Лица и маски (гет)

За окном завывал ветер. Сгущались черно-синие тучи.

Дмитрий стоял у печи и грел над огнем оловянную кружку с травяным отваром. Когда терпкий аромат стал долетать до его лица, он снял кружку с огня и направился в соседнюю комнату.

Подойдя к кровати, на которой лежала бледная от болезни Мария, он опустился на одно колено и, мягко проведя рукой по каштановым волосам сестры, тихо позвал ее:

— Выпей это, милая.

Мария медленно открыла глаза и взглянула на брата замутненным взором. Приподняв голову, она жадно припала к кружке и выпила отвар. Вновь положив голову на подушку, княжна сморщилась и что-то бессвязно пробормотала. Через минуту она уже спала.

Дмитрий взглянул на нее со смешанным чувством стыда и жалости. Ее карие глаза, большие и прекрасные, что так напоминали ему о матери, потускнели от болезни. Белые круглые плечики похудели, а маленький нос заострился. И в этом был виновен лишь он… Дмитрий припал к ее руке горячими губами и зажмурился.

— Прости меня, сестра.

Мария не ответила. Дмитрий тронул ее лоб рукой. Жар начинал спадать. Должно быть, травы помогают. Значит, та женщина, что дала их, не обманула. Едва увидев на пороге своего дома бледного от страха князя со сбившимися набок от быстрого бега тулупом и шапкой, она спросила лишь одно: «Захворал кто?» Дмитрий просил у нее какого-нибудь средства, чтобы сбить жар, а взамен обещал сделать любую работу. Но женщина лишь качнула головой: «Да что ты, барин! Бери так!»

Теперь Марии станет легче, она выздоровеет. Но будет ли ему легче? Будет ли он спокоен, даже когда она станет здорова? Нет. Не будет. Ведь из-за него они оказались здесь. Из-за него она уехала, оставив все позади. Не стучат по мраморному полу дворца ее парчовые туфельки, не колышутся в каштановых кудрях золотистые ленты… Он совершил злое, дурное дело, но Мария, несмотря ни на что, поехала с ним. Выходит, сильно любила… И он любил ее. Ведь из любви к ней он пошел на это, и остальное было не столь важно… Или же было? А быть может, и вовсе не из любви? Из собственного честолюбия?

Дмитрий поднялся с колен, плотнее накрыл Марию одеялом и вышел из комнаты. Поставив кружку возле печи, он сел за стол и положил голову на руки. В комнате было почти черно, лишь желтая свечка рассеивала завесу тьмы. В оконном стекле слабо отражалось лицо молодого князя, но и при плохом свете было видно, как на его красивом округлом лице, с мягкими чертами и большими, как у Марии, зеленоватыми глазами, появились следы усталости. Соболиные брови надломились посередине от раздумий.

Мария, Мария… Не из-за их ли бедности он пошел на обман, ступил на путь интриг? Не из-за того ли, что хотел для них лучшей жизни? С юности он воспитывал ее. Они рано лишились родителей; большое имение, оставленное их отцом, князем Долгоруким, вскоре обеднело. Дмитрий отправил Марию в Петербург, где цесаревна Елизавета согласилась взять ее к себе во фрейлины.

Дмитрий же пытался выправить дела. Поначалу у него ничего не выходило: молодой князь мало смыслил в том, как управлять имением. С ранней юности он думал о жизни в столице, о должностях при дворе. Был томим этой мечтой… Дмитрий мог бы попросить помощи у ближайших родственников: у князя Алексея Григорьевича Долгорукого, родного дяди, или у Василия Лукича, что приходился двоюродным дядей. Однако пытливый ум и гордое сердце помогли ему выправить дела без их помощи. Дмитрий не стал бы обращаться к дядям: зная и об их бедности, и о том, что они с Марией остались сиротами, дяди не спешили помогать племянникам. Алексей Григорьевич грезил мечтами о близости к трону, о высшей власти. Было ли ему дело до Дмитрия с Марией?

Но вскоре имение стало вновь приносить доходы. Теперь Дмитрию с Марией не приходилось отсчитывать каждую копейку, а управляющему имением, Гавриле, каждый раз унизительно торговаться на рынке. Но этого Дмитрию стало казаться малым. Вновь его сознание захватили мысли о службе при дворе. Ему было двадцать. Он был умен, образован, хорош собой, но прозябал в Подмосковье… И не раз вспоминал, какие почести оказывались его дядям при дворе, в особенности Алексею Григорьевичу, как прекрасна была их жизнь. Дмитрий же лишь недавно смог сшить новый кафтан… И черная желчь закипала в его сердце, и зависть, темная и страшная, проникала в ум, разрастаясь, словно корень ядовитого цветка.

А Мария… Пока ей четырнадцать, но пройдет пару лет — заневестится. Теперь она при дворе цесаревны, но что будет дальше? Что дальше?..