Новая жизнь (джен)

 Привести обоих мальчиков в детский сад было для Дурслей решением, продиктованным жестокой необходимостью и тревогой, граничащей с паникой. Вернон, вернувшись к работе с удвоенной нагрузкой. чтобы расплатиться с долгами, физически не мог сидеть с детьми дома. Петуния, вымотанная годами стресса, бюрократических битв и постоянным страхом перед "аномалиями" племянника, отчаянно нуждалась хотя бы в нескольких часах относительного спокойствия для домашних дел и собственного психического восстановления.

 Неделя перед первым днем сада прошла в нервных разговорах шепотом, когда мальчики уже спали.

 — Ты уверена, что он... не сделает это там? На глазах у всех? — качал головой Вернон, представляя, как Гарри невольно заставляет игрушки летать.

 Петунья, стискивая зубы, отвечала:

 — Нам нужно это, Вернон. Мы не можем вечно держать их взаперти. И... он стал лучше контролировать. В последнее время почти ничего не было, правда? — Она больше убеждала себя.

 Они провели с Гарри строгий инструктаж:

 — Веди себя тихо, не высовывайся, слушайся воспитательницу, и НИКАКИХ... фокусов! Ни-ка-ких! Понял?

 Гарри, уже хорошо понимавший, что его "фокусы" пугают тетю и дядю и приносят им неприятности, кивал серьезно, его большие зеленые глаза были полны решимости не подвести.

 Утро первого дня было напряженным. Петуния привела мальчиков, Дадли — упитанный и любопытный — сразу рванул к игрушкам. Гарри держался за ее руку, широко раскрытыми глазами оглядывая новое место. Сердце Петунии бешено колотилось. Она ловила каждый взгляд воспитательницы, добродушной, но весьма наблюдательной пожилой дамы, ожидая увидеть подозрение или удивление. Но ничего необычного не происходило. Гарри тихо сидел на ковре, осторожно брал предложенные карандаши. Дадли, конечно, пытался громче всех спеть песенку и первым схватить лучшую машинку, но это было обычным детским поведением.

 Дни превратились в недели. Петуния каждое утро провожала их со сжатым сердцем, а забирала — с чувством глубочайшего облегчения, граничащего со слезами. Никаких летающих кубиков. Никаких внезапных изменений погоды в игровой комнате. Никаких разноцветных волос у других детей. Ее строгие наказы и, возможно, естественное затишье в магических проявлениях Гарри, или его сознательное сдерживание — сработали. Гарри вел себя тихо, даже застенчиво, но без проблем. Страх отступил, сменившись настороженной надеждой.

 Однажды, забирая детей, Петуния задержалась, разговаривая с воспитателем. Та показала ей рисунки, висевшие на стенде.

 — Посмотрите, миссис Дурсль, — улыбнулась воспитательница, указывая на яркую, не по годам выразительную акварель. — Это работа вашего Гарри. У него действительно необыкновенное чувство цвета и композиции для его возраста. Такой живой, образный взгляд на мир! Настоящий талантик Петунья смотрела на буйство красок. В ее душе боролись гордость и привычная тревога: "Талант... или опять оно?" Но воспитатель говорила о вполне земном художественном даре.

 Петунья неловко улыбнулась:

 — О-о, да... Спасибо. Он... любит рисовать дома. Впервые кто-то хвалил Гарри за что-то хорошее, нормальное. Это было странно и приятно.

 Дадли же адаптировался мгновенно и со свойственным ему энтузиазмом. Он быстро стал центром маленькой компании мальчишек, обожающих шумные игры. Но главной новостью для Петуньи стал не его аппетит или громкий голос. Как-то раз, по дороге домой, Дадли, краснея и мнусь, неожиданно спросил:

 — Мама, а... а можно мне завтра взять в садик ту шоколадку, что дедушка прислал? Только одну?

 — Зачем? — удивилась Петуния. — Я... я хочу угостить Эмили. Она девочка. У нее косички. И платье розовое. Она мне нравится. Она смеется громко, как я! — Дадли произнес это с такой серьезной важностью, что Петуния едва сдержала улыбку. Ее большой, шумный сынок впервые влюбился! Пусть по-детски, но это было мило и трогательно.

 — Хорошо, Дадли, — сказала она, гладя его по голове. —Только одну. И обязательно поделись с другими ребятами, хорошо?

 — Конечно, мам! — радостно заверил ее Дадли, уже представляя, как великодушно вручает драгоценную шоколадку Эмили с косичками.

 Гарри тихо шагал с другой стороны, разглядывая свой рисунок, который Петуния взяла с собой, а Дадли болтал без умолку об Эмили. Петуния чувствовала непривычную легкость. Сад не стал катастрофой. Гарри вел себя хорошо и даже проявил способность, которой можно гордиться без страха. Дадли был счастлив. Возможно, несмотря на все трудности, страхи и прошлое, их жизнь, наконец, начинала налаживаться. Мысль о том, что Гарри стал для нее по-настоящему своим, теперь уже не казалась такой пугающей. Она украдкой взглянула на племянника, крепче сжала его маленькую руку в своей и подумала: "Мы справимся".