Бункер 49: Темнеет (гет)

Грэм послушно отправился в самый верхний медицинский отсек и встретился с последним оставшимся на станции медиком. Он был удивительно заботливым молодым человеком — хотя сорокалетнии на самом деле не были такими уж молодыми, если не считать Грэма которому было далеко за шестьдесят — и он прекрасно справлялся с заботой о жителях верхних уровней. Его память была повреждена, как и у многих других, но он делал всё возможное, чтобы не отставать. Они говорили в кафетерии на первом уровне о записях и его намерениях. Было странно находиться там, в кафетерии, пустом даже в час пик рабочего дня.

Вид, открытый на стене в проекции с датчиков снаружи, был тусклым и коричневым. Песок и грязь на абляционной пленке, которая предохраняла датчики от эрозии, теперь сами были мутны и полностью загрязнены. Была небольшая дыра, протертая в плёнке, края которой были неровными, создавали впечатление, будто смотришь в глазок. Если бы ситуация внутри бункера 49 была нормальной, то Грэм наверняка знал, что ему придётся под большим давлением найти чистильщика датчиков и привести открывающийся вид в порядок.

Всё, что он мог разглядеть, за коричневатой дымкой, это то же самое поле с развевающейся грязью и пылью, которое он видел всю свою жизнь. Небо было болезненного цвета синяка, зажившего до коричнево-желтой стадии, и сам воздух, казалось, кипел от ещё большего количества пыли, которую поднимали гораздо сильнее, чем когда-либо, раздули кондиционеры бункера. Он вздрогнул, когда внезапный порыв ветра бросил сплошную стену тёмно-коричневого песка в сторону датчика. Он исчез так же быстро, как и появился, направляясь к тому месту, что, как знал Грэм, где находились другие бункеры. Хотя никто больше этого не знал.

Медик, который также смотрел на экран, пока они говорили, отвернулся от датчиков после внезапного порыва, как будто он не мог вынести мысли увидеть воочию ещё больше затемняющей грязи на датчиках. Грэм закашлялся, как будто пыль защекотала ему горло, и вернул своё блуждающее внимание к медику.

— Значит, вы можете найти все необходимые записи? — спросил он, надеясь, что молодой медик скажет, что не сможет.

Он кивнул, улыбаясь и выражая радость от того, что смог оказать помощь.

Губы Грэма дрогнули, но он быстро сдержался и прочистил горло.

— Ну, и сколько времени это займёт?

Медик задумался, на мгновение устремив взгляд в сторону вида с датчиков, а затем сказал:

— На самом деле, я должен сказать, что смогу их найти, но они не всё будет на месте. — В ответ, на взгляд Грэма, он добавил: — Мы не храним все записи вечно. На это потребовалось бы много бумаги. Через несколько лет мы создаём сводную таблицу для одобрения, а затем перерабатываем записи. Только сокращённое количество информации с общих данных — вот что сохраняется навсегда.

Грэм старался не улыбнуться. Простая сводная таблица для каждого человека сохранялась для использования при одобрении брачных союзов по мере смены поколений, но в ней не содержалось никаких подробностей. Прекрасно.

Он не хотел рисковать, что этот энергичный молодой человек начнёт сканировать документы и, возможно, даст другим то, что им нужно, прежде чем он будет готов к этому, поэтому он сохранял серьёзное выражение лица, отдавая свои указания. Он должен был быть очень осторожным, в своей тактике затягивания процесса. Он хотел создать впечатление, что он делает именно то, что ему приказали голоса в бункере один, несмотря на то, что у него не было абсолютно никакого намерения когда-либо закончить любую подобную задачу к их удовлетворению.

После того, как медик ушёл, торопливо спустившись по первой спирали лестницы и скрывшись из виду, Грэм сидел в тихом кафетерии один. Он наблюдал за видом с его бесконечным проявлением грязевой смерти снаружи и потягивал чай из своей фляги. Он думал о том, что он сделал, что он планирует и как он дошёл до этого.

Даже если бы разговор, который он подслушал, не был тем, который завершился решением уничтожить его бункер, он бы откладывал или не выполнял их задачу. Он чувствовал себя преданным, но не только за себя. Он чувствовал предательство за всех, кто жил в бункере 49. Его заставили поверить, что каждый бункер был драгоценен и представлял последнюю надежду человечества. Ему сказали, что всё, что они делали, было ради будущего. Он верил во всё и оправдывал каждый плохой поступок, каждую чистку и каждую ложь, потому что он верил в это.

Оказалось, что всё совсем не так. Его люди стали интересным набором медицинских обстоятельств, которые нужно было собрать, сопоставить и заархивировать. Бункер один не заботился о них, как о людях. Для них не имело значения "наследие", потому что эти люди, какими бы больными они ни были, всё ещё были семенами наследия. Для них имело значение идеальное наследие, а этот бункер был испорчен на основе их идеальных стандартов. Испорчен, больше не нужен и нуждался в утилизации. Он не хотел этого. Он не допустит этого.

Он не знал точного момента, когда он перестал верить в абсолютную правоту бункера один. Он думал, что его вера разрушалась поэтапно, отпадая от него слоями, как ржавчина, которая, казалось, стирала кости бункера по одной тонкой чешуйке за раз. Из-за этого ему было очень трудно определить какой-либо конкретный момент времени потери своей веры, но он знал, что все чешуйки его оставшейся веры отпали вместе с подслушанным разговором. Теперь, когда он услышал их такими, какие они были, без тщательно подобранных слов, которые они использовали, чтобы обманывать и контролировать, он понял, что они были всего лишь безумцами без угрызений совести.

Для Грэма не было другого возможного объяснения, кроме как "безумие". Его воспитывали для той должности, которую он занял в бункере. Он следовал за другими с раннего пятнадцатилетнего возраста и более двадцати лет оставался тенью, даже наблюдая, как другие его возраста продвигались по карьерной лестнице и приобретали авторитет и доверие. Он был терпелив и оставался верен своей цели во всём. Когда его дядя умер от рака, как и многие другие после него, захлебываясь кровью и моля о смерти, Грэм снял ключ с шеи дяди и надел его на себя. Он был уверен в знании своего места в этом мире.

Когда два ключа звякнули под его комбинезоном, он почувствовал себя одиноким, но также странно готовым и уверенным. Он доверял системе. Он винил в устав. Он верил, что всё осуществится так, как должно, если он будет следовать правильному пути.

Вся его вера ушла от него за эти годы, а теперь, последние крупицы развеялись, как пыль снаружи. Он задавался вопросом, чувствовал ли его дядя ту же потерю веры и уверенности. Он вспомнил, но не нашел в своей памяти ничего, что выдало бы его. Как и все руководители IT до него, его дядя обучал Грэма так же усердно, как и то, что скрывать от бункера один, как и то, что им следует рассказывать.

Можно ли это истолковать как потерю веры или это были просто практические привычки человека, который понимал скользкую реальность за такими твёрдыми правилами? Хотя он никогда не узнает наверняка, Грэм думал, что его дядя умер верующим. Он сильно завидовал этому.

А теперь он был стар и в одночасье стал циничным и ужасно напуганным. Прошли десятилетия с тех пор, как он взял второй ключ, и хотя подслушанный обмен репликами перевесил чашу весов его веры и его преданности, он должен был признаться себе, что всякое настоящее убеждение, которое он мог испытывать все эти годы, давно исчезло.

Он снова закрыл флягу и бросил последний взгляд на темнеющий вид снаружи. Он слишком долго сидел на жёстком стуле в кафетерии, размышляя, а день на улице клонился к закату. В это время дня, когда солнце кипело на горизонте и заставляло воздух мерцать, когда светило прямо в датчик, там было почти красиво. Это было то, что он не мог признать вслух, но это всё равно было правдой. Тени были длинными, а комья, состоящие из давно умерших уборщиков или их измельченных останков, были в основном скрыты. Пыли казалось стало куда меньше, и это были просто тени и чарующий глубокий оранжевый свет. Он вздохнул, вставая и спускаясь по винтовой лестнице, осторожно шагая, чтобы не упасть, когда рядом нет никого, кто мог бы услышать крик о помощи.

Его осторожные и в основном одинокие полтора дня прошли без происшествий, и он почувствовал, как знакомые покалывания, которые он ассоциировал с посторонним наблюдением, покидают его, как он и думал. Он не знал, было ли это просто психологическим или какая-то часть его просто поняла их процесс действий достаточно глубоко, чтобы понять, когда они будут наблюдать. Что бы это ни было, он был уверен, что их интерес к нему на данный момент угас. Его шаги ускорились на лестнице.

Они подождут, пока он закончит свою работу, а затем убьют его, но сейчас они перешли к чему-то другому. Он засунул свои мысли о прошлом обратно в глубокие тайники своего разума и приготовился действовать в соответствии со всем, о чём думал весь последний день. Он мог сделать то, что ему нужно было сделать, и получить помощь, которая ему была нужна, чтобы всё вышло.

Его шаги впервые стали легче, когда он обогнул лестничный пролёт на пятом уровне и оставил позади тёмную тишину пустого четвёртого уровня. Все квартиры на четвертом и шестом уровнях теперь были закрыты, на их лестничных площадках было тихо, а внутри темно. Цепи тускло мерцали на ручках больших двойных дверей под светом на лестничной площадке. Было грустно видеть такое, но в конечном итоге это стало необходимостью, поскольку слишком мало людей следили за состоянием пустых этажей. Он быстро сделал то, что ему было нужно в своих апартаментах. Закончив, он почувствовал себя менее обременённым, направляясь к купе именно того друга, который ему был нужен.

Все, кто остался с верхних жилых уровней, за последние несколько лет переехали на пятый уровень. Большинство из них разместились в нескольких отсеках, используя один для сна, а другой как кабинет или место для выполнения многочисленных обязанностей, которые каждый должен был взять на себя по мере сокращения населения.

Грэм не был исключением в этом отношении. Весь IТ был в упадке, поддерживая себя лишь минимально и делая это с помощью основного персонала. Он ненавидел это. Он ненавидел спускаться туда и видеть грязную плитку, грязное стекло и коробки с хламом, разбросанные повсюду. Это заставляло его чувствовать себя неудачником, но он не мог понять, как можно правильно распределять рабочую силу, необходимую в другом месте, просто чтобы IТ мог оставаться полностью укомплектованным. Приоритетами были Механика и все аспекты производства продуктов питания. Им требовался самый полный штат. В конце концов, не имело бы большого значения, выживут ли серверы, если бы отключился свет или прекратилась подача еды.

Чтобы выполнить свою часть работы, он также взял на себя несколько дополнительных ролей. Он делал некоторые ремонтные работы для IT, а также был руководителем. Он также брал на себя транспортные обязанности по мере необходимости, что также делали все, кто был физически в состоянии делать. Он дежурил по сменам на посту ночного дежурства, патрулируя, чтобы убедиться, что всё хорошо и тихо на уровнях с первого по пятый.

Как и большинство, он вкладывался туда, где мог, где было необходимо. Иногда он мог помочь отшлифовать ржавчину, загрунтовать и покрасить рельсы или трубы. В других случаях он мог просто понадобиться для административной работы. По-разному, но всегда требовалось больше рабочей силы, чем до этого.

Чтобы сделать всё и при этом ещё и спать, он разместился в двух отсеках и работал из офиса, который когда-то был отсеком, достаточно большим, чтобы вместить целую семью. Больше всего ему нравилось на пятом уровне то, что это были все типовые квартиры, никогда не предназначенные для тех, кто занимал какую-либо определённую должность. Он чувствовал себя там без присмотра и в большей безопасности, чем где-либо ещё в бункере. Он скучал по роскоши квартиры, обычно зарезервированной для того, кто занимал его должность, но такое маленькое пространство было менее заметным. Уже по этой причине он полюбил его.

На том же уровне жил и новый исполняющий обязанности мэра, и, как назло, самый старый друг Грэма. Он был последним из людей, кому он мог доверять так же, как себе, и с кем Грэму нужно было поговорить. Он направился в своё купе.

То, что должно было произойти, было неловко, мягко говоря. Он собирался пойти и сказать своему лучшему другу, с которым они были вместе более пятидесяти лет, что он знал жизненно важные и обширные истины большую часть их лет и никогда не рассказывал о них ему. Да, это будет неловко. Но он почувствовал себя легче, просто зная, что он собирается рассказать всё. Уоллис был болваном, но он был умным и сообразительным болваном. Ему нужен был такой ум на его стороне.

Когда Грэм нёс ведро свежей пропаренной кукурузы к квартире своего друга, он уворачивался от мешков с грязным бельем и мусорных баков с отсортированным мусором, оставленных в коридорах. Техников было немного, так как они в основном приходили из носильщиков, как только у них болели колени или бёдра, так что Мэрибелл была права, говоря, что им нужно было приступить к работе. Без них эти кучи убирали бы только периодически, если бы вообще убирали. Стало ещё хуже. Скоро стало бы так плохо, что либо ему, либо кому-то из его соседей надоел бы запах, и они начали бы стучать в двери, пока все не вышли бы и не взялись за уборку. Но такое случалось недостаточно часто, и воздух был густым от запахов нестиранной одежды и разлагающихся растительных остатков. Когда всё закончится, он обязательно поможет Мэрибелл разобраться с этим.

Путешествие по коридору с едой не была чем-то необычным для Грэма и не была бы нетипичной, если бы за ним наблюдали каким-то образом. Он и исполняющий обязанности мэра вместе учились, поженились с разницей в несколько месяцев и жили практически в тандеме. Даже их родители были верными друзьями. Теперь у них было ещё больше общего. Оба они потеряли жену и единственного ребёнка из-за того, что так или иначе убивало весь бункер. Жена Грэма умерла от рака, а Уоллис потерял свою из-за падения, вежливо описанного как несчастный случай.

Были различия в их жизненных путях, но только в самых душераздирающих отношениях, и они становились ближе друг к другу с каждой новой трагедией. Грэму и его жене удалось забеременеть всего один раз за время их долгого брака. Его дочь была маленькой, но красивее всего, что Грэм когда-либо видел. Её маленький бутончик губ и мягкие черные волосы были чудом для Грэма, но её розовые губы быстро посинели, и чувство потери почти раздавило его, когда она испустила последний вздох так скоро после появления на свет.

Ни один из них не захотел пробовать снова. Ситуация никогда не обсуждалась, но его жена тихонько пошла и вставила себе имплант, который предотвратил бы повторную беременность. Грэм чувствовал крошечную шишку в течение их жизни, но, как и она, никогда не заговаривал об этом.

Для Уоллиса и его жены этот опыт был другим, но Грэм думал, что пережить его было ещё труднее. Беременности следовали одна за другой для их пары, но все заканчивались выкидышами, пока их мальчик, наконец, не появился на свет здоровым и кричащим. Их сын умер в двенадцать лет от рака крови. Всего несколько дней спустя мать мальчика присоединилась к своему сыну, когда она решила скинуться.

С тех пор для двух мужчин стало привычкой чаще обедать вместе и составлять друг другу компанию. Сначала они были в отчаянии, поскольку оба пытались продолжать жить перед лицом такой большой утраты. Когда наступали особые дни, они молча поддерживали друг друга, чтобы пережить день. Когда печаль особенно сильно обрушивалась на одного из них без всякой видимой причины, другой доставал колоду карт, игру или просто отвлекал разговором. В те первые годы искушение рассказать Уоллису правду об их мире было почти непреодолимым. Но он сопротивлялся, и с течением лет искушение ослабевало.

Со временем они оба освоились в новом образе жизни и стали товарищами друг друга, как близкие братья. По-своему, они выработали своего рода смиренную жизнь и помогли друг другу забыть то, что можно было забыть. Если бы только Грэм мог насладиться водой. Если бы только он мог позволить Уоллису сделать то же самое.

Сегодняшнее ведро, ощетинившееся ярко-желтыми колосьями и испещрённое специями, обеспечило Грэму правдоподобное прикрытие, когда он искал помощи у единственного человека, который мог поверить в то, что он скажет, или хотя бы понять его. Грэм почувствовал себя лучше, просто зная, что у него появится союзник.

Он постучал в дверь, а затем протянул ведро в качестве приглашения, когда она открылась. Уоллис похлопал его по плечу в знак приветствия, когда он переступил порог, и сказал:

— Как раз вовремя! Я умираю с голоду.

Он остановился и посмотрел на Грэма, фактически увидев своего друга с его впалыми глазами и напряжённым выражением лица. Он сказал:

— Ты выглядишь так, будто не спал несколько дней. Ты в порядке?

Оказавшись внутри и закрыв дверь, Грэм бесцеремонно поставил ведро на заваленный мусором стол и сказал:

— Мне нужна твоя помощь.