...И медные трубы (джен)

Директора школы Эдуарда Петровича Белоногов застал как нельзя вовремя: тот собирался в министерство и уже застёгивал пальто. Впрочем, его рассказ, хоть и короткий, оказался достаточно содержательным: в тот день на ковре у директора побывал не только Печорин, но (до него) и Бумер. Этого последнего, как выяснилось, уже полтора с лишним месяца разыскивала полиция (да и много ещё кто, кроме самих родителей Бумера), и в городе он объявился буквально в день преступления, не удосужившись даже объяснить причину своего отсутствия.

— Боюсь только, — прибавил Эдуард Петрович, надевая шапку, — что ни тому, ни другому наш разговор не пойдёт на пользу.

Вот тут он ошибался: благодаря его рассказу одним подозреваемым в деле стало меньше.

Актовый зал находился на втором этаже. Из-за двери Белоногов услышал звуки рояля: видимо, репетиция шла полным ходом. Он со всей деликатностью, какую позволял его вес, проскользнул внутрь и по стеночке подошёл поближе к сцене. Первые ряды кресел были заняты учениками, оставшимися посмотреть репетицию. В углу возле кулис шушукались участники представления. Возле рояля стояла ещё одна знакомая Белоногову девочка из 10 «А» со светлыми косичками и пела высоким голосом, очень похожим на голос актрисы из фильма о бедном гусаре:

Одним ожесточеньем воли

Вы брали сердце и скалу,

Цари на каждом бранном поле

И на балу, и на балу…

Первый ряд сидел довольно тихо, если не считать двух девиц с краю. Одна, в облегающей розовой майке с британским флагом, с неряшливо окрашенными светлыми волосами, тыкала пальцем в планшет. Её соседка, тощая, в меховой жилетке цвета мексиканского тушкана, смотрела ей через плечо, посасывая дольку шоколада.

— Это вы Козлова и Пирожкова? — тихо спросил Белоногов.

— Ну, мы, — нелюбезно протянула хозяйка планшета. — И нечего нас по фамилиям называть, не на уроке. Меня Нелли зовут, а её — Эдди.

— Эдди Мёрфи? — прыснул прокурор.

На него начали оглядываться. «Эдди» чуть не поперхнулась шоколадом.

— Какой нафиг Мёрфи-Шмёрфи?

— Ну актёр, — пояснил Белоногов, удивившись, в свою очередь, её недоумению. — Вы что, не знаете?

— Не знаю, — пожала плечами Эдди. — Он в «Сумерках» играл?

— Неважно, — вздохнул Белоногов. — Мне с вами о другом надо поговорить. Сядем вон там, в углу.

Подружки собрали свои причиндалы и перебрались вслед за Белоноговым подальше от сцены.

— Недавно на вашего одноклассника было совершено нападение, — начал Дмитрий Сергеевич.

— А все знали, что этот чмошник нарвётся, — хмыкнула Козлова.

— Это ещё почему?

— Ясен пень, потому что чмошник. На Демона вякал, понтовался со своим кладом, нормальным людям выступать мешал.

— Пока получается, что это вы ему мешали, — строго прервал Белоногов. — Свидетели слышали, как вы угрожали Казначееву, если он не откажется от участия в концерте. И вы ведь уже приводили угрозы в действие на День учителя? Или отпираться будете?

Козлова и Пирожкова занервничали и начали переглядываться.

— Вы только Райкиному отцу не говорите, — наконец промямлила Нелли, — он в приёмной комиссии работает…

— А Казначея мы не трогали, — прибавила Эдди, — у нас типа алиби.

— Ага! Мы на репетиции были с самого начала!

— Мы ему вообще хотели только дерьма в гитару напи…

— Эдди, дура, заткнись! — зашипела Козлова. — Короче, это кто-то другой его отпинал, мы ничего такого не думали…

— А как насчёт вашего приятеля Бумера?

— А что Бумер? — наперебой загалдели подружки. — Мы вообще последними узнали, что он нашёлся! А ему такие ботаны, как Колька, нафиг не упали!

— Ну, может, вас хотел защитить… — предположил прокурор.

— Мы чё, по-вашему, такое чмо, что нас защищать надо? — вспыхнула Козлова. — И концерт этот долбаный нам тоже по барабану! Мы, кстати, записались на кастинг фотомоделей! Вот, между прочим, наши фоточки!

С этими словами она сунула Белоногову под нос планшет. На рабочем столе красовались две не сказать чтобы чёткие и безупречные по качеству чёрно-белые фотографии, на которых с некоторой натяжкой можно было узнать Козлову и Пирожкову. Первая наклонилась вперёд, чуть не прилепившись носом к объективу, вытаращив круглые глаза и высунув язык, а вторая стояла полуодетая, в одних узких джинсиках, и «целомудренно» прикрывала то место, где у дам обычно бывает бюст, охапкой шоколадок в разноцветных обёртках.

— Ну как, нравится? — замирая от восторга, выдохнула Эдди.

— Ага, — пробормотал Белоногов. — Люблю этот шоколад. Только он редко в продаже бывает.

Отправив материалы дела по факсу, Максим простился с Юльской (которая с горем пополам решила своему чаду уравнение) и направился в сторону автобусной остановки. Тут раздался телефонный звонок.

— Добрый день, Максим, это Никита Казначеев, — голос заявителя казался взволнованным. — Я не смог дозвониться Белоногову и решил с вами поговорить. Случилось кое-что важное. Я не стал говорить об этом сначала. Надеялся, что пронесёт. Но, похоже, оправдались мои худшие подозрения.

— В чём дело? — уточнил Макс.

— Вы не могли бы сейчас подъехать к нам домой?

— Через полчасика буду, — прикинул Максим.

Приближался обеденный перерыв, и Валя принялась выставлять на прилавок свежеприготовленное. В этот момент в столовую зашёл Саша.

— Здравствуйте, тётя Валя. Я к Вам насчёт праздника.

— Этого бала Гарри Поттера, что ли? — уточнила повариха. — И ты чего один?

— Ася осталась просматривать камеры наблюдения, — ответил Чекалин. — Вам чей образ больше нравится?

Компьютерный гений показал Валентине распечатанные фотографии мадам Помфри, Полной дамы и Помоны Стебль.

— Чего-то я таких не помню, — сказала Валя.

— Это медсестра в Хогвартсе, — Саша принялся объяснять Вале, кто есть кто. — Это — дама с портрета на двери башни Гриффиндора. А на последней фотографии учительница травологии.

— Мне очень нравится платье на второй картинке, — улыбнулась Валя.

— Отличный выбор, тётя Валя, — одобрил рыжий. — Тем более эта героиня такая обаятельная и поёт хорошо. А Генка будет Виктором Крамом.

Саша вытащил из кармана портерт знаменитого друмстрангца.

— Закажем ему красную тужурку.

Тем временем Ася, слушая в наушнике из-под телефона тему Хедвиги, пыталась найти что-нибудь интересное или подозрительное в видео с камер, но ничего такого ей не попадалось. Тут в техотдел заглянула тётя Поля.

— Ась, я у вас тут пока уберусь, — сказала уборщица. — А ты чего сейчас делаешь?

— Записи с камер по нашему новому делу смотрю, но пока безуспешно, — ответила Коровина.

— А что это ты слушаешь? — тётя Поля взяла второй наушник. — Музыка такая приятная. "Аквариум" Сен-Санса что ли?

— Нет, тётя Поля, это саундтрек к фильмам про Гарри Поттера, — пояснила Ася — Кстати, Вы получили приглашение на Святочный бал? Кем хотите нарядиться?

— Поттер-Шмоттер... Всё на запад смотрите, — вздохнула уборщица. — А я наряжусь бабой Ягой.

— Тёть Поль, так это ж не по теме вечера, — пыталась возразить Коровина.

— И не переубеждай, — настояла старушка. — Хоть внесу что-то русское в эту американщину или британщину, уж не разбираюсь в этом.

Казначеевы жили в одном из трёх одинаковых шестнадцатиэтажных домов на улице адмирала Нахимова, на четвёртом этаже. Дверь Максиму открыл сам Никита Евгеньевич. Его жена на кухне заваривала чай.

— Хотите апельсинов? — предложила она. — Мы для Коли купили, а они вот, пропадают…

— Ну, только штучку, — Макс присел к столу напротив хозяина квартиры. — Что у вас случилось?

— Я с самого начала этого боялась, — убирая в холодильник оставшиеся фрукты, всхлипнула Татьяна Петровна. — Она же больная на всю голову!

— Кто она? — не понял Максим. — Вы хотите сказать, что на Колю напала женщина?

— Не просто женщина, а гораздо хуже, — резко сказал Казначеев-старший. — Моя родная сестра!

— Сестра? — изумлённо переспросил Боец.

— Да, моя сестра Марьяна. Мы не поддерживаем отношений уже много лет.

— Она не в себе с тех пор, как её муж бросил, — прибавила Казначеева. — Марьяна тогда с горя отправилась в поездку по святым местам и вернулась совсем другим человеком…

— Мозги ей там промыли, — фыркнул Никита Евгеньевич. — Ну и началось. Только и разговоров, что про кару небесную и всякие там смертные грехи. Никого видеть не желала, кроме таких же кликуш. Квартиру свою на церковь переписала, живёт в какой-то коммуналке. Она и Колю пыталась в этот омут утащить. Собралась, представляете, дать какой-то обет, что наш сын уйдёт в монастырь! Вроде как ей бог своих детей не дал, так она чужим вздумала распоряжаться!

— Мы её после этого на порог не пускали, — Татьяна Петровна смахнула слёзы. — А вот когда Коля прославился, она вдруг стала нам чуть не каждый день названивать…

… — Алло? Опять ты? — Никита Евгеньевич нахмурился. — Некогда мне, Мань! Я на работу собираюсь.

— Вечно суета мирская, — раздался из трубки скрипучий голос, — вечно глаза тебе застит, Никитушка. Знаешь ведь, о чём я поговорить хочу.

— Знаю. И хватит об этом! Серебро принадлежит музею, и точка!

— Греховодник ты, Никита! Чтоб дар господень — да толпе безбожной на потеху! Да разве ты не видишь, что с твоим сыном творится? Опутали его бесовские посланники, обуяли гордыней проклятой! Губите чистую душу!

— Не ори! — прервал эту страстную проповедь Казначеев-отец. — Колька у нас парень умный, и без твоего кликушества проживёт. Оставь его в покое!

— Да если я не отступлюсь, вы его на адские муки своими руками пошлёте! Знаете, как говорят: Бог не Тимошка, видит немножко. И уж местечко в аду для раба божьего Николая приготовлено. Отдайте серебро, хоть нашей Богородицкой церкви отдайте! Не то слезами обольётесь, помяните моё слово!

— Ты что?! — вспылил Казначеев. — Нам угрожать?! Вот что, Маня, заткнись по-хорошему, пока я тебя не вижу. И если ещё хоть одно слово услышу про серебро или про божью кару — не посмотрю, что ты мне сестра!..

— Но я до последнего не принимал её всерьёз, пока сегодня она снова не позвонила…

… — Не бери трубку, — Никита Евгеньевич повесил на крючок пальто, — я сам отвечу. Алло! Квартира Казначеевых.

— Что, братец, — раздался знакомый скрежещущий голос, — я же говорила, Бог всё видит.

— Ты о чём? — Казначеев весь напрягся.

— А я думала, ты сам догадаешься. Или так и бросили племянничка моего помирать в больнице?

— Марьяна! — взревел брат, наливаясь краской. — Ты вообще не понимаешь, о чём говоришь?!

— Не кричи, Никитушка, гнев — смертный грех, — голос Марьяны стал откровенно злорадным. — Лучше подумай, как Коленькину душу от ада уберечь. А я помогу, чем сумею. Поговорю с музейным начальством…

— Что?!!! — проорал Казначеев. — Если это… если ты нашего сына… я тебе ноги повыдёргиваю… кликуша!!!

— Потом я, конечно, успокоился, — Казначеев перевёл дыхание, — и решил вам позвонить. Раз уж вы за дело взялись.

— Это вы очень правильно сделали, — одобрил Макс, доедая апельсин. — Я прямо сейчас поеду к вашей сестре. А где её можно найти?

— Дома вряд ли, скорее в церкви. Я вам адрес напишу.

Ближайший пункт проката костюмов находился в двух кварталах от прокуратуры. Решено было отправить туда Ольгу, поскольку из-за того, что Ильину надо было ехать в суд, у неё не было никаких дел.

В отделении проката у Оли от обилия красивых костюмов разбежались глаза. Рядом со входом красовались наряды для венецианского карнавала, а рядом с ними расположились манекены со средневековыми костюмами.

К Ольге подошла полноватая светловолосая женщина, табличка на жилетке которой давала знать что даму зовут Еленой Владимировной, и она работает здесь прокатчицей.

— Что Вам угодно? — вежливо спросила Елена Владимировна.

— Здравствуйте, я пришла взять напрокат костюмы для тематического вечера, посвящённого Гарри Поттеру, — Караваева протянула прокатчице список, в котором числились розовое платье для самой Оли, мантия для квиддича для Макса, костюм для Сашки, серебристое с чёрным платье для Аси, красная мантия с таким же колпаком для Ильина, дублёнка для Белоногова, наряд дурмстрангца для Гены, костюм Полной дамы для Валентины, жёлтая с чёрным форма для второго Шушундера, китайский наряд для Лиды, костюм медсестры Мадам Помфри для Матрёны и жёлто-коричневое платье Луны Лавгуд для Снежаны.

Просмотрев список, Елена Владимировна окинула помощницу прокурора слегка недоверчивым взглядом.

— Солидный список… — сказала толстушка. — А на вечере не будет никаких неприятных лиц?

— Каких таких лиц? — удивилась Оля.

— Просто к нам на прошлой неделе приходили две расфуфыренные дамы и взяли напрокат два платья как раз на эту тематику, — пояснила женщина. — А потом вернули нам их все заляпанные и порванные. Благо, мы хоть компенсацию получили.

— Да Вы не волнуйтесь? — успокоила её Караваева. — Там все люди будут приличные, из прокуратуры, адвокатских коллегий и прочих служб.

— Между прочим, как-то раз к нам уже приходил один из прокуратуры извиняться, — не отступала толстушка. — Его дочь изрезала наше самое лучшее платье шестидесятого размера!

Ольге эта ситуация показалась знакомой.

— А её, случаем, звали не Златой? — уточнила она.

— Вроде да, а что? — спросила прокатчица.

Злату Ольга запомнила хорошо, поскольку та пыталась сделать всё возможное для того, чтобы Валя проиграла в конкурсе «Прокурорская красавица». Так бы оно и случилось, если бы ситуацию не спасла сообразительность Бесфамильного.

— Знаем мы такую, но бояться нечего, — заверила девушка. — Её после конкурса, на котором она это сделала, перевели, чтобы она не позорила ни начальство, ни отца.

— Слава Богу! — улыбнулась Елена Владимировна. — Тогда ждите, сейчас всё принесу.

Через три минуты прокатчица принесла почти все указанные в списке костюмы.

— К сожалению, мантии разобрали, — сказала она. — Но я, кажется, знаю, как можно выкрутиться с костюмом дурмстрангца.

— И как же? — поинтересовалась Ольга.

Елена Владимировна сняла с манекена костюм кубанского казака и добавила к нему плащ.

— Готово, — довольно сказала прокатчица.

— Ой, какая красота! — помощница прокурора пришла в восторг от костюма и находчивости женщины. — Спасибо Вам огромное.

И, внеся залог, Оля забрала наряды и пошла назад в прокуратуру.

Богородицкая церковь пряталась в тупичке неподалёку от Факельного переулка, почти незаметная среди огромных старых каштанов. В летнее время, должно быть, её вовсе не было видно за пышной зеленью ветвей. Сейчас же, в конце декабря, редкие снежинки, падая на небесно-синий купол, придавали ему праздничный, почти новогодний вид. Максим снял шапку, расстегнул воротник и с некоторой опаской вошёл в высокую резную дверь.

Впрочем, он вскоре поспешил застегнуться — внутри церкви было довольно холодно и, для такого просторного помещения, душновато. Пахло воском, елеем и как будто пылью. Людей было немного, в основном пожилые женщины в тёмных, словно одинаковых, платках.

Впрочем, Марьяну Дашкову Макс узнал, даже не заглядывая ей в лицо: она одна во всей церкви стояла перед иконостасом на коленях и так часто и судорожно кланялась, касаясь лбом потемневшего от времени дощатого пола, что на ум Максу невольно пришла пословица: «Заставь дурака богу молиться…» Он колебался: уместно ли отрывать человека от молитвы даже в интересах расследования? Так и не найдя ответа на вопрос, он вдруг понял, что различает отдельные слова. И услышанное заставило его навострить уши.

— И пошли, господи, новые казни рабу твоему Никите, и сыну его, отроку Николаю, дабы прозрели они, ибо не внемлют прежним твоим знамениям…

Максим прокашлялся, чтобы обратить на себя внимание, но женщина, видимо, попросту не расслышала его.

— Молодой человек, — послышался за спиной Максима чей-то глуховатый голос, — не будем мешать молящимся. Давайте отойдём.

Боец обернулся. Перед ним стоял толстенький человек в чёрной рясе и с окладистой русой бородой. Из-за маленьких круглых очков на помощника прокурора смотрели небольшие проницательные глаза. Этакий патер Браун , сменивший вероисповедание.

— Мне крайне необходимо поговорить с этой женщиной, — возразил Максим, следуя за священником. — Она угрожала своему племяннику…

— Знаю. Всё знаю, сын мой, — мягко прервал тот, — потому и хочу поговорить с вами сам. Я отец Валериан, батюшка здешний. Вы и так, думаю, плохо знаете Марьяну, раз приняли её всерьёз.

— Извините, — запротестовал Макс, — но факты остаются фактами. Парень попал в больницу, а она, если вы не слышали, продолжает призывать на его голову всякие ужасы.

— Слышал, и не раз, — покачал головой отец Валериан. — В том и дело. Язык Марьяны — враг её. Видите ли, она часто говорит вещи, которые кажутся ей признаком, кхм… истинной веры. Хотя на самом деле это всё заблуждения, и я бы даже сказал — опасные. Она побывала в сетях, скажем так, у не слишком порядочных людей, которые внушили ей много лишнего и неправильного.

— В секте, что ли? — уточнил Макс. — А как же… квартира?

— К квартире я отношения не имею, — чуть улыбнулся батюшка, — это было задолго до меня. Я знаком с Марьяной всего несколько месяцев. Пытаюсь вернуть её на путь истинный, но, увы, пока безуспешно.

— А скажите, — Максим посмотрел на часы: было начало третьего, — в это время Марьяна всегда бывает здесь?

— Пожалуй. За каждый день не ручаюсь, иногда мне приходится покидать храм — и освящать, и соборовать… Но вас, насколько я понимаю, интересует какой-то определённый день?

— Четыре дня назад.

— Да, припоминаю. Марьяна тогда пришла позже обычного. Я как раз встретил её возле церковной лавки. Она была очень взволнована…

… — Хочу с вами посоветоваться, отче, — Марьяна затолкала свёрток с покупками поглубже в сумку. — Правда ведь, что богоугодные дела стоят выше всех прочих?

— Так-то так, Марьянушка, — задумчиво погладил бороду отец Валериан, — да только не нам, грешным, судить, что Ему угоднее. Гордыня ведь это.

— Ну, а для примера? — не сдавалась Марьяна. — Что достойнее — одарить церковь или музей? — последнее слово она произнесла с явным пренебрежением.

— А чем музеи плохи? — удивился священник. — Люди туда ходят на красоту смотреть. А где красота, там и Бог. Вон и в Третьяковской галерее святые образа выставлены.

— Всё равно, а рядом поставят какой-нибудь Содом с Гоморрой! Каких-нибудь голых баб или мечи ржавые! А на это безобразие ещё и деньги жертвуют!

— Успокойся, успокойся, Марьяна, — осадил её отец Валериан. — Сейчас уж не то время, чтоб в крестовые походы ходить. Племянников, что ли, дар тебе покоя не даёт?

— Да сердце кровью обливается! — воодушевлённо заголосила женщина. — Ведь мог бы, должен был церкви Божией помочь!

— Вот что, Марьянушка, — строго произнёс отец Валериан, — для нас всякое даяние благо. А чужих даяний не считай. Не дело это…

… — Говорили мы больше часа, — закончил священник, — но, как говорится, не в добрую почву зерно упало.

— Ясно, — кивнул Максим. — Что ж, спасибо вам, вы действительно очень помогли. Теперь мы точно знаем, что Марьяна не причастна к преступлению.

Весь остаток дня Белоногов, Макс и компьютерщики посвятили изучению камер видеонаблюдения, но это не принесло никакого результата. Ну, или почти никакого, ведь камеры всё-таки зафиксировали фигуру в куртке и с битой.

— Так а вот это уже интересно, — наконец сказал Белоногов. — Не каждый ходит по улицам с бейсбольной битой.

— Тем более это не Америка, где в бейсбол играют почти все, — согласился Боец.

Однако, лица обладателя биты не было видно из-за капюшона, а через несколько секунд подозрительный объект и вовсе скрылся из зоны камер.

— Жалко, лица не видно, — сказала Ася, — А то сделали бы скрин и попытались бы по портрету пробить нападавшего.

— Вы пока можете пробить парня по имени Станислав Баранов и по кличке Бумер, — распорядился МитСеич, — Одноклассники Коли мне рассказали, что он — главный хулиган в школе.

— А какой у него мотив? — поинтересовался Макс.

— Просто в одном классе с Колей учатся две не слишком приятные девицы, которые дружат с этим Бумером, — пояснил Белоногов. — Так вот, они хотели выступать вместо мальчика на школьном концерте, и поэтому могли подговорить своего товарища, чтобы он устранил соперника.

Саша просмотрел в базе данных несколько профилей и открыл нужный.

— Вот смотрите, — доложил он. — Баранов Станислав Олегович, учащийся 11 «Б» класса общеобразовательной школы №562. Прозвище — Бумер. Состоит на учёте в инспекции по делам несовершеннолетних за вымогательства, торговлю марихуаной и драки.

— Такой молодой — а уже такой отморозок, — прокомментировала Ася. — Под стать Грачёву.

— Твоему бывшему однокласснику, который ещё два с половиной года назад с сашкиной школьной возлюбленной бордель организовал? — уточнил Рюмин.

— Именно, — подтвердила Ася.

Тут у Белоногова зазвонил телефон.

— Дмитрий Сергеевич, у меня для Вас новость, — дрожащим от нахлынувших эмоций голосом сообщила Татьяна Петровна. — Коля наконец-то пришёл в себя.

— Это хорошо, — ответил Белоногов. — Я могу с ним поговорить насчёт нападения?

— Конечно, — сказала женщина.

— Ну вот и отлично. Тогда давайте мы завтра пойдём к нему в больницу и постараемся узнать, как всё было. Так, орлы, — прокурор обратился к остальным. — Николай пришёл в себя. Завтра я с ним пообщаюсь, постараюсь узнать что-нибудь ценное. А вы продолжайте дальше всё выяснять насчёт этого Бумера. Сдаётся мне, что он всё-таки тут замешан. А сейчас рабочий день закончился, всем пора по домам.

— Не всем, — вставил Саша. — Макс, тебе Оля рассказала? Если да, то напоминаем, что тётя поля ждёт нас с Асей и тебя с Олей в актовом зале.

— Зачем? — удивился Боец.

— Она решила научить нас танцевать вальс, — ответил рыжий. — Типа чтобы на балу было не стыдно показаться.

На сцене актового зала стояли Макс, Оля, Саша, Ася и Гена. Тётя Поля же сидела в зрительном зале.

— Итак, ребятишки, сейчас буду учить вас танцевать вальс, — сказала уборщица. — Как во времена моих школьных лет.

— ТётьПоль, Вы извините, конечно, но какое отношение Ваши школьные годы имеют к Святочному балу? — удивился Гена.

— Я уже говорила, я в этих западных заморочках не разбираюсь, поэтому буду учить вас на свой лад, — ответила Тётя Поля. — А ты, Гена, мне поможешь.

— Я?! — воскликнул постовой.

— А кто ж ещё? Ты ж у нас здесь один без пары, — объяснила старушка. — Ну, иди, я не кусаюсь.

Генка неуверенно спустился к Тёте Поле.

— Он не должен это забыть, — хихикая, сказал Максу Шушундер.

— Никогда, — с ехидной ухмылкой согласился Боец.

— Итак, — начала Тётя Поля. — Сначала все выпрямитесь. Выпрямись, Гена. Отлично. Теперь встаём красиво, вот так, как я. Отлично. И раз-два-три, раз-два три. Прекрасно. А теперь под музыку.

Уборщица подошла к столику с магнитофоном, и из колонок зазвучал «Диалог у Новогодней ёлки».

— Что происходит на свете? — А просто зима.

— Просто зима, полагаете вы? — Полагаю.

И вся компания продолжила разучивать движения.

— Раз-два-три, раз-два-три. Максимушка, не сутулься! — распоряжалась Тётя Поля. — Раз-два-три, раз-два-три. Молодцы, ребята!

Николай Казначеев был кудрявым брюнетом с голубыми глазами и внешне напоминал Илью Носкова в молодые годы. Под глазами были видны синяки, а левая рука была в гипсе.

— Коля, мальчик мой, ты как? — целуя сына, взволнованно спросила Татьяна Петровна.

— Нормально, мам, — молвил Коля. — Прорвёмся.

— К тебе прокурор пришёл, — сказала женщина, после чего к разговору присоединился Белоногов.

— Здравствуй, Коля. Я — Дмитрий Сергеевич из прокуратуры, — представился советник юстиции. — И мне хотелось бы поговорить о том дне, когда на тебя напали.

— Я тогда из школы возвращался, — принялся рассказывать Николай. — Шёл домой за гитарой — у нас же репетиция была. Подхожу я к супермаркету, а у мусорных баков стоит какой-то человек в чёрной куртке. Ну, я не придал этому значения. Как выяснилось, зря. Потом меня ударили битой по голове, и я больше потерял сознание.

— Бедный мой Коленька… — всхлипывала Казначеева.

— А ты видел, кто на тебя напал? — спросил Дмитрий Сергеевич.

— К сожалению, нет, — ответил парень. — У него лицо было спрятано под капюшоном.

— Коль, нам ещё интересна такая личность, как Станислав Баранов, — продолжил Белоногов. — Скажи, он в последнее время ни в чём таком не был замечен?

— Сказать по правде, я, к счастью, с ним не общаюсь, — сказал Коля. — Но как-то раз я случайно подслушал разговор его подружек — Евдокии Пирожковой и Нелли Козловой. И узнал следующее…

...В актовый зал Николай вернулся потому что забыл гитару, и ему жутко не хотелось, чтобы всякие типа Козловой и Пирожковой испортили ему инструмент. Мало ли, вдруг каким-то чудесным образом порвутся все струны или гитара превратится в щепки?

Коля взял со сцены гитару и уже собрался уходить, как услышал знакомый голос.

— Блин, Нелли, ты слышала? Бумера кто-то сдал!

Казначеев выглянул в щёлку в занавесе и увидел беседовавших у рояля Пирожкову и Козлову.

— Наверняка эти чёртовы малолетки, — ответила Козлова. — Так что всё, Бумер теперь на учёте.

— Надеюсь, это не помешает ему замутить крупный бизнес, как он хотел? — заволновалась Евдокия.

— Не очкуй, Эдди, эти лузеры ничего не знают о его планах, — улыбнулась Нелли, — Главное, чтобы мы не болтали лишнего, а так всё будет зашибись…

— Правда, что за бизнес, они так и не сказали, — закончил юноша. — Но явно что-то более ужасное чем вымогательство у детей.

Выйдя из палаты, Белоногов первым делом позвонил Максиму.

— Ну что, с опознанием нападавшего мы так и не продвинулись, — сообщил он, — Коля тоже не видел его лица. Но вот выяснилось кое-что новое насчёт Баранова-Бумера. И моё прокурорское чутьё мне подсказывает, что этот парень во всём так или иначе замешан. Коля слышал от своих одноклассниц, что Бумер собрался организовать, как они выразились, крупный бизнес.

— Мне эта идея заранее не нравится, — прокомментировал Максим.

— Мне тоже. Но пока у нас нет фактов, прижимать Бумера нечем. Парень он, похоже, тёртый, с наскока его не возьмёшь. Вот что, Боец: вызови-ка на допрос Козлову и Пирожкову.

— Прямо в прокуратуру?

— Ну да. Думаю, на них это подействует вернее всего.

— Опять вы? — Марта Михайловна вышла в коридор и прикрыла за собой дверь.

— Не опять, а снова, — сдежурил Боец. — Вот повестки в прокуратуру для ваших учениц — Козловой и Пирожковой.

— Ну зачем так официально? — обеспокоенно покачала головой учительница. — Может, проще побеседовать с ними в учительской или у директора?

— Мой шеф, после того как побывал у вас вчера, так не думает, — возразил Максим. — Вы сможете их сопровождать?

— Я — никак, — развела руками Марта Михайловна. — Мы диктант проверяем. Впрочем, я, кажется, знаю, что делать…

Она ненадолго заглянула в класс и вернулась. Вдвоём с Максимом они направились в конец коридора, к кабинету информатики. За ближайшим компьютером, к удивлению Макса, сидел Печорин. Услышав шаги, он обернулся с кислым выражением лица.

— Вы не могли бы не мешать мне в мой законный перерыв? — желчно осведомился он. — Я, кажется, только что напал на след бриллиантов Галины Брежневой!

— Дмитрий Всеволодович, — Максим еле удержался, чтоб не ляпнуть «товарищ Демон», — вы нам очень нужны, чтобы сопроводить двух ваших учениц на допрос в прокуратуру.

— Я так и знал, что этим кончится, — не без злорадства изрёк Печорин. — Вы про Шаронову?

— Оставьте мою дочь в покое, — устало вздохнула завуч. — Идёмте уже.