Стать отцом Героя (джен)

Комментарий автора: я благодарю всех тех, кто откликнулся. Решение я приняла, и его вы найдете в этой главе. Надеюсь, я сумею удовлетворить и ответ «да», и ответ «нет».

Глава 3.

Центр Лондона, дом Хэпзибы Смит, 16 января 1968 год, 18:02.

— Не изволите ли выпить со мною чаю, Том? Вы так давно не заглядывали к одинокой старушке! — старая женщина лет семидесяти тяжело опускается в мягкое вельветовое кресло. Она сохранила свои особенные черты, создававшие ее красоту в далекой молодости — высокие скулы, сейчас обтянутые бледной морщинистой кожей, глубоко посаженные глаза, добавлявшие ей очарования слабовидящего человека без очков, цвет их — чистейшее небо в солнечный день, какой бывает только у младенцев или стариков, н6о оттого не менее яркий. Когда-то великолепные вьющиеся волосы потеряли былой цвет, но сохранили мягкую волну, такую заметную на выбившейся из тугого узла на затылке пряди.

-Что вы, миссис Смит, вы не так стары, как говорите, бросьте! — наигранно-возмущенно отвечает ей юный мистер Реддл. Его черты лица острее, жестче, а движения сохраняют детскую еще непосредственность. В неверном отблеске свети его кожа кажется матово-бежевой, тени скорее коричневые, нежели просто темные. Все его очарование совершенства исчезает, как только становиться заметен холодный, расчетливый взгляд шоколадных глаз, который не скрывают густые, короткие ресницы. Но вот Том поднимает голову, и его ресницы блестят под пламенем свечей — они длиннее, чем кажутся на самом деле, ведь кончики их — невероятно-светлые, почти золотые.

Взгляд его задерживается на старом дубовом шкафу, на вершине которого стояла великолепно выполненная золотая чаша с покрытыми темной вязью рун ручками и самым краем.

— Миссис Смит, — довольно невежливо обрывает ее веселую старую болтовню Том. — Откуда у вас это чаша, моя милая?

— Ее подарил мне мой покойный муж, — честно отвечает Хэпзиба, сбитая с толку такой резкой смены темы.

— И даром вы мне ее, естественно, не отдадите?

— Это память о моем муже! — жестко отвечает миссис Смит, и в голосе ее звенит металл, но в следующую секунду она беззвучно охает и падает в кресло, с которого успела встать только несколько секунд назад.

— А я так соскучился по вашим грязным маггловским предсмертным крикам, — почти мечтательно произносит Том и небрежно сжимает чашу. — Обливиэйт!

Годрикова Лощина, дом Поттеров, 27 июня 1979, 18:37.

На столе горят несколько свечей, и столь светлая окраска стен с радостью подхватывает их неясный свет, а затем разносит по всей кухне. Светло-оранжевый свет с редкими проблесками выявляет всю гамму чувств на лице двух молодых людей, сидящих за столом.

— Ты не любил меня, — грустно констатирует факт Лили и невесомо проводит рукой по щеке, чтобы затем склонить на нее голову.

— Любил, — неохотно признается Северус и мелодично стучит пальцами по столу. — Вопрос лишь в том, как кого.

— В твоем понимании возлюбленная никак не может проявлять заботу о тебе, — по старой школьной привычке Лили продолжает его мысль, а потом, незаметно для себя, бросает взгляд на часы. — Но ты не заходил ко мне в гости, и совсем не потому, что я полюбила другого. Но, черт побери, — она внезапно, с яростью, опускает ладонь на стол, — почему ты бросил меня наедине с моими проблемами?

— Лили, — пораженно выдыхает Снейп и вскидывает тонкие брови в неподдельном изумлении. — Я.. Я просто чувствую себя.. лишним на твоем празднике жизни, чувствую уют и теплоту твоего дома, но понимаю, что мне рано или поздно придется его покинуть, и что он — не мой. Дома меня никто не ждет… Лили, тебе нехорошо? Что-то случилось? — быстро спрашивает Северус и протягивает руки, чтобы удержать девушку на стуле, если она начнет с него падать. Он бережно держит ее за плечо, а взгляд ее направлен в никуда. Она побледнела, но вид ее напоминал озарение человека.

— Нет, все хорошо, — отвечает она и переводит взгляд на Снейпа. — Ты — гений! — вскрикивает она и в забывчивости обнимает его, а затем благодарно касается губами его щеки.

— Я никогда этого и не скрывал, — осторожно замечает Северус и чувствует себя неловко в объятиях чужой жены.

— Мне нужно проверить это, но потом я тебе все-все объясню! — глаза Лили сияют куда ярче Солнца, в ней бурлит нерастраченная энергия пытливого ума, разрешившего путаную загадку после продолжительного времени. — Хочешь, скажу, кто тебе симпатичен?

— Мне никто…— начинает Северус.

-Белла Блэк, она училась на старшем курсе.

— Глупости, — поспешно отвечает Снейп, и этим выдает себя с головой. — Она в Реддла влюблена.

— О, так вы общаетесь? — подняла бровь Лили в столь знакомом стиле, а потом прыснула со смеху. — Только если я скажу тебе почему, то ты меня отравишь! — и она делает большие глаза.

Северус усмехается и опускает голову, рассеянно проводя чайной ложечкой по фарфоровому блюдцу.

— Она красива и умна?

— Нет, — качает Лили головой. — Ты просто воспринимаешь ее как Сириуса в юбке.

— Печальное, должно быть, зрелище, — невозмутимо откликается Северус, но во взгляде его мелькает смятение, однако в следующую секунду он бросается за Лили с наколдованной подушкой в руках.

Джеймс застает битву в самом разгаре.

Лондон, здание Министерства Магии, Атриум, 27 июля 1979, 12:47.

— Как вы все прекрасно понимаете, я собрал вас всех здесь, чтобы опровергнуть весьма неприятные слухи обо мне, — Том стоит на небольшом мерцающем возвышении, за его спиной — Белла и Артур Уизли, влиятельный молодой человек, управляющий одним из отделов по связи с общественностью, оказавший такую услугу Тому и собравший для него пресс-конференцию. Реддл постоянно перемещается с места на место, но здесь нет места для волнения. Он безошибочно угадывает каждую вспышку камеры и успевает перевести на нее взгляд, а после нее чуть щуриться, его темные глаза расфокусированы еще несколько мгновений. — Редакция всеми нами уважаемой газеты «Ежедневный пророк» вчера утром (а некоторым выдала еще вечером) распространила спецвыпуски, главной новостью которых стала фотография меня на фоне разрушенной деревни. Я не хотел бы устраивать скандалов, но и оставить без внимания столь дерзкую выходку я не могу. Я не могу доказать, но меня не было там…Постойте, — он морщит лоб, вспоминая. — Есть человек, который подтвердит мою непричастность — миссис Хэпзиба Смит, я провел у нее весь день.

Шотландия, школа чародейства и волшебства «Хогвартс», кабинет директора, 27 июня 1979, 16:58.

— Дорогой мой, ты великолепно справился, — заявляет почти с детской восторженностью Альбус. — но это не причина прерывать мой дневной сон, ты же знаешь, как я ценю его!

— Прекрати балаган, ты давно страдаешь бессонницей долгие годы, — Геллерт, подкидывая в воздух несколько прекрасно выкованных кинжалов, невозмутимо отвечает ему. — Знаешь, я начинаю скучать.

— Я как раз думал об этом, — заверяет его Альбус и опускает ноги в уютные тапочки, стоящие рядом с огромных размеров кроватью. На нем — белая сорочка, но она не скрывает его худых, покрытых сетью вен ног и россыпью темно-фиолетовых синяков там, где они уже разорвались. Директор недовольно морщиться:

— Какая ирония, в моем распоряжении — вечность, а я заперт в этом ужасном и дряблом теле…

Грин-де-Вальд кивает. Он понимает конечную цель директора, и это — полное сумасшествие.

Годрикова Лощина, дом Поттеров, 27 июня 1979, 18:58.

Джеймс застает битву в самом разгаре.

-О, Джеймс, ты уже вернулся, — немного рассеянно замечает Лили и поспешно собирает распущенные волосы в аккуратный хвост, а затем двумя руками прижимает к себе подушку.

— Я, похоже, помешал, — прищуривается Поттер и внимательно разглядывает распростертого и изрядно потрепанного Северуса.

— Я так не думаю, — улыбается тот, но глаз не открывает. — Я был побежден в честном бою, и у меня болит все, что только можно себе вообразить.

— Если она способна так отделать одной лишь подушкой, — многозначительно протягивает Джеймс, вешая куртку на вешалку и спеша к лестнице. — Я наверх, если что, позовешь.

И он покидает комнату.

— Я думала, что вы снова начнете ругаться, — признается Лили и поднимается с пола.

— Он стал гораздо спокойнее с тех пор, как начал с тобой встречаться, — поднимается с пола и Северус, быстро смахивая с лица несколько волнистых темных прядей.

— Или с того момента, как мы решили завести ребенка, — тихо, словно сама себе, произносит Лили, а заколдованные подушки тем временем исчезают.

— Ребенка? — изменяется в лице Северус.

— Да, — кивает Лили, не замечая выражения лица друга. — Сириус даже предложил нам имя — Гарри.

— Гарри. Чудесное имя.

Лондон, отель «Сайрус», 84 номер, 27 июля 1979, 19:21

— Ну ты дал, собственное алиби забыть!

Тесный номер снова полон: Сириус занимает широкий подоконник, свесив с него одну ногу, Северус и Люциус занимают места за маленьким столом и сосредоточенно изучают газету, Том нервно мерит шагами комнату, изредка опускаясь на кровать. Белла стоит у стены.

— Я пробыл у нее несколько часов, но я делаю это каждую неделю с тех пор, как ей стало плохо в мое отсутствие, — оправдывается Том.

— Кто она тебе? — с любопытством спрашивает Белла, но в глазах ее — жгучая ревность.

— Она помогла мне, когда я работал в лавке в Лютном переулке. Чем — неважно, — предупреждает следующий вопрос Реддл, но смягчается, увидев в уголках ее глаз слезы. — Я не хочу вспоминать. Ничего необычного там не было. Сириус, ты снова собрал нас здесь, что-то случилось?

Лондон, Гриммаунд-плэйс, 13, 27 июня 1979, 18:37.

— Неужели ты дома, — недовольно ворчит темноволосый подросток и, встав с дивана, легко перепрыгивает через него, помогая себе одной рукой и толикой магии.

-Позер, — равнодушно замечает его брат и поспешно швыряет куртку куда-то в угол.

— Ты же знаешь, как мама этого не любит, — широко раскрытыми глазами провожает куртку младшенький.

— Плевать, — авторитетно отвечает Сириус и спешит к холодильнику. — Неужели в этом чертовом доме даже пива не водиться? — и он с грохотом закрывает тяжелую деревянную дверцу шкафа, на который наложено замораживающее заклинание.

— Понятно, опять Северус предпочел общество кого-то другого твоему, — усмехается Регулус.

Он удивительно похож на старшего брата — тот же совершенный уклон лба, тонкая переносица и по-особому расположенные скулы, которые, обычно, добавляли представителям Блэков властности и воли. Но, однако ж, не в этом случае. Они могли быть близнецами, но разница в год слишком заметна — Регулус еще казался сущим подростком. Его темные волосы коротко подстрижены по последней моде, на носу — очки, которые он не успел снять, в красивой темной оправе и невероятно тонким стеклом. За ним нельзя признать той преданности старшему брату, которая бывает обычно у младших, пусть даже разница меж ними не столь велика, но еще лишь восемь лет назад Регулус старался копировать брата во всем — от буйных кудрей до походки. Должно быть, он быстро понял то существенное различие между ними — если в сильном Сириусе обитала звериная грация, то Регулус был существом хрупким: невысокий рост, тонкие руки и изящные запястья, и весь он настолько худ, что ни о какой силе не может идти речь.

— Да ни фи… С чего ты взял? — вскидывается тотчас Сириус.

— Раз, ты приперся в родительский дом, хотя терпеть его не можешь с тех пор, как мать запретила тебе жениться, курсе на шестом? — он тихо хихикает. — Два, ты приперся в шесть часов, хотя по вечерам ты не бываешь даже в собственной квартире. Три, ты ищешь в нашем доме маггловский напиток, а это значит, ты горишь желанием показать, насколько тебя обидели и что тебе плевать, но на самом деле очень хочешь с кем-нибудь это обсудить.

— Говорил я Ремусу, ничего хорошего из этих психических книг тебе в подарок не выйдет, ГОВОРИЛ! — зло бурчит старший брат и, усиленно топая, поднимается к себе в комнату.

— Хочешь об этом поговорить? — не отстает младший брат, перепрыгивая через несколько ступеней, и, вспомнив о существенной вещи на своем носу, снимает с него очки и заворачивает в бархатный платок, а затем кладет в карман.

-Ну, давай поговорим, — небрежно бросает Сириус, минуя порог собственной комнаты, а затем садиться в кресло, кладет ногу на ногу и складывает руки на груди.

— Твоя бывшая, как ее, Лилиан? Чем она приглянулась тебе? — мигом задает вопрос Регулус, нарезая круги около кресла, достает из кармана маленький свиток пергамента и самопишушее перо. — Только, чур, честно отвечай, или я не смогу выявить твою проблему, — добавляет он при виде гримасы на лице брата.

— Ногами от ушей, — честно отвечает тот.

— Сириус! — возмущенно одергивает его младший. — Она ведь была чрезвычайно язвительна?

— Да, — признается тот неохотно.— Прикольно с ней было препираться. Но она была настолько тупа! Представь, просто повторяла все, что запоминала из споров между братьями с детства!

Регулус понимающе кивает и тщательно следит за тем, что пишет перо.

— А Маргарет, это вообще кино, и Мерлин крупным планом! Она даже ночью бормочет о гоблинских главарях восстаний такого-то года!

— И ни капли юмора, верно?

— Да, перед ней Слагхорн грохнется, она даже не улыбнется. Помню, он на шестом курсе поскользнулся на чем-то, и ляжки его так и тряслись. Так смеялись, что некоторые на пол рядом с ним падали, — мечтательно вспоминает Сириус.

— А среди твоих девушек была блондинка? Или рыжая? — прерывает младший брат его мечтания.

— Не помню, — пожимает плечами Сириус. — Нет, вроде не было. А, все, мне надоело, рассказывай, чего навыдумывал, легалиментор фигов.

— Ну, — начинает Регулус, выдерживая некоторую паузу и заглядывая к себе в записи, хотя, это видно невооруженным глазом, он поставил брату диагноз давным-давно. — Судя по всему, с девушками ты вряд ли будешь счастлив.

— С какого…

— Помолчи и послушай. Я давно наблюдаю за твоими похождениями. Все твои девушки либо черноволосы, либо невероятно худы, но главное не в этом — ты ждешь от каждой язвительности, ума и чувства юмора. Все они — брюнетки.

— Ну и что, может тип женщин мне такой нравится?

— Тогда, позволь мне открыть тебе глаза, твой идеал — Северус Снейп.

— Кончай бред нести, я не гей.

— Я этого и не говорил. Ты — тот тип людей, для которых ежедневное спокойствие и рутина — скука, а она— твой злейший враг. Я думаю, что это с детства началось, когда мама не пускала нас общаться ни с кем, кроме напыщенных и вежливых павлинов— детей других аристократических семей. Враги из них не получились, достойного ответа не давали, а убегали и начинали плакать. Развеять твою скуку никто не мог, книг ты не читал. А Снейп перечил тебе аж с самого первого дня, я думаю, даже просто с момента, как ты сел в поезд, и назло ему (и всей семье) решил попроситься в Гриффиндор. Он почти бросал тебе вызовы, предложил игру противостояния, и ты с радостью согласился, ведь накал страстей так нужен был твоему темпераменту. Не удивился бы я, если бы ты хреново учился, если бы и Снейп получал сплошные тролли. У тебя своеобразная зависимость от него. С его же стороны, я думаю, сыграло отсутствие друзей каких бы то ни было вообще, кроме Лили. Его взгляды на жизнь совпадают с женскими, поэтому он … флиртует с тобой, сам того не сознавая. Скука — ваш общий враг, поэтому вы ненавидите друг друга для остальных, но на самом деле его вид вызывает в тебе потребность бросить новый вызов, лишь бы он не переставал замечать тебя. Знаешь, это как бывает у знаменитых людей — все видят славу, не самого человека, вот и Северус видит твою плохую сторону, в которую остальные не верят.

— Это все круто, профессор, но росли мы с тобой в одних условиях, значит, ты тоже должен тащиться от Снейпа.

— У нас разный склад ума, к тому же, я младше на год. Пусть мы и баловались вместе, но во мне ты видел отражение себя, мог все предугадать, а это — скучно. Я провел детство в своем мире, который взял из книг, у меня были воображаемые друзья и враги. Я справился, а ты — нет.

— Фигня, Снейп все детство книги своими волосами и носом полировал. И когда бьешь его, он не ревет как девка, и он — не девка!

— Во-первых, Северус слишком умен для книг, он не видит в них прекрасного мира, лишь ошибки автора. Единственная, кто с ним был рядом — Лили, и она была тем обществом, в котором ему пришлось самореализовываться. Не совсем уверен, давно читал об этом, — Регулус морщит лоб. — Заметь, я не говорил, что он — девчонка. Скорее даже наоборот, самый правильный парень, которого только могут представить себе девушки.

— Так я что, должен быть в него влюблен?

Регулус молчит, тщательно обдумывая ответ.

— Вы дополняете друг друга, заставляете жить. Тонкая грань меж привязанностью, дружбой и влюбленностью в друга, который прекрасно тебя понимает. Но я не думаю, что ты влюблен — скорее, восхищаешься.

— Да не геи мы!

— Физические отношения вам не принесут ничего, это верно. Эта привязанность — она на духовном уровне.

— Короче, ты меня достал, но я сегодня добрый, пинать не стану. Ты хотел мне о чем-то сказать на недели, неужели девушку нашел?

— Я разговаривал с Эваном Розье, он был в разрушенной деревне по просьбе директора. Тебе не кажется это странным?

Лондон, отель «Сайрус», 84 номер, 27 июня 1979, 19:56.

— Да, мы разговаривали с Дамблдором. Уверен, он как-то связан с этой деревушкой. К тому же, Люциус сказал…

— Я сам могу сказать. Алиби твое, Том, мог знать только человек со связями в Министерстве. Мы знаем, что Эван принимал участие в этой истории по просьбе Дамблдора. Он мог, предварительно опоив паренька зельем, отправить его и сделать фото на фоне разрушений. Заранее и нападении он знать не мог, если только сам его не организовал, — внимательно посмотрев на лица гостей комнаты, медленно выговаривает Люциус, слегка склонив голову.

— Том сфотографирован на фоне разрушений, а не нападения. Старик просто мог узнать раньше всех и послать парня, а потом заставить его сделать анонимное сообщение, — возражает Северус.

— Значит, мы можем доказать, что Дамблдор ведет какую-то игру, цель которой — очернить Тома и обманом реабилитироваться в министерской гонке, — подводит итог Сириус.

— Нет, доказать мы это не в состоянии, — качает головой Том. — Права на веритасерум у нас нет, а кроме Эвана у нас только догадки. Северус, ты узнал что-нибудь о зелье?

— Нет, но это не главное. В Хогвартсе свой зельевар, Слагхорн, и несоизмеримые запасы зелий, ему просто не нужно было ничего покупать.

— Да, ты прав, мы сглупили, — признается Том. — Я не знаю, чего от меня нужно директору.

Шотландия, школа чародейства и волшебства «Хогвартс», 28 июня 1979, 11:36.

— Профессор Дамблдор?

Регулус стоит посередине кабинета директора. Рядом с ним сидит феникс, но Блэк не обращает на него никакого внимания. Его взгляд прикован к ужасающему рисунку на столе Дамблдора. Основой рисунку служил человеческий череп, с тщательно прорисованными и ярко выделенными тенями на нем, что выглядело просто отвратительно. Рот его был открыт, и столь же темен, как и его глазницы, и сквозь них череп пронзала змея, куда более настоящая, чем изображал Салазар. Он разглядел хищные клыки, и поспешно отвел взгляд. Ему стало нехорошо.

— О, нравиться мой шедевр? Я и впрямь неплохо рисую.

Позади него, из двери, не скрытой книжным шкафом, выходил старый мужчина с поразительно длинной волной золотых волос и ледяными голубыми глазами. Следом за ним, тяжело дыша, спешил директор Хогвартса.

— О, мой мальчик, тебя не учили стучать?

— Я…

— Неважно. Чего тебе здесь надо?

— Вы отправили Эвана в разрушенную деревню, но даже не подумали вызвать туда помощь! Почему вы так поступили, профессор?

Мужчины переглядываются, а на лице золотоволосого появляется хищный оскал.

— О, и как много ты знаешь? — тихо спрашивает Дамблдор.

— Вы организовали нападение! — выпаливает Регулус свои подозрения.

— Верно. Такой юный ум, как твой, не поймет всей справедливости и красоты моего плана, к тому же, я не стану поступать, как все герои-злодей, и рассказывать детали моего плана. Не пойми меня неправильно, лично против тебя я ничего не имею, но я как раз искал того, кто предоставил бы мне доступ к аристократам. Тебе будет оказана великая честь стать первым и получить то, что с таким усердием рисовал мой друг. Геллерт, будь добр, проводи мальчика на тот свет, не забудь про Метку. Да, и раз уж ты собираешься уйти, то я напишу тебе пару маггловских адресов. Здания необходимо уничтожить, оставь в живых нескольких свидетелей. Да, и проследи, пожалуйста, чтобы человек по имени Тед Тонкс оказался мертв. Мне необходима его дочь-метаморф.

Лондон, Гриммаунд-Плейс, 13,28 июля, 12:00.

— Мама, ты звала меня? Что-то случилось?

Сириус входит в гостиную, весь его вид — искреннее беспокойство.

— Черная лоза обвила имя Регулуса.

Вальбурга Блэк медленно прошла в комнату, на стенах которого — родословная. Она сохраняет невозмутимость, теплое бархатное платье темно-зеленого бархата идеально выглажено, корсет затянут, ни одного локона не выбилось из ее высокой прически. Совершенной красоты женщина — идеальный полукруг разреза глаз обрамляют густые черные ресницы, не скрывающие редкой чистоты синие с вкраплениями фиолетового глаза, всегда полуприкрытые, на щеках — тени румян, но на самую малость отстающие от того, чтобы казаться вульгарными, гладкость кожи и ничем не скрытые морщины, покорившиеся хозяйке и не мешающие ее красоте. Волосы держит широкая лента в тон жемчужному ожерелью согласно утреннему наряду, такого же оттенка серебряное кольцо, которое держит темно-зеленую ткань, продолжение манжетов, сужающееся к безымянному пальцу и закрепленное кольцом. Широкие плечи ничуть не портят ее, лишь добавляют царственности осанке и ощущению властности.

— Это значит…

— Что он мертв.