О воспитании (гет)

Омлет Сальников пожарил только к обеду. Получилось неплохо, а вместе с винегретом и пирожками — просто замечательно. Беседовали об уголовных делах и духах. О чём же ещё сыщику с медиумом беседовать?

— ... Володя, а что за дело ты расследовал в Петрокрепости. Расскажешь?

— Нет, не расскажу, моя хорошая, — покачал головой Владимир Сергеевич.

Римма заметно огорчилась:

— Почему? Может, я смогла бы помочь...

— Римчик, ну... — вздохнул Сальников. — Давай, мы сначала сами попробуем. Мы за это всё-таки зарплату получаем. И потом... дело это непонятное пока, и может так повернуть, что засекретят. Нельзя рассказывать.

— Это опасно?

— Ничего особенного. Да и преступник, судя по всему, уже пойман, теперь только разобраться, почему он убил...

Римма помедлила, потом спросила:

— А если б не эта секретность, ты бы рассказал мне?

Он взял её руку в свои:

— Римм, я не собираюсь тебя нарочно отстранять от своих дел. Да и не получится у меня, если вместе будем жить. Я не Штольман, не умею все эмоции, с работой связанные, в сейфе оставлять вместе с табельным оружием.

— Так и не надо... Володечка, я очень хочу тебе помогать!

— Вот прям всем? И накормить, и приголубить, и показания духов на блюдечке с голубой каёмочкой преподнести? Я ведь тогда разленюсь и растолстею.

— С твоим режимом растолстеть тебе точно не грозит. А лениться мы с тобой, я надеюсь, время от времени будем вместе.

— Искушаешь? — Он наклонился и поцеловал её в ладонь. Посмотрел в глаза — тёмно-карие, завораживаюшие. Ему в них всё золотистые искры мерещились. Не мог понять — то ли есть они на самом деле, то ли кажутся. А вот нежности для него в глазах её точно было с избытком. Еле в реальность вернулся, чтобы попросить о том, что больше всего тревожило: — Главное, давай и духов твоих как-то вместе. Не рвись одна в бой без моего ведома.

— Я и не хочу одна. С тобой мне намного легче было в прошлый раз.

— Как-то мы с тобой это "легче" по-разному понимаем. Еле отогрел тебя.

— Но это правда, Володя. Страха меньше, сил больше, возвращаться проще.

— Откуда возвращаться, моя хорошая?

— Если у меня видение, то я в другом человеке, даже нет, не так, я и есть этот другой человек. Когда возвращаюсь, как будто выныриваю, то я его мысли и чувства какое-то время от своих собственных отличить не могу.

— А с духами что?

— С Женькой я говорю, не теряя связи с реальностью, и никаких неприятных ощущений при этом не испытываю. А в тот единственный раз, когда я напрямую говорила с духом Леры Веретенниковой, я была... не здесь. Чтобы её услышать, мне пришлось сделать шаг ей навстречу.

— Значит, поэтому Яков говорил, что его деду приходилось держать свою духовидицу "двумя руками по эту сторону черты", — пробормотал Сальников. — Знать бы ещё, как это правильно делать!

— Так ты уже меня держишь, Володечка. В прошлый раз я возвращалась на твой голос, к твоему теплу... Нет, Марту с Платоном я тоже слышала, и очень хорошо, что они были рядом. Может, у меня в тот раз всё и получилось, потому что вы все были со мной. Но тебя я всё равно по-особенному чувствовала. Не просто тепло — жар, огонь... "На ясный огонь", знаешь?

— "Езжай на огонь, моя радость..."? Знаю. Только ведь он там так дорогу и не нашёл.

— А я найду. Кажется, уже нашла. Споёшь мне?

— Прямо сейчас?

— Да, пожалуйста.

— ...Значит, получается, что последнее видение у тебя было около месяца назад? И с тех пор тишина?

— Да, пауза. Я даже Женьку в последнее время почти не слышу. То есть если позвать, он откликается, но как будто нехотя. Мне кажется, он хочет, чтобы я училась обходиться без него. Мне бы ещё набраться смелости и как-то с Мартусей о нём поговорить. Я ведь так ей и не рассказала. А чем дальше, тем сложнее, она же спросит, почему я молчала так долго... — Римма тоскливо вздохнула.

Сальников снова потянулся и взял её за руку, потому что нельзя было не взять.

— Римм, а ты с ним посоветуйся. Может, в каких-то вопросах тебе и правда лучше обходиться без него, но этот его как раз напрямую касается. — Самого Владимира Сергеевича незримое, но постоянное присутствие Римминого брата в их жизни довольно сильно смущало, но обсуждать это он сейчас не собирался. — Может, он вообще не хочет, чтобы Марта узнала, что он... не совсем ушёл. Это ведь тяжело.

— Очень, — тихо сказала Римма. — Мы только летом в поезде в первый раз смогли более или менее спокойно поговорить о гибели её родителей. Мне кажется, только благодаря Платону и смогли. Как-то он сумел нас поддержать, хотя сам мало что сказал. А с другой стороны... ведь у моей девочки не было никакой возможности попрощаться с родителями, Володя. А теперь есть.

— Вот и спроси, — выговорил Сальников хрипло.

Он никак не мог не думать сейчас о своих собственных потерях. О том, как шестнадцать с лишним лет назад Татка на кухне жарила гренки и ворчала на него, что он до сих пор не договорился насчёт летнего отпуска, а два часа спустя ему позвонила на работу инспектор ГАИ Зимина — он навсегда запомнил её фамилию — и сообщила, что грузовик с пьяным водителем вынесло на встречную полосу, так что он буквально расплющил Таткину машину о бетонное ограждение моста. Надо будет, кстати, Римме сказать про гренки, а то ведь пожарит как-нибудь ненароком, а он не сможет есть. Ещё вспомнилось, конечно, как третьего января семидесятого года у тёти Насти случился сердечный приступ, её увезли в больницу, и он навестил её на следующий день. Она неплохо выглядела, смеялась, шутила, сыграла с ним две партии в дурака, а уже через несколько часов в телефонную трубку рыдала Августа, он и представления не имел, что она может так плакать. Сколько бы он отдал тогда за возможность попрощаться с самыми близкими людьми? И что бы он говорил, каким-то невероятным образом получив такую возможность?

— Спроси его, — повторил он глухо. — Ты же просьбы духов выполняешь, вот и его просьбу выполнишь...

— ...Ты говорила, что у твоей матери тоже был дар?

— Был, но... — Римма задумалась, подбирая слова. — Латентный, что ли? На уровне семейных легенд. Наверное, как у меня до Крыма...

— А вот мне интересно: если это всё в генах заложено, то почему же у Штольманов ничего по наследству не передалось? Почему дар в семью теперь таким окольным путём возвращается?

Римма ответила сразу, видно, уже не раз об этом размышляла:

— Мне кажется, потому что девочек больше не было. В каждом поколении у них был только один ребёнок в семье — мальчик.

— А мужчин-духовидцев не бывает, что ли? Как женщин-дальтоников?

Он хотел пошутить, но Римма ответила серьёзно:

— Женщины-дальтоники встречаются, Володя, только очень редко... Духовидцы тоже, что мужчины, что женщины. Я понятия не имею, как это всё работает. Ни в какой книге по генетике мы не сможем прочитать о том, какой ген отвечает за спиритические способности, а какой — за интуицию, например. Но Платон говорил, что кроме Анны Викторовны медиумом в их семье была ещё её бабушка Ангелина. У нас — моя мать, я и... мне кажется, если со мной что-то случится, дар к Марте перейдёт.

— Римм?! — вскинулся он.

— Нет-нет, — поспешила она его успокоить, — это не предвидение и не предчувствие. Это просто ощущение и причина, по которой я никак не могу отказаться от дара и взвалить всё это на мою девочку... Но я не о том хотела.

— Имеешь в виду, что вы все — женщины?

— Да, все, о ком мы знаем. А у Штольманов-мужчин способностей медиума нет, и у моего брата их не было. Платон бы всё равно сказал, что для серьёзных выводов недостаточно эмпирического материала, но предположения, наверное, можно строить.

— Может и можно, только проверять-то их как? — сказал Сальников, и тут же сам способ проверки изобрёл, да такой, что в жар бросило и в голове зазвенело. Почему-то он до сих пор ни разу не думал об общих детях. Римме, похоже, такое тоже ещё в голову не приходило. Она сказала:

— Володя, я не хочу, даже боюсь забегать так далеко вперёд, но если у Марты с Платоном будет дочь...

— Ри-им, — протянул он, стараясь не думать сейчас о дочери, которая могла бы родиться у них самих, — даже если у Мартуси с Тошкой пацан получится, как в последних четырёх поколениях Штольманов, у него ваша мистика в крови будет по обеим линиям! Так что он может всю твою статистику поломать! Ладно, ну её пока, эту генетику, всё равно я в ней разбираюсь не больше, чем в японской поэзии... А вообще, Римчик, это хорошо, что нас с тобой соседи не слышат.

— Думаешь, санитаров бы вызвали? — усмехнулась она.

— Угу. И Новый год мы бы встречали с тобой в дурдоме "Солнышко", в палате "Ветерок".

— Боюсь, Володечка, — сказала Римма задумчиво, — что нас вряд ли поместили бы в одну палату.

Сальников рассмеялся в голос.

— ...Римм, а что там с дневниками? Получилось дальше читать?

— Ты знаешь, да, — заулыбалась она. — Я с последней нашей встречи довольно сильно продвинулась. Скучала очень, все дела переделала, даже те, что полгода откладывала, а потом случайно возле портфеля оказалась, достала самую первую тетрадь и так и ношу её с собой. Быстро читать не получается, конечно, потому что почерк в начале не очень разборчивый. Яков Платонович же в конце 1894 года, примерно через год после свадьбы и помилования, сильно обморозил руки и дневник поначалу вёл, чтобы пальцы разрабатывать, это ему Анна Викторовна такую терапию назначила.

— И как его угораздило?

Римма тихонько рассмеялась:

— Анна Викторовна так и говорила: "Учитесь писать заново, Яков Платонович, раз Вас угораздило подвиг совершить".

— Что за подвиг?

— Они с другом ездили по делам в Усолье-Сибирское и спасли на Ангаре четверых мальчишек, под которыми треснул лёд.

— Ну, понятно, мимо такого Штольман никак пройти не мог. И как же он в ссылке с обмороженными руками?

— А это как раз был тот случай, когда нет худа без добра. Один из этих мальчишек оказался сыном местной знахарки, а двое других и девочка, которая на помощь позвала, — детьми купца Василия Андреевича Белоголового, с которым Анна Викторовна ещё по дороге в Сибирь познакомилась и в доме которого жила по приезде в Иркутск.

— Совпадение?

— Да. Дети с матерью как раз на усольском курорте отдыхали. Эта самая знахарка и помогла Анне Викторовне выходить Якова Платоновича, а у спасённых детей он потом почти два года проработал в Иркутске домашним наставником, пока полностью не восстановился.

— Штольман? Учителем?

— А что такого, Володя? Он был умнейшим и образованнейшим человеком, много читал, всем интересовался, преподавал детям немецкий, французский, латынь, литературу, математику, естествознание, старших брата с сестрой ещё и фотографии обучил. Думаю, они его обожали.

— А как же купец взял осуждённого за убийство учителем к своим детям? Нет, я понимаю, что он был ему обязан, но...

— Да, Белоголовый не хотел оставаться в долгу, а денег Штольманы никогда не взяли бы. Но кроме того — и это вообще очень интересно, Володя! — у Белоголовых в семье было, похоже, совершенно особенное отношение к обучению детей. Это я уже в библиотеке побывала, кое-какие дополнительные источники посмотрела и узнала, что отец и дядья Василия Андреевича получали начальное образование в семьях ссыльных декабристов Якушкина и Юшневского, осуждённых за государственную измену. На этом фоне Яков Платонович, якобы убивший какого-то князя из ревности, никого уже напугать не мог.

— Вольнодумные были купцы, выходит. Повезло Штольману. Вот только как же он без расследований перебивался? Ведь сыщик же был до мозга костей...

— А он расследовал, Володя. Первый раз через полгода после помилования по личной просьбе тюремного священника, потом для тех же купцов Белоголовых, а после в Иркутске в частном порядке помогал приставу следственных дел Добронравову. В иркутской полиции был ужасный недостаток кадров и финансирования, один городовой приходился на две тысячи человек, а сыскной отдел дважды расформировывался "за неимением средств". Судя по всему, для них Яков Платонович был вроде манны небесной.

— Понятно: Штольман расследование везде найдёт, а если нет, то расследование найдёт Штольмана... А что же Анна Викторовна?

— Анна Викторовна работала сестрой милосердия: сначала в родильном приюте при тюремной больнице в Александровском, потом в Усолье, а после — и в Иркутске. И младшим Белоголовым она тоже преподавала — английский язык и рисование, и в расследованиях мужу помогала.

— Когда только всё успевала?

— Просто она рядом с ним хотела быть как можно больше. Не могла без него.

Примечания:

1. В этой главе речь идёт о песне Булата Окуджавы "Ночной разговор" из кинофильма "На ясный огонь..." (1975). Замечательную песню в исполнении автора можно послушать здесь:

https://www.youtube.com/watch?v=N5Xo2jBlFXE

2. Инфомация о династии иркутских купцов белоголовых:

http://www.kapitalpress.ru/kapitalist/archive/2014/74/2116/