В одной лодке (гет)

Следующий день оказался серым, но не дождливым. Не настолько плохим, чтобы жаловаться, и не настолько хорошим, чтобы наслаждаться. Отрезок улицы у «Тако Бака» вонял пряными нотками мяса, горелого подсолнечного масла и дешёвого острого соуса. Такой запах, который въедается в одежду и остаётся с тобой до самого вечера. С открытием этой забегаловки, жители окрестных домов вступили в тёмную полосу своего существования, чего не скажешь о самой Мэй, обожавшей тако до дрожи.

Дэнни стоял у тротуара, сопротивляясь тяжести большого рекламного щита, который висел на его шее как ярмо. Щит теперь изображал что-то вроде «МАСТЕР ТАКО РЕКОМЕНДУЕТ СОЧНЫЙ УДАР ВКУСА» с криво нарисованным кулаком сжимающим буррито и проламывающим что-то. У Дэнни было обычное постное лицо, взгляд стеклянный. Он смотрел в никуда, как будто его душа покинула тело чтобы слетать припудрить носик.

Мэй села на ступеньки у входа в «Тако Бак», обняв колени и покачиваясь вперёд-назад. Она появилась там, как будто из воздуха, тихо, неприметно, как какой-то бесплотный дух. Несколько минут она просто смотрела на спину Дэнни, пытаясь понять стоит ли оно того.

Потом, будто случайно, бросила:

— А ты правда «мастер тако»? Типа, у тебя есть лицензия или диплом, или вы просто так называете любого, кто на вашей дрянной работёнке смог дотянуть до первой пятницы?

Дэнни обернулся к ней, немного испугавшись внезапности, но ничего не ответил, лишь медленно моргнул и снова уставился неподвижным взглядом в сторону дороги, как солдат почётного караула.

— Знаешь, — продолжила Мэй, — Честно-честно? Щит клёвый. Нарисовано стильно, сам рисовал? Может, потом, дашь примерить? Или нарисовать следующий слоган, я умею, у меня целый блокнот с рисунками.

Дэнни всё ещё молчал.

— Или ты немой теперь? Новая философия? «Я теперь часть инфраструктуры Поссум-Спрингс, я вообще не разговариваю, я рекламная конструкция». Ну окей.

Она замолчала на пару минут. Дэнни медленно отвёл взгляд ещё в сторону, как будто хотел показать, что его тут нет. И тут Мэй, всё так же спокойно, будто продолжая размышление вслух, сказала:

— Беатрис Сантелло.

Имя прозвучало как выстрел на пустой улице.

Дэнни дёрнулся. Едва заметно, но всё же. Пальцы на краю щита судорожно сжались, как будто он собирался либо сбросить его, либо спрятаться за ним.

Он не сказал ни слова, но всё его тело выдало его с потрохами. Щит перестал быть частью образа и стал щитом в прямом смысле. Он не посмотрел на Мэй, но не сумел сделать вид что не услышал. Мэй ясно видела это: как скулы сжались, как от напряжения едва заметно заходили желваки. Это не была усталость, и не было раздражение от назойливой болтовни. Это была реакция, настоящая, глубокая.

Она чуть склонила голову.

— Ага. — сказала Мэй негромко.

Девушка встала, стряхнула пыль с джинсов и подошла ближе. Осенний ветер задувал под футболку, Мэй несколько раз подпрыгнула на месте и встряхнулась как перед кулачным поединком.

— Не парься. Я не стукачка, — сказала она. — Просто хочу понять, что между вами. Потому что Би моя лучшая подруга, моя сестра. А с тобой, упырь, что-то не так, и она из-за этого страдает.

Мэй прищурилась:

— А может, всё как раз очень даже так, и страдает она как раз поэтому.

Она медленно подошла ближе, заставляя его сделать полшага назад, пока не оказалась почти вплотную. Несмотря на то, что она была ниже почти на голову, её взгляд смотрел вверх с таким напором, будто именно она возвышалась над ним. Глаза у Мэй были огромными, без какого-либо прищура, и Дэнни даже мог бы назвать их очень красивыми, если бы они принадлежали кому-то другому, не Мэй, и, если бы в них не витало что-то тревожно-зловещее, как только что пережитый ночной кошмар.

— Послушай, — сказала она тихо, почти шёпотом, но ровно так, чтобы он слышал каждое слово. — Я видела всю подноготную этого городка. Я слышала его старых призраков. Я разговаривала с обоими Богами. Так что давай и мы с тобой договоримся: если ты сейчас будешь мне врать, то просто не делай этого. Я узнаю и накажу тебя.

Он нерешительно приподнял брови, не понимая, всерьёз она или нет.

— Я теперь, вроде как, дух-хранитель этого города, — продолжила она, не мигая. — Назначила себя сама. Работа без зарплаты, но с полномочиями. И ты теперь под моим надзором, чувак, потому что ты связан с Беатрис Сантелло. Я хочу разобраться в этой связи. Если окажется что она должна быть прервана, то я помогу её прервать. Если нет, тогда посмотрю, что можно сделать, раз уж вы сами не можете с этим справиться.

Лицо Дэнни, сначала объятое нерешительностью перед такой странной исповедью, стало серьёзным. Мэй повернула голову и посмотрела на него искоса, будто примериваясь, будто пытаясь разглядеть в нём что-то новое периферическим зрением.

— Вы с Би встречались?

— Нет, — коротко сказал Дэнни.

— Но что-то между вами было?

— Было.

— И что? Типа, ты ухаживал за ней?

Он не ответил.

— Ладно, — не отступала Мэй. — Вы спали вместе?

— Нет.

— Хотели?

Дэнни быстро моргнул.

— Не твоё дело.

— Ну, может, и не моё. Но я всё равно спрошу. Потому что Би ходит, как будто у неё внутри всё наперекосяк, будто живёт по-инерции. А ты стоишь тут и строишь из себя того, кого приковали к этому щиту цепями в качестве наказания.

Он испуганно задержал взгляд на Мэй, когда та рассказала о том, как сейчас себя чувствует Би. О чём он понятия не имел. Затем отвернулся, глядя куда-то вдоль улицы.

— Она сказала, что очень бы хотела, чтобы у нас что-то получилось, но ничего не выйдет.

— Причина?

— Ты сама знаешь, если ты действительно её близкая подруга.

— А ты что ей сказал?

— Я поверил и принял. Наверное. Сначала.

Мэй прищурилась. Что-то наклёвывается.

— Сначала? А потом?

— А потом мистер Сантелло меня уволил, на следующее же утро. Это явно было не просто так. Потом я сменил за две недели три работы. Потом я стою у «Тако Бака» и притворяюсь, что люблю тако.

— Ты не любишь тако?! — воскликнула Мэй неожиданно громко, и даже всплеснула руками, — Ну ты и правда крип. Все любят тако!

— Не ори так об этом, а то меня уволят. Не все любят тако, моя бывшая тоже не любила тако, и это, походу, единственное что нас связывало.

— Ты говорил в прошлый раз. И даже посмеялся немного, но я уже тогда заметила, что что-то не так.

Дэнни ничего не сказал, а его лицо нисколько не изменилось, ни тени улыбки или раздражения.

— Всё-таки, не врёшь, — сказала Мэй, тише, почти проникновенно. Она слегка наклонилась вперёд, будто от этого её слова могли стать весомей. — Би. Ты скучаешь по ней?

Он долго ничего не говорил. Скривился, закрыл глаза, на мгновение почти ссутулился под тяжестью невидимого груза. Щит на плечах повело порывом ветра, и он рефлекторно придержал его, не открывая глаз.

— Скучаю, — наконец сказал он, и голос прозвучал глухо. — Очень.

Мэй молчала. Она могла вставить колкость, могла попытаться разрядить обстановку шуткой, но не стала.

— Мы были рядом всего одну ночь, один вечер. С ней, в этой чёртовой лодке. Это был полный бред, я не знаю, почему так вышло, просто что-то щёлкнуло. Как будто я всю жизнь что-то искал, а потом оказалось, что вот оно. Как будто всю жизнь стоял, и тут сел. Как будто только с ней я настоящий.

Он усмехнулся и покачал головой:

— Я наговорил ей тогда кучу подростковой чепухи. Что поеду за ней, что буду встречать у колледжа, работать кем придётся… Звучало как в дешёвом фильме. И это всё было глупо, она это прекрасно поняла, и я понимал. Но глупость не означает невозможность. Для меня это было не шуткой, я всё это видел ясно как день, представлял. Хотел.

«Лодка!» — пронеслось в голове у Мэй, а Дэнни прикусил губу, отведя взгляд куда-то в сторону, на выцветшие вывески магазинов, на провисшие провода. Голос стал тише.

— Я знал, что всё это почти невозможно. Что она сильнее меня, умнее. Что у неё совсем другие цели, совсем другой мир в голове. Я смотрел на неё, и видел, что она даже отдыхать не умеет. Даже мечтает через силу. Она вся как пружина, сжатая до предела, её жизнь, как будто, построена так, чтобы не было слабых мест. Ни одного слабого места, ни одной трещины в металле. Потому что если она появится, то всё сломается. А я, я ведь и есть такая трещина. Я делаю хуже, даже если просто стою рядом. Поэтому она от меня и избавилась.

Мэй больше не говорила ни слова, просто потому что узнала всё что хотела, да и сам Дэнни не горел желанием рассказывать что-то ещё. Увидев, как Мэй уходит, он насупился как мёрзнущий воробей и замер на месте, мрачный и задумчивый. Она просто развернулась на каблуках и медленно пошла, засунув руки в карманы джинсов и уставившись перед собой. Мэй думала.

«Вот и вы, два бензиновых пятна в одной луже. Би и Дэнни. Такие взрослые, такие закрытые, такие трагичные. Корчите из себя невесть что, а ведь всё просто, вам нужно всего лишь ещё раз увидеться. Просто поговорить.»

Девушка слегка нахмурилась. А может, это она упрощает? Ей ли судить? Она же сама не так давно облажалась во время разговора с Би у неё дома. Их первая серьёзная беседа была катастрофой: сначала Мэй ляпнула тупых очевидностей, потом Би вылила на неё за это вербальный таз с помоями. И, всё же, за эти две недели, многое изменилось. Мэй почувствовала это почти телесно, она стала немного другой. Поссум-Спрингс больше не казался ей просто дырой, она поняла, что этот умирающий город не просто фон, здесь у неё было прошлое, здесь началось и закончилось будущее. Здесь были тайны, интересы, друзья. Здесь была Би. Скорее всего, здесь её скоро не будет, как не будет Грегга с Ангусом, но сейчас-то она здесь.

«И да, я изменилась. Я слышала голос чего-то, что больше меня, и я пережила это. Я знаю, что теперь могу по-настоящему помочь. Только не так, как раньше, не по-дурацки, не лезть в душу, как бульдозер. Или, всё-таки, залезть? Иногда кое-что можно снести только бульдозером.»

Она обернулась на Дэнни. Он всё так же торчал на обочине как декорация. Мэй чуть кивнула самой себе и пошла обратно, прямо к нему.

* * *

Мэй стояла в пыльном полумраке склада, запрокинув голову к гигантской утке Малларду, замершей полулёжа среди груды старого парадного реквизита. Свет из грязных окон ложился пятнами на морду утки, облупившуюся, но всё ещё величественную, и немного ехидную. Мэй молчала долго, будто стараясь подобрать правильные слова.

— Ты ведь знаешь, старина Маллард, — проговорила она, наконец, понижая голос, будто боясь потревожить его сон. — Ты был моим любимцем, даже после того, как покалечил того парня и тебя похоронили здесь.

Она шагнула ближе, коснулась обшивки, натянутой на фигуру.

— Наши маленькие хвостатые детки выросли и нашли себе местечки в городе. Иногда встречаю их, но они не здороваются, даже делают вид что не замечают меня, — она отмахнулась рукой, — ты и сам знаешь, как это бывает. Дети растут.

Мэй посмотрела на сваленные вокруг коробки с флажками, завалы картонных цветов, трухлявые гирлянды из папиросной бумаги, похожие на толстых змей. Она подняла взгляд снова на утку. Его глаза были пусты, стеклянны. И, всё же, внимательно наблюдали за ней.

— Мне надо потревожить твою гробницу, ещё раз. Прости. Это не для меня, это для Би. Я тебе рассказывала о ней. Ты ведь не против, правда? Ещё одна ночь, и потом ты снова уснёшь. До следующего парада, или до конца света.

Она снова коснулась обшивки Малларда, кивнула чуть себе и фигуре, будто получила разрешение, и пошла на другой конец склада, под лестницу.

Там, еще много дней назад, она случайно обнаружила неплохую, хоть и подозрительно-жуткую комнату. Судя по всему, эта комната предназначалась для того, чтобы поселить бродягу Брюса, жившего раньше у церкви. Пастор Кейт хотела, чтобы он задержался в городе, осел в одном месте, но у неё ничего не вышло, Брюс пропал из города, а комната осталась, брошенная и ненужная. На следующий день её заперли на замок, но, какой замок мог стоять на пути у духа-хранителя Поссум-Спрингс… Мэй, немного стыдясь, только сняла со стены иконы, и спрятала в тумбочку, а ещё включила в розетку холодильник, и тот даже заработал. Постельное бельё на койке было новым, и, на пару мгновений, девушке даже захотелось самой вздремнуть здесь, но время было неподходящим. Да и место тоже, месту предназначалось другое применение.

Большая задвижка на единственной двери ведущей наружу, на лестницу, работала безукоризненно. Мэй проверила её дважды, убедилась, что изнутри можно будет легко и быстро запереться. Она украла эту задвижку с какого-то старого сарая на окраине, под вечер, когда никого не было. Потратила почти целый день, чтобы прикрутить её сюда, всё-таки руками она умела больше разрушать, чем чинить. Но возможность запереться на складе была необходима, крошечный план требовал надёжных мелочей. Теперь всё было готово.

Мэй вытерла ладони об одежду, бросила взгляд на Малларда, наблюдавшего за ней всё это время.

— Тебе понравится. Они смешные, когда пытаются корчить из себя невесть что, а потом сами же на это злятся, — прошептала она, не ожидая ответа.

Внезапно, снизу послышались шаги. Скрипнули перила лестницы, кто-то поднимался. Мэй затаила дыхание, прислушалась, а потом быстро метнулась к стене, где тянулась водопроводная труба, покрытая отходящей хлопьями масляной краской. Старый газовый ключ она взяла в том же сарае. Этот ключ, судя по всему, валялся там ещё со времён, когда работала угольная шахта, он был огромный, тяжеленный, с выбитыми инициалами на боку. Она сжала рукояти, с силой навалилась на фитинг, что-то хрустнуло, и через секунду по полу начала капать вода. Медленно, потом чуть быстрее, оставляя пятна на пыльных досках.

Несколько раз вдохнув, Мэй собрала всю свою знаменитую акробатическую сноровку, подошла к окну, подпрыгнула и ухватилась за подоконник. Затем подтянулась и выскользнула наружу. Декоративный карниз, опоясывающий здание Телезофт, был узким, покрытым мхом и голубиными какашками, но она уже чувствовала себя в подобных местах как дома. Девушка устроилась поудобнее, прижалась спиной к стене, колени к груди, и заглянула через плечо в окно. Сквозь пыльное стекло был виден почти весь склад, спуск к комнатке под лестницу, но не сама комнатка. А ещё был хорошо заметен газовый ключ, который она, конечно же, забыла прямо у сломанной трубы.

Внизу дверь быстро открылась, и на склад заглянула Би. Мэй сама тайком оставила в «Кирке» заявку на ремонт, указав нужное время и место. Внутренне она искренне порадовалась тому, что не накосячила хотя бы в этом. А ведь могла ошибиться датой на пару дней. Или месяцев.

В руках у девушки был старый ящик с инструментами, обтёртый, с облупившейся наклейкой на крышке, которую наклеил ещё мистер Сантелло, когда ещё занимался тем же самым в городе. Дверь хлопнула за её спиной, и звук эхом прокатился по большому, изолированному помещению.

Би шла медленно, как будто каждое движение давалось ей с усилием. Плечи опущены, тени под глазами резче обычного, взгляд, блуждающий и уставший. Не просто от работы, а от всего, что за последнее время скопилось внутри и никуда не делось. Она чуть ссутулилась, остановилась в центре склада и выдохнула. Мэй не могла поверить своим глазам, на публике Би выглядела гораздо лучше, но всё это, очевидно, было просто маской. Маскарадом для того, чтобы никто не увидел, как она сдала и не начал о ней беспокоиться. Но от взгляда духа-хранителя Поссум-Спрингс не укроется ничего.

Взгляд Би вдруг зацепился за нечто массивное у стены. Маллард.

Огромная фигура утки возвышалась над ящиками и коробками. Би нахмурилась, чуть наклонилась вперёд, как будто пытаясь получше рассмотреть обитателя этого места. Она знала Малларда, как и все в Поссум-Спрингс, ещё заставшие весенние парады. Но сейчас он выглядел почти жутко, как памятник чему-то давно ушедшему. Как огромный саркофаг в древней гробнице.

Девушка посмотрела на него ещё пару секунд, а потом просто отвернулась. В отличие от Мэй, её никогда не волновали приступы мучительной ностальгии.

Звук капающей воды привлёк её внимание. Она подошла ближе, и у стены, в потёках, заметила брошенный ключ. Ключ был тяжёлый, добротный, таким и по черепу съездить не стыдно. Она повертела его в руке, глянула на инициалы, повертела пальцами шероховатую стопорную гайку, определив, что та всё ещё безукоризненно выполняет свою работу. И Мэй увидела, как в этом мелькнуло что-то живое, в ловких движениях пальцев, в коротком, одобрительном кивке головы. Как будто депрессия отступила на мгновение, уступив место прежней Би, той, что знала, как обращаться с такими штуками, не стеснялась ценить их функциональность, хоть и тайно ненавидела их.

Но потом это исчезло, Би снова погрузилась в себя. Достала из ящика кусок вспененного туристического коврика, опустилась на него коленями, раскрыла отделения с инструментами и начала чинить трубу. Движения были точными, но будто механическими. При ней даже не было муляжа сигареты, и без его слабого огонька Би выглядела ещё более потерянной и не нужной самой себе, как заброшенный маяк без фонаря. Она просто делала, что нужно, как будто чем больше работы тем меньше места для мыслей. Для воспоминаний.

Притаившаяся снаружи на карнизе Мэй всё это видела. Видела, насколько Би сгорбилась, как у неё устало поникли плечи. Это была не просто усталость от непрерывных смен в «Кирке», прошедших напряжённых недель и сломанной кем-то трубы. Это было что-то, что копилось давно, и имя этому подлому раздражителю Мэй знала.

Внизу тихо открылась дверь, и в проёме появился Дэнни. Он вошёл неуверенно, как будто в комнату с большим знаком «запрещено». Едва переступив порог, он замер, не двигаясь дальше. Остался стоять в дверях, словно ждал команды или разрешения, чего угодно.

Мэй чётко и подробно рассказала ему куда идти, когда и во сколько, рассказала, что на двери будет задвижка, что под лестницей будет укромная уютная комната. Что от него требуется объясниться с Би, наверняка всё узнать, заранее продумать все вопросы и ответы. Из гробницы Малларда они должны выйти без груза на душе, должны выйти готовыми продолжать жить дальше: вместе или порознь, как договорятся.

Просевшая дверная петля щёлкнула с глухим, неуютным звуком. Дэнни пытался так же тихо закрыть дверь, но у него не вышло. Би вздрогнула от шума, резко обернулась, инстинктивно перехватив тяжёлый ключ, как оружие. Но, увидев, кто там стоит, опустила его.

Затаив дыхание, Мэй смотрела через мутное стекло. Би медленно поднялась, не говоря ни слова. Она не бросилась к Дэнни, не начала плакать или злиться. Она просто смотрела на него как на солдата, вернувшегося с войны, которая закончилась десяток лет назад. И теперь не знала, верить ли тому, что видит.

Дэнни не шелохнулся. Стоял, опустив взгляд, плечи его были чуть приподняты, как будто в извиняющемся жесте. Несколько секунд пролетели в полной тишине. Мэй ощущала, как воздух внутри застыл, натянутый и жёсткий.

Потом Би, словно преодолевая невидимую преграду, медленно выпрямилась и шагнула вперёд. Она шла нетвёрдо, но уверенно, будто внутри приняла решение раньше, чем это осознала. Подойдя почти вплотную к Дэнни, она вдруг обняла его крепко, надёжно, без лишних слов и пафоса, будто этот жест был единственным, что им обоим сейчас оставалось. Она уткнулась лбом ему в плечо, вцепилась пальцами в спину так, будто он мог снова исчезнуть, и она больше никогда его не увидит.

Он не отреагировал сразу. Постоял, будто не понимая, как в такой ситуации вообще нужно поступать. А потом осторожно поднял руки и заключил её в ответные объятия.

Мэй на карнизе не дышала. Она знала, что это тот момент, к которому всё шло.

На этом её полномочия заканчивались, дальше, как получится.

«Ну же, кто-нибудь скажет что-то? Или вы оба ждёте подсказок из зала?» — мысленно подначила Мэй, чуть наклонив голову. Но никто ничего не говорил. Некоторое время они не двигались, просто дышали в унисон, будто возвращались к какой-то внутренней тишине, от которой давно отвыкли.

Потом Би медленно отстранилась, но не далеко, настолько, чтобы можно было увидеть лицо Дэнни. Он тоже посмотрел на неё, прямо и немного растерянно, как будто не ожидал, что всё может быть так просто.

И тогда, как будто по команде, они наклонились друг к другу и поцеловались. Это был не страстный, не киношный поцелуй. Он был обыденный, тихий, почти домашний. Такой, который не требует репетиций и не боится быть несовершенным. Он был тем, что остаётся, когда всё остальное уже пройдено.

Мэй медленно выдохнула, губы её сами собой растянулись в улыбке.

«Вот вы и оформились, голубки. Надеюсь, хоть теперь не будете накручивать себя».

Девушка не почувствовала какой-то особенной гордости за удавшееся дело, просто смотрела, как двое бедолаг, наконец, нашли друг друга посреди старого склада и карнавального реквизита. Просто смотрела и думала: «Может, мне тоже кого-нибудь так обнять, а вдруг сработает».

За мутным стеклом, в пыльной тишине склада, те двое продолжали стоять посреди пустого пространства, под незримой тенью гигантской утки. Они не двигались резко, не говорили громко. Просто стояли, обнявшись, покачиваясь в каком-то своём, почти гипнотическом ритме, как будто тихая музыка доносилась только до них двоих.

Иногда губы Дэнни двигались, и он чуть улыбался, будто сам себе не верил. Иногда Би отвечала, и на её лице мелькала настоящая тёплая улыбка. Мэй заметила это с таким же трепетом, с каким археологи замечают древнюю надпись в пещере. Не угрюмая гримаса, не короткая саркастическая ухмылка, а именно она: редкая, беззащитная, неуловимая.

Мэй почти поперхнулась собственными мыслями.

— Что?.. — пробормотала она шёпотом прямо вслух, — Это… Би? Улыбается?

Она даже театрально зажмурилась несколько раз, и снова взглянула вниз, чтобы снова увидеть то, что видела. Потому что в предыдущей версии реальности, Би скорее бы заулыбалась хорошо отрегулированной бензопиле, чем кому-то.

— Ну ни фига себе, — выдохнула она, и всё её приподнятое настроение вдруг куда-то быстро улетучилось, — Мне бы теперь в себя прийти.

Девушка откинулась спиной к стене и почувствовала нарастающее странное тепло под рёбрами. Кто-то бы назвал это удовлетворением и радостью за кого-то, выбросом окситоцина, если бы рассуждал зануда. Но Мэй чувствовала, что сейчас происходит что-то действительно важное, что-то, что изменит и её будущую жизнь тоже. Все их с Би планы о совместном путешествии на машине вдруг стали какими-то мелкими и не важными, даже почти назойливыми. Такими же назойливыми, какой была сама Мэй, когда пыталась узнать у Грегга можно ли переехать в Брайт Харбор вместе с ними. Конечно, Грегг с Ангусом отказали, у них своя жизнь, отдельная от Мэй, и уже почти отдельная от Поссум-Спрингс. А вот Мэй отделиться от этого города уже не могла.

Мэй вдруг совершенно отчётливо увидела, что Би с Дэнни тоже уезжают, они обязательно уедут, это решённый вопрос. Если не в этом году, так в следующем. Или через пару лет. Получится ли у них что-нибудь, это дело отдельное. Ангус говорил, что часто задумывается о том, что Грегг тянет его вниз. Дэнни говорил, что Би вряд ли станет долго терпеть его тупость и неустроенность в жизни.

Но они всё равно уедут. Лори скоро закончит школу и уедет в колледж. Сэлмерс снова выйдет замуж и уедет. Джерм, скорее всего, останется, но у него огромная семья и будет много домашних дел. Компашка Коула считает её чокнутой и никогда больше не будет воспринимать всерьёз. Для местных подростков она городская сумасшедшая из пожелтевших газетных заголовков.

А она останется.

Будет шляться по городу, по тем же загаженным голубями крышам, мимо тех же вывесок, под теми же фонарями, с теми же мыслями. Растворится в Поссум-Спрингс, как чайная ложка сахара в луже. Без остатка. Без следа.

И в этот момент в её голове появилась мысль. Мысль была скользкой и ядовитой, но в ней было тепло. Нечестное, поддельное, эгоистичное тепло.

«Что, если они скоро поссорятся? А если Ангус всё-таки бросит Грегга? Если Би устанет от ограниченности Дэнни и вернётся? Если кто-то из них снова окажется здесь? Всё снова будет по-старому.»

И, в тот же миг, она ощутила отвращение к себе такой силы, что еле сдержалась, чтобы не застонать. Почувствовала, как лицо горит от такого стыда, будто её уличили в чём-то объективно омерзительном, и не кто-то посторонний, она сама. Мэй разозлилась на себя с такой яростью, что, казалось, пальцы сжались в кулаки сами собой. Нет, не будет она ждать подобного, не станет сидеть тут, как старая кошка на крыльце, и ждать, пока кто-то вернётся. Это не любовь, это не дружба. Это гниль.

— Да… Пошла ты, — выдохнула она сама себе. — Просто… Пошла ты.

Мэй снова взглянула на склад. Просто чтобы проверить, всё ли нормально. Вроде бы, без всякой причины.

Сначала всё выглядело по-прежнему. Би и Дэнни стояли почти там же, среди коробок с запчастями от Малларда, расставленных по гробнице словно канопы. Они всё еще болтали, обнявшись. Качались, как два подростка на школьном медляке, только медляк уже закончился, а они всё не отпускали друг друга. Почти трогательно.

Но, потом что-то изменилось. Движения стали чуть резче, они снова начали целоваться, но как-то поспешно. Не так, как до этого. Уже без этой неловкости и почти пуританской сдержанности. Словно что-то в них обоих решилось за эти минуты, и теперь они просто шли вперёд.

Мэй прищурилась, всё поняла, нахмурилась и начала сквозь зубы ворчать от раздражения:

— Дэнни, ну я же говорила… Ну господи, я же тебе говорила, задвижку надо было закрыть. Специально задвижку поставила, вдруг кто ввалится с лестницы. Или я, или ещё кто. Би, ну ты-то могла догадаться. Ну что ж вы…

Пара, между тем, начала двигаться к Малларду. Огромному, пыльному, как будто оскорблённому происходящим символу местного парадного величия. Бумажные гирлянды перед ним оказались удобной, если не сказать вызывающе роскошной, подстилкой. Дэнни потянул балахон Би вверх за край подола, Би столкнула с Дэнни замшевую куртку.

— Я же рассказала про ту комнату, — продолжала Мэй, теперь уже почти с отчаянием. — Под лестницей. Там дверь, специально приоткрыла. Свет не выключала! Всё продумала, всё красиво, тихо, приватно, уютно. А вы… Вы тут, перед бедной уткой, среди картона и фанеры, серьёзно?!

Мэй осталась сидеть, не двигаясь. Потому что, внезапно, оторваться от этого спектакля оказалось… Сложно. Не из вуайеризма, а, скорее, из ощущения, что она смотрит на что-то, что её не касается, но в то же время касается до глубины костей. Как будто её тоже раздевают, не буквально, а до самой сущности.

Они целовались всё глубже, руки двигались быстрее, ткань исчезла. Мэй почувствовала, как в животе что-то сжалось. Неловко, смешно, и, да, немного завидно.

Она хотела закатить глаза, хотела презрительно фыркнуть как подросток. Но сидела и смотрела. До той самой грани, когда всё происходящее перестало напоминать кино, которое показывают по ТВ после полуночи, и стало… Ну… Из того самого отдела в видеопрокате.

В этот момент что-то внутри Мэй щёлкнуло.

Она резко отвернулась, почти со злостью, как будто этим могла стереть увиденное. Почувствовала, как краснеют уши, как жар лезет в затылок.

— Всё, — сказала она себе. — Хватит. Не моё дело. Не мой вечер. Не моя жизнь.

Девушка осторожно поднялась с бетонного карниза, чувствуя, как затекли ноги. Колени чуть дрожали, пальцы рук были онемевшими, она даже не сразу поняла, что всё это время сжимала кулаки.

Шаг за шагом, она пошла вдоль края, медленно, выставляя ноги далеко вперёд и вытягивая носок. Потом, на месте соединения двух зданий, аккуратно и легко спрыгнула на следующую крышу, двускатную, более покатую. Она пошла вдоль самого конька, расставив руки в стороны, как канатоходец, которого никто не видел и не аплодировал. Равновесие держалось как-то само собой, у неё всегда хорошо получались такие вещи. Где-то внутри всё пустело и стучало.

Ветер бил в лицо, дёргал за футболку, пронзал насквозь. Мэй щурилась, вздрагивала, но не останавливалась.

— Надо бы… Где-то достать куртку, — проговорила она вслух, неуверенно усмехнувшись. Голос тут же унесло ветром.

Небо над Поссум-Спрингс было тусклым, не тёмным ещё, но уже выцветшим. Облака неслись быстро, погода стремительно портилась. Но здесь, на крыше, всё было тише, спокойней. Даже почти торжественно.

Мэй шла и думала, без гнева, без зависти, почти без боли. Просто с какой-то тянущей пустотой внутри, тяжёлой, как свинец.

Пусть у всех всё будет хорошо, — шептала она про себя. — У Би, у Дэнни, у Ангуса, у Грегга… Пусть получится. Пусть уедут, пусть спасутся. Пусть вытащат себя из этого вязкого болота. Я не против. Я даже за.

Я дух-хранитель Поссум-Спрингс. Я часть этого чердака, этих проводов, этих выщербленных труб. Кто-то должен остаться, чтобы помнить, чтобы гулять по крышам, чтобы ночью смотреть в окна и думать, что мир всё ещё держится.

Где-то совсем рядом глухо хлопнуло чердачное окно, но Мэй не обернулась. Порыв ветра в очередной настойчивой попытке собрал с крыш и водостоков весь мусор какой смог: бумажки, старые истлевшие листья, пыль. Собрал всё это в большое противное облако, бросил его прямо на Мэй, но её там уже не было. Вот она идёт по крыше, расставив руки в стороны, картинно вытягивая носочек вперёд при каждом шаге, а вот её уже нет.

Она растворилась в воздухе, как дух.