Спасти рядового Витю (гет)

Неделя подходила к концу. А доступа к родной территории у Кречетова всё не было. Что до Ады — она в один из дней нагло пришла в их офис. Кречетов приготовился к пикировке, заметив знакомую рыжую шевелюру в холле. Был уверен, что вот-вот она заявится к нему и устроит новый виток пыток за то, что подставил вместо себя Диего. Или же чтобы позлорадствовать — её подруга вот-вот явится, чтобы увидеть полную несостоятельность Кречетова. Мысленно он готовился к любым её словам и действиям. Припоминал армейское прошлое. Держал палец на кнопке охраны. Но Шурикова… даже не заглянула.

Под поражённым взглядом Вити она прошла мимо и сразу направилась в кабинет Диего. Запоздало Кречетов осознал, что друг впервые за всю историю их партнёрства провёл целый день в своём кабинете и даже не порывался зайти к нему. Стресс из-за Ады и Давы затмили трезвый рассудок, и справедливые вопросы просто не появились. Зато прорезалось любопытство. Возмущение за тайны этих двоих пересилило здравый смысл и уважение к чужим границам. Кречетов просто и без затей вломился в базу охранников и подключился через рабочий компьютер к камерам. Парочка таких мониторила кабинет Диего.

Умений взламывать всё и вся оказалось недостаточно, чтобы получить желаемое по щелчку пальцев. Виталий провозился добрые минут десять, прежде чем увидел бесцветную картинку с высоты потолка. Кабинет Диего. Необжитый. Стандартный и пустой. Только всё самое необходимое и ничего, что могло бы рассказать про обладателя. Что неудивительно. Кречетов поднял взгляд. Все их общие трофеи стояли здесь. Диего терпеть не мог свою Крепость Одиночества. Но не теперь. Не когда к нему пришла посетительница и закрытые двери с изоляцией ото всех пригодились. К своему смущению он подключился ровно тогда, когда разговор между рыжим бедствием и его другом закончились.

Виталий не мог слышать. Только смотрел. Как друг отважно подступает к страшной женщине. Как он безнаказанно касается её. Всего лишь проводит ладонью по плечу. Кречетову казалось, что он вновь стал прыщавым подростком, что впервые смотрит фильм для взрослых и затравленно оглядывается на дверь комнаты. А вдруг родители неожиданно вернутся. Невооружённым взглядом было видно, что между этими двумя что-то есть. Что-то заметное не глазу, а личному опыту.

Камеры не демонстрировали, как парочка воспользовалась закрытыми дверями и начала использовать все подходящие поверхности для удовлетворения сексуального голода. Они даже не целовались. Но в каждом жесте, каждом прикосновении ощущался настолько эротический подтекст, что смотреть на них было почти тяжело. Каждое прикосновение Диего к коже Ады. Поглаживание длинной шеи, тонкого запястья, линии ключиц. Точность камер позволяла видеть, как он проводит указательным пальцем по её мизинцу и уровень интимности этого жеста был выше, чем если бы они перешли непосредственно к соитию.

Ада не отставала. Рыжий монстр вёл собственную игру. Он оставалась безучастной всякий раз, когда Диего делал шаг к ней, но стоило ему отстраниться, как переходила в наступление. Едва он сел в своё кресло, как она оказалась за его спиной. Зарылась пальцами в его шевелюру. Перебирала его волосы, пока тот уже не смог притворяться, что поглощён работой и не поддался. И стоило её жертве чуть утратить осторожность, как она куснула его за ухо. И мгновением позже отбежала в сторону, спасаясь от расплаты. Диего было рванулся за ней, но совладал с собой и сел обратно. Начал второй раунд их игры? Шурикова шустрой мышью оказалась за его спиной. Но в этот раз обняла его сзади. Так просто и обыденно сломала всё его сопротивление. Она что-то говорила в его шею. Не понять, что именно, но испанец с улыбкой отвечал. С такой улыбкой, что даже камеры передали произошедшие с ним изменения. Кречетов с удивлением смотрел в монитор, понимая, где раньше видел похожую улыбку. У самого себя всякий раз, когда думал о Даве.

И всё же рыжая проблема должна покинуть его дом. До прибытия его зазнобы. Покинуть мирно и по своей воле. Женская дружба — страшная сила. Проще встать на рельсы и грудью встретить мчащийся навстречу экспресс, чем на пути двух старых подруг. В обоих случаях то, что от него останется, в лучшем случае сгодится на кремацию.

— Думаю, грядущее лето будет снежным, — будто невзначай отметил он ближе к вечеру, когда Ада уже ушла, а Диего в дцатый раз зашёл к нему из-за очередного дедлайна, который запороли их миньоны.

— Да, пожалуй, — не вслушиваясь кивнул Диего, недовольный показателями команды разработки. — Что? Что ты только что сказал?

— Что казнить сотрудников не имеет смысла. Показатели у всех высокие. Никто не филонил. Лучше провести оценку всех команд независимым специалистом и смириться с необходимостью расширять штат, — уточнил Виталий под мерные кивки Диего и с хитрой улыбкой добавил: — И, раз уж ты по уши влюбился в Аду, то будь добр — увести её подальше от моего дома до понедельника.

Кречетов говорил спокойно, словно перераспределял задачи на неделю, которые требовалось выполнить, чтобы к отчётному периоду всё было по меньшей мере прилично. Диего вновь не сразу осознал вышедший из намёков прямой текст. Он покивал, предложил несколько хороших вариантов оптимизации ресурсов. Определил, кто из нынешних сотрудников сможет взять на себя наставничество, и только в дверях остановился и непонимающе уставился на Витю:

— Так… я не понял. Кто там влюбился в Аду?

— Догадайся! — саркастически отозвался Виталий. — Дава приезжает в понедельник…

— К понедельнику Ады в твоём доме не будет, — со странной уверенностью ответил Диего.

Не с тем щегольством, с которым обещал разобраться с хорошенькой проблемой. Теперь это была непоколебимость. Кречетов едва подавил в себе желание напомнить другу, что почти неделю назад он обещал ему ровно то же самое, но Ада осталась править домом. Удержался с трудом. Всё же не хотелось рушить то, что вырастало между этой парочкой.

С долей ревности он отметил, что после работы Диего вновь помчался к Аде, как если бы эти двое уже были женаты. Идею чуть задержаться и пропустить по стаканчику он не рассматривал вовсе. Но впереди был вечер переписок с Давимой, что несомненно скрашивало любые изменения привычного уклада. Пятница, совместно с выходными, пронеслась сумасшедшим галопом. Рабочий фронт общими усилиями удалось привести к удобоваримому виду и наметить на следующий квартал расширение штата.

В понедельник днём он взял отгул и бросился встречать трепетную любовь своей юности. Давима Марковна даже спустя много лет после расставания в его глазах оставалась прекрасной, как заря. Морщинки вокруг глаз и губ делали её только краше. Она, словно дорогое коллекционное вино, становилась лучше, желаннее и сводила с ума во много раз сильнее. Глядя на неё, Виталий ощущал себя дрожащим от восторга влюблённости мальчишкой. Ладони потели. В словарном запасе, достаточном, чтобы повергать конкурентов в бегство, союзников в трепет, а всех остальных в оковы уважения, не оставалось подходящих слов. Столько всего хотелось сказать, но язык будто отнялся. Кроме наивного мальчишеского «какая же она красивая».

— Ну, здравствуй, Давима, — с улыбкой, полной безудержной радости, встретил он её, когда та с видом деловой колбасы катила за собой немаленький чемодан.

— Виталий Кречетов… Как же я рада-таки тебя видеть, — ответила вполне искренне Гоцман, обнимая его за плечи.

Совсем не так, как он надеялся, но всё же с теплотой. Помня о характере его зазнобы, Витя знал, что проще разжечь теплоту до полноценного огня, чем надеяться на что-то в случае холодной ярости. Дава не переходила от ненависти к любви. Не тот характер. Она ставила крестик на лбу объекта ненависти и уничтожала. Когда фигурально, а когда буквально. Суровая и величественная, словно богиня войны. Но во много раз лучше.

— А ты не изменился, Витя, — стукнула по животу кулачком женщина и фыркнула: — Вру. Пресс стал мягче.

— Зато ты не изменилась, Дава, — парировал Кречетов, продолжая оптимистично улыбаться любви всей своей жизни. — При мне ты всегда прекращала говорить по-одесски.

— Потому что ты мой болван, хоть и бывший, что никогда не понимал речь одесситов, — закатила глаза Гоцман.

Эти речи давно стали их славной традицией. Что-то меняется, но что-то остаётся неизменным. И поприветствовать друг друга так, словно время до этого момента терпеливо стояло на месте и ждало их следующего хода, было делом чести. Но изменения не оставили их. Оба стали значительно спокойнее и терпимее друг к другу, чем во времена пылкой влюблённости. И то, что тогда могло даже довести до бурной ссоры с не менее бурным примирением, теперь обзавелось флёром ностальгии. Всё раздражающее, бесящее и выбивающее из равновесия их обоих теперь воспринималось иначе.

Одесский говорок Гоцман хотелось слушать и слушать, как песню, что никогда не надоест. Её порывистость встречала только улыбку. Её порой грубоватые шуточки веселили. Она сама со всей ершистостью, облачённая в броню долгих лет разведки, в его глазах оставалась цельной, великолепной, идеальной в своей неидеальности. Лучшей со всеми чертами, поступками и словами. Хорошими и плохими.

Оставалось самое трудное — привести любимую женщину в свой дом и попробовать возобновить отношения после многолетней паузы. Вера в то, что у них именно пауза, а не стоп, согревала Виталия все эти годы. Другое дело, сдержал ли Диего слово? Последний раз он видел друга в пятницу. Тот подтвердил свои слова и угрюмо повторил слово в слово — в понедельник Ады в доме Виталия не будет. Говорил так, словно шёл на расстрел. Все вопросы пресекал и мгновенно переводил в рабочее русло. И только рабочий день пятницы подошёл к концу — исчез со всех радаров. Теперь возвращение в собственный дом проходило на нервах. Виталий даже пропускал мимо ушей какие-то слова Давы, пока они ехали.

А следовало прислушаться.

Дом встретил его пугающей тишиной. Кречетов ожидал каких угодно ужасов. Подозревал рыжую оккупантку в любых злодеяниях. Что сожгла комнату с его коллекцией. Сделала нечто страшное со спальней. Просто разворотила дом. Но нет. Их встретила тишина, чистота и даже несколько приятных бонусов. Один поджидал Кречетова в холодильнике. И нет, это был не труп случайно убитого наркоши, а полный комплект яств, которых хватило бы на месяц. Включая говядину Вагю. Иными словами, Диего и Ада дали ему возможность впечатлить Давиму кулинарными талантами. А второй стал совсем неожиданным бонусом. В большой вазе прямо у входа их встретил громадный букет…

— Розовый багульник? — ахнула Дава. — Во даёшь, шельмец, неужто помнишь?!

— Ну… так… сюрпри-и-и-из! — быстро сориентировался Кречетов, мысленно благодаря рыжее чудовище.

Сюрприз пришёлся к месту. Давима даже позабыла, что уже совсем не девочка и принялась кружить в обнимку с цветочками, что росли у дома её любимой бабки. Суровой женщины, передавшей всю свою суровую суровость внученьке. Никакие розы-лилии не смогли бы так растрогать цельнометаллическую разведчицу, как горстка цветочков из прошлого. Простых полевых. Растущих коврами в лесах, полях и болотах. И которых не так-то просто можно было получить за пару дней в Лондоне. Особенно розовый. Это стало первой подсказкой, что что-то в Датском королевстве не то творится.

А второй стало прямое признание Давы.

— Таки как прошла неделя с подруженькой моей? — невинно поинтересовалась Дава. — Она чисто партизаном молчала всё это время, но приземлилась тут успешно.

— Так… — Витя на мгновение забыл, что о чём-то хотел сказать. Он едва осознавал себя стоящим в гостиной в проходе. — Так это был ваш план?!

— Мой план, — уточнила она.

— Гоцман, — угрожающе надвинулся на неё Кречетов. — Что вы там за злодейские планы строили против меня?

— Ой та не надо делать на меня такую лимонную морду! — фыркнула Дава. — Несколько месяцев назад. Да, почти год назад, её сослуживцы погибли в ходе диверсионной операции. Она должна была быть с ними, да грипп её подкосил. Как похороны прошли, совсем никуда не годилась. Она, считай, сама с ними погибла. Бродила, как призрак. Ни оживить, ни пристрелить из жалости. А недавно… короче, я думала, что она точно решит свести счёты с жизнью. А сама ничего не могла поделать. Решила её к тебе отправить. Ты раньше таких «контузников» на ноги ставил. Академик это навсегда. Пришлось чутка приврать, придумать всякого. Ты же понимаешь, гордая душа не станет просить о помощи.

Кречетов стоял ни жив ни мёртв. Давима смотрела на него с вопросом, желала узнать, помог ли он её подруге. А он… а что он? Ни черта он не помог. Отбросил её балластом в сторону друга и не интересовался причинами поведения страшной женщины. Но как теперь признаться Давиме, что Академик невероятно сглупил? Осталось только судорожно набирать номер Диего.

* * *

— Будь хоть немного милосердна… Ай! — зашипел Диего в вечер четверга.

Ада растирала промасленные ладони с запахом апельсина, чтобы руки были достаточно тёплыми. Полуголый испанец почти что покорно лежал под ней, только порой отвлекал своими замечаниями. Шурикова старательно разминала его плечи, чтобы найти тот самый нервный узел, что мучил бедолагу. Аврал на работе сказался на состоянии Диего не совсем так, как ожидалось. Обычно начальники ходят нервными и гасят стресс способами различной степени вредности. Но соседушка умудрился неудачно потянуться и приехал в оккупированный дом, страдая от защемления нерва. Ада похихикала над его стонами, но следом предложила помощь. Она не исключала, что спина подвела испанца из-за его утренних скачек по шкафам от крокодила, но честно держала слово. Дня крокодила не было.

В процессе её становления разведчиком-диверсантом Шурикова неплохо освоила технику дим-мак. До мастера далековато, но причинять необходимый вред умела. Технику она постепенно наращивала. Если бы не кое-какие события, могла бы знать и уметь гораздо больше. Но для лечебного массажа её умений хватало. Другое дело, что приятными её действия нашел бы только мазохист.

— Это не эротический массаж, мой милый пирожочек, а лечебный, — с улыбкой пояснила она, подбираясь к очагу проблемы. — Тут болью побеждают другую боль.

— Мы… ауч, не настолько близки, чтобы начать практиковать БДСМ, — фыркнул он в подушку, но не упустил возможности добавить: — Хотя меня вдохновляет твоя поза. Ты бы очень хорошо смотрелась сверху!

— В этом мы сходимся во мнениях. Мне тоже нравится быть сверху, — подыграла она, снисходительно улыбаясь, но всё же поискала глазами ближайшую отражающую поверхность. — И… да, я выгляжу вполне, зеркало не даст соврать.

Ада без шуток себе нравилась. Она уже и позабыла, когда смотрелась в зеркало с целью рассмотреть себя как кого-то привлекательного. Ограничивалась по утрам и вечерам функциональной оценкой и продолжала существовать. А теперь самой себе улыбалась, подмечая, что глаза очень красиво блестят.

— Жаль… Ай, жестокая женщина! — снова пожаловался пациент, когда она перешла к решительным мерам по устранению боли. — Я бы предпочёл видеть тебя сверху обнажённой!

«Ты сам напросился!» — подумала она со смесью азарта и желания подразнить Диего.

— Пфф, одну минутку…

Футболку с бюстгальтером она скинула в один приём. С шортами и бельём пришлось немного поелозить на заднице заинтересованно притихшего испанца.

— Стой. Что?.. Что ты делаешь? — растерялся он и начал брыкаться, точно бык на родео. Но Ада продемонстрировала устойчивость и запросто удержалась сверху. Его попытки поднять голову и посмотреть она пресекла в зародыше, придавив его голову к подушке. — Ты раздеваешься? Или издеваешься?!

— Вот теперь я сверху и обнажённая. И, ты прав, я выгляжу очень хорошо, — хихикнула она, вновь любуясь своим отражением. Эх, видел бы их сейчас Диего, но она предпочла наслаждаться восхитительным видом одна.

— Я тоже хочу посмотреть…

— Лежать. У тебя, мой дорогой пациент, сеанс массажа. И я почти нашла тот нервный узел.

— Беру свои слова обратно по поводу БДСМ, я согласен терпеть от тебя любую боль. Буду честно молчать. Но дай посмотреть на тебя! — взмолился он, прекращая брыкаться.

— Хм, очень похоже на брак. Боль в обмен на обнажёнку, — продолжила она хихикать. — Но нет. Терпи, скоро закончим.

Нервный узел поддавался. Диего даже не требовалось шипеть или ругаться, чтобы она по движению мышц чувствовала, что справляется. В шутку мысли подкинули идею выставить ему счёт. И не забыть включить в него пункт, что массажистка работала обнажённой.

— М-р-р-р, что же ты такая уникальная? — с досадой протянул он. — Я могу понять, когда женщины скидывают трусики из-за моей неотразимости или так хотят меня, что рвутся добраться до спальни. Могу понять равнодушие, когда ничего не клеится и проще отступить. Но ты! Ты настолько меня не хочешь, что мы почти переспали, и ты второй раз голая! Да как так-то?!

Последнее он глухо выпалил в подушку. Шурикова со смехом пожала плечами, продолжая массаж. Напряжение из мышц заметно отступало. Пациент больше не шипел и не вздрагивал. Можно было ограничиться ещё пятиминуткой массажа и отпустить соседа с огромным счётом за услуги, но почему бы не продолжить? Особенно, пока сам Диего не отличает переход лечебного массажа в расслабляющий.

— Всё не совсем так, — подумав, отметила она. — Мне стало тоскливо и я решила воспользоваться твоим предложением секса.

— Секс, чтобы приглушить тоску? Моя версия лучше!

Ада не стала спорить. Только посмеивалась. Дразнила она соседушку не со зла. Ей просто нравилось видеть его чуть раздосадованным, подступающим к состоянию сердитого дракона. Впрочем, по-настоящему он не злился на неё. Даже возмущение у него выходило с элементами флирта. Порой он спокойно сам умудрялся её подкалывать.

Чаще всего его шуточки касались её методов захвата территории и всего плана, что стоял за этим захватом. Ада не спорила, тем более, что план полностью провалился. Она и сама могла ввернуть шутку-другую относительно глупости происходящего, но план придумала Дава и смеяться ей в спину казалось плохой идеей. Не по-дружески как-то. Но как только приедет, да под коньячок, она точно не постесняется разнести всю её задумку в пух и прах — это себе Ада пообещала.

— Ты так и не сказала, зачем заходила сегодня, — опомнился Диего или просто пожелал сменить тему.

— Вообще просто по пути вышло. Решила посмотреть, чем вы там занимаетесь, — нейтрально ответила она, поглядывая на Диего с хитрой улыбкой. Станет ли выспрашивать больше или удовлетворится малым?

— По пути? А куда, если не секрет?

— Секрет. Даже тайна. Почти что военная. Но тебе, — она опустилась на его спину грудью и томно зашептала в ухо, — я, так и быть, расскажу!

Диего шумно выдохнул. Если до этого он худо-бедно справлялся с осознанием, что на нём верхом сидит обнаженная соседка, которую он не может видеть, но теперь испытание стало невыносимым.

— Женщина, — простонал он мученически, — будь милосердна!

Ада хохотнула в его кудрявую макушку, но признала, что голышом ложиться сверху было перебором. Только она упёрлась руками, чтобы подняться, как её запястье обхватили пальцы испанца. Мягко, но требовательно. Не озвученная просьба заискрилась в воздухе. Быть может, слишком жалкая по мнению Диего, чтобы говорить. Но Ада поняла и устроилась на горячей спине испанца с удобством.

— Мне предлагали, ещё вечность назад, рассмотреть перевод в посольство. Сменить род деятельности. Оставить поля и осесть за более спокойной работой, — негромко призналась она. — Все равно после смерти моих ребят я уже была… менее эффективной.

Говорить про них до сих пор было сложно. Все эти месяцы она молчала. Приставленный для оценки её состояния психотерапевт не смог вытянуть из неё ни словечка. Не получалось просто взять и произнести «они мертвы». Получилось только недавно. В то злополучное воскресенье. И повторять вслух по вечерам, пока пронзительно льдистый взгляд испанца смотрел на неё. Хорошо, что не с жалостью. За жалость она могла бы наделать ещё больше синяков его привлекательному личику. Он смотрел странно, но хотелось верить, что понимает её состояние. В конце концов, он сам через похожее проходил.

Диего молча сжал её запястье. Не стал повторять тех слов, что говорят снова и снова раздражающие терапевты и прочие мимокрокодилы. От них не становилось легче. Грипп. Дурацкая острая форма желудочного гриппа сделала её бесполезным балластом, не способным даже далеко отползти от туалета. Ещё выворачивало наизнанку почти два дня. Только к концу вторых суток лекарства подействовали. Стало легче. Ненадолго. Дальше мир уже не был прежним. Отныне она думала. Снова и снова прокручивала в голове операцию, на которой её не было. Оставалась в плену грёз, где спасала своих ребят. А в реальности сжирала себя живьём чувством вины. В фантазиях друзья оставались живыми. От действительности она сторонилась. И ни разу не признала вслух свершившийся факт. Не могла.

Смогла наедине с Диего. В то самое воскресенье. Будучи обнажённой буквально умудрилась обнажиться фигурально. Высказала всё как на духу. Думала в лучшем случае встретить очередную бесящую фразу о соболезновании, а скорее всего просто отторжение и непонимание. Кто её поймёт, когда она сама кукухой едет и с каждым днём приближается к пуле, которая всё закончит. Никто не может представить… Он смог.

— Значит, ты была в посольстве? — вернул он её из раздумий.

— Да, решила пообщаться. Обсудить все тонкости перевода. Возможно ли это вообще, — рассеянно ответила она, припоминая искренне тёплый приём. Оказывается, она всё ещё ценный специалист. — Как ни странно, мне почти с порога предложили вакансию. Как раз кто-то перевёлся из отдела, возглавляемого неким Евгением Воробьёвым.

— Никогда о таком не слышал.

— Да, я тоже раньше не встречалась. С первого взгляда он личность… экстраординарная. Думаю, сработаемся.

Валяться так вдвоём, переходить от темы к теме и водить пальцем по плечу соседушки умиротворяло. Первая половина недели выдалась бурной. Под стать выходным. Программа демонстрации всех красот города, конечно, впечаталась в память не просто ярко — на фоне серости всех последних месяцев она резала мысли. Напоминала глупой рыжей голове, что вообще-то мир не умер и можно продолжать жить. Даже получать от жизни удовольствие. До полного восстановления предстоял долгий путь, но он был начат. Раздражающий соседушка умело растормошил её. Но, вопреки своим просьбам быть милосерднее, сам не торопился раскрывать перед ней свои карты.

— Раз уж Дава возвращается, ты не рассматривала вариант пожить у меня? — вдруг поинтересовался он так, словно этот вопрос естественно должен был возникнуть давным-давно.

— Э-м-м, вообще-то даже не думала об этом, — ошарашенно призналась она. — Моя часть страшного плана Давы, присмотреть для неё за Витей, завершилась… причем отчасти провально из-за ваших релокаций.

Диего не упустил возможности рассмеяться и снисходительно похвалить её за хорошую, пусть и провальную, попытку. Он пообещал самым издевательским тоном, что в следующий раз будет поддаваться ей больше, чтобы предоставить хоть какой-то шанс на победу. За что немедленно был укушен за плечо. Но будто только того дожидаясь, он запросто перекатился на матрасе и подмял Аду под себя.

— Дьявол, — выдохнул он, обводя её внимательным взглядом, — это каким же надо быть геем, чтобы не реагировать на такую красоту.

Он приподнялся на локтях, глядя на неё так, словно она была первым подарком на рождество за десять лет и априори обладала аурой великолепия. Пока пронзительно льдистые глаза лишали её причин не сделать немедленно шаг вперёд и закончить этот странный недофлирт чем-то ощутимым, левая рука Диего уже очерчивала изгибы её тела, спускаясь всё ниже. Туда, где шуточки и невинное соседство перерастает во что-то большее. Возможно, не стоило столь откровенно дразнить соседа. Теперь игра перешла формат предельных ставок.

Ада уже давно не сомневалась, что Диего ей симпатичен. Как внешне, так и всеми своими внутренними сюрпризами. В некотором роде его можно было назвать идеальным соседом. А со всей его поддержкой он однозначно превосходил статус лучшего друга. Но насколько её веселила их игра в недофлирт, попытки цапнуть друг друга до пламенеющего смущения, тем больше она робела теперь. Единожды преодолённую черту не вернуть к истокам. Стоит ли портить хорошее общение сексом? Но кто сказал, что именно «испортить»? А что если — улучшить?

— Если ты не хочешь, — по-своему понял её молчание Диего. — Я… возьму себя в руки. Пару-тройку раз. В душе.

— Ой, заткнись! — нетерпеливо выдохнула она со смехом.

Кто кого поцеловал? Ада точно была уверена, что обвила рукой его шею и притянула к себе. Но отчего вдруг целовал её испанец, запуская искушённый язык в рот. Любая попытка перехватить власть или попытаться разделить её была обречена на провал. С вероломством завоевателя он захватывал её. Ничего общего с их первым поцелуем. Он словно боялся, что она передумает, и спешил взять всё, что предоставляла ему судьба.

Невольно в памяти всплыл день их первого поцелуя почти неделю назад. И хотя тогда она с досадой мысленно костерила Диего за то, что сам дал обратный ход, тот поцелуй был во много раз холоднее. Сейчас же кровь не просто согревалась. Она кипела. Невинная забава, направленная на беззлобные провокации Диего, вышла из-под контроля. И теперь этот самый контроль полностью перехватил пылкий испанец. И возвращать не торопился.

Голова кружилась, пока их языки выплясывали безумный танец. Всё ещё прислушиваясь к своим чувствам, Ада прикрыла глаза, отдалась волне накатывающего желания и позволила своим рукам касаться. Зарываться пальцами в чёрные испанские кудри. Тянуть его к себе в немом требовании не сметь в этот раз отступать. Осторожно очерчивать его лицо подушечками пальцев, трепетно касаясь там, где сама подарила ему роскошный фингал. Обводить мужественную линию челюсти, спускаться ниже. Изучать его, словно раньше никогда ничем подобным не занималась и теперь удовлетворяла своё неуёмное любопытство.

Поверив, что Ада заинтересована в продолжении, Диего убавил жадность с поспешностью. Довольно заурчал, когда она расчесала его волосы пальцами. Поцеловал косточку на её запястье, поймав на мгновение. Широкая ладонь огладила её плечо, проскользила по животу, вызывая игривые мурашки, и по-хозяйски легла на бедро, прижимая её в предельно тесный контакт. Она было потянула руки к его брюкам, но запястья были мгновенно перехвачены и придавлены к подушке. В шею прогудело досадливое «если снимешь, всё закончится слишком быстро».

Казалось, они оба думали об одном — о том вечере, когда ничего не случилось — но каждый по-своему. Ада изо всех сил стремилась распробовать вкус ощущений, вспыхивающих по-новому. Диего с желанием, граничащим с одержимостью, изучал её. Каждый сантиметр. Отмечал свой путь пламенными поцелуями. Подступал к её удовольствию всё ближе и ближе, подмечая, какие прикосновения вызывают больше мурашек, как целовать, чтобы тело становилось плавким от нежности, и выхватывал каждое мгновение сбившегося дыхания и невольного стона. Но не спешил распалять её до той границы, после которой разум сбежит от него в пучину блаженства. Удерживал на острых гранях желания вместе с собой.

Он шептал нежные слова то на испанском, то на английском, даже уколол её обрывистым немецким, прикусывая кожу под грудью. Сам терял контроль от её прикосновений. Срывался в первобытную страсть и с трудом сдерживался, чтобы немедленно не наброситься. Ада нетерпеливо фыркала всякий раз когда его рука миновала заветную точку, безумно жаждущую его прикосновения. Вызывала у него улыбку. Но не спешила перехватывать инициативу. Отчего-то заранее было ясно — если она попробует себя коснуться, то пальцы будут перехвачены. Если вздумает привлечь его руку или запустить шаловливые пальцы в его брюки, то грянет наказание. Возможно, что-то приятное. Например, он перевернёт её на живот и отшлёпает. Но что, если просто отстранится?

Чувствуя, что ещё немного и она просто сойдёт с ума от неудовлетворённого желания, Ада притянула Диего к себе. Зубы сомкнулись на мочке его уха. Жёстко. До ощутимой боли. Но юркий язычок мгновением позже зализал ранку. Губы прочертили влажный поцелуй. Она не говорила, лишь позволяла себе рваное от похоти желание. Ноги обвились вокруг его талии.

— Диего, я сожру тебя, как самка богомола, если ты не… а-а-ах, — хрипло прошептала она, но не сдержала долгого стона, когда его пальцы коснулись её в точке схождения ног.

Новая сладкая пытка разбивала на осколки. Уничтожала. Растворяла в остроте удовольствия. Казалось, что она уже несколько раз покинула бренное тело от безумного вожделения, но вновь возвращалась. Долгожданный момент соединения окончательно вырвал её из реальности. От промежности по телу прокатилась желанная огненная волна, испепеляя последние мысли. Тело сотрясалось от дрожи.

Потерявшись в ощущениях, она прикрыла глаза. Тело луком изгибалось в спине, но крепкая хватка Диего удерживала Аду в его объятиях. Сквозь восхитительные судороги первой разрядки она ощущала, как медленное, сводящее с ума в своём совершенстве соединение двух тел вновь приближает её к новой высоте всепоглощающего удовольствия. Уверенное, глубокое, чувственное, в неизменном темпе. Без порывов нетерпения. Тягучее и медовое, медленно подступающее желание обещало столь же прекрасный срыв в пропасть. Но на этот раз их обоих.

Мир уплывал мимо сознания, оставляя всполохи чувственности. Всё превратилось во множество восхитительных прикосновений. Скользящие по телу горячие ладони. Её губы, отмеряющие на его шее дорожку поцелуев. Движение внутрь до конца. Почти полностью назад. И снова. До мурашек, уносящих в мир вечного северного сияния. Поцелуи. Чувственные встречи изголодавшихся губ. Нежные и трепетные, словно движение крыльев бабочки.

Ада расслабленно отдавалась мягкому напору, чувствуя нарастающее напряжение, начавшее разливаться в точке ниже живота. Губы вновь и вновь попадали в плен поцелуев. Глубоких. Требовательных. Отмеряющих последние секунды перед преодолением последней вершины. Танец двух тел достиг своего идеала. Чувственный. Деликатный. Глубокий и будоражащий. Удовольствие подступало медленно, но властно забирало рассудок целиком, не оставляя ни крупицы мыслей. В последний момент Ада сумела разлепить прикрытые от наслаждения веки. Синие глаза жадно впились в пронзительно льдистые. Взаимно горящий в них огонь похоти встретил своё отражение, и мир взорвался мириадами осколков звёздной пыли. Настолько высоко Ада ещё никогда не взлетала. Под кожей словно танцевала Вселенная.

Тяжёлой волной, сравнимой с цунами, экстаз прокатился по всему телу, приминая её. Сознание померкло. Время остановилось. Не так, как она привыкла. Этот момент прогремел в ушах самой высокой нотой. Исчезло абсолютно всё. Сгорело, развеялось по ветру и стало ничем. В голове воцарилась приятная пустота.