Хроники магдармерии Святогорья (джен)

В шесть вечера, на моё облегчение, закрылась выставка. Правда, перед этим обнаружились следы магического воздействия возле статуи, пропала бумажная птица с ритуала Скрябиной, а так же хомяк у Светланы Иордаче. А потом случилось ещё кое-что похуже.

Я только полезла в личные дела, чтобы сопоставить магические следы, как в Магдармерию прибежали девчонки из Укротительниц. Они насели на Ерофея Силыча, но что они хотели, я не сразу поняла.

— Что ж, я могу предоставить вам лучших людей, — с усмешкой произнёс он. — Дарья!

Работавший рядом Дмитрий Евгеньевич кивнул мне, мол иди. Я и пошла.

— Вот. Заняла второе место в турнире по боевой магии. Покажи, что можешь, — Ерофей Силыч чуть ли не подпихнул меня.

— Куда идти-то?

— В лес. По дороге всё расскажем, пошли.

В лес обычно ходил Казимир Богданович, как знакомый с работой Укротителей и знакомый с Лесом, но сегодня он по случаю полнолуния на больничном. А я в лес пока ни разу не ходила. Не довелось. В старые Шахты — ходила, а вот в Лес — ни разу.

Волнительно? Не то слово. Тем более, без старших товарищей. Спасибо, что опытные укротительницы если и смеялись, то как-то очень по-доброму.

Поэтому я по дороге послушала лекцию на тему «Как вести себя в лесу» и уж заодно про Волколаков. Даром, что плакаты по всему городу висели. Лекецию-то я пропустила. А потом уж и выслушала, что стряслось:

— Да у нас тут профессор Скрябина, Пашка Добронравов и ещё кто-то упились. Их какого-то чёрт в лес понесло, — Василиса отодвинула ветку и проследила, чтобы мы все под неё не попали. — Следуй за нами, не отходи. Тварь никакую не трогай, пока она на тебя не нападает.

Я кивнула. Я больше перебирала в уме атакующие заклинания.

Лес сильно отличался от того, в который мы с бабушкой по грибы ходили. Тот был светлый, иссечённый тропками да просеками, небольшими овражками да мелкими ручейками. Этот же — густой, древний, большинство стволов просто не обхватишь, кроны переплетаются и закрывают солнце. Под ногами — ни локтя ровной земли. Всё в бугорках, кочках, поваленных стволах, мхах и каких-то лозах. Дальше, чем на сто шагов не просмотришь, всё загораживает кустарник. Ягод я и половины не знаю, хотя в обычном лесу бабушка меня учила отличать каждый куст.

— Недалеко осталось, вон следы, — Арьяна осторожно развела посохом мох. — Хоть бы они на ту зверюгу не наткнулись.

— Какую? — уточнила я.

— Потом расскажу. Вон кажется.

Я не увидела ничего, но Алевтиина, шедшая сзади легонько подпихнула меня в плечо, предлагая ускориться, что я и сделала.

Когда мы выскочили из-за кустов, всю поляну заполонили крошечные человечки в красных колпаках, вооруженные короткими ножиками. Пашка уже валялся на бревне огромного дерева, Скрябина медленно сползала по стволу старой берёзы. Поскольку мне показалось, что до Скрябиной я дотянусь быстрее, первое «ступефай» полетело в карликов вокруг неё. Некоторых я просто распинывала ногами, пробираясь к пострадавшим, за что и поплатилась.

— Фламма! — огонь заставил разбежаться карликов от Павла и Василиса, пробравшись к нему, тут же затушила костёр. — Проклятье!

Она наткнулась ещё на какую-то крупную тушу в коричневой тужурке, не сильно отличимой от бревна.

Карлики кинулись было к нам, но мимо них пронёсся огненный смерч. В их рядах началась паника. Далеко в кустах я заметила белый мундир.

«Мирослав Святозарыч?» — успела подумать я и тут же отвлеклась, распинывая уже паникующих карликов. Через несколько минут поляна оказалась свободной, хоть и обгоревшей.

Я перевернула тушу… Распутин. Валентин Григорьевич. Пришлый, берёт поденную работу и зарабатывает «массажными потискиваниями». Охальник страшный, но привлечь его было, к сожалению, не за что. Одна радость: он меня в большинстве случаев принимал за мужика. Я не спешила его переубеждать. И вообще, никогда так этому факту не радовалась. не спешила его переубеждат

Здоровенный мужик уже потерял сознание от ран.

— Мобиликорпус, — тело Распутина поднялось на полметра над землёй. — Его надо к знахарям.

— Нам всем надо к знахарям, — зашипела Василиса. — И тебе тоже.

— Я превращусь в лошадь, грузите на меня двоих, — сказала Алевтина.

Показывать нам превращение она не стала. Зашла за куст и вышла оттуда уже лошадью.

На спину к ней мы закинули Павла и Доброгневу Бориславовну. Времени у нас было немного, чтобы доволочь их до знахарского центра. И где-то на третьем шаге я заметила, что у меня по штанине стекает кровь.

«Ерунда, не сильно», — подумала я. И повела палочкой. За мной двинулось бесчувственное тело Распутина. Укротительницы тут же профессионально выстроились. Василиса — впереди. За ней — лошадь-Алевтина с ранеными, я, Распутин и Арьяна. Впереди и сзади те, кто знают лес. Для них в этом даже особо необычного ничего не было. Они спешили, но по дороге подшучивали. В том числе и надо мной. Беззлобно и скорее в качестве поддержки.

К выходу из леса нога у меня распухла и начала отказываться идти. Чёртова нога! Чёртовы палки и неровные мостовые! Какие же уродские у меня ботинки! Выбросить их к чертям, да подальше. Дайте только дотащиться до знахарского центра, тут же отправлю в мусорный бак! А то и сожгу к чертям.

Впереди болтался хвост пегой лошади. Хотелось наподдать ей по заднице, чтобы двигалась быстрее. Не могу я уже держать проклятый мобиликорпус! К чёрту этого Распутина! Приличных девиц охальными шутками в краску вводит и успокоиться не может. Оставить его чертям на растерзание вот прямо здесь.

Наконец, крыльцо Знахарского Центра. Проклятая дубовая дверь. Здоровенная, приходится её задом всегда подпирать, а потом пострадавшего протаскивать. Да ещё эти ступеньки! На последней нога отказалась меня держать и я свободной рукой ухватилась за перила. Из меня вырвалось несколько неприличных слов.

Выскочившая на крыльцо Алиса перехватила мой Мобиликорпус и втащила внутрь Распутина. Профессор Белозёрский махнул палочкой и перетащил Скрябину.

— О, Дарья, вернулась, — Платон как раз проходил мимо. — Как поход в лес?

Я, скрипя зубами, заволокла ногу на верхнюю ступеньку.

— Внутрь, — велел он, заметив моё состояние.

— Посидите в приёмной! И так много народу! — предупредил Белозёрский. — Нога? Возьмите бинт.

Чёртов холёный хлыщ! Очки свои протри!

Что со мной? Я никогда про него так не думала. Профессионал своего дела, чистый и интеллигентный.

— Дарья, сядь. Я тебя сейчас перевяжу, — Платон пихнул меня в плечо, заставляя сесть на диван в приёмной. — Всё нормально.

— Ты меня бесишь, — сказала я. Более чёткой мысли не было. Только то, что Платон мне не нравится. Ни глаза, ни волосы, ни нос, ни рот, ни рост, ни вес. Ни отглаженный мундир, ни пуговицы на нём, ни карманы мне не нравились. И вообще…

— Плохо дело, — констатировал Волков, заматывая мне в бинты ногу.

— Я вас ненавижу.

— Да-да. Только сиди тихо.

В дверь зашёл Шарапов.

— Сказали, из леса пришли. Как там Дарья? Что случилось?

— Ты дылда! — вырвалось у меня.

Что со мной? Как я могу так разговаривать с коллегами? Мне с ними в случае чего в бой идти, им спины прикрывать. И вообще они все замечательные.

Ногой я всё же дёрнула, бинты разлетелись. Но одно утешение: встать и набить Шарапову морду я не могла.

На шум заглянул и Шаромпокатский. Эта огромная туша закатилась в приёмную вместе со своим огороменным посохом.

— Палка у вас дурацкая!

— Всё понятно, — Ерофей Силыч даже не разозлился, хотя остатки моего разума панически заметались, ожидая нехилых люлей. — Отберите у неё палочку. Она заняла второе место на магическом турнире. Озвереет, не остановим. Шарапов, иди скажи, что у нас ярь.

Дима постучался к знахарям и сообщил эту "замечательную" новость.

Чёртовы костоправы сказали, что у них лекарство кончилось. «Уж потерпите как-нибудь. Вас много, вы удержите".

Я терпела. Такое впечатление, будто боль в ноге не давала остаткам разума погаснуть, а сама рана не давала сдвинуться. Шаромпокатский ушёл по делам, а Платон продолжал терпеливо бинтовать. Урод!

Из-за двери вразвалочку вышел Каспар и с усмешкой посмотрел на меня.

— Что такое?

— Нога раненая. И ярь, — сообщил Платон.

— А, ну тогда, — Каспар достал палочку. — Вультатем.

Нога перестала болеть, рана затянулась вместе с остатками трезвого сознания.

— Она же сейчас встанет, — первым понял Платон.

Что я и сделала. И ближе всех был именно он.

— Конфундо, — произнёс Платон, направив на меня палочку.

Я рухнула обратно на скамейку. Меня покинули силы, всё утонуло в белом тумане. Звуки долетали как через подушку, язык и челюсть вовсе перестали слушаться. Вот урод! На меня «Конфундо»! Это чтоб я его не прибила что ли? Зассал?

Коллеги о чём-то говорили. Меня продолжал бесить белый потолок и магические огни. В поле зрения был только Шарапов. Платон, кажется, сидел рядом. В какой-то момент я почувствовала на своих волосах осторожные поглаживания. Ах ты хорёк ушастый! Куда руки тянешь?

Снова проснулись остатки сознания. Они бессовестно наслаждались. Что-то и они тоже какие-то нетрезвые. Наверное, мой разум остался в лесу.

— А что она всё ещё лежит? — Каспар возвращался обратно, пряча что-то в кармане фартука.

— Сказали же, ярь, — раздраженно отозвался Шарапов.

Он на меня злиться? Я что, виновата? Я ж ему сейчас...

— Держим её под конфундо.

— Ну… — Каспар пожал плечами. — Фините.

Я набросилась на Шарапова. Шага не успела дойти.

— Конфундо, — снова произнёс Платон. Я тут же застыла столбом. Секунда промедления: — Конфундо.

Каспар врезался в стену, дзынькнув содержимым фартука. Очнусь, засуну ему эту бутылку так, что вытащить он её больше не сможет!

Платон снова сопроводил моё безвольное тело на грёбаный отвратительно мягкий и скрипучий диван.

Заглянул Дмитрий Евгеньевич.

— Что происходит?

— Ярь, — отозвался Платон, сидящий рядом.

— Конфундо? — профессиональным взглядом оценил Соколов. — Так себе…

— Я думаю, она меня простит.

Когда в меня влили зелье, похожее на мерзко переслащённый чай, немного отпустило. Я увидела, что дверь в Знахарском центре крепкая и надёжная, потолок чистый и коллеги — отличная команда. Я тогда не только Платону «Конфундо» простила, но ещё и извинилась перед всеми. Отвратительное состояние, когда твой разум застилает нечто и ты не можешь контролировать саму себя.

А вот Каспару «фините» не простила. Но и бутылку засовывать никуда не стала. Ещё объяснительную потом писать... Ну его.

* * *

Оказалось, что пока я ходила в лес и терроризировала Знахарский центр, Золотая статуя на выставке начала кровоточить ещё сильнее. Шарапов и Платон нашли там следы Маркуса Девейлиса, его и вызвали на допрос. Тот только виновато пожимал плечами и утверждал, что он просто проводил с этой статуей пару экспериментов. Ничего такого страшного с ней не случилось. Увы, задержать его было не за что, поэтому отпустили через полчаса допроса. А я сходила-таки домой поужинать.

По возвращении меня «обрадовали» новостью»:

Маркус Девейлис пошёл к вампирам и его убил замок Вороново Крыло. Тут же явился лорд Аллар. Выглядел он не просто неважно, а очень и очень плохо. Весь ободранный, казалось, на нём нет живого места. Только чёрные глаза по-прежнему сверкают, прежние плавные движения. Но трость ему в этот раз понадобилась явно не для красоты. Слышала, что раны на вампирах заживают быстро, даже видела это. Эти пока вели себя как обычные раны.

Дмитрий Евгеньевич с Ерофеем Силычем тихонько посовещались и ушли вместе с вампирами смотреть место происшествия.

А я всё думала о том, что мы всего пару часов назад говорили с Маркусом. А тут вот как… Тем более, он пришлый. Наверное, ужасно так отправиться в чужие земли и погибнуть там. Тем более, так глупо.