Письма из огня (джен)

На следующее утро после выступления Лоры в зале наставников было удивительно тихо. Даже преподаватели переглядывались: кто-то с лёгким удивлением, кто-то — с тревогой.

— Она говорила уверенно, — прокомментировала профессор Спраут. — И главное — с уважением к прошлому. Даже когда касалась щепетильных тем.

— Это-то меня и настораживает, — заметил профессор Рэкстон из Отдела надзора. — Слишком зрелые формулировки для девочки её возраста. Не исключено влияние отца.

Макгонагалл, молча слушавшая, подняла взгляд.

— Или влияние школы, — сказала она. — Мы ведь для того здесь, не так ли?

— Меня вызвали в Министерство, — бросил Олвин между уроками, подойдя к Гермионе в коридоре.

— Из-за Лоры?

— Возможно. Или из-за того, что я на днях подал ходатайство на снятие ограничений с архива памяти. Она захотела изучить дела семьи Нотт. Я решил: пусть будет доступ. Мы ведь не прячем прошлое, правда?

— Мы учим с ним жить, — отозвалась Гермиона. — Спасибо, что не отступаешь.

Он кивнул. И ушёл.

Тем вечером Лора сидела в классе одна. Её доклад вызвал не бурю — но движение. Один старшекурсник подошёл с вопросом. Одна пуффендуйка — с интересом. А потом — появился Тоби.

— Мой брат погиб от заклятия твоего отца, — сказал он спокойно.

Лора не ответила. Просто смотрела на него.

— И я должен тебя ненавидеть.

— Можешь, — прошептала она. — Я тоже долго себя ненавидела.

Он молчал. Потом сел рядом.

— Но ты не он. Ты... другая. Это странно — и трудно.

— Мне тоже трудно. Каждый день.

На следующий день в магическом совете обсуждали инициированную Олвином реформу наставничества — индивидуальные программы для детей из «наследственно сложных» семей. Гермиона выступала от Школы.

— Мы говорим о памяти, — сказала она. — Но память не значит страх. Мы обязаны помнить ошибки, чтобы не повторять их. А не наказывать детей за чужие грехи.

Один из чиновников поднял бровь:

— То есть вы предлагаете забыть?

— Я предлагаю вспомнить и научиться жить с этим. Это — зрелость. Это — магия взросления.

Через неделю после заседания Лора стояла в архиве, держа в руках папку с отметкой «Нотт, Теодор. 1997-1998». Она долго не открывала.

Когда всё же решилась — увидела не приговор. А отчёты. Ожидания. Допросы. И последнюю заметку, оставленную рукой Гермионы:

«Теодор Нотт пошёл на сотрудничество. Его мотив — защита дочери. Магия рода — его проклятие. Но в его взгляде была боль. И шанс. Я верю, что его ребёнок заслуживает путь без клейма.»

Лора прижала лист к груди. И впервые — заплакала не от боли, а от чувства, что кто-то когда-то уже встал на её защиту. Ещё до того, как она это узнала.

Позднее, на тренировке по дуэлям, когда её вызвали в пару, и против неё вышел Тоби, в зале воцарилась тишина.

— Готова? — спросил он.

Она кивнула. Заклинания скрестились. Быстро. С уважением. И когда Лора остановилась, чуть задыхаясь, он протянул руку:

— Умно. Ты хороша. Спасибо за вчера.

— За что?

— За то, что не отвернулась.

Тем вечером Гермиона зашла в комнату наставников и обнаружила на столе письмо от Лоры.

Я не знаю, кем стану. Но знаю — кем не хочу быть. И если кто-то однажды спросит, кто мне помог не свернуть, я скажу: «Учителя. Те, кто помнят и дают выбор». Спасибо.

Макгонагалл улыбнулась. В окне рассыпался вечерний свет. С ним — тишина и обещание: всё только начинается.