Сага о Сакши́. Книга 3. Последний удар сердца (гет)

В середине первого месяца весны Су Лу указом императора был объявлен в розыск.

После урегулирования конфликта с кентаврами император Линь послал отряд драконов с письмом к наместнику Чунхуа, в котором распорядился об отзыве и конвоировании бывшего второго генерала Су обратно в Ливэй. В ответ наместник известил его величество, что Су Лу доставил ссыльного Хань Лин Тая и отбыл в неизвестном направлении, сославшись на поручения императора. До сих пор обратно не являлся.

Это ставило Су Лу уже в положение вне закона. И, таким образом, он был объявлен не то чтобы преступником, но лицом, долженствующим перед своим господином держать ответ за свои поступки. И потому все, кто заметит его, обязаны арестовать и препроводить на суд Сакши.

Другим указом императора Линь вторым генералом армии Юшэнга был назначен Жу Лань. Под предводительством обоих генералов и их помощников драконы по всей стране учились быть собой: наращивать чешую, хвост, гребни, переходить на драконье зрение, впервые оборачиваться, летать, овладевать внутренним Пламенем и договариваться с внешним Огнём. Их обучали сложным полётам: атакам, уклонениям, преследованию и отрыву от него. Разумеется, для тех, кто были слишком долго людьми, это было непросто, а порой мучительно сложно. Но не невозможно. И примером этому был их повелитель.

По приказу Сакши восстанавливался подводный флот. Корабли, плывущие под водой, были недосягаемы для нападений с воздуха и оттого особенно ценны. Ко всему прочему, независимые от ветров, они были куда быстроходнее наводных и не страшились бурь и штормов. Технологии подводного кораблестроения хранились в величайшей тайне. Суда строились на закрытых с воздуха и замаскированных чарами сокрытия верфях, куда не мог проникнуть никто чужой.

Сам император по-прежнему наращивал свою боевую мощь. С каждым новым узнанным словом Пламени его зрение становилось всё более объёмным, ярким, проникающим в ласковый жар жизни, вглубь, в суть. Всё вокруг становилось ещё более живым, растущим, пульсирующим. И порой Бай Лину казалось, что нет разницы между ним и его Пламенем и что его сердце — горсть рдяных с бегающими искрами углей. Он часами мог сидеть, объятый оранжевыми языками своего собственного костра, согреваясь, набираясь сил, напитываясь и исцеляясь высвобождаемыми сутевыми силами.

Прежде его душило тепло множества тел, находившихся во дворце, потом стали стекаться потоки тепла от всех живущих в столице, включая животных и птиц, и, когда становилось совсем невмочь, он улетал из города. Но потом Бай Лин научился отключаться от них, сосредоточиваться на себе или на Вилан, и тогда всё остальное отступало. Главное — не забирать из воздуха лишнее тепло, не лишать живых того его количества, которое им жизненно необходимо, а брать только выделяемое. Ещё важнее направлять Огонь на поверхность, а не внутрь чужого тела, не в кости, ткани, кровь и клетки, потому что от этого спасения нет. Этому он научился давно. А если забрать тепло прямо из чужого тела, забрать всё, до капли, это тело заледенеет. Может, таков секрет ледяных драконов?

Бай Лин боялся только одного — навредить Вилан. Потому что, прикасаясь, Пламя и Огонь повреждают и разрушают. Эту грань так легко переступить. А потом будет уже поздно. Поэтому он всеми силами ограждал себя от поглощения даже того её тепла, которое приносил ему воздух. Тем не менее, ни Пламя, ни Огонь не испытывают ни злости, ни ненависти. Они не хороши и не плохи сами по себе. Но у Огня нет разума, его можно только направить. И у Пламени его нет, хотя из него можно сотворить столь многое... Нужно только следить за тем, чтобы ни то, ни другое не подавляли тебя, не решали за тебя, не становились тобой. Нужно быть сильнее их обоих и самому не сгореть до угольев.

Вскоре Бай Лин додумался до того, что в ясную погоду тепло можно без ущерба тянуть прямо от солнца. Это же неиссякаемый источник! А солнечное тепло так легко перетекало в Огонь! Иного бы разбирало сомнение: не слишком ли много он мнит о себе, замахиваясь на само солнце. Но Бай Лину было всё равно, слишком или не слишком. Поди-ка Ло Фэн в себе не сомневается, а использует всё, что имеет в своём распоряжении.

Последние два месяца он почти всё время находился в разъездах: Куан и Мингжу без устали отыскивали залёгших в своей многовековой спячке древних драконов. Император, используя силу и власть, данные ему родом и происхождением, будил их и призывал обратно на службу. Под его начало вернулись больше полутора сотен древних. Это был серьезный прорыв, ибо, чем старше дракон, тем большей мощью обладает.

Порой Бай Лин задавался вопросом: знает ли обо всём этом Ло Фэн? Знает ли о том, в какое бурное движение пришёл весь Юшэнг с его приходом к власти? Наверняка. Было бы глупо не использовать шпионов. А император Веньяна далеко не глуп. Никаких секретов Бай Лин выставлять напоказ не собирался. Однако шила в мешке не утаишь, явное Ниши всё равно узнает.

Вилан не всегда сопровождала его. Избавившись от Су Лу и его коварной неприятной сестрицы Су Мин, она стала куда свободнее чувствовать себя во дворце ФанСинь. Ей здесь нравилось, и она становилась всё более уверенной в себе хозяйкой дворца. Бай Лин чувствовал себя счастливым при мысли о том, что его ждут дома из поездок и походов. Она ждёт.

Часто она бывала в лесу, не уходя далеко от городских ворот. Весна с каждым днём разливалась по нему, словно паводок. Она пробудила почки деревьев и кустов, травку и цветы, заставила птиц, вычищающих и обновляющих гнёзда в пылу весенней уборки, щебетать без умолку, а белки стрекотали так, будто торопились обменяться всеми новостями, оставшимися необсуждёнными с осени. Лес жил своей неторопливой жизнью, взращивая и оберегая все свои богатства, готовясь явить каждое из них в свой черёд.

В один из дней начала третьего месяца весны Вилан, сидя рядом с мужем в приёмном зале, спросила Сунь Чжао, определились ли они с Мальви с датой свадьбы. Время идёт. Когда, собственно, они собираются пожениться?

— Осенью, — ответил первый генерал.

Вилан почему-то переменилась в лице и обеспокоенно заметила:

— Это поздно. Чего ждать? Нужно поторопиться.

Бай Лин, который выводил кистью текст очередного приказа, улыбнулся своим мыслям: Ви просто хочется праздника. А почему бы и нет? В самом деле, жизнь их тут не томила однообразием, зато и не баловала приятными событиями: каждую неделю случалось что-нибудь эдакое.

К примеру, как тут не изумиться императору, когда тебе как к мудрейшему по статусу и женатому мужчине задают вопрос, мол, что говорить и делать, если девушка плачет? Как её успокоить? Ну, кто попало, конечно, его величество о таком не посмеет спросить, но братец Сунь Чжао, очевидно, себя кем попало не считал, и проблемы у него, как и у всех, имелись. Оба генерала, присутствовавшие при этом, застыли с озадаченным видом, потому что дамские слёзы — бедствие для любого мужчины, даже многократно женатого и убелённого сединами. Ироничный ответ застрял в горле у Бай Лина, серьёзного ответа у него тоже не нашлось: у тех женщин, которые когда-либо находились с ним рядом, слёз он не видел, и Вилан не плакала, во всяком случае, при нём. Бижу перевёл просительный взгляд на императрицу. Очевидно, у него были причины настоятельно просить совета. И она ответила: "А ничего. Обнять и дать поплакать!". Вот как хотите, но такое каждый день не спрашивают.

Впрочем, Ви иногда тоже попадала впросак. Дворцовая жизнь была для неё такими же незнакомыми и опасными водами, как для Бай Лина женщины вообще. Однажды дочь первого министра Юаня, явилась к императрице в приёмный зал, так сказать, негласным делегатом, и, чувствуя себя неловко и виновато, изложила суть визита: мол, городские аристократки обижаются. Прошло уже четыре полных месяца со дня коронации повелительницы, а они всё ещё не имеют возможности и чести быть ей представленными. И более того, согласно императорскому церемониалу, им положено развлекать её величество, проводя с ней вечера и демонстрируя владение разными видами искусства, как-то: декламировать стихотворения, читать вслух произведения изящной литературы, танцевать, играть на музыкальных инструментах, вышивать, рисовать и т.д. Для этого в прежние времена её величество устраивала вечера для дам. Не изволит ли её нынешнее величество?..

Бай Лин, оставив на минутку свои занятия, не отказал себе в удовольствии полюбоваться её вытянувшиеся лицом. Выглядела она так, словно ей предложили пройти длинный путь в тесной обуви, уверяя, что обувь, на самом деле, удобная и никто до сих пор не жаловался. Поймав взгляд Вилан, он лукаво улыбнулся: мол, сама-сама, решать тебе, как поступить.

— Ну, ладно, — неуверенно согласилась она. — Пусть вечер искусств состоится через три дня.

Мальви, само собой, пришла в восторг от такой удачи. И когда мероприятие началось, получала огромное эстетическое удовольствие и наслаждение. И мало-помалу втянула в него Вилан, которую утешало только то, что ей никого развлекать не нужно.

Вилан не успокоилась.

— Оба раза наша свадьба готовилась за три дня. И всё проходило наилучшим образом. Неужели для вас важнее безупречная церемония, нежели возможность соединиться друг с другом? Или есть какие-то другие непреодолимые преграды?

Мальви удивилась:

— Почему это так важно для тебя?

Вилан не знала, чем объяснить свою настойчивость. Она только подозревала, что это связано с недавним сном. Ясное дело, его содержание она никому не выдавала и только загадочно улыбалась от ответ. Но Бай Лин поддержал её, и жених решил, что, вполне возможно, стоит поторопиться, пока не помешало какое-нибудь очередное происшествие. Мальви слегка оторопела, видя такое пугающее единодушие. Она ни разу не замечала за Вилан наклонностей к сватовству. Неужели ей так скучно живётся?

Мальви наслаждалась ролью невесты и радостным трепетом, какого не испытывала за все столетия помолвки с младшим братом Вилан. Однако, когда её зять распорядился начинать подготовку к свадьбе, немного струсила. Возлюбленный и муж — не одно и то же. Нет-нет, ни за кого другого она не собиралась, Сунь Чжао был для нее вне конкуренции, и его спокойная, не знающая сомнений любовь была для Мальви самым дорогим на свете. Но опыт этих "дважды рекордсменов" в вопросах скоропалительного брака её не воодушевлял и не убеждал.

Укладываясь спать, Вилан поделилась с Бай Лином своей неловкостью: она ни за что не решилась бы рассказать Лале об обстоятельствах их первой женитьбы. Не потому что она́ чего-то стыдилась, а потому что это, вообще говоря, скандальное происшествие. Мальви, конечно, никому не проговорится, но, должно быть, будет шокирована. В Зелёных Холмах об этом никто не знает, а то её, Вилан, скорее всего, ещё и прокляли бы вдогонку как падшую женщину, потому что для альвов интимные отношения вне крепких стен брака не только предосудительны, но, без сомнения, противоестественны.

Усевшись поудобнее на кровати, Вилан предположила, что для Мальви их с А-Лином трехдневное знакомство перед свадьбой, судя по всему, выглядит как безумная любовь с первого взгляда.

— Так, может быть, лучше оставить её в блаженном заблуждении? — усмехнулся Бай Лин, в принципе, понимая дилемму Вилан. — Она совсем не знает жизни в нашем мире, и её счастье, что ей попался Сунь Чжао, такой надёжный и преданный, а не кто-то вроде...

— ...Су Лу?

— Вот именно.

Как хорошо, думала она, что этот альков — укромное место гораздо больше для двух душ, чем двух тел. В их личных покоях без роскошных украшений и ханьфу А-Лин казался ей менее официальным, менее великолепным и грозным, зато более ранимым, близким и каким-то очень родным, хоть и по-прежнему малознакомым. Здесь она могла поделиться с ним чем-то личным и знала, что А-Лин, если не поймёт, то хотя бы обязательно попытается. Здесь они могли доверительно пообщаться. Вилан удивлялась и радовалась, что Бай Лин, несмотря на обилие ежедневных дел, радуется просто её присутствию, что для него такие вот минуты новы и ценны и он уделяет ей всё внимание, какое только может. И ещё она радовалась тому, что нет сумасшедшей бури эмоций, но есть взаимное тепло, доверие, стремление понять друг друга и сберечь хрупкий мир между двумя. Разве может быть что-то более важным?

И снова дворец переживал наезд дорогих гостей. Из дружественной Страны Облачных Высот явились те, кто присутствовал на обеих свадьбах повелителя Юшэнга: король и королева, генерал Тайри, его жена, их дети. Были и те, кто прилетел впервые: его высочество принц Ло́ран и его супруга принцесса Рима́н с детьми. Никто бы не поверил, что такие молодые король Иннэй и королева Ильмар держат за руки своих внуков. Были гости из Зелёных Холмов — принц Дар и принцесса Доланна. Король Эллан на приглашение дочери не откликнулся, Холмы хранили своё молчание.

Это был чисто семейный праздник, на него были приглашены только те, кто входил в семью, и тогда Бай Лин осознал, что семья-то, оказывается, у них большая. Это походило на то, что они с Ви собирают у себя всё семейство уже по любому поводу. Гости прибыли с удовольствием, они были рады каждой новой встрече. И как-то Бай Лин поймал себя на глубоко внутри спрятанном чувстве, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — что у него есть родственники, пусть и не кровные. Что это не для таких всеми пренебрегаемых изгоев, как он. Что он находится во власти сладкого обмана. Что этот сон развеется и обнажит горькую реальность, где у него нет ничего и он абсолютно несостоятелен ни в чём. Пусть так. Пусть сон. Может быть, у него нет на это права. Но пока длится этот сон, он позволит себе насладиться им.

Принц Лоран оказался красивым молодым мужчиной. Волосы у него были очень светлыми, почти белыми, с золотым отливом. Бай Лин, на удивление, не ощутил никакой ревности: Вилан по привычке поклонилась гостю, как если бы всё ещё была командиром Небесного Легиона при исполнении.

— Ваше высочество!

— Вольно, ваше величество! — отозвался Лоран.

В нём она видела лишь сына короля сильфов. Разумеется, ведь за него-то она никогда замуж не собиралась и близко не сходилась, а только в пределах служебных обязанностей. А теперь выходило, что она рангом намного выше принца. Вот забавно-то. Подмечая это всё, император ощущал себя спокойнее и увереннее. Потому что ревность как злая змея — грызёт и кусает изнутри и толкает на не самые лучшие поступки, отравляя ядом мести. Бай Лин всё ещё осторожно, шаг за шагом, приближался к Ви, но уже миновал черту, у которой при малейшей оплошности Вилан отскочил бы назад и наглухо запер для неё дверь в свою душу и сердце.

Накануне своей свадьбы Мальви чувствовала себя такой счастливой, что сама удивлялась, как это её от избытка чувств не разорвало. Она ни минутки не могла усидеть на месте и всё кружилась по гостиной Вилан, пока та не напомнила подруге об обязательном ритуале: в ночь перед свадьбой невеста должна смастерить своему жениху шпильку в его гуань, а жених — вышить для невесты брачный покров, в котором она пойдёт в храм и который с неё снимет муж наедине в первую брачную ночь. И помогать им не имеет права никто, поскольку эти дары суть сотворение обоими счастливого семейного будущего, его залог и оплот. А бессонная ночь даётся обоим, чтобы проникнуться торжественностью и ответственностью этого священного обряда.

Мальви не была новичком в ювелирном искусстве и, оставшись в своей комнате одна, принялась за дело. Она представляла в воображении дивную лёгкую серебряную шпильку, идеально уравновешенную и изображающую горящее алым око её любимого дракона. Мальви всю ночь маялась, пытаясь наилучшим образом оплести серебряной проволокой и укрепить на спице алый прозрачный камень альгивин ⁽¹⁾. Однако то, что в итоге у неё получилось, больше напоминало непосредственно клубок проволоки на палке, чем око дракона. Не будучи чрезмерно впечатлительной и нервной натурой, Мальви, тем не менее, сперва всплакнула, а потом и рассердилась. Просить другие материалы глухой ночью было поздно, и кое-как к утру она исправила огрехи. Шпилька выглядела вполне прилично, но шедевр не получился.

Принцесса попробовала представить себе Сунь Чжао, вышивающего для неё покров. Наверное, все пальцы себе исколол иголкой. Что же, важнее то, что они делают это друг для друга, разве нет? Ох уж эта Вилан. И почему она так торопится поженить их?

А Вилан радовалась, что на сей раз на свадебной церемонии она просто зритель. Вся их с А-Лином роль сводилась к принятию поклонов брачующихся в храме и тронном зале. И как хорошо иметь слуг, которые сами всё приготовят, сошьют, украсят, перенесут, вычистят и расставят... Ей оставалось только указывать, что, где, куда и сколько. И ещё быть красивой. Только и всего. У неё ни на что не хватило бы времени, если бы всё приходилось делать самой.

Бай Лин сумел отложить свои дела, и они потратили аж целый день, не спеша прогуливаясь по помещениям, подготавливаемым к празднику, оглядывая проделанную работу, обсуждая всякие мелочи, посмеиваясь о том, что скоро через этот брачный "ад" предстоит пройти двум их близким, поправляя разные недочёты в убранстве дворца и свадебном угощении, и таким образом провели вместе время.

Эти воспоминания вызывали и грусть, и нежность, и сожаление. Потому что день свадьбы должен быть днём двоих, и эти двое, без сомнения, и хотели бы провести его вместе наедине, а вынуждены по традиции быть предметом всеобщего внимания.

— Я тоже хотела провести его с тобой, — призналась Вилан, когда они осматривали драпировку стен тронного зала алыми полотнищами и приготовленные для жениха и невесты стулья и стол. — Чтобы никого рядом, кроме тебя, не было.

Её слова отозвались щекочущим трепетом внутри Бай Лина. Там, где, вероятно, помещается душа.

— Послезавтра день влюблённых, — заметил он. Слова любви Вилан всё ещё вызывали у него смятение и неверие, что она действительно чувствует к нему то, о чём говорит. И вместе с тем каждый раз были неожиданным, застигающим врасплох подарком.

— Да? — не поняла Вилан. — И что?

— У нас есть свой дом, — Бай Лин взял её руки в свои, погладил пальцами мягкую кожу тыльной стороны ладоней. — Завтра после окончания приёма мы могли бы отправиться туда и провести вместе вечер и весь следующий день, а утром вернуться во дворец. Если хочешь.

Ещё бы Вилан не хотела. Не так уж часто он мог посвятить их семье столько времени.

Сунь Чжао ждал свою невесту у входа в храм при дворце. У дверей дворца её ждали её брат и сёстры, у храма — служитель, владыки, Жу Лань и сам жених. Церемония была назначена на полдень, но прошло пять, десять, затем пятнадцать, двадцать минут, а Мальви всё не было. Посланная служанка доложила, что принцесса у себя, не выйдет и никого не хочет видеть, просит отложить или совсем отменить венчание.

Бай Лин спрятал усмешку: похоже, кое-кого сейчас бросят прямо у алтаря. И кто бы? Мальви. Можно ли было ожидать этого от такой решительной особы? Ви так не поступила ни разу — не задержалась ни на минуту, позоря жениха. По случаю свадьбы он дал своему генералу в приданое десять тысяч золотых монет. Неужто невестке показалось этого мало? Как бы там ни было, Сунь Чжао ничем не заслужил такого.

Глядя, как покачиваются золотые цепи, цветы и подвески в волосах Вилан, как воздушен её наряд из золотистого шёлка и газовой ткани с атласным вставками, украшенными драгоценной вышивкой, он вспомнил, что и до первой свадьбы она заботилась об их совместной репутации и берегла его чувства, а своих не навязывала. Она всегда была ему не только супругой, но и другом. Он был ей дорог, и потому она стала ему дорога.

— Пойду поговорю с ней! — сказала Вилан. — Все невесты переживают в день замужества, но мало кто действительно отменяет свадьбу.

— Лучше я, — возразил Сунь Чжао.

"Мудро!" — одновременно подумали император и императрица. Плевать на правила. Он единственный, кого сегодня послушает Мальви. Единственный, кого она на самом деле хочет услышать.

Прошло ещё полчаса. Жу Лань, который не обзавёлся пока невестой и не давал никому никаких обещаний, растерянно переминался с ноги на ногу. Бай Лин не знал, о чём думала в это время Вилан. Он вспоминал свои две свадьбы. В первый раз он женился не по любви, а скорее добровольно-принудительно, и потому ему было слишком лень волноваться. Переполнявшая его ирония заглушила все остальные чувства, могущие возникнуть в его почти бесчувственном сердце, в то время скованном каменной бронёй.

А когда они венчались во второй раз, на него нахлынула такая волна любви к Ви, что для прочего не осталось места. Он видел только её и думал только о ней. Ему повезло с женой. Во всех отношениях. Повезло ли Ви с ним — кто знает. Но ему с ней — определённо.

Наконец показался генерал Сунь, нёсший вяло трепыхающуюся невесту. Видимо, исчерпав все аргументы, он просто перекинул её через плечо и потащил жениться. Бай Лин и Вилан обменялись взглядами: поразительно, несмотря на нервоз, Мальви таки надела свадебный наряд и украшения. Хорошо, что сам Сунь Чжао ни в чём не сомневался. Конечно, невесту к ступеням храма полагается доставлять в паланкине. Но, очевидно, такой способ доставки тоже имеет право на существование.

— Мальви, — всё-таки сочла нужным высказаться Вилан. — Если ты не хотела выходить замуж, надо было сказать сразу.

— Я... — жалобно пискнула девушка. Вид у неё был виноватый.

— Невестка, никто тебя не принуждает, — качая головой, заметил Бай Лин. Улыбку скрыть он был уже не в силах. — Если ты раздумала, тогда отменим всё и просто порадуемся встрече с родственниками.

Ха, как бы не так. Он прекрасно знал, что именно эти слова заставят её переменить решение. Надо быть совсем чокнутой, чтобы спокойно смотреть потом в глаза своей семье и всем окружающим после того как беспричинно бросила любимого человека и сбежала прямо из-под венца. А уж среди слуг и горожан сплетни пойдут... И точно, Мальви тут же вскинула голову.

— Ничего я не раздумала! Идём скорее, гости ждут!

Святая простота — будто и не в ней было дело. Прямо тут же она закрыла лицо красной вуалью, про которую вспомнила только теперь. А ведь полагалось сделать наоборот: Сунь Чжао должен был приподнять покров и посмотреть на девушку, которую возьмёт в жёны. Ну, главное, гости этой оплошности не увидят. В храм она вошла едва ли не первая, больше подгоняемая упрямством, чем любовью. За ней шагал Сунь Чжао, довольный, что препятствий больше нет. Следом шли император и императрица, в хвосте плёлся разнесчастный, потерявший всякое терпение, но не смевший и звуком выказать недовольство жрец.

Собственно говоря, ничем этот брачный обряд не отличался: принесение друг другу клятв вечной любви и верности; разделение трапезы; обмен кровью; поклоны друг другу; поклоны земле и небу, Солнцу и Луне, четырём сторонам света, поклон повелителю и повелительнице. Вилан с удовольствием разглядывала двух дорогих ей существ в алых одеяниях. Лицо Мальви скрывала фата, расшитая золотыми нитками. Кое-где стежки здорово косили, но это мелочь. Главное, что они вообще есть.

Затем, после объявления жениха и невесты супругами, молодые спустились в усыпальницу. За неимением родителей и даже праха их (родственники Сунь Чжао умерли много-много лет назад, отец Мальви не присутствовал, а прах матери был развеян в горах давным-давно) им разрешено было поклониться прежним императору и императрице и испросить их благословения. Мальви прониклась серьезным отношением Сунь Чжао к ритуалу и даже нашла слова для высоких предков Бай Лина. А потом Сунь Чжао взял её за руку и подвёл к подготовленной заранее надгробной доске для него и Вилан.

Альва молча уставилась на неотзывчивый мрамор. А потом ей показалось, что иероглифы не вырезаны, а выплавлены. Как будто в том месте, где резец чертил знаки, порода была раскалена, а затем застыла мгновенно. "У него и впрямь серьёзные намерения!" — поразилась она. Доска выглядела как обещание долгих лет супружества — в жизни и смерти. Для Бай Лина эта плита была выражением надежды на совместное будущее. Она перевела взгляд на почти супруга и увидела, что он тронут и растроган таким доверием своего господина к жене. Наверное, такой уж сегодня день. Она вздохнула: Вилан, похоже, сунула голову в петлю по самые плечи. Почему появилось такое чувство, что ловушка захлопнулась со стуком этой самой мраморной доски? Лала вздрогнула от своих мыслей и изъявила желание подняться наверх, к живым.

Там при большом количестве свидетелей они снова поклонились: повелителям, присутствующим, стихиям и друг другу. Мальви вставила свою шпильку ("Убожество!" — поморщилась она про себя.) в заколку преклонившего перед ней колени Сунь Чжао, и наконец их во всеуслышание объявили мужем и женой.

Вилан стало весело, когда она вспомнила, как трусила Мальви, а теперь начнёт погонять муженька. С её-то деятельным характером. Хотя Сунь Чжао, кажется, не имеет ничего против.

Общественное мероприятие перешло мало-помалу в мероприятие для избранных. В этот раз здесь присутствовали только хорошо знающие друг друга, и это делало праздник гораздо менее официальным, а атмосферу намного более уютной и тёплой. И здесь, в этой компании, можно было отступить от правил, навязанных обычаями.

Бай Лин был приятно удивлен всё той же лаской, с какой тёща и тесть поприветствовали и обняли его. Почти как сына. Братья Вилан держались по-прежнему дружелюбно и открыто, их жены мило и приветливо улыбались ему, брали под руки, приглашая прогуляться вместе... Как будто сватовство и замужество Вилан произошло самым что ни на есть традиционным образом. Как если бы Бай Лин происходил из хорошей семьи, их семьи сговорились, как подобает, и потом сыграли свадьбу и молодые зажили, как это обычно и происходит во всех приличных домах. На то, что их знакомство началось вовсе не прилично, а семейная жизнь не типична вообще, просто закрыли глаза. Может, так и лучше. Никто не задавал лишних вопросов.

Маленькие принц Ме́ран и принцесса Асуа́н, как любопытные лисицы, целыми днями бегали вместе с Цзю по огромному дворцу, залезали во все мыслимые уголки. Им было трудно усидеть на месте. И почему-то особенно приставали к Бай Лину, хотя тот, в целом, к детям вообще относился довольно прохладно, но эти как-то сумели завоевать его внимание.

Мальви хотелось танцевать. Поскольку от здешних музыкантов нельзя было ожидать исполнения музыки альвов, Дар, чтобы порадовать сестру, привёз с собой менестрелей из Зелёных Холмов. И когда в тронном зале дворца ФанСинь зазвучали мелодии родных краёв, загадочные, таинственные, трогательные и грустновато-светлые, задевающие вместе со струнами арфы струны души, отзывающиеся в самой её глубине необыкновенно простой и естественной связью с жизнью, лежащей в основе всего, о чём в суете обычно забывается, у Мальви на глаза навернулись слезинки. Как будто расплывчатая картинка вдруг стала чёткой, и проступили самые важные, самые главные черты. Это была музыка земли, корней, гор, прожилок в листьях, кончиков трепещущих на ветру тонких травинок, музыка распускающихся мелких цветочков и светлых упорных лесных ручейков, музыка белых пятнышек на шкурке оленей и солнечных бликов на траве. Музыка туманов и поющего в кронах деревьев ветра, тропинок, залитых голубым лунным светом, и ночных перелесков, синих озёр и упавших в их глубины звёзд... Эти звуки напоминали о том, что, на самом-то деле, всё просто и в этой простоте изящно и мило.

Чудесные, непонятные и непостижимые до конца мотивы звали прочь из этого алчного, ненасытного, жаждущего суетных мелких побед мира на дороги, ведущие в вечность. На тенистые извилистые тропки, уводящие в страну, где снаружи то же, что и внутри. Где клятвы чисты и бессмертны, любовь не знает сомнений, где слышат сердцем и говорят сутью.

Танцевали почти все. Альвы и сильфы двигались так плавно и легко, будто плыли, вплетаясь в воздушные потоки, перетекая между его струями, они могли бы танцевать среди дождевых капель, и сам дождь был бы их кавалером.

Драконы оказались не так умелы в тонком танцевальном искусстве. Но уже через несколько минут Жу Лань, приглашённый сильфидой, помощницей королевы Ильмар, вписался в общий круг и подхватил незнакомые движения. Судя по улыбке, он получал немалое удовольствие от этого занятия и своей партнёрши.

— Я могу пригласить ваше величество на танец? — полушутя, полусерьёзно спросила Вилан. — У нас не было возможности танцевать вместе, и кто знает, когда ещё она предоставится.

У Бай Лина она обнаружила завидное чувство ритма и способность предугадывать каждый следующий пируэт. Природная грация позволяла ему переходить от одного движения к другому плавно и легко. Как будто это было ему давно знакомо, хотя в Чунхуа и Юшэнге мужчины не танцуют, только женщины. Не сводя с друг друга сияющих глаз, они танцевали как две души, как две сущности. Как дети воздуха. "Это воздух подсказывает ему! — догадалась Вилан. — Он же дитя неба. Может, осознанно он и не умеет общаться с ветром, зато интуитивно его слышит". Поклон и реверанс. Касание его левой руки и её правой. Полный поворот. Его правая рука на её талии, её левая рука на его плече. Полный поворот. Два шага влево и два вправо. Её левая рука обвивает его правое предплечье. Полуповорот. Променад. Поклон и реверанс. Смена партнёра...

Мальви какими-то ухищрениями удалось втащить в круг танцующих Сунь Чжао. За все свои тысячелетия он ни разу не попадал в такую кошмарную ситуацию. Но здесь было не состязание на звание лучших танцоров, и мало-помалу и он смог хотя бы сносно подчинить своё тело общему ритму. И когда представил себе, что это не сложнее, чем бой на мечах, дело пошло на лад.

Вилан расстаралась, и на угощение подали всё, что любила Мальви у себя дома: закуски из грибных шляпок с начинкой, сыр с острым и сладким перцем, жареный картофель со специями, лесные грибы на гренках, обжаренные мидии в орехово-сырном соусе, яблочный хлеб и ежевичный пирог, фрукты, запечённые в мятном сиропе, конфеты из цветочного сиропа с орехами, вино из лесных ягод и маленькие пирожки с цветами бузины (сколько новых седых волос появилось у главного повара за время, пока готовились все эти кушанья, история умалчивает; известно только, что награда была соответствующей и окупила все его душевные терзания). По обычаю альвов и сильфов, сидели все за одним большим столом, сдвинув маленькие вместе.

Мальви была прекрасна, и Сунь Чжао не сводил с неё глаз. И Бай Лин тоже невольно любовался красавицей новобрачной. Впрочем, он ни за что не пожелал бы поменяться местами с первым генералом. Переводя взгляд на Вилан, он каждый раз признавал, что красотой она не блещет. И именно это ему нравилось всегда. Потому что от этого Ви была ближе и роднее. Потому что она была той, кто есть, и такой, как есть. Потому что ничто не отвлекало от её настоящести. Мальви годится, чтобы быть родственницей, Бай Лин никогда не позволил бы ей прикоснуться к нему, заподозри он иные намерения. Зато Ви мила именно ему, и этого более чем достаточно. Хотя, похоже, и другие (как Су Лу, к примеру) в ней что-то находят...

Разошлись вечером по знаку императора. Он догадывался, как молодожёнам не терпится посвятить время друг другу. Император отпустил своего подручного на неделю: большего срока в условиях спешной подготовки к войне предоставить он не мог.

— Хочешь прокатиться? — спросил Бай Лин Вилан, вспомнив о своём давнем обещании.

— Хочу! — встрепенулась она.

Бай Лин обернулся во внутреннем дворе дворца. Как хорошо, как чудесно было взвиться вместе с ней в облака! Он вспомнил, что не перекидывался уже давно. По всему могучему телу золотого дракона переливалась сила — от носа до кисточки хвоста, от кончиков передних когтей и самой дальней чешуйки.

Внизу, на земле, разливалась благоуханная весна, вот-вот наступит лето. Вверху, над облаками, было довольно холодно. Там раскинулось чистое небо, солнце почти совсем село. Вилан порадовалась, что надела тёплый плотный плащ. Золотой дракон плавно извивался в воздухе, в последних солнечных лучах изумрудные гребни на голове, спине и хвосте переливчато сверкали, казалось, что однажды он нырнул в расплавленное золото, и оно так навеки и пристало к его коже.

Впервые Бай Лин доверился настолько, что посадил её к себе на спину. И лететь, ухватившись за один из зубцов его головного гребня, было совсем не одно и то же, что лететь самой. Его кожа была прохладной, но под ней, глубоко внутри, растекался жар, и Вилан чудилось, что она стоит на нагретой печке.

Дракон то взлетал в самое небо, то резко пикировал вниз, то вился штопором, зигзагами, петлями, кругами... Было страшновато, сердце у Вилан не раз останавливалось. И было так весело, что она смеялась не сдерживаясь. А потом взошла луна, и надоблачный мир стал другим.

Один раз Вилан всё-таки соскользнула с головы своего небесного коня. Не нарочно, конечно, это была случайность. Она в любой миг могла изменить плотность своего тела и лететь сама, но хотела знать, что он сделает, и потому продолжила падать.

Бай Лин стрелой понёсся вниз, поднырнул под неё, подставив шею, и она шлёпнулась ему на голову. Вилан снова вцепилась в зубец головного гребня. Наверное, будет ругаться...

В "Золотые лилии" они прилетели почти в полночь. Слуги, извещённые ещё днём, ждали господ. Им подали ужин, принесли горячей воды для мытья и оставили одних.

— В другой раз держись крепче! — мягко укорил Бай Лин. — У меня чуть сердце не разорвалось.

— Обещаю.

— Почему не полетела сама?

— Хотела, чтобы ты меня спас.

Бай Лин усмехнулся. Ви такая Ви... То сама серьёзность, и есть в ней что-то горьковатое... Как в них всех — альвах, кто знает о мире много такого... не слишком хорошего, в общем. То просыпается в ней что-то такое лёгкое, как летний утренний туман... И не понять, как это называется.

— А если бы не успел?

— Не верю. Ты всегда всё делаешь вовремя. А что будет завтра? Что за день влюблённых?

— Увидишь.

Такая загадочная улыбка... Вилан совершенно ни о чём не говорило это название. Нет, разумеется, праздник посвящён любви как таковой. В Облачных Высотах и Зелёных Холмах его тоже отмечали. Но там своё. А что здесь? К кому-нибудь другому она запросто пристала бы с вопросами и вытрясла бы ответ. Но отчего-то перед Бай Лином она вечно робела. Есть в нём что-то, что не позволяет перейти определённые границы. Всё равно что держать в руках стеклянную вещицу. Можно повертеть небрежно и даже уронить, но потом не склеишь. Одно неверное движение может испортить всё.

После купания Вилан занялась лечением Бай Лина. Рана от меча за два месяца затянулась и уже почти не беспокоила его, но трещины от Чёрной плети заживали плохо. Чернота ушла, однако края кожи почему-то с трудом срастались. Бай Лин молчал, но она понимала, что ему всё ещё больно. Вся надежда была мази, отвары и регулярное обращение.

Забравшись в кровать и положив голову на плечо Бай Лина, Вилан не утерпела и снова спросила:

— Так что там завтра?

Он потрогал кончик её носа — ласково и снисходительно.

— Какая любопытная! Завтра увидишь.

1) Очень похож на красную шпинель

Вернуться к тексту