I. Am. Spider-Man. (джен)

— Приятно наконец-то познакомиться, Питер. Я — Харли. Харли Кинер.

Харли протягивает руку, на его лице расплывается тёплая улыбка, и Питер ощущает себя настолько принятым, как никогда раньше, от человека, которого едва знает.

Но одновременно с этим его охватывает странное чувство дискомфорта. Этот Харли ведёт себя так, словно они давно знакомы, а Питер едва ли когда-либо встречал его. Однако в его словах есть что-то, что говорит о глубокой связи, основанной на чем-то незримом, но явно общем.

Питер стоит, застыв на месте, пытаясь осмыслить происходящее, но в его голове нет чёткого ответа, который он мог бы принять.

Харли продолжает смотреть на него с ожиданием, а тишина затягивается, словно секундная стрелка замерла в воздухе.

Понимая, что его мысли не способны найти выход, Питер позволяет своему телесному состоянию взять верх.

Что оказывается наихудшим выбором.

Потому что…

БАХ!

— О, чёрт… — с удивлением произносит чей-то голос в тишине.

В этот момент Питер всерьёз думает, что мистер Харрингтон сейчас выскочит из-за угла и разорвет его, как дикий медведь, но этот страх в миг исчезает, сменяясь мыслями…

«Пожалуйста, мистер Харрингтон, лучше сразу отдай меня на растерзание львам.»

Однако Харли начинает смеяться (над ним? Питер не знает и, честно говоря, не сильно хочет разбираться — лишь бы выбраться отсюда…). Он качает правой рукой, на которой уже видны следы покраснения от удара, но в его смехе не звучит ни капли агрессии.

Периферийным зрением Питер замечает, как Нед держится за лицо, а Эм Джей качает головой, выражая полное разочарование.

Питер чувствует, что момент затягивается слишком долго, и внимание окружающих слишком сильно его давит. Поэтому он резко хватает руку Харли и начинает её энергично сжимать.

— Пр-приятно познакомиться, мистер Кинер! Я — я Паркер Питер — Питер Паркер — ты можешь звать меня Питер…

Оглядываясь назад, он понимает, что, возможно, в одном предложении было слишком много «Питера».

Харли вздрагивает и, с лёгким смехом, отвечает:

— Просто Харли, Питер. Ты заставляешь меня чувствовать себя старым. Мне всего 21, чувак. Оставь официальности.

Затем он наклоняется вперёд, шепча так, чтобы все, кто стоит рядом, могли услышать:

— К тому же, мы оба — протеже Тони. Если хочешь, можешь звать меня Мастером Харли. Я пришёл сюда первым.

Питер не может поверить своим ушам.

Он переживает настоящий кризис в своей жизни, а этот парень — Харли — просто раздаёт шутки, одна за другой, и это не выглядит даже немного смешно.

Он кивает, стараясь не обидеть старшего, и тихо шепчет в ответ:

— Думаю, нам стоит начать с экскурсии, мистер Ха— Харли.

Харли снова смеётся, и Питер испытывает зависть. Он не понимает, как можно быть таким лёгким, как будто мир не давит на него, как будто нет постоянного тяжёлого комка в горле.

— Без Мастера, да? Отличный выбор. Я просто подшучивал. Ты уже умнее всех остальных интернов.

Затем Харли поворачивается к группе десятиклассников:

— Простите за задержку, но Питера я давно хотел встретить. Если вы простите это небольшое отклонение, возможно, я проведу вас в кафетерий за бесплатным мороженым.

Вся группа с воодушевлением встречает эту новость — бесплатное мороженое — это почти как рай, даже для нервных и перегруженных эмоциями десятиклассников, а для Питера это может стать тем спасением, которого он так долго ждал.

* * *

Харли ведёт их по третьему этажу, с энтузиазмом рассказывая о истории Stark Industries и отвечая на вопросы любопытных студентов.

— Видите, эта башня была построена после того, как продали первую. Решили, что будет лучше переместить её поближе к базе Мстителей, потому что Тони, по сути, был их крупнейшим частным спонсором…

Питер на самом деле наслаждается этим больше, чем ожидал. Эм Джей шепчет саркастичные замечания, вызывая смех у Питера и Неда, а Нед указывает на вещи, которые вызывают у него творческий восторг.

Это его первый раз здесь, и, наверное, именно это и делает момент особенным. В каждом открытии есть своя красота — нечто замечательное, что наполняет его глаза жизнью. Он видит башню с нового угла и ощущает лёгкость, которую можно испытать только в тот момент, когда понимаешь, что что-то в жизни действительно изменилось.

И на этот раз — к лучшему.

Они проходят мимо разных этажей, пропуская по четыре этажа, представляя каждое отделение: связи с общественностью, бухгалтерия и финансы, управление и тому подобное.

Они приходят на почти пустой этаж, где открывается ясное небо. Здесь стоят стулья и столы, а в конце комнаты — небольшой бар. Напротив — открытая стена, двадцать этажей над землёй, и студенты спешат к балкону.

Харли отстаёт, наслаждаясь видом живых студентов.

Люди сегодня слишком серьёзны. Особенно в этой компании. Лёгкость, с которой они двигаются, — это настоящая редкость.

Оглядываясь, он думает, как бы хотелось, чтобы все были такими.

Небо по-прежнему ясное, утреннее солнце освещает пространство, а воздух, хоть и тёплый, всё же приносит лёгкий холодок, характерный для такой высоты.

— Можете делать фотографии, кстати! — крикнул он.

Подростки поспешили достать свои телефоны, кто-то уронил его, ругаясь на того, кто неожиданно его напугал.

Остались трое особенных студентов: одна девушка, которая только делает вид, что ей скучно. Но если приглядеться, можно заметить, как её брови поднимаются, а губы слегка искривляются в улыбке — на самом деле она получает удовольствие. Она достаёт свой блокнот для рисования, когда другой парень, излучающий тепло, толкает её локтем и кивает в сторону третьего члена их группы.

Питера.

Пита.

Карапуза.

…как бы сказал Тони в редкие моменты, когда упоминал его.

* * *

Харли стоит позади всех, и его мысли возвращаются к тому первому моменту, когда это всё случилось.

Прошло несколько месяцев после щелчка, и Тони пришел в его детский дом. Харли был поражен, что Тони не забыл о нём и каким-то образом нашёл его.

И вот, по какой-то причине, он увидел облегчение и тепло в глазах Тони, когда тот открыл дверь. Эти чувства были такими же, как и те, что, он уверен, отражались в его собственных глазах.

И вот они сидят у озера, беседуя. Это было их общее время — после очередной, хотя и привычной, но всё же изнуряющей работы механиков, прямо перед тем, как Пеппер позвала их к ужину.

Тони был особенно молчалив, давая Харли пространство для разговоров. Харли рассказал о своей школе и подростковом возрасте после того, как Тони вошел в его жизнь, о том, как он наконец встал на пути против хулигана и набрался смелости завести роман с одной из тихих, но невероятно умных девушек в своей школе.

Когда он продолжил рассказывать о её увлечении химией, Тони вдруг заговорил. Его взгляд был устремлён в даль, в лес, а его голос звучал так же ровно и спокойно, как поверхность озера.

— У меня когда-то был ребенок, — начал Тони, и Харли невольно вздрогнул, — который был просто гением в химии. Один из самых умных людей, которых я знал — умнее меня в его возрасте. Он всегда болтал без усталости, с ним было трудно сосредоточиться, — Тони почесал шею, — но я думаю, чаще всего он это делал именно для меня.

Тони замолчал на мгновение, а затем добавил:

— Теперь, когда я думаю об этом, ты примерно того же возраста.

Тони посмотрел на Харли, его глаза были полны чего-то глубокого.

* * *

И в тот момент Харли понял, что тот парень был кем-то особенным, потому что тот, кто заставил Тони выглядеть так, был кем-то таким особенным, что такой измученный человек мог выглядеть таким мягким, сострадательным и уязвимым.

* * *

Тогда не было слёз.

— Знаешь, вы могли бы быть хорошими друзьями.

* * *

Только сожаление.

* * *

Харли почесал кончик носа — как он всегда делает, когда что-то обдумывает, — и, взглянув на своего наставника, задал вопрос.

— Это твой сын? Я никогда не думал, что у тебя есть ребенок. Пеппер — его мать?

Он никогда не был осторожен в словах, не обдумывал их долго. Наверное, это одна из тех вещей, которые Тони ценил в нём, когда все остальные постоянно ходили на цыпочках и шептались вокруг мужчины.

Позже, когда они сидели, наблюдая за закатом, а рябь на озере отражала оранжевые оттенки и всё темнее становились окрестности, Харли понял, насколько красиво звучит его имя — Питер.

И хоть он и не был сыном Тони по крови, он мог бы быть им.

* * *

Он был рядом, когда родилась Морган, и всегда присутствовал, чтобы заботиться о ней, играть с ней (так, как он ненавидел это, когда его сестра ещё была жива), чтобы радоваться с Пеппер и Тони, когда Морган сделала свои первые шаги, и смеяться за ужином той тёплой ночи.

Он был рядом и позднее, глубокой ночью, и в каждую другую ночь, когда Тони, скрываясь на кухне, мыл посуду, как будто это было его оправдание, чтобы задержаться немного дольше и украдкой взглянуть на рамку с фотографией, стоящую за вазами на полке над кухонной раковиной.

Он был там, чтобы пережить всё — Тони Старка в его домашней, полной счастья жизни. Он был рядом достаточно, чтобы заметить, что, несмотря на все усилия Тони скрыть это, на его лице всегда оставалась тень, когда он думал, что один.

* * *

Он был рядом, когда Питера не было.

* * *

И, возможно, когда-то он испытывал зависть, потому что, несмотря на все свои усилия, всегда казалось, что он так и не мог вырваться из тени Питера.

Но Тони был отличным отцом и становился лучше с каждым днем. Он никогда не ставил их двоих в сравнение. На самом деле, он всегда хвалил его с такой искренностью, которую не мог выразить, когда они только познакомились.

Тони также никогда не говорил о Питере сам. Это всегда случалось только после долгих уговоров или размышлений вслух, когда Тони тяжело вздыхал, а затем рассказывал истории о своих приключениях с ним.

Оказавшись наедине с этим чувством, Харли понял, что зависть была всего лишь плодом его воображения, который захватил его разум, хотя не было никакой необходимости в этом.

Он спрятал её в глубине и забыл, как только понял это.

В какой-то момент той ночи, узнав, что Питер обожает «Звездные войны» и что Тони называет его либо «карапуз», либо «Пит», Харли пришёл к заключению, что ему хотелось бы встретить этого удивительного парня, чтобы они могли объединиться и мучить Тони своими бессмысленными разговорами и проделками.

Он бы уснул в какой-то момент, погружённый в сожаление, что их пути никогда не пересеклись в этой жизни. Может быть, если бы они встретились, они бы стали хорошими друзьями. А может, даже братьями.

И тогда они могли бы быть настоящей семьёй (хотя он бы никогда не сказал этого Тони).

(Но он бы не засмеялся.

Тони просто кивнул бы и согласился, потому что глубоко в сердце это было всё, чего он желал на самом деле).

Но когда он взглянул на Питера.

Пита.

Карапуза.

Он задался вопросом, может ли это когда-нибудь стать реальностью. Не только потому, что Тони теперь нет, но и потому, что Питер так явно потерян, до такой степени, что его друзьям нужно несколько минут, чтобы начать разговор с ним, прежде чем он это заметит.

А когда он это делает, то улыбается натянуто и так явно фальшиво, что Харли зовёт свою труппу искателей приключений обратно в здание.

* * *

—…нет, это не плохая экстренная ситуация… на самом деле, это довольно хорошая экстренная ситуация! НЕТ! Не активируйте Марк 98, боже, мистер Старк. Просто выйдите на улицу, я уже почти рядом, я уже вижу башню.

Он слышал раздражённый вздох Тони и звук отвертки, которой, вероятно, он чинит механическую ногу Роуди.

Через несколько мгновений Питер уже стоял на балконе Башни и ждал, когда его наставник появится.

Когда Тони не появился, Питер снова позвонил ему:

— Мистер Старк, ну давайте, экстренная ситуация действительно очень важная, в хорошем смысле, но если вы пропустите её, всё быстро станет плохим!

Тони ответил с лестницы, громко произнеся:

— Что на этот раз, карапуз? Я думал, ты занят этим декатлоном…

Но он не успел закончить, потому что Питер уже схватил его за руку и, не теряя времени, потянул к краю балкона, говорив при этом так быстро, что едва ли можно было понять:

— НамнужнопоторопитьсяМистерСтаркилипропустим!

Тони отдёрнул руку, потерев её от силы, с которой Питер неожиданно схватил его от возбуждения.

— Что ты вообще задумал, Питер?

Он не был зол.

Скорее… опасался за свою жизнь, был в замешательстве и сильно удивлён (к тому же не спал с вчерашнего дня).

Но это не имело значения, потому что Питер уже выравнивался и, набрав немного времени, привыкал к весу своего наставника.

Что, впрочем, было не так уж и много, ведь он несколько раз подкидывал так Неда.

Единственное, что Питер сказал в ответ, это:

— Вы не можете наслаждаться воздухом так, как я, потому что у вас маска, а вы всегда направляетесь прямиком в башню. Так что я подумал, что покажу вам кое-что. Держитесь, мистер Старк, это будет весело!

К концу своего предложения они резко качнулись вперёд, и потом некоторое время парили в воздухе, пока снова не почувствовали гравитацию, и снова, и снова, пока он не перестал кричать, как резаный, и не увидел, как красно-оранжевые оттенки превратились в красивый, более тёмный индиго.

Питер радостно кричал позади него, смеясь от возбуждения.

Тони выдохнул, а затем рассмеялся вместе с его «сыном».

(Сын? … Эээ, да, наверное… да. Сын.)

Прошло несколько минут абсолютного восторга, прежде чем Питер замедлился и наконец уселся на одном из небоскрёбов.

Они оставались привязанными друг к другу несколько минут, Питер восстанавливал дыхание после слишком сильного смеха, прежде чем постучал по руке Тони и сказал:

— Можете активировать Марк 98, мистер Старк. Чтобы, эээ, это всё закончить.

Тони сделал, как сказал Питер, игнорируя тот факт, что он был доволен просто сидеть здесь, спина к спине, мышцами к мышцам, отец с сыном.

Когда он закончил очищать паутину, Питер уже сидел на краю, смотря куда-то вдаль.

Тони повернулся, и когда он взглянул…

Он медленно пошёл к Питеру, наблюдая несколько минут за видом — его сын сидел там, наслаждаясь красотой солнца, не ведая, что он сам является частью этой магии.

Возможно, он также сделал несколько фотографий, но если Питер и знал об этом, то не упоминал об этом.

Тони решил, что ему очень хочется испытать это вместе с ним, а не позволить мальчишке сидеть одному, хотя он знал, что теперь эта красота будет омрачена его собственным грубым образом.

Жёлтый, красно-оранжевый и индиго отражались на светящихся стенах Башни Старка, градиенты словно эфемерное искусство, шум внизу был лишь забытой мыслью, а мальчишка рядом — самым ценным из всего.

Питер заговорил, опершись подбородком на руки, колени поддерживали его торс, — и Тони хотелось его отдернуть, не наклоняйся так, мальчик, упадёшь, но потом он вспомнил, что это всё-таки Человек-Паук, точнее Питер, и если выбирать между ними, то именно его сын переживёт падение.

— Видите это, мистер Старк? Это так великолепно — как цвета ложатся на башню. Это так захватывающе… Вы видите?

Тони кивнул, позволяя своей тишине говорить за него.

— Нет, вы не видите. Обычно. Потому что вы всегда прячетесь в своей лаборатории… боитесь чего-то, что я не могу даже притворяться, что понимаю. Но это, — он показывал рукой, — это что-то, что вы создали. Этот прекрасный вид — вы создали его. И я надеюсь, вы понимаете, что сделали нечто чудесное.

В его словах было что-то такое, что тянуло за собой, и Тони почувствовал, как комок в горле образуется, но он просто кивнул, пока не подумал, что безопасно заговорить.

— Тони. Называй меня Тони… сын.

И когда Питер повернулся к нему с широко открытыми глазами, слезами на глазах и самой яркой улыбкой, которую он когда-либо видел, почти стоило того, чтобы оказаться сбитым с ног сверхсилой мальчишки, который, вероятно, не знал, что уже раздавливает ему кости этим чёртовым (и очень приятным) объятием.

* * *

Последние студенты поднимались на шестидесятый этаж, решив пропустить остальные, ведь они предназначены для складов и охраны («Всё это, конечно, важно… но жутко скучно»). Когда Питер заметил знакомое место, его расслабленный, уютный разум будто окунулся в ледяную воду с Северного полюса.

Он с трудом пытается сосредоточиться на голосе Харли.

— Итак, друзья, за этими дверями — место, которое не видел ни один посторонний, — Харли широко улыбается, его глаза горят ожиданием реакции. Его слова вызвали эффект, который он и ожидал: все студенты моментально взбудоражились, — Здесь происходит настоящая магия! — он нажимает на кнопку, и огромная металлическая стена открывается, в помещение врывается свежий, стерильный воздух, — Смотрите! Лаборатории!

Питер дернулся вперёд, волосы на затылке встали дыбом, и прежде чем кто-то успел отреагировать…

БУМ!

Питер мчится по коридору, хорошо ориентируясь на местности. Это было слева от него, в специальной лаборатории.

Он чуть не прошел мимо, но вовремя остановился — времени терять нельзя, что-то горит!

Он мельком задумывается, почему ПЯТНИЦА не активировала меры безопасности, помимо красных огней и постоянного звука «инк-инк-инк», говорящего о чрезвычайной ситуации, но не задерживается на этом и бежит в задымленную комнату, вводя коды для активации системы защиты от огня и для того, чтобы вернуть ПЯТНИЦУ в онлайн.

Когда дым рассеивается, уходя через вентиляцию с помощью вытяжной системы, его встречает яростное лицо принцессы Шури в дымчатом белом платье.

Но испорченное платье — это не то, что её по-настоящему злит. Она пристально смотрит на одного из дрожащих стажёров рядом с собой, и её глаза становятся такими же холодными, как сталь.

— Что я тебе говорила о попытках починить ПЯТНИЦУ? Ты НЕ ДОЛЖЕН!

В это время огни снова становятся белыми, и ПЯТНИЦА сообщает, что ситуация стабилизировалась.

Харли заходит, студенты следуют за ним, уверенные, что всё не может быть хуже (или, если уж плохо, то ведь это принцесса Шури, когда её гнев бывает не столь страшным?).

Студенты стоят у двери, кто-то подглядывает, а кто-то с восхищением смотрит на королевскую особу.

Некоторые, совершенно очарованные идеей монархии, начинают кланяться, а кто-то, черт возьми, встает на колени — что за чертовщина?

Но вот Шури смеётся, забыв о своём гневе на стажёра, и отмахивается:

— Нет-нет! Вам не нужно этого делать, то есть, можете, конечно, но давайте я сначала возьму телефон…

И вот она замечает Питера, нахмурив брови, с изумлённым и ошарашенным взглядом.

Она тихо произносит:

— Ты! Ты тот, кто ворвался в лабораторию, да? Ты получил доступ к ИИ, когда я была занята тем, что собиралась порвать моего стажёра на куски, — она бросает взгляд на мужчину, который прячется за компьютером, — Ты кто?

Потом она прищуривается.

Наклоняется вперёд.

Ага.

— …сломанный белый мальчик в… ва—ММФ!

И тут Питер подскакивает к принцессе, закрывая ей рот руками, слишком испуганный тем, что его могут раскрыть, чтобы вспомнить, кто он и кто она, и кто за ними сейчас наблюдает.

ЩЕЛК!

— Чёрт возьми, Питер, ты облажался, — кто-то присвистывает.

— Это уже третий раз, почему это постоянно происходит… — кто-то удивлённо спрашивает.

* * *

Питер отпустил принцессу, но не прежде, чем не погрозил ей глазами, велев хранить в тайне его бывшую личность как Человека-Паука.

Харли прервал их молчаливое обсуждение:

— Все! Это принцесса Шури из Ваканды, моя дорогая подруга, мастер шуток и профессионал в создании вайн-видео. Также она одна из ведущих разработчиков Stark Industries. Она работает у нас неполный день, но уже успела сделать немало, так что вот.

Толпа аплодирует с восхищением, потрясённая.

Шури с улыбкой мудреца кивает:

— Да-да, не нужно аплодировать. Я уже в курсе, что я — самый умный и опытный создатель вайн-видео.

Аплодисменты затихают, и группа слегка теряется, но Шури снова смеётся, отпуская их вольную.

— Ну, вы ведь с Мидтаун Хай, да? Приехали на этот удивительный экскурсионный тур. Наслаждайтесь исследованием.

С этими словами она уходит.

Только вот не совсем. Потому что она уже наполовину вышла из лаборатории и оказалась в другой части комнаты, когда повернулась, и всё, кроме её голоса, смеялось над группой:

— Что? Разве вы не хотите исследовать это со мной?

Харли медленно приближается и похлопывает её по спине, призывая остальных последовать за ней.

Студенты, в панике, бегут с другой стороны, настороженно избегая трогать что-либо, несмотря на сильное желание. Ведь если даже интерн, который, кажется, действительно может что-то здесь тронуть, уже вызвал такую ярость у гениальной вакандской девушки, то они уж точно не хотят попасть в её гнев.

В конце группы Питер вздыхает с облегчением, понимая, что никто не стал слишком акцентировать внимание на его участии.

* * *

— Хотя Старк Индастриз — это устоявшаяся технологическая компания, прежде всего она является центром научных прорывов. Если оглянуться назад, можно заметить, что даже наш бухгалтерский отдел внёс значительный вклад в улучшение финансовой системы, так что мы можем гордиться этим. С участием принцессы Шури, мы также стали лидерами в сфере медицины.

Медицинский блок был действительно удивительным местом. Здесь стояли устройства и оборудование, которые могли бы позавидовать даже самые современные больницы.

Питер смотрел на это с таким чувством привычности, которое не исчезало, несмотря на все его попытки понять, что именно он чувствует.

Этот медицинский блок был чем-то знакомым для него, несмотря на его уверения Мэй, что он не так часто получает травмы во время патрулей.

Шури ведет их по длинным коридорам, по-прежнему находясь в медицинском блоке, и подходит к другой лаборатории.

— А вот моя особенная лаборатория, — объявляет она. Лаборатория достаточно просторная, но Шури нажимает кнопку, и стены открываются, позволяя всем войти и посмотреть на принцессу.

Она достает несколько флаконов из холодильника, готовит рабочий стол, пока Харли представляет её.

— Здесь она разрабатывает свою вакцину от рака. Да, я знаю, все этим занимаются, но у нас есть кое-что особенное, и с умом Шури в медицинской сфере, это принесёт только больше пользы.

— Вот, — она подаёт коричневый флакон, — это называется Палиотоксин. Кто знает, что это?

Питер сразу поднимает руку, едва она задает вопрос, отвечая даже быстрее.

— Это второе по токсичности органическое соединение. Его синтез — это как восхождение на Эверест в одиночку и без инструментов, так как он чрезвычайно сложен и слабо изучен. На данный момент не существует методов его извлечения — по крайней мере, опубликованных.

Постановка этого ответа принесла Питеру настоящий прилив энергии. Это отвлекло его достаточно, чтобы заглушить все навязчивые мысли. И это была химия. Никто не догадается, откуда он это знает, кроме того, что он — ботан даже среди ботанов.

— Верно, белый мальчик.

— Питер, — поправил его он.

— Хочешь поиграть?

— Эм… не очень…

Что она вообще от него хочет?

— А кто-то ещё, кто не маленький испуганный котёнок?

Все подняли руки, и её внимание сосредоточилось на Неде Лидсе, который, казалось, был самым возбужденным из всех.

— Ты там, который прыгает. Как тебя зовут?

— Нед Лидс, ма-а-мастер-принцесса-профессор!

— … Думаю, «Мастер» будет вполне достаточно, юный падаван.

Питер наслаждается, как Нед начинает путаться в словах.

Быть замеченным и заговорить с принцессой — это одно, но узнать, что она тоже разделяет его любовь к «Звёздным войнам», — это совсем другое дело.

— Так что, полагаю, ты имеешь опыт в технологиях?

Нед энергично кивает:

— Робототехническая команда, ма-а-мастер. Вице-президент!

— Хорошо, хорошо, — говорит Шури, нажимая несколько прозрачных кнопок на своем браслете. Она достаёт ещё один предмет с рабочего стола и передаёт его Неду.

Так явно было видно, как это важно для Неда — держать в руках технологию, разработанную самой Шури, и, вероятно, из вибраниума.

— Надень это, а затем нажми на самую большую жемчужину. После этого положи её на стол.

Нед выполняет указания, а остальные с любопытством наблюдают, ожидая, что сейчас произойдёт что-то невероятное.

Когда он заканчивает, все затаили дыхание в изумлении.

Браслет проецировал что-то синее — молекулу сложной структуры, которую остальные могли бы только представить, если бы их учитель подумал использовать её на одном из экзаменов.

Но что по-настоящему поражает, так это то, что Шури прикасается к голограмме, и она реагирует!

Питер может только представить, что Нед переживает в своей голове, хотя тот просто стоит, поражённый, как будто вот-вот потеряет сознание.

Шури разговаривает с Недом, пытаясь перекричать шум восторженных студентов, и когда она наконец касается его, первое, что он произносит:

— ПУТАНГИНА⁽¹⁾!

— Ты что, выругался?

Все тут же замолчали. Кучка учеников в задних рядах продолжала шушукаться, пока кто-то не зашипел на них, чтобы они заткнулись к чёртовой матери, Нед только что выругался, и принцесса в ярости…

Нед застыл на месте рядом с принцессой, не понимая, как она могла узнать это проклятое слово.

Но Шури продолжает, наслаждаясь вниманием:

— Потому что мы не ругаемся в этом чёртовом здании!

Она поворачивается к студентам, стоящим впереди группы, широко улыбается и выжидающе смотрит на них. Питер видит, как она разочарованно вздыхает. Но прежде чем она успевает что-то сказать, Питер отвечает:

— …чёрт!

И теперь они оба улыбаются друг другу, между ними возникает некое чувство родства в этом едином моменте взаимного признания. Они теперь союзники, чувствует Питер, и он наслаждается этим волнением от того, что завел нового друга.

Первым, кто вырвался из этого состояния молчания, кроме Питера, оказался Абэ, и он хлопает Чарльза по рукам:

— Принцесса Шури знает Вайн! Какого черта мы вообще на это подписались?

— А еще она, похоже, говорит на филиппинском, — замечает Бетти, не отрываясь от экрана телефона.

— Да, и вот еще интересный факт: Филиппины — это главный источник палитоксина. И, возможно, я подружилась с несколькими студентами-исследователями там, — она улыбается Неду, в ее глазах появляется явный блеск, — и я знаю все ругательства.

Нед краснеет, извиняясь, но его глаза полны восхищения тем, что принцесса самой продвинутой страны признает его родину.

— А теперь, — Шури манипулирует изображением, увеличивая его, молекулы начинают расплетаться по комнате, проходя сквозь головы студентов, синий свет охватывает все пространство, — вот как я начала изучать процесс синтеза…

Тема оказывается сложной, и самые умные из группы едва справляются с тем, чтобы следить за объяснениями, но в конце концов все довольны тем, что смогли узнать что-то новое, несмотря на усталость.

Через час разговоров о науке, Шури отвечает на последний вопрос, заданный Бетти:

— Какое послание вы хотите передать студентам из Мидтаун Хай?

— Ученые прошлого называли палитоксин «Эверестом синтеза», потому что у них не было таких технологий, как у нас сегодня. Или таких технологий, как у меня.

Палитоксин — одно из самых ядовитых веществ, которые существуют. На самом деле, доза всего 2,3 микрограмма может убить половину из нас. 64 микрограмма, если вдохнуть, могут вызвать болезни и повредить легкие на многие годы.

Все начинают осторожно отходить, слушая продолжающийся список, но именно на это и надеется Шури.

Она поднимает палец, как будто собирается добавить что-то важное:

— Но если с ним правильно работать, это вещество может быть использовано для лечения рака.

Шури улыбается, наблюдая за реакцией, удовлетворенная тем, что продолжает удивлять студентов. Даже в этом «прогрессивном» мире редко можно встретить семнадцатилетнего человека, которого единодушно уважают сверстники, поэтому она тщательно подбирает слова.

— У всего есть свои плюсы и минусы. Главное — как ты решишь их использовать. Ученые, которые впервые взялись за это чудовище, знали его только как смертельно опасное вещество. Но они рискнули и открыли его красоту. И теперь мы пожинаем плоды их работы.

Кто-то аплодирует, но затем замолкает, понимая, что принцесса еще не закончила.

— Так вот, я хочу — нет, мне нужно, чтобы вы все были достаточно умными, чтобы осознавать все недостатки чего-либо, но при этом выбирать это за то, что оно может дать. Потому что, только приняв это решение, вы поймете, что действительно делаете что-то важное. Каждый день, каждую минуту этого дня, вы будете вносить свой вклад в благо человечества. Так что не сдавайтесь, ведь где-то там может быть кто-то, кому нужно, чтобы вы держались чуть дольше.

Питер смотрит на нее, как будто она обращается именно к нему, но она даже не смотрит в его сторону.

Лаборатория наполняется аплодисментами, и Бетти аплодирует громче всех, потому что у нее теперь есть отличная статья, а день даже не закончился!

Когда все затихает и студенты покидают лабораторию, стены снова возвращаются к обычному размеру, Шури подходит к Неду и протягивает ему браслет.

— Я отключила несколько функций. И не пытайся его взломать, — (Питер знает, что он все равно будет это делать, и, возможно, Шури подстрекает его к этому), — но ты дал мне отличный повод для вайн-отсылки, так что это мой способ поблагодарить тебя.

Питер давно не видел Неда таким красным. Красным — по всем правильным причинам.

Питер думает, слушая, как Нед снова и снова извиняется и осознает все, как будто это произошло только что, а Шури кидает ему взгляд, как будто ожидает, что он снова вернется. И он понимает, что эта поездка, возможно, стоит того.

Нет.

Черт, это не так.

* * *

Была уже глубокая ночь, но звук металла о металл, проклятие и топот шагов эхом разносились по комнате.

Питер, тот самый мелкий негодяй, не мог сдержать смех, наблюдая за Тони, который с досадой ударил себя по руке после того, как самоуверенно заявил, что ему нужно «учиться у мастера».

Он хихикал, сидя на своем стуле, когда вдруг его интуиция подсказывает ему, что нужно немедленно уйти. Но Тони уже был рядом, закрыв его лицо руками, испачканными моторным маслом и покрытыми мозолями.

* * *

— Это место когда-то принадлежало одному из величайших изобретателей здесь, в СИ, — объясняет Харли.

Это его комната.

Здесь когда-то творились чудеса с механизмами, здесь велись долгие беседы.

И здесь, на стенах, находятся фрески.

Некоторые из них очевидны, другие скрыты от глаз.

Но Питер видит их все.

И многое другое.

Здесь обитают призраки. Призрак прошлого, который был намного лучше нынешнего. Питер чувствует непреодолимое желание убежать.

* * *

Один из их спонтанных ужинов, когда оба случайно оказались голодными, как будто их животики синхронизировались и начали урчать в унисон.

Тони съел свою первую порцию, а Питер только начинал третью, когда это случилось.

Он был отвлечен, растерян и голоден, так что, когда Тони подошел к нему, взъерошил его волосы и сказал:

— Ну, наслаждайся ужином, карапуз, — единственное, что он почувствовал, это теплую привязанность, которая разлилась в груди от этого жеста.

Так что никто не мог бы его винить, когда следующее, что он сказал, было:

— Я тебя тоже люблю.

Прошло полсекунды, прежде чем глаза Питера расширились, и ещё полсекунды, прежде чем он начал давиться креветкой.

Ночь закончилась тем, что Тони сделал ему прием Геймлиха, красный Питер и смеющийся Тони, несколько минут трезвого осознания, а потом искреннее:

— Я тебя тоже люблю, карапуз.

* * *

Воспоминания — это шрамы, оставшиеся на его разуме. И Питер не может забыть все, что происходило в этой башне, несмотря на попытки подавить эти воспоминания.

(Здесь нет осуждения. Есть только чувства. Их слишком много, и Питер остается как бы онемевшим, пока не научится отпускать их.)

(Он не может.

Но он пытается.

Именно поэтому он здесь.)

Они проходят мимо множества лабораторий, и проводят час в комнате, где демонстрируются лучшие технологии Старка. СтаркФон, Суперкомпьютер и даже кое-что, чего Питер не застал, тогда это только становилось теорией. Наверное, это было в те пять лет.

Его друзья смотрят на все с широко раскрытыми глазами и не скрываемым восхищением.

Мишель спрашивает у ученого о системе очистки воды, которую они разработали для помощи третьим мировым странам, а Нед не может выбрать между тем, чтобы попытаться взломать браслет на суперкомпьютере или исследовать лабораторию.

Питер думает о том, сколько Нед мог упустить, только потому, что не захотел идти без него.

Питер ненавидит себя за свою эгоистичность.

Харли снова зовет всех в холл и начинает что-то объяснять, что Питер не может понять, потому что тот ведет их по закрытому мосту. И вот Питер видит идеальный вид на другую сторону холма, на бывший комплекс Мстителей и на поле…

И все обрушивается на него с такой силой, как никогда раньше.

Воспоминание вонзается в его сознание без всякого предупреждения.

* * *

Стив двигался к ним медленно, решительно, но с неуверенностью. Его присутствие привлекло внимание Пеппер, которая только что попрощалась с Тони самым смелым способом: поцелуем, улыбкой и обещанием, что все будет в порядке.

(Хотя они могли и не быть в порядке, не так уж и скоро.)

Стив долго смотрел на Тони, перед его глазами мелькали воспоминания, слова, моменты, и он тихо прошептал:

— Я ошибался, Тони.

Потому что он действительно был неправ. И Тони доказал, что он намного больше, чем все когда-либо могли себе представить. За исключением нескольких самых близких людей.

Он положил руку на плечо Пеппер, поддерживая её так, как Тони должен был поддерживать, а не он. И старался держаться крепко. Для них.

Это было наименьшее, что он мог сделать.

Через несколько минут Стив осторожно опустил руки Пеппер. Их взгляды встретились, полные вопросов и боли, с глазами, полными слёз, и с сердцем, которое билось едва-едва, но неустанно, и она сразу поняла.

Стив думал о Пеппер, о том, как среди всех них она была самой верной опорой в жизни Тони, и в глубине души поблагодарил её. Она была с ним в те моменты, когда Стива не было рядом.

И, возможно, она чувствовала, что сейчас разваливается, но он знал, что если кто-то и способен собрать осколки её сердца, это только она.

Пеппер была сильной.

Родни тоже был рядом. Один из лучших людей, которых он знал, только что потерявший брата. Стив знал, что они не заслужили этого — никто, особенно не…

Он услышал, как Питер рухнул на землю, крича, чтобы что-то изменилось, чтобы кто-то вернул его, но его крики не достигли никого, и он рыдал, извиваясь в агонии…

(Он ещё ребёнок, и ему не должно было быть места на войне, не говоря уже о том, чтобы видеть, как умирает его отец)

(…в третий раз…)

Хотя Питер был силён сам по себе, Стив знал, что он уже пережил слишком много.

Потерял слишком много.

И Стив — он знал, каково это, когда думал, что потерял Баки.

Это было как жить, но не по-настоящему. Как бремя. Потом как клятва. Но это бремя не отпускало, и казалось, что он должен был умереть там, с ним. Поэтому он отдавал себя битвам, становился более безрассудным, не обращал внимания на себя, наслаждаясь кровью, синяками и болью — потому что если Баки умер, то он тоже заслуживал смерти, но медленно, с болью. Один, может быть. Даже если это его пугало. Потому что так он и ушёл.

И Стив — он боялся, что то же самое произойдёт с Питером.

Потому что, глядя на Питера и слушая его крики, он слышал его мольбы и отчаянный голос в своей голове, который кричал, прося, чтобы они «ВЗЯЛИ МЕНЯ ВМЕСТО…»

Он был там, и он так хотел, чтобы Питеру не пришлось быть.

Но теперь они здесь, на этом поле битвы, среди дыма, крови и боли.

Это был мир, который Тони оставил позади.

Израненный, тёмный и уродливый, но с надеждой, восходящей на горизонте, с ярким солнцем, пронизывающим туман.

И хотя он не мог сделать ничего большего, чем ему хотелось бы, это было самое меньшее, что он мог сделать.

И когда Стив поднимал Тони на руки, поддерживая его за колени и за спину, он держал его с такой нежностью, которой Тони следовало бы испытывать гораздо больше при жизни.

Он ободрал колени о торчащие из пола металлические штыри, но боль в груди и боль в голосе плачущего ребёнка были сильнее, чем боль от ударов титана.

Вот где оказался Капитан Америка. Окружённый союзниками, после победы в войне, но ощущая, что потеряли нечто гораздо более важное.

Тем не менее.

Он стоял.

И когда он стоял, он стоял для всех.

Он стоял, даже несмотря на то, что всё, чего он хотел, это опуститься на колени в стыде, молить и извиняться (потому что это не должен был быть Тони, не Питер, не кто-либо, кроме него).

Он стоял не для себя, а для тех, кто больше всего в этом нуждался.

Он стоял там, когда это должен был делать Тони, потому что у него была дочь и сын — у него была семья, которая нуждалась в нём, а Стив мог только мечтать о своих собственных детях.

И он должен был умереть за мир, потому что в тот момент он был нужен больше всего.

Прямо сейчас, Морган, Питер и Небула были теми, кто больше всего нуждался в Тони.

Но его уже не было.

Это было то, с чем он ничего не мог сделать. То, что не решить жертвой. То, что можно было пережить только живя, несмотря на отчаянное нежелание.

Так что, Капитан Америка, Стив Роджерс, верный друг Железного Человека — Тони Старка — шёл шаг за шагом, шаг за шагом. И в каждом шаге ощущалась болезненная реальность, пронизывающая его кости, проникающая в плоть, оцепеняющая его разум, что Тони действительно ушёл. И его извинения больше никогда не будут услышаны, и плач ребёнка никогда не утихнет, по крайней мере, не надолго. Он знал это.

Он держал Тони на руках — безжизненное тело, закрытые глаза и арк-реактор, поглощённый тьмой.

С каждым тяжёлым шагом их союзники сходились позади них, Пеппер горевала рядом.

А Питер…

Ну.

Он был на руках у Брюса Бэннера.

Слишком расстроен, чтобы кто-либо позволил ему идти своим ходом.

Пока что они могли помочь нести тяжесть его тела. Пока что они могли хотя бы позволить ему плакать и чувствовать без ответственности, не думая ни о чём, кроме…

Стив вел марш воинов, головы опущены, все в трауре, и он тихо и бесконечно плакал.

* * *

Марш был медленным и тягучим.

Он напоминал эхо пустоты и армию скорбящих душ.

Когда они плакали, они не только оплакивали Тони и Наташу.

Они плакали о мальчике, которого держал в руках Бэннер, задыхающемся, извивающемся, борющемся за каждый вдох и испытывающем боль.

(ломающийся, страдающий, умирающий)

Они плакали о людях, которые, как и он, почувствовали бы эту боль.

Они плакали обо всех, кого оставили позади.

* * *

Когда первые репортеры добрались до места трагедии, они задали вопросы, затем увидели Тони, осознали случившееся и расплакались.

Позже весь мир узнает об этом, и они тоже заплачут.

Но Стиву этого было недостаточно. Потому что этого было бы достаточно, если бы их слёзы каким-то образом вернули Тони. Но это было невозможно. И поэтому они смирились с тем, что потеряли героя.

А Морган и Питер, (и Небула, и все, кого Тони Старк любил своим огромным сердцем) потеряли отца.

* * *

Питер научился сдерживать свои слезы, когда они приходят без предупреждения.

Это всегда происходит в самые неожиданные моменты.

Иногда он сидит на занятиях, и кто-то произносит фразу, которую Тони часто повторял, и Питер едва сдерживает слезы.

Иногда, идя по улице, он встречает граффити с лицом Тони — ярким и живым — и это рвет его сердце.

Чаще всего же он закрывает глаза, и Тони оказывается рядом, в темноте, гладит его по голове и смеется, называет «карапузом» с тем нежным тоном, который так любил использовать, и Питер молится, чтобы никто этого не видел. Ему нужно пару секунд, чтобы собраться и вытереть слезы.

Теперь он справляется, вспоминая медленный марш обратно на лучшую сторону поля битвы. Он не помнит, как шел.

Когда он оглядывается, оказывается, что он один в коридоре, где арки и мосты соединяют два здания.

Нед мчится с другого конца, глаза полны тревоги, и Питер инстинктивно бежит навстречу, чтобы защитить его…

— НЕТ ПИТЕР, НЕ ЗАХОДИ СЮДА! НЕ…

Это было огромной ошибкой.

Потому что, когда он повернул за угол, он увидел большую вывеску «МУЗЕЙ МСТИТЕЛЕЙ» над дверью, студенты стояли за стеклянными стенами, слушая женщину, что-то рассказывающую.

И вот она.

Наташа.

Улыбается ему так, как только она умеет, своими глазами.

— Что…

Издалека он слышит, как женщина продолжает:

— …Мстители были собраны Ником Фьюри во время битвы за Нью-Йорк в 2012 году. Вместе они сражались в нескольких битвах, как на Земле, так и в космосе. Во время миссии по возвращению Камней, команда потеряла Наташу Романову, пожертвовавшей собой ради Камня Души…

— Привет, малыш.

Это было что-то, что могла бы сказать только Наташа, в их маленьком самообъявленном клубе пауков (познав о существовании Человека-муравья, он предложил назвать его Клубом Жуков, но Наташа только разочарованно взглянула на него.)

Питер не знал, что делать.

Потому что в его снах она никогда не была такой детализированной, никогда не была такой яркой.

Ее голос, когда он переходил в насмешливый тон, никогда не звучал так правдоподобно, а складки на ее одежде — никогда не были такими ощутимыми.

Она никогда не была такой реальной.

Он слышит Неда и Эм-Джей рядом, они зовут его, но он игнорирует их и идет вперед.

Он пытается понять, как это возможно, неужели это… он сходит с ума?

Это первый реальный сигнал того, что он, на самом деле, разваливается?

Но терапия слишком дорогая, а Мэй не может… не должна тратить на него больше, чем нужно…

Он не успевает задуматься, потому что вот Стив, идет навстречу ему.

Все остальные фигуры становятся размытыми, а он сосредотачивается на успокаивающем голосе женщины, чтобы не потерять себя:

— …Стив Роджерс был тем, кто вернул все Камни Бесконечности в их временной линии. Он вернулся стариком после миссии, передав щит своему близкому другу и товарищу, Сэму Уилсону. Он скончался несколько месяцев спустя, окруженный друзьями и семьей…

— Если тебе нужно поговорить, ты всегда можешь обратиться ко мне. Я буду с тобой до конца.

Как ты можешь? Ты уже мертв.

Питер мотает головой.

И он вспоминает те секретные улыбки Стива, которые он дарил ему после удачного киносеанса, когда Тони не был таким зажатым, как в начале. Это было как если бы Стив благодарил его за все. Ведь это был тот день, когда они отпраздновали его день рождения.

(Питер не может забыть, что именно на похоронах Тони все они в последний раз собрались вместе.)

(Наташи не было.)

Он продолжает идти, потому что все ему говорят.

Иди вперед.

Шагай.

Все пройдет.

Но эта галлюцинация, этот образ Наташи и Стива, встречающих его в Музее, не исчезали, и с каждым шагом они становились все яснее и более реальными.

Но.

Он шел не туда.

И он должен был понять.

Он должен был понять.

Что нечто подобное должно было произойти. Потому что он — Питер Паркер, Питер, Пит — и чем больше он искал счастья, тем больше его отнимали.

Они позволяли ему на несколько сладких моментов (несколько волшебных лет) ощутить его, а затем, когда он думал, что наконец-то все у него в руках, что он достиг этого, они вырывали его из его рук. И когда он отчаянно пытался удержать, с соплями и слезами, застилающими его взгляд, они отрезали его руки, пнули в грудь и подняли его счастье перед ним.

Теперь, единственное, что он хотел удержать — его разум, избавившись от части себя, также медленно ускользает.

Они заставляют его думать, что он все еще здесь, но это всего лишь издевательство, они машут перед ним, пока он умоляет вернуть, не услышав.

И они улыбаются — эти ужасные монстры в его разуме, которые берут и забирают, снова и снова, все, прежде чем исчезнут.

Оставив его сломленным, окончательно и безвозвратно одиноким.

Потому что именно так он чувствует себя сейчас.

Это то, что происходит с ним прямо сейчас.

И он должен был понять.

Должен был послушать предупреждения Неда или замечания Харли раньше.

Теперь остается лишь сожаление и…

И…

Он.

Повернувшись спиной к свету, он видит, что его костюм стал светлее, чем был. (Он слышит, как все ахают, шепчутся, и кто-то невольно толкает другого. Чье-то сердце начинает биться быстрее, чем должно…

Он осознает, что это его собственное сердце. Он не может это остановить. Он не чувствует, как дышит.

На самом деле.

Он не ощущает ничего.)

Он начинает говорить, еще не повернувшись, и Питер узнает этот голос, как руку, как ощущение его объятий, или как он говорит «карапуз».

Потому что он всегда был рядом с ним.

Но не сейчас.

Подождите, нет.

Он здесь.

Он здесь сейчас.

(Питер не может понять — не может разобраться… Он так запутан, так потерян, так напуган, и всё словно настроено против него, чтобы он потерял себя тоже.

Он не понимает, чего боится.

Может быть, того, что он сходит с ума, или того, что ему уже все равно.)

Наташа стоит позади него, а Стив — всего в нескольких шагах.

Нед отмахивается от Эм-Джей, которая пытается удержать его. Если бы он хотел, он мог бы просто оттолкнуть её.

Но он не делает этого.

(Нед проклинает себя за то, что не понял этого раньше. Он чувствует себя худшим другом.)

(Мишель видит этот взгляд на его лице, будто он потерпел неудачу, и она крепче сжимает его руку и хмурится: «О чём бы ты ни думал, Нед, не надо. ты не стал меньше другом из-за того, что с ним случилось. Это не твоя вина и не его вина».)

(Студенты сторонятся Наташи и Стива, потому что у Питера такое выражение, которое они когда-то видели на своих лицах после войны. И они чувствуют, что Питер потерял что-то, что невозможно вернуть простым щелчком пальцев. Поэтому они молчат, уважая его.)

(Флэш думает, что если кто-то может понять его боль, то это именно он. Потому что Питер там, выглядит, как будто он увидел призрака, как если бы Флэш видел себя в зеркале перед дверью комнаты своего отца, когда он теряется в мыслях, пытаясь набраться смелости, чтобы войти и утешить свою рыдающую маму.)

Потому что Питер тянет руку, почти бессознательно, и каждый его шаг ощущается как тяжелая ноша, а его лицо наполнено отчаянной надеждой…

Потому что вот он, стоит прямо перед ним, еще чуть-чуть, и он сможет просто коснуться его…

Так близко — так близко…

Он прямо здесь.

Он улыбается.

Он жив.

И Питер, не думая больше, протягивает руки, чтобы обнять его и, возможно, закричать на него за то, что он скрывался так долго — как ты это сделал, мистер Старк? Как заставил Стива и Нат принять участие в этом?

Как ты выжил?

Он не может в это поверить, это…

Это…

Это голограмма.

* * *

Он исчезает как раз в тот момент, когда Питер выкрикивает его имя, задыхаясь от волнения и надежды.

Как только голограмма распадается, Питер ощущает, как он сам распадается вместе с ней.

Питер не чувствует ничего. За исключением того, как его глаза начинают гореть, всё остальное как бы отстранено в нечто другое.

Он не ощущает, что ломается.

Он просто знает, что это происходит.

Он не думает ни о чем, кроме мягкого «Ох», что вырывается из его губ, когда Тони растворяется в свете. Как его реактор в тот день.

Харли обнимает его и шепчет извинения. Питер не понимает, почему.

Вокруг царит тишина, когда он проходит мимо них.

Он слышит Наташу, которая произносит свои слова так, как только она умеет:

— Эй, малыш.

А Стив говорит, успокаивая его, улыбаясь чему-то:

— Если тебе будет тяжело, ты всегда можешь поговорить со мной. Я буду рядом до самого конца.

Это единственные звуки в музее, полном студентов.

Даже дыхания не слышно.

Потому что Питер, их милый, добрый одноклассник, который всегда был добр с ними, всегда помогал, всегда был рядом, когда они больше всего в нём нуждались, этот Питер сейчас идет такой дрожащей походкой, которая не имеет отношения к холоду или к взрослому мужчине, который поддерживает его, и ко всем слезам, легко катящимся по его подбородку. Его лицо расслаблено, выражение застывшее, с открытым ртом, как будто он видит нечто большее, чем они когда-либо могли бы надеяться увидеть.

Похоже, он даже не осознал, что плачет.

Но Эм-Джей замечает это, и её слёзы солёны, потому что она чувствует лишь горечь и пустоту.

Нед изо всех сил пытается не расплакаться, сдерживает молчаливые слёзы, потому что ненавидит плакать — особенно когда его тело кричит.

Потому что он не может ничего сделать — и это Харли держит его за плечи, («Прости, Питер, я думал, ты справишься — прости — я не должен был…»), и ведет его прочь от того, что они называют Музеем — физическим воплощением всего, с чем Нед знал, что Питер боролся — воспоминания о лучших днях…

И толпа студентов, понимающих, что происходит, расступается, позволяя пройти их однокласснику.

Они расступаются перед Питером.

И они надеются, что что бы ни происходило с ним сейчас, он преодолеет это.

Потому что если кто-то в этом мире и заслуживает счастья, так это Питер.

---

Примечания:

П.А. Итак, Харли было 11 лет в "Железном человеке 3", потому что актер, исполнивший его роль, Тай, был именно такого возраста, когда снимали фильм. В "Войне бесконечности" ему уже 16, а спустя пять лет ему исполнилось 21!

И это получилось длиннее, чем я изначально планировала, прошу прощения за это.

---

1) Oh shoot! — Черт! (порт.)

Вернуться к тексту