Правила поведения тёмных лордов (Всякий раз…) (гет)

Примечания:

Выкладываю без двойной читки

Так что в ПБ можете отметить насколько я жопоглазое Величество

Не стесняйтесь)

Этот день должен был настать. Рано или поздно. Едва линия горизонта начала светлеть, Лилит проснулась. Будто холодная рука тронула её за плечо, прогнав сон. Она пыталась вновь закрыть глаза и погрузиться в сон, но тот пропал. Полностью. Рассудок наполнила леденящая ясность.

Всё произойдёт сегодня.

Странная потусторонняя уверенность. Как если бы её будущее было высечено в камне именно этим судьбоносным моментом. Сегодня она найдёт храм Баала. Сегодня встретится с названной сестрой. Сегодня предстанет перед отцом. Это неизбежно, как приход рассвета. Она страшилась прихода этого дня. И отчасти ждала его. Теперь, когда всё внутри утверждало, что день настал, она почувствовала, что готова. Готова встретить свою судьбу, какой бы она ни оказалась.

Внутри что-то тревожно шевельнулось.

Вопреки всему именно от Тёмного Соблазна шла небывалая волна ужаса. Но когда она сходилась во мнении со своей тёмной стороной? Пусть дрожит и боится. Лилит не дрогнет. Даже если случится самое худшее, она не дрогнет. Даже если будет невыносимо страшно. Она выдержит. Это семейство, её гнилая кровь, всё отвратительное прошлое Тёмного Соблазна достаточно её подтачивало. Пора положить всему конец!

Лилит тяжело выдохнула. Боевой дух настолько переполнял, что шанса даже на лёгкую дрёму не осталось. Слишком трезв и холоден разум. Слишком горячо пылает сердце. Уже никак не усидеть на месте. А продолжать лежать в тёплой постели — и подавно. Она осторожно выбралась из плена рук Астариона, обнимающего её в своём медитативном трансе. Прохладная вода остудила пылающее лицо. Руки уверенно натягивали на тело подходящее для решающей вылазки обмундирование в отрыве от бушующих чувств и далеко убегающих мыслей. Когда зеркало отразило уверенную в себе девушку, разодетую, как воинственный чёрт, развлекающийся музыкой, она отправилась на крышу. До подъёма ещё пара часов. Не стоит будить всех слишком рано.

Адская рапира, подарок Мизоры за спасение, вышла из ножен с тонким едва слышным звоном. Лаэзель установила на крыше несколько своих манекенов для тренировок. Все как один — узнаваемые илитиды. Гитьянка не пожалела сил, когда находила пеньки, напоминающие головы своих заклятых врагов. Рапира стала продолжением руки. Её демоническая основа будто подпитывала своего обладателя. Если на мгновение придержать мысли, то где-то там между собственных строк можно было услышать шёпот души, воплощённый в стали. Была ли это действительно душа Уилла или просто красивая метафора, но росчерк клинка казался танцем личной воли оружия. Будто задача самой Лилит — прочувствовать желания своего оружия и не мешать ему рассекать её врагов. Как бы она ни любила найденный в Подземье восхитительный меч Фалар Алувэ, который буквально вынула из камня, как в древних балладах, рапира ей подходила лучше. С длинным мечом она становилась слишком неуклюжей. Лучше быть быстрой, неуловимой и ловкой, как маленький смертоносный комарик…

Воздух завибрировал от магии, струящейся внутри музыки, когда яркий росчерк отправил манекен в полёт на другую сторону крыши таверны.

— Враг побеждён и молит о пощаде! — окликнул её в этот момент знакомый чуть снисходительный голос, заставив резко обернуться.

Астарион не напрягался такими мирскими заботами, как приведение себя в порядок. Но даже такой — растрёпанный после сна, в помятой рубашке, сползающей на одно плечо, штанах и босиком, он выглядел величественнее чем многие лорды при полном параде. Лилит улыбнулась. Рядом с ним она выглядела не отпрыском божества, а дворняжкой, подобранной с грязной улицы. Впрочем, теперь глупо было завидовать его природной презентабельности. Лишь радоваться, что ей выпал шанс разделить с ним хоть небольшой, но очень важный кусочек жизни.

«Не думай об этом так! — приказала она себе. — Не хорони себя раньше времени!»

— Ты сегодня ранняя пташка? — спросила она под звон исчезающей в ножнах рапиры.

— Не такая, как ты, — отметил он, вальяжно опираясь на одну из колонн, рассматривая Лилит, готовую к бою. Привычная насмешливая улыбка быстро сменилась напряжением: — Снова кошмары?

— Нет. Не в этот раз, — покачала она головой и подошла к нему, признаваясь едва слышно: — Сегодня я столкнусь с Баалом и Орин. Я уверена в этом. Проснулась с этой уверенностью.

Ему не требовалось дальнейших слов. Он просто привлёк её в свои объятия и окутал теплом, успокаивая. Она не боялась и не переживала о том, что вот-вот грянет, но в его руках чувствовала себя чуть более защищённой. Чуть более уверенной, что всё закончится благополучно. Лилит прикрыла глаза, обнимая его в ответ.

— Мне не страшно…

— Я знаю. Ты справишься. А я буду рядом. Всегда буду рядом.

Лилит не хотела его отпускать. Не желала прерывать прекрасный момент. Её Астарион сейчас с ней рядом. Тот мужчина, в которого она влюбилась, когда между ними протянулись нити, соединяя их нерушимыми узами. Сейчас эти узы тянули к земле корабельной цепью всякий раз, когда он становился другим. Его насмешливый взгляд становился острым и недобрым, так смотрит на добычу орёл. Улыбка напоминала глумливый оскал, крививший губы в преддверии смертельного приговора. Даже манерная осанка менялась. Кошачья грация сменялась поступью опасного хищника. В такие моменты Лилит начала замечать за собой, что замирает и почти не дышит. Как маленький зверёк, чувствующий приближение угрозы. Ей становилось не на шутку страшно рядом с ним.

К счастью, с ним до сих пор соседствовал её Астарион, с которым не хотелось разлучаться ни на секунду. Особенно зная, что в любой момент он может исчезнуть. Она обняла его теснее, почти отчаянно. В желании вцепиться крепче и никогда не отпускать.

— Для женщины, которая вероломно оставила меня просыпаться в одиночестве, ты удивительно любвеобильная, моя маленькая нежность, — с улыбкой отметил он, согревая дыханием её затылок.

— Прости. Не хотела будить тебя, — прошептала она с толикой вины. — Я бы с удовольствием провела в постели с тобой часы… и дни… и недели. Чёрт, когда это всё закончится, не хочу вылезать из постели!

Астарион рассмеялся, мягко поцеловал её в лоб и прошептал с придыханием так, что по хребту прошли холодные мурашки.

— Любовь моя, я бы закрыл тебя на тысячу замков во дворце и не отпускал из спальни месяцами! — от его голоса воздух замерзал в лёгких. — Чтобы ни Орин, ни Баал… чтобы никто не смел тебя беспокоить!

Грудь сковало холодом. Вернулся тот, чужой Астарион, от слов которого ей становилось страшно. По-настоящему страшно. Одно слово, одна улыбка, и знакомый любимый мужчина исчезал и на его месте появлялся тот, которого она опасалась. В его словах не было заботы, не было любви. Только власть. Желание забрать её своим трофеем и запереть во дворце… Во дворце?! Только сейчас она поняла, что не ослышалась.

— Во дворце? Во дворце Зарр? — осторожно спросила она.

— Ну-ну, милая, — успокаивающе провёл он ладонью по её щеке, пугая ешё сильнее. — Теперь это дворец лорда Астариона.

— Но… Ты хочешь забрать дворец себе… То есть, ты хочешь остаться в этом дворце? После всего, что с тобой… после всего, что ты там пережил? — она поразилась настолько, что едва могла складывать слова в предложения.

— Дорогая, не глупи, конечно, я заберу дворец себе! — снисходительно ответил он, продолжая её обнимать так, что хотелось бежать как можно дальше. — После двух веков, я заберу его в качестве компенсации. Этот дворец мне должен, теперь будет служить мне, как я служил в нём. Можно сказать, что я стребовал компенсацию со всех — от Касадора, и до гуров.

Теперь он говорил так, словно все произошедшие ужасы, все семь тысяч душ были всего лишь выплаченной ему неустойкой. Вознаграждением за моральный ущерб. Лилит помнила, что он когда-то был магистратом, но эта тень прошлого делала общую картину ещё хуже. Ритуал был большой страшной ошибкой. Отродья Касадора заслуживали лучшей жизни или смерти. А гуры… с ними вообще не хотелось ссориться. Конфликт разгорелся слишком жарко, чтобы Лилит могла успеть его погасить.

— Хотя, вспоминая… должен признаться, что подозревал остальных в возможном предательстве. Когда эта шайка охотников на монстров предложила напасть на меня, — медленно произнёс вампир.

Лилит стыдливо отвела взгляд. Она в Астарионе не сомневалась даже в момент, когда её окутали крики семи тысяч жертв. Она сожалела о ритуале, но на предательство не была способна. Однако она видела взгляды других. Особенно Джахейры. Они всерьёз раздумывали над словами гуров.

— Я бы тебя не предала, — уверенно прошептала она.

— Я знаю. В тебе я не сомневался, — его тон вызывал ледяные мурашки. Они будто снова оказались в темницах замка Зарр. От его голоса сердце болезненно сжималось. Рассудок рассыпался ломким стеклом. Он исчезал, растворялся, под влиянием кого-то другого. Кого-то чужого. — Но не все такие добрые, как ты!

Его тон стал почти ласковым, но задел совсем не те струны души. Она отродье Баала. Доброта точно не про неё. Даже если она примет с этого момента вечное покаяние, то всё равно не смоет с рук всю ту кровь, что уже пролила. Лилит покачала головой и отстранилась. Даже отошла на несколько шагов.

— Я не добрая. Добрые это когда ко всем. А я за своих.

Самым болезненным в Астарионе было то, как легко он скользил по граням своего прошлого образа и нынешнего. Он словно менял маски, как опытный лицедей. И тем труднее было понять, где истина, а где умелое притворство. И в какую бы игру ни играл Астарион, Лилит проигрывала. Каждый раз, когда он давал ей надежду, что не изменился, а она была готова верить, её обжигал холодом образ чужака. Она чувствовала себя бабочкой, которую приманил огонёк знакомого каждой чёрточкой возлюбленного, чтобы испепелил огонь создания, восставшего в пламени ритуала.

— И я никогда не забуду, что ты за меня, — проворковал он, молниеносно оказавшись позади неё. Его руки сомкнулись вокруг неё, сковывая их вместе.

Лилит напряглась, сама не зная чего ожидает, что явно плохого. Астарион, заметив её состояние, мягко поцеловал её в затылок. Его руки из оков стали уютными, а объятия желанными. Его дыхание согрело её затылок, приручая её к рукам без сопротивления.

— Я…

— Знаю, тебе не по себе из-за Баала и Орин. Весь мир теперь, как доппельгангер. Везде мерещится подмена и враг-перевёртыш на месте друга. Мысли поедом едят и паранойя не даёт покоя! — нежно проворковал он. — Но я с тобой! Мы всё преодолеем вместе!

Она грустно улыбнулась. Он вновь изменился. Хамелеоном перестроил окрас и стал родным и любимым, сводя её с ума сильнее любого доппельгангера.

— Спасибо, что веришь в меня, — прошептала она. — Я бы не стояла здесь, если бы не ты!

Белокурый эльф смущённо опустил взгляд, больше всего на свете напоминая себя прежнего. Его поведение — вечная игра в кого-то чуть более самодовольного и самолюбивого. А за границами игры потерянный юноша, который не считает себя достойным чего-либо хорошего. Он смущался, когда она выбрала его после того, как Уилл позвал её потанцевать у костра. Она во всех деталях помнила его недоверчивый взгляд, когда она без раздумий сообщила, что у неё нет никаких отношений с Уиллом и она хочет что-то настоящее и серьёзное с ним, вампирским отродьем. За бравадой «ну, конечно ты выбрала меня, какие могли быть сомнения», она видела, что он не сомневался. Астарион был уверен, что она никогда не выберет его. И едва его ушей касались слова истинной благодарности, он принимал их так же — с красивой маской обаятельного высокомерия, под которой расцветали искренняя радость с робостью и смущением.

— Ну, разумеется, без меня никого из нас тут не было бы, дорогая, но продолжай! — жеманно захихикал он, но на последней ноте смешка немного сфальшивил. Смущался.

Она развернулась в его руках, чтобы посмотреть в любимые глаза:

— С самой Изумрудной рощи. Когда мне было страшно и одиноко, когда хотелось сдаться, именно ты высмеивал мир вокруг нас, пока мне не становилось легче, — прошептала она, мягко водя кончиками пальцев по его плечам.

— Мне самому было страшно…

— Знаю, — кивнула она с улыбкой, глядя на его недоверие к похвале. — И ценю это больше всего. Но в те моменты, когда я думала, что не выдержу и просто превращусь в плачущую потерянную девочку, ты умудрялся рассмешить меня своими не слишком уместными шутками. Ты казался непобедимым. Тогда и я находила в себе силы продолжать.

Астарион беззвучно улыбнулся, чуть отводя взгляд. Слова задевали те струны его души, которые не справлялись с настолько тёплым признанием.

— Это была сладкая ложь, — честно ответил он.

— Иногда полезно обмануться. Поверить из маленькой лжи в одну большую.

— В какую? В том, что всё будет хорошо? Что мы переломим мир для себя? — с сомнением отозвался белокурый эльф, стараясь закрыться в скепсис и сарказм, чтобы не сталкиваться с тем, что его сердце отвыкло ощущать.

— Что отродье станет вознесенным вампиром, — непринуждённо напомнила она ему о самых ярких и невозможных вещах. — Что мы сможем победить Кетерика Торма и дать жару одному самому настоящему богу. Что проклятые земли вокруг Лунных Башен обретут жизнь. Что из дома Госпожи Утрат можно уйти с добычей, а её оставить одну и с потерями. Неплохая ложь, не так ли? Весь мир в неё поверил. И теперь это правда.

— Хм, давай и я попробую, — игриво продолжил Астарион, притягивая её настолько близко, чтобы тепло от его слов щекотало волоски на её шее. — Итак, моя большая ложь в том, что можно избавиться от цепей Баала, развалить его культ и отправить Орин кормить червей. А потом отправиться к Избранному Бейна и расправиться с их парочкой. А потом победить и самый большой мозг, что я видел в своей жизни.

Астарион крепко обнял Лилит, игриво покусывая её шею, чтобы вызвать девичий смех. Здесь, сейчас с ним было хорошо. По-настоящему. Так, как давно не было. Под влиянием момента она не постеснялась встать на цыпочки и легонько куснуть его за острый кончик уха. За что немедленно была атакована неистовой щекоткой. И роем маленьких укусов в шею, от которых по телу бегали слишком определённые мурашки. Впрочем, Лилит не осталась в долгу и кокетливо куснула Астариона за подбородок, чтобы немедленно чмокнуть место нападения с самым невинным видом. Игры набирали обороты. Уже спустя пару минут Лилит, сбросив с себя самую неудобную часть обмундирования, с хохотом убегала от Астариона по крыше и пряталась за колоннами. Если он её догонял, то незамедлительно щекотал и одаривал кусачими поцелуями в самые неожиданные места. Шаг за шагом утро стало казаться воистину приятным.

Лёгкость бытия прервала Шедоухарт, ворвавшись на крышу в полубезумном виде. Жрица тяжело дышала. Весь её вид говорил о том, что произошло нечто настолько из ряда вон, что не время вновь на неё рычать.

— Ребята, я… вы… Хальсин! С ним что-то не так! Он сошёл с ума! Быстрее!

Лилит и Астарион бросились за ней. Им предстояло столкнуться с отвратительным осознанием — друид не вернулся с ними из Ласки Шаресс. Это был доппельгангер, быстро превратившийся в упыря⁽¹⁾. «Безумный Хальсин» едва не убил их перепуганного пёсика Шкряба и порывался самолично вычистить скверну из города, а после с горестными криками попытался убить себя. Но когда никто не успел его остановить, он обжёг Лилит знакомой улыбкой названной сестрицы, пристыдил, что не защитила друга и пообещал, что Хальсин дождётся её возвращения к отцу. Или большая его часть.

Лилит не позволила ни себе, ни Астариону искать виноватых. Не время. Да, они нарушили собственные правила и оставили друида одного. Да, они не проверили, всё ли с ним нормально, когда возвращались. Но поиск виноватых — пустая трата времени. Настало время быстро собираться и отправляться на встречу с отцом!

* * *

Судьба редко баловала Астариона по-настоящему лёгкими и приятными днями. Он мог по пальцам на одной руке подсчитать, когда всё шло по плану и всё задуманное воплощалось в жизнь. Судьба, хитрая злобная стерва, похуже Сучьей Королевы, может пнуть так, что потом веками не получится подняться на ноги. В этом Астарион убедился, когда идеально выверенный день его жизни завершился встречей с гурами и Касадором, который предложил спасение жизни с небольшим нюансом. Нюансом, изломавшим его до основания.

И этот день не был исключением из правил. На каждом шагу их ждало нападение культистов. Каждый шаг становился испытанием на выносливость. Или попытками Орин измотать их, чтобы встретить лицом к лицу уставшего и ослабленного врага. Саревок, испытание на крепость силы и духа в преддверии храма и чёрт знает что ещё дальше, там, за поворотом. Вампир с тревогой смотрел на Лилит. Маленькая любовь держалась непривычно холодно, собранно, как убийца перед роковым ударом. Она не менялась в лице, когда ей напророчили умереть в объятиях Астариона в момент гибели всех звёзд. Не удивилась перепалке Джахейры и Саревока. Словно натянутая струна, она не подпускала к себе ничего, что могло бы стать её слабостью. Он чувствовал её боевой настрой и не приближался ближе, чем следует союзнику. Он прикроет её спину, она прикроет его и, пока они не положат конец Орин и её людям, так будет оставаться.

Храм Баала казался жалкой помойкой. Даже руины храма Шар в Гримфордже выглядели куда представительнее. Неуклюжий друид, умудрившийся попасть из борделя в цепкие лапы баалистов, был здесь. Живой даже, что немного удручало. Было в нём что-то такое, что раздражало Астариона. Даже больше, чем замечания Джахейры.

Орин их ждала.

Всё шло по плану. Но затем…

Две сестры сошлись в своём последнем бою.

Дуэль. Какая глупость. Астарион фыркнул и порывался присоединиться к бою. Честность для тех, кто в неё верит. Кинжал в руке пел имя Орин и жаждал искупаться в её крови. Но… Лилит, ох наивное феечное дитя, она приняла правила этой чёртовой дуэли! Он видел, что даже великая бесячая Джахейра против такого расклада. Он рванулся было вперёд, но Лилит попросила компаньонов принять её выбор, и его остановили. Удержали. Не позволили вмешаться. Он упрямо рвался каждую секунду вперёд, но старая друидка была раздражающим талантищем в создании оплетающих лоз. Едва он выпутывался, они становились крепче и сильнее. Вынуждая его бессильно смотреть вперёд. На хрупкую фигурку, которая попыталась выстоять против Убийцы Баала.

Но что-то действительно будто пошло не так. Или это был день неудач Орин, или Лилит припасла немало очень хитрых заклинаний? Его девочка не совершила ни одной ошибки, используя неуклюжесть своей противницы против неё самой. Она казалась маленьким юрким комариком, одновременно умеющим хлёстко нанести удар и рапирой, и весьма мощным заклятием. Но даже когда звёзды сошлись в ряд, смотреть на этот бой было очень тяжело. Противницы. Сёстры. Почти равные по силам. И, судя по ярким вспышкам у гигантского идола, разговаривающего голосом Баала, папочка считал своей любимицей Орин и немного подсуживал. Лилит выбивалась из сил, но не сдавалась. Последний удар был нанесён ею с воистину дьявольской улыбкой. Встреть её Рафаил в этот момент, мог бы даже влюбиться.

Сердце пропустило удар. Его окровавленная нежная девочка посмотрела на Орин взглядом палача. Широкая улыбка. Черти Аверно в глазах. А в руке свиток. Огненный шар⁽²⁾.

В гуле предсмертного крика горящего Убийцы вырос новый голос. Орин пала самым жестоким способом. Её медленно и безжалостно всосали лужи крови, оставленные ею вокруг алтаря, где лежал неуклюжий друид. Папочка остался недоволен. Быть может, где-то в его плане нерадивую дочь ждали наказания куда хуже, чем смерть. Баал наверняка обладает богатой фантазией на расправу. И на наказания. У него было много детей. Много разочарований. Много практики.

— Я ждал другую, — прогремел его голос, заставляя содрогнуться всех. — Но тебе удалось выжить, а её кровь вернулась ко мне. Моя Избранная — ты. Прими мой дар, Дитя. Используй его, чтобы иссечь этот мир.

Астарион почувствовал себя парализованным. Беспомощным. В гуле божественного голоса он понял, что не может пошевелиться. Беглый взгляд по сторонам показал, что пошевелиться не может никто. Почтенное молчание должно сопровождать глас Баала, что шёл отовсюду. Идол молчал. К Лилит обращался образ мёртвой тени её дворецкого, отражённого в кровавой глади.

— Дар любви отца. Дар вечных оков. Благословение вечного рабства тела, души и помыслов, — продолжал он говорить, прижимая Лилит к земле.

Астарион отчаянно выдохнул, понимая, что и сказать ничего не может. Баал не позволял остальным говорить. Лилит почти согнулась под давлением отца. Она казалась невероятно хрупкой и ранимой в этот момент. Как пикси с оторванными крыльями. Один порыв ветра — от неё ничего не останется.

— А что, если я откажусь? — хрипло спросила Лилит, удивляя твёрдостью тона в измученном теле.

— Я затушу огонь твоей жизни, — Баал не мелочился. Уговоры явно были не его сильной чертой.

Астарион не увидел её взгляда, лишь почувствовал, что она смотрит на него.

— Я лучше умру, чем буду жить, исполняя твою кровавую волю, — гневно прошипела она, ни секунды не сомневаясь.

— Тебя создали для завоеваний, для пожирания покорённых! Ты отказываешься от моей крови — значит, я верну её себе. Я создам другого, кто будет достоин!

Слова прогремели приговором. Папочка решил, что лучше отсутствие детей, чем парочка разочарований. Астарион попытался рвануться вперёд, приложил все силы. Но не мог даже на сантиметр сдвинуться с места.

«Я люблю тебя…» — прошептали мысли Лилит через личинку, и наступила резкая тишина.

Собственная смерть принесла больше радости, чем все совершённые убийства. Настало время раствориться в блаженном забытьи.

В храме Баала впервые наступила тишина. Впервые за сто с лишним лет. Ни молитв, ни песнопений, ни криков, ни стонов.

Ужас. Всепоглощающий ужас, разрывающий глотку. Убивающий мысли. Замораживающий душу. От него не получалось спастись. Он проник под кожу и лишил движения. Он пролез в сердце и окутал чувства стужей. Он лишил воли. Астарион был уверен, что уже никогда не почувствует его. Не ощутит себя беспомощным. Ритуал сделал его совершенным. Он почти самое могущественное существо. Страх не про него. Никто не бросит ему вызов. Глупец, что посмеет, будет уничтожен. И всё же… Баал рвал на части его единственную, женщину, о которой он беспокоился не меньше, чем о себе. Баал вырывал из тела Лилит всё, что считал своим, но Астарион не мог сделать даже шаг, чтобы помешать ему.

Хрупкое тело сломанной куклой было отброшено в лужу крови. Идол Баала погас. Не в пример Миркулу, бог Убийца не пожелал являться и решать проблемы своих Избранных. Он просто ушёл, если про него можно было так сказать. Храм погрузился в гнетущее безмолвие.

Астарион бросился к ней, падая на колени. Происходящее так поразило остальных, что кроме него никто не решился шевельнуться. Даже культисты стояли на месте, растерянно переглядываясь между собой. Союзники прожигали его спину своим смердящим сочувствием, пока он бережно укладывал к себе на колени мёртвое тело возлюбленной. Плевать ему на их жалость. Плевать на всё. Только пусть она живёт. Пусть откроет глаза и вернётся. В его руках она казалась невесомой. Глаза закрыты. Лицо такое умиротворённое. Она будто спала. Он едва мог смотреть на неё, не сорвавшись в отчаянный крик. А внутри словно все семь тысяч душ разрывали его на части. Сердце покрывалось льдом и крошилось его осколками, изрезая их острыми гранями всё. Оно мучило, повторяя вопрос, чего стоит его власть, если он не смог защитить свою женщину. Запереть. Закрыть. Заслонить собой. Дать ей хоть толику своей защиты. Хоть что-то…

Он не справился. Он не защитил.

— Отринув Баала, отца и сюзерена твоего, среди героев встанешь величайших. Увы, но храбрости такой не место в божественном устройстве мирозданья, что богу крови отдало тебя. Безверное, безбожное созданье, ты до скончанья лет обречено по плану мёртвых жалостно скитаться.

Астарион недоверчиво вскинул голову, отрывая взгляд от безмятежного лица Лилит. Иссохший появился из воздуха. Не так, как любят телепортироваться маги, в сиянии Плетения. Не похоже на демонов, прорывающихся сквозь ткань реальности в облаке запахов Аверно. Он будто всегда был здесь. Как если бы его присутствие просто никто не хотел замечать. И вот он говорил с Лилит. С маленькой мёртвой любовью Астариона. Вампир держал в руках её тельце, баюкая в объятиях.

А в мыслях детская и наивная мысль «пожалуйста, пусть она живёт!». Пусть произойдёт хоть что-то. Хоть какое-нибудь чудо. Иссохший. Сам Баал. Да хоть Миркул. Плевать, какой будет цена, пусть она вернётся! Ценой всего, что у него есть. Всего!

«Пожалуйста, не оставляй меня! Пожалуйста, не оставляй меня! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»

— Но этого я уж не допущу, наперекор всем силам мирозданья. Я тоже обладаю некой силой, частицу коей я вложу в тебя, дабы почтить, поддержать геройство, — продолжил медленно разглагольствовать Иссохший.

Как же безумно хотелось рявкнуть на него и потребовать чуда, но Астарион молчал. Склонил голову и покорно выслушивал все высокопарные слова, лелея надежду. Безумную мечту.

— Твой бой ещё далёк от завершенья — и да, он твой. Дерзнувший устоять перед Баалом выдержит любое. Восстань же ты соперницей богов, восстань и к битве подготовься новой. Покуда силы остаются у меня, смерть над тобой не властна!

Тело Лилит в ответ дёрнулось, выгибаясь в руках. Оно билось в руках Астариона, пока мёртвое сердце упрямо сокращалось, словно заново училось биться. Судороги возвращали Лилит к жизни, пока она не задышала и не открыла глаза, рассеянно глядя на Астариона.

— Заслуженное лишь могу я дать, — подытожил Иссохший, невозмутимо вышагивая по храму.

В ответ на брошенный воле Баала вызов, а как иначе можно было назвать воскрешение отвергнувшей его дочери, сам бог… промолчал. Более того, он ушёл из своего храма и не торопился возвращаться. Предпочёл строить планы на следующее столетие? Или не пожелал ссориться с Иссохшим?

— Баал пытался погасить твой свет, но неразборчив гневный бог убийства. Сумел он лишь убить ту часть тебя, что явлена была ему судьбою. Ту тягу, что желала растерзать весь мир вокруг и упиваться кровью. Что делала тебя его слугой. Но выросла другая часть во время странствий. Эту часть Баал загасить не смог. И не уничтожил тебя, но даровал тебе он новое рожденье.

Астарион выдохнул в облегчении. В некотором роде он теперь понимал, что чувствовал Кетерик Торм, когда продавал себя любому богу, который подарит любимую дочь. Вампир был очень близок к похожему отчаянию. Но она вернулась. Такая же, как была. Только уставшая и немного сонная.

— Он прав, любовь моя. Ты не чудовище. Ты спасала меня столько раз, что я счёт потерял, — прошептал он Лилит, убирая с её лица прилипшие пряди волос.

— Над разумом убийцы одержало победу сердце славное твоё. Соблазн злодейский твой позорно сломлен. Мне ведомы все вещи и событья, но я не тот, кто лепит новый мир, нашептывая смертным то, что знаю. Я наблюдатель, строгий и бесстрастный. Ты спросишь, почему же я вмешался? Того я толком не пойму и сам, но необычно нынешнее время — как необычна и душа твоя. Сегодня заново родишься ты.

Астарион не желал участвовать в разговорах с богами и другими непонятными сущностями. Ему на самом деле не было дела до истинной личины Иссохшего. Его не заботили настоящие причины этого их странного союзника. Он желал только одного. И его сокровище теперь покоилось в его руках. Он ревностно закрывал Лилит от других компаньонов и, когда Джергал закончил свой монолог, просто взял её на руки и понёс. Прочь из храма Баала.

Он ещё создаст себе отродий и прикажет сжечь это отвратное место до основания, а всех культистов осушить и бросить останки в самый глубокий разлом.

Дальше вперёд. К солнечному свету. Удерживая её в руках, такую трепетно ломкую, он продолжал снова и снова возвращаться к её словам, которые она произнесла в его мыслях перед смертью. Сомнения подтачивали. Повторяли, что эти слова нельзя принимать за чистую монету. Момент смерти просто вынудил её признаться в чём-то таком. Это был жест отчаяния, а не… Но, чёрт, как же сладко было от её слов. Как хотелось вновь их услышать. От неё. По-настоящему. Когда рядом не будет никого.

— Астарион, я… я ведь сама могу идти, — робко произнесла она.

— Разумеется, моя прелесть, вне всяких сомнений можешь! — кивнул он, продолжая нести её. И даже прибавил шагу.

Чёрта с два он её сегодня отпустит! Он вообще не собирается её выпускать из рук. Иссохший не будет появляться каждый раз, когда Лилит рискует жизнью, а рискует она постоянно. Биение сердца вампира становилось всё быстрее и быстрее, пока внутри разрастался едкий ужас. Он ведь никогда не задумывался, что смерть подстерегает их буквально на каждом шагу. Каждый день кто-то пытается их убить. И до сегодняшнего дня его это совершенно не беспокоило. Но именно сегодня он её едва не потерял. Только сегодня? Нет, гадкая память злорадно вскрывала тот ящик, что он держал закрытым. С самой Изумрудной рощи Лилит постоянно балансировала на грани жизни и смерти. Яд пауков под вымершей деревней, нападение булея в Подземье, удар стража кузни в Гримфодже, атака гитов в яслях, тени в проклятых землях… перечислять можно до бесконечности. Смерть подбиралась к ней на расстояние волоска, и даже пересекала эту границу, тогда в ход шли воскрешающие свитки, способные поймать последний удар сердца и снова его запустить.

Сегодня было предельно близко к точке конца.

Астарион вновь поймал себя на том, что не дышит. Увиденный под другим углом мир не на шутку пугал. Устрашал тем, как легко он может отобрать у Астариона его возлюбленную. Как когда-то запросто отобрал свободу. Но нет! Он не допустит этого! Первый урок был усвоен. И теперь он примет все меры до того, как станет слишком поздно! И ведь он уже нашёл идеальный ритуал для них. Он разделит с возлюбленной всё — богатство, власть, силу, вечность, сердце и душу. Это ли не любовь?!

Он посмотрел на Лилит. Его храбрая маленькая женщина безропотно лежала в его руках, сонно разглядывая его. Нет, сегодня нельзя. Она слишком слабая. А он слишком на взводе. Он не справится с ритуалом. Разум должен быть трезвым и холодным. Сейчас он просто убьёт её. А этого нельзя допустить!

Астариону было плевать на Хальсина, и что остальные их компаньоны захотят поздравить Лилит с освобождением от оков Баала. Что с ней вообще захотят поговорить, и выпить, и провести время после того, как она едва не умерла. Совершенно плевать. Он чувствовал себя большим злым драконом, который уволок принцессу подальше от всего мира и теперь эта принцесса принадлежала только ему. Он бы уволок её во дворец Зарр, но там требовалось хорошенько прибраться прежде, чем её ножка переступит порог.

В Эльфийской песни⁽³⁾ им удалось снять почти весь этаж, чтобы уместить на кроватях всю их стаю. Даже удивительно, что комната с таким количеством кроватей нашлась. Впрочем, в ней был секретик, который Астарион приметил для себя почти сразу. Едва заметная дверь, за которой располагалась маленькая личная спальня, где можно было запереться от остальных и наконец отдохнуть от их колоритного зверинца.

— Ты меня не отпустишь, да? — тихо спросила Лилит, когда он запер двери комнаты, отрезая их от всех остальных.

— Нет, милая, никогда! — непринуждённо ответил он с улыбкой.

Астарион видел искру в её глазах. Маленький очаг бунтарства, почти полностью похоронённый под усталостью. Завтра она точно словом или взглядом заявит, что всё это было лишним. Возможно, начнёт вредничать и попробует воззвать к его совести, а когда зов останется безответным, мило и упрямо рассердится. А после он убедит её сменить гнев на милость.

Вампир усадил её на краешек кровати и начал ловко снимать с неё всё лишнее. Бой закончился, настало время отдыхать, а лучше всего отдыхается в его объятиях. Нагой, тёплой и сонной.

— Астарион, я не смертельно ранена, я и сама могу, — по-детски закапризничала она, когда он начал деликатно смывать с её лица и тела следы прошедшего дня при помощи губки. И краденого лавандового мыла.

— Не сомневаюсь, душа моя, конечно, ты можешь! — кивнул он с улыбкой и продолжил смывать с её руки засохшую кровь.

Лилит закатила глаза, но не стала упрямиться. Она демонстрировала вселенское терпение на лице, пока он приводил её к идеальному виду. Но уложить себя постель не позволила и заползла под одеяло сама. Упрямица. Вампир быстро присоединился к ней, приведя себя к соответствующему виду. За дверью негодовали их спутники, а тут был маленький очаг спокойствия, в котором он мог притянуть её к своей груди и крепко обнять. Не думать и не говорить. Завтра будут разговоры, смех, слёзы, крики и возмущения. Завтра они обсудят, какой мир раскрывается перед отродьем Баала, получившей статус «Ничьё Дитя». А сейчас пора спа…

Лилит вдруг усмехнулась, да так громко и заразительно, что вопрос сам собой возник:

— Так-так-так… Что скрывается в твоей маленькой несносной голове?

— Знаешь, в некотором роде ты был первым мужчиной, которого я вообще увидела в своей жизни, — захихикала она и пояснила: — Просто вдруг в голову пришло.

— Вот как?

— Я ведь не Тёмный Соблазн. Я… Моя жизнь началась когда капсула на илитидском корабле распахнулась, и я вывалилась из неё. Всё, что я видела — всё было впервые. Все впечатления. Все начинания. Взлёты и падения…

— Ты говорила о том, что я твой первый мужчина. Во всех смыслах?! — с лисьей улыбкой прервал он её. Разумеется, у него было немало любовников, для которых он был первым, но чтобы первым вообще во всём…

— Да, на твоих плечах все мои первые мысли о том, какие бывают в этом мире мужчины. Обманщики, в основном. Негодяи, которые ищут способ опрокинуть меня в горизонтальное положение и ткнуть в меня своим клинком.

— Хм, первое впечатление всегда обманчиво!

— Я тоже так думала, пока ты не позвал меня в лес и снова не опрокинул на спину, чтобы… — она покраснела, многозначительно не договорив.

— Неужели смущаешься пошлых подробностей о моём клинке? Или второй раз быть опрокинутой было куда приятнее?

— Пока меня не начали кусать муравьи!

Спальня погрузилась в обоюдный хохот. А после, когда Лилит извернулась в его объятиях как маленькая хитрая змейка, вечер стал чуть более пикантным. В конце концов, снимать напряжение можно разными способами.

Этот день стал решающим аргументом. Лилит должна присоединиться к нему в вечности. Надо лишь подобрать правильный момент, чтобы провести ритуал. Она примет его сторону. Она поймёт. И согласится.

1) Да, в игре пришла сама Орин и заменила собой одного из компаньонов. У меня не совсем так. Но близко

Вернуться к тексту

2) FIREBALL!!!

Вернуться к тексту

3) таверна называется "Эльфийская песнь"

Вернуться к тексту