Дорога ветра (гет)

Тварь кружила и дергалась в невидимых путах. Хлестал по полу хвост с ядовитым жалом, разлетались мелкие осколки под сотней ног, а за барьерами шипели и щелкали еще две, такие же...

— Какаши! — вдруг закричала Кохаку откуда-то сверху и сбоку. — За головой! Прямо за головой!

Одноглазый шиноби не раздумывал долго — подпрыгнул, оказываясь на спине твари. Под его ботинками переливался радужными красками первый сегмент. А на нем, за головой твари, темнела маленькая круглая печать-мон в виде двух то ли гусениц, то ли сколопендр, переплетенных, как инь и янь.

— Ёси, убирайся! Немедленно! — Кулак, объятый электрическими сполохами, подождал мгновение, давая Яманака время вернуться в свое тело, и ударил точно в печать-мон на хитиновой оболочке сасори.

Какаши кувыркнулся в сторону, подальше от ядовитого хвоста.

Раздался треск и оглушительный вой. Блестящее тело споткнулось на всей скорости и будто взорвалось изнутри.

Голова покатилась по полу, щелкая жвалами и заливая все вокруг темной вонючей кровью, передние ноги подогнулись в смертной судороге, задние — еще продолжали механически двигаться, толкая безголовую тварь вперед.

Огромное тело врубилось в одну из колонн, разбивая камень вдребезги, перевернулось на спину, суставчатые ноги поджались к хитиновому брюху и окончательно застыли...

* * *

Далеко-далеко за неодолимой толщей скал медленно умирала ночь.

Недра горы еще хранили накопленный за день жар, по капле отдавая озябшей пустыне. Теплый ветер протяжно и жалобно стонал в воздуховодах, нашептывал что-то на непонятном языке, да где-то позади едва слышно скрипели разъяренные твари, потерявшие добычу.

В узкой темной кишке тоннеля сгрудились семеро беглецов.

Тихо, как шелест мотылька, всхлипывала от запоздалого страха маленькая Момо, прижав к губам ладошку. Подавленно молчали седоволосые мальчики-близнецы, крепко стиснув друг друга за руки. Две пары одинаковых серых глаз с расширенными зрачками казались бездонными ямами.

Старейшина Кохаку погладила Момо по рыжей макушке, утешая, скупым росчерком печати запалила тонкий лепесток огня и принялась неторопливо проверять узлы повязки на груди Таучи.

Какаши привалился к стене, позади всех, запрокинув голову и прикрыв единственный глаз, наблюдая из-под ресниц, как на стене пляшут тени от ее рук.

Светловолосый Яманака все утирал и утирал кровь, бегущую из носа. В полутьме тоннеля она казалась почти черной и густой, как земляное масло.

— Не... Ну ваще. Представляете, дядька Какаши, у нее ядро чакровое, как у шиноби. А башка пустая. Как барабан. Две мысли всего — жрать да рвать. И нитка связи от ядра тянется, далеко, толстая такая, только темная и какая-то захирелая. Ну я, не будь дураком, и дернул. А ей хоть бы хны. А я тогда всем телом навалился. Ну не телом, а, как бы объяснить, — это наше клановое, не знаю, чтобы понятнее... В общем, тяну-тяну, почти пупок надорвал, потом хлоп, она совсем треснула, один конец в руках остался, а другой куда-то усвистал и растаял. Я еще раз дернул. «Тпру, — кричу, — скотина!». А она не поддается. Ну чё делать? Заставил тварь на месте бегать, чтоб вас не погрызла. А тут вы, как раз: «Ёси, вали оттуда!». Я и свалил. Здорово вы ее приложили, дядька Какаши! Эх, здорово! Голова — в одну сторону, жо... хвост — в другую, и лапки кверху!

Какаши лениво приоткрыл глаз. Ладонь сложилась в кулак, поднимая большой палец вверх, в жесте одобрения.

— Спасибо, Ёси. Вовремя подоспел. Иначе меня бы сожрали.

Яманака аж засветился от похвалы, широко ухмыльнулся во все тридцать два зуба и снова шмыгнул носом, сглатывая кровь.

Кохаку покачала головой, подползла к нему, ловко перебираясь через длинные ноги Таучи, обхватила за подбородок, довольно бесцеремонно, хоть и мягко, повернула влево-вправо, высматривая что-то, только ей понятное, заглянула в чистые, как родниковая вода, глаза и сердито проворчала:

— Опять все кровью изгваздал, малыш.

Ёсиёси покраснел и промямлил:

— Ну чего вы, Кохаку-томэ...

Женщина только хмыкнула, взяла его за левую руку, последовательно ткнула пальцем в какую-то точку над ладонью чуть выше запястья, затем — в подмышечную впадину ближе к лопатке и по обе стороны от ноздрей. Кровь почти сразу же перестала течь. Кохаку полюбовалась на результат, улыбнулась и потрепала светловолосого парня за щеку:

— Молодец!

Какаши молча разглядывал обоих, тяжелые мысли крутились в голове.

Новая техника, которую он придумал вместо чидори и райкири, когда лишился шарингана и попал в прошлое, — райтон: шиден — не до конца отработана, слишком большой расход чакры. Еще один, максимум два удара, и наступит чакроистощение. Пользы от него будет не больше, чем от седла без лошади, а он основная ударная сила их маленького отряда. Таучи с Кохаку эффективны только в поддержке. Яманака храбрится, но, несмотря на браваду, почти надорвался, удерживая единственную тварь. В свое время пришлось поработать с Яманака, в том числе и на S-миссиях в Анбу, он знал, куда смотреть. Следующая попытка парня попросту убьет. Дети напуганы, и неизвестно, как поведут себя при новой встрече с тварями, — страх порой застит разум даже взрослым. А эта новая встреча обязательно состоится.

Он не стал говорить остальным, хотя Таучи, кажется, тоже почуял: шипение и скрежет доносятся сзади, но впереди фосфорный запах сильнее. Их гонят в ловушку. Может, твари и не слишком умны, но загоняют добычу получше волчьей стаи. Дальше им будет негде укрыться. Верхние уровни создавались раньше, хорошо обжиты, там почти нет узких грубых проходов, как этот: высокие потолки, прорубленные в мягком туфе, широкие галереи, рассчитанные на большое количество народа. Сасори будет, где разгуляться...

Какаши снова поглядел из-под ресниц, как Ёсиёси украдкой вытирает испачканные кровью пальцы о рваные штаны и смущенно отсаживается от старейшины Кохаку поближе к нему, как вытягивают шеи и робко улыбаются дети впереди, глядя на их возню, как недовольно потирает сломанную руку старший родич Таучи, понимая всю тяжесть ситуации и сетуя на собственную бесполезность в предстоящем бою.

«Хорошие люди в дерьмовых обстоятельствах...» — Какаши едва слышно вздохнул и снова прикрыл глаз.

В одиночку он бы выбрался. Тактика уклонения, каменные техники, барьеры и точное знание системы тоннелей. А еще так неожиданно найденная уязвимость хитиновой оболочки за головою твари — на самый крайний случай. Да. Он бы сумел уйти...

Вот только бросить бывших пленников и неожиданных товарищей он не мог и не хотел. И пусть узнал он об их существовании едва ли пару часов назад, но они вместе сражались, выжили и на короткое время стали командой. А своего напарника Хатаке бросал один единственный раз, поплатился за это лучшим другом, полжизни провел у Памятного камня, терзаясь болью и виной, и больше получать такой опыт был не намерен.

Пусть в его жизни было слишком много людей, которых он не сумел защитить, пусть когда-то его называли Убийцей друзей, а эти шестеро никогда не станут для него так же дороги, как команда номер семь, но он не даст им умереть. Не важно, чего это будет стоить...

Какаши выпрямился, развернулся вправо и внимательно поглядел на Кохаку.

Смешки немедленно затихли.

— Как вы узнали о правильном сегменте?

Та подумала мгновение, словно не слишком хотела отвечать или опасалась чего-то, затем наклонилась и начертила пальцем в пыли, почти под ногами у Ёсиёси, две волнистые линии, переплетенные, как инь и янь, — грубое, но узнаваемое подобие того, что он видел на спине твари.

— Кэмуши-мон⁽¹⁾, — коротко пояснила женщина. — Сверху заметила.

— Видели такое раньше?

Кохаку прикрыла глаза и тихо выдохнула:

— Да. В древних свитках... О Конце Света.

* * *

«Только дурацких пророчеств не хватало! — мысленно чертыхался одноглазый шиноби, ведя свой маленький отряд по тоннелю. — Банды шиноби, работорговцы, дележка власти в стране, всеобщая нищета, голод и болезни, теперь еще местечковые мессии... Да уж... Кровавой пены сошло с этого раскаленного котла на краю света — Конохе и не снилось. Попал, так попал. В яблочко...»

* * *

Совсем скоро впереди показалась арка выхода в большую залу для молитв и собраний. Тусклое рыжее пятно света зловеще и неотвратимо ползло навстречу...

Неестественная тишина сгустилась над головами семерых беглецов, заставляя остановиться и прислушаться.

Какаши опустился на одно колено в десятке шагов от края светового круга, прикусил палец до крови и начал быстро чертить на полу заготовку фуин. Сложил печать концентрации — знаки зашипели, будто политые кислотой, частицы крови потемнели, поднялись вверх мелкой пылью, закрутились, свернулись в комок. Одноглазый шиноби подхватил заготовку, сжал в левом кулаке, затем поднялся, еще раз принюхался и крикнул:

— Бего-о-ом!!!

Взрослые похватали детей на спины и выбежали из тоннеля. Какаши махнул рукой, указывая им направо. Сам развернулся в обратную сторону, замер, расслабленно опустив руки и вглядываясь в темное пространство, где, почему-то, не осталось ни одного горящего фонаря. Тишина прерывалась лишь его дыханием и едва слышным шорохом шагов бегущих шиноби. Шум позади него внезапно затих, послышалось тихое «ой!» детским голосом, когда шестеро людей уперлись в тупик.

Из темного угла со стены и потолка немедленно поползли длинные колючие тени, раздалось довольное шипение. Трое сасори стекли на пол, словно огромные капли ртути. Одинаковые головы, укрытые блестящей броней развернулись в сторону добычи и седого двуногого, который стоял у них на пути.

Жвала угрожающе щелкнули, хитиновые сегменты пришли в движение, как из пращи, бросая длинные тела вперед.

Кулак Какаши разжался. Темный ком увеличился в размерах, развернулся — монолитная багровая стена барьера от края до края перегородила проем перед самым носом тварей, затем медленно потемнела, скрывая беглецов от фасетчатых глаз и глуша таранные удары тяжелых тел.

Хатаке повернулся и бросился за остальными, которые столпились у стены, не зная, что делать дальше. Одноглазый шиноби молча сложил печати, пальцы в обрезанной перчатке ударили прямо по центру. Камень провалился внутрь, обнажая темную дыру...

— Здесь проходит один из двух колодцев, которые я видел, когда шел к вам, — спокойно пояснил он. — Они поднимаются от нижних уровней до самых складов. Воды давно уже нет, так что это идеальный путь наверх. Дальше пойдете по моим следам. — Какаши отступил в сторону, давая еще раз взглянуть на отпечаток своего ботинка. — Такой подошвы вы нигде больше не найдете. Поторопитесь!

— А вы как, дядька Какаши? — Щеки Яманака побелели. — Они же вас сожрут! — Момо выглянула из-за его спины, рыжие бровки страдальчески сложились домиком, в карих глазах заблестели первые слезы.

— Не сожрут, а у вас появится шанс. Ну же! Уходите!

Таучи нахмурился и шагнул вперед.

— Я останусь с тобой, они отняли моего сына. — Кулак его сжался. — Хоть одну убить...

— Со сломанной рукой от тебя мало толку, — жестко ответил Какаши. — К тому же, кому-то надо вывести остальных. Ты знаешь дороги, сумеешь найти безопасный путь в Коноху. Веди их на север, через Дождь. Предупреди Мадару и Хашираму. Расскажи обо всем, что тут творится. Я останусь, повожу тварей кругами, пока вы не уйдете... Райтон: Каге буншин!

Перед изумленными беглецами внезапно возникло шестеро их зеркальных отражений, похожих, как зернышки риса, живых и абсолютно реальных...

Какаши снова взглянул на Таучи и на миг сжал его за плечо в скупой поддержке.

— В пещере не было Хатаке. Ты знаешь, что это может значить.

Старший шиноби благодарно кивнул, обернулся и решительно скомандовал:

— Кохаку, Ёси, вы впереди.

Старейшина Акаю подошла к Какаши, долгое мгновение вглядывалась в его лицо. Наконец смуглая рука неловко поднялась и коснулась пластины мужского жилета, напротив сердца.

— Кружит-кружит ветер по свету, облетает моря и земли, но всегда возвращается... — непонятно проговорила она и резко замолчала.

Горбоносое лицо с острыми скулами отвернулось. Женщина тяжело вздохнула и, не сказав больше ни слова, первой полезла в колодец.

Яманака растерянно поглядел ей вслед, затем на одноглазого шиноби:

— Дядька Какаши, не надо кружить, ладно? Вы лучше домой поскорей возвращайтесь. К родным и близким. А то госпожа лекарь мне голову оторвет...

Ёсиёси расстроенно шмыгнул носом напоследок и полез в провал.

Две головы — блондинистая и рыжая — скрылись внутри. Из дыры вдруг робко и тихо донеслось детским голосом:

— Пожалуйста-пожалуйста, возвращайтесь, дядя Какаши!

Шиничи и Шинджи низко, почтительно, как главе клана, поклонились одноглазому родичу и последовали за Ёсиёси с Момо. Снаружи остались только двое седоволосых мужчин.

— Если твой сын жив, я его найду. Обещаю. — Какаши сжал ладонь Таучи на прощание.

Тот серьезно кивнул:

— Пусть ками дорог будут к тебе милостивы, родич...

1) Гусеница — символ трансформации и бессмертия.

Вернуться к тексту