А может, все было не так (гет)

Замка больше не было видно, и Рохля заметно приободрился. К тому же вдалеке уже сияли огни той самой деревеньки, в которую он направлялся. Надо бы, конечно, расспросить девочку, кто она и откуда, но он уже запыхался, да и ветер все норовил зашвырнуть в рот пригоршню снега. Но для себя он уже решил, что позаботится о девочке.

Лихорадочно вспоминал: есть ли в его коробе детские игрушки? Обидно, но, кажется, нет. Хотя — вроде валялся на самом дне коряво сшитый тряпичный медвежонок? Не бог весть какой подарок, но вряд ли маленькой спасительнице нужны принадлежности для конюхов и доярок...

Деревенька становилась все ближе.

* * *

Белль притихла. Тенью скользила по замку. Старалась не сталкиваться с хозяином. Порой плакала украдкой.

Румпельштильцхен тоже вел себя как затворник. Дни и ночи напролет жужжала прялка. Золото струилось рекой, мерцала магическая нить, но не радовала, не приносила успокоения, лишь мучила.

Хоть бери да вешайся на сплетенной из золота веревке. Жаль, без толку. Только пауков смешить.

«Так и знал, что надо было раньше вышвырнуть ее отсюда», — думал он, кусая губы, но в груди что-то больно сжималось. Выгнать ее — так просто, вот только казалось, что после этого он потеряет часть самого себя, какую-то очень важную часть.

Какая глупость. Несусветная глупость и мягкотелость. Разве не этому он сам всегда учил? Любовь — это слабость...

Так, кто вообще говорит о какой-то там любви?

Он встал размять затекшие ноги. С досадой посмотрел на стопку книг, забытых ею еще до того дождливого вечера. Взял верхнюю.

— Отнесу ей. Просто отнесу, и все. Это как жест примирения. В конце концов, забудем обо всем, и все вернется на свои места. Я же должен ценить свою прислугу?

* * *

Раздался стук в дверь. Белль вскочила от неожиданности.

— Могу я войти? — заглянул Румпельштильцхен. — Я пытался быть учтивым. — Он повел плечами.

— Да... да, конечно, — закивала она. — Конечно можешь, это же твои владения.

Он улыбнулся. Протянул ей книгу.

— Я подумал, ты приглядела это для чтения.

— Благодарю. — Она кивнула. — Я просто... не хотела тебя беспокоить.

Он театрально взмахнул рукой.

— Пустяки! Мне не жаль для тебя такой мелочи.

Белль улыбнулась.

Повисло неловкое молчание.

— Мне... мне пора вытирать пыль в гостиной. — Белль опустила голову, подхватила подол платья.

— В такой поздний час? — хмыкнул Румпельштильцхен.

— Да, я... Я просто не хочу оставаться с тобой наедине, — выпалила она, словно шагнула с края обрыва. — А просить тебя уйти я не имею права...

Улыбка застыла на его лице жуткой прорезью.

— Почему?

Она села на край кровати.

— Ты ушел тогда так внезапно. Я не знала, что и думать. А теперь приходишь, как ни в чем не бывало. Почему? — Она подняла лицо, залитое слезами. — Я же видела тогда, как ты...

— Хотел тебя? — перебил жестко. Она вздрогнула.

— Да...

— Надеюсь, ты не вообразила себе, что я тебя люблю? — Хищный блеск в кровавых глазах, улыбка — оскал. Он весь напрягся, как перед броском.

Она вдруг стиснула губы. Вскочила резко, выпрямилась. Куда девалась ее робость?

— Нет! Не вообразила! Я точно знаю, что ты любишь! Иначе, — повела рукой неопределенно, — иначе ничего этого не было бы! — И она толкнула его, оторопевшего, обоими руками в грудь. — И я... Я тоже...

— Что?

Их лица совсем близко, губы совсем близко.

— Тоже люблю тебя...

Страшно. Очень страшно, и явно произошло что-то непоправимое. Белль схватила его руку и приникла к ней губами.

«Нельзя получить все и сразу», — мучительно вспыхнуло в голове, но он уже привлек ее к себе, зарылся в волосы. Осторожно, как будто боясь обжечься, коснулся губами белой нежной шеи, сорвав короткий стон.

Ничего не произошло.

— Белль... Прости меня, — прошептал ей на ухо, и она рассеянно улыбнулась. Вспомнив сладость ее губ, едва не зарычал, рванул на себя ворот платья и тут же замер: вдруг снова напугал? Но в ответ она решительно потянула на себя шнурок рубахи.

— Что ты делаешь? — Он поглядел ей в лицо. Она лукаво улыбнулась.

— А на что похоже?

Снова распустила шнурок. Поцеловала ямку между ключицами, и он едва не застонал, ощутив ее мягкий влажный язычок.

А, к чему сдерживаться. И перед кем? Хорошо, что кровать так близко!

Подхватить девчонку под бедра, бросить на постель. Заставить платье исчезнуть — как удобно! Целовать все ее тело — кроме губ. Чуть прикусывать соски, заставляя выгибаться и вскрикивать.

Это слишком сладко. Слишком упоительно.

Волшебно.

Ее взгляд просит, умоляет.

— Румпель... Я хочу...

От звуков ее голоса в голове шумит, как от крепчайшего вина.

Когда под общий стон они становятся единым целым, им обоим уже все равно, что будет дальше.

* * *

Дальше.

Пока что ее голова покоится на его плече. Ее ровное сонное дыхание греет кожу на груди — серую кожу чудовища. Чуда не произошло, и это и к лучшему. Магия — это сила. Она нужна, чтобы защитить тех, кто дорог. Жаль, что не все они это понимают.

Белль вздохнула и сонно завозилась. Поцеловала его в плечо, не открывая глаз, и его сердце затопила нежность.

— Я люблю тебя, — прошептал он ей в макушку. — Люблю... люблю...

Говорить это было так легко и сладко.

Она улыбнулась.