Какие-то паранормальные явления (джен)

Хьюстон и Остин ещё долго молчали и слушали то, что мелодия оставила после себя — не тишину, но какой-то неслышимый отпечаток, который отныне и навсегда впитался в стены дома. С тех пор жизнь пошла по-иному. Даже Остин, до этого не пробывший в особняке и дня, заметил преображение, хотя он и отмахивался от Хьюстон, которая постоянно обращала внимание на то, что здесь стало по-другому дышаться. Настоящую причину этой перемены он видел в том, что девушка наконец решила устроить генеральную уборку.

На свалку отправилось множество старой поломанной мебели, стопки ветхих пыльных тряпок, которые ещё полвека назад можно было назвать одеждой, ворох старых бумаг, несколько ящиков с разбитой посудой, вазами и статуэтками, в одном из которых навсегда затерялись осколки, собранные у лестницы на третий этаж.

Хьюстон долго смеялась, когда увидела паспорт Остина, который он, прибегнув к своему фирменному способу, получил за один день.

— Петров Остин Иванович?! А что-нибудь более приземлённое не судьба придумать? — еле выговорила она, согнувшись на полу от хохота.

— Да куда уже приземлённее, — обиженно пробурчал чёрт, скрестив руки на груди.

Потом девушке пришлось долго извиняться и даже в знак примирения показать собственный паспорт, в котором значилось настоящее имя.

— Клюшкина Евдокия Ильинична? — прочитал Остин, удивлённо вскинув брови. — А понтов-то сколько.

Если у Хьюстон обнаружилась тяга к тому, чтобы выбросить как можно больше хлама, то Остин демонстрировал неподдельный интерес к, как он их называл, фамильным реликвиям древнейшего семейства Клюшкиных. Поначалу он частенько удостаивался нескольких хлёстких слов в свой адрес и за формулировку, и за само собирательство, но вскоре Хьюстон признала, что хорошо сохранившиеся вещи стоит оставить. Конечно, доброй половине той мебели требовалась реставрация, для которой пока не имелось ни средств, ни возможностей. И тем не менее начало было положено: к мебели постепенно возвращался прежний изысканный вид, пусть пока и с помощью обыкновенной пылевой тряпки. Правда, что делать с таким огромным домом, пока придумать не получалось.

Уборка шла медленно, потому что Хьюстон могла заниматься ей, лишь когда не была занята работой и другими домашними делами. Сначала Остин сильно помогал ей, но потом и у него свободного времени стало значительно меньше, потому что он устроился работать в театр юного зрителя.

— Повтори-ка, что? — переспросила Хьюстон, чуть не подавившись чаем, когда услышала эту новость.

— Говорю, что теперь я работаю в вашем местном ТЮЗе, — ответил Остин, с наслаждением потягивая горячий напиток и явно получая удовольствие от произведённого эффекта.

— Ты и им показал этот свой фокус-покус? — Хьюстон щёлкнула пальцами и изящно поводила руками в воздухе, будто колдуя.

— Ничего подобного! Только сила моего безмерного таланта, — состроил Остин обиженную мину, и вдруг с надрывом продекламировал. — Отчего черти не летают?! Я говорю: отчего черти не летают так, как птицы?! Знаешь, мне иногда кажется, что летают. Нет, клянусь, я сам много раз видел крылатых чертей!

— По-моему, там было немного не так.

— Да какая разница? Всё равно им понравилось. Буду играть всяких бабаек и прочую нечисть. Представь, сколько они на гриме сэкономят! Ну что ты смотришь с таким недоверием? Говорю же, всё было честно. После получения паспорта я ни разу не использовал внушение, и впредь не планирую. Если я хочу стать человеком, нужно оставить всю эту чертовщину.

— И что, они даже не удивились твоему внешнему виду?

— Удивились, но я сказал, что я твой двоюродный брат, и все вопросы сразу отпали. Ты знала, что ты местная знаменитость? О тебе ходят легенды.

— Что за глупости?

— Я серьёзно.

— Серьёзно он. Допивай быстрее, я хочу сегодня закончить с уборкой второго балкона.

В этом Остин был непосредственно заинтересован. Он как раз поселился в одной из комнат, которые имели туда выход, и с тех пор постоянно ворчал, что груды хлама загораживают ему обзор. А в целом он был очень доволен своей новой жизнью и уже вполне освоился. По-настоящему вздохнуть полной грудью мешала только постоянная тревога о том, что в любой момент в аду могут заметить его отсутствие.

Да ещё и с некоторых пор какой-то странный сон начал повторяться каждую ночь. В нём Остин падал с высоты. Вокруг не было ничего, кроме луны и звёзд. Только бушующий ветер развевал его длинные волосы, как хвосты летучего змея. Но вот что странно, ветер ощущался лишь кожей, а слух, как Остин ни напрягал бы его, не мог уловить ни свиста, ни порывов. Падение обрывалось каждый раз, когда внизу начинало что-то виднеться, но что именно, разобрать не получалось. И всё же Остин никак не мог отделаться от ощущения чего-то знакомого. В череде дневных хлопот он никак не успевал обмолвиться о своём сне Хьюстон, да и не считал это особенно важным. Он был почти убеждён, что ему снится низвержение с небес кого-то из предков.

Остин изменил своё мнение, когда однажды это падение завершилось достаточно необычным образом — мягким планированием на землю. Оглядевшись вокруг, он сразу узнал тот луг, на котором встретил Хьюстон впервые.

В тот раз Остин попал сюда несколько иным способом. Отыскав девушку в книге душ (её имя оказалось смазано, так, что нельзя было ничего разобрать; этим-то она и привлекла внимание), он долго пытался поймать её мысли в общем потоке. Часами сидя на кресле в своём кабинете и чуть не лопаясь от напряжения, он, наконец, пришёл к выводу, что выйти на контакт будет легче, если в этот момент его потенциальная проводница в земной мир будет спать. Но даже докопавшись до этой истины, привести план в исполнение удалось далеко не сразу. Только Остину начинало казаться, что он входит в некое подобие транса, как его снова выбрасывало обратно.

В день, а вернее ночь, когда заговорить с Хьюстон всё-таки получилось, Остин попал на луг без всяких спецэффектов — просто сконцентрировался, зажмурил глаза, и картинка сама собой встала перед внутренним взором. Но если он снова оказался здесь, да ещё и таким оригинальным способом, значит кто-то явно хочет с ним связаться.

Только он подумал об этом, как воздух похолодел, а по спине побежали мурашки. Странно, но при встрече с Хьюстон подобного не было. И тут Остин услышал кое-что такое, от чего из лёгких будто разом вышибло весь воздух. Издалека ветер принёс всего одно слово:

— Сатмонг…

Нет. Нет-нет-нет. Нет! Только не сейчас, нет. Это просто игра воображения. Просто показалось, просто сон. Ну конечно! Сон! Всего-то надо проснуться.

Но как Остин ни пытался, вернуться в реальность не получалось.

— Сатмонг… — послышалось снова, уже чуть ближе.

Остин лихорадочно кусал губы и щипал себя за предплечья в надежде привести в чувство своё спящее тело, но всё было безрезультатно.

Нет! Это всё не по-настоящему. Всего лишь сон, всего лишь сон, всего лишь сон!

— Сатмонг, ну где твоя корпоративная этика? — раздался чей-то голос прямо над ухом.

Затем Остин почувствовал, как на его плечо легла тяжёлая и очень горячая рука. Он дёрнулся в тщетной попытке вырваться, чем вызвал только смешок того, кто стоял позади. В следующее мгновение неизвестный круто дёрнул Остина за руку, развернув его к себе лицом.

Перед ним предстал бес внушительных размеров. Он возвышался над Остином почти на целую голову, несмотря на то, что тот и сам был высок. Толстое, грузное тело беса было почти человеческим — ни крыльев, ни хвоста, ни копыт, — но полностью лысая голова была увенчана массивными закрученными рогами, настолько толстыми, что их обхват в основании не уступал голени Остина.

— Я думаю, ты догадываешься, зачем я здесь.

Остин догадывался, но его предположения пока не сходились в целую картинку. Было в этой истории одно белое пятно. В сложившейся ситуации оно совсем не беспокоило Остина, но он не мог придумать ничего лучше, чем тянуть время, поэтому решил не только расспросить обо всём, но и вообще прикинуться дурачком:

— Полагаю, это оздоровительная прогулка?

— А ты у нас остряк.

— Ни в коем случае. Но представляете, я вдруг узнал, как вредно для здоровья может быть долгое парение в бане! Я думаю, чтобы держать себя в тонусе, нужно хотя бы изредка посещать такие места, как это.

— Хватит заговаривать мне зубы! Я пришёл за тобой, и ты прекрасно это знаешь! — прорычал бес, и в глубине его глаз засветилось пламя.

— За мной? Какая честь! Но зачем же вы утруждали себя личным появлением? Мне казалось, вы могли позвать меня и на расстоянии, тем более, что, как я понял, вам и имя моё известно.

— А вот это я у тебя хотел спросить. Что за чертовщину ты там устраиваешь? — спросил бес на удивление спокойно, но тут же рявкнул. — Сатмонг, на колени!

Ноги Остина подогнулись, будто тяжесть всего мира навалилась ему на плечи.

— А теперь объясни, Сатмонг, как ты сумел уклониться от моих приказов, когда я посылал тебе их из ада.

— Может быть, дело в произношении? Понимаете, моё имя произошло от…

Но закончить он не успел. Бес с поразительной проворностью для таких габаритов наклонился к Остину и приложил свою ладонь к его груди. Мгновение тот ничего не ощущал, но затем будто сотни раскалённых кинжалов прошли сквозь его тело. Терпеть такую боль было невозможно. Остин кричал бы так, как не кричал ни один слышимый им грешник в аду, но и этого бес не давал сделать, сдавливая горло второй рукой. Когда бес отступил, Остин тут же обмяк на земле, переставая понимать, где находится, не способный больше сопротивляться.

— Объясни нормально, или я повторю это, — раздался безразличный голос беса.

— Я… я не… слышал… приказов, — задыхаясь выдавил Остин.

В ответ раздался тихий и медленный смех.

— Так дело было всего лишь, как это говорится, в помехах канала связи? Забавно. Я даже начал чуть-чуть переживать.

Остин с трудом разомкнул веки и увидел, как бес низко склонился над самым его лицом. Мерзкая ухмылка превратилось в кое-что гораздо более отвратительное — улыбку того, кто знает больше. Остин чувствовал, как сознание начинает покидать его, а он даже не может этому противостоять. Но вдруг нужно поддаться? Если проснуться нельзя, почему не попытаться уйти на более глубокий уровень сна?

Остин закрыл глаза, позволил сознанию ускользнуть, как ускользает вода между пальцев, и тут же очнулся. От боли не осталось ни следа, как впрочем, и от окружавшей обстановки. Ни луга, ни беса поблизости не было, зато почти у самых ног приятно шумело море. Копыта слегка проваливались в мягкий песок, но уже через несколько метров пляж плавно переходил в скалистый берег. Всё также высоко в небе луна разливала своё мягко-голубое свечение на окружающие просторы.

— А здесь поприятнее, — сказал Остин сам себе. — Ещё бы шезлонг, и вообще курорт был бы.

И вдруг с тихим хлопком шезлонг появился прямо возле него.

— Другое дело, — Остин уселся поудобнее. — И пину коладу! — обратился он в пространство, сделав рукой такое движение, будто собирается взять что-то невидимое, но тут его пальцы сомкнулись на прохладном стекле бокала, возникшего из воздуха.

Попивая коктейль, Остин принялся думать. Хорошо бы, если он всё-таки кричал, когда бес пытал его. Бывает, если людям снятся кошмары, они кричат и наяву. Тогда Хьюстон могла бы заподозрить неладное, и разбудить его.

В этот миг слёзы навернулись на глаза Остина. Как жалко было покидать этот мир, которым он только начал наслаждаться, а в особенности не хотелось оставлять Хьюстон. Как бы она поступила, окажись на его месте? Наверняка боролась бы с бесом до конца. Если она не стала так просто отдавать свою гитару, то что уж говорить о целой жизни?

— А можно мне поговорить с Хьюстон? — попросил Остин, но ничего так и не произошло. — Видимо, нельзя.

Он постарался настроиться на мысли девушки как тогда, в день их первой встречи — не вышло. Не было даже намёка на то, что он может связаться отсюда хоть с кем-нибудь. Или Остин совсем потерял эту способность?

Он попытался докричаться до Хьюстон просто так, в надежде, что она услышит его бормотание сквозь сон, даже попросил у пространства рупор, но и это не помогло.

— Можно мне тогда любого собеседника?

Сразу после этих слов из-за скалы показался красивый белоснежный лабрадор, ярко выделявшийся в окружающей темноте. Он подбежал к шезлонгу и уселся рядом как по команде.

— Ой, привет, — растерянно пробормотал Остин и почесал собаку за ушком. — И как же тебя зовут?

— Гав! — серьёзно ответил лабрадор.

— Гав? Какое замечательное имя! А меня зовут Остин. Вообще, по-настоящему меня зовут иначе. Я думал, я сумею заслужить возможность самому распоряжаться своим именем, но, судя по всему, быть человеком — это нечто большее, чем жить среди людей. Хотя сейчас мне кажется, что я страдаю, боюсь и, самое главное, люблю, совсем как человек. Ты видел когда-нибудь чёрта, который любит? Неважно что: жизнь, друзей, природу.

Лабрадор помотал головой.

— А как же я?

Но ответить пёс не успел. С негромким хлопком исчез и он, и пина колада, и рупор, и шезлонг. Остин упал на песок.

— Хотел спрятаться? Не вышло, — снова раздался голос беса из-за спины. — Знаешь, не только ты в рабочее время посматриваешь человеческие фильмы. В других обстоятельствах я бы даже побеседовал с тобой о Нолане, а сейчас я больше не предрасположен к разговорам.

— Я могу задать последний вопрос? — Остин поднялся на ноги и посмотрел бесу в лицо. Снова приходилось тянуть время.

— Я понять не могу, ты тупой или дерзкий?

— Я тупой, — с самым наивным выражением лица, на которое только был способен, ответил Остин.

— Тогда валяй.

— Как вы заметили моё отсутствие?

— Ну точно тупой, — пробубнил бес себе под нос, а обращаясь к Остину ответил. — Признаться, твой трюк с подставным грешником был хорош. Он убедительно играл свою роль. Но как-то раз на досуге я решил полистать книгу душ. И знаешь, кого я там встретил? Тебя. Правда, ты был записан как, — бес не сдержал смешок, — Остин Иванович Петров. Но я сразу понял по фотографии, что ты чёрт. Я провёл небольшую процедуру опознания, и вскоре выяснил, что твоё настоящее имя — Сатмонг.

Но Остин перестал слушать беса на середине его речи. Пазл сошёлся. Теперь уже его лицо украшала улыбка того, кто знал больше.

— Что ты лыбишься? Хочешь, я быстро сотру это выражение с твоей нахальной рожи?

— А вот я догадывался, что руководство не всегда разбирается в своей профессии лучше подчинённых, — вместо ответа заявил Остин и тут же уклонился от ладони беса, которая чуть его не настигла. — Просто не рассчитал, насколько сильным эффектом может обладать самовнушение, — продолжал он, приставным шагом отступая к скалам. — Ну-ка, прикажите мне что-нибудь!

Бес буквально вскипел от такой наглости. Даже на расстоянии нескольких метров Остин чувствовал, какой сильный жар исходит от него.

— Молчать, щенок!

— Не щенок, а Сатмонг. Попробуйте ещё раз.

Эти слова подействовали на беса как ведро холодной воды.

— Что ты сказал? — глухо спросил он, бросив свои попытки преследования.

— Сатмонг, говорю. Сат-монг. Хотите по буквам? Эс, а, тэ… А впрочем, что за цирк я устраиваю? Вы ведь и сами прекрасно знаете. Но кое-что я вам всё-таки подскажу напоследок. Имена чертей в книге душ не встречаются. Если бы вы были в курсе, то не потратили бы столько времени на возню со мной. Так что, когда снова увидите там кого-нибудь рогатого или крылатого, имейте в виду: он уже вполне человек.

Бес взревел и кинулся на Остина, который даже не пытался увернуться, ведь то, что сейчас должно случиться, было заключительным этапом плана, буквально только что родившегося у него в голове. Едва раскалённые ладони беса коснулись Остина, всё его тело вновь пронзила дикая боль. Кожа словно плавилась, грудную клетку как будто стиснули несколькими горячими металлическими обручами. Сознание опять начинало ускользать, но Остин знал, что если позволить этому случиться, они оба провалятся лишь глубже в сон, и всё повторится по-новой. Одна только мысль о том, что теперь он свободен от ада, помогала ему сохранять рассудок.

Нужно было выполнить всего-то две задачи: не подпускать беса к своему горлу и орать, что есть мочи. Пока что Остин справлялся с обеими. Со второй даже слишком хорошо: получалось гораздо громче, чем с рупором. Наконец, он почувствовал мягкое, но требовательное прикосновение к плечу. Через мгновение чувство тряски стало куда более ощутимым, чем стремительно отходящая на второй план боль. Крепко сомкнутые веки задрожали и открылись. Зрение Остина сфокусировалось на комнате в особняке и на обеспокоенно склонившейся фигуре Хьюстон.

— Как здорово, что ты меня разбудила, — всё ещё отрешённым голосом проговорил он, поднимаясь с постели. — Только сначала мне нужно кое-что проверить.

Остин выскочил в коридор и, громко цокая копытами, помчался на кухню. Хьюстон, не понимая, что происходит, бежала за ним.

— Да что случилось? Ты так орал. Я думала, тебя тут режут.

Хьюстон оказалась на кухне, когда Остин уже стоял у ящика со столовыми приборами. Он вдруг схватил нож и полоснул им себя по ладони. Из пореза мгновенно начала сочиться кровь. Остин ещё некоторое время таращился на руку, а потом подскочил к оторопевшей Хьюстон и воскликнул:

— Смотри! Не заживает!

— Конечно, не заживает. С тобой вообще всё в порядке? Может, ты «Доместосом» надышался?

Остин устало упал на стоящий рядом стул. Хьюстон достала из аптечки перекись и пластырь. Она села рядом и занялась его раной. После недолгого молчания Остин заговорил:

— В этом мире чёрту, как и человеку, нужно есть, пить, спать. Но для чёрта всё это вопрос комфорта, а не выживания, поскольку он бессмертен. А ещё ему нельзя нанести физическое увечье. Но мне, как видишь, можно.

— Значит, ты больше не вернёшься в ад?

— По крайней мере, не раньше, чем умру, — радостно ответил Остин. — Кстати, когда-то меня звали Сатмонг. На кантонском диалекте китайского языка это означает уныние.

— Твоё имя не очень-то тебе подходило, — улыбаясь заметила Хьюстон. Веселье передавалось и ей.

— Я боролся с ним всю жизнь, так что сочту за комплимент. Но теперь в книге душ я записан как Остин Иванович Петров.

— Кстати, причём тут вообще китайцы? Мне казалось, у них другое вероисповедание.

— Независимо от веры люди сражаются с одними и теми же демонами. Ну, или чертями — кто как.

— А с кем сегодня сражался ты?

— О, я рад, что ты спросила. Со старым лысым толстым бесом.

— Расскажешь, как ты победил?

— Откуда ты знаешь, что победил именно я?

— Ниоткуда. Просто я в тебя верю.