Green is the new black (гет)

— Палочку на землю! Руки за голову!

Резкий крик разорвал тишину, заставив Гермиону вздрогнуть. Она моргнула в попытке сфокусироваться — перед глазами все плыло, как в дурном сне. Сквозь туман она различала очертания тела, распростертого на каменном полу, хоть и желала бы ничего и никогда больше не видеть. Алое пятно расползалось по серым плитам, впитываясь в древние щели между ними.

Палочка выскользнула из ослабевших пальцев. Стук дерева о камень эхом разнесся под сводами храма, сливаясь с шепотом молитв, впитанным стенами за века.

— На колени, я сказал! — прорычал тот же голос.

Чья-то рука, грубая и сильная, толкнула Гермиону в плечо. Коленные чашечки ударились о холодный пол, их пронзила острая боль. Тяжелый запах ладана смешивался с витающим в воздухе медным привкусом, оседал на языке. Чьи-то пальцы вцепились в волосы, заставляя запрокинуть голову.

— Вы не понимаете, — пробормотала она, пытаясь хоть немного сдвинуться, чтобы облегчить боль в скальпе. Слова казались чужими, произнесенными кем-то другим. — Это все большая ошибка.

Сквозь витражное окно пробивались вспышки волшебных огней, пронзая ночь и окрашивая фигуры столпившихся вокруг нее авроров в причудливые оттенки. Их лица были полны непонимания, шока, отвращения — словно она превратилась в какое-то мерзкое, покрытое слизью чудище прямо на их глазах.

— Единственная ошибка здесь — то, что ты натворила, — рявкнул аврор, державший ее за волосы. Она была в такой заторможенности, что даже не поняла, кому из ее коллег принадлежит голос.

Гермиона попыталась сглотнуть, но горло свело спазмом. Она снова посмотрела на тело, которое теперь лежало прямо перед ней. Пустой взгляд, устремленный в никуда, неподвижная ладонь, запятнанная алым… Нет, это не могло быть правдой! Просто не могло.

Руки дрожали, когда она послушно вытянула их вперед. Холодный металл наручников сомкнулся на запястьях Гермионы. Она вздрогнула, ощутив, как магия покидает ее тело, оставляя после себя пустоту и беспомощность — словно кто-то погасил последние свечи на алтаре, погрузив огромную залу во тьму.

Сквозняк, гуляющий по церкви, шевелил полы мантий. Где-то вдалеке послышался скорбный удар колокола. Гермиона закрыла глаза, пытаясь проснуться. Но беспощадная реальность впивалась в нее острыми когтями, не желая отпускать.

Путешествие в Азкабан слилось для Гермионы в размытое пятно. Она смутно помнила покачивания лодки, холодные брызги моря, бьющие в лицо и размывающие картину, зловещую тень тюрьмы, вырастающую из тумана, как древний демон из ночного кошмара. Реальность происходящего никак не укладывалась в голове.

Азкабан встретил Гермиону скрежетом массивных ворот, который вызвал невольную дрожь. Бывала ли она здесь прежде? Десятки раз. Но сегодня древние стены и голодный рот входа казались особенно зловещими. Они проглотят ее целиком.

Сырость и затхлость окутали ее, липкой пленкой оседая на коже. Каждый вдох давался с трудом, легкие сопротивлялись этому отравленному воздуху. Коридор казался бесконечным. По обе стороны тянулись ряды камер, из которых доносились стоны и бормотание. Гермиона шла, опустив голову, но чувствовала на себе десятки взглядов. Любопытных, злорадных, ненавидящих. Всем была интересна новая постоялица, нарушившая привычный ритм жизни.

— Ба! Кого я вижу! — прохрипел один из заключенных. — Сама золотая девочка пожаловала! И как вырядилась!

Гермиона нервно сжала влажной ладонью ткань шелкового платья, стараясь не думать о том, что скоро его сменит полосатая тюремная роба.

— Что, дорогуша, судьба та еще сука? — прорычал кто-то. — Помнишь? Я обещал, что ты пожалеешь!

Гермиона узнала этот голос. Малькольм Бэддок, жестокий убийца, которого она упекла сюда на пожизненное месяц назад. Она помнила, как он кричал проклятия, когда его уводили из зала Визенгамота.

— Как оно, а? — захохотал Бэддок, глядя сквозь решетку вытаращенными от возбуждения глазами. Его грязные пальцы сжимали прутья. — Нравится с этой стороны клетки?

Гермиона не ответила. Она не могла. Горло сдавило тисками. По коридору прокатился волной злорадный смех. Она стиснула зубы, пытаясь отгородиться от этих звуков, но те проникали в самое нутро, царапая что-то глубоко в душе.

— Эй, Грейнджер! — донеслось из соседней камеры. — Как там было в твоем докладе? «Азкабан — место справедливого возмездия»? Ну как, нравится тебе справедливость? Мы будем тебя чествовать каждый день!

Собственные слова жгли сильнее любого проклятия. Гермиона шла, чувствуя, как подгибаются колени. Еще немного, и она окажется в такой же клетке. Навсегда.

Внезапно ее дернули за локоть. Гермиона остановилась, растерянно оглядываясь. Ее конвоир уже потянулся к двери ближайшей камеры, но тут его окликнули:

— Эй, Джонс! На допрос ее! Начальство прибыло.

Гермиона замерла. Робардс? В груди шевельнулось что-то похожее на надежду, но она тут же задавила это чувство. Какая разница? После случившегося он скорее с наслаждением утопит ее глубже в этом болоте.

— Пошли, — буркнул Джонс, разворачивая ее за плечо.

Гермиона знала процедуру наизусть — сколько раз сама допрашивала подозреваемых. Что ж, теперь ее очередь оказаться по ту сторону стола. Она может говорить что угодно. Оправдываться, кричать о своей невиновности, молчать. Что угодно, кроме правды. Потому что правда… Она страшнее любой лжи.

Дверь допросной с лязгом захлопнулась за спиной. Серые стены тут же сдавили, готовые сомкнуться и расплющить. Яркий свет ударил в глаза, заставляя часто моргать. Гермиона невольно сжалась, щурясь и пытаясь разглядеть силуэт за столом сквозь калейдоскоп цветных пятен, плавающих по сетчатке.

— Садитесь, мисс Грейнджер, — голос Робардса звучал почти учтиво, но в нем сквозила холодная отстраненность, от которой у Гермионы засосало под ложечкой. Еще недавно он смотрел на нее с теплотой наставника.

Гермиона села. Металл стула обжег кожу даже сквозь ткань платья. Она вздрогнула, но выпрямила спину и вскинула подбородок. Руки, лежащие на коленях, предательски дрожали. Спасибо, хоть цепь, связывающая браслеты, не звенит, выдавая ее страх.

— Не ожидали от вас подобного, мисс Грейнджер, — Робардс покачал головой, его голос сочился отвращением. — Кто бы мог подумать, что все так обернется…

Гермиона сцепила зубы, чтобы они не стучали. По телу пробегала дрожь, и она изо всех сил пыталась ее унять.

— Давайте по порядку, — в глазах Робардса мелькнуло что-то… Жадное? Нетерпеливое? — Расскажите все с самого начала.

В горле пересохло, язык казался неповоротливым куском мяса. Гермиона облизнула губы, чувствуя, как по виску стекает капля пота. Робардс подался вперед. Его ноздри раздувались, словно он принюхивался к запаху ее страха. «Как же низко ты пал, — мелькнуло в голове. — Уже прикидываешь, сколько тебе заплатит Скиттер за эксклюзив?»

Перед мысленным взором снова встала картина: распростертое на полу тело, кровь на камнях… В наступившей тишине было слышно, что где-то вдалеке капает вода. Кап-кап-кап. Отсчитывает последние секунды ее здравомыслия.

— Итак, — Робардс положил руки на стол, сцепив пальцы в замок. — Почему же вы убили Гарри Поттера?

* * *

Пять дней назад

Гермиона неслась сквозь лес, перепрыгивая через поваленные деревья и огибая кусты, словно она была очередным подхваченным ветром осенним листком. Ветви хлестали по лицу, а корни так и норовили подставить подножку. Ковер из влажных опавших листьев глушил звуки. Морозный воздух жалил легкие, превращая каждый выдох в облачко пара.

Внезапно она поняла, что больше не слышит топот тяжелых ботинок своих коллег, других членов аврорского отряда, и затормозила. Прислонилась к стволу огромного дуба в попытке отдышаться. Сердце стучало в ребра, отдавалось гулким эхом в ушах, а в боку кололо от резкого старта.

«Думай, Гермиона, думай», — пробормотала себе под нос, лихорадочно оглядываясь по сторонам. Лес был погружен в зловещую тишину, которую нарушали лишь редкие вскрики птиц.

Сжав палочку, она прошептала заклинание: «Аудио Амплификаре». Мир вокруг ожил — теперь Гермиона слышала каждый шорох листьев, каждый скрип ветвей. И вдруг — чужие шаги, быстрые и уверенные, приближающиеся с востока.

Не медля ни секунды, Гермиона развернулась на звук. Выкрикнула: «Ступефай!» Красный луч прочертил сумрак между деревьями.

— Протего! — раздался хриплый голос.

Заклинание Гермионы рассыпалось искрами, столкнувшись с невидимым щитом. Из-за дерева показался Антонин Долохов, его лицо искажала отчаянная ухмылка. Сердце Гермионы отбивало ритм, словно боевой барабан.

— Вот мы и один на один. Посмотрим, чего ты стоишь, грязнокровка, — прорычал Пожиратель. Она услышала его так четко, будто он выдохнул эти слова прямо ей в ухо.

Струя фиолетового пламени. Гермиона едва успела упасть на землю, перекатилась за поваленное бревно. Заклинание Долохова выжгло кору на дереве позади нее.

— Инкарцеро! — крикнула Гермиона, выглянув из-за укрытия.

Веревки метнулись к Долохову. Он рассек их взмахом палочки.

— Слишком медленная, — усмехнулся и шагнул вперед.

Гермиона заметила, что его движения были не такими быстрыми, как она помнила. Долохов тяжело дышал, лоб блестел влагой. «Он устал, — поняла Гермиона. — Нужно это использовать».

— Бомбарда! — выкрикнула, целясь под ноги Долохова.

Взрыв вздыбил почву, поднял в воздух комья земли и щепки. Пожиратель отпрянул, заслоняя лицо рукой. Гермиона не стала терять времени:

— Экспеллиармус!

Палочка Долохова вырвалась из его пальцев, но он умудрился поймать ее другой рукой.

— Неплохо, девчонка, — прохрипел он, — но недостаточно.

Долохов махнул палочкой, не смущаясь того, что она оказалась в левой руке. В сторону Гермионы поплыл поток черного дыма, создавая непроглядную завесу между ними. Она выставила перед собой магический щит. Дым обтек его, как живое существо.

«Шевели мозгами, он сейчас улизнет!» — лихорадочно соображала Гермиона, вглядываясь в чернильную муть. Ее внимание привлекли ветви над местом, где только что стоял Долохов.

— Диффиндо! — крикнула она, направив на них палочку.

Массивная ветка с треском обломилась и обрушилась вниз. Судя по приглушенному вскрику, деревянная махина сбила Долохова с ног. Гермиона мгновенно воспользовалась моментом и бросила в сторону звука:

— Петрификус Тоталус!

Лишенный подпитки, колдовской туман растаял и унесся с ветром. Гермиона приблизилась к поверженному противнику и отлевитировала ветвь прочь. Тело Долохова застыло, превратившись в живую статую. Ловким движением она достала из кармана мантии антимагические наручники и защелкнула их на запястьях Пожирателя, вскинутых к лицу в попытке закрыться.

Гермиона сняла заклятие обездвиживания, и Долохов тут же разразился хриплым смехом:

— Что, и это все? Ну давай! Убей меня, наложи Круцио. Сделай хоть что-нибудь стоящее, или ты просто бесхребетная грязнокровка?

Гермиона не позволила его словам зацепить себя. Вместо этого она ощутила прилив гордости и уверенности. Она одолела одного из самых опасных Пожирателей смерти, что бы он сейчас ни говорил и как бы ни пытался ее спровоцировать.

— Я не такая, как вы, — процедила сквозь зубы. Адреналин бурлил, а восторг от победы толкал действовать. Желание ударить его, пнуть под ребра было почти невыносимым, но Гермиона предпочла излить свою боль в словах. Она сжала кулаки. — Это вы деретесь с теми, кто не может дать отпор. Думаешь, я забыла, как ты чуть не убил меня проклятием в Отделе тайн? Мне было пятнадцать. Или о другом «сувенире», что подарила твоя сумасшедшая подружка Лестрейндж?

Она резко закатала рукав, обнажая уродливые буквы «грязнокровка», вырезанные на коже. Они все еще были отчетливо видны.

— Надеюсь, она сейчас прыгает голыми пятками на раскаленной сковородке в аду! — выпалила Гермиона, чувствуя мрачное удовлетворение от этой мысли.

Долохов скривился в усмешке:

— Все еще упиваешься прошлыми обидами?

Его пренебрежительный тон только подлил масла в огонь.

— А ты думал, мы вас простим и отпустим с миром? — почти прорычала Гермиона. — У тебя тоже есть клеймо, хоть оно теперь не на твоей руке, а въелось в твою прогнившую душу. В отличие от моего, оно показывает, какой ты на самом деле скот.

Гермиона рывком дернула вверх рукав Долохова, намереваясь продемонстрировать контуры поблекшей Темной метки как неопровержимое доказательство его вины. Но когда она увидела змею на его предплечье, то замерла, уставившись на нее в немом шоке. Метка была яркой и черной, как только что нанесенная, пульсирующая зловещей жизнью.

Мысли в голове завертелись с бешеной скоростью. Ликование от победы мгновенно сменилось тревогой и растерянностью. Она знала, что после падения Волдеморта Темные метки должны были поблекнуть, превратившись в тусклые шрамы. Но эта… эта выглядела так, будто полна силы и злобной энергии. Что это могло значить?

— Что… Почему… почему она такая яркая?! — ее голос дрожал от едва сдерживаемого ужаса и ярости.

Гермиона рывком села на Долохова. Палочка в ее руке уткнулась в горло Пожирателя, вдавливаясь в кожу до белого пятна.

— Отвечай! — прошипела Гермиона.

Губы Долохова растянулись в жуткой ухмылке, обнажая зубы. Смех, который вырвался из его горла, был больше похож на карканье ворона.

— А ты угадай! — прохрипел он.

Внезапно тишину леса разорвали крики:

— Гермиона!.. Грейнджер!..

Они приближались, среди них явственно различался голос Гарри. Время утекало, как песок в песочных часах. Она знала, что нужно действовать, и немедленно. История не должна повториться.

Перед глазами промелькнули совсем недавние образы: Руквуд, «случайно» убитый при задержании, другие Пожиратели, которых не довезли до суда. Сейчас тех, кто «погиб при оказании сопротивления», было в разы больше, чем тех, кто все же добрался до камер Азкабана. И нигде, ни в одном отчете не было ни слова про яркую метку на их руках. Магия, связывающая Пожирателей с хозяином, растворялась в небытии после их смерти. Отвратительное совпадение или намеренное сокрытие? Она должна разобраться.

Гермиона медленно поднялась. Мышцы сводило от напряжения так, что направленная на Долохова палочка подрагивала в руке. Она сделала осторожный шаг назад, по шуршащим листьям. Лес вокруг, казалось, затаил дыхание, а ветви деревьев нависали над ними, как когтистые лапы жадных чудовищ.

Долохов лежал на земле неподвижно, но его глаза, похожие на две черные дыры, следили за каждым ее жестом. В них плясали отблески какого-то безумного веселья, словно он знал что-то, чего не знала она. Что-то ужасное. Голоса приближались.

Долохов шевельнулся на пробу. Медленно, не отрывая внимания Гермионы, он поднялся на ноги.

— Что удумала, грязнокровка? — проворчал прищурившись. В его взгляде читалось что-то среднее между любопытством и подозрением.

Не отводя палочки, Гермиона свободной рукой нырнула в карман мантии. Пальцы нащупали холодный металл. Она достала небольшую серебристую зажигалку. Глубоко вздохнула, решаясь. То, что она намеревалась сделать, было рискованно, но другого выхода она не видела: любое шальное заклятие группы захвата, и от мертвеца уже ничего не добьешься.

— Это аварийный портал ко мне домой, — ответила она, стараясь звучать ровно и уверенно. — Там продолжим разговор.

Уголок рта Долохова дернулся в кривой усмешке.

— В более интимных условиях? — он сплюнул, будто пытался избавиться от горечи поражения.

Его глаза на мгновение метнулись в сторону, откуда доносились голоса. Лицо исказилось гримасой отвращения, словно сама мысль о том, чтобы оказаться в доме «грязнокровки», вызывала у него физическое недомогание. Гермиона проигнорировала его комментарий.

— Не пытайся сбежать, — предупредила она.

Зажигалка описала в воздухе серебристую дугу, отражая блики тусклого света, пробивающегося сквозь листву. Долохов инстинктивно поймал ее, его пальцы сомкнулись на металлическом корпусе. В то же мгновение воздух вокруг него начал вибрировать. Пространство искривилось, закручиваясь в воронку портала. Опавшие листья поднялись с земли в водовороте магии.

— Почему ты так уверена, что не сбегу? — усмехнулся Долохов, его фигура уже начала расплываться в вихре перемещения.

Губы Гермионы невольно растянулись в улыбке.

— Ступефай! — выкрикнула в последний момент.

Вспышка заклинания слилась с сиянием портала, окрасив лес в кроваво-алый цвет. Долохов исчез, унесенный магией перемещения, а Гермиона подняла палочку, прицениваясь, какие следы их боя нужно замаскировать.

* * *

Гарри стоял перед большой доской в центре общего зала Аврората, уперевшись рукой в край деревянной рамы и склонив голову. На пергаменте была начерчена карта Англии и утыкана булавками с прикрепленными листками свидетельских показаний. Красная нить змеилась между локациями, где очевидцы замечали Долохова, а головки тех булавок, что были добавлены последними, светились ярче. Сколько Гермиона уже наблюдала таких карт, которые потом сгорали от одного взмаха палочки Гарри… Слева на доске висело движущееся фото Долохова, сделанное годы назад в Азкабане — сейчас она смотрела на него новым взглядом, невольно сравнивая с тем человеком, которого встретила в лесу. Он был теперь куда менее безумным, но почти таким же уставшим.

Вокруг них кольцом выстроились массивные деревянные шкафы с документами, каждый из которых, благодаря магии, был больше внутри, чем снаружи. За этим кругом хаотично расставленные рабочие столы терялись в полумраке зала.

Они с Гарри наконец остались одни, все авроры разошлись по домам отсыпаться после неудачной операции — три дня погони, и все усилия насмарку. Гермиона с трудом задавила угрызения совести при виде усталых и раздраженных коллег.

Волосы Гарри напоминали воронье гнездо — он так и не удосужился привести себя в порядок после погони. Гермиона открыла рот, чтобы произнести лживые слова утешения, но Гарри резко вскинулся, не дав начать:

— Какого черта ты творишь, Гермиона? — прорычал он, сверкнув глазами поверх съехавших на самый кончик носа очков. — С чего ты вдруг решила поиграть в одиночку? И не говори мне, что случайно отстала от группы, у тебя превосходно за физподготовку. Ты понимаешь, что могла погибнуть, если бы встретила его? Это же чертов Долохов!

Гермиона вздернула подбородок, шагнув ближе к доске. Ее растрепанные кудри воинственно встопорщились.

— Мне, конечно, приятно, что ты за меня волнуешься, но я в состоянии…

— Я волнуюсь за то, чтобы каждый выполнял, что ему сказано! — прорычал Гарри и ударил ладонью по карте.

Повисла напряженная тишина. Гермиона скрестила руки на груди, буравя Гарри взглядом. Тот тяжело дышал, будто только закончил пробежку по лесу. Наконец он резко выдохнул, ссутулился и потер переносицу под очками.

— Извини, милая, — пробормотал устало. — Сама понимаешь — нервы на пределе. Я просто волнуюсь за всех. За тебя.

Гнев, клокотавший в груди Гермионы, мгновенно испарился. Она мысленно выругалась — одно это «милая» из уст Гарри подействовало на нее обезоруживающе. Уголки ее губ дрогнули в слабой улыбке.

— Ты прав, — вздохнула она, прислонившись плечом к краю доски. — Мне не стоило отрываться от группы. Просто я услышала… — Гермиона осеклась, вовремя прикусив язык. — В общем, мне показалось, что я смогу взять след.

— В таком случае ты должна была предупредить командира. Меня.

Гарри внимательно посмотрел на нее, но, к счастью, не стал расспрашивать дальше. Вместо этого взмахнул палочкой, призывая графин с водой, стоявший на столе, который был «чайным уголком» их отдела.

— Будешь? — спросил, демонстрируя два стакана.

Гермиона кивнула, благодарная за возможность промочить пересохшее от нервов горло. Сделала глоток, собираясь с мыслями. Нужно было увести разговор подальше от темы Долохова.

— Знаешь, — начала осторожно, — может, нам действительно стоит немного сбавить обороты? Рон давно зовет меня выбраться в бар, и, наверное, он прав — и мне, и тебе не помешает отдохнуть.

Гарри поднял бровь, явно удивленный такой резкой сменой темы.

— Отлично, — кивнул он. — Ты, я, в баре. С Роном. Что может быть лучше.

Какой-то непонятный сарказм в его тоне заставил Гермиону насторожиться, но она решила не обращать на это внимания. Это все нервы. Шагнула ближе к Гарри.

— Да, тем более я с ним сейчас вижусь реже, чем нам хотелось бы, — вздохнула она. — Мы все никак не можем съехаться из-за кучи дел и у него, и у меня. Они с Джорджем по уши в бизнесе, чтобы как-то отвлечься.

— А ты отвлекаешься другими способами, — понимающе ухмыльнулся Гарри.

— Как и ты. Признай, тебе доставляет удовольствие бить пожирательские физиономии, — Гермиона шутливо ткнула его кулаком в плечо, радуясь, что лед между ней и ее лучшим другом треснул. — Мне кажется, с финальной битвы у Хогвартса ты так и не переставал сражаться. Короткие курсы Аврората, а затем погони и преследования сплошным потоком.

— Как я могу остановиться, если эти крысы разбежались по норам? — устало усмехнулся Гарри.

— Никакой работы, да? — она потянулась к нему и привычным жестом взъерошила его волосы. — Отдыхаем.

Гарри перевел на нее взгляд, и Гермиона вдруг осознала, как близко они стоят. Ее пальцы все еще чувствовали скользящие между ними непослушные вихры. Он смотрел на нее сверху вниз чуть с прищуром. Когда он успел стать таким… взрослым? Ее небрежный жест показался больше неуместным в его адрес, вызвал волну неловкости.

— Никакой работы, — произнес Гарри и придал своему лицу невинное выражение, но при этом продолжил изучать ее так пристально, словно хотел разглядеть мысли.

Гермиона сглотнула. Ей вдруг стало стыдно перед ним за свой обман, за то, что скрыла правду о Долохове. Но отступать было поздно. Сначала она должна со всем разобраться сама, прежде чем напрягать его дурными вестями.

— Мы так редко собираемся все вместе, — сказала она, пытаясь замаскировать нервозность. — Приводи Джинни. Так хочу узнать, что у нас всех новенького кроме работы.

— Узнаешь, — Гарри отвел взгляд, уставившись куда-то мимо ее плеча. — Возможно, больше, чем хотелось бы.

Гермиона нахмурилась от его фразы. Но прежде чем она успела спросить, что он имеет в виду, Гарри встряхнулся и одарил ее уже своей обычной, теплой улыбкой.

— Ладно, хватит на сегодня. Иди домой, отдохни. Завтра утром жду отчет.

Гермиона устало потерла виски. Мысль о горячем душе и мягкой постели мелькнула и растаяла как дым. Ее ждало куда менее приятное дело — и куда более опасный гость. Что ж, отдых подождет. Сначала нужно разобраться с одним змеем, притаившимся у нее дома.

Гермиона ворвалась в квартиру с палочкой наготове. Молниеносно осмотрела гостиную — пусто. Тишину нарушал лишь… плеск воды?

Ее брови взлетели вверх. Неужели этот наглец уже пришел в себя после оглушающего и надумал принять ванну? Гермиона сбросила туфли и решительно направилась к источнику звука, бесшумно ступая босиком по паркету. Вдруг это отвлекающий маневр?

Она резко распахнула дверь ванной — и застыла на пороге.

Долохов стоял перед раковиной с запотевшим зеркалом, окутанный клубами пара. Капли воды стекали по его груди, исчезали за краем полотенца, небрежно обернутого вокруг бедер. Ее полосатого полотенца.

— Решила убедиться, что у меня нет запасной палочки? — ухмыльнулся, демонстративно поднимая закованные руки.

Гермиона сглотнула, чувствуя, как краска приливает к щекам. Она заставила себя смотреть ему в лицо, игнорируя полуобнаженное тело.

— У тебя две минуты, чтобы закончить, — отрезала она.

Долохов склонил голову набок, его глаза задорно блеснули.

— Знаешь, не так-то легко мыться со связанными руками. Ты могла бы…

— И не думай, что я сниму с тебя браслеты, — перебила она, сжимая палочку крепче.

— Я хотел предложить оказать посильную помощь, — он развязно подмигнул, и Гермиона почувствовала волну раздражения.

— Хорошо, у тебя три минуты, — процедила сквозь зубы. — Помоги себе сам.

Не дожидаясь ответа, вылетела из ванной. Дверь за ней хлопнула, словно падающий занавес в театре абсурда, главной актрисой которого она внезапно стала. Гермиона машинально наложила запирающие чары на входную дверь и окна, хотя прекрасно понимала их бесполезность против Долохова — если он захочет сбежать.

«Во что ты ввязалась, Грейнджер?» — пронеслось в голове. Но отступать было поздно. Оставалось только надеяться, что она не совершила самую большую ошибку в своей жизни.

Ноги понесли ее к холодильнику. Гермиона распахнула дверцу и уставилась на пустые полки. Что она надеялась там обнаружить? Флакон с жидкой храбростью? Эликсир здравомыслия? Или хотя бы завалявшийся бутерброд?

Она захлопнула холодильник и прислонилась к дверце лбом. Прохладный металл немного остудил пылающую кожу. Пустые полки навевали воспоминания о днях скитаний в лесу, когда горячая еда казалась несбыточной мечтой, а не повседневной реальностью. Гермиона подошла к кухонному столу и потянулась к лежащему на нем выпуску «Ежедневного пророка» недельной давности.

Пальцы привычно нашли нужную страницу. «Кухня мамочки Уизли», — гласила подпись под изображением потрепанного жизнью котелка. Губы Гермионы невольно изогнулись в улыбке. Рон, как никто другой знавший цену горячей пище в дни лишений, придумал поистине гениальную идею. Теперь миссис Уизли могла не только накормить половину магической Британии своими кулинарными шедеврами, но и пополнить семейный бюджет.

Гермиона достала десять сиклей из кармана мантии и на мгновение задержала их в ладони. Словно ей хотелось, чтобы серебряная монета, нагретая теплом ее тела, передала всю любовь и благодарность, которые она испытывала к Молли. Гермиона легонько постучала палочкой по объявлению и бросила деньги на газету. Монета исчезла, будто ее и не было, растворившись в типографской краске.

Не прошло и пары минут, как на странице материализовались очертания двух тарелок. Воздух наполнился ароматом домашнего жаркого — сочного мяса, пряных трав и печеного картофеля. Миссис Уизли не забыла положить и по паре кусочков свежего хлеба на краешек тарелок. Желудок Гермионы отозвался громким урчанием, напоминая о себе после долгих часов забвения.

Она потянулась за тарелками, когда услышала шаги за спиной. Обернувшись, Гермиона застыла, не донеся руку до газеты.

Долохов стоял в дверном проеме, небрежно опершись о косяк. Его волосы были влажными после душа, а на бедрах… Гермиона почувствовала, как ее лицо заливает краска гнева. Домашние штаны Рона — те самые, в которых он так часто разваливался на диване во время их уютных вечеров, — теперь красовались на Пожирателе смерти. Футболка ее парня, хранившая воспоминания о бесчисленных стирках и глажках, небрежно свисала с плеча Долохова, словно трофей.

Как он посмел? Эта одежда была символом домашнего тепла, задушевных разговоров и тихого счастья! А теперь она превратилась в насмешку, оскверненную присутствием этого… этого…

Магия забурлила в крови Гермионы, покалывая кончики пальцев крошечными электрическими разрядами. Ей хотелось выхватить палочку и наслать на Долохова какое-нибудь особенно изощренное проклятие, превратив его в нечто гадкое, вроде таракана.

— Надеюсь, ты не возражаешь, — протянул Долохов с ухмылкой, явно наслаждаясь ее реакцией. — Мои вещи, знаешь ли, нуждаются в стирке.

Гермиона сделала глубокий вдох, пытаясь усмирить бушующую внутри злость. «Соберись, — приказала она себе. — Ты сильнее этого. Не позволяй ему играть на твоих нервах».

— Садись, — она раздраженно указала на стол. — Поедим, а потом поговорим.

Резким движением выдернула газету из-под тарелок. Запах жаркого, еще минуту назад такой аппетитный, теперь казался издевкой. Как она могла думать о еде, когда в ее доме находился преступник?

Гермиона не сводила глаз с Долохова в опасении, что он нападет даже закованный в наручники. Его фигура, некогда внушительная и грозная, теперь казалась почти хрупкой. Одежда, сидевшая на мускулах Рона как влитая, на Долохове висела мешком, подчеркивая его истощенность. Ребра выпирали, едва прикрытые тонкой тканью футболки, перекинутой через плечо, и напоминали клавиши старого, расстроенного пианино. Она никогда не интересовалась, сколько лет Антонину Долохову — по тому, что видела перед собой сейчас, могла предположить, что чуть за сорок. Когда многие мужчины в его возрасте обзаводятся солидным брюшком от спокойной жизни, Долохову та явно только снилась.

Гермиона поджала губы, борясь с противоречивыми чувствами. Вид Пожирателя в одежде Рона вызывал у нее отвращение, в то же время смешанное с неуместным состраданием к поверженному врагу. Рациональная часть ее мозга, однако, взяла верх: не мог же он разгуливать в чем мать родила или пачкать ее мебель лохмотьями, в которых она его поймала. Взмахом палочки она заставила футболку Рона ожить и скользнуть на тощее тело Долохова.

Тот опустился на стул напротив; его движения, несмотря на усталость, оставались плавными и точными. Он обвел взглядом стол, задержавшись на исходящих паром тарелках, и усмехнулся:

— Какой прием, чувствую себя как в пятизвездочном отеле, — его голос сочился сарказмом. — И душ, и еда. Может, и постельку согреют?

Он уставился на Гермиону с наглой ухмылкой, явно упиваясь ее негодованием. Она фыркнула и взмахнула палочкой — правый браслет расстегнулся, но только затем, чтобы тут же защелкнуться на ножке стола. Пока Долохов гремел цепочкой и привыкал к новому дискомфорту, Гермиона потянулась к шкафчику, доставая из ящика столовые приборы.

— К сожалению, миссис Уизли не специализируется на собачьем корме навынос, — парировала она. — Но коврик у двери я для тебя приготовила. Стараюсь оказать достойный прием.

Она положила перед собой вилку и нож, а Долохову дала одинокую ложку. Тот картинно вздохнул, разглядывая прибор:

— Какое недоверие, — протянул он. — Как будто я не смог бы убить человека ложкой. Спасибо хоть без дырки.

Гермиона молча наблюдала за Долоховым, когда тот набросился на еду. Его ложка мелькала с невероятной скоростью, словно он боялся, что тарелку отберут. Жадные, торопливые движения, быстрая работа челюстей — все это напоминало Гермионе голодного зверя, дорвавшегося до добычи.

— Неужели не ел с самого падения Лорда? — вырвалось у нее, прежде чем она успела прикусить язык.

Долохов поднял глаза, в которых стояла насмешка.

— Не обольщайся, — хмыкнул он, проглотив очередной кусок. — Только дня три, пока пытался сбросить вас со следа и носился зайцем. Должен признать, загоняли вы профессионально.

В его голосе прозвучало нечто похожее на уважение, и Гермиона почувствовала укол гордости.

— Гарри молодец, — сухо ответила она, ковыряя вилкой в своей тарелке. — Он очень вырос за последние месяцы, хотя, казалось, выше было некуда.

Долохов отложил ложку и откинулся на спинку стула, сверля Гермиону пронзительным взглядом.

— Да, молодец, — скривил губы, и его тон приобрел оттенок желчи. — Я читал в новостях, как быстро он скачет по карьерной лестнице. Полгода в Аврорате — и начальник ударного отряда? Как бы не занял освободившийся трон.

Гермиона почувствовала волну гнева, поднимающуюся в груди. Сжала вилку так, будто та была единственным предохранителем, удерживающим ее от взрыва.

— Ты совсем его не знаешь, — хмуро фыркнула, глядя Долохову прямо в глаза. — Да и что плохого в том, чтобы он стал главным? Он умный и справедливый.

Долохов издал короткий, лающий смешок.

— С Августусом тоже был справедлив? — спросил он.

Гермиона застыла. Имя Руквуда повисло в воздухе как тяжелое грозовое облако. Она помнила тот день — крики, вспышки заклинаний, и потом… тишина. Гарри не говорил о том, что именно произошло, когда он загнал Руквуда в угол, но тогда она впервые заметила, что его глаза изменились. Стали напоминать замерзшее озеро — твердые и непроницаемые.

— Ты ничего не знаешь, — процедила Гермиона сквозь зубы. — Ты и твои дружки стали тому причиной. Не смей судить нас, ты не представляешь, через что мы прошли.

Долохов лишь ухмыльнулся, откусывая хлеб.

— Теперь мы поменялись местами, и вы в качестве дичи. Он заслужил.

Гермиона отвела взгляд, внутренне содрогнувшись от собственных слов. Она не была уверена в этом, но показать колебания перед Пожирателем не могла. Собравшись с духом, резко сменила тему:

— И вообще, я тут задаю вопросы. Почему твоя метка не побледнела после смерти Волдеморта?

Долохов продолжал неспешно жевать, а ее слова растворились в никуда. Его показное безразличие било по нервам.

— Какая любопытная, — протянул он наконец, отправляя в рот очередной кусок.

Гермиона резко подалась вперед, впиваясь в Долохова взглядом:

— Если ты еще не понял, я с тобой церемонюсь только по одной причине, — ее голос стал жестким. — Информация. Твой выбор простой: или делишься, или выходишь за дверь. А за углом тебя ждут авроры, многих родственников которых ты убил. Даже до Азкабана не доедешь. Твой труп будут терзать фестралы на потеху толпе.

Долохов оторвался от тарелки, его лицо озарилось смесью легкого уважения и иронии.

— И что? — пожал плечами с наигранным безразличием. — Мне будет уже все равно.

Гермиона на мгновение растерялась. Она ожидала увидеть страх или ярость, но никак не это спокойное принятие неизбежного.

— А ты думала, что боязнь смерти заставит меня упасть на колени? — он усмехнулся, оценивая ее замешательство. — Девочка, я смотрел костлявой в глаза сотни раз к тому моменту, как ты научилась произносить «Вингардиум левиоса». Угрозы — это все, что у тебя есть?

— Предпочтешь сдохнуть, но ничего не говорить? — произнесла Гермиона с раздражением. — Не верю, иначе не бегал бы три дня по лесу.

Долохов сыто откинулся назад, вальяжно потягиваясь.

— Пока у меня есть информация, ты пытаешься ее добыть, — протянул с ленивой усмешкой. — И я в тепле и сытости. Что более ценное ты мне можешь предложить?

Гермиона напряглась. Она не собиралась отпускать Пожирателя на волю, но должна была закинуть ему наживку:

— Зависит от того, что ты расскажешь.

— А поконкретнее, — Долохов заинтересованно подался вперед.

— Выкладывай, — отрезала Гермиона. — Хотя бы отработаешь свой ужин и лишние часы на свободе.

Долохов окинул ее наглым, оценивающим взглядом, от которого захотелось потереть кожу мочалкой.

— Я бы предпочел другие способы убеждения, — проговорил с намеком.

Гермиона нахмурилась и демонстративно потянулась за палочкой:

— Могу потренировать на тебе Круцио.

— Ладно-ладно, — Долохов поднял ладонь в примирительном жесте, хотя на его губах все еще таилась насмешка. — Тем более информации у меня немногим больше твоего.

Он на несколько секунд умолк, перебирая мысли, а затем небрежно дернул плечом:

— Ты уже сама поняла. Лорд жив.

Гермиона упрямо мотнула головой, отказываясь принимать эту мысль:

— Нет, не может быть. Покажи метку еще раз.

Она нервно дернула палочкой, отщелкивая наручники от ножки стола. Долохов вздохнул и положил левую руку на стол ладонью вверх. Гермиона подалась вперед, сдвинулась на самый краешек сиденья и наклонилась ближе, вглядываясь в темный узор. Змея извивалась на предплечье Долохова, черная как сама ночь, отчетливо выделяясь на фоне бледной кожи. Каждая чешуйка казалась живой, готовой в любой момент соскользнуть с руки. Гермиона невольно сглотнула.

Медленно подняла взгляд на лицо Долохова. Впервые за все время она видела его так близко. Морщины прорезали кожу — следы долгих лет в Азкабане. Но глаза… глубоко посаженные черные глаза смотрели остро, внимательно. А еще в них плескалось что-то усталое, никак не напоминающее фанатичный восторг.

— Может, она просто стала работать иначе? — спросила Гермиона и сама поразилась, насколько жалко это прозвучало. Как слова ребенка, отчаянно цепляющегося за последнюю соломинку надежды.

Долохов усмехнулся, и морщины на его лице стали еще глубже.

— Я знаю то же, что и ты, — проговорил веско. — Метка не побледнела, как после его прошлого падения. — Сделал паузу, будто смакуя слова. — И я бы не надеялся на твоем месте, что ее магия изменилась.

— Это невозможно, — прошептала она, больше себе, чем Долохову. — Мы видели, как он умер. Его тело…

— Ты действительно думаешь, что величайший темный маг всех времен не предусмотрел запасной план? — Долохов усмехнулся, глядя на нее с каким-то странным сочувствием. — Ох, девочка, ты еще так наивна.

Гермиона ощутила, как внутри все сжимается. Весь ее мир, вся уверенность в победе, которой она упивалась последний год, начали таять, как песочный замок под напором волн.

— Если это правда, — ее голос дрогнул, но она заставила себя продолжить, — почему ты здесь? Почему не с ним?

Долохов медленно выпрямился, став серьезным.

— Потому что игра изменилась, Грейнджер. И теперь каждый сам за себя.

Долохов нервно провел языком по губам. Даже сквозь его напускную браваду проглядывал страх. Страх человека, который знает слишком много.

Гермиона поднялась со стула и отошла к окну, пытаясь скрыть бурю эмоций. Она тяжело оперлась о подоконник, шероховатости крашеного дерева впились в ладони. За стеклом простиралась ночная мгла, густая и непроницаемая. Где-то там, в этой черноте, мог притаиться он. Тот, кого они считали поверженным. Тот, кого Гарри…

Гарри. Он не знает. Никто не знает. Весь мир праздновал победу, люди наконец-то вздохнули полной грудью. А теперь… Если Волдеморт жив, то все их достижения, все, за что они сражались и гибли — может обратиться в прах в мгновение ока.

Она представила, какая паника охватит магическое сообщество. Люди, только-только начавшие жить без оглядки, вновь будут вздрагивать от каждой тени, запечатывать двери тройными заклинаниями. Министерство едва успело встать на ноги — и вот снова нависла угроза, способная разрушить хрупкое равновесие. А Гарри… Гермиона зажмурилась, стараясь отогнать образ друга, вновь вынужденного нести на своих плечах бремя спасителя мира.

— Ты хочешь его возвращения? — резко спросила она, разворачиваясь к Долохову.

Внезапно Гермиона осознала, насколько глупо было погружаться в размышления, стоя спиной к опасному преступнику. Он мог напасть — схватить стул, опустить ей на голову. Но Долохов не шелохнулся, все так же сидел, сверлил ее взглядом.

— А ты как думаешь, красотка? — ухмыльнулся он, и эта гримаса, кривая и немного безумная, заставила Гермиону поежиться.

— Ты был одним из самых верных его псов, — она начала рассуждать вслух. — Занимал высокую должность в его армии, тебя боялись и уважали. — Она сделала паузу, внимательно наблюдая за реакцией Долохова. — Теперь ты никто, прячешься в маггловских трущобах и удираешь от авроров по лесам. Конечно, ты хочешь его возвращения.

Долохов слушал ее, слегка наклонив голову и оценивая каждое слово. Когда Гермиона закончила, он вдруг рассмеялся — хрипло и невесело, будто давно разучился это делать.

— И ты не права, — покачал головой. В его глазах появилась горечь. — Если он и жив, то бросил нас. Оставил на растерзание аврорским шавкам. — Он осекся и добавил с кривой усмешкой: — Без обид, некоторые вполне симпатичные.

Гермиона молчала, ошеломленная этим внезапным откровением. Долохов же, казалось, уже не мог остановиться:

— Я никогда не подводил его. Отсидел за него четырнадцать лет в Азкабане, но не отрекся от его имени. — Его голос стал тише, в нем звучала застарелая боль. — Он же сейчас и попыток связаться не делает. Решил начать новую жизнь без старого, запятнавшего себя мусора.

Последние слова он почти выплюнул, и Гермиона вдруг поняла, что видит перед собой не грозного Пожирателя смерти, а человека, измотанного жизнью и разбитого разочарованием. Эта метаморфоза пугала ее даже сильнее, чем мысль о возрождении Волдеморта.

— Бедненький Долохов, — ехидно произнесла Гермиона, не позволив себе размякнуть, и состроила гримасу притворного сочувствия. Она вновь опустилась на стул напротив него, скрестила руки на груди. — Хозяин дал верному песику пинок под зад. Сейчас я расплачусь и забуду, сколько жизней ты оборвал, прислуживая ему.

Долохов дернулся, словно от пощечины. На мгновение в его глазах мелькнула злость, но он быстро совладал с собой.

— Я говорю это не для того, чтоб ты пожалела меня, Грейнджер, — процедил сквозь зубы. Оперся локтями на стол и спрятал лицо в ладонях, из-за чего следующие его слова прозвучали глухо: — Я произношу это для себя. Несмотря на то что я все понимаю, сердцем отпустить не так просто. Убедить себя, что больше не нужен, а не обстоятельства мешают или там разлучница появилась…

Его голос затих, и в комнате наступила тишина. Гермиона соединила пальцы домиком, внимательно изучая Долохова. Она наблюдала перед собой человека, потерявшего опору под ногами. И это открывало новые возможности.

— А ты не хочешь отомстить? — она бросила пробный камень в этот темный колодец.

Долохов медленно убрал ладони, открывая лицо. На том отразилось замешательство, будто он услышал что-то настолько нелепое, что даже не мог осознать.

— Отомстить Темному Лорду? — переспросил с горькой усмешкой. — Как? Разве что перегрызть себе жилы и надеяться, что он будет жалеть о моей смерти. — Долохов покачал головой. — Однако не будет — столько наших отправилось в последнее время за грань, а он и в ус не дует. Я бы даже решил, что прикладывает к этому руку, насколько быстро все закрутилось.

Гермиона подалась вперед.

— Найти его, — произнесла твердо. — И отправить туда, где сволочи и место. Добить.

Предложение зависло в воздухе. Долохов смотрел на Гермиону так, словно видел ее впервые. Она чувствовала его недоверие, страх и… что-то еще, похожее на проблеск надежды. Тут Долохов хрипло рассмеялся, и этот обреченный смех заставил Гермиону вздрогнуть.

— Не по Сеньке шапка, Грейнджер, — покачал головой.

Она нахмурилась.

— Что? — переспросила с раздражением.

— Силенок не хватит, — пояснил Долохов, растягивая слова. — Ни у меня, ни у тебя.

Гермиона выпрямилась, вздернув подбородок. В груди вспыхнул знакомый огонь уверенности.

— А у всего Аврората? — парировала она, сжимая кулаки. — У Гарри? Сейчас Волдеморт один, и он всего лишь человек. Против скольких авроров он сможет выстоять, трех, пяти? У нас есть больше.

Долохов прищурился, изучая ее лицо.

— Я что-то не вижу, чтоб ты бежала рассказывать своему Поттеру радостную весть, — заметил с язвительной усмешкой.

Гермиона отвела взгляд.

— Гарри… Он через многое прошел, — начала тихо, словно говорила сама с собой. — Это изменило его. Он уже не тот мальчик, который год назад шел в лес умирать. — Она помолчала, подбирая слова. — Сейчас он справится, когда умеет выслеживать добычу и не колеблется, прежде чем убить… Но…

— Но тебе это не нравится? — подхватил Долохов с пониманием. — Что он стал похож на нас. Боишься, что если узнает такие новости, то окончательно слетит с катушек?

Гермиона с силой провела ладонями по лицу, будто пытаясь стереть усталость. Она сама не понимала, почему изливает душу Долохову, но ей необходимо было облечь в слова те мысли, что роились в голове, даже если единственным слушателем оказался бывший Пожиратель смерти.

Комната погрузилась в тягучее молчание. Гермиона смотрела в пустоту перед собой. Долохов же не сводил с нее глаз. Наконец она вздохнула, сжимая пальцами переносицу. Ее голос прозвучал устало, когда она спросила:

— У тебя есть какие-то доказательства? Я не могу прийти к Гарри и сказать, что его заклятый враг, чуть не уничтоживший магическую Британию, жив, только на основании черной тату.

Долохов хмыкнул, в его глазах мелькнуло веселье.

— Вдруг она мне настолько дорога, что я просто обвожу ее чернилами каждый день, — подхватил он язвительно.

Гермиона покачала головой и ответила на шутку серьезно:

— Нет никакой уверенности в механизме работы метки. Это уникальное заклинание его собственного изобретения, — она рассуждала вслух, словно в попытке убедить сама себя. — Мы знаем, что она исчезает с носителя после смерти, но также помним, что она не исчезла полностью после его предыдущего падения. Я слышала, как Снейп обсуждал это. — Она сделала паузу, собираясь с мыслями. — Метка напоминает протеевы чары, я изучала их для создания средства связи… Но мы не можем с уверенностью сказать, развеются ли чары после смерти заклинателя.

Долохов слушал ее, лениво ковыряя зубочисткой в зубах. На его губах играла ухмылка.

— Тогда почему ты считаешь, что Лорд жив? — спросил он, глядя с прищуром. — Вдруг я морочу тебе голову, чтобы скрыться от правосудия?

Гермиона нервно гоняла последний кусок картошки по тарелке. Она отстраненно смотрела куда-то сквозь нее, вниз, будто пытаясь разглядеть Волдеморта в преисподней.

— Потому что теперь, имея столько косвенных улик, я понимаю, что все сводится к этому, — произнесла тихо. — Не всех твоих дружков убили авроры. Какие-то исчезли, как сквозь землю провалились, чьи-то тела мы находили.

Она помолчала, прежде чем продолжить:

— Люциус Малфой был найден в собственной ванной, утонувшим после передозировки пыльцы фей. Вот так шутка, — в ее голосе прозвучала горькая ирония. — Нарцисса, не выдержав вида тела мужа, сошла с ума, теперь она в Мунго. Драко исчез. — Гермиона подняла взгляд на Долохова. — И это только один из примеров. Он избавляется от прошлых слуг, которые могут навести на его след.

Тишина окутала комнату плотным туманом. Ухмылка сползла с лица Долохова, уступив место мрачной задумчивости. Он смотрел на Гермиону так, словно видел ее в первый раз — не как врага, а как человека, который, возможно, понимал больше, чем казалось поначалу.

— Малфои те еще ветреные гады, — проговорил медленно. — Наверно, слишком громко они кричали о преданности новой власти. — Он усмехнулся, но в этой усмешке не было веселья, только горечь. — Бегать от вас по лесу оказалось безопасней.

Гермиона внимательно изучала его, пытаясь уловить малейшие нюансы в мимике и интонациях.

— Я не могу пойти со всеми этими предположениями к Гарри или тем более к шефу Аврората Робардсу, — сказала она, подавшись вперед. — Мне нужны доказательства.

Глубоко вздохнув, закончила:

— Помоги мне найти их.

Эти слова зависли в напряженном воздухе между ними. Долохов медленно поднял голову, встречаясь со взглядом Гермионы. В его глазах промелькнуло что-то — удивление? недоверие? — но тут же исчезло, сменившись привычной маской насмешливого равнодушия. Гермиона смотрела внимательно, ожидая ответа. Она знала, что просит о невозможном, да и с ее стороны доверять Пожирателю смерти — чистое безумие. Но в то же время понимала: это может быть ее единственный шанс докопаться до истины.

— Задаю еще раз тот же вопрос, Грейнджер. С чего мне помогать тебе?

Гермиона была готова к этому.

— Чтобы не стать следующим. Не быть стертым из жизни той или другой стороной.

Смех Долохова прозвучал как скрежет ржавых шестеренок в старом механизме.

— Я не боюсь смерти.

Гермиона прищурилась, разглядывая его лицо. Ее голос стал мягче:

— Однако ты бежишь, спасая свою жизнь. Поэтому я тоже задам тебе вопрос. Не боишься ли ты такой жизни?

Долохов застыл. Медленно повернулся к окну, за которым царила непроглядная тьма. Он смотрел так, будто мог видеть сквозь нее приближающихся авроров, чувствовать холодное дыхание осени на своей коже. Секунды растянулись в вечность. Наконец он глубоко вздохнул, и этот звук разбил хрупкое стекло тишины, повисшей в комнате.

— Я бы сейчас выпил, — произнес устало. — Разговоры по душам, знаешь ли, располагают.

Гермиона поджала губы. Где-то на верхней полке шкафа стояла бутылка огневиски, припасенная для внезапных гостей. Но мысль о том, чтобы делить ее с Долоховым, вызывала у нее внутреннее сопротивление.

— И не мечтай, — отрезала она.

Долохов провел языком по пересохшим губам. Его пальцы выстукивали нервный ритм по столешнице:

— Может, покурить есть?

— Нет, — Гермиона качнула головой. — Здоровее будешь.

— Мертвецам здоровье ни к чему.

Долохов откинулся на спинку стула, позволив себе тень усмешки. Его глаза, уставшие и потускневшие, на мгновение вспыхнули былым огнем.

— Эх, никогда еще не продавался так дешево. По рукам, Грейнджер. С тебя бутылка.

Гермиона нахмурилась, ее брови сошлись на переносице. Она подалась вперед, уперевшись локтями в стол, и недоверчиво посмотрела на Долохова.

— Ты собираешься помочь мне в обмен на бутылку алкоголя? — в ее голосе звучало неприкрытое недоумение.

Долохов закатил глаза и шумно выдохнул.

— Это такая присказка, — проворчал, потирая свободной рукой щетину на подбородке. — Я к тому, что помогу тебе отыскать Темного Лорда.

Долохов замолчал, а его взгляд затуманился воспоминаниями. Когда заговорил снова, в его тоне слышалась горечь:

— Я познакомился с ним, еще будучи школьником. Мне казалось, что он сразу выделил меня — он доверял мне то, с чем не справились бы другие. Я понимал, что я ему не друг — у него не было друзей, лишь последователи. Но я наивно считал, что важен для него, близок к нему. Я был одним из немногих, чье мнение он спрашивал.

Долохов сжал руку в кулак.

— Оказывается, я — такой же отработанный материал, от которого он легко избавился, — процедил сквозь зубы.

Его черты исказились, почти как от физической боли. Но через мгновение он собрался, расправил плечи и посмотрел Гермионе прямо в глаза:

— Я очень надеюсь, что мы с тобой пришли к неправильному выводу и охвачены паранойей. Однако, если он все же жив, я помогу тебе найти его.

Гермиона внимательно изучала лицо Долохова, пытаясь отыскать в нем признаки лжи или скрытых мотивов. Но видела лишь усталость и решимость человека, которому больше нечего терять.

— А с меня бутылка, — кивнула, чуть приподняв уголки губ.

Долохов рассмеялся — впервые за этот долгий вечер его смех звучал искренне.

— Быстро учишься, Грейнджер, — в его голосе прозвучало одобрение. — Возможно, мне понравится иметь с тобой дело.

Шумный вечер четверга в маггловском Лондоне бурлил, как котел с алхимическим экспериментом, вышедшим из-под контроля. Гермиона лавировала по тротуару, ловко огибая стайки подвыпивших офисных работников, которые устремлялись к очередному оазису веселья. Ночная жизнь набирала обороты: из дверей баров и клубов вырывались обрывки музыки и смеха, сливаясь с шумом машин в какофонию звуков большого города.

Неоновые вывески заманчиво подмигивали прохожим, сулили незабываемые приключения. «Пьяный лепрекон» зазывал гостей мерцающим трилистником, который, казалось, вот-вот спрыгнет с вывески и пустится в пляс. «Королевский джек» красовался огромной светящейся короной, будто сошедшей со страниц сказочной книги. А «Русалочья лагуна» завлекала хвостом морской девы, который то появлялся, то растворялся в искусственных волнах из мигающих лампочек, создавая иллюзию подводного царства.

Однако внимание Гермионы привлекла только вывеска «Кровь дракона», пульсирующая зловещим алым светом. Дверь под ней была наглухо заперта, о чем недвусмысленно сообщала табличка «закрыто», но Гермиона знала: это лишь иллюзия для непосвященных.

Она остановилась перед витриной. Ее отражение в зеркальном стекле выглядело непривычно: строгий пучок, в который были убраны непослушные кудри, пальто, наспех трансфигурированное из аврорской мантии — оно сидело мешковато, выдавая спешку заклинания. Бледное лицо с тенями под глазами красноречиво свидетельствовало о череде бессонных ночей.

— Выглядишь паршиво, Грейнджер, — пробормотала себе под нос. — Но ничего, скоро все закончится.

Последние две ночи слились для нее в один бесконечный марафон. Они с Долоховым, заперевшись в ее квартире, перерыли гору книг: от учебников седьмого курса до редких фолиантов по темной магии, которые Гермиона «позаимствовала» из закрытой секции Министерства.

Несмотря на первое впечатление угрюмого человека, который умеет делать только грязную работу, Долохов оказался обладателем цепкого ума. Его идеи поражали Гермиону, привыкшую мыслить в традиционных рамках учебников, своей оригинальностью, но оценив их со всех сторон, она приходила к выводу, что они вполне рабочие. Колкие пикировки с Долоховым позволяли поддерживать тонус, когда организм начинал бесконтрольно зевать, и Гермиона с удивлением поняла, что они ей даже нравятся. Ненавистный Пожиратель начал открываться с новой стороны, когда не плевался в нее ядом или заклинаниями.

— Нашел! — воскликнул Долохов прошлой ночью, тыча пальцем в пожелтевшую страницу. — «Ритуал поиска родственной крови». Если правильно модифицировать, сработает и с меткой.

— Дай посмотреть, — Гермиона выхватила книгу, жадно вчитываясь в строки. Действительно, очередная его спонтанная идея имела под собой основу. — Хм, нужны весьма специфические ингредиенты. Кровь единорога, добровольно отданная… Пепел феникса… Игла дикобраза.

— Проще убить Темного Лорда голыми руками, — хмыкнул Долохов.

— Я достану, — отрезала Гермиона. — Главное, чтобы сработало.

Теперь, стоя перед дверью «Крови дракона», она мысленно перебирала список. Кровь единорога можно достать у Хагрида, он поймет и не станет задавать лишних вопросов. Пепел феникса… Возможно, удастся уговорить портрет Дамблдора. А вот игла дикобраза. Где в Англии найдешь дикобраза?

Гермиона даже радовалась, что во время работы над их «проектом» приходится мало спать, поскольку стоило сомкнуть глаза… Последний сон до сих пор выбивал почву из-под ног.

Мрак. Плотный, липкий, почти осязаемый. Он окутывал Гермиону, просачивался сквозь эпидермис, заполнял альвеолы легких. С каждым вдохом грудь сжималась все сильнее, словно склеиваясь изнутри. Внезапно тьма расступилась, и она очутилась в просторном зале. Стены из черного мрамора, уходящие ввысь, мерцали в неровном сиянии десятков свечей, парящих в воздухе.

В центре помещения стоял длинный стол, покрытый темно-зеленой скатертью, по которой извивались вышитые серебряные змеи. Гермиона медленно двинулась вдоль него, каждый ее шаг эхом отражался от стен, нарушая гнетущее безмолвие. Пульс отдавался в висках ударами молота о наковальню.

В дальнем конце стола она увидела его. Волдеморт восседал в высоком резном кресле, больше похожем на трон. Его алебастровая кожа казалась полупрозрачной в мерцающем свете, а алые глаза пылали зловещим огнем. Тонкие губы изогнулись в гримасе, отдаленно напоминающей улыбку, обнажив острые, как у хищника, зубы. Пространство вокруг него дрожало от исходящей темной энергии.

— А, мисс Грейнджер, — его слова ледяной струей пробежали по позвоночнику Гермионы. — Я ждал вас. Присаживайтесь.

Он небрежно махнул рукой, и стул напротив отодвинулся сам собой с неприятным скрежетом ножек по камню. Гермиона застыла статуей, не в силах оторвать взгляд от змеиного лица Волдеморта. Она впервые видела его так близко.

— Ну же, не стойте, — в его голосе появились нотки нетерпения. — Неужели вы откажете мне в удовольствии разделить трапезу? Я так редко принимаю… гостей.

Ноги казались чугунными, но Гермиона заставила себя сдвинуться с места. Шаг за шагом, она приблизилась и опустилась на стул — почти рухнула, когда колени подогнулись. Перед ней материализовалась тарелка с дымящимся стейком. Темно-красное мясо сочилось рубиновым соком, который растекался по белому фарфору. Аромат был настолько соблазнительным, что в любой другой ситуации у нее потекли бы слюнки, но сейчас к горлу подкатывала тошнота.

— Ешьте, — приказал Волдеморт, поднимая свой прозрачный коктейльный бокал. — За победу.

Ее онемевшие пальцы неуклюже сомкнулись на столовых приборах. Она отрезала маленький кусочек и поднесла ко рту. Вкус был сладковатым и металлическим одновременно. Мясо таяло на языке, но челюсти конвульсивно сжимались от страха, мешая жевать.

— Знаете, мисс Грейнджер, — начал Волдеморт, отпив из бокала, — я всегда ценил ум и амбиции. Вы могли бы добиться многого, встав на мою сторону. Представьте себе мир, где ваши таланты не ограничены глупыми предрассудками и моралью слабаков.

— Никогда, — прошептала Гермиона, с трудом проглотив кусок. Тот застревал в горле, словно был не мягкой плотью, а острой костью.

— О, не говорите «никогда», — усмехнулся Темный Лорд. — Время — великий скульптор. Оно лепит из людей новые формы, меняет их мировоззрение, переставляет фигуры на доске приоритетов. То, что казалось немыслимым вчера, завтра может стать единственно верным решением.

Слова Волдеморта просачивались в сознание Гермионы, подобно чернилам, растекающимся по чистому пергаменту ее разума.

— Мир не делится на черное и белое, — продолжал он. — Есть лишь сила и те, кто слишком слаб, чтобы ее добиваться. Вы — алмаз, мисс Грейнджер. Вы могли бы сиять, заставляя других жмуриться от вашего блеска. Разве вам не надоело быть всегда второй? Всегда в тени Избранного?

— Мне не нужны слава и власть. Цена слишком высока, — возразила Гермиона, собрав всю свою храбрость.

— Высока? — Волдеморт рассмеялся, и этот звук прокатился по коже Гермионы ледяным ветром. — А разве то, чем вы занимаетесь сейчас, не имеет своей цены? Разве ложь друзьям, сотрудничество с врагом — это не та же сделка с совестью?

Гермиона вздрогнула, словно он вылил свой ледяной коктейль ей на голову. Откуда он знает? Нет, это невозможно!

— Я… я не…

— Не отрицайте очевидное, — оборвал ее Волдеморт. — Вы уже встали на этот путь. Осталось сделать лишь один маленький шаг.

Гермиона почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Она больше не могла это выносить. Отбросив приборы, вскочила на ноги.

— Нет! Я никогда не буду такой, как вы!

Волдеморт откинулся на спинку кресла, а его губы изогнулись в улыбке, похожей на трещину в старом фарфоре.

— Что, уйдете, даже не выпив? — он поднял бокал с прозрачной жидкостью. — За победу, мисс Грейнджер. За мою победу над вами.

Теперь она разглядела его напиток — в мартини вместо оливки плавало глазное яблоко. С изумрудно-зеленой радужкой, живое, оно смотрело прямо на нее, словно обвиняя. Глаз Гарри. Гермиона застыла, пригвожденная к месту ужасом. Ее взгляд метнулся к тарелке с недоеденным стейком. Осознание обрушилось как лавина, тошнота подкатила к горлу мутной волной.

Гермиона закричала. Стены зала начали плавиться, свечи гасли одна за другой, погружая все в кромешную тьму. Последним, что она увидела, была торжествующая улыбка Волдеморта, растворяющаяся в черноте.

Она проснулась, судорожно хватая ртом воздух. Сердце бешено колотилось, простыня под ней была мокрой от пота. В темноте спальни что-то двигалось, и Гермиона инстинктивно потянулась под подушку за палочкой, готовая защищаться. Образы из сна смешивались с тенями ночной комнаты.

— Тихо-тихо, — раздался знакомый голос, и широкая ладонь легла ей на плечо в попытке удержать в реальности.

Гермиона вздрогнула и резко выбросила руку вперед, упирая кончик палочки во что-то твердое.

— Люмос, — прошептала она и в тусклом голубом свете увидела Долохова, сидящего на краю ее кровати. Тот поморщился, явно не в восторге от резкого тычка под ребра.

— Ты кричала, — сказал он, аккуратно отводя палочку в сторону.

Гермиона моргнула, пытаясь собрать разбежавшиеся мысли. Сердце отплясывало безумный танец, а во рту было сухо, будто она наглоталась песка. Ее пальцы сжали прохладное дерево, и это прикосновение немного успокоило. Реальность медленно возвращалась, но ощущение тревоги и неправильности происходящего не отпускало.

— И поэтому ты зашел в мою комнату? — спросила она резко, лихорадочно вспоминая, заперла ли вчера дверь спальни. Кажется, заперла.

— Не хотел, чтоб ты перебудила половину своего маггловского района, — Долохов изогнул губы в кривой усмешке, но его взгляд выдавал беспокойство, которое он тщетно старался скрыть.

Это неожиданное проявление заботы странно царапнуло душу Гермионы. Она опустила палочку, но не убрала с нее свет.

— Я… извини, что разбудила, — пробормотала, проводя свободной рукой по влажным от пота волосам. — Кошмар приснился.

Долохов кивнул, не двигаясь с места.

— Хочешь поговорить об этом? — в его голосе неожиданно прозвучали мягкие нотки, совершенно чуждые его обычной манере.

Гермиона покачала головой. Образы из сна все еще терзали ее сознание, как острые осколки разбитого кривого зеркала. Слишком яркие, слишком болезненные.

— Нет, я… я в порядке.

— Ты не в порядке, — возразил Долохов. — И это нормально. То, чем мы занимаемся… это не легкая прогулка в Хогсмиде.

Он помолчал, подбирая слова, потом добавил:

— Знаешь, когда я только стал Пожирателем, мне тоже снились кошмары. Каждую чертову ночь.

Гермиона удивленно посмотрела на него. Она никогда не задумывалась о том, что Долохов тоже мог испытывать страх или сомнения.

— И как ты с этим справлялся? — спросила тихо.

Долохов пожал плечами.

— Никак. Просто жил дальше. Делал то, что считал правильным. Со временем стало легче.

Он поднялся, и Гермиона ощутила странный укол разочарования, словно кто-то захлопнул книгу на самом интересном месте. Дверь за ним закрылась, оставив ее наедине со своими мыслями. Она откинулась на подушку, глядя в потолок. Сон постепенно таял, как утренний туман, но тревога никуда не девалась.

Труднее всего было скрывать свое состояние и переживания от Гарри… Днем Гермиона старательно улыбалась ему в Аврорате, обсуждала текущие дела и даже шутила. Но стоило переступить порог дома, как маска спадала, и ночами она с головой погружалась в изучение темных ритуалов под язвительные комментарии Долохова.

— Ну что, готова нырнуть в пасть дракона? — спросила она сама себя, делая глубокий вдох.

Зеркальная витрина манила и отталкивала одновременно. «Надеюсь, Гарри не решил подшутить», — мелькнула мысль, когда она сделала шаг вперед.

Холод пронзил тело, сменился обжигающим жаром. На мгновение мир потерял очертания, растворившись в калейдоскопе красок. Затем реальность обрушилась на Гермиону во всей полноте. Она оказалась в самом сердце магического клуба. Потолок парил в недосягаемой вышине, расписанный замысловатыми узорами в стиле древнего Китая. По стенам извивались золотые драконы, чьи глаза сверкали рубинами размером с кулак.

В центре зала, словно вырвавшись из древней легенды, парил огромный кроваво-красный дракон. Но это было не живое существо, а искусно созданная иллюзия из клубов цветного дыма. Он двигался в такт музыке, его хвост то и дело рассеивался между ногами танцующих, чтобы через мгновение собраться вновь. Гермиона поморщилась от грохота — смесь маггловских битов и заклинаний создавала осязаемые вибрации в воздухе. Толпа двигалась как единый организм, подчиняясь ритму.

По периметру зала на высоких постаментах располагались импровизированные клетки. В каждой извивалась танцовщица, одетая лишь в крошечное бикини, едва прикрывающее самое необходимое. Их тела блестели от пота и какой-то мерцающей субстанции, создававшей иллюзию, что девушки сотканы из лунного света.

— Дери вас гиппогрифы, — пробормотала Гермиона, с трудом сглотнув. Она никогда не была ханжой, но это место казалось воплощением всех семи смертных грехов разом.

Оторвавшись от разглядывания танцовщиц, она медленно двинулась по краю танцпола, сканируя толпу в поисках знакомой растрепанной шевелюры Гарри или рыжей макушки Рона.

«Где же вы, черт побери?» — думала она, лавируя между подвыпившими волшебниками и ведьмами. Кто-то попытался схватить ее за руку, приглашая на танец, но Гермиона ловко увернулась. Клуб напоминал переполненный котел, готовый вот-вот выплеснуться, и найти друзей в этом хаосе выглядело почти невыполнимой задачей. Почему Гарри выбрал это гиблое место? Вопрос эхом отдавался в голове, пока она пробиралась сквозь живой лабиринт тел.

Наконец, она заметила знакомую вихрастую макушку. Гарри сидел за столиком на краю зала, нервно вертел в руках бокал с густой красной жидкостью. «Пожалуйста, пусть это будет просто кровавая Мэри», — мысленно взмолилась Гермиона, вспомнив о драконьей крови. Рядом на столе виднелся еще один полупустой бокал.

Заметив подругу, Гарри вскинул руку в неуверенном приветствии, а на его лице промелькнуло странное выражение — словно он не был рад ее видеть. «Что это с ним, настроение испортилось? Где же Рон?» — подумала Гермиона, оглядываясь по сторонам. И тут она увидела его — высокую фигуру у одной из клеток с танцовщицами.

Сначала она решила, что обозналась. Он стоял, вцепившись в прутья клетки, и не сводил глаз с девушки внутри. Это точно Рон Уизли? Или, может, он просто перебрал и теперь чудит? Но нет — приглядевшись, она поняла, что это определенно Рон, а не кто-то похожий.

Танцовщица, облаченная лишь в крошечный алый купальник, извивалась в такт музыке. Ее загорелая кожа мерцала в полумраке, словно усыпанная звездной пылью. Гермиона смотрела, как девушка игриво оттолкнула туфлей руку Рона, когда тот попытался дотянуться до нее сквозь решетку.

«Ничего страшного, — подумала Гермиона, шагнув вперед. — Сейчас подойду, и мы вместе посмеемся над этой нелепой ситуацией. Поймала своего парня на горячем».

Но тут она заметила выражение лица Рона. Он смотрел на танцовщицу с таким восхищением и жаждой, какие Гермиона никогда прежде не видела в его глазах, даже в их самые интимные моменты. Рон что-то прокричал, перекрывая грохот музыки, и вытащил из кармана горсть галеонов. Сердце Гермионы болезненно сжалось — она знала, как много значили для него деньги после стольких лет нужды в семье Уизли.

К ее изумлению, танцовщица открыла дверцу клетки. Соблазнилась на золото или узнала героя войны? Рон, не теряя ни секунды, протянул ей руку. Девушка грациозно спустилась, опираясь на его ладонь.

Гермиона не могла поверить своим глазам. Звуки клуба отдалились, превратившись в неразборчивый гул. Время застыло. Она стояла посреди танцпола, как утонувшая по щиколотку в полу, не в силах сдвинуться с места. Мир вокруг нее продолжал вращаться в безумном ритме, но она оказалась в оке этого урагана, где царила мертвая тишина. Рон что-то кричал девушке сквозь музыку, уводя ее в сторону и поглаживая ее ладонь, но Гермиона не слышала ни слова. Он никогда не смотрел на нее так — разве что не капая слюной от голода.

Внезапно реальность обрушилась на нее, когда какой-то танцор, весь покрытый светящейся краской, чуть не сбил ее с ног. Гермиона отпрянула в сторону. Звуки нахлынули резко, оглушительно, будто кто-то выкрутил регулятор на полную громкость. Музыка обрушилась на нее лавиной, а голоса и смех превратились в какофонию, от которой хотелось зажать уши.

Она моргнула, и все вокруг подернулось дымкой — злые слезы наполнили глаза. Гермиона развернулась и, расталкивая танцующих локтями, ринулась к выходу. Она не видела лиц — только размытые силуэты, которые будто нарочно вставали у нее на пути.

Ночная прохлада обдала Гермиону, когда она вырвалась из душного клуба на улицу, словно выброшенная волной. Она согнулась, уперевшись ладонями в колени, и жадно глотала свежий воздух. Каждый вдох был попыткой вытеснить те затхлые, пропитанные дымом и алкоголем миазмы клуба, которые отравляли ее изнутри.

Горячие слезы катились по щекам Гермионы, оставляя влажные дорожки на коже. Она не пыталась их сдержать — просто не могла. Все ее существо сотрясалось, а перед внутренним взором снова и снова возникала одна и та же картина: Рон, протягивающий руку танцовщице, его восхищенный взгляд, устремленный на кого-то другого.

— Гермиона!

Голос Гарри донесся откуда-то сзади, его ладонь легла ей на плечо. Гермиона резко обернулась, растерянно моргая сквозь пелену слез. Перед ней проявилось лицо Гарри, зеленые глаза были полны тревоги.

— Я… я должна вернуться, — пробормотала Гермиона, делая шаг в сторону клуба. — Может, я что-то не так поняла? Вдруг это какая-то глупая шутка? Или кто-то подлил ему что-то в бокал?

Ее голос дрожал, но в груди зародилась отчаянная надежда. Однако Гарри лишь грустно покачал головой.

— Гермиона, — тихо произнес он, — я был рядом с ним и с его бокалом весь вечер.

Эти слова выбили из нее оставшийся воздух. Гермиона замерла, ошеломленно глядя на друга. Мысли, которые на несколько минут заморозились, теперь начали оттаивать, складываясь в горькую мозаику понимания. Она выпрямилась, глубоко вдохнула и вытерла слезы рукавом пальто. Ткань тут же стала влажной и холодной.

— Ты не сказал Рону, что я приду? — спросила наконец, глядя Гарри прямо в глаза.

— Не сказал, — ответил он коротко.

— Значит… — она сглотнула комок в горле, — вы здесь не в первый раз?

Гарри отвел взгляд, и этого было достаточно. Гермиона прислонилась к стене, пытаясь удержать равновесие не только физическое, но и эмоциональное.

— Ты все знал. — Она сделала паузу и поджала губы, стараясь справиться с дрожью в голосе. — Почему, Гарри? Почему ты заставил меня смотреть на это? Почему было просто не сказать?

Гарри вздернул бровь, его лицо стало жестче.

— А ты бы поверила? — ответил он вопросом на вопрос. — Расскажи я о таких увлечениях твоего парня.

— О чем ты говоришь? — выдохнула Гермиона горько. — Тебе — конечно бы поверила. Ты меня иногда удивляешь, Гарри. Ты должен был рассказать мне раньше.

Он взял ее за плечи и слегка сжал, словно пытался удержать от падения в пропасть отчаяния.

— Я… Я не хотел причинять тебе боль. Надеялся, что ты не узнаешь. А потом понял, что ты должна знать. Видеть все своими глазами.

Гермиона только покачала головой, не в силах подобрать слова. Ее плечи поникли под тяжестью этого откровения. Гарри, оценив ее состояние, взял ее за руку.

— Пошли, — сказал решительно. — Тебе нужно напиться.

— Мне нужно домой, — возразила, но вяло, без убежденности.

Гарри настойчиво потянул ее за собой, и Гермиона поддалась. Она чувствовала себя марионеткой, чьи нити внезапно обрезали. Где-то на задворках сознания мелькнула тревожная мысль о Долохове и ритуале, к которому нужно готовиться. Но она была как отдаленный шепот, заглушенный ревом боли и предательства. Гермиона попыталась сосредоточиться, но чувствовала себя слишком опустошенной, слишком разбитой, чтобы думать о чем-либо, кроме увиденного в клубе. Она позволила Гарри вести себя, как потерянного ребенка, куда-то в ночь.

Следующие часы слились в одно размытое пятно. Гермиона смутно осознавала, что они оказались в каком-то маггловском баре. Приглушенный свет, аромат табака и алкоголя, гул голосов — все это воспринималось сквозь толщу вязкого желе. Гермиона сидела, сгорбившись, пальцами нервно терзала салфетку. Напротив нее Гарри, непривычно серьезный, разливал текилу из квадратной бутылки.

— За ту правду, которая жестче лжи, — произнес он, поднимая стопку с прозрачной жидкостью. В его тоне переплелись горечь и сочувствие.

— За идиотов, которые не ценят то, что имеют, — добавила Гермиона, чокаясь своей о стопку Гарри.

Они синхронно опрокинули текилу. Жидкость обожгла гортань, но это ощущение было почти приятным по сравнению с тупой болью, пульсирующей где-то в груди. Гермиона закашлялась, и Гарри мгновенно подвинул к ней лайм.

— Ты в порядке? — спросил с беспокойством.

— Нет, — честно ответила Гермиона, вытирая выступившие слезы. — Но буду. Наверное. Налей еще.

Гарри колебался секунду, но потом наполнил стопки снова. С каждой порцией алкоголя мир вокруг делался все более нечетким, размытым по краям. Но вместе с тем, парадоксальным образом, Гермиона чувствовала, как ей становится легче. Ее язык развязывался, а мысли, которые она так старательно запирала на все замки, рвались наружу.

— Знаешь, — начала Гермиона после четвертой порции, — может, это и к лучшему. — Ее голос звучал неестественно высоко, почти истерично. — Я ведь… я ведь тоже не святая.

Гарри вопросительно изогнул бровь. Его очки сползли на кончик носа, и он машинально водрузил их на место. Изумрудные глаза излучали беспокойство.

— Что ты имеешь в виду?

Гермиона набрала в грудь воздуха, будто готовилась нырнуть на дно своей души:

— Я считала Рона… глупым, Гарри. — Слова слетели с ее губ еле слышно, как признание в страшном грехе. — Раздражалась от его лени. Мерлин, Гарри, я в глубине души верила, что ему чертовски повезло, что такая умная и деловая девушка, как я, обратила на него внимание!

— Но ведь это правда, разве нет? — осторожно спросил Гарри.

Гермиона горько рассмеялась:

— Да, наверное. Но разве так должны думать люди, которые любят друг друга?

Гарри покрутил стопку, будто пытаясь прочитать ответ на ее дне:

— Может, дело не в том, что ты так думала, а в том, что он не стремился расти и меняться вместе с тобой?

Гермиона вскинула брови.

— Когда ты стал таким мудрым, Гарри Поттер?

Уголки его губ дрогнули в легкой улыбке.

— Наверное, с тех пор как осознал, что действительно важно в жизни.

Повисла пауза. Гермиона нарушила ее первой:

— А знаешь, что самое ужасное? Я даже не уверена, что по-настоящему любила его. Может, мы просто… привыкли друг к другу?

Гарри резко выпрямился, его зеленые глаза сверкнули за стеклами очков:

— Гермиона, ты заслуживаешь большего, чем «привычка». Ты невероятная. Умная, красивая, сильная. Рон просто не осознает, какое сокровище упустил.

Гермиона покраснела, то ли от выпитого, то ли от слов Гарри:

— Ты правда так думаешь? Или это текила говорит?

— Я всегда так думал, — тихо ответил Гарри. — Просто… не говорил. Зря.

Гермиона ощутила, как ее пульс ускорился, отбивая тревожный ритм где-то у основания шеи.

— Гарри, я…

— Нет, послушай, — он внезапно накрыл ее руку своей. — Ты достойна того, кто будет ценить твой ум, восхищаться твоей силой, понимать твои амбиции. Ты особенная, Гермиона.

Его голос приобрел какое-то глубокое и бархатистое звучание, с оттенками, которых Гермиона прежде не замечала. Она подняла взгляд и утонула в его глазах — пронзительных, гипнотизирующих. В них читалось восхищение, смешанное с чем-то еще, опасным и манящим, как запретный плод. Невольно ее внимание переключилось на его губы, и на мгновение ей показалось…

«Ты слишком пьяна, Грейнджер», — пронеслось в затуманенном сознании, и она резко отпрянула, силясь стряхнуть наваждение. Мир вокруг закружился каруселью, и Гермиона вцепилась в край стола, чтобы не потерять равновесие.

— Гарри, я… мне кажется, нам обоим нужно проветриться, — пробормотала, пытаясь создать между ними дистанцию.

— Постой, — Гарри потянул ее к себе за руку, которую все еще держал. — Я не хотел тебя напугать…

— Ты не напугал, — быстро сказала Гермиона. — Просто… это слишком. Сейчас. Мне нужно подумать. Обо всем.

Она высвободила руку и нетвердо встала на ноги.

— Спокойной ночи, Гарри, — выдохнула она. — Спасибо… за все. Правда.

Она развернулась и, стараясь идти прямо, направилась к выходу. Она чувствовала, как Гарри смотрит ей в спину, прожигает дыру в трансфигурированном пальто. Выйдя на улицу, Гермиона глубоко втянула в себя прохладный ночной воздух, пытаясь привести мысли в порядок. Все изменилось сегодня, необратимо сдвинулось в отношениях их троих, и она не была уверена, готова ли к последствиям.

Мир вокруг Гермионы закрутился в пьяном калейдоскопе, когда она аппарировала прямо в свою квартиру. Правила безопасности, которые она обычно так ревностно соблюдала, сейчас казались далекими и неважными. Ее повело, и она с грохотом врезалась в кухонный стул, едва удержавшись на ногах.

Смех вырвался из груди — почти истерический звук, который эхом разнесся по квартире. Но так же быстро, как начался, он оборвался, превратившись в горькие всхлипы. Слезы, которые она сдерживала при Гарри, теперь беспрепятственно струились по щекам, оставляя влажные следы на пылающей коже, маленькие реки на карте ее разочарований.

Гермиона чувствовала себя жалкой и глупой. Ум, которым она так гордилась в школе, казалось, покинул ее, когда дело дошло до реальной жизни и отношений. Она неуклюже забралась на стул и покачнулась, потянувшись к верхнему шкафчику. Ее пальцы нащупали прохладное стекло бутылки припрятанного для гостей огневиски. Ирония ситуации не ускользнула от нее — сейчас она сама была этим нежданным и незваным гостем в собственной жизни.

— Ты это чего тут устроила? — хриплый сонный голос нарушил тишину, заставив Гермиону дернуться.

Она резко обернулась, сжимая бутылку огневиски. В дверном проеме, небрежно прислонившись к косяку, стоял Долохов. Внимательно изучал ее взглядом.

Мир закружился от излишне быстрого движения. Гермиона почувствовала, как теряет равновесие, ее ноги соскользнули со стула. Она зажмурилась, ожидая болезненного столкновения с полом или мебелью, но вместо этого оказалась в крепких объятиях.

Открыв глаза, Гермиона увидела прямо перед собой лицо Долохова — так близко, что могла разглядеть каждую морщинку, каждый шрам на грубоватой коже. Его руки, жесткие и сильные, удерживали ее на весу под спину и под колени. В его почти черных глазах мелькнуло беспокойство — эмоция настолько чуждая этому лицу, что Гермиона на мгновение усомнилась в реальности происходящего, словно оказалась в параллельной вселенной, где все знакомое вдруг стало незнакомым.

Горькое послевкусие лайма смешивалось с терпким ароматом его кожи. Гермиона ощущала тепло его угловатых плеч, контрастирующее с прохладой бутылки, которую она все еще нервно сжимала. Ее сердце бешено колотилось, и она не понимала, только ли от внезапного падения.

— Я глупая, — Гермиона не могла остановить рвущиеся наружу эмоции. Слова, которые она никогда не произнесла бы на трезвую голову, сейчас ринулись на свободу, как птицы из раскрытой клетки.

— Ну да, — без тени сомнения согласился Долохов и осторожно опустил Гермиону на пол. Его руки, только что державшие ее так крепко, теперь едва касались плеч, будто он не был уверен, стоит ли отпускать ее совсем.

Гермиона почувствовала, как волна возмущения поднимается внутри нее, горячая и яростная. Она резко вскинула голову, встречаясь взглядом с темными глазами Долохова. В них плескалась насмешка, и это только подстегнуло ее гнев.

— Эй, как ты можешь подтверждать? — выпалила она голосом, дрожащим от коктейля обиды и злости. Гермиона попыталась вырваться из его хватки, но ее движения были неуклюжими и нескоординированными.

Долохов лишь закатил глаза, словно имел дело с капризным ребенком, а не со взрослой девушкой. Он разжал захват, позволяя Гермионе отстраниться, но остался стоять рядом.

— Если ты сама сказала, то так и есть, разубеждать я тебя не собираюсь, — произнес с нотками усталости. — Я в эти игры давно не играю, девочка.

Гермиона почувствовала, как к горлу подступает комок. «Девочка». Это слово, сказанное с такой снисходительностью, больно ударило по ее и без того пошатнувшейся самооценке.

— Я тоже, — выдавила она, пытаясь сохранить остатки достоинства. — А, наверно, зря.

Ее взгляд беспокойно заметался по кухне в поисках бокала. Мысль о том, чтобы пить прямо из горлышка, казалась ей слишком дикой даже в нынешнем состоянии.

— Я всегда такая прямолинейная, — всхлипнула Гермиона, не в силах сдержать поток чувств, прорвавший плотину самообладания.

Долохов тяжело вздохнул, смиряясь с неизбежным. Он подошел к сушилке для посуды, где в беспорядке громоздились тарелки и чашки, и, немного поколебавшись, достал два высоких стакана для сока. Стекло тихо звякнуло, когда он поставил их на стол.

Гермиона отстраненно наблюдала за его действиями. В глубине души она понимала абсурдность ситуации: Антонин Долохов, чье имя вызывало трепет даже у бывалых авроров, хозяйничает на ее кухне, доставая посуду для совместной попойки.

— Говорю что думаю, не умею в эти женские игры, как Лаванда, — продолжала Гермиона, ее голос становился все более горьким. — А Рону нужна такая. Которая будет хлопать глазками и говорить: «Ты мой лев».

Она скривилась, произнося последние слова — те оставили неприятный привкус на языке. Пальцы Гермионы, охваченные лихорадочной дрожью — то ли от выпитого алкоголя, то ли от бушующих эмоций, — никак не могли совладать с непокорной крышкой огневиски.

Долохов молча наблюдал за ее безуспешными попытками, прежде чем шагнуть вперед и мягко, но решительно забрать бутылку из ее рук. Одним уверенным движением он открутил крышку, и комнату наполнил насыщенный аромат дубовой выдержки, обещающий забвение.

Чувствуя себя окончательно побежденной, Гермиона поплелась к дивану в гостиной. Ее походка была неровной, она то и дело спотыкалась, пол под ногами внезапно стал неустойчивым. Позади раздавалось тихое булькание: Долохов разливал огневиски по стаканам.

Она рухнула на диван, мягкие подушки обволокли тело. Закрыв глаза, Гермиона попыталась сосредоточиться на чем-нибудь, кроме боли и обиды, разъедающих ее сердце. Но образ Рона, тянущегося к той девушке в клубе, выжженный на внутренней стороне век, никак не хотел исчезать.

Тяжелые шаги Долохова приближались, и вскоре Гермиона почувствовала, как что-то холодное коснулось ее руки. Она медленно открыла глаза, фокусируясь на стакане, который Долохов настойчиво вкладывал в ее ладонь. Янтарная жидкость внутри мерцала и переливалась в свете лампы, как маленькое солнце, пойманное в хрустальную ловушку.

Ее взгляд невольно скользнул по его вытянутой руке, задержавшись на металле наручников, обхватывающем запястье. Она сняла цепь в самый первый вечер, чтобы он мог выполнять простые бытовые задачи. Оставшаяся часть браслета, ограничивающая его магию, казалась теперь странно неуместной.

Гермиона не смогла удержаться и пробежалась взглядом дальше, к его предплечью. Там, словно живая, гнездилась в черепе змея Темной метки, контрастируя с бледной кожей и выделяющимися под ней мускулами. Это напоминание о его прошлом, о том, кем он был — и все еще оставался, — вызвало у нее смешанные чувства.

Стараясь отогнать непрошеные мысли, Гермиона поднесла стакан к губам и смело отхлебнула. Огневиски прокатилось по горлу пылающей волной, вызвав приступ кашля, но она приветствовала это ощущение. Физическая боль на короткие секунды заглушила эмоциональную.

— Что, парень бросил? — голос Долохова прозвучал откуда-то сверху, и Гермиона подняла голову.

Он возвышался над ней, его фигура казалась более внушительной с этого ракурса. В его темных глазах читалось любопытство, смешанное с привычной насмешкой.

— Обменял на тан… танцовщицу, — начала Гермиона, силясь сохранить остатки самообладания. Но при воспоминании о сцене в клубе ее голос сорвался, и она разразилась горькими всхлипами.

Он тяжело опустился на диван рядом с ней, и Гермиона ощутила, как прогнулись подушки под его весом. Pуки Долохова небрежно обхватывали его собственный стакан. Он пожал плечами, будто говоря «что поделаешь», и глотнул огневиски.

— Ну да, кто ж тебя вынесет? — произнес Долохов с какой-то странной смесью иронии и сочувствия.

Жар алкоголя померк перед пламенем ярости, вспыхнувшим в ней подобно сухому хворосту. Слезы, что текли по щекам еще мгновенье назад, испарились, оставив после себя лишь тянущие дорожки на коже.

— Ты! Ты сволочь! — выпалила она, резко повернувшись к Долохову. — Вот тебя точно никому не вынести!

Долохов ничуть не смутился. Он лениво повернул голову, окинув Гермиону взглядом, полным снисходительного веселья. Уголок его рта дернулся в подобии улыбки, будто ее гнев был для него не более чем занятным представлением.

— Грубый, злобный тип, который только и может, что калечить и убивать! — выпалила Гермиона. Слова срывались с языка быстрее, чем она успевала их обдумать.

Долохов вальяжно откинулся на спинку дивана, запрокинул голову на пухлую подушку. Его довольный взор блуждал по потолку, словно изучая невидимую картину.

— Ага, — протянул он с ленцой. — Спасибо за комплименты, крошка.

Его небрежный тон только подлил масла в огонь ее раздражения. Гермиона почувствовала, как ее щеки вспыхнули — то ли от гнева, то ли от выпитого.

— У тебя вообще, наверно, никогда не было отношений! — дерзко выпалила она, сама не зная, откуда взялась эта мысль.

Повисла пауза. Долохов медленно опустил взгляд, встретившись с ней глазами. Что-то в его лице изменилось, маска насмешливости соскользнула.

— Были, — произнес он тихо, и этот тон так отличался от его обычной манеры, что Гермиона невольно подобралась. — Потом она умерла.

Эти слова упали между ними, как камень в тихий пруд, расходясь кругами тишины. Гнев Гермионы испарился, оставив после себя пустоту и легкое чувство стыда. Она сглотнула, не зная, что сказать.

— И что, больше не было? — наконец выдавила еле слышно.

Долохов провел ладонью по щетине, его пальцы чуть задержались у подбородка, будто он хотел что-то добавить, но передумал.

— С тех пор предпочитаю привязываться разве что к танцовщицам в клубе, — его губы скривились в горькой усмешке.

Гермиона почувствовала укол сожаления. Она не ожидала такого ответа, такой… человечности от того, кого считала бездушным чудовищем.

— Я не хотела… — начала она, но Долохов перебил ее, взмахнув рукой.

— Брось, Грейнджер, — его голос снова обрел привычные резкие нотки. — Мы не друзья, чтобы ты меня жалела. Еще три дня назад ты бы меня закопала и в могилу плюнула.

Гермиона нахмурилась, чувствуя, как в ней снова поднимается волна возмущения, но на этот раз другого рода.

— Неправда, — она скрестила руки на груди, упрямо выпятив подбородок. — Я не такая. Я тебя домой привела и накормила, вообще-то.

Долохов усмехнулся. Он демонстративно поднял запястье с половинкой наручников.

— Большое тебе спасибо, — протянул с наигранным пафосом. — Я тронут твоей заботой.

Гермиона уставилась на браслет. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но слова не шли. Вместо этого молча взяла бутылку с целью налить огневиски. Вдруг еще один глоток поможет ей разобраться в этом странном разговоре.

Она покосилась на Долохова, чей профиль четко вырисовывался в полумраке комнаты. Лампа на журнальном столике окутывала пространство мягким сиянием, играла бликами на его лице, подчеркивая острые скулы и упрямый подбородок.

«Он прав», — подумала Гермиона. Она ведь действительно хотела его использовать, ничего больше. Но сейчас эта мысль казалась… неправильной. Словно она пыталась втиснуть сложного человека в простую коробку с надписью «злодей». А он не помещался.

Гермиона поймала себя на том, что разглядывает его. Не злобного убийцу, а человека. Колючего, саркастичного, но… настоящего. С историей, с болью, с прошлым, про которое она мало что знала.

— Ты считаешь, я симпатичная? — вопрос вырвался прежде, чем она успела его обдумать.

Гермиона замерла, ошеломленная собственной наглостью. В голове шумело от выпитого, и это, наверное, было единственной причиной, почему она не сгорела от стыда на месте. Она почувствовала, как щеки заливает румянец, но списала это на действие алкоголя.

Долохов медленно повернулся к ней. На мгновение Гермионе показалось, что она видит в его глазах отблеск чего-то… Но это длилось лишь секунду.

— Ты красавица, — ответил он просто и отвел взгляд. Его голос звучал ровно, без обычной насмешки. — Не волнуйся, найдешь еще себе мужика. Любой побежит, только пальцем помани.

Гермиона почувствовала, как что-то екнуло внутри от этих слов. Она опустила глаза, разглядывая янтарную жидкость на дне стакана. Остатки огневиски мерцали в тусклом свете последними лучиками солнца.

— Мне любой не нужен, — пробормотала куда-то вниз.

Долохов, заметив ее опустевший стакан, потянулся за бутылкой. Звук льющейся жидкости нарушил тишину.

— А какой? — спросил он, и Гермионе послышалось искреннее любопытство. Она ненадолго задумалась, покручивая стакан в руках.

— Чтоб был умный, с которым можно поговорить о книжках, — начала она, сама понимая, насколько наивно и по-детски это звучит. — И понимающий — не с эмоциональным интеллектом чайной ложки. Умел решать проблемы. Уважал меня. Трудолюбивый и честный.

Она замолчала, внезапно осознав, что выложила свои мечты человеку, которого еще несколько дней назад считала врагом. Долохов рассмеялся, но в его смехе не было злобы, скорее… удивление?

— Ну ты и загнула, — протянул, качая головой. — Я передумал. Ты умрешь старой девой с такими-то запросами.

— А вот и нет! — выпалила Гермиона, разъяренно вскинувшись. Ее указательный палец сильно ткнулся в грудь Долохова.

Он поднял брови, удивленный этим неожиданным жестом. В тусклом свете лампы его недельная щетина отбрасывала резкие тени, придавая лицу суровый, почти хищный вид. Гермиона невольно сглотнула. Ситуация была странной — она, героиня войны, пылко обсуждает отношения с бывшим Пожирателем смерти. Мир, похоже, окончательно сошел с проторенной колеи здравого смысла.

Но алкоголь уже сделал свое дело, размывая границы дозволенного. Разговор с Долоховым, прямолинейным и резким в своих суждениях, вызывал в ней странное чувство. Это было похоже на полет над пропастью — опасно, но невероятно захватывающе.

— Да, — протянул он с насмешкой, явно наслаждаясь ее реакцией.

— Ты же сказал, что я получу любого? — Гермиона надула губы, изображая обиду.

Долохов хмыкнул, откинувшись на спинку дивана.

— А таких в природе нет, как ты хочешь. Если, конечно, не наколдуешь себе идеального мужика. Но для этого потребуется темнейшая магия.

— Может, и наколдую, — пробормотала Гермиона.

Она вдруг остро ощутила присутствие Долохова рядом, в каких-то сантиметрах — не как собеседника, а как мужчины, крупного, сильного и опасного. Ее взгляд скользнул по жилистой руке, отмечая шрамы и мозоли — следы его бурного прошлого. Ее пальцы, влекомые блеском, потянулись к его запястью. Она подцепила браслет, чувствуя, как прохлада металла контрастирует с теплой кожей. Долохов застыл.

— И прикую наручниками, — добавила смело.

Гермиона почувствовала, как изменилась атмосфера в комнате. Еще секунду назад они просто разговаривали, а теперь воздух между ними стал густым и вязким, словно мед. Она медленно провела пальцами вверх по его предплечью, ощущая рельеф мышц. Что-то внутри нее требовало продолжения, толкало на грань. Как он отреагирует? Она вдруг поняла, что хочет видеть желание в его взгляде на нее. Чувствовать, как ее сжимают в объятиях эти крепкие руки, которые так умело владеют и палочкой, и кинжалом.

В глазах Долохова плескалось что-то темное, неразборчивое. Секунду спустя он накрыл ее ладонь, уже добравшуюся до рукава футболки, своей. Остановил ее движение, но не отстранился.

— Ты пьяна, Гермиона, — сказал хрипло.

Она почувствовала, как по спине пробежали мурашки от того, как он произнес ее имя. Колкий и саркастичный тон исчез, уступив место чему-то более глубокому и серьезному.

— Ты сам мистер наблюдательность, — Гермиона попыталась усмехнуться, но вышло как-то неуверенно.

Ее пальцы дрогнули, пытаясь пробраться дальше под рукав футболки. Долохов стиснул ее ладонь сильнее, прижимая к своему бицепсу. Гермиона ощутила, как напряглись его мышцы — все его тело словно превратилось в собранную пружину.

— Мне такого не надо. Завтра ты пожалеешь, а нам еще делать работу вместе, — в его словах проскользнула едва уловимая горечь.

Гермиона подалась вперед, сокращая расстояние между ними. Диван скрипнул под ее движением, напоминая о реальности происходящего. Кровь стучала в висках, а алкоголь, затуманивая рассудок, обострял чувства до предела.

— Ты ли еще недавно кидал мне пошлые намеки и предлагал согреть постель? — спросила она с вызовом.

Долохов поморщился, будто проглотил горсть битого стекла. Его лицо, обычно гранитно-непроницаемое, сейчас отражало внутреннюю борьбу.

— Это были шутки с целью смутить тебя и сбить спесь, — процедил сквозь зубы.

— Ну да-а-а, — протянула Гермиона.

Она резко подалась вперед, почти касаясь его губ своими. Она чувствовала жар, исходящий от его тела, видела, как расширились его зрачки. Что-то внутри нее сладко трепетало от этой близости.

— А как насчет ответить за слова? — прошептала дерзко ему в губы.

И замерла, ловя его дыхание. Глаза Долохова, обычно холодные и насмешливые, сейчас казались двумя черными омутами, затягивающими ее. Она смотрела в них с предвкушением.

Долохов не шевелился. Гермиона положила вторую руку ему на грудь, ощутила, как быстро и рвано вздымается его грудная клетка. Сквозь тонкую ткань футболки она чувствовала пульсацию сердца.

Мысли окончательно исчезли, оставляя одну всепоглощающую потребность, и Гермиона подалась вперед. Мир вокруг замедлился, когда она преодолела последние сантиметры между ними. Ощутила его теплые губы, почувствовала легкий привкус огневиски, обжигающий и манящий…

И вдруг сильные руки оттолкнули ее, и Гермиона, не удержав равновесия, упала на диван. Ошеломленная, она подняла глаза на Долохова. Тот резко вскочил, как если бы сиденье под ним загорелось. Отошел к окну, повернувшись к ней спиной.

— Оставим все как есть, Грейнджер, — его голос прозвучал надтреснуто. Он явно пытался вернуться к язвительному тону, но получалось плохо. — Нам обоим лишние сложности ни к чему.

Гермиона сидела на диване, а комната вокруг слегка покачивалась. Отрезвляющий холод реальности смешивался с жаром только что пережитого момента, создавая коктейль чувств, от которого кружилась голова. Она делала глубокие вдохи, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце и унять дрожь в руках. Обида острыми когтями царапала изнутри — не столько из-за отказа Долохова, сколько из-за собственной глупости и слабости.

Алкоголь туманил разум, но где-то на задворках сознания мелькнула мысль: Долохов прав. Она попыталась представить его в роли любовника или, не дай Мерлин, партнера, и ее передернуло. Этот человек олицетворял все то, против чего она боролась последние годы.

— Я тебе не нужен, — голос Долохова, в котором звучала уверенность, горькая как полынь, прорезал тишину комнаты.

Гермиона подняла на него взгляд. Он все еще стоял у окна, его силуэт четко вырисовывался на фоне ночного неба. В стекле отражалось его лицо — жесткое, с глубокими тенями под глазами.

— Ты просто хочешь забыться и отомстить своему изменщику.

Его слова били точно в цель, и Гермиона поморщилась. Она хотела бы возразить и придумать другое оправдание, но язык не слушался.

— Сделаем дело и разбежимся, каждый к своей жизни. Ты будешь искать свой светлый идеал, может, с Поттером сойдешься, как раз для тебя партия. А я вернусь к своим грязным делишкам в тени. По рукам?

Гермиона нехотя кивнула и потянулась к бутылке огневиски, стоявшей на журнальном столике, как к спасательному кругу в бушующем море эмоций. Пальцы дрожали, когда она обхватила прохладное стекло. Долохов еще секунду смотрел на нее, потом резко развернулся и вышел. Дверь гостевой спальни хлопнула, и Гермиона невольно вздрогнула.

Она сидела в тишине, механически поднося бутылку к губам. Алкоголь обжигал горло, но не давал желанного забвения. Перед глазами все плыло, комната кружилась, как сошедшая с ума карусель.

Даже когда ее выворачивало наизнанку в туалете, образ огромного дракона, окутанного клубами алого дыма, не исчезал из мыслей. Он насмехался над ней, как злой демон. Обессиленная, Гермиона сползла на холодный кафель. Слезы катились по щекам, смешиваясь с каплями пота, выступившими над верхней губой. Она чувствовала себя жалкой и одинокой, как никогда прежде.

* * *

Утренний Лондон встретил Гермиону промозглым ветром и моросящим дождем. Она поспешно шагала по мокрому тротуару, кутаясь в пальто и стараясь не шевелить головой больше необходимого — любое неосторожное движение вгоняло в висок раскаленный штырь, напоминая о вчерашней попойке. К счастью, ей удалось улизнуть из квартиры, избежав неловкой встречи с Долоховым. Аврорат манил как спасительная гавань, обещая избавление от назойливых мыслей о прошлом вечере.

Добравшись до своего места, Гермиона набросилась на работу. Перед ней возвышался Эверест бумаг — отчеты о недавнем задержании группы волшебников, промышлявших контрабандой драконьих яиц. Дело было резонансным, рискованным и теперь требовало скрупулезной фиксации каждого нюанса.

— Так, улики… — бормотала она себе под нос, перебирая пергаменты. — Где же этот чертов список?

Гермиона педантично заполняла бланки, сверяясь с показаниями свидетелей и протоколами обысков. Цифры, даты, имена — все это служило якорем, удерживающим от погружения в водоворот воспоминаний о вчерашнем вечере. С каждой исписанной страницей тяжесть в груди становилась легче, а дыхание — свободнее.

К полудню Гермиона почувствовала, что снова обрела шаткое равновесие. «В конце концов, — подумала она, — моя реакция была вполне объяснимой. Кто бы не расстроился на моем месте?»

Она как раз заканчивала очередной отчет, когда боковым зрением заметила движение. Гарри. Он приближался к ее столу, и Гермиона невольно выпрямилась, ощущая, как предательски екнуло где-то под ребрами.

— Здравствуйте, мистер начальник, — она попыталась улыбнуться, но гримаса вышла немного нервной. Гермиона машинально почесала щеку кончиком пера, наверняка оставив на коже чернильный след.

Гарри оперся ладонями о стол, нависая над ней. Его зеленые глаза за стеклами очков внимательно изучали ее лицо.

— Как ты? — в вопросе сквозило неприкрытое беспокойство.

Гермиона на мгновение задумалась. Как она? Голова немного побаливала, во рту было сухо, а в душе — пусто. Но не говорить же об этом начальству.

— Нормально, — ответила, стараясь звучать бодро. — Извини, что расклеилась вчера. Я не должна была…

— Эй, — перебил ее Гарри, — ты держалась стойко. На твоем месте я бы… — он осекся, словно собирался произнести что-то резкое, и покачал головой. — В общем, ты молодец. Я донес до Рона, что ты вчера все видела. Он тебя не побеспокоит, или будет иметь дело со мной.

Гермиона благодарно кивнула, чувствуя такое облегчение, словно с плеч сняли давящий груз. Сама она не представляла, как пережила бы унижение разборок с Уизли. Гарри задумчиво поправил очки.

— Знаешь, Гермиона, я тут подумал… — начал он. — Дженкинс из патрульных за одну услугу принес мне пару билетов на «Вальс теней». Это новое шоу в Ковент-Гардене, говорят, потрясающее. Ты не хотела бы сходить вместе? Пропадут ведь, а тебе надо развеяться.

В его голосе прозвучал какой-то волнующий намек. Гермиона почувствовала, как щеки вспыхнули. Подняла глаза на Гарри, пытаясь понять, что кроется за этим приглашением. Его взгляд был теплым, с легким прищуром, от которого внутри что-то затрепетало.

— А почему ты не пойдешь с Джинни? — спросила, пытаясь сделать голос как можно более равнодушным. Получилось не очень.

Гарри вздохнул, и тень набежала на его лицо.

— Мы разошлись, — бросил коротко. Гермиона открыла было рот, но Гарри предупреждающе поднял ладонь. — И да, я знаю, что ты сейчас скажешь. Почему я не рассказал тебе раньше, да? Я собирался сделать это вчера, но все так закрутилось… — он провел рукой по волосам, словно пытаясь чуть снизить хаос и на голове, и внутри. — Прости.

Гермиона медленно кивнула, переваривая новость. Джинни и Гарри расстались? Как? Когда? Почему?

— Что у вас случилось? — осторожно спросила она. — Джинни была так влюблена в тебя последние годы. Ты вроде тоже…

Гарри усмехнулся, но в этой усмешке не было веселья.

— Вроде. Джинни… — он запнулся, подбирая слова. — Она будто тянет меня куда-то назад. Говорит, что я слишком изменился, что я уже не тот человек, в которого она влюбилась. — В его глазах что-то зло блеснуло. — А я не хочу быть тем, прежним.

Гермиона внимательно посмотрела на друга. Да, он изменился. В нем появилась стальная уверенность, граничащая с дерзостью. Иногда в его взгляде проскальзывало что-то темное, опасное. Оно немного пугало и ее. Но разве это так уж плохо?

— Ты очень вырос в последнее время, — сказала тихо.

Гарри наклонился вперед, оперевшись локтями на стол. Теперь их лица разделяли всего несколько десятков сантиметров и стекла его очков.

— Я устал притворяться, что за моими плечами не было разрушительной войны и сложных решений. Я не хочу больше носить маску. Потому вопрос очень простой, Гермиона. — От интонации, с которой он произнес ее имя, по спине пробежали мурашки. — Нравится ли тебе то, каким я стал?

Пока Гермиона всматривалась в его глаза, такие привычные, но в то же время искрящиеся огнем самоуверенности и властности, ее пульс отбивал бешеный ритм.

— Да, — просто ответила она. — Со мной тебе не надо притворяться. Мне нравится твоя новая брутальность.

Лицо Гарри озарила улыбка — не та наивная и чуть стеснительная, которую она знала годами, а уверенная и с оттенком триумфа.

— Хорошо, тогда буду тебе ее демонстрировать по полной, — сказал он. — Завтра в девять вечера у часов на рынке Ковент-Гардена. Не опаздывай.

Он ушел, оставив после себя легкий шлейф травяного одеколона и какое-то волнующее чувство недосказанности. Гермиона долго смотрела ему вслед, пытаясь осознать, что сейчас произошло. Она вернулась к отчету, но буквы теперь расплывались. В голове крутился один и тот же вопрос: «Я что-то неправильно поняла, или… Гарри Поттер только что позвал меня на свидание?»

Пока Гермиона шла по тропинке обратно к Хогсмиду, она с неудовольствием прокручивала в голове свой визит к Хагриду. Совесть неприятно ворочалась в груди, словно маленький колючий ежик. Добродушное лицо лесничего, наполовину скрытое густой бородой, до сих пор стояло в мыслях. Его глаза-бусинки светились таким искренним доверием, пока она плела небылицы о «важном исследовательском проекте».

Она вздохнула, вспоминая, как Хагрид, не задав ни единого вопроса, скрылся в чулане своей хижины и вернулся с двумя крохотными флаконами. В комнате витал запах сушеных трав и подгоревшего печенья — Хагрид пытался угостить им Гермиону, но та деликатно отказалась, хотя ничего не ела с утра. Она почти физически ощущала тяжесть пробирок в кармане мантии — кровь единорога и пепел феникса, два драгоценных ингредиента, добытые обманом. «Все ради благого дела», — в который раз напомнила себе, но червь сомнения продолжал подтачивать ее уверенность. Образ Хагрида, с надеждой произносящего «Надеюсь, это поможет твоему исследованию. Ты заходи как-нибудь еще, Гермиона», никак не желал покидать мысли.

Войдя в свою квартиру, она ожидала найти Долохова в гостиной, где тот обычно проводил время. Однако звуки, доносившиеся из кухни, заставили ее насторожиться. Тихо ступая, она подошла к дверному проему и замерла, пораженная увиденным.

Закатав рукава черной рубашки, непонятно где им добытой, Долохов сосредоточенно орудовал ее ножом на ее же разделочной доске. Его движения были точными и уверенными, будто он не раз занимался подобным делом. Перед ним на столе громоздилась гора овощей, а в воздухе витал аромат вареного картофеля.

Гермиона моргнула, не веря своим глазам. Сцена была настолько сюрреалистичной, что на мгновение ей показалось — она попала в какое-то зазеркалье.

— Это что? — она наконец обрела дар речи и подошла ближе, рассматривая огромную миску, доверху наполненную разноцветными кубиками. Ее взгляд зацепился за банку консервированного горошка, примостившуюся на краю стола. — И откуда все это в моей квартире?

Долохов поднял голову. На его лице мелькнула тень смущения, но оно тут же сменилось привычной полуухмылкой.

— Это Оливье, — ответил, возвращаясь к нарезке моркови. — Русский салат.

Гермиона недоверчиво покосилась на миску, которая напоминала небольшой тазик:

— Оливье? Русский? — она вскинула брови, не скрывая удивления. — Странные вы. Почему не выбрать имя «Мария» или «Катерина»?

Долохов фыркнул, в его глазах мелькнуло веселье:

— Катюша в России тоже есть. Но это реактивный миномет.

Гермиона открыла рот, чтобы что-то сказать, но так и застыла, не зная, шутит он или говорит всерьез. В этот момент ее желудок предательски заурчал, напоминая, что она не ела с самого утра.

Гермиона аккуратно извлекла из кармана две хрупкие пробирки. Стекло блеснуло в свете кухонной лампы. Кровь единорога была серебристой, как жидкая ртуть. Пепел феникса, наоборот, серый и невзрачный, будто зачерпнули золу в камине. Она положила их на стол с той осторожностью, с какой обращалась с маминой хрустальной вазой.

— У нас почти все есть, — произнесла Гермиона, не в силах сдержать легкую дрожь в голосе от осознания, насколько они близки к цели.

Долохов оторвался от нарезки овощей, окинул пробирки оценивающим взглядом.

— У нас есть все, — поправил он, и уголки его губ дрогнули в легкой улыбке. — Я добыл иглу дикобраза. Пришлось немного разорить лондонский зоопарк. Не спрашивай, — он демонстративно закатил глаза, словно это было самым обыденным делом в мире.

Гермиона хмыкнула, представив, как Долохов, подобно ниндзя, пробирается в вольер с дикобразами.

— Почему-то не удивлена, что ты сделал это без магии, — она покачала головой, пытаясь скрыть невольное восхищение. — Еще и попутно раздобыл ингредиенты для русского салата.

Она намеренно не стала упоминать о том, что он ушел без предупреждения. В конце концов, он вернулся, и это было главным.

— Спасибо за признание моих скромных талантов, — ухмыльнулся Долохов, и его лицо осветилось самодовольством.

Он потянулся к банке с майонезом, стоявшей на столе, и ловко открутил крышку. Зачерпнул полную ложку белой массы, плюхнул ее в миску с нарезанными овощами. Гермиона опустилась на стул, не отрывая взгляда от его действий. Было что-то завораживающее в том, как уверенно и методично Долохов смешивал ингредиенты. Сильные руки, привыкшие держать волшебную палочку и творить разрушительные заклинания, теперь с неожиданной аккуратностью орудовали кухонной утварью.

Кто бы мог подумать? Антонин Долохов, известный Пожиратель смерти, колдует над салатом у нее на кухне. Он открывался с совершенно новых, неожиданных сторон. Гермиона поймала себя на мысли, что неловкость, сковывавшая в его присутствии после той неловкой ночи, постепенно отступает.

Она гадала, специально ли он затеял все это или просто так совпало, но факт оставался фактом — атмосфера в квартире изменилась. Стала менее напряженной, почти… домашней? Гермиона мысленно усмехнулась: возможно, в Долохове скрывался талантливый психолог, несмотря на его нелюдимый вид и репутацию безжалостного убийцы.

Она рассеянно следила за плавными движениями его рук, пока Долохов перемешивал салат. Внезапно они замерли, а металлическое позвякивание ложки о миску стихло.

— Когда приступим? — спросил он.

Гермиона вскинула голову, встречаясь с его пронзительным взором. В глазах Долохова плескалось нетерпение, приправленное щепоткой любопытства.

— Завтра, — ответила она, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Сегодня у меня планы на вечер.

Уголок рта Долохова дернулся, расцветая кривой ухмылкой. В ней таилось что-то фальшивое и натянутое, как маска, скрывающая истинные чувства.

— Свидание? — в его голосе прозвучала странная смесь насмешки и разочарования. — Быстрая ты.

Она неопределенно пожала плечами, ощущая неожиданное смущение. Гермиона и сама не знала, можно ли назвать предстоящий поход на шоу свиданием. Да и обсуждать с Долоховым свои непонятные отношения с Гарри она точно не собиралась.

— Попробуй салат, — буркнул Долохов и протянул ей полную ложку, явно пытаясь перевести разговор в более нейтральное русло.

Гермиона с некоторой опаской подалась вперед и взяла ложку в рот. К ее удивлению, салат оказался не только съедобным, но вкусным и сытным. Она с удовольствием опустошила всю тарелку, щедро наполненную Долоховым.

Закончив с неожиданным ужином, Гермиона посмотрела на часы. До встречи оставалось не так много времени. Она поднялась из-за стола, чувствуя на себе пристальный взгляд Долохова.

— Спасибо, — произнесла, направляясь к выходу из кухни. — Было… вкусно.

Не дожидаясь ответа, Гермиона поспешила в свою спальню. Там она остановилась перед шкафом, задумчиво оценивая его содержимое. В самом углу висело длинное темно-зеленое шелковое платье. Гермиона провела рукой по гладкой ткани, чувствуя, как внутри разгорается предвкушение: она наденет эту спонтанную покупку впервые.

Облачившись в платье и убрав волосы наверх заколкой, она критически осмотрела отражение в зеркале. То словно открыло портал в параллельную вселенную — перед ней предстала уверенная в себе и элегантная девушка, а не вечная отличница Гермиона Грейнджер, которая носила вещи, первыми выпавшие из шкафа. Именно этого ей сейчас и хотелось — сбросить кожу привычного образа, стать кем-то новым хотя бы на один вечер.

* * *

Гермиона спешила по булыжной мостовой Ковент-Гардена, ловко лавируя между туристами и уличными артистами. Старинные часы на фасаде Королевского оперного театра показывали без пяти девять. Она, как обычно, пришла заранее — привычка, выработанная годами. Однако, приблизившись к месту встречи, Гермиона с удивлением обнаружила, что Гарри уже ждет ее.

Он стоял, прислонившись к колонне, в безупречно сидящем темно-сером костюме. Его волосы, обычно торчащие во все стороны, сегодня были аккуратно уложены и зачесаны назад. Что-то неуловимо изменилось в нем, как если бы художник добавил несколько мазков, преобразивших всю картину. Впервые за годы знакомства в ее голове промелькнула мысль: «А ведь Гарри и впрямь чертовски хорош собой».

Заметив ее приближение, Гарри оттолкнулся от колонны и шагнул навстречу. Уголок его губ приподнялся в легкой улыбке.

— Гермиона, — произнес он, окидывая ее взглядом от туфель до высокой прически. — Ты выглядишь так, словно сама Моргана благословила тебя своей красотой. Способна погубить короля.

Гермиона почувствовала, как краска приливает к щекам. Она попыталась скрыть смущение за шутливым тоном:

— Ого, когда это ты успел стать мастером комплиментов? Специально готовился, чтобы еще больше впечатлить?

Он лишь загадочно усмехнулся в ответ:

— У меня много талантов, о которых ты даже не подозреваешь. Нам сюда. — Гарри наклонился к ней, и его пальцы едва ощутимо коснулись ее плеча, указывая направление.

От этого легкого контакта сквозь пальто по коже Гермионы пробежала дрожь. Она резко вдохнула, пытаясь взять себя в руки. «Да что со мной такое? — пронеслось в голове. — Это же Гарри, мой лучший друг, которого я знаю почти десять лет!» Но сейчас, пока она шагала с ним по оживленной площади, каждое его движение казалось непредсказуемым, каждый взгляд — загадкой.

Ее разум, обычно такой острый и быстрый, был окутан туманом. Гарри уверенно вел ее по извилистым улочкам, пока они не оказались перед неприметной аркой, увитой плющом. Для обычных прохожих это был просто еще один уголок старого Лондона, но Гермиона ощутила легкое покалывание магии на коже.

— Готова? — спросил Гарри, протягивая руку.

Гермиона кивнула, вложив свою ладонь в его. Они шагнули вперед, проходя сквозь купол защитных чар, как через тончайшую вуаль. Воздух задрожал, и обыденность лондонской улицы растаяла, уступая место волшебству.

Сад Актеров раскрылся перед ними во всем своем великолепии, в несколько раз увеличенный благодаря пространственной магии. Живая изгородь, обрамлявшая его, искрилась россыпью крошечных светлячков, порхающих среди ветвей. Деревья шептались между собой, грациозно покачиваясь. Воздух наполнился звуками: нежный перезвон невидимых колокольчиков, отдаленный смех фей, таинственные шорохи. Гермиона ощущала, что магия, живая и осязаемая, пульсирует вокруг, как второе сердце мира.

В конце тропинки, по бокам выложенной пунктиром из светящихся камешков, возвышался величественный шатер, наполовину перекрывая собой церковь святого Павла. Его ткань переливалась всеми оттенками ночного неба, а на куполе мерцали созвездия, лениво дрейфующие по своим маршрутам.

У входа в сад, между стенами живой изгороди, парила призрачная фигура монаха в потрепанной рясе. Его силуэт излучал мягкое, холодное сияние. Легенды Ковент-Гардена оживали в его образе: опущенный капюшон скрывал лицо, оставляя видимыми лишь два светящихся глаза. Заметив приближение Гарри и Гермионы, он медленно поднял руку в приветственном жесте, даже не взглянув на протянутые билеты.

— Добро пожаловать, милорд и миледи, — прошептал он не громче шелеста листьев. — Сад Актеров ждал вас долгие века.

Гермиона покрепче сжала руку Гарри, когда они проходили мимо бестелесного билетера. Дорожка вела их вглубь парка, где впереди уже мерцали яркие огни и раздавался веселый гомон. Группа жонглеров устроила представление, подбрасывая в воздух светящиеся шары, которые на пике полета превращались в сверкающих бабочек, порхающих над головами зрителей.

Гермиона невольно замедлила шаг, завороженная зрелищем. Но краем глаза она заметила, что Гарри, не останавливаясь, двинулся дальше. Что-то в его целеустремленной походке заставило ее поспешить следом, стараясь не упустить из виду его спину, облаченную в серый пиджак.

Гарри остановился перед странным деревом. Гермиона прищурилась, всматриваясь в его очертания. Что-то было не так. Толстые, неестественно изогнутые ветви мерно покачивались, несмотря на полное отсутствие ветра. Она сделала шаг вперед, и ее сердце екнуло — это были вовсе не ветви. Это были змеи.

Десятки змей всех размеров и расцветок переплетались между собой, образуя жуткую пародию на дерево. Их чешуя мерцала тусклым блеском в свете волшебных огней, а раздвоенные языки то и дело мелькали, пробуя воздух.

Гермиона застыла, загипнотизированная этим пугающе-прекрасным зрелищем. Гарри же будто ничуть не удивился. Он спокойно протянул руку и коснулся одной из змей — изумрудно-зеленой, с рубиновыми глазами. Что-то прошипел — тихо, почти нежно. Змея склонила голову набок, прислушиваясь, а затем плавно скользнула вниз, обвиваясь вокруг его предплечья. Гермиона невольно подалась вперед, завороженная.

— Тебе не кажется это варварством? — тихо спросил Гарри, не оборачиваясь.

Гермиона сглотнула, пытаясь собраться с мыслями. Ее разум метался между восхищением и тревогой.

— Вообще, использование животных для развлечения — варварство, — ответила она, удивляясь собственному самообладанию. — Многие не понимают этого. Я рада, что ты мыслишь так же, как я.

Она помолчала секунду, собираясь с духом, прежде чем задать вопрос, который жег ей язык:

— Ты… до сих пор понимаешь их? Я думала…

— Этот дар был со мной всегда, — резко прервал ее Гарри. — И будет. Страшно?

В его голосе прозвучал вызов, и Гермиона почувствовала, как в ней просыпается гриффиндорское упрямство.

— Нет, — ответила она твердо. — Если я ее потрогаю, она не укусит?

— Не укусит, если я попрошу.

Гермиона медленно протянула руку. Ее пальцы чуть дрогнули, когда она осторожно коснулась змеиной головы, покоящейся на предплечье Гарри. Чешуя была прохладной и сухой на ощупь, совсем не скользкой, как она ожидала. Змея чуть повернула голову, и Гермиона почувствовала легкое прикосновение раздвоенного языка к кончикам пальцев. По телу пробежала волна мурашек — не от страха, а от странного, почти первобытного восторга. Она подняла голову и встретилась взглядом с Гарри.

Он смотрел на нее с нескрываемым интересом и… одобрением? В изумрудных глубинах его глаз плясали отражения волшебных огней, придавая им почти гипнотический блеск. Гермионе почудилось, что она видит в них отголоски чего-то древнего и опасного, будто сама природа магии смотрела на нее сквозь эти знакомые черты.

Словно повинуясь беззвучной команде, змея плавно соскользнула с руки Гарри, вернулась к своим сородичам на живом дереве. Не дав Гермионе опомниться, Гарри ловко поймал ее ладонь, переплетая их пальцы. Его были холодными, но при этом странно обожгли.

— Пойдем, — сказал он, и его голос вывел Гермиону из оцепенения.

Она послушно двинулась за ним, чувствуя, как пересохло во рту. Каждое его прикосновение отзывалось в теле электрическим импульсом, от которого сердце подпрыгивало.

Они приблизились к огромному шатру, что был соткан из самой переливающейся тьмы. Внутри царило оживление: на рядах для зрителей суетливо занимали места волшебники и ведьмы всех возрастов. Воздух был наполнен гулом голосов и предвкушением чуда. Под куполом шатра парили десятки светящихся шаров, напоминающих крошечные звезды. Они медленно кружились, создавая иллюзию вращающегося небосвода. Сцена была скрыта за плотным занавесом из мерцающего дыма, который струился сверху вниз водопадом.

Гарри провел Гермиону мимо обычных мест, они поднялись по винтовой лестнице к вип-ложе. Оказавшись там, она невольно вздохнула: отсюда открывался потрясающий вид на всю сцену и зрительный зал.

Отпустив ладонь Гарри, она потянулась к столику с напитками и схватила бокал шампанского. Ей хотелось чем-то занять руки, чтобы скрыть от него легкую дрожь. Вип-ложа была почти пуста, если не считать пары пожилых волшебников в дальнем углу да высокого мужчины в строгой мантии у перил.

— Прошу прощения, — сказал Гарри. — Мне нужно кое с кем поговорить. Я быстро.

Он отошел в сторону, к мужчине у ограждения балкона. Гермиона наблюдала, как они обменялись рукопожатием. Мужчина что-то сказал, и Гарри кивнул, его лицо стало серьезным. Затем незнакомец достал из кармана конверт и передал его Гарри. Тот быстро спрятал его во внутренний карман пиджака, расплылся в улыбке и похлопал собеседника по плечу.

Когда Гарри вернулся, Гермиона не сдержала любопытства:

— Что он от тебя хотел?

Гарри беззаботно улыбнулся.

— Да так, пару мелочей. Скучная работа, — он махнул рукой. — Ты уже посмотрела расписание?

Гермиона перевернула билет, который все еще держала в руке. Она с удивлением заметила, что пальцы до сих пор дрожат. Все вокруг ощущалось таким странным и непривычным. Гарри был странным. «Может, я просто отвыкла? — подумала она. — Мы ведь не так часто виделись в последнее время помимо работы…»

— Антракт через полтора часа, — наконец заключила она.

Гарри наклонился к ней, его лицо оказалось так близко, что она почувствовала дыхание на своей коже.

— Ты голодна? — спросил он, и его губы почти коснулись ее уха.

Гермиона вздрогнула. Шепот прозвучал слишком интимно. По спине пробежала дрожь.

— Нет, поела перед выходом, — ответила, стараясь сохранять самообладание.

Гарри тихо рассмеялся, и этот звук отозвался где-то глубоко внутри, заставляя все ее существо вибрировать как камертон.

— Ты удивительная девушка, Гермиона, — в его голосе послышалось восхищение, смешанное с недоумением. — Любая бы сейчас ответила, что да, пойдем в какой-нибудь ресторан. Купи закусок в антракте. А ты — «я поела».

Гермиона поджала губы.

— Я не любая, — отрезала она. — Поесть перед мероприятием разумно, чтобы не сидеть с урчащим животом.

Когда Гарри вдруг стал таким… опытным? Таким уверенным? Она вспомнила, как совсем недавно он краснел и проливал на себя сок при виде Чжоу Чанг.

— Мне и не нужна любая, — хмыкнул он.

Гермиона замерла. Эта фраза… Она сама говорила ее совсем недавно. Долохову. Какое удивительное совпадение. Слишком удивительное.

Она посмотрела на Гарри, пытаясь понять выражение его лица. Но он лишь загадочно улыбался, на его очках плясали отблески волшебных огней, делая их непроницаемыми. Гермиона открыла рот, чтобы что-то сказать, задать вопрос, который вертелся на языке. Но в этот момент свет в шатре начал медленно гаснуть.

Воздух наполнился мерцающими огоньками, похожими на светлячков. Они кружились в причудливом танце, постепенно складываясь в силуэты животных. Акробаты в обтягивающих черных костюмах, расшитых сверкающими кристаллами, парили в воздухе невесомыми тенями. Их движения были настолько плавными и грациозными, что казалось, будто они скользят по невидимым нитям. Гиппогрифы, единороги и фениксы, созданные из призрачного света, кружились вокруг артистов, сплетаясь в завораживающем вальсе. Музыка лилась отовсюду и ниоткуда одновременно, наполняя пространство мистической атмосферой.

Гермиона едва успела погрузиться в этот волшебный мир, как почувствовала, что рука Гарри легла на ее колено, обнаженное высоким разрезом платья. Она вздрогнула, но больше от неожиданности. Прикосновение послало по ноге вверх волну жидкого огня.

«Что ты творишь, Гарри?» — мелькнула мысль, но Гермиона не произнесла ее вслух. Внутри все сжалось в тугой узел. Это чувство было новым, захватывающим, почти пугающим своей интенсивностью.

Гермиона искоса взглянула на Гарри. Его профиль, освещенный мерцающим светом представления, казался невероятно притягательным, магнитом для ее взора. Пальцы Гарри слегка сжались на ее колене, и Гермиона почувствовала, как ее пульс участился. Она никогда не думала, что простое прикосновение может вызвать такую бурю эмоций. Это было так… неправильно. И в то же время волнующе.

— Тебе нравится представление? — голос Гарри был тихим, а тон — ровным.

— Да, — выдохнула она, удивляясь, как ей удалось совладать с онемевшим языком. — Оно… захватывающее.

Гарри усмехнулся, и этот звук вызвал волну мурашек.

— Захватывающее, — повторил он, и его ладонь медленно двинулась выше по ее бедру.

Гермиона замерла. Часть ее хотела оттолкнуть руку Гарри, напомнить ему о приличиях, о том, что они друзья. Но другая часть, та, о существовании которой она даже не подозревала, жаждала большего.

Представление продолжалось, но для Гермионы оно превратилось в размытый калейдоскоп цветов и звуков. Краем сознания она отмечала летающих акробатов, сверкающие фонтаны искр и танцующих волшебных существ, но все ее внимание было приковано к Гарри.

Она повернула голову, встречаясь с ним взглядом. Его глаза, обычно яркие и дружелюбные, сейчас казались темными, манящими. Гермиона почувствовала, как ее воля растворяется. «Словно Империус», — мелькнула отстраненная мысль, но она не могла — не хотела — сопротивляться. Их лица были так близко, что она чувствовала его дыхание на своих губах. Сердце билось как сумасшедшее, в ушах шумело. Гермиона знала, что должна остановить это, но не могла. Не хотела. Впервые в жизни логика и здравый смысл отступили, давая место чистым, необузданным эмоциям. Гермиона опустила веки, жадно впитывая в себя ощущение прикосновения его губ…

Но тут Гарри отпрянул, будто обжегшись. Гермиона распахнула глаза, непонимающе глядя на него. Его лицо исказилось, почти как от боли. Он убрал руку с ее бедра и замер, склонив голову набок.

— Гарри? — неуверенно позвала Гермиона. — Что случилось?

Он не ответил. Его взгляд стал отсутствующим, как если бы он слышал что-то, недоступное ей.

— Мне надо отойти, — процедил сквозь зубы, все еще не глядя на нее.

Гермиона почувствовала, как реальность обрушивается на нее ледяным душем. Возбуждение сменилось тревогой.

— Что? Куда? — переспросила она. — Гарри, что происходит?

— Жди меня здесь, — его голос был жестким, не терпящим возражений. Это был не тот Гарри, которого она знала.

— Но… — начала Гермиона, однако он перебил ее.

— Я сказал, жди здесь, Гермиона. Ты плохо услышала? — он стиснул ее ладонь с такой силой, что она едва удержалась от вскрика. Гермиона застыла, уставившись на него широко открытыми глазами, не в силах поверить в происходящее.

— Хорошо, — выдавила она, нехотя кивая.

Гарри резко поднялся и, не проронив больше ни слова, быстрым шагом направился к выходу из ложи. Гермиона смотрела ему в спину, чувствуя, как внутри все сжимается от тревоги и внезапного, выбивающего почву из-под ног страха. Ее разум лихорадочно искал объяснения происходящему. Что-то было не так. Что-то было катастрофически не так с Гарри.

Она выждала несколько секунд, которые показались вечностью. Затем вышла из ложи, оглядываясь по сторонам. Коридор пустовал, но вдалеке эхом отдавались торопливые шаги.

«Что я делаю? — подумала Гермиона. — Это безумие. Гарри просил подождать…»

Но она не могла сидеть сложа руки. Не тогда, когда все ее существо кричало об опасности. Как бы ни влек ее новый образ Гарри, она не могла закрыть глаза на очевидное — с ним творилось что-то неладное.

Гермиона крадучись последовала за ним на улицу. Каждый шаг по гравийной дорожке отзывался предательским хрустом, заставляя ее внутренне съеживаться. Она старательно держалась в темноте, мысленно благодаря судьбу за выбор платья цвета ночи.

Волшебные камешки, разбросанные по обочинам тропинки, мерцали мягким светом, отбрасывая причудливые блики на начищенные до блеска ботинки Гарри. Холодный осенний воздух пробирал до костей, заставляя Гермиону жалеть о том, что она оставила пальто в гардеробе. Она крепче сжала палочку, накладывая согревающие чары, и почувствовала, как по телу пробегает знакомое тепло магии.

Величественная церковь Святого Павла вырисовалась на фоне ночного неба. Гермиона знала, что в это время она должна быть закрыта, однако Гарри, не колеблясь ни секунды, уверенно потянул на себя массивную дверь. К удивлению Гермионы, та поддалась, словно ожидала гостя, и он вошел внутрь.

Гермиона бросилась вперед, едва не споткнувшись о подол платья. Каблуки глухо стучали по каменным ступеням. Она успела в последний момент, поймала тяжелую створку кончиками пальцев.

Затаив дыхание, Гермиона осторожно приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы проскользнуть внутрь. Прохладный воздух церкви окутал ее, принося с собой запах ладана и воска. На некоторое время она почти ослепла, так темно здесь было по сравнению с освещенным магическими огнями садом. Она прислонилась спиной к двери, давая глазам привыкнуть и прислушиваясь к удаляющимся шагам Гарри.

Что происходит? Гермиона вцепилась в палочку до побелевших костяшек. Она не собиралась нападать на него, но… Мысль о том, чтобы оказаться рядом с ним безоружной, вызывала неприятный холодок где-то в районе солнечного сплетения.

Наконец она смогла осмотреться. Внутри собор казался еще более величественным и пугающим. Высокий потолок терялся в полумраке, а витражные окна отбрасывали бледный раздробленный ночной свет на каменный пол. Гермиона осторожно скользила вдоль стены, стремясь стать одной из теней. Ее сердце замирало каждый раз, когда туфля ступала по камню чуть громче, чем хотелось бы, пока она не догадалась беззвучно наложить чары тишины.

Гарри уверенно шел вперед меж рядов скамеек, будто точно знал, куда направляется. Гермиона юркнула за массивную колонну, прильнув к прохладному камню. Платье неприятно липло к вспотевшей коже, а во рту пересохло от нарастающего напряжения.

У алтаря Гермиона заметила темную фигуру. Сначала она подумала, что это священник, но, приглядевшись, поняла свою ошибку. На мужчине были обычные черные брюки и рубашка, а не церковное облачение. Когда Гарри подошел ближе, свечи вспыхнули, выхватывая из мрака лицо второго.

Долохов. Тот самый Долохов, которого она оставила в своей квартире. Который должен был ждать ее там, в безопасности. Что он здесь делает? Как он вообще выбрался? Гермиона крепче сжала палочку.

Но то, что произошло дальше, заставило ее затаить дыхание от удивления. Гарри не бросился на Долохова, как можно было ожидать. Не попытался его арестовать. Вместо этого он просто подошел и встал рядом.

Они оба смотрели на распятие, как два прихожанина, пришедших помолиться. Только вот ни один из них не был похож на человека, ищущего утешения у высших сил. Даже с такого расстояния Гермиона видела, как напряжена фигура Долохова. Она физически ощущала исходящее от него беспокойство.

— Неожиданная встреча, — голос Гарри, тихий и почти равнодушный, разнесся по церкви благодаря удивительной акустике. Гермиона вздрогнула, услышав эти слова так отчетливо, будто он стоял рядом с ней.

— Я тоже никак не мог предположить, что увижу здесь именно Гарри Поттера, спасителя магической Британии, — усмехнулся Долохов. На его лице отпечаталась причудливая смесь эмоций — настороженность соседствовала с любопытством, а где-то на периферии притаилась горькая ирония.

Гарри недовольно поморщился, словно услышал неприятную шутку. Гермиона нахмурилась, ощущая нарастающее недоумение. Почему они беседуют так… непринужденно? Как давние приятели, случайно столкнувшиеся в пабе за кружкой сливочного пива, а не аврор и опасный преступник, между которыми должна пролегать пропасть.

— Ты нашел способ воздействовать на метку? — спросил Гарри, потирая грудь. — Было неприятно. За одно это хочется тебя убить.

Гермиона вздрогнула: в его голосе звучала такая холодная ярость, какой она никогда раньше от него не слышала.

— Отчего же не убьешь? — Долохов повернулся к Гарри, вздернув подбородок. В его глазах плясали озорные искры вызова. — Избавился бы от еще одного свидетеля.

Пальцы Гарри крепче сжали палочку. Когда он успел ее достать? И что значит «еще одного свидетеля»? В голове роились вопросы, но ни на один Гермиона не могла найти ответа.

— Мне всегда нравилась твоя наглость, Тони, — протянул Гарри с какой-то странной смесью раздражения и восхищения. — И сейчас ты умудрился хорошо устроиться. Твои таланты мне бы пригодились. Вот только…

Внезапно дверь ризницы распахнулась, и оттуда появился священник — пожилой мужчина с добродушным лицом, обрамленным серебристой гривой волос.

— Дети мои, мы закры… — начал он, но его прервала яркая вспышка зеленого света.

Гарри дернул палочкой почти небрежно, словно смахивал пылинку с пиджака. Тело священника рухнуло на пол, как мешок с овощами.

Гермиона не смогла сдержать всхлип ужаса. Она тут же зажала рот ладонью, но было поздно. Гарри резко обернулся, стекла его очков сверкнули белым. От его жуткой улыбки кровь в жилах Гермионы превратилась в лед.

— «Ибо многие придут под именем Моим и будут говорить, что это Я, и многих прельстят», — громко процитировал Гарри, а эхо повторило его слова. — Заходи к нам на огонек, Гермиона. Не стой в дверях как гость.

Она застыла, не в силах пошевелиться. Разум отказывался принимать увиденное. Гарри — ее лучший друг, человек, которому она доверяла больше всех на свете — только что хладнокровно оборвал жизнь невинного. И теперь смотрел на нее с каким-то хищным любопытством, оценивая реакцию.

Долохов дернулся, будто хотел загородить Гермиону от Гарри.

— Не впутывай ее в это! — рявкнул он. — Это только наше с тобой дело!

— Ошибаешься, — покачал головой Гарри. Его голос был спокоен, но в нем слышались нотки стали. — Это еще и ее дело с тех пор, как она решила спрятать тебя от меня в своей квартире.

Гермиона почувствовала, как реальность вокруг нее рассыпается. Он знал. Все это время знал. Ее попытки провести расследование, ее маленький заговор с Долоховым — все было напрасно.

Гермиона сделала неуверенный шаг вперед. Ее колени подгибались. Она не могла отвести взор от распростертого тела священника. Где-то в глубине души теплилась надежда, что это какой-то чудовищный розыгрыш, вот сейчас он встанет… Но мужчина оставался недвижим, его остекленевший взгляд был устремлен в никуда.

— Почему ты так переживаешь за девчонку, Антонин? — с издевкой протянул Гарри. — Неужели успел привязаться к своей пленительнице?

И тут Гермиона словно увидела его впервые. Тот жест, которым он зачесал волосы назад — не взъерошил их, как обычно делал Гарри, а именно зачесал. То, как он поправил очки — не просто подтолкнул их вверх по переносице, а элегантно взялся за дужку двумя пальцами. Но главное — его взгляд. Немигающий, проникающий под кожу. Чужой.

— Что за глупости, — фыркнул Антонин, но Гермиона заметила, как его челюсть напряглась.

— Кто ты? — тихо спросила она, но Гарри, казалось, не услышал. Он продолжал говорить с Долоховым:

— Не волнуйся, я не собираюсь причинять ей вреда. Напротив… У меня совсем другие планы. Но я удивлен тем, что ты так мало переживаешь о своей шкуре.

— Кто ты?! — закричала Гермиона, чувствуя, как паника захлестывает ее.

Гарри медленно повернул к ней голову. Движение было плавным, почти змеиным. На его губах играла ехидная усмешка.

— Ты же такая проницательная девочка, такая умная, — протянул он. — Неужели ты ничего не видела? Ни о чем не догадывалась? И до последнего не понимала, что настоящий Гарри Поттер давно мертв?

Эти слова ударили Гермиону хлесткой пощечиной. Нет, это не могло быть правдой! Только не это.

— Нет! — отчаянно воскликнула она, запуская пальцы в волосы и окончательно разрушая прическу. — Ты Гарри Поттер! Ты жив!

Но глубоко внутри она уже знала. Знала с того момента, как увидела зеленую вспышку заклинания. Или даже раньше. Ее лучший друг, человек, которого она любила как брата, никогда бы не сделал ничего подобного.

Гарри — нет, не Гарри — смотрел на нее с холодным любопытством, словно наблюдал за реакцией подопытного животного на новый раздражитель.

— Одновременно и да, и нет, — произнес он с жуткой, чуждой интонацией, которая никак не вязалась с привычным лицом. — Поттер не пережил финальную битву у Хогвартса. Во время дуэли наши палочки объединились, и в поединке воли победил… я. — Его губы искривились в холодной усмешке. — Я поглотил его. В некотором роде мы теперь одно целое. В тот момент ваша победа рассыпалась пеплом.

Гермиона отчаянно замотала головой, пытаясь стряхнуть с себя этот кошмар. Ноги предательски подкосились, и она отступила назад в поисках опоры. Спина уперлась в острый край деревянной скамьи, и эта внезапная боль мгновенно отрезвила ее.

Витражное окно за спиной того, кто не был Гарри, переливалось яркими всполохами праздничного шоу, продолжавшегося снаружи. Мир за стенами древней церкви жил своей жизнью, не подозревая о том, что происходит внутри. Силуэт мужчины, которого она знала много лет, теперь казался зловещей тенью на фоне этих огней веселья.

— Волдеморт, — наконец прошептала Гермиона, и это имя, столько раз произнесенное ею без страха, теперь обожгло губы.

Ее рука невольно метнулась ко рту, в попытке стереть яд его недавнего поцелуя. Она чувствовала себя оскверненной, запятнанной чем-то нечистым. Воспоминания о том, как она дрожала от его прикосновений всего несколько минут назад, теперь вызывали тошноту.

Гермиона обхватила себя руками за плечи, остро ощущая отсутствие пальто. Холод проникал до самых костей, но это был не просто физический дискомфорт — леденящий ужас сковывал ее изнутри объятиями дементора.

Долохов сделал шаг к Волдеморту, его глаза сузились. В его голосе звучало недоверие, смешанное с горькой иронией:

— Ты действительно решил начать новую жизнь? — он усмехнулся, покачав головой. — Радикально. Не противно ходить в костюме героя, победившего Темного лорда?

— Поначалу было странно, — ответил он и чуть склонил голову набок, воскрешая в памяти прошлое. — Но потом я ощутил все прелести.

Его взгляд нагло прошелся по фигуре Гермионы, задержавшись на обнаженной ноге, виднеющейся в разрезе платья. Она почувствовала острое желание прикрыться, спрятаться.

— Конечно, дороги в министерстве открыты, — проговорил Антонин задумчиво. — Любой чинуша готов лизать зад. Всеобщая любовь и уважение, а не страх и желание убраться подальше, пока не получил Круцио.

— Как ты мог… — произнесла Гермиона голосом, дрожащим от смеси гнева и боли. — Как ты мог так извратить все, за что боролся Гарри?

Волдеморт лишь рассмеялся, и этот смех, подобный скрежету когтей по стеклу, заставил содрогнуться.

— О, милая, — протянул он, делая шаг к ней. — Ты даже не представляешь, насколько увлекательно играть роль всеобщего любимчика и героя, когда на самом деле ты снишься всем в кошмарах.

— Ты все подстроил? — выдавила она, чувствуя, как внутренности скручиваются в тугой узел. — С Роном в клубе?

— Пара капель «флиртующих фантазий» в его бокал с алкоголем, — ухмыльнулся он, — и вот уже к твоему появлению мы имеем дурака, готового продать душу за танец стриптизерши, — произнес со злорадным удовлетворением. — Уизли мне только мешал, как и его сестрица. Замечал странности, задавал лишние вопросы. — Он сделал паузу, и его глаза опасно блеснули. — И только тебе, Гермиона, нравилось то, каким я стал.

Он шагнул ближе, и Гермиона вжалась в скамью за спиной, чувствуя, как сердце болезненно бьет в ребра изнутри. Ей хотелось бежать, но ноги словно сковали невидимые цепи.

— Ты интриговала меня с самого начала, как я узнал о тебе, — продолжил Волдеморт, остановившись в шаге от нее. — Я не понимал, как маггловская девчонка вписалась в друзья к знаменитому Гарри Поттеру, чем подкупила его. Теперь, узнав тебя ближе, я вижу, что слухи о твоем остром уме не преувеличены.

Его рука потянулась к ее лицу, и Гермиона дернулась, но отстраниться было некуда. Он поймал выбившийся из прически локон и накрутил его на палец, словно играя.

— В тебе, Гермиона, есть то, что мне требуется, — прошептал он, и Гермиона вздрогнула, когда ребро его ладони мимоходом коснулось щеки. — Ум, талант, уважаемое имя… Именно такие люди теперь нужны мне рядом, чтобы построить новый мир.

— Пошел ты, — выдохнула Гермиона, собрав все свое мужество. Она оттолкнула его, не обращая внимания на резкую боль в волосах.

Волдеморт отступил на полшага, но его губы все еще кривились в усмешке.

— Ты не тронешь ее! — прорычал Долохов, напоминая о своем присутствии.

— А что, ты мне помешаешь? — насмешливо протянул Волдеморт. — О, Антонин, похоже, ты и правда влюбился. Ты не видел, как она таяла под моими прикосновениями всего полчаса назад. — Его пальцы коснулись подбородка Гермионы, заставляя смотреть ему в глаза. — Как насчет того, чтобы показать ему, милая? Думаю, после этого сомнения Антонина развеются.

— Больной ублюдок, — выплюнула Гермиона ему в лицо, чувствуя, как внутри разгорается пожар негодования. — Мне с тобой стоять на одном полу мерзко! Если ты думаешь, что я добровольно решу быть с тобой, то ты еще и глупец. Зачем я тебе вообще?!

— Политику нужна пара, законная жена, семья, — ответил он, будто объясняя очевидное. — Причем такая, что повышает статус, а не тянет на дно. Мы же с тобой отличная пара, Гермиона… — Его пальцы скользнули по ее шее, как ледяная змея. — Оба герои, любимчики прессы и общества. К тому же ты — единственная женщина, которую я смог бы терпеть рядом.

— А я тебя — нет, — прошипела Гермиона. — Ты убил моего друга. Даже получив новую жизнь и второй шанс, ты продолжил убивать, выкладывая себе лестницу наверх трупами. Не думай, что я захочу иметь с тобой что-то общее. — Она сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. — Единственное, чего я желаю — найти и возродить ту искру Гарри, что еще теплится в тебе.

— Это вряд ли выйдет, — криво усмехнулся он. — Даже если какой-то Поттер остается здесь, — он коснулся пальцем виска, — помимо воспоминаний, то он уже давно побежден. И даже больше — ему теперь нравится происходящее.

Гермиона ощутила, как ее душа осыпается осколками хрупкого стекла. Неужели от ее друга действительно ничего не осталось? Она крепче сжала палочку, понимая, что та, возможно, ее единственный шанс на спасение. Но способна ли она атаковать человека с лицом Гарри? И даже если да, есть ли у нее возможность победить?

— У меня замечательная идея, — внезапно произнес Волдеморт, и его глаза загорелись мрачным весельем. Он свел ладони перед грудью, словно молился какому-то неведомому темному божеству. Не тому, в чьем доме они стояли. — Сейчас мы с тобой захватим Антонина Долохова, опасного преступника, который пытался убить героев войны прямо в сердце Лондона. К утру его поцелует дементор. Однако куда большую шумиху в прессе вызовет новость о том, что Гарри Поттер и Гермиона Грейнджер были в этот момент на свидании. — Он достал из кармана брюк знакомый галеон — тот самый, который Гермиона заколдовала для связи своей группы авроров, и продемонстрировал ей. — Вот и все. Джонс будет здесь через пять минут. Ты тоже приходишь в восторг, когда удается столь красиво решить задачу?

Его лицо исказилось в жуткой пародии на улыбку.

— Ты не слышал, что я ответила? — процедила Гермиона сквозь зубы. — Скорей я расскажу прессе правду о тебе, чем это.

— А если я назову волшебное слово? — Волдеморт улыбнулся, чуть склонив голову набок. — Империо!

Гермиона почувствовала, как ее воля растворяется в зеленом тумане заклинания. Она отчаянно пыталась бороться, цепляясь за каждую крупицу сознания, но Волдеморт был слишком силен. Любое трепыхание ее воли тут же оказывалось задавленным.

— Давно хотел это сделать, — прошептал он, и Гермиона с ужасом осознала, что ее тело превратилось в неподвижную статую.

Волдеморт шагнул вперед и прижался губами к ее губам, нагло и жестко, словно утверждая свою власть. К горлу подкатила тошнота, но Гермиона не могла даже отвернуться.

Внезапно — раскат грома, оглушительный и неуместный в ограниченном пространстве церкви. Туман в сознании начал таять. Гермиона увидела перед собой изумрудные глаза, полные боли и недоумения — глаза Гарри, широко распахнутые от шока. А секунду спустя он рухнул на колени.

Из уголка его губ текла тонкая струйка крови. Гермиона едва успела отпрыгнуть, когда тело упало лицом вниз. На спине на сером пиджаке расплывалось темное пятно, похожее на бутон зловещего цветка.

Кровь. Она медленно растекалась по каменным плитам пола, образуя жуткий нимб вокруг головы того, кто носил лицо ее лучшего друга. Гермиона подняла взгляд — в руке Долохова зажат пистолет. Его запястье по-прежнему было сковано антимагическим браслетом.

— А я угощу тебя волшебной пулей, — прорычал он.

Глаза Антонина оценивали результат его действий холодно и внимательно. Он осторожно приблизился и носком ботинка подтолкнул безжизненную руку Волдеморта, не опуская пистолет. Словно до конца не верил, что все закончилось.

— Ты в порядке? — спросил хрипло, наконец поворачиваясь к Гермионе.

— Что ты… — начала она, чувствуя, как горло сжимается от ужаса. — А если его можно было спасти? Если как-то можно было спасти Гарри?

— И не надейся, — покачал головой Долохов. — Если Том что-то получил, он это не выпустит из рук.

Он отвел пистолет, и Гермиона крепко зажмурилась, пытаясь вытравить из памяти последние минуты, эти картины ядовитыми чернилами на страницах ее сознания. Когда она открыла глаза, лицо Долохова очутилось прямо перед ней. Она невольно скользнула взглядом по горбинке на его носу, по жесткой линии челюсти, покрытой щетиной. В груди разливалась горечь и отчаяние, смешанные с каким-то странным, щемящим чувством нежности.

— Ты спас меня, — прошептала Гермиона, голос дрожал от переполнявших ее эмоций. Она смотрела на Долохова с благодарностью и недоверием.

Суровость его черт на мгновение уступила место чему-то более мягкому, почти уязвимому. Он рассеянно провел пятерней по непослушным прядям, будто пытаясь упорядочить не только волосы, но и мысли.

— Так же, как ты — меня, — ответил тихо. — Вытащила из непроглядного леса.

Гермиона почувствовала, как ее сердце сжалось. Она вспомнила, каким потерянным и озлобленным был Долохов, когда она впервые встретила его. Сейчас перед ней стоял другой человек — тот, кто рисковал всем, чтобы выдернуть ее из лап чудовища.

Внезапно тишину нарушила возня и голоса за дверью. Гермиона вздрогнула, мгновенно выхватывая палочку.

— Коллопортус! — Рука дрожала, но движение было точным. Голубоватое сияние окутало петли и замочную скважину. В дверное полотно тут же что-то громко бухнуло снаружи.

Гермиона знала, что это лишь временное решение. Она чувствовала, как ее магия истощается с каждым новым ударом тех, кто рвался сюда. Заклинание долго не продержится. Она вцепилась в руку Долохова и попыталась аппарировать, но группа захвата отработала четко: барьер уже развернулся и отбросил ее обратно упругой пленкой. Туфли скользнули по каменным плитам, но Долохов помог ей удержаться на ногах.

— Уходи! — крикнула ему. Взмахом палочки открыла его браслет, и тот упал, звякнул о каменный пол. Долохов нахмурился, его взгляд метнулся к двери, затем обратно к Гермионе.

— Они арестуют тебя, — возразил он. — Обвинят в убийстве. Пойдем со мной!

Гермиона покачала головой.

— А тебя ликвидируют на месте, когда догонят нас, — выпалила, чувствуя, как паника поднимается внутри. — Уходи! Я задержу их. Я должна тебе жизнь.

Долохов замер, его лицо стало непроницаемым. Затем, неожиданно, уголок его рта дернулся вверх.

— Ты должна мне поцелуй, Грейнджер, — произнес он с той самой язвительной ноткой, которую Гермиона так хорошо знала.

Он начал пятиться к заднему выходу, не отводя от нее пристального взора. Гермиона почувствовала, как из груди вырывается нервный смешок. Она провела дрожащими пальцами по щекам, стирая слезы, о которых даже не подозревала.

— Обещаю тысячу поцелуев, если мы еще встретимся, — выпалила она, удивляясь собственной смелости.

Глаза Долохова блеснули в полумраке церкви.

— По рукам, — его голос был наполнен чем-то неуловимым. Предвкушением? Надеждой?

А затем он исчез. Словно тень, растворился в темноте бокового прохода. Гермиона уставилась на место, где он только что стоял, чувствуя странную пустоту внутри.

Ее заклинание на двери затрещало, как рвущаяся ткань, и створки с грохотом распахнулись. В церковь ворвались авроры, их мантии развевались, палочки были направлены прямо на нее.

— Палочку на землю! Руки за голову!

* * *

— Значит, вы хотите сказать, что тело Гарри Поттера захватил Тот-Кого-Нельзя-Называть? — в голосе Робардса звучала неприкрытая насмешка. — Поэтому вы застрелили его?

Холодный металл стула впивался в бедра Гермионы. Яркий свет магической лампы под потолком допросной бросал резкие тени на лицо Робардса, превращая его в гротескную маску. Воздух Азкабана казался затхлым, пропитанным миазмами страха и отчаяния, просачивающимися сквозь стены этого проклятого места. Внутренности Гермионы скрутило узлом. Она знала, как нелепо звучит правда.

— Да, — Гермиона расправила плечи, пытаясь придать себе уверенности. Она от нервов почти что ободрала заусенцы на руках и стиснула пальцы, чтобы скрыть это. — Мне было не победить его на дуэли. Я… я не могла позволить ему уйти.

— И где же пистолет, мисс Грейнджер? — проникновенно спросил Робардс, наклоняясь вперед. Его глаза буравили ее, будто пытались достать до самых потаенных уголков ее разума.

Гермиона сглотнула.

— Я… я испарила его заклинанием, — запнулась, понимая, сколь неубедительно это звучит. — Я хотела скрыться, но не успела. Авроры появились слишком быстро.

— Вы точно были в церкви одни? — Робардс прищурился, и Гермиона ощутила, как по позвоночнику пробежала дрожь.

— Да, — она вздернула подбородок, встречая его взгляд с вызовом. Образ Долохова промелькнул в ее сознании, но она отогнала тот прочь.

Робардс откинулся на спинку стула, его лицо смягчилось. Эта внезапная перемена казалась ей подозрительной.

— А знаете, что я думаю, мисс Грейнджер? — он говорил почти ласково, как с ребенком. — Что вас ввели в заблуждение. Империус или Конфундус, и вот вам уже мерещится всякое. Кто-то воспользовался вами, чтобы избавиться от Гарри Поттера.

Гермиона почувствовала, как ее сердце забилось чаще. Неужели он предлагает ей выход?

— Если мы будем придерживаться именно этой версии, — продолжил Робардс, — то у вас больше шансов на оправдательный вердикт Визенгамота, учитывая ваше имя и заслуги.

Оправдательный вердикт? Гермиона вскинула голову, не веря своим ушам. Но Робардс смотрел на нее пристально и выжидающе, и не похоже было, что он шутит. В глубине его глаз таилось что-то еще, какой-то скрытый мотив, который она никак не могла разгадать.

— Я… — начала она, но осеклась. Мысли вихрем кружились в ее голове. Свобода манила, как мираж в пустыне, достаточно было только согласиться с его версией. Но цена…

— Поэтому я спрашиваю еще раз, — голос Робардса стал жестче. — Вы точно были в церкви одни? Никто не подходил к вам?

Гермиона на мгновение прикрыла веки. Перед внутренним взором промелькнуло лицо Долохова — циничное, жесткое, но в то же время… понимающее? Он спас ее, рискуя своей жизнью. Она не могла предать его сейчас.

— Я была одна, — повторила упрямо, открывая глаза и без сомнений глядя на Робардса. — Никто не брал надо мной контроль. Тело Гарри захватил Волдеморт, а я его убила. Это правда, какой бы невероятной она ни казалась.

Робардс долго смотрел на нее, а Гермиона чувствовала, как по ее спине стекает капля пота. Затем его лицо неожиданно изменилось: губы скривились в усмешке, которая совершенно не вязалась с его обычным постным выражением.

— Не знаю, Грейнджер, что меня удивляет в тебе больше, твоя преданность или твоя глупость, — произнес он, и Гермиона вздрогнула от неожиданности. Эта фраза прозвучала так неуместно и чуждо из его уст… Что-то в его интонации, в этой кривой ухмылке заставило ее насторожиться.

— Посидела бы здесь пару лет, переосмыслила жизнь, лучше бы поняла, как стоит крутиться, — продолжал он, и с каждым словом Гермиона чувствовала, как реальность вокруг нее плывет. — Антонин Долохов и так разыскиваемый преступник, зачем его защищать? Однако ты ему кое-что должна.

Она вглядывалась в его лицо, пытаясь уловить инородное за привычными чертами, словно складывала пазл, в котором не хватало нескольких ключевых деталей. Ее разум наконец заработал на полную мощность, собирая последние кусочки головоломки. Эти интонации, эта манера речи… Гермиона затаила дыхание, боясь поверить в то, что начинала понимать.

Робардс — нет, не Робардс — провел палочкой над ее руками, и антимагические браслеты расстегнулись с тихим щелчком.

— Я помню, — прошептала Гермиона, чувствуя, как ее захлестывает волна облегчения и… чего-то еще, чему она боялась дать название.

Не задумываясь о последствиях, она подалась вперед через стол и прильнула к его губам. Какая разница, чье лицо она видела — все ее существо трепетало от узнавания. Гермиона ощутила, как по телу пробежала дрожь, когда их губы соприкоснулись. Это было безумие, чистое безрассудство, но в тот момент ей было все равно.

Со всем накопившимся отчаянием и страстью она целовала Антонина Долохова, и он отвечал с не меньшим пылом, будто хотел съесть ее не сходя с места. Его ладони скользнули по ее спине, притягивая ближе, и Гермиона почувствовала, что ее тело тает от его прикосновений. Мысли путались в голове, как клубок змей, пока кожа пылала под его руками.

— Ты пришел за мной, — прошептала, отстранившись. Она задыхалась, сердце готово было устроить побег из грудной клетки. Невольно выступили слезы — от облегчения, от нахлынувших чувств, от осознания того, на что он решился ради нее. — Не представляю, каково тебе было снова войти в Азкабан.

Гермиона смотрела на чужие черты, но видела за ними настоящего Долохова. Его глаза, даже сквозь маску Робардса, светились той же решимостью и… нежностью? Такое выражение на его лице казалось чем-то невообразимым, словно радуга среди ночи. Ее пальцы потянулись к его щеке, желая убедиться, что он не мираж, не плод ее измученного разума.

— Я бы вошел и в ад, если бы ты там оказалась, — хрипло ответил он, и от этих слов у Гермионы перехватило дыхание. Слишком много эмоций, слишком много всего навалилось разом.

Долохов осторожно, будто касаясь хрупкого сокровища, стер слезинку с ее щеки, и Гермиона невольно подалась навстречу его прикосновению.

— Теперь главное — выбраться, пока не кончилось действие оборотного, — Долохов потянул ее за руку к выходу.

Гермиона встряхнулась, стараясь вернуть самоконтроль. Она не смогла сдержать улыбку:

— Даже не хочу спрашивать, где ты его достал.

— Я думал, что ты уже оценила мои таланты, — в его голосе слышалась знакомая самоуверенность.

— Тебе придется долго убеждать меня в них, — парировала Гермиона.

Дверь отворилась с легким скрипом, впуская в душную допросную свежий воздух, и Гермиона жадно вдохнула его полной грудью. Хотя она все еще находилась в стенах самой зловещей тюрьмы Англии, но никогда прежде не чувствовала себя настолько свободной. Впереди их ждала неизвестность, опасности, долгий путь к тому, чтобы донести до мира правду. Но сейчас, ощущая тепло руки Долохова в своей, Гермиона чувствовала, что готова встретить любые испытания.