Пламя и кровь (джен)

Семь лет, разделявшие брак Рейниры и трагическую гибель её клятвенника Харвина как правило проходят незамеченными в исторических трудах. Что, в конце концов, тут говорить? Все жили спокойно и размножались. Меж тем, именно эти семь лет сделали возможным будущий Танец — сделали через комбинацию множества факторов…

Нераспутная принцесса

Здесь, пожалуй, уместно будет защитить Рейниру от часто звучащего в её адрес обвинения — в похотливости и разврате.

Несомненно, она была, что называется, полнокровной женщиной, желавшей любви — в этом признавалась она сама в одном из объяснительных писем к отцу: «Такая есть во мне мызль, что никто не был сотворен желающим любви более как я, потому как я жить не могу, только если меня кто-то любит и кому-то я желанна, и спать не могу как если в руках мущины, потому как женстчиной рожена и женская моя натура тому сподобна». Но в том же письме далее она пишет не менее важные слова: «И веруйте мне государь мой отец что я никагда и никаму не отдавала ся, только как по большой любви и по долгу моему как дракона, а разврата не чинила.»

И хотя в своей жизни принцесса, а потом самозваная королева Рейнира много лгала, здесь она была совершенно честна: найдя одного возлюбленного, она совершенно им довольствовалась и не искала наслаждений на стороне — по крайней мере, если возлюбленный был способен её удовлетворить и был жив и рядом с нею, но об этом позже. Сейчас нам важно то, что, по сути, в течение семи лет Рейнира жила со сьером Харвином Стронгом как жена с мужем — ни о каком стороннем разврате речи не было.

Более того, как подобает хорошей жене, рожала Рейнира тоже от сьера Харвина — и это было первым кирпичиком в здание будущей гражданской войны.

Strong Boys and Strong Rule

До самой своей смерти, Рейнира отрицала, что родила детей от сьера Харвина, и она могла себе это позволить. Все трое старших сыновей были крупного телосложения — но это свойственно Баратеонам; у них были кудрявые волосы — но и это для Баратеонов характерно; что же до каштанового цвета волос и карих глаз, здесь многие вспоминали лорда Родрика Аррена, отца несчастной Эйммы.

И всё же, взятые вместе, черты сыновей несомненно указывали на их отца.

Что же до него, то один из историков замечает: «Если Рейнире было угодно рожать бастардов, она могла их рожать — но, выбрав именно сьера Харвина Стронга им в отцы, она прокляла и себя, и детей». Не потому, продолжает он далее, что внешность сьера Харвина была столь уж заметна — он, в конце концов, не был летнийцем. Нет, дело в том, что сьер Харвин имел определённую репутацию — а главное, определённую репутацию имел его отец, лорд Лионель Стронг, заменивший Отто Хайтауэра на посту десницы.

Период его правления вошёл в историю как Strong Rule и стал одним из наиболее тяжёлых равно для простонародья и лордов, в особенности некрупных и не слишком богатых. Изыскивая средства для удовлетворения всё более экстравагантных запросов своего короля, — которому лорд Лионель, в отличие от Отто, отказывать не смел, опасаясь опалы, — десница облагал население всё большими податями, так что к зиме 116 года у многих просто не осталось пищи.

Сохранилось письмо правящей леди Лоры Смоллвуд к лорду Гроверу Талли, описывающее положение в её владениях.

Ни у меня, ни у моих крестьян нет зерна, потому что его пришлось продать, чтобы выплатить очередной внеочередной налог, так как налоги наш лорд Стронг взимает золотом. Наши амбары пусты, потому что на нас легла обязанность обеспечить государевы пиры во время Тура по Приречью. Наши сундуки тоже пусты, потому что внеочередной налог оставил нам едва-едва средств на то, чтобы купить услуги ворона, доставившего это письмо. И я даже не могу продать мои драгоценности, мой лорд, потому что все они проданы ещё два года назад, когда Его Величество изволил устроить турнир в честь рождения четвёртого ребёнка королевы Алисенты, да благословят её боги. А меж тем, слышно, в Харренхолле отстроили три разрушенные башни, и даже бастарда лорда Лионеля ходит в платьях лучше, чем мои законные дочери.

Неизвестно, на что надеялась бедная леди Лора, но она была не одинока в своих несчастьях — и в своём гневе. Лорд Лайстер также пишет сюзерену о том, что он остался без припасов на зиму; лорд Уод, вассал Стронгов, пишет длинную и оставленную без ответа жалобу королю, указывая, что его сюзерен богатеет, отнимая деньги у тех, кто и без того нищ. Схожие письма мы находим по всему Вестеросу, кроме Севера — даже в Просторе, традиционно сытом и богатом.

Strong Man

А тем временем, столице было, что сказать о самом сьере Харвине Стронге.

Старший сын лорда Лионеля, он был формальным наследником его обширных владений, но не получил подобающего воспитания и образования — в пору его детства Харренхолл был довольно беден. Впрочем, в отличие от принца Деймона, он умел не только читать, но и писать, и даже знал наизусть часослов. Не то, чтобы принц Деймон интересовался последним, занятый созданием собственной неовалирийской религии, конечно.

Чем сильнее становилась его семья, тем больше он от неё отдалялся, чувствуя, насколько не подходит их новому образу. Уже его младший брат, Ларис, был настоящим лордом, искусным в делах правления, обученным риторике и другим свободным искусствам — и это не говоря об отце, лорде Лионеле, который хоть и был немногим образованнее сына, отлично вписался в придворные круги и пользовался общим уважением как десница.

До того, как его по сути продали принцессе Рейнире в наложники, сьер Харвин был золотым плащом и отметился среди них буйным нравом, склонностью к дракам и заносчивостью. Он был участником знаменитых чисток, когда принц Деймон и его банда врывались в дома, пивные и блудилища, вытаскивали на улицы случайных людей и жестоко с ними расправлялись под лозунгом наведения порядка в столице. Участвовал он и в убийстве св. Астианакта, и говорили, что сам принц Деймон был восхищён его жестокостью.

Служба в Золотых Плащах принесла ему прозвище "Костолом" и страх и ненависть простого люда.

Не был он и особенно верным поклонником принцессы. Даже после принесения клятв, он продолжал навещать известные заведения, хотя, опасаясь гнева Рейниры, не заводил себе постоянной любовницы. Покупал он как правило женщин в теле, считая, что только такие способны выдержать всю мощь его страсти, и кто-то слышал, как он спьяну говорил, как противны ему валирийские доски.

Походы по блудилищам Рейнира находила даже привлекательным, тем более, что письма её дяди часто упоминали о том, что по-настоящему сильный и достойный мужчина сеет своё семя, где хочет, не довольствуясь одной женщиной, ибо ни одна женщина не в состоянии вместить всё его величие — а значит, сьер Харвин был силён и достоин.

Однако случайно брошенное оскорбление едва не стоило сьеру Харвину милости принцессы и самой жизни: он был бит по щекам и принуждён повторить свои клятвы в присутствие крайне недовольной Сиракс, что и сделал — и долго после того дня его не видели в любимых заведениях, зато частенько лицезрели в питейных.

Единственное, в чём сьер Харвин бесспорно преуспел — это турнирные бои. На поле ему не было равных: рост и физическая сила позволяли ему легко сшибать с ног любого бойца, а джоста тогда ещё не вошла в моду. Однако народ любит такого чемпиона, который с ним ласков, весел и предан своей даме — а сьер Харвин считал ниже своего достоинства, как он говорил, «вымаливать благосклонность черни», часто бывал хмур и не мог порадовать толпу демонстрацией глубокой любви к даме сердца.

Крутой нрав его часто бывал причиной его бедствий, и в конечном итоге он был изгнан из столицы за безобразную драку с королевскими гвардейцами, один из которых сказал что-то, что могло быть истолковано как указание на истинное происхождение принца Джекейриса.

Законный муж

Портило ситуацию и то, что никто не мог сказать дурного о сьере Лейноре, кроме того, что тот был слишком близок со своим клятвенником сьером Джоффри и слишком любил сладкое вино — чем дольше длился его брак, тем сильнее.

Летний Лорд был хорош собой; когда он выходил на турниры, он обычно побеждал, поскольку был не менее силён и крепок, чем сьер Харвин. Проигрывая, он не обижался и часто первый смеялся над своими неудачами. Более того, он умилял народ тем, что неизменно посвящал свои победы матери, леди Рейнис, и всегда носил на шлеме знак её благосклонности — чёрно-золотую ленту Баратеонов.

Его дракон, Морской Дым, был подстать своему хозяину. На Дрифтмарке, где этот могучий зверь обитал, он даже позволял детишкам играть в тени своих крыльев и трогать себя за когти, и охотно показывал в воздухе трюки и фокусы; лорд Лейнор утверждал, что Морской Дым вообще очень любит красоваться и получать внимание зрителей.

Для Рейниры всё это было признаками слабого, недостойного мужчины — но для народа сьер Лейнор был Летним Лордом, который однажды взойдёт на престол, прогонит жестокого лорда Лионеля и всё исправит. Мало кто из простого народа мог осмыслить, что именно Рейнира обладает правами на престол; сьер Лейнор был им милее, его дед — памятен, как добрый и славный человек, а потому Рейнире в этой картине не было места, иначе чем у позорного столба.

Но так считало не только дикое простонародье в столице и Штормах, где хорошо знали сьера Лейнора. К лорду Корлису вполне открыто обращались с брачными предложениями для его сына его собратья, причём весьма значительные. Разговоры велись о браке с Лелией Ланнистер, младшей сестрой позже знаменитых Джейсона и Тиланда, с одной из дочерей Борроса Баратеона и даже с Эгеей Хайтауэр — тем более, что король Визерис как раз тяжело заболел и говорили о скорой смене власти.

Все они исходили из того, что происхождение бастардов будет оспорено лордом Корлисом, а тогда встанет вопрос пригодности принцессы Рейниры к трону; вызов ей могли бы бросить Хайтауэры, но они склонялись к тому, чтобы просто навязать сьеру Лейнору свою невесту, если не вышло с Визерисом, благо, женщин в клане хватало; мог бы бросить принц Деймон, но против него оказались бы все семь королевств.

И Лорд Корлис всерьёз рассматривал эти предложения. Если перед браком с Рейнирой он для себя лично проверил способность своего сына к произведению детей, заставив его сделать ребёнка известной своим лёгким нравом Марильде Мышке, то в 115 году он повторил эксперимент уже ради лордов Ланнистера и Баратеона. Марильда произвела на свет весьма похожего на сьера Лейнора ребёнка, названного Алином; все были довольны и переговоры продолжились.

Однако Визерис выздоровел, а убивать Рейниру пока казалось слишком безрассудным, и

переговоры зашли в тупик.

Дети Марильды, однако, были признаны отцом и часто появлялись с ним вместе — составляя любопытный контраст с детьми Рейниры. Та была достаточно умна, чтобы это заметить, и пожаловалась отцу на оскорбление её женской гордости, после чего Аддам и Алин, как назвали мальчиков, были изгнаны обратно на Дрифтмарк с запретом появляться где-либо, где живёт, отдыхает или останавливается леди Рейнира и её семья.

Нельзя не заметить, что это произвело полностью противоположный эффект, и что пока Марильде не пришлось скрываться вместе с детьми сначала от ярости сьера Харвина, а затем от возжаждавшего отомстить за племянницу принца Деймона, многие навещали её с богатыми подарками просто ради того, чтобы поглядеть на её детей и убедиться, что они в самом деле ничуть не похожи на сыновей Рейниры.

Принц-вдовец

В ту же пору, когда лорд Корлис планировал посадить сына на трон, отменить его брак и устроить более подходящий, принц Деймон пожелал вернуться на Родину, пользуясь для этого своими правами вдовца леди Реи Ройс.

Тогда как раз на Соколиный Трон — как по-прежнему гордо назывался титул лордов Долины — взошла леди Джейн Аррен, о которой мы расскажем подробно позже, но чей несгибаемый характер и строгий нрав сыграли свою роль в этой истории.

Её ответ принцу достаточно известен, чтобы попасть в учебники истории: «Права вдовца зависят от поведения мужа». Леди Аррен вообще была склонна выражаться чётко и афористично, и в Долине до сих пор бытует несколько сборников её высказываний — как говорили, вошло в них далеко не всё, поскольку леди Джейн выросла среди мужчин и часто выражалась соответственно.

Смысл её высказывания был однозначен: при жизни леди Реи принц Деймон ею пренебрегал, в Долине не провёл даже месяца — и после её смерти ему тем более там не место.

Принц Деймон угрожал Караксесом и Вхагар, однако леди Джейн пригласила к себе принцессу Рейниру и леди Рейнис (с их драконами, разумеется), и из угроз ничего не вышло, кроме того, что королю Визерису пришлось продлить срок изгнания.

Однако всё заканчивается; подошёл к концу и этот срок. Принц Деймон вернулся из Пентоса изрядно разбогатевшим, с хорошими связями среди тамошней знати и видных людей Браавоса — и с беременной женой. Леди Лейна была счастлива оказаться дома, и много рассказывала родителям о своей жизни в Эссосе, о новой религии, в которой она нашла для себя так много смысла, о своём чудесном муже…

…одним словом, прошение о разводе и отлучении принца Деймона от общины верных полетело в Старомест почти в тот же день. Если брак своего сына лорд Корлис был вынужден терпеть, то брак своей дочери он, как ему казалось, мог разрушить легко и без труда — а затем оставалось только позаботиться о её детях и найти леди Лейне нового, на сей раз достойного, мужа.

Однако судьба того не желала.

Леди Лейна, вопреки воле родителей — которые ничего не могли сказать против Вхагар — покинула Дрифтмарк и переселилась на Драконий Камень, веря, что это святое место язычников поможет ей благополучно разрешиться от бремени. Принц Деймон обитал в основном в столице, но часто навещал жену, как и принцесса Рейнира, вовсе переселившаяся на соседний остров в последние месяцы беременности леди Лейны.

Вместе они проводили время, гуляя в саду древнего замка, играя в карты и просто беседуя; принцесса Рейнира, сама не так давно перенесшая тяжёлую третью беременность, живо сочувствовала кузине и стремилась как-то скрасить её дни. Вместе с ними часто видели леди Миз, верную спутницу принца Деймона.

Никто не знает, что произошло поздним вечером двадцать седьмого числа третьего месяца 120 года — известно только, что роды леди Лейны пошли сильно не так и в результате она умерла.

Одни говорили, что принц велел вскрыть ей живот и вырезать оттуда младенца для своего ритуала; другие — что леди Лейна отчаялась получить любовь мужа и велела Вхагар себя сжечь; третьи — что это просто были очень тяжелые роды, убившие мать, как это случается.

В любом случае, леди Лейна была мертва, принц Деймон был холост — и по странному совпадению, уже 5 апреля того же года пожар в Харренхолле унёс жизни лорда Лионеля и сьера Харвина.