратно подошли к окнам. Артеньев вломился через дверь, началась пальба. Все находящиеся в хате были расстреляны. Жители были в ужасе, поэтому солдатам белой армии пришлось возвращаться. 

С того момента прошел почти год. Добровольческая Армия ушла в Крым. Был октябрь 1920 года. Состояние у солдат было подавленное. Деникин сложил с себя полномочия и передал их барону Врангелю. В феврале адмирал Колчак был предательски расстрелян. Белое дело осталось почти без лидеров. Артеньев на тот момент находился в Симферополе. Отступая из Северной Таврии (ныне Херсонщина) его сильно потрепало и он получил тяжёлое ранение в ногу. В один из таких дней, 25 октября, капитан встал очень рано. Он рассматривал красивейшие крымские пейзажи. До мировой войны он был тут. Та поездка ему сильно запомнилась. На крымский полуостров, уже как военный советник прибыл Януш Ковальский. Узнав о ранении старого друга, он приехал в госпиталь и лично пришёл к нему в палату. За 2 года Януш успел отрастить усы. Вместо фуражки была конфедератка. На руках были кожаные перчатки, погоны были как у лейтенанта Войска Польского. От радости у него пошли слёзы. Он сказал:

—Миша...Друг...Ты как?...

Артеньев обернулся, он был в шоке. У него даже в мыслях не было того, что Ковальский может приехать в расположение Русской Армии (так теперь называлась Добровольческая Армия). Опираясь на трость, Артеньев вскочил и обнялся со своим боевым товарищем. После этого капитан сказал:

—Януш. Мы проиграли. Всё кончено. Союзники нам не помогут.

—Миша. Я слышал что союзники могут помочь с эвакуацией. Они сказали, что выделят транспортные средства.

—Ах...Ты, Януш, кажется забыл, как мы говорили про союзников: "Если союзники говорят, что идут на помощь — не верь. Союзники — сволочи".

—Миш...Но не бросят же они вас на произвол судьбы?...

—Ты забыл, что они делали для спасения царя? Ровным счётом ничего. Раз уж суждено мне погибнуть на этой прекрасной земле, то так тому и быть. Я приму её с честью, как полагается русскому офицеру. Я не буду как чехословаки, которые предали нас, предали Александра Васильевича, передав его эсерам.

—Зачем умирать. Можно уехать для продолжения борьбы за границей, например можешь пожить у меня, в Лодзи. Как раз у нас к антибольшевикам относятся хорошо. 

—Я бы с радостью, да жить в стране, которой управляет бывший социалист, маршал-шпион германцев не хотел. Ты не обижайся, но ты сам знаешь как я отношусь к Пилсудскому.

Ковальский немного стал серьёзнее. Видно, что он немного раздражён этими словами, но ругаться с старым другом, который стал ему братом не стал. Он лишь промолвил:

—Я помню ты раньше был оптимистом...

—Януш...Ничего больше не остаётся, привычный мир окончательно умер. Наступление РККА на Северную Таврию и на Крым — это конец. Борьба окончена. Это лишь агония, болезненная и долгая. Я люблю Россию больше всего на свете, но жить в этой, "Новой России" не буду. Большевики меня на месте расстреляют за то, что я привержен идеям антибольшевизма и всё. Ты лучше скажи, как у тебя в Польше жизнь. Как я вижу ты в остался в армии?

—Пришлось. Через 2 месяца после прибытия мобилизовали в действующую армию. Теперь вот военным советником назначен для помощи вам, русским. 

Ковальский достал сигареты, одну вручил Артеньеву, вторую взял для себя. Они курили прекрасные трофейные сигареты, наслаждаясь красотами Крыма. После они спели старую воинскую песню, "Когда мы были на войне". Ещё немного посидев вместе, Януш ушёл. Капитан один...Опять. 7 ноября, в годовщину переворота в Петрограде и коренного перелома в жизни верного защитника отечества он был выписан из госпиталя. Артеньев прибыл на Перекоп через 3 дня. Была ожесточённая битва. Батальон отстреливался от наступающих красных и анархистов. Через 2 часа боя, у анархистов получилось продвинуться и завязалась рукопашная. Артеньев нещадно расстреливал анархистов. Атака отбита. В боях за Перекоп прошли ещё несколько дней. Артеньев приказал уходить, готовиться к эвакуации. 12 ноября, за день до взятия Симферополя батальон прибыл в Севастополь. На берегу Артеньев сказал: 

—Солдаты. Каждый из вас, с достоинством сражался. Красные одолели нас, но это не конец. Россия ещё не умерла. Она возродится...Когда-нибудь. Для меня было честью быть вашим командиром. — У Артеньева пошли слёзы, поэтому он сделал вид, что закашлял. После он сказал. — Исполним же на прощание нашу песню. 

316 человек, как один запели:

"Слышали братья,

Война началась!

Бросай своё дело,

В поход снаряжайся.

Смело мы в бой пойдём

За Русь Святую

И, как один, прольём

Кровь молодую!..."

Спев боевую песню Добровольческой Армии, командир батальона отдал честь и пожал руку каждому солдату. В 16:32 корабль, на котором были Ковальский и Артеньев отбыл из Севастополя в Гелиболу. Капитан прощался с своей Родиной. После эвакуации Михаил Сергеевич некоторое время находился в лагере в Гелиболу. Оттуда он поехал в Югославию. В ней, прожив полгода он переехал в Париж. В нём он встретился и познакомился со своим любимцем — Иваном Алексеевичем Буниным. Артеньев часто встречался с великим русским писателем. На Родину он уже так и не вернулся. Его брат вновь начал служил в флоте, но уже советском. В 1927 они пересеклись в Германии. Это была их последняя встреча. Лейтенант Ковальский после демобилизации открыл свою пивоварню. В годы Второй Мировой Войны он был членом сопротивления. После войны остался в Польше. Чехословацкий офицер погиб в боях, в ходе стодневного наступления. Умер Михаил Сергеевич Артеньев в глубокой старости, в возрасте 86 лет, с глубокой раной в сердце, оставив после себя только воспоминания, изданные тридцатые.