С чистого листа (гет)

У отца с матерью действительно все началось с чистого листа. Во всяком случае, так казалось со стороны. Мать снова жила с ними, выходила каждое утро к завтраку с прежней лучезарной улыбкой, непринужденно беседовала с персоналом, поставила свою «Ауди» в общий с отцом гараж. Глядя на все это, Джордж думал о том, что немного воображения — и он сможет представить, будто не было последнего года, а за прошлым Рождеством все это время шла их самая обычная жизнь. Но вот беда — этого самого воображения ему не хватало.

Друг с другом родители держались очень ласково. У них словно начался второй медовый месяц. Вдвоем они стали часто посещать публичные мероприятия, совсем как раньше, ходили рука об руку и почти не разлучались. Отец больше не изводил мать, если им случалось выйти в люди — наоборот, весь светился от гордости. Он подарил матери новое кольцо и еще несколько украшений. Мать была с ним очень мила, обходительна и нежна. Леди Роуз Хэнбери совершенно исчезла с горизонта. Джордж был очень этому рад.

Словом, все вроде было как прежде. И все-таки Джорджу что-то не нравилось. Сладкая пора мира, спокойствия и добрых чувств у родителей выглядела как затишье перед бурей. Джордж убеждал себя, что нет ровно никаких причин подозревать такое, и все же избавиться от этого ощущения не мог.

В Семье к воссоединению отца с матерью отнеслись по-разному. Дедушка Уэльс полностью поддерживал их и даже прислал небольшие подарки по такому случаю — впрочем, этот жест родственной симпатии по непонятной причине был очень холодно встречен отцом. Леди Камилла не скрывала досады. При первой же встрече с матерью после ее возращения она не соизволила кивнуть на приветствие, только процедила «Здравствуй, Кэтрин» и поспешила отойти прочь. Джордж окончательно уверился в том, что у нее были грандиозные планы на леди Роуз. Поэтому он лишь злорадно улыбался, наблюдая, как мать снова входит в положение хозяйки и заставляет окружающих вытягиваться во фрунт в своем присутствии. Прочие же родственники, если и точили на нее зуб, сочли за благо не высказываться вслух.

Единственной, кто решился выразить свои чувства открыто, была Шарлотта. Известие о примирении родителей она встретила с ледяным презрением и наотрез отказалась принять новое положение вещей. Она полностью игнорировала мать, как бы добра и ласкова та с ней ни была. После нескольких попыток наладить отношения мать, по-видимому, признала поражение и отдалилась от нее. Шарлотта праздновала это с видом победителя. На нее не действовали ни угрозы отца, ни его же обещания посадить ее под замок, если она не выкинет всю дурь из головы. Джордж не понимал злости сестрицы. По его мнению, ей давно следовало успокоиться и простить мать. Но Шарлотта упрямо стояла на своем.

Не сразу семье стало известно, что у нее крупные неприятности в школе.

Только когда на имя отца поступило гневное письмо от директрисы, родители узнали, что Шарлотта завалила семестр и временно исключена.

Джордж не мог в это поверить. Временное исключение было самой крайней мерой, которую в школе такого класса применяли лишь к буйным, неуправляемым недорослям, окончательно потерявшим связь с реальностью. Шарлотта, при всей ее своенравности, всегда отличалась примерным поведением. По крайней мере, пока не случилось этой истории с матерью и ее лже-раком.

Даже дядя Гарри, насколько знал Джордж, умудрился в свое время избежать этой позорной кары. Шарлотта стала первой в семье, кого официально признали угрозой общественному порядку.

Отец сам забрал ее домой. По возвращении лицо у него было таким, что даже мать не нашлась, что сказать. Без единого слова отец завел Шарлотту, еще облаченную в форму школы, из которой ее изгнали, в свой кабинет. И началось светопреставление.

Он так кричал, что Джорджу казалось: еще немного — и дом взлетит на воздух.

Светопреставление не имело ничего общего со взбучками, которые он получал от отца время от времени — даже с той, что была после поездки на Темзу. Мать несколько раз порывалась войти к ним, но отец, вероятно, запер дверь изнутри. Прошло очень много времени, прежде чем в доме снова воцарилась тишина.

Джордж ожидал, что сестрица выйдет от отца вся в слезах — он уж точно не сумел бы сдержаться после такой бури. Но Шарлотта показалась в коридоре с лицом абсолютно непроницаемым. Только глаза сверкали — перехватив ее взгляд, Джордж невольно попятился. Не обращая на него внимания, Шарлотта вскинула голову и гордо прошествовала в свою комнату.

Немного позже Джордж стучался к ней, но она не открыла.

Джордж решил, что с этого дня сестрица будет под домашним арестом — как было после ее злополучного вояжа в Беркшир. Каково же было его удивление, когда на следующий день он увидел ее в гостиной — она сидела за столом с разъяренным видом. Джордж сперва не понял, что вызвало у нее такие эмоции, но потом заметил, что напротив Шарлотты сидит мать.

По висевшему в воздухе напряжению было ясно, что здесь выясняли отношения. Но если скандал и был, то тихий — криков в то утро никто не слышал.

— Что я должна сделать, чтобы ты взялась за ум? — донесся до Джорджа голос матери. — Чего ты хочешь?

Шарлотта подняла голову. На столе перед ней лежал какой-то учебник, который, вне всяких сомнений, ее заставила открыть мать.

— Чтобы ты убралась, — с вызовом отозвалась сестрица. — Как это было год назад.

— И что будет дальше? Ты уже вылетела из школы.

— Плевать я хотела на эту чертову школу!

— Может быть, — ответила мать. — Но ты вернешься в нее, и снова будешь учиться. А теперь продолжай читать. Сегодня у тебя по плану еще две главы.

Шарлотта вспыхнула.

— Еще чего! — прошипела она, шумно захлопывая книгу. — Какое ты имеешь право тащить меня сюда, пихать мне эти идиотские учебники? Не буду я ничего читать, мне это нафиг не нужно!

— Читай, — ровным тоном произнесла мать, проигнорировав наглый выпад.

— Не буду.

— Будешь.

— А кто меня заставит? Ты, что ли?

— Читай.

— Я тебя ненавижу.

— Не сомневаюсь. Но это не помешает тебе получить образование — я прослежу за этим. Читай!

Шарлотта не сводила с нее яростно горящих глаз.

— Ты всего-навсего жалкая алкоголичка. Поняла?

Лицо у матери задергалось, на щеках выступили красные пятна. Она поднялась и быстро подошла к девочке.

— Только попробуй меня ударить! — надменно сказала Шарлотта. Но Джорджу отчего-то показалось, что именно этого она и добивалась.

Мать схватила ее за ворот домашнего пуловера и резким движением поставила на ноги.

— Послушай, девочка, — очень тихо и с угрозой заговорила она, крепко держа дочь одной рукой От удивления и неожиданности Шарлотта не сопротивлялась. — Тебя научить хорошим манерам? Или постараешься и вспомнишь их сама?

Мать несколько раз хорошенько встряхнула Шарлотту. Никогда раньше Джордж не видел ее в таком состоянии. Он даже не думал, что она способна на такое.

— Видит Бог, я хотела как лучше. Хочешь, чтобы я убралась? Отлично! Как скажешь! Я выполню твое желание — но прежде ты возьмешься за голову и начнешь учиться. А теперь взяла книгу — и вперед. Думаешь, мне больше заняться нечем, кроме как тыкать тебя сопливым носом в учебник? — голос матери возвысился и стал властным. — Думаешь, мне нравятся твои выкрутасы и детские ругательства? «Идиотские учебники!», «Еще чего!», «Нафиг не нужно», — передразнила она.

Пришел черед краснеть Шарлотте.

— Не смей издеваться надо мной! — закричала она в ответ. Лицо у нее исказилось, и было видно, что она вот-вот заплачет.

Мать усадила ее обратно на стул.

— Угомонись, — хладнокровно проговорила она. — И читай. Тебе нужно много нагнать для того, чтобы вернуться в школу.

— Я туда не вернусь!

— Вернешься.

— Я тебя ненавижу, — повторила Шарлотта, но уже устало, и нехотя открыла учебник.

Сестрица действительно вернулась в школу — ровно через месяц. Отвозила ее мать. Она извинилась перед учителями и дала слово, что больше подобного не повторится. Шарлотта демонстративно не смотрела на нее. И никаких обещаний никому не давала.

Мать вернулась домой, и все было как прежде.

Все было как прежде, и все-таки — не совсем. Джордж прекрасно это понимал. Его желание, загаданное в Рождество, исполнилось, но радоваться этому почему-то не получалось.