Штормовое предупреждение (гет)

10 октября 1976 г., Шотландия

Лили ни секунды не одобряла идею дуэлей. С самого начала она считала, что это абсолютно ненормальное, опасное и противозаконное мероприятие. Она согласилась быть секунданткой Пирс лишь потому, что другого выбора у Сторми не было вовсе: Мэри как лицо вовлечённое стать секунданткой не смогла бы даже при желании. А она и не желала, судя по тому, как рьяно она избегала Сторми в дни перед дуэлью.

Тем не менее Лили всё равно надеялась на благоразумие Блэка и Пирс, даже с учётом того, что оба из Гриффиндора. Хотя на всякий случай и приготовила с дюжину лечебных зелий. В конце концов, бережёного и Бог бережёт.

С каждой секундой дуэли Лили всё сильнее убеждалась, что Сторми проиграет. Когда Сириус выбил палочку из рук Сторми, Лили окончательно уверилась, что это конец. Маг не может драться без палочки. Но Пирс не сдалась. Из гордости ли, из гриффиндорской упёртости или из страха перед расплатой — Лили не знала. Да и не было у неё времени об этом думать, потому что в следующую секунду Сириус запустил в Пирс каким-то странным заклинанием.

Никогда до этого Лили не видела его, но, судя по побелевшему лицу Нарциссы Блэк, стоящей в нескольких шагах от неё, ничего хорошего это заклинание не несло.

— Великий Мерлин, — прошептала Нарцисса.

— Что это за заклинание? — тут же спросила у неё Лили.

Губы Нарциссы зашевелились, но Лили не услышала ни слова, потому что по подземельям прокатился нечеловеческий вой. Пирс истошно вопила, корчась на земле, раздирала песок ногтями, вокруг неё наэлектризовался воздух. Она кричала так, как не кричала от ран, нанесённых режущими заклинаниями.

— Чёрт! — вскрикнула Лили и достала было палочку, но Нарцисса тут же ухватила её за руку.

— Не смей лезть, Эванс, если не хочешь, чтобы ей засчитали поражение.

— Но она же…

— Не смей, Эванс! — крикнула Нарцисса, и в её ледяных глазах вспыхнуло пламя. — Ты хочешь помочь Сириусу победить или что? Если секундант вмешается и поможет дуэлянту, это зачтётся как проигрыш!

Лили прикусила губы.

— А ты разве не хочешь, чтобы твой кузен победил? — спросила она, и непроницаемое лицо Нарциссы дрогнуло.

— Я просто хочу, чтобы всё было по правилам, ясно тебе?

— А использовать тёмные заклинания — по правилам?! — вскрикнула Лили.

— По правилам. — Нарцисса говорила холодно и громко, чтобы заглушить вопль Сторми. — Это заклинание придумала Вальбурга Блэк, моя тётя и мать Сириуса. Он предупредил, что будет использовать их.

Сириус тем временем пытался подступиться к Пирс. Каждый раз, стоило ему подойти к ней, корчащейся на полу, как молнии ударяли его по рукам. Наконец он додумался наколдовать на себя защитное заклинание и ухватить Пирс за шкирку. Он потащил её к границе круга, но она упиралась, извивалась и цеплялась ногтями за землю. И вопила, непрестанно вопила.

Мэри громко выругалась, вспоминая матушку Сириуса в недобром ключе. Это было первое, что она сказала, войдя в подземелья, и Лили, к своему вящему удивлению, была полностью с ней согласна.

Но вдруг Сторми швырнула в воздух горсть пыли, попала Сириусу в лицо и тот от неожиданности выпустил её из рук, а та, помедлив секунду, тут же отскочила от него и поднялась на ноги. Что произошло дальше, Лили так до конца и не поняла. Воздух наполнился пылью, стало тяжело дышать, а над головой заклубилась чёрная туча, искрящаяся молниями и бурлящая громовыми раскатами.

А когда пошёл дождь и прибил пыль, все увидели, как Сириус стекает вниз во стеночке, отлетев за пределы круга. Лили не сразу сообразила, что надо объявить победу Пирс. Услышав подтверждение своей победы, Сторми расхохоталась и, выйдя из круга, лишилась чувств.

— О Мерлин! — в один голос вскрикнули Лили и Мэри, а стоящая тенью в стороне Маккиннон тут же подскочила к ней и приложила пальцы к шее.

— Она жива, — констатировала она. — Но пульс слабый. Эванс, доставай свои зелья, что там у тебя. Судя по всему, у неё жёсткое истощение. И кровопотери большие. Её бы по-хорошему к Помфри отлеветировать…

— Ни за что! — встряла Нарцисса. — Неизвестно, как на её теле скажутся ещё одни чары, на ней и так куча проклятий. Вы можете предсказать, как они в связке будут работать? Никакой левитации, справляйтесь по-магловски, грязнокровки.

Лили тем временем вливала в Пирс крововосполняющее зелье.

— Я тоже пострадал! — раздался голос Сириуса, но Маккиннон не обратила на него ни грамма внимания.

— Поттер, Люпин, сделайте что-нибудь с ним, — только и сказала она.

А затем она стащила с себя кардиган, накинула на Пирс и, подхватив её на руки, пошла к выходу из подземелий.

— Может, я её понесу? Она же за меня дралась, — спросила Мэри.

Но Маккиннон окинула её скептическим взглядом.

— Уронишь ещё, — отрезала она. — Оставь большой тёте таскать тяжести. Можешь вон Эванс помочь сумку дотащить. И придумайте оправдание получше, а то у Помфри точно будут вопросы, чего это к ней поступают студенты, которые на ладан едва дышат.

Лили переглянулась с Ремом, и в его глазах промелькнуло что-то вроде: «Макгонагалл нас уничтожит». Лили согласно кивнула. Им всем крышка.

Сириус отключился на выходе из подземелий, и Рему пришлось потащить его на спине. Маккиннон хмуро окинула взглядом процессию и командным голосом сказала:

— Все, кроме старост, быстро по спальням. Быстро, я сказала. Цирковой номер окончен, клоуны в отключке.

И, не дожидаясь ответной реакции, Маккиннон зашагала по лестницам на второй этаж. Рем и Лили пошли следом. Но чем дальше поднималась Маккиннон, тем медленнее становились её движения и шумнее — дыхание. «Это из-за жира», — подумала Лили и тут же одёрнула себя. Нехорошо так думать, пусть даже Маккиннон в самом деле толстая.

— Может, я понесу? — робко спросила Лили.

— Нет… Ху-у… Ты хиленькая… Ху-у… Я сама…

Наддав, она зашагала чуть быстрее. Рем и Лили снова переглянулись, и Лили поджала губы. До Больничного крыла они шли в молчании, пока Маккиннон, чуть не задыхаясь, спросила:

— Ну что, придумали оправдание?

Лили молчала, Рем тоже, и Маккиннон закатила глаза.

— Ладно, сама чего-нибудь придумаю, вы только кивайте и делайте благочестивые моськи, малыши. Вот ты, — она кивнула на Рема, — прекрати строить из себя виноватого щенка, сразу понятно становится, что вы не святая простота, а нашкодившие котята.

И с этими словами она распахнула ногой дверь в Больничное крыло.

— Мадам Помфри, мадам Помфри! Помогите! — завопила она самым перепуганным голосом, от которого Лили вздрогнула. Она даже подумать не могла, что Марлин умеет так жалобно кричать.

Мадам Помфри, одетая в ночную рубашку, выскочила из своей комнаты и тут же схватилась за голову.

— О Господи! Что произошло?

— Мы понятия не имеем, мадам! — чуть ли не плакала Марлин. — Я зачиталась в Библиотеке, и старосты отконвоировали меня в гостиную, а там… — Тут Маккиннон всхлипнула, да так реалистично, что у Лили сжалось сердце. У мадам Помфри, видимо, тоже.

— Кладите их на койки. Ах, бедняжки! Как же так! — причитала мадам Помфри.

— И не говорите! Так страшно! Столько крови! — Марлин уже плакала. — Что же с ними произошло? Ах, как жалко!

Мадам Помфри суетливо накладывала диагностические заклинания то на Сторми, то на Блэка, и с каждым заклинанием её причитания становились всё громче и громче. Со Сторми и так всё было понятно: футболку она стянула ещё в подземельях, так что все порезы пестрели перед глазами. А когда мадам Помфри сняла одежду с Блэка, Лили дрогнула. По коже у него тянулись розовые разветвления. Не сразу до Лили дошло, что это ожоги от молний Сторми.

— Вы чего тут стоите, идиоты недоросшие? — прошипела Марлин. — Я для кого Помфри отвлекаю? Валите отсюда!

— Я никуда не пойду! — упёрлась Лили.

Тогда Рем ухватил её за руку и потянул прочь из Больничного крыла. В лицо он ей не смотрел и на протесты не отвечал. Да только незаметно сбежать из Больничного крыла им всё равно не удалось: перед ними, словно из-под земли, появилась взбешённая профессор Макгонагалл.

— Стоять, — громыхнула она и, ухватив за шкирку Ремуса и Лили, быстрыми шагами метнулась к койкам, где лежали Сириус и Сторми. Профессор Макгонагалл медленно и по слогам произнесла: — Мистер Люпин, мисс Эванс, объясните мне, что тут происходит? Нет, Марлин, я не вас спрашиваю.

«Что она тут делает вообще?» — читалось во взгляде Маккиннон. Рем тут же снова стал выглядеть как виноватый щенок, а Лили прикусила губы. Врать деканисе, тьфу, то есть декану она не могла. Хотя бы потому, что уважала её.

— Профессор, видите ли… — начала она.

— Заклинание… Неудачное… — раздался глухой шёпот Блэка, и Лили обернулась на него.

Выглядел он паршиво. Как побитая собака. Но тем не менее в сознание он пришёл. Видимо, этот факт и подействовал на профессора Макгонагалл в какой-то степени даже умиротворяюще. Она тяжело выдохнула и сказала, не оборачиваясь к ним:

— Мистер Люпин, мисс Эванс. Идите к себе. Я позже вас отчитаю. Мисс Маккиннон, прекращайте спектакль и отправляйтесь в постель. С вами я позже поговорю.

И все трое пулей кинулись прочь из Больничного крыла. Лили оставалось только пожелать удачи едва очухавшемуся Блэку и всё ещё не пришедшей в сознание Пирс. А также молиться, чтобы профессор Макгонагалл не лишила её и Рема полномочий старост.

* * *

11 октября 1976 г., Шотландия, Больничное крыло Хогвартса

Сторми чувствовала себя откровенно паршиво. Тянуло блевать, и всё тело горело. Она попыталась открыть глаза, но всё плыло. В глотку же будто засунули адское пламя и полили сверху соусом табаско.

— О Богиня… — просипела она, но из глотки вместо слов вырвался только хрип.

Следом она почувствовала, как губ касается что-то холодное и по гортани начинает течь отвратительная на вкус вязкая жидкость. Одно радовало, что после этой дряни в голове самую малость прояснилось, и Сторми смогла сфокусировать взгляд.

Перед глазами появилась школьная медичка мадам Помфри с флакончиком в руках. Спустя пару мгновений Сторми смогла различить стоящую возле медички явно рассерженную деканису.

— Доброе утро, мисс Пирс, — отчеканила она, явно сдерживая гнев. — Я надеюсь, вы соблаговолите мне объяснить, что вы и мистер Блэк устроили вчера?

Сторми открыла рот, но снова не смогла выдавить из себя ничего, кроме хрипа.

— Девочка сорвала голос, профессор, — мягко сказала мадам Помфри. — Кажется, вчера она очень сильно кричала. Думаю, даже если вы её будете допрашивать, она при всём желании ничего вам не ответит.

Макгонагалл выдохнула и скрестила руки на груди.

— Замечательно, просто замечательно! — воскликнула она. — Мне казалось, мы с вами всё прояснили ещё две недели назад. Но нет! Это какой-то кошмар, мадам Помфри! — Макгонагалл всплеснула руками. — Я понятия не имею, как два шестнадцатилетних подростка могут превратить друг друга вот… вот в это!

Она обвела руками лазарет. Вид у неё был такой сокрушённый, что Сторми даже почувствовала ощутимый укол совести. Она хотела приподняться на локтях, но конечности едва слушались её. Заметив эти потуги, Макгонагалл покачала головой.

— Лежите уж, — со вздохом сказала она. — Я крайне разочарована, мисс Пирс. После вашего выздоровления и выяснения обстоятельств вы и мистер Блэк получите своё наказание. Мадам Помфри.

Макгонагалл кивнула целительнице и, бросив очередной очень расстроенный взгляд на Пирс, удалилась из лазарета.

«Класс, просто фантастика», — подумала Сторми, касаясь пальцами своей шеи. Как оказалось, весь её торс обвивали бинты. Они тянулись от самого пояса до горла, ползли по плечам и оборачивались вокруг пальцев. Ещё и голос пропал. Полный отпад.

Мадам Помфри всё время хлопотала над ней и Блэком, который, как поняла Сторми, валялся за ширмой на соседней койке. От медички же Сторми узнала и то, что получила невероятное по силе магическое истощение, из-за которого ей придётся около недели провести в Больничном крыле.

«Невероятный трэш», — определила тут же Сторми.

Блэку повезло больше, и Сторми считала это крайне несправедливым: его всего-то огрело молниями да переломало два ребра (которые, к слову, уже успели зарасти).

— Эй, Пирс, — позвал он, когда мадам Помфри ушла. — Должен признать, ты была неотразима. Ну, когда стянула с себя футболку.

Гнев тут же забурлил в крови, и Сторми нашла в себе силы нацарапать на листочке бумаги, выданной медичкой: «Ты проиграл. Так что у тебя нет абсолютно никакого права даже заикаться обо мне в таком ключе. Ты проиграл, Блэк». Она кое-как перекинула бумажку через ширму и закрыла глаза.

Хотелось сдохнуть.

— Я поддался, — через несколько минут заворчал Блэк.

Сторми снова гневно распахнула глаза и, схватив бумажку, написала огромными буквами: «ПИЗДАБОЛ». Прочитавший её слова Блэк запыхтел, но ничего не ответил.

Перед обедом в лазарет заглянула Лили. Она принесла Сторми домашку по Чарам и Истории и тыквенных печений, завёрнутых в бумажный пакет.

— Так ты не можешь говорить… — расстроенно протянула Лили. — Это очень печально, хотя и неудивительно: ты так кричала вчера, просто ужас! Я думала, у меня кровь в жилах застынет. Когда сможешь говорить, расскажешь, что с тобой было?

Сторми кивнула, но Блэк тоже решил подать голос из-за ширмы:

— Я тебе так скажу, что с ней было. Она просто видела все самые кошмарные воспоминания. Это заклинание работает примерно так же, как дементоры: высасывает радость. Да и матушка делала его похожим на Напиток Отчаяния. Ты же в курсе, что это, так ведь?

Помолчав миг, Лили нехотя ответила:

— Да. Я знаю. Я же разбираюсь в зельях, конечно, я знаю. — Прозвучало как оправдание. Лили тут же переключилась на другую тему: — Профессор Макгонагалл рвала и метала. Она едва не лишила меня и Рема значков старост, но вмешался директор. Мы с ним отделались недельными отработками. Жуть! Это моя первая отработка… и последняя!

Сторми хмыкнула (хвала Богине, этот звук ей был доступен).

— Надеюсь, ты сможешь говорить как можно скорее, — вздохнула Лили.

— А мне так нравится, когда она молчит, — вставил Блэк. — Хотя это ей не мешает быть вредной и ядовитой. Гляди, чего она мне написала.

Блэк перекинул через ширму скомканную бумажку с той самой надписью: «ПИЗДАБОЛ». Лили прочла и нахмурилась, бросила быстрый взгляд на Сторми, затем на ширму, в сторону Блэка.

— Почему? — спросила она у Сторми, кивая на бумажку.

Сторми начала выписывать ответ на листочке, а Блэк снова влез, хотя его вообще никто ни разу не спрашивал:

— Пирс просто не может признать, что я ей поддался. Я не бью женщин, поэтому дрался вполсилы. Иначе её пришлось бы отдирать от пола в подземельях.

Сторми так сильно сжала карандаш в руке, что тот хрустнул и переломился. Сейчас ей было как никогда обидно, что это она лишилась голоса, а не Блэк. Ему немота пошла бы куда больше, чем ей. А сейчас она даже ответить ничего не в состоянии!

— Она права, Блэк, — вдруг сказала Лили таким голосом, что по коже мурашки пошли. — Ты пиздабол.

Сторми закашлялась. Ей впервые довелось увидеть, как ругается правильная староста Эванс. Судя по звукам из-за ширмы, Блэк тоже ни разу до этого не слышал ругательств из уст Лили.

— Что ж, мне пора на обед: надо довести первоклашек в Большой зал. Увидимся, Пирс. Выздоравливай скорее.

С этими словами она поднялась с места и вышла из лазарета.

* * *

11 октября 1976 г., Шотландия

То, что произошло вчера в подземельях, никак не выходило у Рема из головы. Начиная тем, с какой скоростью Бродяга колдовал невербальные заклинания, и заканчивая мощной беспалочковой магией Пирс.

Её победа стала для Рема колоссальной неожиданностью. С самого начала дуэли он был уверен, что Сторми Пирс проиграет и ей придётся переспать с Сириусом. Как бы его ни бесил этот факт, как бы он ни противоречил его моральным принципам, но Пирс сама приняла эти условия, так что…

Честно говоря, Рем чувствовал стыд.

Макгонагалл снова вызвала его и Лили к себе в кабинет. В этот раз она была настолько зла, что голос её упал почти до шипения. И лучше бы она кричала, чем тихо, едва слышно показывала свою разочарованность в них.

— Я же просила вас следить за своими друзьями, — сказала Макгонагалл.

В груди Рема передавило сердце. Она права. Эта старая кошка была права. Он должен был следить за Сириусом, но он не смог. И никогда не сможет.

— Мистер Люпин, мисс Эванс. Мне очень жаль, но, кажется, вы не справляетесь со своими обязанностями. — Эти слова придушили, придавили камнем. Макгонагалл постучала пальцем по столу. — Пожалуйста, сдайте ваши значки.

Лили прикрыла глаза и, прикусив губу, отстегнула значок от мантии, положила его на стол и отвернулась. А Рем медлил. До конца ему не верилось, что это происходит. Но всё же он открепил значок с надписью «Староста» и положил рядом со значком Лили. Вот и всё.

Но вдруг в дверь постучали, она отворилась, и в кабинет Минервы Макгонагалл вошёл директор. Лили и Рем не сразу сообразили, что нужно поздороваться. Тем временем директор заметил значки н столе.

— Что происходит, Минерва? — спросил он мягко. — Я помешал?

Макгонагалл поджала губы, а потом Дамблдор попросил Рема и Лили подождать его за дверью. Попрощавшись с Макгонагалл, они вышли. Лили стояла как пришибленная. Не то чтобы Рем сильно от неё отличался. Он был старостой год, и ему нравилось это. Нужно было возиться с первоклашками, следить за дисциплиной, но у него получалось… если дело не касалось Сириуса и Джеймса.

— Я знала, что этим кончится, — прошептала Лили.

— Знала? — удивился Рем. — Мне казалось, что до этого не дойдёт. Но раз знала, то почему тогда покрывала Пирс?

Лили посмотрела на него, как на идиота.

— Она дралась за честь Мэри и свою честь. Это был единственный способ притормозить блэковскую придурь. Он же никого не слушает, кроме вас, а ты и Поттер делаете вид, что всё нормально и Сириус просто развлекается. Я не имела права сдавать Пирс. Если она готова пожертвовать своим здоровьем, то значок старосты — это такая мелочь, да?..

Лили снова прикрыла глаза. По ней было видно, что ей чертовски не хочется лишаться должности старосты, но в то же время в её чертах читалась уверенность в правоте своего выбора.

А Рем после её слов сжал ладони в кулаки. Это был укор. Лили Эванс корила Ремуса Люпина в том, что тот мог, но не делал. Минерва Макгонагалл корила Ремуса Люпина в том, что он мог, но не делал. Но он не мог! Не мог, и всё тут! Они же друзья в конце концов. И для Рема не было ничего, что было бы важнее этой дружбы.

Тихо отворилась дверь, и профессор Дамблдор вышел из кабинета Макгонагалл. На его губах, как обычно, читалась мягкая улыбка.

— Идите за мной, — сказал он, и они поплелись следом.

Они зашли в пустой кабинет, и Дамблдор присел на стол, сцепив тонкие пальцы в замок. Рем и Лили стояли молча и ждали, когда директор заговорит. Наконец он, подняв на них глаза из-под очков-половинок, спросил:

— Кто победил в дуэли?

— Так вы знали про дуэль?! — воскликнула Лили и тут же захлопнула рот ладонью. — То есть… То есть…

— Да, я знал, — подтвердил Дамблдор.

— И вы не предотвратили её? — спросил Рем, и директор кивнул. — Почему, профессор?

— По той же причине, почему вы и мисс Эванс не доложили профессору Макгонагалл: это дело чести мисс Пирс и мисс Макдональд, а также мистера Блэка. Я знал, что они друг друга не убьют, но вы согласитесь, что им всем необходим был этот урок, — сказал директор. — Впрочем, я надеюсь, что подобных эксцессов больше не повторится.

Он строго поглядел на них, а затем достал из рукава мантии два значка и положил их рядом с собой.

— Также, я надеюсь, что старосты Эванс и Люпин присмотрят за этим.

Сердце Рема замерло, а потом заколотилось, когда Дамблдор протянул ему значок. Рем взял его, чуть дыша, и значок блеснул в солнечном свете.

— А как же профессор Макгонагалл? — спросила Лили. — Разве она не возражала?

— Профессор Макгонагалл согласилась, что на роль старост никто не подходит так же, как вы двое, — объяснил Дамблдор, слез со стола и направился к выходу. — Не разочаруйте её ещё раз.

С этими словами он ушёл.

— Что это было? — спросила Лили, и Рем только плечами пожал.

Господь Всемогущий, он лишился значка, а потом снова стал старостой — и всё это за один час. От облегчения даже голова закружилась. От радости Рем едва не прослушал, что Макгонагалл назначила им две недели отработок: две недели драить заброшенные кабинеты в Астрономической башне. В себя Рем пришёл только после обеда, когда кончились уроки и они все втроём пошли навестить Сириуса в Больничном крыле.

Сириус явно чувствовал себя неплохо, хотя первые минуты и пытался строить из себя умирающего лебедя. А вот Пирс было хуже: судя по всему, она сорвала голос из-за вчерашнего крика, к тому же всё её тело покрывали бинты, они выглядывали из-под ворота больничной пижамы, опутывали руки и пальцы. Рем тактично поздоровался с ней и юркнул к Сириусу.

— Я поддался из вежливости, — заявил Бродяга.

И ровно через секунду в него прилетела скомканная бумажка. Она отскочила от его головы и упала прямо на колени Рему. Тут же он развернул её и прочитал выведенное кривым почерком слово «ПИЗДАБОЛ».

— Ты достала, Пирс! — вскрикнул Бродяга. — Как ты даже без голоса умудряешься быть такой доставучей?! Молчи себе в тряпочку!

Вместо ответа в него прилетел целый батальон скомканных бумажек. Ремус был уверен, что на всех них написано одно-единственное слово, которое сейчас покоилось в его ладони.

— А вообще-то это правда, — вдруг сказал Питер. — Я лично видел, как она раскатала тебя по стеночке вчера, Бродяга. И как ты стонал! Как стонал!

Питер изобразил этот драматичный момент их со Сторми дуэли — причём убийственно похоже, — и Джеймс расхохотался, а Рем, не сдержавшись, широко улыбнулся.

— Согласен с Хвостом, — сказал Рем. — Надо уметь признавать поражение.

— Ой, да идите вы! Тоже мне, друзья, — обиделся Сириус.

Они просидели так до вечера: рассказывали Бродяге об уроках, о лишении звания старосты и о новом назначении на эту должность, да в целом обо всём. Уходили они уже после заката, когда Сириус уже вовсю сопел. Рем выходил позже всех, напоследок окинул взглядом лазарет, и его глаз зацепился за Сторми.

Она сидела на койке и читала учебник. Между её бровей пролегла хмурая морщинка, а губы плотно прижимались друг ко другу. Глядя на неё, Рем вспомнил, как она притащила ему печенье, когда он отлёживался после очередного полнолуния. А он ей ничего и не принёс.

— Ты идёшь, Лунатик? — крикнул Питер, и Рем оторвался от разглядывания Пирс.

— Да, сейчас!

Закрыв дверь, он быстрыми шагами догнал друзей, хотя мыслями всё ещё был в лазарете. Он всё думал о поступке Пирс. Она ведь прекрасно знала, чего ей будет стоить эта драка. Но всё равно полезла. Всё равно приняла условия. Это было… по-гриффиндорски смело. Хотя не каждый гриффиндорец поставит себя на кон ради одной девушки, которую знает месяц…

Когда все уже уснули, Рем ещё долго ворочался. Ему всё никак не спалось, и в конце концов он встал, вытащил из тумбочки плитку своего любимого шоколада, который недавно прислала мама, натянул мантию и вышел из спальни. Он направлялся обратно в лазарет.

Ходить по коридорам без Джеймсовой мантии-невидимки было опасно, но Рем всегда мог соврать, что ему стало плохо посреди ночи, вот он и шёл в Больничное крыло. В конце концов, о его болезненности знали все в замке, даже завхоз Аргус Филч.

Изо всех сил стараясь не издать ни звука, Рем проскользнул в лазарет. Свет уже не горел, и по воздуху разносилось негромкое сопение Бродяги. Рем дошагал до постели Сторми и бросил на неё взгляд. Он неплохо видел в ночном свете, к тому же глаза уже привыкли, а потому ему не составило труда разглядеть плотно сомкнутые ресницы Сторми и чуть приоткрытые губы. Отлично, она спит. Рем шагнул к тумбочке у изголовья постели и положил туда шоколадку.

Вдруг сбоку что-то дёрнулось, его ухватили за волосы, и что-то холодное прижалось к его горлу. Краем глаза он заметил, что койка Пирс пуста. Выдохнув, он поднял руки вверх.

— Это всего лишь я, — прошептал он, и Пирс, отпустив его, упала на койку. Ремус скосил взгляд на то, что она прижимала к его глотке. — Карандаш, Пирс? Серьёзно?

Она пожала плечами, потом нащупала тумбочку и вытащила оттуда фонарик и лист бумаги. «Ты что тут забыл?» — написала она, и Рем осторожно сел на край её койки.

— Ну, я тут подумал, ты же приносила мне печенье, когда я болел.

Сторми всё ещё продолжала сверлить его взглядом, а потом покосилась на ширму, за которой сопел Сириус. Рем так до конца и не понял значения этого её взгляда. «Почему посередь ночи?» — написала она.

— Просто я… — Рем замялся. — Я не знаю, ладно? Ты выглядела очень одиноко, а я… Ну, в общем, я всё думал о том, что произошло на дуэли, да и вообще про твой поступок. — Он опёрся локтями о колени и сцепил руки в замок. — Это было смело. Я бы так… Я бы так не смог.

Признание горчило полынью на языке, но почему-то сейчас, под покровом ночи, когда все, кроме них двоих, спали, Рем чувствовал, что он должен сказать правду. Хотя бы самому себе.

Когда молчание затянулось, Сторми толкнула Рема ногой, заставляя посмотреть на неё, и посветила фонариком на листок с текстом. «Спасибо, это даже мило», — было написано на листке, и Рем улыбнулся. В груди расплылось ощущение тепла, обволакивающего всё изнутри.

Сторми тоже улыбалась, и, когда она делала это, на её круглых щеках появлялись ямочки. На её лицо падал свет от фонарика, и радужка её глаз, ловящая этот свет, выглядела как соцветие льна. «Красиво», — подумал Рем, дотянулся до её руки и сжал в своей. Сквозь бинты чувствовалось тепло её тела.

Но стоило Сторми сжать его руку в ответ, как Рем тут же вскочил на ноги.

— Что ж, рад был тебя увидеть, но я, наверное, пойду, а то уже за полночь, тебе надо восстанавливаться, а мне ещё до спальни пробираться, не хочется попасться Филчу, а то он в самом деле за лодыжки подвесит, увидимся завтра, Сторми, — затараторил он и, всучив ей шоколадку в руки, быстрым шагом направился к выходу из Больничного крыла.

«Господи, какого хрена я вообще делаю? — страдальчески думал он, пока шёл до спальни. — Как будто пубертатный подросток… Увидимся завтра, Сторми… Позорище!»

Уснул Рем только под утро.

* * *

12 октября 1976 г., Шотландия, Больничное крыло, утро

Вчера староста Блюбоннет держался с ней за руку. Сторми беззвучно смеялась каждый раз, когда вспоминала это. И то, как он сбежал.

— У тебя сегодня какое-то странное настроение, — заметила Мэри, зашедшая к ней перед завтраком.

Сторми пожала плечами. Она пока не решила, рассказывать ли соседкам по комнате эту уморительную историю о том, как ночью от неё убежал парень, сверкая пятками, или всё-таки пожалеть малыша Блюбоннета. Впрочем, тут за ширмой лежал Сириус, прекрасно всё слышащий и встревающий в её диалоги с подругами. Это бесило. Сторми не хотела доставлять ему удовольствие высмеивать её или даже Блюбоннета. Только у неё имелось такое право.

Пока она размышляла, Мэри вытащила из сумки пятиугольную упаковку.

— Это тебе, — сказала она. — Маловато для благодарности, учитывая, что ты открутила яйца Блэку, загремев в лазарет.

— Я всё слышу! И я поддался! А мои яйца на месте! — крикнул Блэк.

— Команды «Голос» не было, пёсик. — Ядом в тоне Мэри можно было отравить целое поселение и ещё бы немного осталось. — Я не с тобой разговариваю. Тебя мамочка только проклятьям обучала, а про этикет позабыла?

— Иди в жопу, кобыла костлявая.

— Давно в лазарете после дуэли не лежал, малыш?

Они переругивались, Сторми вертела в руках упаковку. Надпись «Шоколадная лягушка» золотыми буквами блестела на фиолетово-синем картоне. Сторми улыбнулась, подумав, что студенты Хогвартса решили завалить её шоколадом, положила упаковку рядом с вчерашним презентом, который притащил Блюбоннет — шоколадной плиткой с вишней, — и почти закончившимися печеньями от Лили.

— Конченый ушлёпок, смазливая рожа — это всё, что у тебя есть, и то пользы с неё никакой, подрочить на тебя, да и только, — тем временем ругалась Мэри.

Сторми показала ей большой палец, и та улыбнулась.

— Ладно, Пирс, мне пора на завтрак, — со вздохом сказала Мэри. — После уроков мы с Лили зайдём к тебе: принесём домашнее задание. Не скучай, монашка!

Она ушла, а Сторми ещё долго не могла перестать улыбаться. Она решила, что сейчас самое время сделать день ещё лучше и наесться шоколадом до отвала. Выбор пал на лягушку.

На вкус шоколад был обыкновенным, но внутри Сторми нашла карточку с Ганхильдой из Горсмура и аккуратно сложенный розовый лист бумаги с наклейками, изображающими котиков и клубки ниток. Нахмурившись, Сторми развернула лист и начала читать то, что там было написано.

Тёмно-розовыми чернилами на бумаге изящные буквы вывели:

«Здравствуй, Сторми!

То, как ты проявила себя на дуэли, было великолепно. Бой, достойный валькирии. Мы были в восторге. Также, мы искренне благодарим тебя за то, что ты вступилась за одну из нас. Знаем, что “Шоколадная лягушка” — это мало для благодарности, но мы надеемся, что ты примешь её.

С пожеланиями скорейшего выздоровления,

Амазонки из Клуба прикладного рукоделия и готовки».

Сторми не знала, что может улыбаться ещё шире, чем до этого. Она бы так и сидела с дурацким выражением на лице, но в лазарет вошла мадам Помфри, и Сторми, быстро сунув послание под подушку, подняла табличку «Добрый день, мадам Помфри!». Медичка заискрилась улыбкой.

— Добрый-добрый, мисс Пирс. — Она положила на тумбочку конверт. — Вам письмо, профессор Макгонагалл просила меня передать вам.

Кивнув в знак благодарности, Сторми тут же схватила конверт. Дрожащим почерком на нём было написано: «Сторми Пирс от Тхармы Пирс». И этот дрожащий почерк так и кричал о том, что мама была в гневе. Сторми сглотнула.

Ну, что ж… Да начнётся казнь!