Страж его души (джен)

Примечания:

Маленькие бонусы ещё будут опубликованы, но по факту работа окончена.

https://vk.com/club93244915 — всех интересующихся, прошу в группу.

День проносится словно мгновение. Рукия не успевает оглянуться, как наступает вечер. И Ичиго, несмотря на утреннюю выходку Зангетсу, всё-таки приходит в бараки тринадцатого отряда на фуршет.

Он усаживается на предложенное тринадцатым отрядом место, с любопытством оглядывает стол, с подозрением осматривает алкоголь и закуски, пока Зангетсу не пододвигает ему различные бутылки с безалкогольными напитками. Занпакто также подталкивает несколько блюд и мягко наблюдает за подростком, который пробует еду мира мертвых, удивленно смотрит на некоторые блюда, тянется попробовать еще, а на других спокойно выдыхает и уверенно докладывает себе побольше, со страхом и каким-то непониманием он смотрит на третьи, и меч снова чуть улыбается, прикрывая глаза.

Момент покоя, тишины. Он смотрит в небо, оглядывается на тени, которые становятся еще длиннее и вот-вот поглотят все, как только исчезнет последний лучик солнца. Сейчас, думается ему, идеальный момент нападения на Общество Душ. Мир мертвых буквально погряз в хаосе, раненые и ослабленные, беспомощные шинигами быстро встретили бы свой конец сейчас, но потом он оглядывается на Ичиго и смиренно кивает: хорошо, что время еще не пришло.

— Зангетсу-сама, — раздается рядом почтительный голос, и он чуть поворачивает голову, скрывая вспыхнувшее недовольство.

Рядом с ним занпакто брата Рукии, Бьякуи Кучики. Сенбонзакура осторожно держит в укрытых доспехами ладонях пиалу и саму бутылочку с сакэ и, кажется, нерешительно предлагает:

— Не хотите выпить?

Это ребенок, сразу понимает Яхве, не больше двух-трех сотен лет, явно не понимает, что буквально предлагает свою голову на серебряном блюде голодному зверю, он чуть усмехается и качает головой: не время — напоминает он себе.

— Нет, спасибо, — отказывается он, — я не пью.

По крайней мере, саке, он с презрением косится на пиалу, от которой веет резким запахом; красное, минимум двадцатилетней выдержки, вино — другое дело. Однако, кажется, несмотря на его отказ, занпакто не намерен отступать, он взволнованно пытается то задать вопрос, то просто восхищенно наблюдает за ним.

Это начинает раздражать.

Он оглядывает празднующих мечников и понимает, что хотя бы ради Ичиго решать привычным способом проблемы, а тем более спускать стресс здесь нельзя. В конце концов, он оставляет ребенка под присмотром трезвого и явно также раздраженного мальчика-не-мальчика капитана и отходит чуть к стене.

Рукия Кучики испытывает искреннее облегчение оттого, что он просто оставил Сенбонзакуру без внимания, и, несмотря на предупреждение, все равно направляется в его сторону. Девушка мягким жестом останавливает Соде но Шираюки и сжимает чуть дрожащие кулаки, наконец пробираясь сквозь полупьяную толпу к нему. На деле, он уже жалеет, что оставил Ичиго лишь с Хицугаей.

Рукия останавливается, вскидывает голову и смотрит пристально-пристально и испуганно на занпакто, но все равно спрашивает:

— Ты ненавидишь, — она обводит взглядом фуршет, — нас?

— Как ты думаешь? — низким голосом спрашивает он.

Она молчит, сжимает кулаки, ногти впиваются в кожу:

— Ненавидишь, — срывающимся голосом отвечает она.

Он кладет пальцы ей на лоб и тихо отвечает, заставляя отступить на шаг, давая ей последнее предупреждение и проводя границу. Шинигами надо знать свое место.

— Я бы убил тебя, — роняет он, — за то, что дала ему силу, втянула его в это. Не время, — шипит он, — было совсем не время.

— Они бы погибли! — дрожащим голосом восклицает Рукия.

— Ну и пусть, — безразлично откликается занпакто, — Ичиго был бы жив, меня волнует только он.

Наконец, она отшатывается, растерянно качает головой и сжимает запястье одной руки в другой, поднимая на него непонимающий и такой отчаянный взгляд.

— Что было бы с ним? — наконец спрашивает она.

— Все было бы в порядке, — он качает с легкой горечью головой и переводит на нее взгляд багровых глаз, — и вот мы здесь.

Она молчит.

— Я бы убил тебя, — она вскидывает голову, — но не буду, — какое-то облегчение проскальзывает в ее глазах, — но ты умрешь, — обещает он, — скоро, — клянется он, — не от моей руки, так от Его.

Она продолжает в непонимании и страхе смотреть в спину Зангетсу, пока он направляется к Ичиго, аккуратно приподнимая юношу за плечи и, кажется, что-то узнавая у него.

Как возможно, чтобы в таком светлом, искреннем человеке жило столь тёмное и страшное чудовище, рядом с которым даже самый голодный Пустой покажется милым пушистым зверьком? Разве такое бывает? Разве так можно? Или же это Пустота? Пустота Пустого, которого Зангетсу, по словам Ичиго, помогает ему сдерживать, разъедает стальное сердце? Это же ждёт Ичиго, если Пустой обретёт верх? И кого, Менос подери, Зангетсу имел ввиду, говоря, что Он убьёт её? Пустого? Айзена? Водится последнее время за некоторыми не называть имя предателя...

— Рукия-сама? — Соде но Шираюки подходит к ней так тихо и незаметно, что девушка едва не вздрагивает. — Рукия-сама, с вами все в порядке?

— Д-да... — она обхватывает себя руками, не в силах унять нервную дрожь, и всё ещё смотрит в затянутую черным плащом спину, не в силах оторвать взгляд.

— Не стоило Вам к нему подходить, — вздыхает снежная принцесса, уводя её к столу. — Его шинигами слишком молод. Зангетсу может быть крайне жесток в своем желании защитить его.

— То есть, это так называется? — нервно смеётся Рукия.

— Ичиго-сан — ребёнок, — повторяет не раз прозвучавшую за сегодня фразу занпакто и вздыхает. — И как бы ни выглядел и ни ощущался Зангетсу... поступать он может, как ребенок. А дети жестоки в защите того, что считают своим.

Рукия недоверчиво косится на свой меч, но молчит. Если рассматривать все с такой стороны, то действительно похоже. И до одури страшно...

* * *

Бьякуя бесшумно обходит веселящихся шинигами, привычно отмечая своих подчинённых и подавляя тяжёлый вздох. Кажется, завтра в его, и не только, отряде будет день зелёненьких рядовых. Конечно, он осознает, что всем нужно разрядить обстановку после невиданных потрясений, но почему обязательно с алкоголем-то?

Он проходит рядом с цветущими деревьями и неожиданно ощущает знакомую реацу в совершенно неожиданной компании. Позволив любопытству вести его, Кучики бесшумно подкрадывается к небольшому и уютному закутку.

— Уснул? — приглушенный голос Сенбонзакуры звучит слегка удивлённо и недоумевающе.

— Детям нужен отдых, — второй голос звучит ещё тише, но всё ещё узнаваемо.

Скрытый тенями деревьев Бьякуя вглядывается в открывшуюся ему картину и неожиданно чувствует себя едва ли не вором, влезшим, куда не просят. Свернувшись калачиком и уложив голову на колени своего занпакто, уставший временный шинигами спал, по-детски сжимая края темного одеяния своего меча, цепляясь за него, как за гарант защиты и незримую завесу от любых кошмаров. А рядом с ними сидел задумчивый Сенбонзакура.

— Он к вам удивительно прислушивается, Зангетсу-сама, — с налетом светлой зависти замечает самурай.

И меч мальчишки тяжело и устало вздыхает.

— Если твой шинигами тебя не слышит, значит, ты говоришь недостаточно громко или же не на том языке, который он понимает.

Бьякуя чуть приподнимает бровь, но мешать не собирается, он внимательно наблюдает за своим занпакто, смотрит на старую, древнюю маску его доспехов, на печальные глаза своего меча и отмечает с удивлением там лёгкий оттенок зависти и одиночества.

— Многие занпакто, — Сенбонзакура недрогнувшей рукой наливает себе саке в пустую пиалу, — сейчас говорят либо недостаточно громко или не на том языке, — меч качает головой, делая первый глоток, — но как заговорить? Зангетсу-сама, как заговорить на том самом языке?

Меч Куросаки Ичиго долго изучает Сенбонзакуру, на какое-то мгновение его губы кривятся в насмешке, но потом он внезапно переводит печальный взгляд на ребёнка, тихо вздыхает, гладит рыжие, солнечные волосы и признается:

— Я не знаю, — он внимательно, пристально изучает заворочавшего мальчишку, которого, кажется, начинает мучить кошмар, — надо просто говорить.

Ребёнок цепляется за плащ ещё сильнее и что-то тихо шепчет, Зангетсу в ответ наклоняется и тоже что-то тихо отвечает, единственное, что слышит Бьякуя — "мама".

Мужчина вздрагивает и торопится покинуть укрытую деревьями ото всех тихую гавань. В сердце поднимается глухая, болезненная тяжесть, давно не напоминавшая о себе так сильно — с тех пор, как рыжий мальчишка проломил все его устои и принципы на холме Сокиоку. От подсмотренной чужой нежности и слабости, от увиденной мимолётно боли своего меча дерёт душу. Бьякуя вдруг вспоминает, что давно не разговаривал со своим мечом. Давно просто не прислушивался, принимая молчание, как должное. И напомнил об этом ему снова рыжеволосый ребёнок. Действительно ведь ребёнок.

* * *

Ичиго сворачивается на его коленях в ещё более плотный клубок и чуть ли не заползает на него весь, как замёрзший кот на солнечное пятно света. Яхве гладит ребёнка, укрывая удлинившимися тенями плаща, закрывая от прохладного вечернего ветерка. Мальчик-самурай всё ещё сидит рядом, наблюдая за ними глазами голодного пса, не смеющего подойти к чужому огню, но это уже не так сильно раздражает, как в начале.

— Простите, — Сенбонзакура отворачивается, словно подглядел что-то для него не предназначавшееся. — У вас потрясающий шинигами, Зангетсу-сама. Он умеет заставлять слушать себя даже других.

Меч аристократа сглотнул ком, вставший в горле, и, кажется, собрался уйти, когда внезапно раздавшийся голос Ичиго заставил их обоих вздрогнуть.

— Отбрось свой страх. Смотри вперёд. Иди вперед. Промедли — и ты состаришься. Остановись — и ты умрёшь.

Он опустил взгляд вниз, но ребёнок по-прежнему спал и почти не хмурился. Хриплый смешок вырвался из горла, и он закрыл глаза.

— Что?.. — Сенбонзакура удивлённо посмотрел на спящего мальчика.

— Кажется, тебе дали совет, — низким и глухим голосом ответил Яхве, прикрывая глаза. — Это формула активации.

— Ваша формула? — потрясённо выдохнул самурай, широко распахивая глаза и пораженно смотря на спящего. — Он зовёт вас даже во сне...

Мужчина тяжело вздохнул, прекрасно понимая, чья это выходка.

"Никак не успокоишься, да, Зангетсу?" — спросил он, обращаясь к Внутреннему миру мальчика.

"Заткнись", — мрачно отозвался металлическим лязганьем Пустой.

"Разбудишь ребенка — запечатаю", — не менее мрачно ответил Яхве и уже вслух заметил:

— Хорошая формула. Сгодится как для боя, так и для жизни.

Сенбонзакура заметил, что занпакто нахмурился, но спрашивать не решился: слишком личный был вопрос. Он аккуратно встал и тихим быстрым шагом, почти в сюнпо поспешил уйти, не решаясь больше тревожить меч и его хозяина.

Зангетсу во внутреннем мире дико усмехнулся и ответил:

— Попробуй, папаша.

Выражение лица Яхве стало совсем мрачным, и нити силы потянулись к своевольному мечу, тот яростно и дико усмехнулся, отравляя реацу Пустотой, гневом и голодом. Недовольно заворочался во сне Ичиго, и реацу квинси поднялась, укрывая его защитной волной.

— Не смей! — одновременно воскликнули они.

— Я часть его души, — рассерженно зашипел Ховайто, — даже не думай!

Юхо Бах кинул гневный, испепеляющий взгляд, но их силы начали затухать, и ребёнок снова успокоился.

— Я его родитель, — ледяным голосом уронил Яхве.

— А из-за кого ему кошмары снятся? — ядовито спросил настоящий занпакто, — мы терпим друг друга и миримся с чужим существованием только из-за того, что у нас одна цель.

— Защитить его, — также холодно ответил осколок Императора.

— Не переходи границы, — угрожающе зашипел Пустой.

На том и расстались. Яхве открыл глаза в реальном мире и горько улыбнулся спящему мальчику. Когда-нибудь, уже достаточно скоро на самом деле, Ичиго узнает правду и, вероятно, возненавидит его. Его и того, кто придёт за ним. Но до тех пор... до тех пор он будет рядом.

— Спи, дитя. Монстры не проникнут в твои сны.

* * *

Вот так и прошла вся следующая неделя. Днём Ичиго носился заводным мячиком по всему Сейрейтею, гиканьем и улыбкой гоняя Дикие занпакто, а вечера проводил в весёлой компании шинигами, устроившими праздники на весь период цветения сакуры. И по ночам, цепляясь за плащ Старика Зангетсу, впервые за долгие шесть лет засыпал с улыбкой на лице, совершенно не замечая, какое воздействие оказывает его "меч" на всех, кто ему не нравится.

Яхве иронично думал, что слепые в этом времени не только шинигами, но и их занпакто. Он почти не скрывался, а какие-то подозрения возникли лишь у малышки-Кучики, слишком настойчиво лезшей под руку, чтобы не шугануть её чуть-чуть сильнее, чем следовало.

Впрочем, дело возможно было в отсутствии Ямамото, застрявшем на Совете Сорока Шести и обещающем вырваться от нудных старикашек не раньше, чем через месяц. И да, он злорадствовал. Мелочно и зло, Тень Императора искренне наслаждалась страданиями своего врага, некогда победившего его.

Проблемы могли так же появиться от бывшей Кенпачи, но, к счастью, у Ичиго не было необходимости заглядывать в бараки четвёртого отряда и мозолить Ячиру глаза. И всё же жаль, что шинигами не могут умереть от инфаркта. Он бы не отказался на это посмотреть.

Время, отпущенное Мурамасой всем занпакто на пребывание вне Внутренних миров своих шинигами, исходило, а проход между мирами стабилизировался. Ичиго было пора возвращаться домой.

* * *

Солнце над Белым городом заходило, тень снова вступала в свои права и с какой-то ностальгией Яхве посмотрел на то, как ночь берет вверх над днем. В ночи было столько чувств: ненависть, печаль, счастье, ликование, горечь. Он взглянул на то, как ребёнок потрясенно смотрел на расцвеченное закатом небо, на то, как восхищался окрашенной в багровый сакурой, и мягко, краешками губ улыбнулся: совсем скоро он исчезнет, но, пожалуй, этого было достаточно.

— И всё-таки, здесь красиво, — с улыбкой сказал Ичиго, смотря на цветущий Сейретей с крыши поместья Кучики. — Дома оно не так смотрится. Будешь?

Мальчик достал из-за пазухи кулёк леденцов, подаренный капитаном Тринадцатого отряда, развернул и протянул ему на ладони, сложенной лодочкой, сияя как солнце.

Яхве с каким-то непонятным даже ему самому трепетом смотрит на россыпь маленьких сверкающих словно драгоценности цветных карамельных конфет, они сияют подсвеченные последними лучами солнца, и нерешительно берет одну, крутит в своих руках и кладет наконец на язык, смотрит на сияющего ребенка и чувствует сладкий, чуть блеклый вкус. Конфеты — совсем дешевые, явно старого японского производства и сделаны где-то в закоулках Рукона, они так сильно отличаются от конфет, производимых в Империи, что он даже удивляется.

Но эти конфеты драгоценны, он кивает сам себе и берет еще. Ичиго действительно сияет, как настоящее солнце, и неожиданно сам для себя Зангетсу, поддавшись порыву, ерошит волосы ребенка. Тот ошеломленно и полуудивленно-полурадостно смотрит на него и молчит, Яхве просто говорит:

— Все будет хорошо, я обещаю, — он кивает, заверяя скорее себя.

Солнце заходит и наступает ночь. Ему пора возвращаться.

— Зангетсу, постой! Слушай, — прежде, чем он решается окончательно исчезнуть, Ичиго ловит его за рукав и вкладывает в руку кулёк с оставшимися конфетами. — Я не знаю, будет ли он их есть, но... отдай Пустому, ладно?

Яхве смотрит на кулёк в своей руке и просто молча кивает: как бы ему ни хотелось, чтобы этой связи не было, как бы ни хотелось, чтобы ребёнок никогда не встретил Пустого и никогда не прикоснулся к голоду его силы, но он кивает, прикрывая глаза.

"Я часть его души!" — слышится ему яростное металлическое шипение настоящего занпакто, который сжимает кулаки, царапая когтями кожу и прорывая иеро, увенчанная рогами голова клонится в гневе вперёд, но в лязге металла его крика слышится скорее отчаяние, чем настоящий гнев. Император прячет конфеты в тени плаща.

А потом он медленно исчезает. Багровыми звёздами реацу устремляется вверх, печально наблюдает за его уходом Ичиго. Прежде, чем исчезнуть, Яхве в последний раз ерошит волосы ребёнка, наслаждаясь моментом. Возможно, они говорят так мирно в последний раз. В последний раз вспыхивает тёмная реацу, и фигура исчезает.

Примечания:

Для тех, кто захочет поддержать автора материально:

Номер Яндекс-деньги: 410013127603394

Сбербанк: 4276400091318205

Для нетерпеливых на патреоне лежит завершенный черновик со всеми бонусами. Обновлен черновик Домашний очаг (часть 1-13) и черновик Нарёчённого про Ишина и Императора.