Green is the new black (гет)

Мир вокруг Гермионы закрутился в пьяном калейдоскопе, когда она аппарировала прямо в свою квартиру. Правила безопасности, которые она обычно так ревностно соблюдала, сейчас казались далекими и неважными. Ее повело, и она с грохотом врезалась в кухонный стул, едва удержавшись на ногах.

Смех вырвался из груди — почти истерический звук, который эхом разнесся по квартире. Но так же быстро, как начался, он оборвался, превратившись в горькие всхлипы. Слезы, которые она сдерживала при Гарри, теперь беспрепятственно струились по щекам, оставляя влажные следы на пылающей коже, маленькие реки на карте ее разочарований.

Гермиона чувствовала себя жалкой и глупой. Ум, которым она так гордилась в школе, казалось, покинул ее, когда дело дошло до реальной жизни и отношений. Она неуклюже забралась на стул и покачнулась, потянувшись к верхнему шкафчику. Ее пальцы нащупали прохладное стекло бутылки припрятанного для гостей огневиски. Ирония ситуации не ускользнула от нее — сейчас она сама была этим нежданным и незваным гостем в собственной жизни.

— Ты это чего тут устроила? — хриплый сонный голос нарушил тишину, заставив Гермиону дернуться.

Она резко обернулась, сжимая бутылку огневиски. В дверном проеме, небрежно прислонившись к косяку, стоял Долохов. Внимательно изучал ее взглядом.

Мир закружился от излишне быстрого движения. Гермиона почувствовала, как теряет равновесие, ее ноги соскользнули со стула. Она зажмурилась, ожидая болезненного столкновения с полом или мебелью, но вместо этого оказалась в крепких объятиях.

Открыв глаза, Гермиона увидела прямо перед собой лицо Долохова — так близко, что могла разглядеть каждую морщинку, каждый шрам на грубоватой коже. Его руки, жесткие и сильные, удерживали ее на весу под спину и под колени. В его почти черных глазах мелькнуло беспокойство — эмоция настолько чуждая этому лицу, что Гермиона на мгновение усомнилась в реальности происходящего, словно оказалась в параллельной вселенной, где все знакомое вдруг стало незнакомым.

Горькое послевкусие лайма смешивалось с терпким ароматом его кожи. Гермиона ощущала тепло его угловатых плеч, контрастирующее с прохладой бутылки, которую она все еще нервно сжимала. Ее сердце бешено колотилось, и она не понимала, только ли от внезапного падения.

— Я глупая, — Гермиона не могла остановить рвущиеся наружу эмоции. Слова, которые она никогда не произнесла бы на трезвую голову, сейчас ринулись на свободу, как птицы из раскрытой клетки.

— Ну да, — без тени сомнения согласился Долохов и осторожно опустил Гермиону на пол. Его руки, только что державшие ее так крепко, теперь едва касались плеч, будто он не был уверен, стоит ли отпускать ее совсем.

Гермиона почувствовала, как волна возмущения поднимается внутри нее, горячая и яростная. Она резко вскинула голову, встречаясь взглядом с темными глазами Долохова. В них плескалась насмешка, и это только подстегнуло ее гнев.

— Эй, как ты можешь подтверждать? — выпалила она голосом, дрожащим от коктейля обиды и злости. Гермиона попыталась вырваться из его хватки, но ее движения были неуклюжими и нескоординированными.

Долохов лишь закатил глаза, словно имел дело с капризным ребенком, а не со взрослой девушкой. Он разжал захват, позволяя Гермионе отстраниться, но остался стоять рядом.

— Если ты сама сказала, то так и есть, разубеждать я тебя не собираюсь, — произнес с нотками усталости. — Я в эти игры давно не играю, девочка.

Гермиона почувствовала, как к горлу подступает комок. «Девочка». Это слово, сказанное с такой снисходительностью, больно ударило по ее и без того пошатнувшейся самооценке.

— Я тоже, — выдавила она, пытаясь сохранить остатки достоинства. — А, наверно, зря.

Ее взгляд беспокойно заметался по кухне в поисках бокала. Мысль о том, чтобы пить прямо из горлышка, казалась ей слишком дикой даже в нынешнем состоянии.

— Я всегда такая прямолинейная, — всхлипнула Гермиона, не в силах сдержать поток чувств, прорвавший плотину самообладания.

Долохов тяжело вздохнул, смиряясь с неизбежным. Он подошел к сушилке для посуды, где в беспорядке громоздились тарелки и чашки, и, немного поколебавшись, достал два высоких стакана для сока. Стекло тихо звякнуло, когда он поставил их на стол.

Гермиона отстраненно наблюдала за его действиями. В глубине души она понимала абсурдность ситуации: Антонин Долохов, чье имя вызывало трепет даже у бывалых авроров, хозяйничает на ее кухне, доставая посуду для совместной попойки.

— Говорю что думаю, не умею в эти женские игры, как Лаванда, — продолжала Гермиона, ее голос становился все более горьким. — А Рону нужна такая. Которая будет хлопать глазками и говорить: «Ты мой лев».

Она скривилась, произнося последние слова — те оставили неприятный привкус на языке. Пальцы Гермионы, охваченные лихорадочной дрожью — то ли от выпитого алкоголя, то ли от бушующих эмоций, — никак не могли совладать с непокорной крышкой огневиски.

Долохов молча наблюдал за ее безуспешными попытками, прежде чем шагнуть вперед и мягко, но решительно забрать бутылку из ее рук. Одним уверенным движением он открутил крышку, и комнату наполнил насыщенный аромат дубовой выдержки, обещающий забвение.

Чувствуя себя окончательно побежденной, Гермиона поплелась к дивану в гостиной. Ее походка была неровной, она то и дело спотыкалась, пол под ногами внезапно стал неустойчивым. Позади раздавалось тихое булькание: Долохов разливал огневиски по стаканам.

Она рухнула на диван, мягкие подушки обволокли тело. Закрыв глаза, Гермиона попыталась сосредоточиться на чем-нибудь, кроме боли и обиды, разъедающих ее сердце. Но образ Рона, тянущегося к той девушке в клубе, выжженный на внутренней стороне век, никак не хотел исчезать.

Тяжелые шаги Долохова приближались, и вскоре Гермиона почувствовала, как что-то холодное коснулось ее руки. Она медленно открыла глаза, фокусируясь на стакане, который Долохов настойчиво вкладывал в ее ладонь. Янтарная жидкость внутри мерцала и переливалась в свете лампы, как маленькое солнце, пойманное в хрустальную ловушку.

Ее взгляд невольно скользнул по его вытянутой руке, задержавшись на металле наручников, обхватывающем запястье. Она сняла цепь в самый первый вечер, чтобы он мог выполнять простые бытовые задачи. Оставшаяся часть браслета, ограничивающая его магию, казалась теперь странно неуместной.

Гермиона не смогла удержаться и пробежалась взглядом дальше, к его предплечью. Там, словно живая, гнездилась в черепе змея Темной метки, контрастируя с бледной кожей и выделяющимися под ней мускулами. Это напоминание о его прошлом, о том, кем он был — и все еще оставался, — вызвало у нее смешанные чувства.

Стараясь отогнать непрошеные мысли, Гермиона поднесла стакан к губам и смело отхлебнула. Огневиски прокатилось по горлу пылающей волной, вызвав приступ кашля, но она приветствовала это ощущение. Физическая боль на короткие секунды заглушила эмоциональную.

— Что, парень бросил? — голос Долохова прозвучал откуда-то сверху, и Гермиона подняла голову.

Он возвышался над ней, его фигура казалась более внушительной с этого ракурса. В его темных глазах читалось любопытство, смешанное с привычной насмешкой.

— Обменял на тан… танцовщицу, — начала Гермиона, силясь сохранить остатки самообладания. Но при воспоминании о сцене в клубе ее голос сорвался, и она разразилась горькими всхлипами.

Он тяжело опустился на диван рядом с ней, и Гермиона ощутила, как прогнулись подушки под его весом. Pуки Долохова небрежно обхватывали его собственный стакан. Он пожал плечами, будто говоря «что поделаешь», и глотнул огневиски.

— Ну да, кто ж тебя вынесет? — произнес Долохов с какой-то странной смесью иронии и сочувствия.

Жар алкоголя померк перед пламенем ярости, вспыхнувшим в ней подобно сухому хворосту. Слезы, что текли по щекам еще мгновенье назад, испарились, оставив после себя лишь тянущие дорожки на коже.

— Ты! Ты сволочь! — выпалила она, резко повернувшись к Долохову. — Вот тебя точно никому не вынести!

Долохов ничуть не смутился. Он лениво повернул голову, окинув Гермиону взглядом, полным снисходительного веселья. Уголок его рта дернулся в подобии улыбки, будто ее гнев был для него не более чем занятным представлением.

— Грубый, злобный тип, который только и может, что калечить и убивать! — выпалила Гермиона. Слова срывались с языка быстрее, чем она успевала их обдумать.

Долохов вальяжно откинулся на спинку дивана, запрокинул голову на пухлую подушку. Его довольный взор блуждал по потолку, словно изучая невидимую картину.

— Ага, — протянул он с ленцой. — Спасибо за комплименты, крошка.

Его небрежный тон только подлил масла в огонь ее раздражения. Гермиона почувствовала, как ее щеки вспыхнули — то ли от гнева, то ли от выпитого.

— У тебя вообще, наверно, никогда не было отношений! — дерзко выпалила она, сама не зная, откуда взялась эта мысль.

Повисла пауза. Долохов медленно опустил взгляд, встретившись с ней глазами. Что-то в его лице изменилось, маска насмешливости соскользнула.

— Были, — произнес он тихо, и этот тон так отличался от его обычной манеры, что Гермиона невольно подобралась. — Потом она умерла.

Эти слова упали между ними, как камень в тихий пруд, расходясь кругами тишины. Гнев Гермионы испарился, оставив после себя пустоту и легкое чувство стыда. Она сглотнула, не зная, что сказать.

— И что, больше не было? — наконец выдавила еле слышно.

Долохов провел ладонью по щетине, его пальцы чуть задержались у подбородка, будто он хотел что-то добавить, но передумал.

— С тех пор предпочитаю привязываться разве что к танцовщицам в клубе, — его губы скривились в горькой усмешке.

Гермиона почувствовала укол сожаления. Она не ожидала такого ответа, такой… человечности от того, кого считала бездушным чудовищем.

— Я не хотела… — начала она, но Долохов перебил ее, взмахнув рукой.

— Брось, Грейнджер, — его голос снова обрел привычные резкие нотки. — Мы не друзья, чтобы ты меня жалела. Еще три дня назад ты бы меня закопала и в могилу плюнула.

Гермиона нахмурилась, чувствуя, как в ней снова поднимается волна возмущения, но на этот раз другого рода.

— Неправда, — она скрестила руки на груди, упрямо выпятив подбородок. — Я не такая. Я тебя домой привела и накормила, вообще-то.

Долохов усмехнулся. Он демонстративно поднял запястье с половинкой наручников.

— Большое тебе спасибо, — протянул с наигранным пафосом. — Я тронут твоей заботой.

Гермиона уставилась на браслет. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но слова не шли. Вместо этого молча взяла бутылку с целью налить огневиски. Вдруг еще один глоток поможет ей разобраться в этом странном разговоре.

Она покосилась на Долохова, чей профиль четко вырисовывался в полумраке комнаты. Лампа на журнальном столике окутывала пространство мягким сиянием, играла бликами на его лице, подчеркивая острые скулы и упрямый подбородок.

«Он прав», — подумала Гермиона. Она ведь действительно хотела его использовать, ничего больше. Но сейчас эта мысль казалась… неправильной. Словно она пыталась втиснуть сложного человека в простую коробку с надписью «злодей». А он не помещался.

Гермиона поймала себя на том, что разглядывает его. Не злобного убийцу, а человека. Колючего, саркастичного, но… настоящего. С историей, с болью, с прошлым, про которое она мало что знала.

— Ты считаешь, я симпатичная? — вопрос вырвался прежде, чем она успела его обдумать.

Гермиона замерла, ошеломленная собственной наглостью. В голове шумело от выпитого, и это, наверное, было единственной причиной, почему она не сгорела от стыда на месте. Она почувствовала, как щеки заливает румянец, но списала это на действие алкоголя.

Долохов медленно повернулся к ней. На мгновение Гермионе показалось, что она видит в его глазах отблеск чего-то… Но это длилось лишь секунду.

— Ты красавица, — ответил он просто и отвел взгляд. Его голос звучал ровно, без обычной насмешки. — Не волнуйся, найдешь еще себе мужика. Любой побежит, только пальцем помани.

Гермиона почувствовала, как что-то екнуло внутри от этих слов. Она опустила глаза, разглядывая янтарную жидкость на дне стакана. Остатки огневиски мерцали в тусклом свете последними лучиками солнца.

— Мне любой не нужен, — пробормотала куда-то вниз.

Долохов, заметив ее опустевший стакан, потянулся за бутылкой. Звук льющейся жидкости нарушил тишину.

— А какой? — спросил он, и Гермионе послышалось искреннее любопытство. Она ненадолго задумалась, покручивая стакан в руках.

— Чтоб был умный, с которым можно поговорить о книжках, — начала она, сама понимая, насколько наивно и по-детски это звучит. — И понимающий — не с эмоциональным интеллектом чайной ложки. Умел решать проблемы. Уважал меня. Трудолюбивый и честный.

Она замолчала, внезапно осознав, что выложила свои мечты человеку, которого еще несколько дней назад считала врагом. Долохов рассмеялся, но в его смехе не было злобы, скорее… удивление?

— Ну ты и загнула, — протянул, качая головой. — Я передумал. Ты умрешь старой девой с такими-то запросами.

— А вот и нет! — выпалила Гермиона, разъяренно вскинувшись. Ее указательный палец сильно ткнулся в грудь Долохова.

Он поднял брови, удивленный этим неожиданным жестом. В тусклом свете лампы его недельная щетина отбрасывала резкие тени, придавая лицу суровый, почти хищный вид. Гермиона невольно сглотнула. Ситуация была странной — она, героиня войны, пылко обсуждает отношения с бывшим Пожирателем смерти. Мир, похоже, окончательно сошел с проторенной колеи здравого смысла.

Но алкоголь уже сделал свое дело, размывая границы дозволенного. Разговор с Долоховым, прямолинейным и резким в своих суждениях, вызывал в ней странное чувство. Это было похоже на полет над пропастью — опасно, но невероятно захватывающе.

— Да, — протянул он с насмешкой, явно наслаждаясь ее реакцией.

— Ты же сказал, что я получу любого? — Гермиона надула губы, изображая обиду.

Долохов хмыкнул, откинувшись на спинку дивана.

— А таких в природе нет, как ты хочешь. Если, конечно, не наколдуешь себе идеального мужика. Но для этого потребуется темнейшая магия.

— Может, и наколдую, — пробормотала Гермиона.

Она вдруг остро ощутила присутствие Долохова рядом, в каких-то сантиметрах — не как собеседника, а как мужчины, крупного, сильного и опасного. Ее взгляд скользнул по жилистой руке, отмечая шрамы и мозоли — следы его бурного прошлого. Ее пальцы, влекомые блеском, потянулись к его запястью. Она подцепила браслет, чувствуя, как прохлада металла контрастирует с теплой кожей. Долохов застыл.

— И прикую наручниками, — добавила смело.

Гермиона почувствовала, как изменилась атмосфера в комнате. Еще секунду назад они просто разговаривали, а теперь воздух между ними стал густым и вязким, словно мед. Она медленно провела пальцами вверх по его предплечью, ощущая рельеф мышц. Что-то внутри нее требовало продолжения, толкало на грань. Как он отреагирует? Она вдруг поняла, что хочет видеть желание в его взгляде на нее. Чувствовать, как ее сжимают в объятиях эти крепкие руки, которые так умело владеют и палочкой, и кинжалом.

В глазах Долохова плескалось что-то темное, неразборчивое. Секунду спустя он накрыл ее ладонь, уже добравшуюся до рукава футболки, своей. Остановил ее движение, но не отстранился.

— Ты пьяна, Гермиона, — сказал хрипло.

Она почувствовала, как по спине пробежали мурашки от того, как он произнес ее имя. Колкий и саркастичный тон исчез, уступив место чему-то более глубокому и серьезному.

— Ты сам мистер наблюдательность, — Гермиона попыталась усмехнуться, но вышло как-то неуверенно.

Ее пальцы дрогнули, пытаясь пробраться дальше под рукав футболки. Долохов стиснул ее ладонь сильнее, прижимая к своему бицепсу. Гермиона ощутила, как напряглись его мышцы — все его тело словно превратилось в собранную пружину.

— Мне такого не надо. Завтра ты пожалеешь, а нам еще делать работу вместе, — в его словах проскользнула едва уловимая горечь.

Гермиона подалась вперед, сокращая расстояние между ними. Диван скрипнул под ее движением, напоминая о реальности происходящего. Кровь стучала в висках, а алкоголь, затуманивая рассудок, обострял чувства до предела.

— Ты ли еще недавно кидал мне пошлые намеки и предлагал согреть постель? — спросила она с вызовом.

Долохов поморщился, будто проглотил горсть битого стекла. Его лицо, обычно гранитно-непроницаемое, сейчас отражало внутреннюю борьбу.

— Это были шутки с целью смутить тебя и сбить спесь, — процедил сквозь зубы.

— Ну да-а-а, — протянула Гермиона.

Она резко подалась вперед, почти касаясь его губ своими. Она чувствовала жар, исходящий от его тела, видела, как расширились его зрачки. Что-то внутри нее сладко трепетало от этой близости.

— А как насчет ответить за слова? — прошептала дерзко ему в губы.

И замерла, ловя его дыхание. Глаза Долохова, обычно холодные и насмешливые, сейчас казались двумя черными омутами, затягивающими ее. Она смотрела в них с предвкушением.

Долохов не шевелился. Гермиона положила вторую руку ему на грудь, ощутила, как быстро и рвано вздымается его грудная клетка. Сквозь тонкую ткань футболки она чувствовала пульсацию сердца.

Мысли окончательно исчезли, оставляя одну всепоглощающую потребность, и Гермиона подалась вперед. Мир вокруг замедлился, когда она преодолела последние сантиметры между ними. Ощутила его теплые губы, почувствовала легкий привкус огневиски, обжигающий и манящий…

И вдруг сильные руки оттолкнули ее, и Гермиона, не удержав равновесия, упала на диван. Ошеломленная, она подняла глаза на Долохова. Тот резко вскочил, как если бы сиденье под ним загорелось. Отошел к окну, повернувшись к ней спиной.

— Оставим все как есть, Грейнджер, — его голос прозвучал надтреснуто. Он явно пытался вернуться к язвительному тону, но получалось плохо. — Нам обоим лишние сложности ни к чему.

Гермиона сидела на диване, а комната вокруг слегка покачивалась. Отрезвляющий холод реальности смешивался с жаром только что пережитого момента, создавая коктейль чувств, от которого кружилась голова. Она делала глубокие вдохи, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце и унять дрожь в руках. Обида острыми когтями царапала изнутри — не столько из-за отказа Долохова, сколько из-за собственной глупости и слабости.

Алкоголь туманил разум, но где-то на задворках сознания мелькнула мысль: Долохов прав. Она попыталась представить его в роли любовника или, не дай Мерлин, партнера, и ее передернуло. Этот человек олицетворял все то, против чего она боролась последние годы.

— Я тебе не нужен, — голос Долохова, в котором звучала уверенность, горькая как полынь, прорезал тишину комнаты.

Гермиона подняла на него взгляд. Он все еще стоял у окна, его силуэт четко вырисовывался на фоне ночного неба. В стекле отражалось его лицо — жесткое, с глубокими тенями под глазами.

— Ты просто хочешь забыться и отомстить своему изменщику.

Его слова били точно в цель, и Гермиона поморщилась. Она хотела бы возразить и придумать другое оправдание, но язык не слушался.

— Сделаем дело и разбежимся, каждый к своей жизни. Ты будешь искать свой светлый идеал, может, с Поттером сойдешься, как раз для тебя партия. А я вернусь к своим грязным делишкам в тени. По рукам?

Гермиона нехотя кивнула и потянулась к бутылке огневиски, стоявшей на журнальном столике, как к спасательному кругу в бушующем море эмоций. Пальцы дрожали, когда она обхватила прохладное стекло. Долохов еще секунду смотрел на нее, потом резко развернулся и вышел. Дверь гостевой спальни хлопнула, и Гермиона невольно вздрогнула.

Она сидела в тишине, механически поднося бутылку к губам. Алкоголь обжигал горло, но не давал желанного забвения. Перед глазами все плыло, комната кружилась, как сошедшая с ума карусель.

Даже когда ее выворачивало наизнанку в туалете, образ огромного дракона, окутанного клубами алого дыма, не исчезал из мыслей. Он насмехался над ней, как злой демон. Обессиленная, Гермиона сползла на холодный кафель. Слезы катились по щекам, смешиваясь с каплями пота, выступившими над верхней губой. Она чувствовала себя жалкой и одинокой, как никогда прежде.

* * *

Утренний Лондон встретил Гермиону промозглым ветром и моросящим дождем. Она поспешно шагала по мокрому тротуару, кутаясь в пальто и стараясь не шевелить головой больше необходимого — любое неосторожное движение вгоняло в висок раскаленный штырь, напоминая о вчерашней попойке. К счастью, ей удалось улизнуть из квартиры, избежав неловкой встречи с Долоховым. Аврорат манил как спасительная гавань, обещая избавление от назойливых мыслей о прошлом вечере.

Добравшись до своего места, Гермиона набросилась на работу. Перед ней возвышался Эверест бумаг — отчеты о недавнем задержании группы волшебников, промышлявших контрабандой драконьих яиц. Дело было резонансным, рискованным и теперь требовало скрупулезной фиксации каждого нюанса.

— Так, улики… — бормотала она себе под нос, перебирая пергаменты. — Где же этот чертов список?

Гермиона педантично заполняла бланки, сверяясь с показаниями свидетелей и протоколами обысков. Цифры, даты, имена — все это служило якорем, удерживающим от погружения в водоворот воспоминаний о вчерашнем вечере. С каждой исписанной страницей тяжесть в груди становилась легче, а дыхание — свободнее.

К полудню Гермиона почувствовала, что снова обрела шаткое равновесие. «В конце концов, — подумала она, — моя реакция была вполне объяснимой. Кто бы не расстроился на моем месте?»

Она как раз заканчивала очередной отчет, когда боковым зрением заметила движение. Гарри. Он приближался к ее столу, и Гермиона невольно выпрямилась, ощущая, как предательски екнуло где-то под ребрами.

— Здравствуйте, мистер начальник, — она попыталась улыбнуться, но гримаса вышла немного нервной. Гермиона машинально почесала щеку кончиком пера, наверняка оставив на коже чернильный след.

Гарри оперся ладонями о стол, нависая над ней. Его зеленые глаза за стеклами очков внимательно изучали ее лицо.

— Как ты? — в вопросе сквозило неприкрытое беспокойство.

Гермиона на мгновение задумалась. Как она? Голова немного побаливала, во рту было сухо, а в душе — пусто. Но не говорить же об этом начальству.

— Нормально, — ответила, стараясь звучать бодро. — Извини, что расклеилась вчера. Я не должна была…

— Эй, — перебил ее Гарри, — ты держалась стойко. На твоем месте я бы… — он осекся, словно собирался произнести что-то резкое, и покачал головой. — В общем, ты молодец. Я донес до Рона, что ты вчера все видела. Он тебя не побеспокоит, или будет иметь дело со мной.

Гермиона благодарно кивнула, чувствуя такое облегчение, словно с плеч сняли давящий груз. Сама она не представляла, как пережила бы унижение разборок с Уизли. Гарри задумчиво поправил очки.

— Знаешь, Гермиона, я тут подумал… — начал он. — Дженкинс из патрульных за одну услугу принес мне пару билетов на «Вальс теней». Это новое шоу в Ковент-Гардене, говорят, потрясающее. Ты не хотела бы сходить вместе? Пропадут ведь, а тебе надо развеяться.

В его голосе прозвучал какой-то волнующий намек. Гермиона почувствовала, как щеки вспыхнули. Подняла глаза на Гарри, пытаясь понять, что кроется за этим приглашением. Его взгляд был теплым, с легким прищуром, от которого внутри что-то затрепетало.

— А почему ты не пойдешь с Джинни? — спросила, пытаясь сделать голос как можно более равнодушным. Получилось не очень.

Гарри вздохнул, и тень набежала на его лицо.

— Мы разошлись, — бросил коротко. Гермиона открыла было рот, но Гарри предупреждающе поднял ладонь. — И да, я знаю, что ты сейчас скажешь. Почему я не рассказал тебе раньше, да? Я собирался сделать это вчера, но все так закрутилось… — он провел рукой по волосам, словно пытаясь чуть снизить хаос и на голове, и внутри. — Прости.

Гермиона медленно кивнула, переваривая новость. Джинни и Гарри расстались? Как? Когда? Почему?

— Что у вас случилось? — осторожно спросила она. — Джинни была так влюблена в тебя последние годы. Ты вроде тоже…

Гарри усмехнулся, но в этой усмешке не было веселья.

— Вроде. Джинни… — он запнулся, подбирая слова. — Она будто тянет меня куда-то назад. Говорит, что я слишком изменился, что я уже не тот человек, в которого она влюбилась. — В его глазах что-то зло блеснуло. — А я не хочу быть тем, прежним.

Гермиона внимательно посмотрела на друга. Да, он изменился. В нем появилась стальная уверенность, граничащая с дерзостью. Иногда в его взгляде проскальзывало что-то темное, опасное. Оно немного пугало и ее. Но разве это так уж плохо?

— Ты очень вырос в последнее время, — сказала тихо.

Гарри наклонился вперед, оперевшись локтями на стол. Теперь их лица разделяли всего несколько десятков сантиметров и стекла его очков.

— Я устал притворяться, что за моими плечами не было разрушительной войны и сложных решений. Я не хочу больше носить маску. Потому вопрос очень простой, Гермиона. — От интонации, с которой он произнес ее имя, по спине пробежали мурашки. — Нравится ли тебе то, каким я стал?

Пока Гермиона всматривалась в его глаза, такие привычные, но в то же время искрящиеся огнем самоуверенности и властности, ее пульс отбивал бешеный ритм.

— Да, — просто ответила она. — Со мной тебе не надо притворяться. Мне нравится твоя новая брутальность.

Лицо Гарри озарила улыбка — не та наивная и чуть стеснительная, которую она знала годами, а уверенная и с оттенком триумфа.

— Хорошо, тогда буду тебе ее демонстрировать по полной, — сказал он. — Завтра в девять вечера у часов на рынке Ковент-Гардена. Не опаздывай.

Он ушел, оставив после себя легкий шлейф травяного одеколона и какое-то волнующее чувство недосказанности. Гермиона долго смотрела ему вслед, пытаясь осознать, что сейчас произошло. Она вернулась к отчету, но буквы теперь расплывались. В голове крутился один и тот же вопрос: «Я что-то неправильно поняла, или… Гарри Поттер только что позвал меня на свидание?»