Против всех (джен)

-Неважно выглядишь. К врачу ходил?

Мелон отхлебнул облепихового чаю.

-К целой дюжине. Никто не знает, что со мной. Сначала думали туберкулёз. На снимках всё чисто: никаких бугорков. А чувствую себя всё хуже и хуже.

Огюст поднял тельняшку. Пальцем он провёл по груди.

-Видишь, здесь начинаются верхушки лёгких. Там обычно селится палочка Коха.

-И они ничего не нашли?

-Ничего.

Мелон поставил чашку на стол и внимательно осмотрел комнату. Слева от раскладного стола стоял книжный шкаф огромного размера. Дверок давно не было. На полках в беспорядке и пыли покоились труды великих мыслителей прошлого, поэтов, прозаиков, писателей среднего пошиба и труды уже ныне забытых литераторов. В самом верху Огюст хранил особо ценные, антикварные и букинистические издания. Ни один коллекционер или букинист города не располагал столь обширной библиотекой. В коллекции были прижизненные собрания сочинений Кнута Гамсуна, Чехова, Твена, Золя, сочинения Толстого, Вересаева, "Опавшие листья" В.В. Розанова, новеллы Стефана Цвейга и даже самиздатовский учебник сравнительного богословия для четвёртого курса семинарии. За шкафом стояло довольно старое пианино. На крышке пианино, застеленной вязаной салфеткой, стояла ваза, расписанная орхидеями. Над инструментом висела репродукция одного из многочисленный морских пейзажей Айвазовского. А вот и сам хозяин квартиры — Огюст Ларше, благородный олень, антиквар, ему около сорока. Хотя болезнь лёгких и подточила его (он был похож на старца), Огюст был живым воплощением ницшеанского афоризма: "что нас не убивает, делает сильней". Старый митёк, он по привычке носил тельняшку. Огюст никогда не унывал. Согласно митьковским принципам жизни, унывать нельзя никогда, даже если жизнь (как в случае с Огюстом) повернулась к тебе задницей.

Над пианино под потолком за раклеившимися обоями красовалось чёрное пятно. С потолка периодически капало. Вся влага собиралась в эмалированном ведёрке.

-Неудивительно, что ты не можешь вылечится. Посмотри, в каких условиях ты живёшь. А это что? — Мелон указал Огюсту на чёрное пятно.

-Здесь сыро. Плесень растёт стремительно. Надо чинить крышу.

-А, по-моему, тебе нужен капитальный ремонт. Не лучше ли переехать? Или с деньгами трудности?

Огюст задумался.

-Нет, денег хоть лопатой греби. Я люблю тишину. Мне ненавистна городская суета. А тут ни автомобилей, ни снующих во все стороны прохожих да и воздух чище.

Мелон задумался. Он не переставал смотреть на чёрное пятно. Оно манило его.

-Огюст, ты же дышишь плесневыми спорами. — Мелон размышлял вслух, не отводя взора от пятна. — а если тебя изнутри кто-то есть, скажем, вот этот грибок? Надышался спорами, они проросли в тебе и используют твои лёгкие в качестве удобрения.

-Это исключено, мокрота чистая и на рентгене ничего нет.

-Тогда поторопись, иначе оно убьёт тебя прежде, чем ты успеешь сделать ремонт. — сострил Мелон.

-Умеешь ты шутить. — со вздохом ответил Огюст и улыбнулся.

Старинные напольные часы, стоявшие в правом углу комнаты, пробили пять часов. На плите теплилась завёрнутая в полотенце кастрюля с картошкой. Огюст не думал, что у него сегодня будут гости. Картошка поспела как раз к приходу Мелона. Трапезу разделили на двоих. С картошой ели свежий лук. Олень был лучшим и единственным другом Мелона. Когда ему было тоскливо, он шёл к Огюсту, чтобы разделить с ним невзгоды и печали, получить совет или просто поболтать "за жизнь". Но сегодня Мелон пришёл другу не просто так.

Сейчас Огюст рассказывал Мелону одну из своих многочисленных историй с привоза, так называли в народе чёрный рынок.

-...ну и продал я ему ту картину. А на следующий день приходит ко мне под навес полиция, и заявляет, что, дескать, та картина краденая, и домушник, которого схватили вчера на Фонтанке, молчал обо мне. Тут я и дал дёру. Больше в тех местах я не появлялся.

Редко, кто мог рассмешить Мелона. Если Мелон и смеялся, то смеялся от души. Покончив с картошкой, друзья закурили. За окном шёл дождь.

-А как дела на личном фронте? — навзначай, отрешённо поинтересовался Мелон.

-Уже двадцать лет живу бобылем, даже думал уйти в монахи. Но я не жалуюсь, мне и одному хорошо.

-Ты не помнишь, двадцать лет назад ты не с кем не...связывался — продолжил Мелон в интимном тоне.

Огюст посмотрел на него с удивлением, а потом рассмеялся, но тут же смех прервал резкий кашель. Он прокашлялся, выпил тёплого чаю и ответил:

-Ха, бесовская сила! Какой ты проницательный, от тебя ничего не утаишь.

Он закурил новую сигарету и продолжил:

-Лет двадцать назад был я на капустнике у митьков. Мы утроили вечер бардовской песни. Застолье, интересные гости, алкоголь лился рекой. Пели всё: от Высоцкого до Летова. Мне приглянулась одна олениха, актриса из "догмы 95". Она проповедовала новое искусство. Мы сошлись, разговорились. У нас оказалось много общего. Она была неравнодушна к французскому кино, я же увлекался Триером. Ну и... — Огюст отвёл взгляд. — Распутная молодость! Больше я её не видел. Целовала меня в шею, ласково называла французиком... А ты чего хотел, Мелон?

-Да так, ничего.

Друзья сидели в тишине. Слышен был только равномерный ход маятника. В ведро периодически капля за каплей падала дождевая вода.

-Пока мы одни, Огюст, ответь, почему ты бросил священнический сан?

Огюст не был готов к такому вопросу. Если бы существовала палата мер и весов абстрактных понятий, то лицо Огюста в данный момент было бы эталоном слова отчаяние.

-Я разуверился.

-Что же случилось? Я знаю тебя десять лет, и все эти годы ты был священником. Десять лет ты проповедовал веру в Бога. И затем однажды утром ты проснулся и сказал себе: "Да пошло оно всё нахуй".

Огюст посмотрел на Мелона. Он чувствовал, что тот его провоцирует.

-Я не говорил "пошло оно всё нахуй". Просто моя вера не настолько сильна, чтобы быть священником. Зачем пастве священник, который разуверился в Боге? Верую ли я в Бога? Да. Люблю ли я Его? Нет. Для себя я решил, что Богу дальнейшую жизнь не посвящу.

Повисла тишина.

-Прости меня. Я был слишком резок.

-Друг на то и друг, чтобы задавать такие вопросы.

Дождь закончился. На часах было без двадцати шесть.

* * *

-Мне нужен пистолет.

-Какой?

-Револьвер.

-Для себя или...

-"Или".

Огюст ухмыльнулся. Никто никогда не говорил, что пистолет им нужен для себя.

Они спустились в подвал. Огюст шёл впереди, освещая путь керосиновой лампой. Он щёлкнул рубильником. Мгновенно помещение озарилось ярким светом. Стены подвала были увешаны разным стрелковым оружием. Здесь было всё: от пистолетов и винтовок до пулемётов. У Огюста есть даже миномёт, но снарядов к нему у него, к сожалению, нет. Зато есть тысячи патронов. Десятки тысяч патронов.

Друзья подошли к ящику с пистолетами.

-Винтовки тебя всё равно не заинтересуют. Пожалуйста, выбирай.

Огюст открыл ящик. Внутри, завёрнутые в вощёную бумагу, лежали револьверы. Мелон достал один и развернул обёртку.

-Довольно увесистый.

-Тяжесть — это надёжность. Даже если не попадёшь, всегда можно использовать его как дубинку.

-Что за модель?

-.455 Уэбли. Номер затёрт и выжжен кислотой.

-Выглядит не опасно. Ты где его достал? В музее? Он хоть стреляет?

-До сих пор стреляет. Никто не жаловался.

-Сколько?

-Семьсот.

-Чего так дорого? По тугрику за каждый год службы?

-Это с патронами. Зачем тебе незаряженный пистолет. Детей пугать?

Огюст достал две коробочки с патронами.

-Это последние. На следующей неделе достану ещё. Если захочешь устроить перестрелку, ты знаешь, где меня искать.

Наверху кто-то хлопнул дверью. На выходе из подвала стоял промокший до нитки Кай.

-Кай, мальчик мой! Как дела? Как учёба? — Огюст был рад видеть своего крестника.

-Замёрз, как собака. Мне бы отогреться. — дрожащим голосом ответил мангуст.

Огюст попросил Мелона подождать в соседней комнате.

-Дядя Гас, хочу чаю аж кончаю!

-Дело хорошее.

Пока Огюст ставил чайник, Кай снял промокшую куртку и повесил её на вешалку рядом с печкой-буржуйкой. Немного отогревшись, Кай оживился. Ни дождь, ни холодный ветер не смогли испортить ему хорошее настроение.

-Дядя Гас, как насчёт того dvd, о котором мы говорили на прошлой неделе? Ты не кому его не загнал?

-Не-а, вон, лежит в коробке под столом.

Дядя Гас закурил папироску.

-Ты бабки принёс?

-Ага. Сколько?

-За dvd-привод 2000 тугриков.

Кай подавился слюной.

-Дядя, закатай губу, это дорого.

-А что ты хотел? Я купил его у одного барыги, он цену заломил в 4000. Так что считай, что приводок долстался тебе почти даром.

Кай достал проигрыватель из коробки. Он внимательно осмотрел его.

-А к нему идёт переходник?

-Не-а.

-А тройной разъём?

-Не-а.

-А инструкция?

-Не-а.

-А что к нему идёт?

-Ничего. У тебя есть dvd и этого достаточно.

Огюст затушил папироску, на плите засвистел чайник. Пока Огюст разливал чай по кружкам, Кай достал здоровую пачку, перемотанную канцелярскими резинками, отсчитал две тысячи и положил их на стол перед блюдцем.

-Вот твой чай и не кончай.

-Спасибо.

-Нихера себе! — воскликнул дядя Гас. — да такой котлетой можно кому угодно пасть заткнуть. Ты бы не ходил с ней по улице.

-Дядя Гас, ну сбавь цену, — начал торговаться Кай, — я на следующей неделе тебе подгоню набор фамильной серебрянной посуды.

-Две тысячи тугриков — это две тысячи тугриков, особенно когда у тебя на кармане ВВП Гондураса. Но насчёт посуды я подумаю.

* * *

-Кай, я позвонил тебе не просто так. Есть тема.

-По моему профилю?

-Конечно.

-Что надо сделать?

-Пусть наш гость сам тебе и расскажет.

Мелон допивал уже вторую кружку облепихового чая. Часы пробили семь. Огюст снял со стены гитару и ушёл в другую комнату.

-Не хочешь остаться с нами? — окликнул оленя Мелон.

-Я даже не хочу знать, о чём вы будете трепаться. А если завтра на привозе меня примут с ворованным серебром? А вдруг я проболтаюсь про вас?

Мелон и Кай остались одни. Из соседней комнаты донеслось нестройное пение дяди Гаса:

Ваше, благородие, госпожа Удача,

Для кого ты добрая, для кого иначе.

Девять граммов в сердце, постой, погоди!

Эх, не везёт мне в смерти, повезёт в любви!

Тут песня прервалась, он зашёлся кашлем.

-Что за тема? — начал Кай.

-Это большой риск, но ты вправе отказаться. Прямо сейчас.

-Я не мокрушник. Я работаю по квартирам и сейфам.

-Убивать никого не придётся. Работёнка как раз для тебя.

Мелон достал блокнот и таинственый свёрток. Он вырвал из блокнота лист и протянул его Каю.

-Здесь записан этаж, номер полки и индекс папки, которую нужно украсть. Ты обнесёшь архив полицейского управления.

Кая передёрнуло.

-То ли леший нынче рьян, то ли воздух нынче пьян, то ли в ухе приключился у меня какой изъян. Я не ослышался, ты хочешь обнести полицейский департамент?

-Нет, только архив.

-Его, наверное, охраняют лучше, чем форт Нокс.

-На удивление нет. Из всей охраны только старушка вахтёрша и полицейский. Но на объекте есть тревожная кнопка.

-Как интересно! А если всё пойдёт прахом? Приедет бобик, полный спецназа. А чем вооружен спецназ, дай подумать. Грубой бранью, нечищенными зубами? Нет, блять, автоматами, которые стреляют, нахуй, пулями.

-Я же понимаю весь риск предприятия. Поэтому предлагаю тебе двадцать тысяч. Десять прямо сейчас в качестве задатка.

-Лучше я сразу суну хер в кастрюлю с кипящим маслом.

Как я не люблю холериков, с ними всегда трудно договариваться. Ну ничего, Кай, деньгами тебя не прельстишь, придёться давить на самолюбие. Мелон вырвал листок у Кая из рук, сложил пополам и спрятал в карман.

-Вот только не надо кричать, сразу бы так и сказал. Не хочешь — не надо, я никого не заставляю. У тебя есть полное право отказаться.

Мелон встал, надел испачканный в пыли пиджак. Он остановился в дверном проёме.

-В таком случае мне придётся обратиться к другому профессионалу. Но имей в виду, Кай, лучше тебя я вряд ли кого отыщу.

Кай задумался. Неужто он и правда считает меня профессионалом? А если не я, то кто? Блин, я с колыбели постигал ремесло. А если и правда всё рухнет. Его же вломят на первом допросе. Он рискует больше меня. Да и деньги предлагал приличные.

Мелон собрался уже уходить, как вдруг его окликнули:

-Ладно, я согласен, ты рискуешь больше меня. Чтобы какой-то поц, да никогда в жизни!

Тото же.

Мелон развернул свёрток.

-Это пломбиратор с печаткой полицейского управления, проволока и свинцовые шайбы. Помещение, в котором храниться папка, не только закрыто на ключ, но и опечатано. Ты под видом учёного задрота-юриста приходишь в архив под предлогом поработать с уголовными делами. Поднимаешься на четвёртый этаж, открываешь дверь, находишь папку, забираешь её, закрываешь за собой двери (не забудь опломбировать) и уходишь.

Кай внимательно слушал Мелона.

-Внешность мы тебе изменим, мать родная не узнает.

-Как назовём операцию?

-А зачем её называть? Чтобы кто-то догадался?

Ваше благородие, госпожа Победа!

Значит, моя песенка до конца не спета.

Перестаньте черти класться на крови!

Эх, не везёт мне в смерти, повезёт в любви!