С чистого листа (гет)

Это должен был быть потрясающий уикенд. Джордж проснулся совсем рано в ту субботу, как будто его что-то подкинуло с кровати. Он все думал, думал и думал о предстоящих днях, наблюдая, как за окном золотятся верхушки деревьев от встающего солнца. День обещал быть ясным — впервые в этом ноябре.

Все начиналось лучше некуда. Мать заехала за ними сразу после завтрака, на своей новой шикарной серебристой «Ауди». Она и сама была шикарной, в длинном шерстяном пальто в шотландскую клетку и с красиво завитыми волосами. Джордж с удовольствием отметил, что выглядит она просто отлично. Почти как в старые времена.

Мать собиралась отвезти Джорджа и Луи в «Леголенд». Шарлотта поехать с ними отказалась. Узнав об этом, мать, конечно, расстроилась. Она улыбалась и старалась не подавать виду, но губы у нее сжались, а на лбу собрались морщины. Шарлотта не хотела видеть ее, и все знали об этом.

Все равно это должен был быть классный уикенд.

Он наверняка таким бы и был, если бы не Луи.

Они давно не виделись с матерью и здорово соскучились. Луи бросился ей на шею, когда она вышла из машины и опустилась на колени, распахнув объятия. Джордж тоже обнял ее. Он и предположить не мог, что все пойдет прахом уже через секунду.

— Мама, у нас в новой школе было столько всего на этой неделе! — выпалил вдруг Луи.

Джордж на мгновение зажмурился. Зачем он это сказал?

Мать перестала улыбаться.

— Новая школа? — она немного отодвинула Луи и тревожно всмотрелась ему в лицо.

Джордж хотел было вмешаться, но Луи уже тараторил вовсю:

— Да, папа сам отвел меня. Там так прикольно! Я хожу туда уже две недели. Это та школа, куда мы ездили тогда вместе, мам!

Тогда-то и разразилась катастрофа. Потому что отец велел не говорить матери об этом.

Джордж знал, что он будет в ярости.

Мать тоже вышла из себя. Однако она быстро взяла себя в руки. Несколько раз глубоко вздохнула и даже сумела придать лицу выражение вежливого удивления.

— Так, дети, — медленно проговорила она, вставая. — Поедем немного позже. Сейчас мне нужно поговорить с папой.

Она направилась прямо к дому. Джордж уныло поплелся следом. Ему непременно влетит от отца, хотя он не обмолвился ни словечком о новой школе Луи. Ну почему все получилось так глупо?

Он остановился на ступеньках. Но все равно слышал каждое слово.

Мать кричала, кричала и кричала.

— Я не подписывала эти чертовы бумаги! Как ты мог сделать это без моего согласия, Уильям? Как ты мог отправить нашего сына в школу для отсталых?!

На самом деле, эта школа называлась «для детей с особенностями развития» или как-то в этом духе. И стоила она, если верить отцу, намного дороже, чем школы Джорджа и Шарлотты. Луи было там хорошо. Он дня не мог провести без болтовни о своих одноклассниках или учительнице. В старой школе он не давал никому покоя и только мешал остальным. Джордж не понимал гнева матери.

Отец, который вышел на крыльцо проводить их и столкнулся с женой, был на удивление спокоен.

— Теперь важно то, что думаю я, — сказал он. — Луи будет там лучше. Он сможет чему-нибудь научиться.

— Чему-нибудь? — воскликнула мать. — Чему-нибудь как-нибудь? Я заберу его оттуда. Он нормальный ребенок! И будет учиться в нормальной школе!

Она кричала еще долго. Отец отвечал ей ровным, невозмутимым тоном. Как автомат.

Потом мать вышла. Глаза у нее были красные.

Молча они втроем пошли к ее машине. Джордж боялся смотреть на нее. Прекрасный уикенд, которого он так ждал, закончился, даже не начавшись.

С тех пор, как родители разъехались, с матерью они проводили только выходные или каникулы. Так определил отец. Для публики их разрыв оставался втайне. Огромное количество людей трудилось не покладая рук над тем, чтобы никто не узнал правду. Мать с отцом почти не выходили никуда вместе, и, по мнению Джорджа, это было к лучшему. Стоило им оказаться рядом друг с другом, как начинался скандал. Хуже всего получилось в сентябре, когда они все снимались в фильме о том, как мать якобы завершила курс химиотерапии. Отец третировал ее каждую минуту, мать плакала, а потом они снова выходили под камеры, улыбались и обнимались. Наблюдать за этим было невыносимо.

Джордж очень скучал по ней. Без матери дома стало очень уныло. Туда теперь часто наведывалась леди Роуз Хэнбери, она же маркиза Чамли, давняя знакомая отца. Он так и называл ее — «моя старая знакомая». Но Джордж все понимал. Он прекрасно знал, что на самом деле стояло за всеми этими чаепитиями, встречами и прогулками. С ним, Луи и Шарлоттой леди Роуз была сама доброта и очарование, однако Джорджа не могла обмануть ее сладкая улыбка. Видеть, как она по-хозяйски распоряжается в доме и мало-помалу меняет заведенные матерью порядки, было очень тяжело. Еще хуже становилось от того, что отец нисколько не возражал и, по-видимому, принимал все это как должное.

Мать повезла их в Лондон. Всю дорогу она без конца вздыхала и качала головой. Когда они остановились на светофоре, она вдруг повернулась к Джорджу.

— Как ты мог это допустить? Он же твой брат!

Джордж ошеломленно уставился на нее. Почему мать винит его? Так решил отец. Как он мог помешать ему? Как вообще кто-либо мог хоть в чем-то помешать отцу? Это решительно невозможно. Отец и раньше был несговорчив и вспыльчив, а после того, как они разошлись с матерью, настроение у него могло измениться в любую секунду. Никогда нельзя было предугадать, что выведет его из себя. Иногда неудачное слово, иногда просто взгляд, а иной раз и вовсе никакой причины не заметно. Джордж часто думал, что голова у отца неправильно подключена и запрограммирована на частые взрывы. И когда эти взрывы случались, его боялись все.

Единственной на всем свете, кто осмеливался перечить ему, была Шарлотта. Но Джордж никогда не обладал и половиной такой храбрости.

День прошел ни шатко ни валко. С «Леголендом» не получилось: туда якобы набежала пресса. Джордж не особо в это верил, но спорить с матерью не стал. Он все время думал о ее словах, таких резких и несправедливых. Луи тоже притих. Мать выглядела потерянной. В конце концов они поехали повидаться с дедушкой и бабушкой. Те встретили их очень радушно. Но совсем, как показалось Джорджу, не были рады матери.

Дом у бабушки с дедушкой был невообразимо большой и очень вычурный. Джордж не слишком любил бывать у них. Здесь было как-то пусто и неуютно. Уж лучше бы мать отвезла их к Филиппе. Вместе с кузенами время пронеслось бы куда веселее.

Так как была суббота, прислуга ушла на выходной. Бабушка взялась готовить обед сама, без конца напоминая, что совсем не разучилась это делать. Луи тем временем нашел себе развлечение. С невинным выражением он принялся забавляться с бабушкиными фарфоровыми фигурками. Одна из них, прелестная фарфоровая балерина, опасно зашаталась.

— Ты что творишь? — бабушка схватила его за шиворот и оттащила от полки.

— Мама! — заверещал Луи. — Смотри, что она делает!

— Оставь мальчика в покое, — отозвалась мать. — Это даже не коллекционный фарфор.

— Очень хорошо, — неожиданно согласилась бабушка. — Тогда я возьмусь за тебя, Кэтрин. Что это ты придумала? Радует, что тебе достало ума не тащить их к этому человеку. И все-таки…

— Ах, боже мой, — мать уронила руки на колени. — Хотя бы не при детях.

— Да он, небось, и сам не горит желанием, не так ли?

— Кэрол, — в кухню вошел дедушка. Лицо у него было суровым. — Перестань.

Бабушка поджала губы, но не возразила ему ни слова.

Джордж вызвался помочь растолочь картошку для пюре. Бабушка рассыпалась в таких благодарностях, будто он, по меньшей мере, только что спас их всех из пожара. Ему это было приятно, но в то же время очень утомляло.

Луи ни с того ни с сего боднул его в спину.

— Ай! — воскликнул Джордж, едва не выронив толкушку.

— Иди и расходуй энергию там, чертенок! — бабушка бесцеремонно вытолкала младшего внука в сад, где тот незамедлительно принялся громить альпийскую горку.

— Уму непостижимо, какой ненормальный ребенок! — пробормотала она.

При этих словах мать вздрогнула. Джордж понял, что она вспомнила про новую школу Луи, которую считала учреждением для отсталых.

Обед не задался. Дедушка что-то рассказывал, пытался шутить, но его никто не поддерживал. Мать почти ничего не ела, зато быстро уговорила бутылку вина под тяжелыми взглядами своих родителей. Луи баловался с едой и опрокинул стакан с молоком на скатерть. Мать даже не взглянула на него.

Остаток дня они провели у телевизора, хотя никто, на самом деле, не вникал в то, что происходит на экране. Мать осталась на кухне. Она сидела за столом, сцепив руки в замок и опустив голову. Джордж хотел подойти, сесть рядом и попытаться объяснить, что у него никак не вышло бы переубедить отца. Но когда он уже стоял в проеме, то увидел, что мать говорит с кем-то по мобильнику. Он не хотел подслушивать, но до него несколько раз донеслось имя, которое они никогда не упоминали дома. Имя человека, из-за которого прежняя жизнь, такая безмятежная и счастливая, накрылась медным тазом.

Вечером, после ужина, Джордж услышал, как бабушка пилит мать на кухне.

— Долго это будет продолжаться?

— Чего ты ждешь, мама? — устало спросила мать.

— Жду, когда ты опомнишься, Кэтрин. И вернешься в семью, — голос бабушки звучал совсем глухо от негодования.

— Этого не будет. Мы все решили. У меня новая жизнь.

— Совсем ополоумела! Твоя дурость ударит по нам, по твоей сестре. Тебе бы на коленях просить его принять тебя обратно. Пока он еще не против.

Джордж поднялся к себе, лег на кровать и накрыл голову подушкой. Они с Луи и Шарлоттой знали истинную причину разрыва родителей. Мать вовсе не болела, как об этом сообщили общественности, а решила уйти от них. Но это надлежало тщательно скрывать. Семья старательно делала вид, что все идет своим чередом, как раньше. Им же троим оставалось лишь приспособиться к новым реалиям жизни.

Мать забирала их только в оговоренные дни и на строго определенное время. Отец тщательно следил за этим. Казалось, он ждал, когда она нарушит выставленные им условия, чтобы… Джордж понимал, что последует за этим, но никогда не позволял себе углубляться в такие мысли.

Когда несколько позже он спустился в ванную, то услышал, как мать рвет за дверью. Значит, она пила. Джордж прошел на кухню и немедленно обнаружил в доказательство этому несколько пустых бутылок на столе. Со вздохом убрав их в мусорное ведро, он подумал, что эта проблема со временем становится все серьезнее. Еще одна головная боль, когда и без того все было очень скверно.

На следующее утро дедушка чуть свет взял Джорджа с собой на рыбалку. Луи ехать отказался, и вдвоем они провели чудесное утро, несколько подбодрившее мальчика. Дедушка рассказывал о своей самой первой рыбалке, об отце, который научил его всем премудростям, о невероятно крупной рыбине, которую он выловил в шестнадцать лет, из неприметного озерца на окраине Западного Йоркшира. Джордж слушал дедушку, чувствуя, как весь наполняется теплотой и умиротворением рядом с ним. Такого у него никогда не было ни с дедушкой Уэльсом, ни с отцом. Он думал о том, каким счастьем было бы жить здесь, у мутной тихой реки посреди рощи, проводить утра с удочкой, обсуждать с дедушкой все на свете и смотреть, как рассеивается туман под солнечными лучами. Он хотел оставаться здесь как можно дольше — может быть, и всю жизнь.

Вместе с дедушкой Джордж вернулся в дом свежим и воодушевленным. Но хорошее настроение сняло как рукой, когда они прошли в гостиную. Там на диване дремала мать — бледная и измученная. Дедушка похлопал Джорджа по плечу и отвел взгляд от матери, словно у него на глазах происходило что-то неприличное.

На ковре около дивана сидел Луи и увлеченно играл в приставку.

Джордж ощутил, как на лбу выступает испарина. Если об этом узнает отец, беды не миновать. Нужно немедленно что-то предпринять, чтобы к вечеру мать смогла вернуть их домой вовремя.

Джордж вышел в сад, и, поблуждав там немного, нашел бабушку. Она укрывала розы.

— Не найдется ли у вас… — начал Джордж и запнулся, подбирая слова. — Чего-нибудь, приводящего в чувство.

Бабушка недоуменно уставилась на него. Потом на ее лице проступило понимание.

— Ох уж эта твоя мамаша, — бабушка стянула садовые перчатки и скрутила их, как будто это была материна шея.

— Она расстроилась из-за новой школы Луи, — промямлил Джордж. Отчего-то ему было очень неловко говорить об этом. — Папа записал его туда без маминого согласия. Она узнала только сегодня.

Бабушка покачала головой.

— И правильно он сделал. Твой папа. Луи там помогут. А насчет твоей матери — я уже всучила ей «Алко-Зельтцер». Скоро очухается, золотко. Ты не переживай.

Но Джордж не мог не переживать. Судя по виду матери, пилюли пока не оказали на нее ровным счетом никакого воздействия.

Они пообедали вчетвером. Бабушка подала к столу жареную курицу с кукурузой. Джордж жевал, почти не чувствуя вкуса, и не сводил глаз с настенных часов.

Луи снова засел за приставку. Мать по-прежнему лежала в гостиной. Джордж не находил себе места от беспокойства. Наконец за окном сгустились сумерки. Это означало, что отпущенное им время подошло к концу.

Джордж вздрогнул, когда у него зазвонил смартфон.

— Уже поздно. Вы собираетесь домой? — услышал он в трубке.

— Да, папа, — поспешно ответил Джордж.

— Может, прислать машину?

— Не нужно. Мама уже собирается. Мы скоро будем.

— Буду ждать, — недовольно сказал отец. Джордж боялся этого тона. За ним всегда следовали проблемы.

Он сел на диван рядом с матерью и осторожно потряс ее за плечо.

— Мама, нам нужно ехать обратно.

Она приоткрыла один глаз. От нее сильно пахло перегаром.

— Что? — пробормотала она.

— Я не хочу! — отрезал Луи. — Хочу остаться здесь.

— Нужно возвращаться домой, — повторил Джордж. — Папа ждет нас.

Мать открыла глаза. Потом опять закрыла. В уголках губ у нее появились складки. И она вдруг стала очень похожа на бабушку.

— Вам плохо со мной? Так плохо, что не можете лишний час провести с родной матерью? — плаксиво протянула она.

— Нет! — выпалил Джордж.

— Хотите обратно, к папочке? Думаете, его подружки будут заботиться о вас? Как бы не так. Им плевать на него. Деньги — вот и все, что им нужно. Ни одна их этих ушлых девиц не станет терпеть и половины того, что вытерпела я. Вторую такую дуру ему не найти. Если бы вы только знали, через что мне пришлось пройти из-за него…

Мать оседлала любимого конька. Это был очень плохой знак, говоривший о том, что она уже дошла до той кондиции, когда ее не волновало ничего. Сердце у Джорджа нервно и гулко заколотилось.

— Ну так что, все еще хотите домой?

— Я не хочу! Не хочу! — заголосил Луи.

— Вот и хорошо, — мать улеглась поудобнее.

Джордж ощутил внутри нарастающую панику. Они и так уже задерживаются. Если отец все узнает, их ждут большие проблемы. Бабушку с дедушкой — тоже.

— Мама. Он запретит тебе видеться с нами, — тихо сказал Джордж. — Мама, пожалуйста. Не допусти этого.

Мать открыла глаза. Посмотрела на него. Джордж подумал, что никогда не забудет этот отчаянный и в то же время решительный взгляд.

— Не беспокойся, — сказал она. — Этого никогда не случится.

Она встала и нетвердой походкой поднялась наверх по лестнице. Джордж опасался, что она будет тщательно готовиться к выходу. Это займет еще время, когда им была дорога каждая секунда.

Но мать спустилась всего через несколько минут. На ней были синие джинсы, слишком большие для нее, и такой же синий старый свитер. Лицо еще оставалось мертвенно-бледным, волосы кое-как стянуты на затылке в хвост. Она выглядела старше, гораздо старше, чем вчера.

В руках у нее были ключи.

— Поехали, — она наклонилась и выключила приставку Луи.

Джордж видел, что у нее дрожат руки. Он представил, как она поведет машину, и ему стало не по себе.

Бабушка, вышедшая их проводить, думала о том же.

— Господи помилуй, Кэтрин. Что ты делаешь? Не жалко себя, подумай о мальчиках! Майкл отвезет их.

— Какая ты заботливая, мама, — мать посадила Джорджа и Луи в «Ауди» и села за руль. — Просто сил нет.

Луи всю дорогу ныл, что хочет обратно. Джордж молился, чтобы они не попали в аварию. Но мать вела машину очень аккуратно. Если бы он не знал всего, то мог бы подумать, что все в порядке.

Когда они приехали домой, на ступеньках их уже ждал отец.

— Ты задержалась, — он говорил мягко, почти доброжелательно. Но Джордж знал, что не стоит обольщаться его спокойствием. Взрыв был впереди.

— Пробки, — коротко ответила мать. Она помогла Луи выбраться из машины.

Джордж взглянул на нее. И закусил губу.

Отец тоже внимательно посмотрел на мать. Одна бровь у него изогнулась.

— Господи, ну и вид у тебя, Кэтрин. Ты что, в канавах ночуешь?

Мать замерла, обнимая Луи. Только не подходи к ней, мысленно молил Джордж. Если отец узнает, что она пила, он положит конец их встречам.

К счастью, отец не стал подходить. Он всем своим видом показывал, как она ему противна.

— В следующий раз не опаздывай, — бросил он и отвернулся.

Джордж торопливо обнял мать на прощание, взял за руку Луи. Мать с неохотой отпустила его.

Стоило только ей уехать, как отец напустился на Джорджа по поводу Луи и его школы. Джордж был к этому готов, и все же несправедливость происходящего казалась ему чудовищной. Ну почему спрос только с него? На самом деле он знал, почему. Он был старшим. Ему приходилось держать марку во всем с того самого дня, когда он научился стоять. И его ждало будущее, в котором ему придется отвечать за все и всех всегда. Отец без конца напоминал Джорджу об этом. В глубине души Джордж совсем не был уверен, что действительно хочет себе этого самого будущего.

В коридоре, по пути в свои апартаменты, он встретился с Шарлоттой.

— Ты могла бы поехать с нами в следующий раз, — сказал он.

Шарлотта приподняла бровь — точь-в-точь как отец.

— Еще чего не хватало. Что я там не видела? Как она напивается? Спасибо, не надо.

Сестра первой узнала правду о том, что происходит между их родителями. Она тайно ездила в Беркшир, в коттедж, где мать жила после своего лже-лечения. Там-то Шарлотте все и открылось. Для нее это стало ударом. Она думала, что мать умирает и очень переживала за нее. Но правда оказалась и того хуже.

Джордж понимал ее. Но сам бы так не смог.

Он не стал вызывать камердинера. Быстро разделся, натянул пижаму и лег в кровать. Если бы все могло быть так, как раньше. Но, разумеется, не будет. Джордж был уже слишком взрослым, чтобы тешить себя детскими надеждами. Отныне это их жизнь. И она будет такой еще много-много лет.

Мать грозилась, что вернет Луи в старую школу. Конечно, ничего такого она не сделала. Ей было не потягаться с отцом. Луи продолжал ходить туда, куда отвел его отец, и был всем очень доволен.

Жаль, Джордж не мог сказать того же о себе.

По правде говоря, он и сам не отказался бы сменить школу. Там его не любили. Как бы смешно это ни прозвучало, но доставалось ему из-за волос. Одноклассники изводили Джорджа издевками и постоянно говорили, что он, будто девчонка, вечно торчит перед зеркалом и причесывается.

Но что он мог поделать, если волосы у него действительно были отменные — очень густые и необычного, медово-каштанового цвета? Ему нравилось, когда они были в полном порядке. Поэтому он и причесывался так часто.

Мальчики обзывали его «Златовлаской» и другими словами, которых он не мог произнести вслух дома. Из-за этого пребывание в школе сделалось невыносимым.

Джордж никогда не решился бы обсуждать такое с отцом.

Он хотел поделиться с матерью. Но виделись они теперь редко и удобного момента все как-то не выпадало.

В очередной уикенд, незадолго до Рождества, мать поехала вместе с ним и Луи к Филиппе. С понедельника начинались каникулы, и настроение у всех было приподнятым. Они очень хорошо провели время вместе с кузенами. Мать не выпила ни капли и выглядела на миллион долларов. В отличие от бабушки с дедушкой, Филиппа вела себя с ней как ни в чем ни бывало. Они с матерью тоже дурачились, как девочки. Два дня пролетели незаметно.

— Мама, ты придешь к нам на Рождество? — спросил Луи вечером в воскресенье, когда они собирались домой.

— Посмотрим, дорогой, — неопределенно ответила мать. Она аккуратно завязала ему шарф и на все пуговицы застегнула пальто.

Джордж знал, что ее не будет. Но в глубине души у него оставалась надежда, что отец все-таки разрешит ей побыть на рождественском вечере хоть недолго. Как-никак, официально они продолжали оставаться вместе. Впрочем, удрученно возразил себе Джордж, в Семье все давно знали правду. Вопросов из-за отсутствия матери ни у кого не возникнет.

Филиппа и ее дети очень ласково простились с ними. Луи наотрез отказывался уезжать, и матери пришлось взять его на руки, как неразумную мелюзгу. Хотя, по мнению Джорджа, именно неразумной мелюзгой он и был.

— Хочу на Темзу! — капризно потребовал Луи, когда они уже сидели в машине. — Там ярмарка!

Он обожал предрождественские ярмарки, особенно ту, что разворачивалась каждый год около реки. Ему нравилась атмосфера веселья и праздника, и, по-видимому, он захотел продолжения банкета. Хорошо, что отпущенное отцом время уже почти вышло.

— Хорошо, сынок, — неожиданно согласилась мать, с любовью глядя на Луи. — Поехали.

От такого поворота событий Джордж встревожился не на шутку.

— Но ведь мы должны…

— Все в порядке, — прервала его мать. — Мы заедем всего на пару часов. Это же Рождество!

— Но папа…

— Перестань, — резко сказала мать. — Ничего плохого не случится. В конце концов, я ваша мать и имею полное право провести с вами время.

— Папа ждет нас ровно к восьми, — закончил Джордж, чувствуя себя не в своей тарелке.

— Послушай, мальчик, — глаза у матери вдруг заблестели нехорошим блеском. — Если тебе так хочется, я прямо сейчас отвезу вас к нему.

— Не надо! Не слушай его! — Луи повернулся на пассажирском сиденье и щелкнул брата по лбу.

Джордж заметался. Он очень хотел поехать вместе с матерью на ярмарку… и в то же время очень боялся. Боялся отца и его гнева. Он обрушится только на него одного.

— Может быть, стоит предупредить его? — неуверенно начал Джордж, надеясь вернуть матери благоразумие. — Правда, у меня телефон разрядился, а пауэр банк я не захватил.

— Время еще совсем не позднее, — ответила она. — Вы едете с родной матерью. В чем преступление? Повторяю, могу сию секунду доставить вас к нему.

— Нет! — завопил Луи.

Мать вперила в Джорджа тяжелый взгляд. И ему не оставалось ничего, кроме как сдаться.

Может, все еще обойдется, успокаивал он себя, пока они ехали к Темзе.

Но тревога не отпускала его, а, наоборот, росла. Джордж пытался получать удовольствие от прогулки, но безуспешно. Сколько бы раз он ни говорил себе, что сегодня чудесный вечер, они гуляют с матерью, и все хорошо, хорошо, хорошо, легче не становилось.

Набережная сверкала золотыми и красными огнями от усеявших ее палаток и ларьков. Мать накупила им сахарной ваты, чипсов, колы, даже мороженого, несмотря на декабрьскую стужу. Луи потащил ее к древним игровым автоматам. Мимо тира он прошел равнодушно, но зато приник к стеклянной коробке для выуживания игрушек.

— Сынок, это все сплошное надувательство, — сказала мать, приобняв его за плечи.

— Хочу сыграть! — безапелляционно заявил Луи.

Она вздохнула и вытащила из кармана монету.

— Нужна еще одна, — подсказал Джордж.

— Не только надувательство, но еще и грабеж, — мать закатила глаза, но потом улыбнулась.

Луи, само собой, спустил обе монеты впустую. Металлические клешни захвата ухватили какую-то игрушку за ухо, после чего захват соскользнул и пустой уехал в сторону.

— Ну все, пощекотал себе нервы? — мать потянула его за руку, но Луи не двинулся с места.

— Попробуй, мама! — попросил он, глядя на нее снизу вверх.

Она удивилась. Но спорить не стала.

— В последний раз я проделывала это, когда была такой, как вы, — мать закинула в щель две монетки и неловко ухватила рычажок.

Однако ей неожиданно улыбнулась удача: с первого захода она выловила что-то маленькое и желтое.

— Есть! — возликовал Луи. При ближайшем рассмотрении оказалось, что мать вытянула кособокого потрепанного плюшевого медведя.

Луи вцепился в него что было сил.

— Пусть он напоминает тебе об этом вечере, золотце, — с нежностью сказала мать, и они пошли дальше по набережной.

Джордж заметил, как ее глаза бегают по прилавкам и задерживаются на холодильниках со спиртным. Он догадался, что ей до смерти хочется выпить. Но она не стала этого делать. Она отказалась от колы и взяла чай, и то без сахара, «чтобы не поправиться». Это совершенно зря, подумал Джордж, потому что мать была до того худой, что он беспокоился, не больна ли она в самом деле. Но говорить ей об этом не стал.

Скучавший в тире черноволосый парень присвистнул, когда они проходили мимо.

— Красотка, а вдруг тебе сегодня повезет? — развязно окликнул он. У него был выговор типичного кокни. — Не хочешь испытать себя?

Мать улыбнулась ему и сказала, что не любит оружия.

— Ты просто не знаешь, что с ним делать. Я бы тебе показал... если бы ты зашла как-нибудь без своей малышни. А вообще, ты мне кого-то напоминаешь. Мы раньше не были знакомы?

— Едва ли, — мать покачала головой и поспешила отойти от него.

Народу было много, все суетились со своими детьми, и, на счастье, их никто не узнавал. Джордж смотрел на всех этих людей, на то, как матери и отцы вместе веселятся с детьми. Когда-то и у них дома было так. Может, еще будет? Может, отец вдруг поймет, как им не хватает мамы, и они опять будут вместе по-настоящему, и все будет хорошо.

В этих мечтах он не заметил, как пролетело время. Было очень поздно, когда мать повела их к выходу.

Луи прямо с ног валился от усталости. Но ни на секунду не выпускал из рук своего желтого медведя.

— Послушай, — мать взглянула на Джорджа. — А может, вернемся к Филиппе? Завтра бы продолжили. Ведь у вас каникулы, как-никак.

Джордж пришел в ужас от ее предложения. Он и без того боялся смотреть на часы.

— Нет, мам. Пора возвращаться. Мы и так сильно опоздали.

Она поджала губы.

— Боже мой. Можно подумать, тебе лет семьдесят.

Это очень обидело Джорджа. Опустив голову, он быстро зашагал вперед, чтобы не видеть ее.

Мать нагнала его и заговорила уже мягче:

— Не злись, солнышко. Я только хотела сказать, что ты такой взрослый и рассудительный. Настоящий джентльмен. Ты прав, — она вздохнула. — Хватит на сегодня сумасбродств. Сейчас поедем. Просто мне так хочется, чтобы этот вечер не заканчивался.

— Мне тоже, мама, — тихо ответил Джордж.

Они быстро загрузились в ее «Ауди» и мягко тронулись в путь. Луи почти сразу задремал, прижимая к себе медведя. Джордж опять стал мечтать. Вот сейчас они приедут домой, и отец на радостях заключит мать в объятия, и они проведут вместе Рождество, и мама никуда от них не уйдет.

Правда, чем ближе они были, тем сильнее и тревожнее у него билось сердце.

Наконец машина затормозила около дома. Во всех окнах горел свет. С крыльца бежал отец им навстречу. За ним — Шарлотта. Отец был очень бледен. И даже с такого расстояния было видно, что один глаз у него дергается. Джорджу стало страшно.

Мать вышла из машины, помогла выбраться сонному Луи и прижала его к себе. Теперь она выглядела растерянной.

— Ты что себе позволяешь? — закричал отец. Сейчас он напоминал гранату с выдернутой чекой. — Ты хоть представляешь, в каком я был состоянии? Кто тебе позволил самовольно, без разрешения…

— Я их мать, Уильям. Мне не нужны ни чьи разрешения для того, чтобы провести время с сыновьями.

Отец подлетел к ней. Джордж вдруг понял, что сейчас произойдет.

— Нет, папа! — выкрикнул он. Первым его порывом было встать между ними, заслонить мать. Но он не решился преградить дорогу отцу. Ему просто не хватило духа.

Отец с размаху влепил матери пощечину — так, что зазвенело в воздухе. Она покачнулась, но не издала ни звука. Зато Луи, моментально проснувшись, заголосил во все горло. Он бросился к отцу и замолотил по нему кулаками. Отец не обращал на него никакого внимания. Он смотрел только на мать.

Джордж застыл, еле переводя дыхание. Шарлотта, за спиной отца, прижала ладонь ко рту.

— Не смей больше подходить к ним, — в полной тишине сказал отец почти обычным голосом. — И чтобы никто тебя здесь не видел.

Услышав это, Луи кинулся к матери и обнял ее. Мать смотрела на отца широко раскрытыми глазами. Одна щека у нее была красной — та, по которой он ее ударил. Она потирала ее с ошарашенным видом.

— Ты не имеешь права… — выдохнула мать. — Это даже тебе не под силу, Уильям.

— Еще как под силу, — хладнокровно ответил отец.

— Ты этого не хочешь.

— Хочу.

— А вы чего хотите? — она посмотрела на Джорджа, на Луи, на Шарлотту. Шарлотта отвернулась. Луи покрепче вцепился в мать.

Джордж не знал, что ему сказать, что сделать.

Он хотел сказать матери, что хочет всегда-всегда ее видеть.

Он хотел сказать отцу, что больше никогда в жизни не хочет видеть мать.

Он чувствовал, что разрывается надвое.

— Идите в дом, — распорядился отец. — Сию секунду.

Джордж не мог двинуться с места. Его ноги словно вросли в землю.

— Сейчас же! — рявкнул отец так, что внутри у мальчика все задрожало.

Первой пришла в себя Шарлотта. Не глядя на мать, она подошла к Луи, взяла его за руку и потянула. Он сопротивлялся. Но Шарлотта была настойчива. Наконец он сдался. Мать взглянула на него, и лицо у нее исказилось.

— Ты хотела начать жизнь заново, — сказал отец. — Вот и начинай.

Мать не ответила. Она вскочила в свою машину, завела мотор и умчалась в ночь.

Мать не приехала на следующий уикенд. И на следующий. И потом тоже.

Джордж очень грустил. Сомнений у него не было: после встряски с ярмаркой отец больше близко ее не подпустит. Случилось то, чего Джордж так боялся. Он понимал, что мать устроила этот демарш назло отцу, за то, что без ее согласия Луи отправился в новую школу. Но как она могла поставить на карту встречи с ними? Ведь было ясно как день, чем закончится неповиновение отцу. Тем же, чем и всегда.

За поездку на Темзу отец буквально содрал с него шкуру. Он так кричал на Джорджа, словно это он отвез всех на ту чертову ярмарку. Джордж не пытался возражать. Если с отцом начинали спорить в такие моменты, он окончательно впадал в бешенство. Поэтому Джорджу оставалось только вытерпеть поток ругани и ничем не выдать того, насколько в нем все кипело от несправедливости. Почему опять во всем винят его? Он как мог пытался отговорить мать от ее дурацкой затеи. Он что, должен был лечь под колеса ее «Ауди»? Интересно, тогда отец был бы доволен им?

Выпустив пар, отец перевел дух и грубо велел Джорджу убираться с глаз.

Когда мальчик вышел из кабинета, к нему пристала Шарлотта. Похоже, она все это время крутилась у двери и подслушивала.

— Так и было? Она совсем сошла с ума, что ли? — с кривой усмешкой поинтересовалась сестра.

— Все было в полном порядке, — отрезал Джордж. — Просто она не позвонила папе, вот и все.

Шарлотта хмыкнула.

Джордж не стал больше говорить с ней. После отцовского разноса он чувствовал себя таким опустошенным, что сил у него хватило только на то, чтобы переодеться в пижаму, почистить зубы и лечь в постель. Джон, его главный камердинер, тактично удалился. Он всегда знал, когда его присутствие уместно, а когда — не совсем. Джона очень ценили за это.

Джордж корил себя за то, что не заступился за мать тем вечером. Если бы он не стоял столбом, то успел бы перехватить руку отца. Но кто мог ожидать такого? Отец раньше никогда не позволял себе подобного. Должно быть, он очень испугался, когда мать увезла их, ни о чем не сообщив. И все же, если бы он нашел способ связаться с ним… если бы изловчился предупредить его… может, все сложилось бы не так уж плохо. И они продолжили бы видеться с матерью по выходным. Может быть, он и правда во всем виноват?

В такой мрачной атмосфере наступило и прошло Рождество. Леди Роуз царила на праздничном вечере с видом полноправной хозяйки. Блистая драгоценностями, она встречала гостей и со значением улыбалась каждому из них. Отец лишь всячески подчеркивал ее положение. Они вели себя, как пара, и даже не думали это скрывать. Собравшиеся, судя по всему, принимали все как должное. Джордж начал всерьез опасаться, что леди Роуз, с благословления отца, возьмется их воспитывать, дабы упрочить свое положение около него. Джорджу доподлинно было известно, что собственных сыновей леди Роуз держит в черном теле, а уж с ним, Луи и Шарлоттой и подавно миндальничать не станет. Особенно теперь, когда матери рядом нет, а отцу, кажется, на них наплевать.

После того, как пробило двенадцать, все повалили на улицу, чтобы полюбоваться на устроенный отцом фейерверк. Джордж старался отойти от всех подальше. Ему до смерти надоели глупые выходки Луи и кислая мина Шарлотты, а еще он не мог видеть, как отец украдкой гладит леди Роуз по спине, что-то шепчет ей на ухо и ухмыляется.

Джордж следил глазами за каждой ракетой и всякий раз, когда она рассыпалась звездами, загадывал желание.

Хочу, чтобы родители помирились.

Это было совсем по-ребячески, но Джордж повторил заклинание не меньше десяти раз, а потом прокрался назад в дом. Праздник подходил к концу, и он был очень этому рад.

Весь вечер Джордж думал о том, как проходит Рождество у матери. Наверное, она проводит его со своим… в общем, с тем человеком, о котором они никогда не говорят, пьет шампанское и строит планы на будущий год. Хорошо ли ей? Скучает ли она по Джорджу, Шарлотте, Луи? Или, наоборот, радуется, что не встречает Семью в бриллиантовых серьгах под руку с отцом?

В любом случае, она была очень далеко. Видеться они не могут — пока отец не сменит гнев на милость. Но вполне возможно, что этого не произойдет. На рождественском вечере все вели себя так, словно матери никогда и не было в Семье. Джорджу было очень больно от этого. Что, если они вообще больше никогда с ней не увидятся?

За такими раздумьями кончились каникулы. В январе Джордж вернулся к занятиям и только тогда понял, что, пожалуй, на Рождество ему стоило загадать еще одно желание.

Хочу больше никогда не возвращаться сюда!!

Если раньше в школе над ним просто смеялись, то теперь издевки перешли все мыслимые границы. Стоило ему пройти мимо кого-то из одноклассников, как они немедленно начинали давиться смехом. Когда он отвечал в классе, все дружно вздыхали. Его открыто называли неприличным словом и не стеснялись осведомляться, когда он признается всем, что ему нравятся мальчики.

Джордж был разбит.

— Да поколоти ты их и дело с концом, — небрежно бросила Шарлотта, когда он как-то раз рискнул рассказать ей о происходящем.

Джордж уставился на нее.

— Но мне не справиться со всеми!

— Большое дело. Отлупи заводилу и остальные отстанут сами.

Он только покачал головой. Легко сказать — отлупи! Тот же Брайан Барли, которого он подозревал во всем, на голову выше Джорджа, и его приятели тоже. Именно они первыми начали изводить Джорджа из-за волос, и это новое издевательство наверняка их затея. Какое там отлупить! Едва только он замахнется, как любой из этой компании отправит его в нокаут.

Отец тем временем постоянно заводил разговоры о том, как было бы славно подружиться с сыновьями леди Роуз.

— Но зачем? — не выдержал однажды Джордж.

— Вам было бы интересно вместе, — туманно изрек отец.

Братья-близнецы Александр и Оливер были тихими, грустными, молчаливыми. Будучи тремя годами старше Джорджа, они выглядели младше, чем он. Когда-то он вместе с ними недолго брал уроки у одного тренера по верховой езде. Уже тогда ходили слухи, что мать поколачивает обоих братьев. Джордж убедился в этом, когда однажды увидел их в раздевалке перед занятием. Спины и руки у близнецов были в синяках.

Вспомнив об этом, Джордж вообразил, как леди Роуз принимается и за него. И никто не заступится.

— Они могли бы бывать у нас, вы нашли бы, чем заняться, — продолжал отец.

И главное — у леди Роуз появится повод еще чаще наведываться сюда, со злобой подумал Джордж. Но вслух ничего не сказал.

Ему очень не нравилось, что маркизу Чамли всячески привечала леди Камилла. Она без конца находила предлог для того, чтобы пригласить ее то к ним с дедушкой Уэльсом на чай, то составить компанию отцу в его очередной поездке. Джордж знал, что леди Камила ни за что не стала бы так стараться только по доброте душевной. И еще он знал, что жена дедушки Уэльса терпеть не может мать. Вдруг они задумали сосватать леди Роуз отцу? Момент был весьма подходящий. От одной мысли, что место матери займет маркиза Чамли, Джорджа передергивало от отвращения.

В таких тревогах прошла скучная, сырая, серая зима. Для Джорджа она стала беспрерывной перспективой ежедневных испытаний, потому что дела в школе шли из рук вон плохо. Он считал сначала месяцы, потом недели до далеких Пасхальных каникул, которые представлялись ему неподвижной точкой в далеком пространстве. Но вот наконец они начали приближаться и увеличиваться в объеме. Настал март. Вместе с ним на Джорджа обрушилась новая беда. Школа проводила «дружеский» футбольный матч с другим пансионатом. Играли все мальчики его возрастной группы, и Джорджу волей-неволей пришлось выйти со всеми на мокрое, утопающее в грязи поле.

Это был полный провал.

Их команда с треском проиграла гостям — и, по большей части, такому исходу поспособствовал Джордж.

Он предпочел бы никогда не вспоминать об этом позоре.

Домой на каникулы Джордж возвращался под градом насмешек. Он решил во что бы то ни стало уговорить отца перевести его в другую школу. Дураку понятно, что после каникул житья ему там не будет.

Было уже темно, когда он, несчастный и окончательно упавший духом, нехотя поднимался по каменным ступеням крыльца. Джордж пытался представить реакцию отца, когда он услышит просьбу о новой школе и узает о проигранном матче. Накричит? Назовет жалким неудачником? Он в деталях прокручивал это в голове, пока медленно тащился по темному пустому коридору.

Вдруг Джордж замер посреди холла. В гостиной отчетливо звучали голоса. Один принадлежал отцу, а вот второй… Джордж покрутил головой. Может ли быть такое? Наверное, ему послышалось.

Несмело, робко он заглянул в комнату. И у него перехватило дыхание.

На диване у камина восседал отец, в домашней рубахе с расстегнутым воротником. Он широко улыбался, а рядом с ним, обнимая его за плечи, сидела… мать.

Джордж изумленно застыл в дверях.

— Заходи, сынок! — заметив его, радушно пригласил отец. Судя по голосу, он был крепко пьян. Джордж подошел ближе и действительно увидел на столике перед ними несколько пустых бутылок.

Мать ласково улыбнулась ему и протянула другую руку. Поколебавшись, Джордж сел рядом с ней. Она обняла его за плечи — так же, как отца.

— Привет, мама, — сказал он, чтобы что-то сказать.

— Привет, солнышко, — ответила она и поцеловала его в висок. Джордж не знал, что ему думать.

— Вы решили помириться? — он вопросительно посмотрел на отца.

— Позови-ка брата и сестру, — распорядился отец. — У нас есть для вас новость.

Луи и Шарлотта ушли на каникулы на день раньше и были дома. Джордж был так растерян, что не смог сдвинуться с места.

— Иди же, дорогой, — мать слегка подтолкнула его. Она показалась Джорджу еще более худой, чем раньше. На ней были простые синие джинсы и полосатый свитер. И выглядела она измученной. Перехватив его взгляд, мать улыбнулась, но в этой улыбке было что-то болезненное.

Джордж неуверенно вышел из гостиной, напоследок обернувшись, чтобы удостовериться, что странное зрелище не рассеется, как только он повернется спиной.

Но ничего не рассеялось. Мать с отцом по-прежнему сидели на диване в обнимку.

Он заглянул к Луи, потом они вдвоем постучали к Шарлотте.

— Отец зовет нас в гостиную, — сообщил Джордж, решив пока не называть причину.

— Зачем? — хмуро раздалось из-за двери.

— Он попросил привести вас с Луи. Сам все объяснит.

Шарлотта вышла к ним, сняла с головы наушники.

— Что случилось? — требовательно спросила она.

Джордж пожал плечами и жестом пригласил пройти за ним.

При виде матери лицо у Шарлотты вытянулось.

— Что ты здесь делаешь?

— Я тоже рада видеть тебя, золотце, — ответила мать и протянула к ней руку, как к Джорджу, но Шарлотта не двинулась с места и молча воззрилась на отца.

Луи же несколько секунд потрясенно рассматривал мать, потом с ликующим воплем бросился в ее объятия. Понадобилось время, чтобы он немного угомонился и перестал шуметь.

— Итак, дети, — торжественно начал отец. Язык у него немного заплетался. — Вы знаете, у нас с мамой были… некоторые недоразумения. Но теперь все позади. Мы снова вместе.

— Ура! — обрадовался Луи. — Ура! Ура!

— Мы оставим все плохое в прошлом и снова будем семьей, — возвестил отец, играя темными локонами матери. — По-настоящему, без всяких глупых игр для репортеров.

— Мама дома! Мама дома! — не унимался Луи.

— Ах, сыночек, — глаза у матери увлажнились. Посмотрев на нее внимательнее, Джордж понял, что она тоже хорошо заложила за воротник. Даже крепче, чем отец.

— Вот так запросто? — подала голос Шарлотта. Она смотрела на родителей с таким видом, словно это была скучнейшая передача, которую нужно как можно скорее переключить. — Как будто не было ничего?

— Уймись, — осадил ее отец.

— Нам было лучше без тебя, — сказала Шарлотта матери.

Улыбка у матери погасла.

— Не говори так.

— Это правда.

— Неправда! — гаркнул на сестру Луи.

— Зачем ты вернулась? Чтобы опять все испортить? — гнула свое Шарлотта.

— Лотти, перестань, — в уголках губ у матери проступили глубокие складки.

— Не указывай мне.

— Ты наказана, — веско изрек отец. На лбу у него вздулись вены — верный признак того, что он вот-вот озвереет. — На неделю.

— Да мне наплевать, — Шарлотта развернулась и широким шагом направилась к двери.

— Я не разрешал тебе уходить! — рявкнул отец. Он начал было вставать, но мать притянула его к себе.

— Не надо. Она все поймет и успокоится.

— Надеюсь, для ее же блага.

Он взглянул на сыновей.

— Идите по своим комнатам. Нам с мамой еще нужно кое-что обсудить.

Луи не хотел уходить. Джорджу пришлось отрывать его от матери. Луи в ответ лягался что было сил. Джорджу даже пришлось дать ему сдачи, потому что братец дрался по-настоящему больно.

— Ну все, — отец с некоторым трудом поднялся и, схватив обоих за шиворот, вытолкал за дверь. — Сколько с вами хлопот!

У себя в комнате Джордж долго не мог избавиться от ощущения, будто его как следует огрели по голове футбольным мячом. Он ходил из угла в угол, пытаясь собраться с мыслями. Неужели это происходит на самом деле? Неужели его рождественское желание сбылось? Он понимал, что должен чувствовать радость, но вместо нее его переполняли беспокойство и замешательство. Мать решила вернуться к отцу? И он простил ее? После стольких месяцев пустоты воссоединение родителей казалось не более чем фантазией, сном, грезой. Может, Джорджу все это привиделось?

Наконец он не выдержал и вернулся к гостиной — чтобы убедиться, что все это реально.

Дверь была притворена. Джордж тихо подошел ближе, хотел открыть ее, но тут услышал вздохи и возню. Глаза у него расширились.

— О боже, — донеслось до него. — Еще, Кэти, еще!

В ответ раздался сдавленный стон. Джордж, покраснев до корней волос, поспешил вернуться к себе.

У отца с матерью действительно все началось с чистого листа. Во всяком случае, так казалось со стороны. Мать снова жила с ними, выходила каждое утро к завтраку с прежней лучезарной улыбкой, непринужденно беседовала с персоналом, поставила свою «Ауди» в общий с отцом гараж. Глядя на все это, Джордж думал о том, что немного воображения — и он сможет представить, будто не было последнего года, а за прошлым Рождеством все это время шла их самая обычная жизнь. Но вот беда — этого самого воображения ему не хватало.

Друг с другом родители держались очень ласково. У них словно начался второй медовый месяц. Вдвоем они стали часто посещать публичные мероприятия, совсем как раньше, с радостью позировали фотографам, ходили рука об руку и почти не разлучались. Отец больше не изводил мать, если им случалось выйти в люди — наоборот, весь светился от гордости. Он подарил матери новое кольцо и еще несколько украшений. Мать была с ним очень мила, обходительна и нежна. Леди Роуз Хэнбери совершенно исчезла с горизонта. Джордж был очень этому рад.

Словом, все вроде было как прежде. И все-таки Джорджу что-то не нравилось. Сладкая пора мира, спокойствия и добрых чувств у родителей выглядела как затишье перед бурей. Джордж убеждал себя, что нет ровно никаких причин подозревать такое, и все же избавиться от этого ощущения не мог.

В Семье к воссоединению отца с матерью отнеслись по-разному. Дедушка Уэльс полностью поддерживал их и даже прислал небольшие подарки по такому случаю — впрочем, этот жест родственной симпатии по непонятной причине был очень холодно встречен отцом. Леди Камилла не скрывала досады. При первой же встрече с матерью после ее возращения она не соизволила кивнуть на приветствие, только процедила «Здравствуй, Кэтрин» и поспешила отойти прочь. Джордж окончательно уверился в том, что у нее были грандиозные планы на леди Роуз. Поэтому он лишь злорадно улыбался, наблюдая, как мать снова входит в положение хозяйки и заставляет окружающих вытягиваться во фрунт в своем присутствии. Прочие же родственники, если и точили на нее зуб, сочли за благо не высказываться вслух.

Единственной, кто решился выразить свои чувства открыто, была Шарлотта. Известие о примирении родителей она встретила с ледяным презрением и наотрез отказалась принять новое положение вещей. Она полностью игнорировала мать, как бы добра и ласкова та с ней ни была. После нескольких попыток наладить отношения мать, по-видимому, признала поражение и отдалилась от нее. Шарлотта праздновала это с видом победителя. На нее не действовали ни угрозы отца, ни его же обещания посадить ее под замок, если она не выкинет всю дурь из головы. Джордж не понимал злости сестрицы. По его мнению, ей давно следовало успокоиться и простить мать. Но Шарлотта упрямо стояла на своем.

Не сразу семье стало известно, что у нее крупные неприятности в школе.

Только когда на имя отца поступило гневное письмо от директрисы, родители узнали, что Шарлотта завалила семестр и временно исключена.

Джордж не мог в это поверить. Временное исключение было самой крайней мерой, которую в школе такого класса применяли лишь к буйным, неуправляемым недорослям, окончательно потерявшим связь с реальностью. Шарлотта, при всем ее своенравии, всегда отличалась примерным поведением. По крайней мере, пока не случилось этой истории с матерью и ее лже-раком.

Даже дядя Гарри, насколько знал Джордж, умудрился в свое время избежать этой позорной кары. Шарлотта стала первой в семье, кого официально признали угрозой общественному порядку.

Отец сам забрал ее домой. По возвращении лицо у него было таким, что даже мать не нашлась, что сказать. Без единого слова отец завел Шарлотту, еще облаченную в форму школы, из которой ее изгнали, в свой кабинет. И началось светопреставление.

Он так кричал, что Джорджу казалось: еще немного — и дом взлетит на воздух.

Светопреставление не имело ничего общего со взбучками, которые он получал от отца время от времени — даже с той, что была после поездки на Темзу. Мать несколько раз порывалась войти к ним, но отец, вероятно, запер дверь изнутри. Прошло очень много времени, прежде чем в доме снова воцарилась тишина.

Джордж ожидал, что сестрица выйдет от отца вся в слезах — он уж точно не сумел бы сдержаться после такой бури. Но Шарлотта показалась в коридоре с лицом абсолютно непроницаемым. Только глаза сверкали — перехватив ее взгляд, Джордж невольно попятился. Не обращая на него внимания, Шарлотта вскинула голову и гордо прошествовала в свою комнату.

Немного позже Джордж стучался к ней, но она не открыла.

Джордж решил, что с этого дня сестрица будет под домашним арестом — как было после ее злополучного вояжа в Беркшир. Каково же было его удивление, когда на следующий день он увидел ее в гостиной — она сидела за столом с разъяренным видом. Джордж сперва не понял, что вызвало у нее такие эмоции, но потом заметил, что напротив Шарлотты сидит мать.

По висевшему в воздухе напряжению было ясно, что здесь выясняли отношения. Но если скандал и был, то тихий — криков в то утро никто не слышал.

— Что я должна сделать, чтобы ты взялась за ум? — донесся до Джорджа голос матери. — Чего ты хочешь?

Шарлотта подняла голову. На столе перед ней лежал какой-то учебник, который, вне всяких сомнений, ее заставила открыть мать.

— Чтобы ты убралась, — с вызовом отозвалась сестрица. — Как это было год назад.

— И что будет дальше? Ты уже вылетела из школы.

— Плевать я хотела на эту чертову школу!

— Может быть, — ответила мать. — Но ты вернешься в нее, и снова будешь учиться. А теперь продолжай читать. Сегодня у тебя по плану еще две главы.

Шарлотта вспыхнула.

— Еще чего! — прошипела она, шумно захлопывая книгу. — Какое ты имеешь право тащить меня сюда, пихать мне эти идиотские учебники? Не буду я ничего читать, мне это нафиг не нужно!

— Читай, — ровным тоном произнесла мать, проигнорировав наглый выпад.

— Не буду.

— Будешь.

— А кто меня заставит? Ты, что ли?

— Читай.

— Я тебя ненавижу.

— Не сомневаюсь. Но это не помешает тебе получить образование — я прослежу за этим. Читай!

Шарлотта не сводила с нее яростно горящих глаз.

— Не указывай мне! Ты всего-навсего жалкая алкоголичка. Поняла?

Лицо у матери задергалось, на щеках выступили красные пятна. Она поднялась и быстро подошла к девочке.

— Только попробуй меня ударить! — надменно сказала Шарлотта. Но Джорджу отчего-то показалось, что именно этого она и добивалась.

Мать схватила ее за ворот домашнего пуловера и одним резким движением поставила на ноги.

— Послушай, девочка, — очень тихо и с угрозой заговорила она, крепко держа дочь одной рукой От удивления и неожиданности Шарлотта не сопротивлялась. — Тебя научить хорошим манерам? Или постараешься и вспомнишь их сама?

Мать несколько раз хорошенько встряхнула Шарлотту. Никогда раньше Джордж не видел ее в таком состоянии. Он даже не думал, что она способна на такое.

— Видит Бог, я хотела как лучше. Хочешь, чтобы я убралась? Отлично! Как скажешь! Я выполню твое желание — но прежде ты возьмешься за голову и начнешь учиться. А теперь взяла книгу — и вперед. Думаешь, мне больше заняться нечем, кроме как тыкать тебя сопливым носом в учебник? — голос матери возвысился и стал властным. — Думаешь, мне нравятся твои выкрутасы и детские ругательства? «Идиотские учебники!», «Еще чего!», «Нафиг не нужно», — передразнила она.

Пришел черед краснеть Шарлотте.

— Не смей издеваться надо мной! — закричала она в ответ. Лицо у нее исказилось, и было видно, что она вот-вот заплачет.

Мать усадила ее обратно на стул.

— Угомонись, — хладнокровно проговорила она. — И читай. Тебе нужно много нагнать для того, чтобы вернуться в школу.

— Я туда не вернусь!

— Вернешься.

— Я тебя ненавижу, — повторила Шарлотта, но уже устало, и нехотя открыла учебник.

Сестрица действительно вернулась в школу — ровно через месяц. Отвозила ее мать. Она извинилась перед учителями и дала слово, что больше подобного не повторится. Шарлотта демонстративно не смотрела на нее. И никаких обещаний никому не давала.

Мать вернулась домой, и все было как прежде.

Все было как прежде, и все-таки — не совсем. Джордж прекрасно это понимал. Его желание, загаданное в Рождество, исполнилось, но радоваться этому почему-то не получалось.

— У нас для вас прекрасная новость, — объявил за завтраком отец, когда персонал расставил все необходимое и оставил их наедине друг с другом.

Он восседал во главе стола, в домашнем шерстяном костюме похожий на сотни тысяч других отцов по всей стране, которые собирают свою семью за трапезой в воскресное утро. Джордж отложил вилку и выпрямился на стуле. Луи нетерпеливо заерзал. Что до Шарлотты, то она даже не подняла головы от тарелки с овсянкой.

— Скоро у вас появится брат или сестра, — сказал отец и с широкой улыбкой повернулся к сидевшей рядом с ним матери.

Джордж изумленно уставился на них. Мать тоже улыбнулась, немного нервно.

— Это… ну… здорово, — проговорил Джордж, заметив, что отец ждет реакции. — Вы будете делать объявление?

— Непременно, но позже, — ответил отец.

— Это должен быть мальчик. От девочек никакого проку, — глубокомысленно изрек Луи. Мать рассмеялась — как показалось Джорджу, не слишком естественно.

— Это ты говоришь сейчас. Если у тебя родится сестренка, ты будешь любить ее больше всех, как и положено старшему брату, — сказала она.

— Вот еще! — возразил Луи. — Она будет только вопить и пачкать подгузники.

— А потом подрастет и вы станете не разлей вода, — добавил отец.

— Не станем, — пробубнил Луи. — Она же будет девчонка. Что от них хорошего? Вот от Шарлотты одни неприятности.

Родители переглянулись.

— Она хорошая девочка, — тихо сказала мать. — И уже давно исправилась.

Шарлотта не стала отвечать на такую лестную рекомендацию. И свои комментарии оставила при себе.

После завтрака отец велел им идти, а сам заговорил с матерью о клиниках и врачах, к которым они обратятся.

— Что ты об этом думаешь? — спросил Джордж у Шарлотты, когда они вышли из столовой.

— Так делают всегда, когда отношения трещат по швам, — ответила она многоопытным тоном.

Джордж ощущал беспокойство. Он никак не мог отвязаться от мысли, что мать слишком худая, болезненная и слабая. Вдруг она не справится? Луи она носила очень тяжело. Джордж помнил, сколько тогда суетилось врачей и как мрачны были их прогнозы. После рождения братца мать провела очень много времени в больнице. И когда вернулась домой, то выглядела совсем прозрачной и разбитой. А если на этот раз все будет еще хуже?

Джордж вспомнил, как спросил у нее тогда, больно ли ей было. Мать, держа крохотного Луи на руках, сказала, что это была не увеселительная прогулка. И больше ничего. Джордж помнил еще странное чувство — совсем недавно были только мать с отцом, он и Шарлотта, а теперь появился Луи, и все изменилось. При виде новорожденного братца в груди у него стало тепло-тепло. Он поцеловал Луи в маленький наморщенный лобик. Глаза у него были широко открыты, очень красивые, светло-голубого цвета. Джордж был рад ему.

Конечно, еще один брат или сестра — это замечательно, но что, если все пойдет не так?

За этими тревогами даже школьные заботы отодвинулись для него на задний план. Теперь его мало трогали насмешки и дурацкие выходки одноклассников.

Через неделю они все отправились на большой благотворительный прием, который устраивала в Лондоне сестра дедушки Уэльса принцесса Анна. По такому случаю их троих забрали с занятий. Джордж был доволен, хотя прием оказался скучнейшим. Он слонялся по огромному, вымощенному мрамором залу, время от времени тоскливо поглядывая на часы. Анна не стала собирать всю Семью — только тех, кто был значим. Она любила всячески подчеркивать неравное положение многочисленных родственников. Ближе всех к Анне были мать с отцом, которые сияли улыбками и беседовали со знакомыми.

Среди гостей была и леди Роуз с мужем — маленьким, тощим и очень, очень старым. Джордж наблюдал за ними некоторое время. Вероятно, маркиз Чамли не был совсем уж стариком, но рядом с подтянутой, стройной леди Роуз с гладкой кожей и яркими глазами смотрелся неприглядно. Его плечи обвисли, как края перегруженной вешалки. Волосы, еще не полностью седые, были в беспорядке, хотя к прическе явно приложил руку стилист. Даже смокинг сидел на нем как-то странно, словно был ему не по размеру. Должно быть, высокий, крепкий, статный отец казался леди Роуз прямо-таки Суперменом, если сравнивать с ее супругом. Джордж вспомнил, как отец обнимался с леди Роуз на Рождество и поспешил отвернуться.

Но вскоре эта пара снова привлекла его внимание, потому что к ним подошла мать.

При виде нее леди Роуз явно растерялась, но уже через мгновение как ни в чем не бывало защебетала о каких-то пустяках. Мать улыбалась ей и кивала. Они были примерно одного роста, с длинными темными волосами и белой кожей. Издали их можно было принять за родных сестер.

Со стороны это была мирная светская беседа, от которой даже маркиз Чамли заметно оживился. Однако в этот день между родителями появилось осязаемое напряжение.

— Роуз так мила, — заметила мать, когда они вернулись домой. — Даже чрезмерно.

— Что поделать, она всегда была такой, — беспечно ответил отец, снимая бабочку.

— И Луи сказал мне, что ты настаивал на дружбе с ее детьми, — мягко продолжила мать. Она улыбалась, но улыбка была какой-то резиновой. — Могу узнать причину?

— А что тут такого? — пожал плечами отец. На его голом черепе выступила испарина. — У нее такие воспитанные, дисциплинированные мальчишки. Я подумал, что не грех бы и перенять у них что-нибудь.

— И у Роуз появился бы повод почаще бывать у нас, — добавила мать спокойным тоном, но голос у нее едва слышно зазвенел. — Хотя и без них она часто навещала вас. Так уже было раньше — не правда ли, Уильям?

— Не говори ерунды, — отрезал отец.

Мать не ответила.

Они не ссорились — ни в тот вечер, ни на следующее утро. Между ними все было как будто по-прежнему. Отец очень заботился о матери, то и дело справлялся о ее здоровье, звонил врачам, чтобы удостовериться, что с будущим ребенком все в полном порядке. Он был кроток и ни в чем ей не отказывал. Джорджу прямо не верилось, что это тот же самый отец, который кричал на мать несколько месяцев назад и даже влепил ей пощечину, когда она поздно привезла их после ярмарки.

Мать тем временем стала улыбаться все реже и реже. Почти все время она была грустна и задумчива. Один раз Джордж застал ее в слезах.

— Что случилось? — встревоженно спросил он.

Мать быстро вытерла слезы.

— Не обращай внимания, сынок. Меня теперь любая мелочь может вывести из равновесия.

Она улыбнулась ему, но Джордж ей не поверил.

Родители по-прежнему выходили в свет вместе, и со стороны могло показаться, что между ними совершеннейшая идиллия. Во всяком случае, репортеры без устали строчили о том, что на фоне сотрясающегося от лихорадки мира вид такой крепкой и счастливой семьи внушает надежду на будущее. Джордж понятия не имел, что внушали миру фото его отца и матери, но у него самого на душе было неспокойно. Кроме него — и еще, конечно, Шарлотты — никто не знал, какая напряженная, гнетущая тишина висела в их семейной гостиной по вечерам, когда они собирались все вместе. Родители сидели у камина друг подле друга, но почти не разговаривали и выглядели погруженными в свои мысли. Джордж и Шарлотта редко принимали участие в беседах и почти никогда не получали ответов на заданные вопросы. Только Луи, счастливый в своей неразумности, пытался разрядить мрачную атмосферу, проказничал, кривлялся, выделывался — словом, всячески старался обратить на себя внимание. Иногда у него это получалось, и тогда мать устало улыбалась ему, а отец, точно очнувшись, наскоро трепал его по волосам.

Однако спустя время эти тягостные вечера в гостиной ушли в прошлое, потому что отец стал куда-то пропадать из дома. Обычно он отговаривался встречами со своим пресс-секретарем, которому срочно нужно было поделиться новыми идеями насчет тактики обольщения газетчиков. Мать ни о чем не расспрашивала отца и никогда не возражала. Когда хруст гравия под колесами его «Мерседеса» стихал, она как будто расслаблялась, становилась разговорчивее и оживленнее. Джорджу все казалось странным и неправильным, но заговорить об этом он так и не решился. Шарлотта, когда он пытался обсудить с ней сложившуюся ситуацию, только пожимала плечами, давая понять, что ей все равно.

— Через несколько лет я уеду учиться, буду видеть их несколько раз в год, так что все это меня не касается, — сказала она один раз, когда брат был особенно взволнован. — Кстати, то же самое ждет и тебя. Не понимаю, почему ты так переживаешь.

— Но неужели тебе не хочется, чтобы все было как раньше? — спросил Джордж. Тон сестры ему очень не понравился.

— Как раньше уже не будет, — отрезала Шарлотта. — Мы будем жить своей жизнью, и лично я жду этого с нетерпением.

— А как же я? — поразился Джордж. — Тебе не захочется видеть даже меня и Луи?

Шарлотта на мгновение задумалась.

— С тобой буду видеться обязательно. И с Луи… иногда, — тут лицо у нее помрачнело. — Но уж точно не с ней.

Так проходило время, настал апрель, а вместе с ним и очередная годовщина Прабабушки. Джордж никак не мог взять в толк, зачем отсчитывать дни рождения человека, которого уже нет на свете, но Семья из года в год собиралась ближним и дальним кругом в резиденции леди Анны, производя фурор во всей округе. Собрания эти были до невозможности скучны и утомительны, а заканчивались обыкновенно тем, что дедушка Уэльс напивался пьян и начинал безобразничать на глазах у всей родни. Отец пытался его урезонить, но, поскольку не отставал от дедушки Уэльса в принятии на грудь, делал только хуже, они начинали ругаться, и, если не вмешивалась мать, могло произойти много неприятностей. Однажды, на самую первую годовщину после смерти Прабабушки, отец схватил дедушку Уэльса за грудки мундира и долго тряс, крича что-то о своей матери и том, какой свиньей был дедушка Уэльс по отношению к ней. Он весь побагровел, глаза у него налились кровью, и Джорджу тогда стало по-настоящему страшно. На помощь дедушке Уэльсу поспешила леди Камилла, но отец только сверкнул на нее глазами, и она молча отступила в сторону. Вокруг сгрудились леди Габриэлла, Сара Чатто, леди Беатрис и еще несколько женщин, безуспешно пытавшихся привести отца в чувство. Только когда на шум примчалась мать, он перестал кричать, но отпустил дедушку Уэльса лишь после того, как окончательно выпустил пар. Вечер быстро свернулся.

Через пару дней, на торжественном приеме, отец и дедушка Уэльс держались друг с другом как ни в чем не бывало. И все вокруг делали вид, что ничего не произошло.

Джордж много раз просил не брать его с собой на годовщины, но родители были непреклонны. Вероятно, они получили указание леди Анны, которая требовала присутствия всех. Ее слушались. Порой Джорджу казалось, что место Прабабушки в Семье заняла именно леди Анна.

Эта годовщина мало чем отличалась от предыдущих. Апрель выдался ветреным и мокрым, в резиденции было очень холодно, несмотря на большое скопление народу. Джордж застегнул пиджак на все пуговицы и все равно никак не мог согреться. Неподалеку крутилась Шарлотта в легком светлом платье, и Джордж недоумевал, почему она вся не покрылась гусиной кожей.

Накануне мать предложила ей парный образ, но Шарлотта изобразила в ответ такую гримасу, что вопрос был закрыт сразу. Джордж видел, что матери очень хочется наподдать ей как следует, но она сдержалась. Всю дорогу до резиденции леди Анны ни одна из них не проронила ни слова.

На этот раз собрались все — или почти все. Джордж вежливо кивал и пожимал руки близким и дальним родственникам, отвечал на давно известные ему вопросы и старательно подавлял зевки. Поскольку леди Анна с самого утра чувствовала некоторое недомогание, обязанности хозяина без раздумий взял на себя отец. Он встречал гостей с радушной улыбкой, под руку с ним стояла мать. Джордж гадал, известили ли они Семью о грядущем прибавлении.

Была на собрании и леди Роуз с мужем и сыновьями. Ее каждый год приглашала леди Камилла. Маркиза Чамли первым делом поприветствовала ее с дедушкой Уэльсом, потом леди Анну, которая лишь лениво махнула рукой из кресла. Следующими стали отец с матерью. Отец расплылся в широкой улыбке и галантно наклонил голову. Мать холодно повела головой. Леди Роуз была единственной, кого она не удостоила улыбкой в тот день.

Маркиз Чамли, как обычно, неловко топтался за спиной супруги. Под стать ему были и Александр с Оливером. Вместе с отцом они, в одинаковых серых смокингах с блеклыми галстуками-лентами, выглядели полной противоположностью энергичной, улыбчивой, красивой леди Роуз. Она надела свои лучшие украшения и серебристое платье в пол — как актриса на красной дорожке. Джорджу оставалось только признать, что она была великолепна. Лучше почти всех женщин, собравшихся на годовщину. И еще он заметил, что леди Роуз с отцом то и дело обмениваются взглядами. Мать выглядела невозмутимой.

Время тянулось медленно и вяло. Зато никто не ссорился и не скандалил. Дедушка Уэльс, сидя рядом с леди Анной, тихо цедил бокал с белым вином — судя по всему, единственным на вечер. Подле него неотрывно находилась леди Камилла. Вполголоса они втроем вели какую-то беседу, но вскоре примолкли, потому что дедушка Уэльс задремал. Джордж прекрасно понимал его — он сам умирал от скуки.

«На следующий год просто сбегу, — подумал он тоскливо. — Пусть делают, что хотят, но больше сюда не поеду».

Джордж знал, что ничего такого не случится и на следующий год он будет так же печально бродить по огромной холодной гостиной, вздыхать, зевать и считать минуты. Ему не хватит ни характера, ни воли, чтобы выказать открытое неповиновение. Вот у Шарлотты непременно получилось бы. Почему он не получил и половины ее смелости? Почему всегда и во всем подчиняется, делает то, чего хотят другие? Ведь он будет следующим после дедушки Уэльса и отца, ему как никому другому в Семье пригодился бы сильный характер. Как несправедливо, что он достался Шарлотте, которая и близко не подойдет к тому будущему, которое ждало его.

Может быть, ему стоит рискнуть? Перестать быть пай-мальчиком и настоять на своем?

Размышляя об этом, Джордж поднялся по широкой каменной лестнице на этаж выше и зашагал вдоль стены, увешанной портретами их бесчисленных родственников. Он рассеянно скользил глазами по некрасивым, бледным, вытянутым лицам, отмечая немало сходств с собственной физиономией. Когда-нибудь и его портрет повесят здесь. Каким он будет? Таким же мрачным, отталкивающим? Или художник отступит от вековой традиции и изобразит его приятным человеком?

— А вот и ты, дурила.

Джордж обернулся и увидел одного из сыновей леди Роуз. Их с братом было трудно различить, но тот, который стоял сейчас напротив, был очень зол. На губах у него играла деланая улыбка, глаза при этом не выражали ничего хорошего.

— Ты это мне? — удивился Джордж.

— Ты видишь здесь кого-то еще? — дерзко ответил подросток. Он стоял, засунув руки в карманы, и с вызовом смотрел на Джорджа. Тот немного подумал и решил, что перед ним находится Оливер. Он никогда не общался тесно с сыновьями четы Чамли, однако в нечастые встречи заметил, что у одного из близнецов голос звучит выше, надломленнее, чем у второго. Обладатель визгливого тембра сверлил Джорджа взглядом.

— Чего тебе? — как можно небрежнее поинтересовался Джордж, хотя внутри у него пробежал холодок от плохого предчувствия.

— У моих предков большие проблемы, — процедил Оливер. Он намеренно говорил развязно — так, как в его представлении говорили крутые парни.

— Ну и что?

— Проблемы у них из-за твоего папаши.

Джордж обомлел от такой наглости.

— Думай, о ком говоришь, — сказал он.

— Плевал я на то, кто он там, — Оливер сузил глаза. — Твой папаша — большая свинья. Ему ноги мало переломать.

— Ты сошел с ума? — опешил Джордж. — Да от тебя мокрого места не останется!

— Он лезет к моей матери, — ощерился Оливер. — Из-за него они с отцом ссорятся. Она хочет уйти от него.

— Ну и что? — повторил Джордж, стараясь не показывать, как его поразило услышанное. Неужели это правда?

— Если бы не он, все было бы хорошо. Чего ему надо? Хотя твоя мамаша такая тощая, что впору вешаться. Мама говорит, что в Освенциме и то лучше выглядели.

— Чего ты хочешь от меня? — не выдержал Джордж.

— Хочу кое-чему тебя научить.

Джордж всегда тушевался, когда дело принимало такой оборот. Главный образом поэтому он и стал мишенью для насмешек в школе. Но на этот раз все было по-другому. Он не только не боялся Оливера, который говорил такие вещи о его родителях — он хотел, чтобы дрянной мальчишка начал первым. Тогда у него будет полноправный повод отколотить его как следует.

И почему-то он был преисполнен уверенности, что непременно победит.

— Ну, давай, — сказал Джордж, ощутив, что впервые не испытывает ни капли страха. — Приступай. Или только трепаться можешь?

Оливер покраснел и бросился к Джорджу, но почти сразу замер — потому что до них донесся крик.

Голос определенно был женский, но такой резкий, сорванный, звенящий от ярости, что определить, кому он принадлежал, было невозможно. Джордж не мог вообразить ни одну из присутствовавших на вечере дам, издающую подобные звуки. Ему стало не по себе. Оливер вскинул голову. Мальчики быстро и тревожно переглянулись.

Крик повторился. Но на этот раз — явно на два голоса. Странное впечатление усилилось. Что происходит? Еще полчаса назад все было так мирно, даже сонно. Кое-кто из гостей откровенно клевал носом за положенной чашкой чая. Не сговариваясь, Джордж и Оливер поспешили туда, где, по их мнению, находился источник шума.

— Вы тоже слышали? — окликнула их Шарлотта, вдруг появившаяся перед ними на лестничном пролете. Втроем они побежали вниз. Еще не преодолев все ступени, Джордж увидел, что гости сгрудились в гостиной, образовав посередине круг. Кто-то еще держал в руках чашку или бокал, но у всех были странные, неподвижные лица, обращенные в одну сторону. Джордж перевел взгляд и обнаружил свою мать и леди Роуз, которые стояли метрах в трех друг от друга и кричали одна на другую. Джордж изумленно застыл, вцепившись в перила лестницы.

Растолкав всех, к ним вышел отец.

— Я думала, что это осталось в прошлом! — повернувшись к нему, выкрикнула мать. — Ты клялся мне, Уильям!

Красивый узел у нее на затылке растрепался, лицо от гнева перекосилось. Леди Роуз выглядела ничуть не лучше. Ее старый муж шагнул вперед, чтобы вмешаться и что-то сказать, но только открывал рот, как рыба, вытащенная из воды. Никто не обратил на него внимания.

— Замолчи, — ледяным тоном сказал отец матери. — Не тебе устраивать мне сцены.

— Сцены? — глаза у матери наполнились слезами. — Ты так это называешь?!

— Замолчи, — повторил отец. Его голос был полон угрозы.

— Ты не стесняешься прямо у меня на глазах, при всех…

— Вам и в самом деле лучше прояснить ситуацию, Ваше Высочество, — произнесла леди Роуз.

После ее слов повисла тишина. Все взгляды как по команде обратились к отцу.

А он даже не изменился в лице, когда спустя минуту произнес:

— Вам следует идти к своему супругу, леди Чамли. Он, должно быть, уже заждался вас. А вам, — отец повернулся к матери. — Надлежит вспомнить, почему недозволительно опускаться до публичных скандалов. Вы опозорили меня.

Мать ничего не ответила. У нее был такой вид, словно отец снова отвесил ей пощечину.

Леди Роуз тоже выглядела ошеломленной. Она не сводила глаз с отца и даже не заметила, что ее муж тянет ее за руку.

— Приношу извинения за эту безобразную сцену, — спокойно провозгласил отец. — Вечер закончен. Надеюсь на ваше понимание.

Гости стали разбредаться, качая головами и перешептываясь. Джордж, часто дыша, наблюдал, как один за другим они выходят через широкие дубовые двери на улицу, как отец любезно прощается с каждым. Только маркиз и маркиза Чамли покинули гостиную без его ласкового прощального привета. За ними поспешили их сыновья.

Джордж поискал глазами мать. Она нетвердой, надломленной походкой направилась к лестнице. У первой ступени она остановилась и вдруг обхватила руками живот. Лицо ее исказилось.

— Что случилось? — воскликнула Шарлотта. Глаза ее беспокойно забегали по гостиной. Джордж догадался, что она ищет отца. Он стоял к ним спиной, провожая гостей и, должно быть, извиняясь за причиненные неудобства.

Джордж одним прыжком преодолел оставшиеся ступени и оказался рядом с матерью.

— Мама, что с тобой? — он как мог аккуратно взял ее под руку.

Она подняла голову.

— Нужен врач, — проговорила она, выдыхая воздух со странным звуком. — Сейчас же.

Мать в изнеможении облокотилась на Джорджа. Вдруг он увидел, как на светлой ткани ее платья проступает кровь.

— Папа! — закричал он что было сил. Сердце колотилось громко-громко.

Мать крепче вцепилась в его руку, стараясь удержаться на ногах. Джордж увидел капли пота у нее на лбу. Она прикрыла глаза, словно от боли, и тяжело задышала.

— Только не это, — прошептала она. — Только не это…

Джордж понял, что мать напугана не меньше него. Он вдохнул побольше воздуху.

— Не волнуйся, мама, все будет в порядке. Только не волнуйся.

Чья-то рука легла ему на плечо и мягко отстранила от матери. Джордж обернулся и с облегчением увидел отца.

— Ты здесь больше не нужен, — напряженно сказал он. — Уведи брата и сестру и смотри за ними.

Отец осторожно обхватил мать. Вокруг уже суетились люди. Джорджу оставалось только повиноваться.

Джордж сидел в темноте на полу, скрестив ноги по-турецки и обхватив себя руками за плечи. Когда он только вернулся в свою комнату, здесь было светло; он не знал, сколько времени просидел так в полном одиночестве, глядя перед собой и пытаясь справиться с лавиной страшных мыслей, которые обрушились на него этим вечером.

Джордж плохо помнил, что последовало за безобразной сценой на годовщине. Отец с матерью экстренно оправились в больницу, причем мать была белой как полотно и почти не стояла на ногах. Джордж хотел броситься за ними следом, но дедушка Уэльс удержал его. Он же доставил их с Шарлоттой и Луи домой. Луи ничего не понимал, но, вероятно, чувствовал, что случилось нечто ужасное и поэтому вел себя куда тише, чем обычно. Шарлотта не вымолвила ни слова и старалась ни на кого не смотреть. Джордж надеялся услышать от нее какой-нибудь ободряющий комментарий, но она лишь опустила голову и просидела так все время, пока они ехали домой на служебном авто дедушки Уэльса.

Дедушка Уэльс не остался с ними. Он неубедительно заверил внуков, что все будет хорошо, и поспешил удалиться. Наверное, его дожидалась леди Камилла.

Кто-то из персонала сопроводил их по комнатам. Очутившись в своих апартаментах, Джордж, как был в парадном смокинге, уселся прямо на пол и попробовал хотя бы немного собраться с мыслями. Перед глазами у него была мать, кровь на ее платье и искаженное от боли лицо.

Теперь все было по-настоящему.

На этот раз с ней действительно произошло что-то очень плохое.

Джордж сжал виски ладонями. В эту минуту дверь с едва слышным скрипом приоткрылась и в комнату юркнула Шарлотта. Она была в домашнем пуловере в джинсах, но Джордж заметил это только тогда, когда сестрица опустилась на ковер рядом с ним и обняла руками колени.

— Мне страшно, — шепнул он после долгой паузы.

— Мне тоже, — отозвалась Шарлотта.

— Думаешь, с мамой все обойдется?

— Я очень на это надеюсь.

— Но ты же терпеть ее не можешь.

— По-настоящему — нет, — она тихонько всхлипнула. — Я бы любила ее, будь она такой как раньше. Будь у нас все, как раньше!

Джордж знал, что этого не будет. И еще он знал, что в прошлый раз, рожая Луи, мать едва не умерла. Тогда все проходило в срок, в лучшей больнице и с врачами, и все равно что-то пошло не так. А теперь ситуация была другой, может, даже еще хуже.

Отец до сих пор не вернулся. Значит, все было очень серьезно.

Джордж представил, что будет, если мать на самом деле умрет. Картинки в его воображении быстро-быстро сменяли одна другую. Вот леди Роуз становится их мачехой. В лучшем случае отец сдаст их в интернаты за границей. А в худшем леди Роуз полноправно займет место матери и станет жить с ними. Отцу наплевать, как она будет обращаться с ним, Луи и Шарлоттой. Сестрица наверняка сумеет дать ей отпор, но насчет себя Джордж был совсем не уверен. Все будет как в сказке — из тех, которые никогда не заканчиваются хорошо.

Он даже представил гроб, в котором мать понесут в семейную усыпальницу. Пурпурный балдахин с геральдической вышивкой будет трепаться на ветру, пока офицеры королевской гвардии медленно и торжественно пронесут то, что останется от его матери, к склепу, а Семья станет вокруг в торжественной тишине, которую нарушит только голос священника, читающего заупокойную службу. Джордж яростно замотал головой, стараясь прогнать страшную картину.

Добренький боженька, не допусти, чтобы она умерла.

Джордж повторял молитву про себя раз за разом, нетерпеливо смахивая слезы, когда они совсем застилали ему глаза. Шарлотта прижалась лбом к его плечу. Сперва ему показалось, что она задремала, но потом он почувствовал, как рукав пиджака пропитывается ее слезами. Джордж хотел было предложить ей молиться вместе, но потом ему вдруг пришла в голову мысль, что с этим он должен справиться сам.

Добренький боженька, не допусти, чтобы она умерла.

Джордж знал, что Бог далеко не всегда бывает добр, но в ту ночь всей душой просил его смягчиться и не наказывать их троих сиротством.

Около шести утра вернулся отец. Щеки у него покрылись щетиной, он выглядел очень помятым и разом состарившимся. Джордж и Шарлотта вышли к нему навстречу. Сестрица что было сил вцепилась в руку Джорджа.

— С мамой все будет в порядке, — устало сказал отец, предупреждая их расспросы. Джордж почувствовал, как Шарлотта перевела дух.

— А ребенок? — тихо спросил он.

— Его потеряли.

И отец ушел к себе, больше не сказав ни слова.

Впоследствии Джордж пришел к выводу, что Бог все же был милосерден к ним. Мать положили в больницу, но состояние у нее было не самым плохим. Что на этот счет сообщили СМИ, он не знал. Его не волновало, что там придумали дедушка Уэльс и его жена, чтобы задобрить общественность. Главное, что с матерью все обошлось и скоро она вернется домой.

Джорджу очень этого хотелось, но, как оказалось, матери предстояло провести много времени в больнице. Отец навещал ее регулярно, однако никогда не брал их с собой. По возвращении он всегда становился очень задумчив. Джордж заметил, что в нем произошла сильная перемена; он стал обращать больше внимания на него, Шарлотту и Луи, вызывал их к себе каждый вечер, но временами мог умокнуть прямо по среди разговора и погрузиться в какие-то свои, очевидно невеселые размышления. Часто отец садился в большое кресло у камина, брал книгу, но не читал ее. Он раскрывал книгу и делал вид, что читает, но страницы не переворачивал и сидел молча, устремив глаза на одну и ту же строку. Потом он закрывал книгу и начинал ходить по комнате взад и вперед. Джордж сидел напротив него, скрестив на груди руки и гадая, когда же все это закончится.

Так прошло несколько недель. Наконец однажды вечером отец объявил, что мать выписывают и завтра она прибудет домой.

И действительно на следующий день, к полудню, она вернулась из больницы. Джордж вместе с братом и сестрой вышел на крыльцо как раз в тот момент, когда отец помогал матери выбраться из салона их служебного «Мерседеса». Мать выглядела совсем слабой и еще более худой, чем когда-либо ранее. Джордж заметил, что она еще не слишком уверенно стоит на ногах, и у него сжалось сердце. Он направился к ней, чтобы обнять, но его опередил Луи. Промчавшись на бешеной скорости, братец бросился матери на шею, когда она наклонилась и раскрыла объятия. Отец ухватил Луи за шиворот и попытался оттащить, но мать отмахнулась и только крепче прижала его к себе. Она улыбалась, однако взгляд у нее был усталый и несколько растерянный. Джордж осторожно обнял мать, когда Луи немного ослабил хватку, и с удивлением обнаружил, что уже почти догнал ее в росте. Шарлотта подошла последней и, поколебавшись, протянула матери ладонь. Вид у нее при этом был смущенный. Мать ласково пожала руку сестрицы, потом погладила ее по голове. В следующий миг Шарлотта залилась слезами и повисла на ней, совсем как Луи.

Отец дал им немного времени, после чего мягко отстранил мать и повел ее в дом. Он все время держал ее за руку и что-то говорил — неразборчиво, но очень ласково. Мать только кивала и больше не улыбалась.

Тем вечером она не вышла ужинать вместе с ними. Отец тоже не удостоил их вниманием, только коротко сказал, что матери нужен покой и им лучше не шуметь. В свои апартаменты Джордж вернулся озадаченным. Он не понимал, что происходит.

Ночью ему снились странные и запутанные сны, в которых он то куда-то падал, то наоборот поднимался вверх, в лазоревую небесную высь. Наутро Джордж проснулся ни свет ни заря и сразу поспешил на кухню. Еще не пробило семи, но от камердинера Джона он знал, что повара приступают к делу очень рано. И в самом деле, когда он переступил порог, у плиты вовсю кипела работа. Помедлив минутку, Джордж подошел к одному из поваров, высокому краснолицему джентльмену, и сообщил, что хотел бы приготовить завтрак для матери.

Джентльмен кивнул с таким видом, будто для него это была самая что ни на есть будничная просьба, зато стоявшая рядом с ним пожилая приятная женщина расплылась в улыбке.

— Вы настоящий джентльмен, мастер Джордж, — похвалила она. — Если позволите, мы с удовольствием вам поможем.

Джордж поблагодарил ее и задумался, чем бы ему угостить мать. Обычно по утрам она ела совсем мало, ограничиваясь обезжиренным йогуртом или маленькой тарелкой овсянки. Но сейчас ей было нужно набраться сил. Для этого понадобится кое-что посущественнее каши и чашки чая без сахара.

Джордж немного растерялся. Заметив это, улыбчивая женщина пришла ему на помощь:

— Что скажете насчет гренок по-уэльски? Сделаем их тоненькими, зато не пожалеем сыра. От них непременно поднимется настроение.

Джордж поразмыслил и согласился с ней. Вместе с краснолицым джентльменом они немедленно принялись за дело.

— Я думаю, был бы кстати омлет, — сказал Джордж, вспомнив, что раньше, еще когда не было Луи, мать частенько заказывала его на завтрак.

— Будет сделано, мастер Джордж.

— Можно добавить пару булочек и к ним джем.

— А как же.

— И что-нибудь еще. Что-нибудь особенное.

— Есть чудесные персики. Думается, будут в самую масть.

— Отлично.

Вскоре все было готово. Краснолицый джентльмен и улыбчивая дама помогли Джорджу красиво расставить все на подносе, и он осторожно понес его в спальню родителей. Когда он выходил их кухни, до него донесся вздох:

— Ах, благослови Господь этого милого мальчика.

Медленно идя по коридору, Джордж вдруг вспомнил, что совсем забыл о времени. Было еще очень рано. Может быть, мать еще не проснулась и будет спать подольше. В таком случае завтрак остынет и все придется начинать сначала. И как он раньше не подумал об этом! Несколько обескураженный, Джордж машинально замедлил шаги. Но еще издали он увидел, что дверь в спальню родителей приоткрыта. Значит, они уже встали. Джордж воодушевился и прибавил ходу. Тарелка с гренками немного съехала в сторону. Он попытался чуть-чуть накренить поднос, чтобы вернуть ей прежнее положение, но на этот раз опасно пришел в движение стакан с апельсиновым соком. Джордж велел себе не дурить.

У самой двери он услышал приглушенные голоса. Мать с отцом о чем-то говорили. Подумав, что невежливо будет врываться к ним посреди разговора, Джордж решил дать им несколько минут и только потом постучаться.

— Я во многом виноват, — услышал он. — Мы виноваты. Сгоряча наломали дров. Нам нужно начать все заново. С чистого листа.

Это говорил отец. Джордж знал, что не имеет права подслушивать, но невольно навострил уши.

Мать отчетливо вздохнула.

— Ничего у нас не выходит, Уильям. Я знаю, ты старался. Ты очень старался, дорогой. Но, наверное, есть вещи, над которыми не властен даже ты.

— Я больше всего на свете хочу быть с тобой. Чтобы вместе пережить все, забыть плохое и идти дальше. У нас все получится.

Целую минуту в спальне было тихо.

— Я вернулась только ради детей, — тихо сказал мать. — Когда ты не давал мне видеть их весь январь, февраль и март, я думала, сойду с ума. Я очень люблю его, Уильям, но еще одной такой разлуки с ними просто не перенесу.

У Джорджа сильно забилось сердце. Предчувствия не обманули: никогда и ничего у них уже не будет хорошо.

— У нас есть шанс, — упрямо повторил отец.

— Если я смогу видеть их, только оставшись с тобой, я согласна, — голос матери зазвучал безжизненно. — Будем играть так, будто у нас все по-старому. Я знаю все правила, не беспокойся. Но лучше, Уильям, лиши меня всего, отбери все, что у меня есть, но взамен дай мне возможность растить моих детей.

В комнате снова повисла тишина. Джордж почувствовал, как у него защипало глаза.

— Не бойся, — после долгого молчания сказал отец. — Этого не случится. Обещаю.

Послышался звук шагов. Джордж едва успел отойти в сторону, как дверь распахнулась уже широко, и в проеме показался отец. Еще никогда в жизни Джордж не видел его таким обреченным.

Он поднял на отца глаза, по-прежнему стоя с подносом в коридоре. Отец смерил его невидящим взглядом и, ни сказав ни слова, удалился.

Некоторое время Джордж постоял, собираясь с силами, потом зашел в спальню.

Мать сидела в кровати, бледная и несчастная. Глаза у нее были красными, но, увидев Джорджа, она быстро пригладила волосы и сумела улыбнуться.

— Доброе утро. Я принес тебе завтрак, мама, — сказал Джордж без всякой радости.

Лицо у матери совсем немного посветлело.

— Спасибо, солнышко. Какая красота! Даже жалко есть.

Они оба знали, что завтрак останется нетронутым.

Отец не появился на следующее утро к завтраку. Джордж не то чтобы горел желанием видеть его после вчерашней сцены, но в душе у него отчего-то пробежал холодок при виде пустого стула во главе стола. Зато их встретила мать, которой, по словам врачей, было уже намного лучше. Она выглядела задумчивой и печальной, но, когда они с Луи и Шарлоттой расселись вокруг нее, улыбнулась и пожелала им доброго утра. Она была очень ласкова, щебетала о каких-то пустяках и совсем не рассердилась, когда Луи пролил чай на скатерть. Такое благодушие насторожило Джорджа. Он уже хотел поинтересоваться, куда подевался отец, когда мать будто невзначай сообщила, что он уехал в тур по странам Содружества и вернется только через несколько месяцев. При этих словах голос у нее стал тихим и совсем не таким беззаботным, как пару минут назад.

Джордж уставился в тарелку.

Он думал о том, что когда-то очень давно в такой же долгий тур уезжал Прадедушка — в ослепительно белой форме и лихой фуражке. У них с Прабабушкой, очевидно, тоже были проблемы.

Как бы там ни было, это означало одно. Они жили без матери, а теперь будут жить без отца.

Завтрак окончился в молчании. Даже Луи, казалось, заподозрил что-то неладное. Он не сопротивлялся, когда мать усадила его к себе на колени, но на лице у него застыло до комизма вопросительное выражение. Джордж попросил разрешения выйти из-за стола и, получив его, поспешил наружу. Вскоре его нагнала Шарлотта.

— Я даже не знаю, что сказать, — призналась она.

— И я тоже.

Они помолчали.

— Наверное, это все? — вздохнула Шарлотта. — Они окончательно разошлись.

— Да нет, — Джордж постарался придать голосу легкость. — Знаешь, на прошлое Рождество я загадал, чтобы они снова сошлись и все было, как раньше. На Рождество все всегда сбывается, не правда ли?

Он не хотел делиться с сестрицей тем, что услышал вчера в спальне родителей.

Шарлотта скептично хмыкнула.

— Нам давно пора перестать верить в чудеса.

Джордж пожал плечами. Ему-то очень хотелось верить в чудеса, в волшебное исполнение желаний. В то, что все будет как в сказке, где магическим образом все у них наконец-то станет хорошо.

Но отец, не попрощавшись, уехал на долгие месяцы, а мать сидела одна в кухне, прижимая к себе Луи, словно последнюю соломинку.

Вопреки ожиданиям Джорджа, в их жизни ничего особенно сильно не изменилось. Все было тем же самым, тот же распорядок и те же лица вокруг. Он послушно надевал парадный смокинг, посещал приемы и поместья родственников, где послушно улыбался и пожимал всем руки. Для него это давно уже стало рутиной, обязанностью, которую необходимо было исполнить во что бы то ни стало. Джордж выполнял все на автомате, не забывая озвучивать нужные фразы и задавать уместные вопросы. Дедушка Уэльс не уставал нахваливать его, но Джорджу все чаще казалось, что в действительности ему нет до этого дела — как нет дела и до самого Джорджа. Однажды он понял, что и вся Семья живет в таком же режиме, механически делая то, чего требовали писаные и неписаные правила. Открытие не слишком взволновало его. Только пришли нерадостные мысли о собственной роли, которую ему вскоре придется играть на этой сцене каждый день.

Что до матери, то она так же исполнительно отрабатывала предписанное ей в Семье. У нее было много выходов в то время, и она очень редко бывала дома. Пресса, на счастье, не подозревала о реальном положении дел в Семье, потому что каждый раз мать являлась миру с безупречной улыбкой и в не менее безупречном наряде, с неизменными красивыми локонами, и все были довольны и счастливы.

Ее положение в Семье на первый взгляд оставалось прежним, однако Джордж не раз подмечал, что родня больше не обращается к матери с тем пиететом, как раньше. Дедушка Уэльс мог расщедриться лишь на холодную улыбку, если им случалось пересечься, а остальные иногда не снисходили даже до кивка. Им больше никто не звонил, а нечастое свободное время мать по большей части проводила в одиночестве.

Так проходила неделя за неделей. Об отце они не говорили — ни дома, ни где-либо еще. Словно так было всегда и будет еще много-много лет. Джордж понял, что скучает по нему. Раньше он не подозревал, что отец, всегда немногословный и занятый собой, занимает так много места в его жизни. Конечно, по матери, когда она жила отдельно, он тосковал куда сильнее, но и с уходом отца его будто лишили чего-то невероятно значимого. Еще спустя время Джордж с удивлением обнаружил, что матери тоже тяжело без него. Она еще больше замкнулась и почти перестала выходить из апартаментов, кроме как по рабочей необходимости. Подолгу она говорила с кем-то по телефону, но с кем — этого никто не знал.

— Я должна заботиться о детях, — услышал как-то Джордж. — Им сейчас нелегко. Нам всем сейчас нелегко.

Он не знал, говорила ли она с тем человеком, но в ее голосе не было ни теплоты, ни нежности — только усталость.

Постепенно мать сократила количество своих выходов в свет — будто у нее закончились силы. Почти всегда она теперь выглядела растерянной и подавленной. Джордж не решался спросить у нее напрямую, но ему казалось, что она скучает по отцу.

— Папа бросил нас, — выдал однажды за ужином Луи. Он пробубнил эти несколько слов очень тихо, но мать все равно услышала. Губы у нее сжались.

— Заткнись, — быстро осек его Джордж.

— Сам заткнись, — огрызнулся братец. — Он зажигает сейчас где-то в Гамбии и все у него прекрасно без нас.

— Кто тебе это сказал? — не выдержал Джордж. В исполнении Луи фраза прозвучала чересчур странно.

— Леди Камилла, — последовал вполне ожидаемый ответ. — И еще сказала, что маме только этого и нужно было ожидать.

За столом стало совсем тихо. Мать отложила вилку и медленно выпрямилась.

— Что ж, приятно, когда родные люди беспокоятся о нас, — она с нажимом произнесла слово «родные». — Но леди Камилле абсолютно нет нужды совать нос в чужие дела. Я обязательно сообщу ей это при встрече.

Джордж и Шарлотта переглянулись.

— Папа в туре по странам Содружества, — продолжила мать твердым, но ничего не выражающим голосом. — Вскоре тур подойдет к концу и он вернется домой, к нам. Мы уже говорили с вами об этом.

Спорить с ней никто не стал.

В рождественский сочельник, который наступил как-то внезапно — во всяком случае, для Джорджа — они все долго не ложились спать. Вместе с матерью, Луи и Шарлоттой он устроился на диване в дальней гостиной, жевал шоколадные конфеты из громадной жестяной банки и запивал их кока-колой. Мать к конфетам не притронулась, но зато угостила себя двумя бокалами вина. По-видимому, это подняло ей настроение, потому что она со смехом повозилась на ковре с Луи и не стала отвечать на привычные дерзости Шарлотты — только потрепала ее по волосам.

— Когда будут подарки? — требовательно спросил Луи, повиснув на матери.

— Завтра.

— А почему не сегодня?

— Потому что сегодня Сочельник, и ты об этом знаешь.

— Я хочу сегодня!

— Хочется-перехочется. Подарки будут завтра. Надеюсь, всем вам у меня получилось угодить.

Вскоре Джордж проводил Шарлотту и Луи до их комнат, пожелал спокойной ночи и вернулся в гостиную. Когда он сел на диван рядом с матерью, то заметил, что она уговорила бутылку вина полностью.

— Мама, — он немного помолчал. Потом взял бутылку и убрал ее под стол. — Лучше бы обойтись без этого.

Она вздохнула.

— Мой взрослый сынок. Ты стыдишься меня, солнышко? Из меня вышла никудышная мать.

— Вовсе нет, — ответил Джордж.

— Вам лучше было бы остаться с папой, — мать закрыла лицо руками. — Еще тогда, когда мы разъехались.

— Нам лучше с вами обоими.

— Сынок, — она печально улыбнулась. — Я не уверена, что так будет.

— Как будет, так и будет, — Джордж постарался улыбнуться в ответ. Потом собрался с духом и спросил: — Ты скучаешь по нему?

— Да. Мне очень его не хватает.

— Он же вернется из тура?

— Конечно, вернется. Но что будет потом… я не знаю.

Мать умолкла. На мгновение Джорджу показалось, что она плачет, но затем она убрала руки и он увидел, что слез нет. Ему стало немного легче. Он не нашел бы слов, чтобы ее утешить.

— Но как бы там ни было у нас, он всегда будет с вами, — быстро добавила мать, словно он ждал ее ответа. — Даже не сомневайся. Он очень вас любит.

— Я знаю.

— Мы с ним наломали дров… и я виновата не меньше. Я думала, нам обоим нужно начать все с чистого листа. А теперь, как бы мы ни старались, нельзя сделать вид, что не было последнего года. Понимаешь?

— Понимаю, — сказал Джордж. И добавил с убежденностью: — Я никогда не женюсь.

— Какие глупости, — мать улыбнулась краешком губ. — Даже не думай об этом. Ты пока еще не встретил красивую девочку, от которой будешь без ума. Если у нас с папой все сложилось не лучшим образом, это не значит, что…

— Я не женюсь, — упрямо повторил Джордж. — Не хочу потом уезжать на полгода в Содружество. Не хочу выдумывать несуществующие болезни для публики. Не хочу делать вид, что все прекрасно, когда впору плакать. Не хочу!

У матери на глаза теперь совершенно точно навернулись слезы.

— Сынок, у тебя будет по-другому. Поверь мне.

Но Джордж не мог ей верить.

— На прошлое Рождество я загадал желание. Я хотел, чтобы вы с папой были вместе, чтобы все было, как раньше. И желание сбылось. Но почему-то это никому не принесло радости. Даже наоборот — все стало еще хуже. Почему так?

Мать потянулась и обняла его. От нее сильно пахло спиртным. Но сейчас Джордж не обращал на это внимания.

— Желания всегда сбываются не так, как загадываешь. А почему — никто не знает. И у меня всегда так было. Вот сегодня загадала опять. Посмотрим, что из этого получится.

В этот момент в гостиной зазвонил телефон. Джордж встрепенулся. В такой час могли звонить только по очень важным вопросам. На его памяти, звонок в позднее время был ровным счетом один, и тогда отца уведомили, что Прабабушка находится при смерти.

— На кой черт трезвонить на ночь глядя? — мать поднялась с дивана и покачнулась. Джордж поддержал ее под локоть.

— Спасибо, солнышко.

— Что-то случилось, — Джордж ощутил, как по спине пробежал холодок.

— Не стоит паниковать раньше времени, — сказала мать, но на ее лице отразилась тревога.

Она мучительно долго брела к телефону, потом, после короткого приветствия, мучительно долго слушала. Джордж старался сохранять спокойствие. Но с каждой минутой у него это выходило все хуже и хуже.

Наконец мать попрощалась и повесила трубку. Когда она повернулась к Джорджу, вид у нее был растерянный.

— Что? — не выдержал он, чувствуя, как сильно забилось сердце.

Мать целую минуту молча смотрела на него.

— Звонили насчет папы, — сказала она медленно. Со стороны могло показаться, что она собирается с мыслями. — Он вернулся из своего тура.

— С ним все в порядке?

— Да. Он вернулся из тура… и хочет встретить завтра Рождество с нами.

Мать широко улыбнулась Джорджу.

А он подумал о том, что, может быть, хоть на этот раз загаданное сбудется как надо.